Текст книги "Я жду тебя"

Автор книги: Рангея Рагхав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

10

Когда я вернулся в табор, там царило веселье, люди пели и танцевали. Пьяный Курри раскачивался в такт музыке и кричал Каджри:

– Пошла прочь! Не смей больше приходить ко мне! Теперь Голи моя. А ты мне никто! – И прижимал к себе пьяную натни.

– Но Голи кривая на один глаз, – рассмеялась Каджри.

– Ну и пусть. А наша с тобой семейная жизнь кончилась, и все тут! Голи любит вино, она хорошая, а ты дура.

Но Каджри только весело смеялась.

– Послушай, женщина, – спросил кто-то, – муж прогоняет тебя, а тебе весело?

– Чего ж мне плакать, наконец я освободилась от этой противной обезьяны.

– Тварь! Сама ты обезьяна! – завопил Курри.

Каджри опять расхохоталась.

– Что ж ты теперь будешь делать, Каджри? – интересовались женщины.

– Я возьму себе такого мужа, о котором вы и мечтать не смеете.

– Кого же?

– Сукхрама!

– Вот это да! – восхищенно произнес кто-то.

Все окружили меня, стали поздравлять, только Курри не унимался.

– Он же глупый упрямый осел, ее Сукхрам. И она ослиха! Пусть женятся! Играем две свадьбы, я женюсь на Голи!

…Женщины пели свадебную песню. Пришел старый священник-нат и обвенчал нас. В воздухе пахло вареным мясом, нам готовили угощение. Танцы возобновились с новой силой, вино разливалось по кувшинам и кружкам. В таборе царило веселье.

Приближалась ночь. Каджри перебралась в мой шатер. А я все думал и никак не мог понять, что произошло. Теперь Каджри моя жена. По случаю свадьбы Каджри достала из сундука шелковую кофту, которая ей очень шла, и выглядела теперь настоящей красавицей. Масло в светильнике вскоре выгорело, и в шатре стало темно.

– О чем ты думаешь, Сукхрам?

– О Пьяри.

– О ней? – вспыхнула Каджри. – Зачем же ты взял меня в жены?

– Как зачем? Ты ведь любишь меня?

– Но я совсем не люблю Пьяри.

– А она тебя любит.

– Рассказывай, – недоверчиво протянула Каджри.

– Я не вру.

– Что же она обо мне говорила? – все еще сомневаясь, спросила Каджри.

– Она сказала, чтобы я взял тебя в жены.

– Это она хорошо придумала. А сама она там останется?

– Нет, она вернется.

Это известие как громом поразило Каджри.

– Куда? – неуверенно спросила она.

– Сюда.

Каджри расплакалась.

– Что ты плачешь? Пьяри готова стать твоей рабыней.

Я подсел к Каджри и обнял ее. Она вытерла слезы концом юбки и сказала:

– Этого не будет.

– Это ты так решила?

– Да. Она хитрая. Это она неспроста придумала.

– Почему ты так думаешь?

– Почему да почему, сам, что ли, не понимаешь?

– Нет. Растолкуй, раз ты такая умная.

– Она поняла, что ты меня любишь, потому и готова на все, только бы ты ее не бросил. Она прикинется доброй и снова начнет тебя опутывать. Меня она постарается очернить, и ты ей поверишь. Она станет сживать меня со свету, поедом есть. Ты – слабовольный человек. Скоро ты начнешь бить меня по ее наущению.

– Зачем ты так говоришь, неужели не веришь в мою любовь? – И я сжал Каджри в объятиях.

– Сукхрам! Говорят, будто люди не знают счастья, особенно бедняки. Это ложь, Сукхрам. Просто женщины никогда не знают покоя, потому что одна норовит погубить другую. Отсюда все беды.

– Ты сумасшедшая, Каджри.

За пологом сердито заворчала Бхура, но потом все стихло.

– Сегодня мы стали как одно целое, Сукхрам.

– Пьяри хорошая женщина, Каджри. Она меня любит. Ее заразил дурной болезнью полицейский, но она уберегла меня от этой болезни, не подпускала к себе.

– Теперь я поняла, почему она согласилась стать даже моей рабыней! – громко рассмеялась Каджри. – Откажись она, и ты бы ее бросил, правда?

– Я вылечу ее, Каджри. Я умею лечить болезни.

– Ей только этого и надо.

Слова Каджри снова повергли меня в сомнение. А она схватила меня за волосы, свесившиеся на лоб, и твердила:

– Теперь понял? Понял или нет? Глупый! Только женщина может понять хитрости женщины. Тебе и невдомек!

Сукхрам продолжал свой рассказ:

– Слова Каджри подняли во мне бурю. Я вспоминал глаза Пьяри и задумывался над тем, что сказала Каджри. Странные противоречивые чувства обуревали меня. Я осторожно спросил у Каджри:

– Пойдешь завтра со мной?

– Куда это?

– К Пьяри.

– Это еще зачем?

– Она хочет тебя видеть.

– Что ей надо?

– Она сказала, что та, которая дала мне счастье в то время, когда она не могла этого сделать, должна быть очень хорошим человеком, поэтому она хочет тебя видеть.

– Коварная змея! Хочет видеть, кто из нас лучше, я или она. Что ты ей ответил?

– Сказал, что приведу.

– Приведу!!! – изумленно воскликнула Каджри. – А я пойду?

– Почему бы тебе не пойти?

– А почему бы ей самой не прийти? Ведь это она хочет меня видеть! Жаждущий сам идет к колодцу.

Каджри рассуждала правильно, но я был связан обещанием.

– Ты, может, боишься, что унизишь себя, если пойдешь? – насмешливо спросил я.

– Чего мне бояться, я сроду не была трусихой. Но я не корчу из себя знатную госпожу. Она требует, чтобы я пришла! Подумаешь, мол, жена ната! Невелика фигура, может прийти! А не захочет, так нат приведет. Пьяри теперь – любовница полицейского! Как же ей снизойти до нас!

– Хватит болтать, ты сама не знаешь, что мелешь!

– Я о другом думаю, Сукхрам. Ты снова подчинился ее власти, разве не правда? Она тебе снова хозяйка, а ты слуга? Но только я – натни. Какой бы я ни была, ничьей слугой не стану. Меня можно только силой заставить сделать то, чего я не хочу.

– Пойми, Каджри! Меня заставила согласиться любовь.

– Ах, вот как! – вскипела Каджри. – Ты любишь ее! Потому-то и заставляешь меня плясать под ее дудку? Хорошей же она будет мне служанкой! – Каджри ядовито усмехнулась.

Что я мог ответить? Меня охватила ярость.

– Ничего не хочу больше слушать! – закричал я и схватил ее за руку. – Ты пойдешь?

– Нет.

– Отказываешься подчиняться? Пойдешь?!

– Нет, тысячу раз нет! Я стала твоей женой, я сама выбрала тебя. Прикажи, и я уморю себя голодом. Буду растирать тебе ноги, когда уснешь. Босиком пойду по колючим шипам, протяну руку в огонь… Но ты не требуешь от меня этого. Ты хочешь, чтобы я любила тебя, а сам отдаешь свое сердце другой. Ты требуешь, чтобы я полюбила свою соперницу, а я вот не могу!

Я с силой ударил ее, но она не смирилась, как Пьяри. Потирая ушибленное место, она только вскинула голову.

– Бей, это твое право. Бьешь – значит, любишь. Любишь! Иначе с чего бы тебе приходить в ярость, если я ослушалась тебя? Ты ведь не стал бы злиться на дерево за то, что оно не хочет перед тобою гнуться? Не станешь его колотить? Любишь, любишь! Ну, ударь еще раз! А только твои кулаки не выбьют из меня всю злость и ревность. Избей до полусмерти, разрежь на куски, брось коршунам и воронам. Я не скажу ни слова, все стерплю. Но когда прикажешь пойти к ней, встану на дыбы, ни за что не соглашусь. У нас с тобой одна жизнь, одна дорога, одна судьба. Кто такая эта безродная распутница, чтобы вставать между нами? Не стану ее терпеть! Ты мой муж, тебе я отдала свое сердце. Вырви его из моей груди, и я не промолвлю ни слова. Тот день, когда ты разлюбишь меня, будет для меня последним… Но ты не заставишь меня любить ее. Запомни, я скорей соглашусь лизать лапы твоей собаки…

– Каджри! Зачем ты пришла ко мне?! – застонал я. – Я жил один и был счастлив. Но вот пришла ты. Пришла и покорила меня своей преданностью и любовью. А теперь ты не хочешь покинуть меня, и Пьяри не хочет меня забыть. Что мне делать?

– Что хочешь. Но запомни, ты связан с Пьяри той же веревкой, что и со мной. Может, ты хочешь, чтобы ушла я? – С этими словами Каджри поднялась и направилась к выходу.

– Постой! – Я схватил ее за руку. – Неужели и у тебя каменное сердце? Что же мне, руки на себя наложить?

Каджри села рядом и нежно обняла меня.

– Ты думаешь, я побоюсь сделать то же самое? Идем, идем вместе. Обнявшись. Поднимемся на высокую гору и бросимся вниз. И тогда никто не сможет разлучить нас.

И в новом рождении я буду с тобой. Так будет всегда, сколько бы мы ни появлялись на свет!

У меня голова пошла кругом от всех этих слов. И неожиданно я вспомнил – крепость! Я – ее владелец! Я – тхакур!

– Женщина! – надменно проговорил я. – Ты принадлежишь мне, ты – башмак с моей ноги. Каджри и Пьяри – обе мои женщины. Как хочет Каджри, так не будет. Пьяри останется со мной. Я приведу ее в дом, как только вылечу. Поняла? Обе упрямицы останутся со мной. Мы уйдем от натов. Я заберу вас в другие края. И не позволю вам ссориться. Как я прикажу, так и будет.

– А дальше что? – неуверенно спросила Каджри.

Она ничего не поняла.

– Если ты хоть немного любишь меня, Каджри, то пойдешь со мной к Пьяри. Она больна, но меня она спасла от болезни. Она вовсе не плохая. Пойми это. У тебя ноги не отсохнут, или ты боишься, что с ног осыплется краска? Я прикажу Пьяри втереть новую [32]32
  Индийские женщины красят ладони рук и ступни ног специальной краской. По индийским понятиям, нет ничего унизительнее, чем заставить старшую жену втирать краску в ноги младшей.


[Закрыть]. Ну, пойдешь?

Каджри ответила не сразу. Сначала она спросила:

– Она согласится на это? Неужели она так покорна?

– Согласится. А заупрямится – я завтра же брошу ее!

– Тогда пойду, – решительно кивнула головой Каджри. – Если она подчиняется тебе с первого слова, то я сделаю, как ты велишь, даже с полслова. Приказывай! Но не обращайся со мной, как с женщиной из большого дома, я не стану кривить душой. Я свободна и отдаю свое сердце, кому хочу. Я – натни. Настоящая натни! Дочь и внучка натни!

Я заключил ее в свои объятия. Никогда не казалась она мне такой прекрасной.

– Слушай, Каджри, есть еще одно дело.

– Какое?

– У Пьяри дорогие наряды, она моется с мылом. Втирает жасминное масло. Носит золотые украшения. Аты что наденешь? Может, тебе станет неловко в ее присутствии?

– Мне? Никогда! Что она могла заработать, то и я смогу! Просто ее покупатель пришел раньше. Вот если бы все, что на ней, купил ты, забыв обо мне, тогда я на твоих глазах вонзила бы кинжал ей в грудь и напилась ее крови!

– Ведьма! – закричал я, испугавшись.

Но мы оба расхохотались. Каджри спросила, видел ли я живую ведьму. Однажды она слышала, как смеялась женщина, сидя верхом на джаракхе [33]33
  Джар акх– мифическое существо, на котором летают ведьмы, демоны и пр.


[Закрыть]. Каджри сразу поняла, что это джаракх. Но в их доме остановился святой отшельник-аскет, и поэтому все обошлось.

Она еще долго рассказывала про всякие чудеса, пока сон не сморил ее.

Каджри крепко спала, а я лежал рядом с ней и думал, думал.

11

Сукхрам продолжал свой рассказ:

– …Утром меня разбудила Каджри. Солнце уже начинало припекать.

Я сходил на озеро, искупался, а потом, обвязавшись полотенцем, вернулся к шатру. Я повесил сушить дхоти, а сам уселся на траву и закурил.

Ко мне подошла старая Рамо. У нее уже давно болел внук.

– Ну, как твой больной? – спросил я старуху.

– Ему не выжить, у него ветряная оспа и малярия. Всю ночь я жгла огонь, но он все равно бредит.

– Лекарю его показывала?

– Водила. Он дал лекарство, не помогло. Вчера был саяна-колдун, читал заклинания, оставил амулет. Я надела его на мальчика.

– Я же говорила ей, – из соседнего шатра показалась Рупо, – натри ребенка пеплом из костра того святого, что сидит под деревом кхирни. Она не слушает.

– Я ходила туда.

– Ну и что?

– Святой не допустил к себе, стал бросать в меня камнями.

– Неправда, он дал тебе целую горсть пепла, – продолжала Рупо, и ее лицо с глубоко запавшими глазами слегка оживилось. – Он постиг все тайны и просто испытывал тебя, а ты не выдержала испытания. Я ж тебе говорила, возьми только одну щепотку – и болезнь как рукой снимет.

– Эй, Сукхрам! – позвал меня старый Панчу, закуривая хукку. – Ты ведь тоже умеешь лечить.

– Я не умею лечить от всех болезней. Я знаю, как лечить волдыри и нарывы, ссадины и раны, немного – дурные болезни. Но разве от всего можно вылечить? Судьба – все мы от нее зависим.

– Уж больно мальчишка хорош, – вздохнул старый Панчу. Он сделал несколько глубоких затяжек, закашлялся и, отдышавшись, спросил: – Мать-то мальчонки где?

– Она, бедняга, три дня и три ночи не спала, – сокрушенно закачала головой Рупо, – а вчера не выдержала и сказала: пусть помрет несчастный, нет больше ее сил. Другого, мол, рожу. Что ж, ей самой умирать из-за него?

– Это она сгоряча такого наговорила, – в голосе Панчу слышалось недоверие. – Вчера я сам видел, как она зажгла светильник на могиле святого. Где она сейчас?

– Спит с каким-нибудь мужиком, – сердито проворчала Рамо. – Потаскуха, даже теперь угомониться не может. Вон она тащится.

Мать мальчика, невестка Рамо, шла к нам неверной, усталой походкой. Четыре бессонные ночи сломили ее. Казалось, она вот-вот заснет на ходу. Подойдя к нам, она протянула Рамо монету в восемь ан и горестно вздохнула:

– Вот только и смогла заработать. Где его отец?

– Кто ж его знает, где-нибудь в карты играет.

– Найдется что-нибудь поесть?

– Сама голодная хожу, – проворчала старуха. – А тебя что ж не покормили? Где ночь-то болталась?

– Молилась на могиле святого, потом вот пошла, медяк заработала – и снова на могилу.

– Так и ляжешь голодной? – всплеснула руками старуха. – В горшке осталось немного гороху. Поешь. У меня нет зубов, мне его не разжевать. На сына-то пойди взгляни.

– Да ну его! Уж лучше бы умер, – в отчаянии ответила та и заплакала, медленно опустилась на землю и тут же уснула.

Я постоял немного, потом вернулся в шатер.

Каджри уже выкупалась. Она сидела чистая, с подведенными сажей глазами и считала деньги. Она украсила волосы красивым деревянным гребнем.

– Двадцать ан, – показала она мне. – Что с ними делать?

– Дай мне.

– Тебе? Нет, не дам. Лучше на дело потрачу.

– Как это?

– Куплю себе кофту.

– Кофту?

– Да, нарядную, красивую.

– Зачем тебе?

– А разве я не пойду с тобой?

– К Пьяри?

Она улыбнулась и кивнула головой.

– Не понимаю, зачем еще наряжаться.

– Ты же сам сказал ночью. – Она гордо улыбнулась. – Вот будет здорово! Пусть твою Пьяри полицейский наряжал, а когда я приду в новой кофте, она подумает, что это твой подарок. Ну и разозлится же она! Можно, я скажу почтенной госпоже, что я, мол, не велела тебе покупать, это ты сам?

Я смотрел на нее во все глаза.

– Ты что же, идешь с ней ссориться?

– Нет, просто встретиться.

– И поссориться?

– Ладно, зачем тебе деньги?

– Теперь уж не надо, – бросил я.

– Почему?

– У тебя всего двадцать ан, а ты хочешь купить кофту. Тебе самой не хватит.

– Если повезет, будет еще пять рупий. Твоя Пьяри не может подождать дня три?

– Она ждет нас сегодня. Что ж, скажу ей, что Каджри хочет сперва принарядиться.

– У тебя что, язык отсохнет, если соврешь разочек ради меня?

– А что ж сказать – что ты заболела?

– Это она заболела. А мне с чего хворать? Меня господь пока миловал!

– Да что же я тогда скажу?

– Ты скажи… Скажи так: «Пьяри, Каджри шла к тебе, чтобы ты втерла краску в ее ноги, но по дороге раздумала… Дня через три-четыре снова попытаюсь уговорить…»

– Каджри!

– Ну, ну, я пошутила, – согласилась Каджри. – Ну, скажи, что я занозила ногу. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Зачем тебе деньги?

– Отстань же наконец!

– Заклинаю тебя! Возьми все, только не отмахивайся так от меня.

– Я принесу тебе новую кофту, Каджри. А сейчас дай мне рупию.

– На. – И она положила мне на ладонь шестнадцать ан.

Я с нежностью посмотрел на нее. Каджри зарделась.

– У Рамо тяжело болен внук, – сказал я. – Матери и бабке нечего есть. Они купят еду и принесут ребенку лекарство.

К моему удивлению, Каджри вдруг припала к моим ногам.

– Какого мужчину я получила! Сама судьба послала мне его. Пьяри ушла от тебя, но не смогла тебя забыть. Теперь я знаю, почему. Ты настоящий, у тебя доброе, мягкое сердце, Сукхрам. Люди из-за пайсы готовы перегрызть друг другу глотку, но ты не похож на них. Ты удивительный человек, Сукхрам!

Я поднял Каджри и ласково погладил ее по голове.

– Каджри! Наш мир жесток! Я давно уже понял, что самые тяжелые страдания выпадают на долю бедняков. Я ведь знаю, почему тебе пришлось торговать собой.

– Иначе не прожить! Я привыкла к этому с детства. Но теперь мне хочется, чтобы кто-нибудь полюбил меня и назвал своей.

– Оставайся дома, Каджри. Я схожу в деревню на ярмарку и сегодня же принесу тебе все. Одна-две партии в карты, и я выиграю тебе ткань с каймой, шитой золотом. Зачем тебе страдать, если у тебя есть муж? Я приду и сам разодену тебя, а потом пойдем к Пьяри.

– Нет, нет, Сукхрам! Я тоже пойду на ярмарку. Я буду петь и плясать. Что заработаю, то заработаю. А торговать собой не буду.

Я сжал ее в объятиях. На глазах Каджри заблестели слезы.

– Настоящий мужчина, Курри не был таким. Почему ты такой хороший, Сукхрам? Я не встречала таких карнатов [34]34
  Карнаты– подкаста натов; считаются еще более «низкими», чем наты.


[Закрыть], как ты.

– Карнатов! – закричал я. – Я чужой им!

– Разве ты не из нашего племени? – удивилась Каджри.

– Нет! Моя мать была натни, но отец мой – тхакур.

– Только-то, – засмеялась Каджри. – Сколько таких детей рождалось у наших женщин! Но ты нат, раз тебя родила натни!

– Нет, Каджри, это совсем не так. Пойдем. – Я взял ее за руку и повел за собой. Мы пошли прямо по тропинке. По дороге нам встретился Мангу.

– Эй, Мангу! – окликнул я его. – Возьми, здесь шестнадцать ан… Отдай их старой Рамо. Ее внук болен.

У Мангу заблестели глаза, когда я выкладывал монеты ему на ладонь.

– Смотри, Мангу, отдай ей деньги, не то будет плохо!

Мангу расправил свои могучие плечи и пробасил:

– О чем ты говоришь, Сукхрам! Скажи, ты не будешь против, если я отдам деньги от своего имени?

– Это еще что за фокусы? – возмутилась Каджри. – Ты только послушай, что говорит этот мошенник.

– А зачем тебе это понадобилось? – поинтересовался я.

Мангу смутился.

– Моя жена умерла, ты знаешь об этом, – сказал он. – Сын старой Рамы бьет и мучает свою жену… Ну так вот, если я дам ей эти деньги, она, может быть, уйдет ко мне…

– Ну и мужик! Ты что же, хочешь привести в дом жену на чужие деньги?

Мангу зло посмотрел на Каджри, а потом умоляюще заглянул мне в глаза.

– Будь по-твоему, Мангу, – согласился я. – Отдай ей эти деньги от своего имени. Может быть, тебе и повезет. Но, Мангу, я взял эти деньги у Каджри. Обещай мне, что ты отдашь их.

– Клянусь! – твердо сказал Мангу.

– И смотри, чтобы все деньги пошли на малыша!

– Хорошо.

Мангу ушел, а Каджри уставилась на меня.

– Да ты вроде как святой! – прошептала она. – Я буду молиться за тебя. – Каджри приложила ладони к ушам и защелкала пальцами, показывая, что берет на себя все мои болезни и несчастья.

– Ладно, пойдем, – позвал я.

Каджри покорно шла следом. Я широким шагом шел вперед, она едва за мной поспевала. Дорога была неровной, каменистой. Пройдя один кос [35]35
  Кос– мера длины, равная 1,829 км.


[Закрыть], Каджри стала задыхаться, а следующие полкоса ей пришлось бежать, чтобы догнать меня. Начался спуск, усеянный острыми голубыми камнями, они больно резали ноги. Каджри не выдержала и опустилась на землю.

– Дай дух перевести, – взмолилась она. – Куда ты несешься?

– Пошли, пошли, – я взял ее за руку и рывком поднял с земли.

Она покорно двинулась за мной и старалась не отставать.

– Ты мужчина, у тебя такие шажищи, – причитала она на ходу, – мне за тобой не поспеть.

Наконец мы достигли косогора. Начался подъем. Теперь мы карабкались прямо к вершине. На полпути Каджри окончательно выбилась из сил.

– Сжалься, молю тебя! – закричала она. – Я сбила все колени. Не могу я больше.

Вершина все приближалась, теперь мы уже ясно ее видели, но тут Каджри упала. – Не могу, – чуть не плача сказала она. – Я думала, гора небольшая, а она вон какая! Подожди хоть чуточку! Я никогда не взбиралась так высоко. Конца не видно! Долго еще идти?

– Идем, идем. – Я обхватил ее за талию и приподнял.

Мы снова стали карабкаться вверх, но подъем становился все круче и круче. Каджри уцепилась за меня. Она тяжело дышала, ловила ртом воздух и наконец, не выдержав, легла прямо на камни.

– Сжалься! – простонала она. – Больше не могу!

– Устала? – участливо спросил я и огляделся. До цели было еще далеко.

Каджри растирала отекшие ступни.

– Ноги будто свинцом налились, – пожаловалась она, – так больно!

Я опустился на землю рядом с ней, закурил.

– Неужели ты не устал? – удивленно спросила она.

– Я давно привык лазить по горам, – ответил я, выпуская струйки дыма.

Ветер крепчал, стало холодно.

– Взгляни, какая красота, Сукхрам! Посмотри вниз, на поля, они словно маленькие зеленые лоскутки. А дома маленькие-маленькие! Внизу все кажется таким большим, а отсюда… Да ты только посмотри, Сукхрам! Вон, видишь, буйвол ногами передвигает, он совсем крошечный, будто не буйвол, а собачонка!

– Ладно, вставай, хватит болтать!

– У меня ноги не идут.

– Эх ты, а еще молодая!

– Нет, нет, нет! Я старая, старая! Иди сам. Куда ты меня ведешь?

– Осталось еще три подъема.

– Три? – воскликнула Каджри и улеглась.

– Хорошо! Я понесу тебя на плечах.

– Ох, нет, – смутилась Каджри. – Что люди скажут?

– Снизу ничего не разглядят. Посмотри вон на то дерево дхо, снизу оно кажется таким маленьким, а гляди, оно гораздо, выше нас.

Каджри взобралась мне на плечи, свесила ноги и ухватилась руками за волосы. Я стал медленно карабкаться выше и выше. А Каджри только удивлялась моей силе.

Первый подъем я одолел и скомандовал:

– Слезай, горная козочка!

Она сползла и рассмеялась. А потом, вдруг посерьезнев, сняла с шеи амулет и повязала его мне на руку.

– Зачем это?

– Его дала мне мама перед смертью. «Повяжи его своему сыну, – сказала она, – и ничей дурной глаз не коснется его». Ты очень сильный, Сукхрам. Я повяжу его тебе, чтобы никто тебя не сглазил, когда я умру.

Я внимательно разглядывал амулет.

– Выходит, я тебе вроде сына теперь?

– Когда у меня будет ребенок, я сниму с тебя амулет и повяжу ему, я люблю детей, – проговорила Каджри, располагаясь в тени большой каменной глыбы.

– Ты опять расселась? Пошли!

– Я больше не сяду к тебе на плечи. Мне страшно. Когда ты наклоняешься, мне кажется, что я вот-вот упаду и выбью себе все зубы. Душа в пятки уходит.

– Я же иду маленькими шагами. Прежде чем поставить ногу, пробую, выдержит ли камень.

– Нет, все равно я не сяду.

– Ну хватит, полезай мне на спину.

Каджри стала отнекиваться, но я взял ее, поднял, закинул на спину, словно кожаный мех для воды, обхватил руками ее ноги и медленно продолжал подъем. На этот раз я преодолел оба склона без остановки.

– Ты не человек! – стонала за спиной Каджри. – Как ты можешь идти без отдыха? Смотри, не поскользнись! Взвалил меня на плечо, словно мешок, у меня все тело болит.

Я добрался до самой вершины и стряхнул Каджри на землю.

– Ой, убил меня, сумасшедший! Белены объелся!

Я устало опустился на камни.

– Каджри, – переведя дыхание, сказал я. – В тебе не меньше двух с половиной манов [36]36
  Ман(правильнее маунд) – мера веса, равная 37,324 кг.


[Закрыть]веса. Клянусь тебе! Взвали этот груз на осла – не снесет. А с виду вроде нежная, как лепесток.

В глазах Каджри вспыхивали то смех, то досада.

– Хватит! Ты поднял меня на руки, только когда я все ноги сбила об эти проклятые камни! С чего ты взял, что я тяжелая? Лучше на себя взгляни: туша не меньше, чем у купца-ростовщика. А я легонькая, все говорят.

– Ах, вот как!

Мы оба рассмеялись.

Наступил полдень. Далеко в горах слышались крики пастухов. Пасущиеся на соседнем склоне коровы казались белыми неясными пятнышками. Под деревом сидели мальчишки; кто-то играл на свирели.

– У меня так ноги разболелись, нет терпения, – пожаловалась Каджри.

Я подсел к ней, положил ее ноги себе на колени и стал растирать.

– Что ты делаешь?! – вспыхнула Каджри. Ты же сам устал.

– Я уже отдохнул.

– Да не коснется тебя дурной глаз, – произнесла Каджри. Потом притронулась к моим ногам и спросила: – Почему у мужчин столько силы?

Я молча улыбнулся.

– Ты такой большой и сильный, – не унималась Каджри, – а позволяешь собой командовать. Почему?

– Почему? Вот сижу и растираю тебе ноги. Кто еще тебе так рабски прислуживал?

– Да, – согласилась Каджри. А потом, подумав, добавила: – Ты скрытный человек. Наносишь исподтишка удары прямо в сердце. Зачем ты приволок меня сюда? Словно бурдюк с водой.

Я расхохотался. А Каджри продолжала:

– Отец говорил матери, что настоящий мужчина – тот, кто держит женщину в строгости. Его дело – накормить и напоить женщину, не дать ей озябнуть, но избави бог говорить ей нежные слова, не то она тебе на голову сядет. Женщина, как спичка, – зажег и тут же гаси, не то пламя поползет и разгорится так, что не уймешь! А почему ты меня не держишь в строгости?

– У твоей матери, Каджри, был, наверное, строптивый характер. Если моя собака мне верно служит, охраняет меня, сидит без привязи у входа в шатер и лает на чужих, зачем мне держать ее в строгости?

– Ах, вот как ты заговорил? Скажи лучше, что мой отец был прачкой, настирал кучу белья, а ты прачкин осел, который только везет на себе это белье.

Мы опять рассмеялись.

– А ведь верно говорил Исила! – произнес я.

– Что верно?

– Исила не раз говорил, что драчливую ведьму словами не урезонишь.

– Ну и что?

– А то, что если она мне встретится, я попусту слов тратить не стану!

– Будешь меня бить? Ты и так уже начал.

– Я тебя хоть пальцем тронул?

– Ты меня словами бьешь. Синяки на теле поболят и пройдут, а сердечные раны долго ноют.

– Ох и болтунья же ты! Язык, что жернова, мелет и мелет. Я его тебе укорочу!

– Уж не задумал ли ты столкнуть меня с этой горы? – Но, взглянув на меня, Каджри посерьезнела и спросила: – Зачем ты привел меня сюда?

Я смотрел, не отрываясь, на дорогую мне крепость. Она сияла в ярких лучах полуденного солнца.

Каджри подошла ко мне.

– Что ты там увидел, Сукхрам?

– То, ради чего привел тебя сюда, – крепость.

– Чтоб на тебя ее камни обрушились! – закричала Каджри. – Мошенник! Переломал мне все кости только ради того, чтобы показывать эти развалины? Раньше ты мне не мог об этом сказать? Я ее сотни раз видела, исходила все княжество. А ты меня тащил до самых небес, чтобы показать эти камни! Уж не рехнулся ли ты?

– Каджри, ты права! Эта крепость сводит меня с ума.

– А я?

– Ты мне нравишься. А что со мной происходит при одном воспоминании о крепости, я даже не могу объяснить.

– Говорят, там живут злые духи. Отец мне рассказывал, что он побывал в крепости. Там темно, как ночью. Мы тогда с трудом сводили концы с концами, и отец раскапывал старые здания – авось повезет, что-нибудь да попадется. С ним ходило несколько бывалых людей. Говорили, что в крепости много подземных кладовых, набитых сокровищами. Но люди боялись туда ходить. Однажды пошел сам раджа, но все его слуги испугались и пустились наутек. Раджа пригрозил застрелить их из ружья. Но они кричали: «Лучше погибнуть от пули, чем от злого духа!»

– Что же было дальше? – нетерпеливо спросил я.

– Мой отец был тогда в расцвете сил, ничего не боялся. Он сказал матери, что пойдет в крепость, попытает счастья. «А вдруг погибнешь?» – спросила мать. «Всем нам когда-нибудь придется умереть», – беспечно ответил отец. – «Коли суждено, помру сегодня». Он не послушался матери, пошли с ним и другие мужчины. Отец после рассказывал, что там много комнат, комнаты огромные, как дворцы, но темно, хоть глаз выколи. И ветер воет…

Заметив, с каким вниманием я слушаю, Каджри увлеченно продолжала:

– Отец вернулся с пустыми руками. Все они долго бродили по дворцу, но так и не нашли входа в подземелье. В зале, где первый раджа вершил суд, до сих пор лежат набитые трубки. Но если прийти утром, то кажется, будто ночью их кто-то курил! – Каджри сделала страшные глаза и продолжала таинственным голосом: – Один раз сын парикмахера, не знаю уж как, добрался до самой сокровищницы. Он клялся, что там целые груды драгоценных камней, а по стенам развешаны кольчуги и другие доспехи. У стен сложены курковые ружья, а золото везде прямо валяется, но в таких больших слитках, что их не поднять…

Я схватил Каджри за руку. Она удивленно посмотрела на меня: моя рука тряслась от волнения.

– Каджри! – сказал я срывающимся голосом.

– Что ты? – испуганно спросила она.

– Все это принадлежит мне.

– Тебе? – изумилась она. – А, может быть, не тебе, а твоему отцу?

Я не понял, что она шутит, и воскликнул:

– Так ты знаешь? Знаешь все? Да, все это принадлежало отцу!

– Ах, и отцу тоже?

Только сейчас я понял, что Каджри смеется надо мной.

– Я не вру, Каджри, – горячо заговорил я. – Я из рода тхакуров, настоящих владельцев этого замка. Теперь я его хозяин. Мой отец, мой дед, мой прадед и его мать – все они мечтали снова стать хозяевами крепости, ведь было время, когда она принадлежала нам. Злая судьба отняла у нас все.

Не дослушав меня, Каджри залилась громким смехом. Эхо подхватило его и разнесло по окрестным горам. Я нахмурился, ее смех резанул меня по сердцу.

– Не веришь?

– Нисколечко! – И Каджри запела веселую песенку «Когда верблюд отплясывал у буйволицы на рогах». Она засмеялась и затем опять запела, изменив порядок слов: «Когда буйволица танцевала на рогах у верблюда».

– Каджри! – гневно прервал я ее.

– Что прикажете? – с комической почтительностью склонилась она. – Великий государь, твоя рабыня стоит перед тобой на коленях, прикажи, и я вырву глаза у комара и принесу его тебе.

Я был уязвлен, но она не унималась:

– О мой возлюбленный разносчик масла! [37]37
  Тели– разносчик масла, один из популярных персонажей индийского фольклора, находчивый, веселый, никогда не унывающий человек.


[Закрыть]Сегодня ты приготовил царское угощение! – Каджри снова весело засмеялась, а потом запела: «Ты – мой царь, а я царица, ты хромой, и я хромица…» – Окончив эту песню, Каджри запела другую и закружилась в танце, покачивая бедрами в такт музыке:

 
На ноге второй жены колокольчик в ночь звенит.
Она к мужу убегает, а моя душа горит.
 

Каджри в танце изобразила, как крадется к мужу ее соперница – вторая жена, затем стала делать неприличные движения. В бессильной ярости я отвернулся от нее, но она снова появилась перед моими глазами, вращая животом и бедрами. Она кружилась вокруг меня и пела еще какие-то озорные песни.

У меня на глаза навернулись слезы.

– Да ты никак плачешь? – удивленно и растерянно спросила она. И видя, что я молчу, стала допытываться, в чем дело, что со мной случилось.

– Ничего, – тихо ответил я, отвернувшись.

Каджри взяла меня за руку и участливо заглянула в глаза.

– Так это правда – то, что ты мне рассказал?

– Правда, Каджри.

– Поклянись моим именем!

– Клянусь, Каджри.

В глазах Каджри мелькнул испуг.

– Значит, ты раджа!

– Нет, но я из их рода.

Она молча опустилась на землю; эта новость ошеломила ее. Я поведал ей всю историю про тхакурани. Каджри слушала меня, упершись подбородком в колени, и не сводила с меня глаз. Я закончил, но она продолжала неподвижно сидеть в той же позе.

– О чем ты задумалась? – спросил я.

– Если ты и вправду станешь раджой – чего только не бывает на свете, – ты забудешь меня.

– Почему ты так решила?

– Тогда тхакурани будет украшать твое ложе. А ты будешь говорить: «Зачем мне эта распутная натни!»

– Разве я уже стал раджой? – засмеялся я. – Что ты так испугалась?

– Люди говорят, что во всем всегда виновата женщина. Так считают все. А кто знает свою судьбу? Видишь вон тот маленький круглый павильон на соседней горе?

– Ну?

– Чей он?

– Какого-то святого садху [38]38
  С адху– индийский отшельник, аскет.


[Закрыть].

– Нет, это павильон в честь натни.

– Натни? – удивился я.

– Да. Эта женщина протянула канат между двумя горами. Раджа сказал ей: «Перейдешь по канату на ту гору, получишь полцарства».