Текст книги "Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан"
Автор книги: Рагнар Квам-мл.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
Тур принял твердое решение плыть после того, как вконец отчаялся пробить стену непонимания. Чтобы не попасть в период штормов, он должен покинуть Перу не позже февраля-марта 1947 года, то есть через пять-шесть месяцев. Фактор времени и все ухудшающееся финансовое положение не оставляли ему выбора. Он больше не мог позволить себе бесконечное ожидание приговора ученых. Семейные ресурсы еще не совсем истощились, но валютные ограничения, введенные Норвежским банком после войны, поставили преграды на пути денежных переводов в США; впрочем, дело шло к тому, что и Лив в скором времени пришлось бы экономить на всем.
Тур провел в США уже много времени и сделал следующий вывод: «Если я осуществлю эту экспедицию, то заставлю их слушать себя и открыть глаза на вещи. Здесь в Америке главный пароль – деньги или имя, а остальное не имеет значения, что бы ты ни сделал. <…> И я думаю также, что такое путешествие принесет мне средства, чтобы довести борьбу до конца. А отказаться от труда, в который так много вложено, от теории, в правоте которой я абсолютно уверен, – для меня невозможно».
Эти мысли напоминают нам рассуждения Руала Амундсена, покорителя Южного полюса. Фритьоф Нансен разрешил ему воспользоваться полярным судном «Фрам», чтобы достичь Северного полюса. Однако пока Амундсен готовился к экспедиции, пришло сообщение о том, что Северный полюс уже покорен американцем, и Амундсен, не афишируя это, обратил взгляд на юг. Его истинный замысел стал известен лишь по прибытии в Мадейру, и, когда он в письме исповедуется перед Нансеном, то находит себе извинение в том, что лишь не открытый до сих пор Южный полюс может «вызвать интерес широких масс населения» и, таким образом, предоставить ему средства – от издателей, редакторов и других спонсоров. Теперь Тур Хейердал собирался использовать бальзовый плот в тех же целях, ибо лишь совершив нечто новое и сенсационное, он мог добиться внимания и получить необходимые средства для достижения своей главной цели. Только так он сможет заткнуть рот Лотропу и его сторонникам.
Эта стратегия предполагает также один тщеславный мотив чисто личного характера – желание стать знаменитым. Тур уже почувствовал первое опьянение славой после возвращения с Фату-Хивы, когда он издал книгу, выступил с множеством докладов и снискал внимание прессы. В Канаде и США статья в «Нэшнл джиографик мэгэзин» вмиг обеспечила ему широкий доступ к простым людям, ее читали в автобусах и поездах, его приглашали выступать с докладами. В Лондоне, когда он носился от одной радиостанции к другой, его представляли как исследователя тихоокеанских цивилизаций и писателя – человека, о котором многие уже слышали ранее.
Лив нисколько не сомневалась в том, что Тур всерьез занимается наукой. Однако она знала, что им движет не только жажда познания, но и желание добиться известности {490} .
Кто же будут эти шестеро?
Единственный, кто значился в списке Тура в начале ноября, когда он принял окончательное решение о путешествии на плоту, был Эрик Хессельберг, друг детских и юношеских лет {491} . Они были одного возраста, Эрик вырос в такой же, как и Тур, буржуазной семье, правда несколько обедневшей. Они вместе ходили в среднюю школу, но позже, когда Тур поступил в гимназию, Эрик нанялся матросом и ушел в море. Когда спустя несколько лет он вернулся и поступил в морское училище на берегу Санде-фьорда, они с Туром часто ходили вместе в походы в горы с палаткой и спальными мешками, используя Казана в качестве тяглого животного. Они исходили Рондане, Довре и Ютунхеймен, посещали Улу в Хинне на берегу озера Хорншё. Однажды недалеко от вершины Глиттертинд они чуть не погибли, когда вдруг начался буран и стало так темно, что они не видели даже собственных рук, не то что опасного обрыва. Однако гренландская собака нашла дорогу и привела их вниз.
Эрик много лет провел в море, но затем в нем проснулись иные, доселе дремавшие способности, и, когда Тур отправился на Фату-Хиву, он поехал в Гамбург изучать историю искусства. Он получил диплом в самом начале Второй мировой войны, вернуться в Норвегию не смог и устроился декоратором в одном маленьком немецком городе. Там он встретил девушку по имени Лисе Лотте Гюльднер и женился на ней. Однажды он получил заказ сделать иллюстрации к праздничному адресу для директора сталелитейного завода. Эрику этого очень не хотелось, поскольку директор был видным нацистом. Впрочем, благодаря этому заказу он сделал зарисовки сталелитейного завода, которые впоследствии очень пригодились союзникам, когда они бомбили военные цели в Германии.
Когда Эрик получил письмо от Тура, он жил с женой в Осгорстранне, и у них только что родилась дочка. Так что решиться на путешествие Эрику было нелегко. Как покинуть жену и ребенка и отправиться на плоту в Тихий океан? Бывший моряк ни на секунду не задумался над тем, что замысел Тура может быть опасным {492} . Как всего год спустя после войны оставить немку одну в маленьком норвежском городе?
Жена Эрика Лисе не препятствовала ему, наоборот – убеждала, что все будет в порядке, ведь она хорошо говорит по-норвежски. А возможно у нее не было выбора, если она хотела сохранить мужа. Ведь Лисе знала, что он не откажет Туру. В январе 1947 года Эрик приготовился к отъезду.
Пожив в квартире Герберта Спиндена, Тур Хейердал переехал в норвежский Дом моряка на Хэнсон-плейс в Бруклине. Там были низкие цены, кормили норвежской едой, и была возможность пообщаться с моряками. Они ничего не знали про плоты, но зато могли многое порассказать о волнах. Вдоль побережья волны зачастую были гораздо выше и своенравнее, нежели в открытом океане. Если судно может плыть вдоль берега, то оно поплывет и в открытом море. А размеры судна особой роли не играют, меньшие по размеру суда порой легче скачут по волнам, чем большие. Они рассказывали множество историй о моряках, спасшихся на спасательных шлюпках, после того как их корабли разметало на части.
Как-то раз во время завтрака за его столик сел хорошо одетый человек атлетического сложения. Туру показалось, что его сосед вовсе не похож на моряка. Поэтому он не удивился, когда узнал, что перед ним инженер, выпускник тронхеймской Высшей технической школы, который приехал в Нью-Йорк изучать производство холодильников. Он жил неподалеку от Дома моряка и заходил сюда, чтобы поговорить на родном языке и съесть кусочек козьего сыра.
Должно быть, этот человек произвел на Тура хорошее впечатление, ибо за разговором он изложил ему свою теорию, рассказал о закоснелых ученых-консерваторах и путешествии на плоту, в которое собирается отправиться, чтобы доказать свою правоту. Неважно, что Тур совсем не знал своего собеседника, ему просто надо было выговориться.
Через несколько дней новый знакомый снова оказался с Туром за одним столиком и поинтересовался, как идут дела. Он сказал, что его зовут Герман Ватцингер и предложил себя в члены экипажа. Будучи инженером, он разбирается в технике, а на плоту сможет отвечать за гидрографические и метеорологические исследования.
Тур с радостью принял это предложение {493} . Герман ответил на оказанное ему доверие широким жестом и уволился со своей очень доходной должности.
Ватцингер был моложе Тура на два года. У него был ребенок, но он развелся со своей женой перед отъездом в США, где жил с февраля 1946 года. Во время войны Герман служил в армии и в 1940 году принимал участие в боях против немцев у Рёруса.
Чтобы обеспечить научную достоверность путешествия, Тур задумал построить свой плот как точную копию плота инков. Он решил связать бревна между собой, а не прибивать их одно к другому гвоздями, хижину хотел построить из бамбука, а не из досок, – словом, вообще забыть про гвозди и проволоку. Вся утварь на борту также должна была быть доисторической. Поэтому Тур собирался обойтись без радиопередатчика.
Эта идея сильно обеспокоила Германа. Радио никак не могло повлиять на само путешествие, однако было необходимо для передачи метеорологических наблюдений и сообщений о местонахождении плота. И хотя нельзя было рассчитывать, что сигнал SOS поможет им спастись в океане, где почти нет кораблей, все же радиоприемник и передатчик будут создавать ощущение некоторой уверенности и безопасности.
Тур дал себя уговорить. После войны он не касался радиопередатчиков, но готов был признать, что больше нельзя руководствоваться своей старой неприязнью ко всяким кнопкам и крутящимся ручкам. Однако несмотря на то, что он несколько лет проходил курс обучения в США и Канаде, он не собирался выполнять роль радиста экспедиции. Эту задачу он хотел возложить на кого-нибудь другого, и здесь кандидатов было достаточно.
Первым шел Кнут Хаугланд, который еще до отъезда Тура из Норвегии проявил интерес к путешествию на плоту, затем – Торстейн Петтерсен, или Торстейн Роби (Петтерсен была его подпольная кличка), с которым он был вместе в Финнмарке, а кроме того, – Бьорн Рёрхольт. В этих людях Тура привлекали далеко не только их познания в радиоделе. Он познакомился с ними в трудные времена, а это он ценил больше, чем знание азбуки Морзе.
В конце ноября Тур написал Кнуту Хаугданду, что плавание на плоту состоится и что для него забронировано свободное место; единственное, что просил он, так это дать быстрый ответ. Кнут очень хотел отправиться с Туром, но вот ответить сразу не смог, поскольку не знал наверняка, дадут ли ему отпуск в военном ведомстве.
В 1937 году Кнут, сдав в гимназии экзамен на аттестат зрелости, поступил в военное училище. Во время войны он участвовал в знаменитой операции по уничтожению запасов тяжелой воды в Рьюкане, а также прославился благодаря эпизоду в родильном доме Осло. Он передавал шифровку, спрятавшись в вентиляционной трубе здания больницы. Гестаповцы запеленговали его радиопередачик, и здание было окружено немецкими солдатами. Но Кнут, отстреливаясь из револьвера, пробился из оцепления и сбежал под градом пуль, убив в перестрелке немецкого солдата. Кнут Хаугланд был героем войны и кавалером многих орденов, в том числе Военного креста с мечом, а также британского ордена «За безупречную службу».
Через несколько дней после письма Кнуту Тур пишет загадочное письмо Торстейну Роби: «Дорогой старый бандит. Я пишу тебе вовсе не для того, чтобы уговорить тебя что-то сделать, я хочу всего лишь изложить суть дела и услышать твое мнение». Но заканчивал Тур следующим образом: «Единственное, что я могу обещать тебе – это бесплатный проезд до Америки и Перу, занятия спортом на свежем воздухе, множество интересных впечатлений, веселье на Таити и некоторых других островах в Тихом океане и в завершение веселое возвращение в Америку» {494} .
Ответная телеграмма Торстейна была по-военному лаконична: «Еду. Торстейн».
Однако у него была та же проблема, что и у Кнута. Торстейн Роби учился в военном училище и для участия в плавании должен был получить отпуск.
Торстейн родился в 1919 году и, таким образом, был на пять лет младше Тура. Он окончил гимназию, выучившись свободно говорить по-французски, по-английски и по-немецки, и получил в 1937 году в Руане аттестат зрелости. После этого он проучился два года в Высшей технической школе в Тронхейме. Во время войны Торстейн был на нелегальном положении, работал с подпольным радиопередатчиком, пока в 1943 году не был вынужден бежать в Швецию. Оттуда он перебрался в Англию и стал агентом Секретной разведывательной службы.
Когда Торстейн встретился с Туром в Финнмарке, он по соображениям конспирации не мог рассказать Туру, чем на самом деле занимается. И конечно же, он не сказал ни слова о той роли, которую сыграл, помогая британцам в 1943 году вывести из строя немецкий линкор «Тирпиц».
Немцы переместили линкор с базы в Тронхейм-фьорде в Кофьорд около Алты, откуда корабль постоянно угрожал союзным конвоям, направлявшимся в Мурманск. Поэтому «Тирпиц» считался важнейшей целью. Торстейн был направлен в Альту с радиопередатчиком, и благодаря его донесениям английские карликовые подводные лодки смогли подобраться к «Тирпицу» и прикрепить взрывчатку к корпусу судна. Бьорн Рёрхольт, который годом раньше принимал участие в наблюдениях за передвижениями корабля в Тронхейм-фьорде, позднее охарактеризовал донесения Торстейна как «самый замечательный вклад разведки во время войны» {495} .
Так же как Рёрхольт и Хаугланд, Торстейн Роби был награжден британским орденом «За безупречную службу». Этот знак отличия высоко ценился и в США, и если бы Туру удалось привлечь к путешествию на плоту еще и Бьорна Рёрхольта, то три героя войны могли бы сделать экспедиции должную рекламу, что не помешало бы для привлечения спонсорской поддержки.
Осенью Бьорн Рёрхольт приехал в Вашингтон для изучения новейшей радиотехники в Университете Джорджа Вашингтона. Он не скрывал своих амбиций и собирался в течение года усердно готовиться, чтобы поступить в престижный Гарвардский университет или в Массачусетский технологический институт. В Вашингтоне он числился в посольстве «помощником военного атташе». Эту должность Рёрхольт считал своего рода прикрытием; впрочем, он полагал, что она как-нибудь может пригодиться ему по прямому назначению {496} .
Когда Тур спросил Рёрхольта, не хочет ли он войти в экипаж, тот сразу же отказался, причем для этого у него было несколько причин. Во-первых, его нисколько не интересовала сама цель путешествия, а во-вторых, это путешествие никак не сочеталось с планами дальнейшей учебы {497} . Кроме того, Рёрхольт, как и многие, испытывал сильные сомнения относительно безопасности экспедиции. Он «после войны счел разумным придерживаться точки зрения, что надо держать ноги на земле и не заниматься слишком много ветрами и течениями» {498} .
Однако если Рёрхольт и не впал в восторг, когда Тур изложил ему свою теорию, он тем не менее очень заинтересовался экспедицией в той части, которая касалась передачи сообщений на плот и с плота на материк. Поэтому он вызвался помочь Туру раздобыть необходимое радиооборудование и обещал по мере сил содействовать подготовке к плаванию. Доверительные отношения, сложившиеся у него с Туром во время войны, сохранились, и Тур в качестве ответного жеста возложил на Рёрхольта ответственность за все, что касалось радиосвязи. Таким образом, получилось так, что Бьорн Рёрхольт считался членом экспедиции, хотя и не собирался принимать в ней участие.
Бьорн оправдал доверие. Он бросился выполнять обещанное со свойственной ему энергичностью, и здесь очень помогло то, что он был помощником военного атташе. Вскоре Рёрхольт стал для Тура, который находился в Нью-Йорке, своего рода офицером связи с норвежскими властями в Вашингтоне.
Норвежский военный атташе полковник Отто Мунте-Кос был искренне уверен в том, что экспедиция вызовет интерес, причем не только в научных кругах. Он считал, что она будет способствовать «привлечению внимания к Норвегии в Америке» {499} . С его помощью Тур приобрел ценные контакты в американском министерстве обороны, и вскоре как военно-морское, так и военное ведомство пообещали ему помочь с оснащением плота. Затем интерес к экспедиции начала проявлять и британская военная миссия в Вашингтоне.
Двенадцатого декабря в самый разгар подготовительной работы в министерстве обороны США состоялся прием, о котором полковник Мунте-Кос сообщил норвежскому послу памятной запиской. На нем Мунте-Кос представил Тура и Германа, специально приехавших из Нью-Йорка, американским военным чиновникам; присутствовал на приеме и Рёрхольт. Все прошло удачно, и были назначены новые встречи для обсуждения деталей. Была также достигнута договоренность о том, что Хейердал и Ватцингер будут представлены внешнеполитическому ведомству.
В своей записке военный атташе не преминул упомянуть о том, что двое из участников экспедиции Хейердала получили за военные заслуги британский орден «За безупречную службу».
По возвращении в Нью-Йорк Тур получил телеграмму от Рёрхольта. Посол Моргенштерн любезно приглашал господ Хейердала и Ватцингера на рождественский праздник. Форма одежды – смокинг.
Пока что Туру везло с набором команды для экспедиции. При условии, что и Кнут, и Торстейн получат отпуска, их уже было четверо. Тур предложил еще одного человека, но по желанию посольства от его кандидатуры пришлось отказаться. Еще несколько человек, выразивших желание принять участие в плавании, впоследствии отпали – либо потому, что их сочли недостаточно крепкими физически для такого путешествия, либо потому, что они испугались грядущих трудностей сами. Тур решил до поры до времени отложить вопрос пополнения команды – он был уверен в том, что в конце концов все решится само собой.
Ему повезло также в отношениях с американским военным ведомством. Генералы поверили в проект и заключили соглашение о поставке всего оснащения – начиная с водонепроницаемых спальных мешков, резиновых лодок и спасательных поясов и кончая фото– и кинопленками, запасами продовольствия и лекарств. Экипаж «Кон-Тики» получил даже порошок против акул, который, будучи высыпан в море, должен был, по задумке военных, отпугивать морских хищников.
Поскольку на Таити не было аэродрома, велись переговоры о том, чтобы за экипажем после путешествия прислали военный самолет. Тур очень хотел – при условии, что удастся договориться насчет самолета, – чтобы на Таити по прибытию его встречала Лив. Во всяком случае, он собирался написать ей и узнать, хочет ли она этого {500} .
Взамен члены экспедиции должны были составить отчеты о том, как проявило себя в плавании предоставленное американцами оснащение. Кроме того, американцы хотели получать сообщения о погодных условиях, ветрах и течениях – в районах, по которым пролегал маршрут плота, из-за неразвитости судоходства метеорологические наблюдения практически не велись.
Туру нужны были, однако, не только команда и оснащение, но и деньги. И в этом отношении ему сильно повезло еще раз.
В качестве члена международного Клуба исследователей Тур иногда посещал помещение клуба на 72-й авеню. Здесь не был слышен шум нью-йоркских улиц, и он словно «погружался в атмосферу львиной охоты, восхождений на горные вершины и полярной жизни, смешанную с ощущением пребывания в салоне комфортабельной яхты, совершающей кругосветное плавание». Он бродил по залам, изучая трофеи – чучела бегемотов и оленей, смотрел на барабаны, копья и одеяла индейцев, слышал, как в красивой гостиной члены клуба рассказывали о своих впечатлениях о далеких странах {501} . Затем, сидя в кресле, он предавался размышлениям и мечтам или же шел в бар и завязывал с кем-нибудь разговор за кружкой пива.
Международый Клуб исследователей в Нью-Йорке. Тур Хейердал обсуждает планы экспедиции «Кон-Тики» с одним из участников проекта Германом Ватцингером и известным датским путешественником Петером Фрейхеном
В международный Клуб исследователей можно было приводить друзей, и Тур как-то привел туда Германа Ватцингера. В этот же день в клуб заглянул исследователь Гренландии Петер Фрейхен. Во время санного похода вместе со своим знаменитым соотечественником Кнудом Расмуссеном в 1926 году он так сильно обморозил ногу, что ее пришлось ампутировать. Позже Фрейхен переехал в США, где добился успеха в качестве писателя и кинопродюсера.
Тур набрался мужества и рассказал знаменитому датчанину, что собирается переплыть Тихий океан на плоту из бальзового дерева. Фрейхен пришел от этой идеи в восторг, он топнул своей деревянной ногой по полу и попросил пива. Какой замечательный план! Как бы я хотел отправиться с вами! {502}
Петер Фрейхен жил среди инуитов в Гренландии, путешествовал по Аляске и Сибири и видел, как полярные народы передвигаются на каяках вдоль побережья или на каноэ и плотах по рекам. Он не был ученым и ничего не знал о бальзовых плотах, но он знал одно – люди, которые живут у воды, наверняка умеют строить лодки. Он решил помочь Туру и уже на следующий день пустил в ход все свои контакты в прессе {503} .
Перво-наперво он встретился с корреспондентом Норвежского телеграфного агентства Эгилем Тресселтом, которого нашел в здании ООН. Тресселт «чрезвычайно заинтересовался делом». За короткое время Фрейхену удалось договориться с несколькими влиятельными американскими журналистами, которые создали комитет, взявшийся за заключение контрактов с газетами, новостными агентствами, издателями и кинопродюсерами. Дело понеслось как снежный ком.
Кроме того, Тур сам предпринял все возможное, чтобы раздобыть денег. Он не забыл, что в прошлый раз издательство «Гильдендал» предоставило ему аванс на написание книги, и отважился написать директору издательства письмо: «Уважаемый господин Григ, я обращаюсь к Вам вновь спустя столько лет, потому что собираюсь совершить новое путешествие в Тихий океан». Если издательство заинтересовано в «норвежском издании книги», то он готов предоставить ему такое право взамен на «соответствующий аванс в размере минимального гонорара».
Харальд Григ ответил очень быстро. «Ваш авантюрный план чрезвычайно меня заинтересовал, и я очень хочу издать книгу, которую Вы собираетесь написать о путешествии». Он предложил аванс в четыре тысячи крон, но не смог удержаться от лаконичного комментария: «Эта сумма останется в силе, даже если путешествие окажется настолько рискованным, что книга не будет написана».
Тур очень не хотел вновь обращаться к Томасу Ульсену, но все же незадолго до случайной встречи с Фрейхеном написал ему письмо, в котором сообщил о своем решении отправиться в плавание. «Поэтому я хочу спросить тебя, проявляешь ли ты по-прежнему интерес к путешествию на плоту, как ты об этом говорил в прошлом году в горах. <…> Я надеюсь, что ты напишешь мне пару слов и честно изложишь свою точку зрения по этому вопросу» {504} .
Тур возлагал также довольно большие надежды на Национальное географическое общество. В письме к его руководству он напомнил о статье, написанной им о Фату-Хиве в 1941 году, затем с помощью Посольства ему удалось встретиться с директором общества – доктором Гилбертом Гросвенором. Директор пришел в такой восторг от проекта, что сразу же пообещал поддержку. Он сказал, что Хейердал может сразу приступать к делу, не дожидаясь завершения формальностей {505} .
Это было в середине декабря. Ситуация, казалось, улучшается. Однако к Рождеству Тур обнаружил, что радоваться особенно нечему. Комитет, созданный журналистами, оказался воздушным замком – двое американских журналистов на словах наобещали многое, но ничего не сделали. Они взяли на себя обязательство раздобыть 25 тысяч долларов, однако когда подошло время подписывать контракт, принесли лишь свои извинения. Тур напрасно надел смокинг и пришел на решающую встречу вместе с послом – ему не дали ни цента.
В Национальном географическом обществе также, должно быть, что-то случилось, ибо формальности так и не были завершены, а без документов нельзя было оплачивать счета. Что касается Томаса Ульсена, то и здесь Тура поджидало разочарование – судовладелец, похоже, раздумал поддерживать проект.
Тур пытался, насколько это возможно, скрывать от газет всё, что связано с экспедицией. Однако сведения все же просочились в прессу; внимание со стороны газет и журналов значительно усилилось, когда начали ходить слухи о том, что в деле участвуют американские военные власти. В конце концов 26 декабря военное ведомство решило провести пресс-конференцию. В 15.00 Тур Хейердал лично явился в Пентагон, чтобы дать интервью.
Он рассказал об экспедиции и всей ее предыстории. Газета «Нью-Йорк таймс» сообщила, что «г-н Хейердал» процитировал слова своей жены о том, что она приняла бы участие в плавании, «если бы не двое детей». На этой пресс-конференции ему пришлось нелегко. Он говорил о проекте, в осуществлении которого уже не был совершенно уверен.
В Вашингтоне Тур жил в гостинице «Уордмарк». Вернувшись в свой гостиничный номер, он взял несколько листов бумаги и начал писать.
«Пусть это будет один-единственный листочек дневника. И пусть на нем стоит дата 26 декабря 1946 года, ибо я никогда еще в своей жизни не сталкивался с такими контрастами в один и тот же день. Успех и унижения непрерывно сменяли друг друга уже много лет. Сегодня они настигли меня вместе, поднявшись до рекордной отметки. Уже несколько месяцев я хожу в одиночестве по большому городу с рукописью, которую никто не хочет читать. День за днем тают деньги. Когда время начало поджимать, я принял решение о путешествии на плоту. Я поставил на карту всю свою жизнь и не оставил себе путей отступления, чтобы сосредоточиться на пути вперед. Я твердо стоял на своем, как никогда прежде в своей жизни, я верил и хотел. Жребий брошен.
Большинство людей выразили желание вложить в наш проект свое имя. Некоторые согласились предоставить нам частичку государственного изобилия. Но никто не хочет давать собственные средства. Мы достигли такого положения, когда имеется избыток интереса, самое необходимое оборудование и ни гроша денег, чтобы начать экспедицию. Снежный ком катился слишком быстро, и мы не могли его остановить, так как тогда экспедиция лопнула бы как мыльный пузырь. Все, что сделано до сих пор, было совершенно необходимо, чтобы раздобыть денег, а также, чтобы запустить механизм подготовки к путешествию.
Сегодня эта сторона вопроса достигла кульминационного пункта – когда был опубликован пресс-релиз военного ведомства и состоялась пресс-конференция, на которой присутствовала вся американская пресса. После всех этих мероприятий каждый пошел своей дорогой – американцы, норвежский военный атташе, норвежский пресс-атташе, Рёрхольт и Ватцингер. Я вернулся в гостиницу и сделал следующие подсчеты:
Мое общее состояние составляет 35 долларов и 35 центов. Это остаток от тех 200 долларов, которые я одолжил у Рёрхольта, когда приехал в Вашингтон; у меня совсем кончились деньги. Завтра вечером я возвращаюсь в Нью-Йорк. Моих 35 долларов и 35 центов не хватит даже на оплату счетов в гостинице и за цветы, которые мы вручили госпоже Моргенштерн в рождественский вечер. <…> От Томаса Ульсена нет никаких известий с тех пор, как он прислал телеграмму, где высказал предположение о том, что, возможно, компания „Америкэн бизнес“ захочет профинансировать экспедицию. Кроме этого, у нас нет ни одного финансового предложения, и в настоящий момент я не вижу никакой возможности в скором будущем раздобыть деньги.
Сегодня второй день Рождества 1946 года. Я съел сегодня на ланч бутерброд с сыром, а сейчас ложусь спать без ужина. Вчера я шел по улице и позволил себе купить плохонькое жаркое из индейки в китайском ресторане, да и оно было слишком дорогим для меня. Сегодня знаменательный день. Ровно десять лет назад в этот же день рядом со мной была Лив, верная и твердая, как скала. За годы борьбы она потеряла веру в меня. Сегодня я иду один. Передо мной только один путь – путь вперед, пути назад нет. Я верюв то, что всё получится, я хочу,чтобы всё получилось. Но я хочу запомнить этот день, эту борьбу и этот опыт, вплоть до того дня, когда я смогуспустить плот на воду» {506} .
Перо остановилось. Он складывает листы бумаги и засовывает в конверт. На конверте он пишет: «НЕ ОТКРЫВАТЬ пока. Т.Х.». Потом откладывает конверт в сторону.
Спустя восемнадцать лет Тур попросил своего друга и биографа Арнольда Якоби открыть конверт. Якоби передал содержание этих записей в своей книге о Хейердале. Но он опустил строчки о Лив.
За годы борьбы она потеряла веру в меня.
Это суровые слова. Как будто он ее обвиняет.
В этот момент Тур был столь же подавлен, как и в тот день, когда вышел из офиса Герберта Спиндена. Тогда исчезла надежда на признание его гипотезы, а сейчас нависла угроза краха экспедиции – еще до того, как срублено первое бальзовое дерево. Восемь лет работы впустую, если больше ничего не произойдет. Ведь только совершив плавание на плоту, можно опровергнуть «аксиому» Лотропа.
После пресс-конференции многие газеты и журналы проявили интерес к будущим материалам путешествия. Но никто не хотел платить аванс за приобретение прав на них, за исключением газет Уильяма Рандольфа Херста. А с ними Хейердал общаться не хотел, полагая, что их склонность к погоням за сенсациями может повредить экспедиции. Он отклонил также все предложения, связанные с рекламой, потому что опасался, что рекламные цели отодвинут в сторону научное содержание экспедиции.
Тур понял, чем объяснялась внезапная экономическая засуха, когда через некоторое время получил ответ из Национального географического общества. Руководство общества дало обратный ход, после того как научный комитет общества отклонил предложение поддержать его экспедицию. На словах Хейердалу сообщили, что подобное плавание на плоту равносильно самоубийству, а поскольку Национальное географическое общество самоубийств не одобряет, оно не будет помогать Хейердалу {507} . Во-первых, это просто аморально, а, во-вторых, приведет к тому, что деньги будут просто выброшены на ветер. Вероятно, и все остальные, кто знакомился с проектом, также приходили к такому же мнению.
Тур Хейердал оказался в неплохой компании, когда Национальное географическое общество назвало его кандидатом в самоубийцы. Когда Фритьоф Нансен в 1888 году готовился пересечь на лыжах Гренландию, он работал в музее Бергена. Его коллеги по музею также полагали, что «не подобает серьезному ученому пускаться в такое глупое и самоубийственное предприятие» {508} .
В письменном обосновании своего отказа Национальное географическое общество использовало более мягкие и уклончивые выражения. Общество сочло неразумным поддержать экспедицию, имеющую такую спорную цель. Ведь если Хейердал получит деньги, кому-то может прийти в голову, что общество действительно полагает, что население Полинезии родом из Америки, а не из Юго-Восточной Азии {509} . Такой аргумент не был для Тура новостью. Журнал «Нэшнл джиографик мэгэзин» уже использовал его, когда редакция в 1941 году вырезала из статьи Хейердала неподходящие пассажи.
Чтобы сгладить противоречие, возникшее между доктором Гросвенором и научным комитетом, было объявлено, что у директора не было времени подумать. И поэтому он не успел как следует вникнуть в рассматриваемый вопрос {510} .
Впрочем, Национальное географическое общество проявило к экспедиции некоторый интерес. Если экспедиция окажется удачной и будет сделано много хороших фотографий, то редакционный совет общества с удовольствием примет статьи Хейердала к рассмотрению. Однако Тур теперь и думать не хотел о сотрудничестве с обществом. Он чувствовал себя обманутым и не хотел иметь с ним ничего общего.
