Текст книги "Memento"

Автор книги: Радек Йон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Краем глаза Михал наблюдает, как кролик важно шествует к двери. Уже не смотрит через глазок. Повесил цепочку и приоткрыл щель.

– Вы кто такие?

– Робик и Ярда. Скажи Рихарду, нам бы всего один дозняк.

Кролик послушно повторяет все сортирной двери.

В комнате гробовая тишина. Каждый наедине со своим страхом. Михал гладит Еву по волосам и качает головой. На этот раз пронесло.

– Меня нет дома, – шепчет Рихард.

– Очень жаль, но его нет дома. – Кролик выполняет приказ. В голосе тихое торжество. Для него ведь Рихард дома.

– Всего одну дозу, пойми ты, – просит неизвестный за дверью. – Не будь свиньей!

– Его тут нет! – Кролик тщетно пытается закрыть дверь. Один из тех, кто снаружи, всунул в щель ногу.

– Скажи, мы в обломе. Нам позарез надо, а то прямо здесь вырубимся. Скажи ему это!

Рихард выходит из уборной.

– Отвалите. Нет у меня ничего. Усекли? Сегодня ничего нет. Я не в настроении. И чтоб я вас тут не видел. Быстро!

– Рихард, ну будь человеком…

– Я же сказал, не мотайте нервы!

– Мы отрубимся.

Похоже, «сердечко любви» уже перестало действовать, понимает Михал.

– Сказал нет, значит, нет, – холодно чеканит Рихард. – Ну-ка, вынь лапу!

Неизвестный, как ни странно, моментально слушается. Рихард захлопывает дверь.

– Рихард, постой…

Звонок. И еще. Рихард спокойно идет в комнату.

– Нас… на них. Врубай музыку.

Сейчас кто кого. Или им звонить до посинения, или нам делать вид, что этот дурдом на лестнице нас не колышет.

– Сволочь ты, Ярда! Про должок-то забыл? Отфейсовать тебя мало! – вопит через дверь в коридор Зденек.

В крайнем случае Рихард пошлет своих кроликов, чтобы вывели этих, думает Михал.

– Погань! Весь кайф сломали. – Рихард вытаскивает из кармана шприц и свою волшебную фляжку. Стягивает руку ремешком, чтоб проступили вены.

У него до сих пор отличные вены, любой позавидует. У меня намного хуже.

– Еще хочешь? – Рихард передает Михалу шприц.

С чего это он? Из-за лекарств, которые мы оставили на продажу? Из-за Евы? Вряд ли.

– А не заложат тебя эти? – спрашивает Михал на всякий случай.

Рихард решительно качает головой:

– Тогда хрен они что-нибудь получат.

Значит, иногда все же получают, соображает Михал. Когда больше никого нет? Ладно, последнюю дозу и сматываем. И так слишком много на сегодня.

– И мне, – Ева протягивает руку за шприцем.

– Покажи! – Михал приподнимает Еве веко, проверяет зрачок. Нормально. Кубик-другой не повредит. На всякий случай он сам набирает в шприц. В таком состоянии Ева себя не помнит. Может спокойно влить хоть десять кубиков.

Рихард уже лежит на полу. Блаженно улыбается.

Даша целуется с каким-то парнем. Но ведь… вспоминает Михал.

– Послушай, ты же собиралась жить на какой-то турбазе?

Он трясет Дашу за руку.

– Я там и живу. – Даша отрывается от незнакомца. – Иногда приезжаю в Прагу на выходные.

– А Петр? – Незнакомец его абсолютно не интересует.

– Он с этим завязал. А меня иногда отпускает в Прагу на субботу-воскресенье…

Завязал? Как это он умудрился?

Уехать из Праги.

Может, спасение в этом? Первый рассвет в Татрах в том походе, промелькнуло воспоминание. Вот, наверное, когда я был по-настоящему счастлив. Держаться отсюда подальше. Наезжать лишь изредка. Как Даша. Может, еще не все потеряно? Что, если никто ничего не знает? Медпункт и аптеку могли обчистить сотни людей. Попробовать устроиться на турбазе, тогда не заметут и за тунеядство.

Рискнуть еще раз?

– Даша, Даша… – Он снова затряс ее. – У вас там нет никакой работы?

– Петр, может, и знает…

Он глянул на Еву. Интересно, согласится она? Должна согласиться. Мы выстоим! Другого пути нет. Но только завтра. Он с наслаждением расслабился на ковре.

– Как же все ужасно изменилось, – вдруг услышал Михал совсем рядом. – Куда подевался прежний народ? Студенты, музыканты… С ним не только о кайфе поговорить было приятно. Для них наркотик был просто средством познания. Свершения. А теперь сюда прет всякое закомплексованное говно. У них одно на уме – как бы попроще самоутвердиться. Мразь. Пустить по вене дозняк, завалиться на диван, и порядок. На остальное – плевать.

Понимает он вообще, с кем говорит? – подумал Михал.

– Засранцы, – неестественно усмехается Рихард. – Никакой высшей цели. Одна химия. Счастье задаром – оптимальный вариант. Просто блевать от них тянет. Музыку и ту похерили, кретины. Сидят как истуканы и пихают в себя что ни попадя, И даже понятия не имеют, чем все это может закончиться. Слыхом не слыхивали про эмболию, абсцессы, желтуху от грязных иголок, СПИД. Ничего не знают. А если нет дозы, из них и слова не вытянешь. Какое уж там общение! Пустые они! Как приемник без батареек. Падаль. Им бы лежать целый день в углу и дрыхнуть. И с такими дебилами я должен общаться? Рисковать, что меня повяжут из-за этих кретинов?

Старые, добрые времена. Сколько же раз я все это слышал от Рихарда? Времена, когда даже врачи не предполагали, что в Чехословакии может сыскаться хоть один наркоман. Родители и подавно. Ширяйся себе на здоровье! Слава богу, большинство и сегодня об этом не знает. Иначе сидеть на игле стало бы не так безопасно. Чем меньше об этом говорят, тем легче все скрывать. А если даже и знают, думают: наркоманы – это какие-то чудовища из Апокалипсиса. Ну кто же поверит, что секретарша самого директора не может без дозы? Или родное чадо, пятнадцати лет.

Только за это «незнание» поплатились мы сами. Но кто же мог предполагать, чем все закончится? Разве нам кто-нибудь пробовал объяснить?

– Ребята, мне плохо, – слышится голос Зденека. – А-а-а! – вдруг завопил он, падая на паркет.

Мирный ход вечеринки снова нарушен.

– Не дури! – Михал хватает Зденека за запястье.

Пульс неровный! Что это была за дурь? Сильная или нет? Михал с трудом развел в стороны руки Зденека. Рванул рубашку. Одна из пуговиц отлетела чуть ли не на метр. Приложил ладонь к груди. Сердце переваливалось, как разбуженный посреди ночи спящий.

– Рихард, – жестко отчеканил Михал, стараясь сохранить спокойствие. Главное, без паники.

Этого было достаточно. Все тут же поняли – что-то случилось. Ева выключила проигрыватель. Рихард моментально очутился на коленях. Схватил руку Зденека, пытаясь нащупать пульс.

– Господи, что же это такое?

С каждой секундой дыхание Зденека все учащалось. Но воздух будто перестал попадать в легкие. Белое лицо, искаженное страхом, на углу грязного ковра.

– Дыши! Ради бога, дыши! – истерически закричал Рихард в это белое лицо.

– Что ты мне дал? – просипел Зденек.

– Ничего особенного. Обыкновенная комбинация. Дыши! – умолял Рихард.

Оба кролика, белые как стена, вдруг очутились у двери, прижавшись к ней спинами.

Михал сосредоточенно разглядывал выступающие ребра Зденека, нащупывал пульс. И вдруг пульс пропал.

– Дыши! – бессмысленно заорал Михал.

Зденек скорчился в судорогах. Раз, еще раз…

– Господи, да сделай ты что-нибудь, – верещала Ева.

– Откройте окно, – приказал Рихард.

– Ничего, ничего… Сейчас все пройдет, – бормотал Михал, тормоша Зденека. Что с его окаянным сердцем?

Два неровных удара.

– «Скорую», – простонал Зденек.

– Не сходи с ума. Дыши. Выкарабкаешься, – успокаивал Рихард.

Вызвать врача – значит заложить эту берлогу. И подпольную лабораторию.

– А-а-а! – завыл Зденек. Очередная судорога скрутила его в комок. Он еще раз дернулся и вдруг затих.

– Что с ним? – заорала Ева.

– Обморок! – констатировал Рихард.

– Умрет? – вполголоса спросил Михал.

Рихард пожал плечами.

Михал окинул взглядом всех участников этой веселой, беззаботной вечеринки. Кролики успели слинять. Только дверь хлопнула. А если б нагрянула милиция?

– Собирайтесь и уходите, – приказал Михал этим белым, испуганным лицам. Ева, Роман, Даша…

– Вызовете врача? – спросила Ева.

– Ты спятила? – огрызнулся Рихард.

– А если он тут отбросит копыта?

– Не должен! – Рихард затряс безвольное тело. – Да дыши ты, идиот! Дыши!

– Уходите! – сказал Михал. Он чувствовал, как рубашка липнет к спине, вся влажная от холодного пота. Странно неподвижное тело Зденека на ковре.

– Не бросим же мы его подыхать? – Михал поднял глаза на Рихарда.

– Погоди, – прошипел тот. – Да уйдите вы, черт возьми! Ну чего тут глазеть? Проваливайте! – Он подбежал к Еве с Дашей. В бешенстве вытолкал их из комнаты.

– Ты тоже отвали, – повернулся он к Михалу.

– Ему надо помочь!

– А как, проклятье!

– Мокрое полотенце, – попросил Михал. Глупость, конечно. Что это даст?

Рихард побежал в ванную. Отпихнув Михала, прижал полотенце к затылку Зденека. Тот застонал.

– Идиот чертов. Сколько же он вмазал? – Обхватив голову Зденека, Рихард стоял перед ним на коленях. Михал готов был поклясться, что в глазах у него были слезы.

Снова вскочив, Рихард бросился к ящику письменного стола. Трясущимися руками начал вскрывать упаковку с лекарством. Потом оттолкнул Михала и попробовал всунуть в рот Зденека какую-то белую пилюлю.

– Проглоти это, ну проглоти! – как невменяемый орал он Зденеку, который опять впал в беспамятство.

– Что ты ему суешь? – Михал тоже начал кричать.

– Эфедрин. Общевозбуждающее.

– Сдурел? Ему только врач поможет. Кислородная маска. Какие, к черту, таблетки!

– Ерунда, от этого он очухается! – бессвязно повторял Рихард.

Ну и дубина, подумал Михал.

Рихард кинулся в кухню. Схватил стакан и лихорадочно пытался развести в воде еще одну таблетку эфедрина.

– Отвали! – гаркнул он на Михала.

И снова обхватил голову Зденека.

– Пей! – бесновался Рихард, как будто тот мог услышать. – Пей! Да пей, наконец! – орал он беспомощному телу.

– Ты его так задушишь! – Михал напрягся и оттащил Рихарда.

Стакан с разведенным эфедрином грохнулся на пол.

– Болван! – завопил Рихард, развернулся к Михалу и левой рукой въехал ему в подбородок.

Михал еще успел сообразить, что падает. Потом ударился затылком о стену и потерял сознание.

Сколько он так пролежал? В голове гул, перед глазами мельтешат какие-то сверкающие точки. Несколько бесконечных секунд Михал не мог понять, где он и что с ним. Медленно-медленно, пересиливая страшную боль в голове, он сосредоточил взгляд на середине комнаты.

Рихард склонился над безвольным телом, плечи его содрогались от рыданий.

– Очнись! Прошу тебя, очнись… Дыши! – тупо шептал он одно и то же.

Михал попробовал сесть. Удалось привстать и плечами упереться в стену.

– Вызови врача, – сдавленно произнес он.

– Я его вытащу из этого, понимаешь? Должен вытащить! – заорал Рихард. И принялся опять тормошить безвольное тело.

Михал попытался встать. Левой рукой оперся о стену, правую протянул к телефону.

Одним прыжком Рихард перемахнул через комнату. Вырвал у Михала трубку.

– Испарись! Вали отсюда! – И выпихнул его в коридор.

Зденек на полу снова завыл от боли.

– Слышишь? Он приходит в себя! Никого не вызывай! Понял? – Рихард выталкивал Михала из квартиры. – Не суйся куда не надо! А то сдам тебя вместе с твоей аптекой!

Дверь захлопнулась. Звякнула цепочка.

Михал беспомощно стоял посреди лестничной площадки, сжимая руками раскалывающуюся голову. Ни на что больше не было сил.

Господи, только бы он не умер. Был бы теперь дома и валялся в своей постели!

Пришлось подождать до двенадцати, чтобы случайно не разбудить Зденека, если… если он жив? Мучительные минуты ожидания.

Зрачок в глазке. Больше ничего. Он позвонил вторично.

– Вам кого? – скрипучий голос.

– Мне нужен Зденек.

Тихо. Проклятье, что означает эта тишина? Нет дома. Конечно. А где он? Что с ним? Надо узнать!

У Рихарда час назад никто не открыл. А если за теми дверьми лежал Зденек? Мертвый? Ерунда. Истерия. Бог даст, пронесет.

– Откройте, прошу вас, – снова начал он.

Звон цепочки. И опять ничего. Может, просто боится его дружков? Что, если он и вправду лежит, завернувшись в одеяло? Хоть бы так. Разведать на сто процентов!

– Я из собеса! – на ходу изобретает Михал.

Щель в дверях, подстрахованная цепочкой. Настороженная бабка.

– Что-что?

– Я занимаюсь подростками, – самозабвенно врет Михал. – Ну и Зденеком Бартой тоже.

Дверь приоткрылась сантиметров на десять. И все.

Знать бы, на кого я больше похож – на подопечного или инспектора? Быстро придумать еще что-нибудь. Если только интерес инспектора к внуку для бабки не так страшен, как визит дружков.

– Мне нужно проверить его бытовые условия, – нашелся Михал.

– Но им занимается такая молодая пани. – В голосе все еще недоверие.

– Она в декрете. Ждет ребенка. – На Михала снизошло вдохновение. Может, сразу спросить, дома ли он? Нет, только не это. Вдруг после такого вопроса бабка захлопнет дверь? Тут похитрее надо.

– Бытовые условия, – вдруг обиженно повторила бабка. – У него все, что надо, есть. Еда, одежда, квартира. К тому же бесплатно. Чего вам еще?

– А как он себя чувствует? – осторожно попробовал Михал.

Дверь, как ни странно, распахнулась. Бабка вышла на два шага вперед.

– А как себя может чувствовать мальчик, которого родная мать знать не желает? – набросилась она на Михала. – И отец алиментов не платит? Никогда не хотел платить. С самого начала. Посадили мне парня на шею. А пенсия всего восемьсот двадцать крон. Ну, плюс приработок. Я тряпье собираю. Зденек этого, видите ли, стыдится. А жить у меня и есть задаром, это пожалуйста. Вот так. Ну, что вам еще надо от старухи…

– Да никто вас не упрекает, – выдавил Михал.

– А сколько он пережил, знаете? Всегда терпел и молчал. Потому он и такой.

– А теперь? – Михал все кружил вокруг главного, единственного вопроса. – Что он теперь делает?

– Похоже, опять за старое принялся. – Голос, приглушенный до шепота.

Чтобы Зденек не слышал? Выходит, он дома? Нет, чтоб не слышали соседи.

– Так плохо выглядит, ужас. Худеет. На работу будить приходится. Самому не встать. И все равно прогулов не счесть, не ровен час выгонят. Я его боюсь, – шептала бабка. – Вчера утром швырнул в меня чашку с чаем. Всю постель облил. Ни с того ни с сего. Из-за любой ерунды злится. А недавно запустил пирогом в стену. Вопил, что убьет меня. – Бабка вдруг хватает Михала за локоть. – Сделайте что-нибудь! Я уже не могу больше! Не могу!

– Он дома? – Новая попытка.

Бабка качает головой.

Черт побери!

– Все у него перепуталось, – шепчет бабка. – Днем норовит спать, а ночью уходит. Вот бы найти ему ночную работу…

Уже нашел, думает Михал. Только сейчас день, к тому же воскресенье. А Зденека нет. Объехать больницы? А если там его нет?

– Вы ему поможете? Прошу вас… Он был такой скромный и тихий мальчик. Мухи не обидит, однажды, когда я болела, всю ночь за мной ухаживал. Помогите ему…

Судорожное пожатие рук. Словно я всемогущ. Уж я-то помогу…

Михал кивнул.

И вдруг бабка замахала руками перед самым его носом:

– Это все дружки. Бандиты! Я его от них прячу. Да где мне, старухе, уберечь? Вы бы помогли мне. Хоть как-нибудь! А хуже всех какая-то Даша. Ей-то все сходит с рук. Родители вызволяют. А Зденечек, бедняжка, думает, он тоже так может!

Зденечек. Как странно это звучит. А если он уже мертв!

– Я их боюсь, – снова шепчет бабка. – Как-то раз нам уже дверь выломали и все тут вверх дном перевернули. Будто искали чего.

– А вы не знаете, где Зденек? – Последний шанс.

– Разве он мне рассказывает? – Бабка удивленно поднимает брови.

– Ничего с ним не случилось. Очухался! – уверяет Рихард, когда Михал наконец застает его дома.

Но все равно это последняя капля. Чаша полна. Прочь!

Их подвез «фиат» и какой-то драндулет.

На Еву еще обращают внимание, удивляется Михал.

Ну что может быть прекраснее удачного автостопа? Сколько раз в школе я мечтал объехать автостопом весь мир? Только одного меня не пускали даже в Давле[19]19
  Пригород Праги.


[Закрыть].

Опять хочешь свалить на предков, что перед этой прогулкой пришлось-таки вмазаться. Прогулки без кайфа тебе не в радость. Но уж это твои дела. Твои и Евы. Михал улыбнулся ей.

Они топали пешком через луг к видневшейся наверху турбазе… Все вдруг стало в тысячу раз проще, чем в городе. Обыкновенные вещи, которые никогда не подведут: солнце, трава, лес, воздух. Как пробуждение от страшного сна, когда понимаешь, что все в нем неправда. А из кухни доносится запах кофе.

– Давай посидим, – захныкала Ева.

Пятьсот метров в горку и те не можем одолеть! Михал упал на спину в траву возле дорожки.

– Благодать, уж и не помню, когда мне было так здорово, – пустил он пробный шар.

А жить тут? Может, это наш шанс? Нет, серьезно. Кайф здесь хрен достанешь. А то зачем бы Даше вечно мотаться в Прагу?

Он сорвал стебелек хрупкой светло-зеленой травинки и засунул в рот. Вместо сигареты. Ева притулилась рядом. В ее глазах отражалось небо и плывущие облака.

– Знаешь, Михал, я ужасно рада, что ты меня сюда вытащил!

Хэппи-энд на горных склонах.

На турбазе окон шестьдесят. В такой громадине наверняка постоянная нужда в обслуге.

В коридоре запах свежей древесины. Гомон и шум из ресторана. Свинина с кнедликами и моравские колбаски. Ох уж эта вечная борьба с лишними килограммами!

Они направились к бару.

– Что будете пить?

– Мы ищем Петра Копала.

Улыбку будто слизнули. Или мне просто показалось?

– Он на складе. За туалетом налево в конце коридора.

Нет, не показалось. Больше ни слова. Улыбка уже для другого посетителя.

Открытая решетка, двери настежь.

Михал заглянул внутрь.

– Привет…

– Чего надо… вход запрещен… А… – Петр вспомнил, откуда знает этого парня.

– Вот решили к вам в гости заскочить, – начал Михал, стараясь не замечать кавардак за спиной у Петра. Хаос ящиков, коробок, свертков, мешков, бутылок.

– А где Даша?

– Наверху…

– Что с ней?

– А то не знаешь?

Мучительная тишина.

– Вообще-то мы приехали узнать, нет ли тут какой-нибудь работы, – опять начал Михал.

– Здесь? С моей подачи точно нет. – Петр повернулся к складу. – Есть хотите?

Михал покачал головой.

– Да вы не стесняйтесь. Все равно у нас недостача. – Петр опустился на коробку из-под яиц. Свесил руки. Снова молчание.

– Даша тебе не говорила, что мы приедем?

Петр покачал головой.

– Ну, что тут такое? – Какой-то мужчина в черном сатиновом халате. – Очередной бардак?

– Вот складываю товар, привезли недавно… – неуверенно оборонялся Петр.

– Оно и видно, – иронически заметил мужчина. – А эта парочка? – Он хмуро покосился на Михала с Евой. – Убирайтесь, да поживее! Наркоманы в складе! Прямо цирк. Какой уж тут порядок!

Неужели заметно с первого взгляда?

Они вышли в коридор к туалетам. Петр так и остался сидеть на ящике.

Хорошо, а теперь как? Михал снова заглянул на склад.

– Что все-таки с Дашей?

– Свалилась она вчера. Тут все и всплыло. Она мне лапшу на уши вешала, будто завязала. Вроде бы бросила, ради меня. А сама втихаря под язык ширялась… Дурак я, дурак…

Михал присвистнул.

– А если недостача на складе – ее дела, если она на кайф таскала, тогда мы оба в дерьме! – накинулся Петр на Михала.

– Я ничего не брал, – защищался тот.

– Да уж, конечно. Ты тоже нам сильно помог. И все вы! Ни одна сволочь не позвонила, что она снова ширяется. Козла отпущения из меня сделали!

– Но я ведь…

– Не трепись, будто не знал, – перебил Петр. – Что, полгода не виделись?

Виделись. Два дня назад.

– Все вы подонки. Подлые, безмозглые торчки. А теперь уматывай!

Он вскочил с коробки из-под яиц и с грохотом закрыл за собой дверь. Изнутри тут же заворочался ключ.

Они тащились вниз с горы по проселку. Часа через два зайдет солнце. Недолгим было гостеприимство этой долины. Холодная ночь в горах, а утром роса.

А как же новая жизнь? Новая жизнь старых торчков. Смех, да и только.

– Раздобыл я, значит, белый халат, забрался по утрянке в больницу, накинул халат и давай водить по коридорам бабок, вроде я санитар. А сам присматриваюсь, что к чему.

Да, далеко шагнул наш Гонза, подумал Михал. Заливает целой команде, те аж рты поразевали. Одни кролики. Смена караула. Наши старики, для которых Гонзичек был только шестеркой, давно уже в зоне или просто в заднице. Кроме Рихарда. И нас. Пока. Чудес не бывает. Хэппи-энд в горах. Ха-ха-ха! А этот молодняк, который черт знает где понабрали Рихард с Гонзой, таращит глаза от удивления. Вот только я на его месте про такое бы не звонил.

– Что делать, если в этой чертовой амбулатории вечно торчит доктор с сестрой, а перед дверью штук шестьдесят бабок. Как до кокаина добраться? И вот везуха. Гляжу, а рядом – сортир. Мигом туда, открываю все крантики в умывальнике, а дырку затыкаю платком. Натуральный потоп! Через минуту вода уже в коридоре. Врубаетесь, что там началось? Шестьдесят баб, и ни одной в мужской сортир соваться неохота. Наконец зовут врача. Тот вместе с сестрой мужественно бросается на ликвидацию аварии. Само собой, дверь в амбулаторию – настежь. Бабки сгрудились у сортира и глазеют, как доктор с сестричкой пробираются к умывальнику. Я как ни в чем не бывало, весь в белом, вхожу в амбулаторию. Пузырек с кокаином в шкафу для лекарств, беру его и спокойно выхожу, а дверь для порядка захлопываю. Чтобы той парочке служба медом не казалась. После чего медленно удаляюсь. Потрясно, да?

Кролики писают от восторга. Браво, браво. Господи, скорей бы уж Рихард отслюнявил бабки, да убраться отсюда. С этими психами пообщаешься, белому свету не рад.

Наконец Рихард поднимается и идет в кухню. Михал за ним.

– Ну, сколько? – не выдерживает он.

– Девятьсот. Больше никто не даст.

– Не так чтобы много, – хмурится Михал.

– Зато безопасно, – улыбается Рихард.

Михал кивает. Что нам еще остается?

– Бабки в комнате, – говорит Рихард и проскальзывает мимо Михала назад.

Звонок в дверь.

– Кто это? – Рихард замирает на пороге.

Как в прошлый раз, проигрыватель мгновенно умолкает.

– Роман? – спрашивает Гонза.

Рихард качает головой:

– Я ему запретил сюда соваться.

Снова звонок.

Рихард белее полотна.

– Не та прозвонка, – шепчет он, как и тогда.

– Откройте! Милиция!

Совсем не как в тот раз.

– Черт! – вырывается у Гонзы. Он хватает лежащий на столе пузырек, открывает окно и швыряет на улицу.

Рихард кидается к ящику кухонного стола.

– Отзыньте! – лает он на перепуганных кроликов, которые мечутся по комнате, словно по палубе тонущего корабля, на котором нет спасательных шлюпок.

– Вы слышите? Открывайте! – раздается за дверью.

И вот уже в квартире трое незнакомых мужчин. Двое в милицейской форме.

Рихард пятится в комнату, стараясь засунуть под кровать ящичек, полный лекарств и пузырьков без надписей.

Один из троицы, естественно, это замечает.

– Отлично. Вы хозяин квартиры, не так ли?

Рихард кивает.

– Придется кое-что объяснить. – Мужчина в штатском осматривает комнату. – Приятное общество, – улыбается он. – Весьма рад видеть вас здесь в таком составе. Остальные, разумеется, тоже ответят на наши вопросы.

Сердце у Михала колотится так, будто он бежал без передышки несколько часов. В таком состоянии мне и несколько минут не пробежать, понимает он. Уголком глаза Михал следит за Евой, которая тихонько, незаметно продвигается к двери в кухню. Неужели надеется спрятаться?

Поздно!

– Куда это вы, барышня? – не без иронии интересуется штатский.

Всего одна секунда.

Ева неожиданно прыгает к двери и захлопывает ее за собой.

Мгновение спустя один из троицы бросается в сторону кухни, но там уже проворачивается ключ.

– Откройте! Слышите? Откройте!

Мужчина в штатском бьет в стеклянный проем двери. С грохотом летят осколки. Посреди кухни стоит Ева. В руке туба из-под лекарства. Вторая, уже пустая, валяется на полу.

– Меня вам не заполучить, – улыбается она милиционерам. А глаза уже жутко, неестественно пустые.

– Ты что проглотила? – Человек в штатском наклоняется за тюбиком. – Вот дура-то!

Он хватает упирающуюся Еву за плечи.

– Помоги снести ее в машину! – оборачивается он к одному из своих. Они хватают Еву, которая безуспешно пытается вырваться, и несут к двери.

Михал слышит, как тот, в штатском, бросает на бегу милиционеру:

– Отвезем ее в больницу. Придется тебе остаться одному в этом обществе. Я подошлю ребят…

Ева лягается, беспорядочно машет руками и извивается, как червяк, в руках тех двоих. Хлопанье двери.

В комнате пятеро против одного. До этого момента вся компания словно онемела от страха. Но при таком раскладе?

Гонза встал. Оба кролика вдруг очутились рядом с ним.

Мужчина в форме попятился к двери.

– Не двигаться! Предупреждаю!

Рихард рухнул на постель. Тряпка. Ни на что не годная тряпка. Плечи вздрагивают от громких рыданий.

Сердце у Михала колотится как никогда.

Ощущение отчаянной беспомощности.

Как бы сговориться с теми тремя… Может, хоть кому-нибудь удастся свалить… Меня-то почти наверняка заложит Ева.

Человек в форме, словно прочитав мысли настороженно следящей за ним четверки, сжимает дубинку.

– Спокойно!

Все. Момент упущен. Гонза расслабил мышцы. Вместо изготовившегося к прыжку тела – пижонская поза. Один из кроликов сел.

– Ну и кретины же мы! Столько клевого кайфа зря пропадает, – вдруг говорит Гонза, пристально глядя на человека в форме. – Нас тут вон сколько, а мент всего один…

Он отлично понимает, что тот ни за что не отлепится от двери. Без прикрытия сзади никаких шансов у него нет. Медленно, очень медленно Гонза сползает на пол.

– Брось это, – приказывает милиционер. – Слышишь?

Одним движением Гонза вытаскивает из-под кровати ящик с кайфом.

– Да подходите вы, дурье! – кричит он.

– Убери лапы! – орет милиционер.

– Все сразу! – командует Гонза. – Не может он всем сразу дать по морде. Разве что одному! Дошло наконец?

Гонза завладевает пузырьком со знаменитым «сердечком любви». Воодушевленные его примером, кролики кидаются к ящику.

– Назад! Отставить! – тщетно призывает милиционер.

А что еще нам остается? Михал хватает пачку таблеток и мигом высыпает их в рот.

Пожалуй, это последняя доза черт знает на какое время. Теперь не покайфуешь, думает Михал. Еще несколько минут – и придет подмога, которую обещал тот тип в штатском.

Точно двенадцать минут.

– Ну, что здесь происходит?

– Благодать! – прыскает Гонза. Он лежит на полу, тупо вперившись в потолок. И дураку понятно, что он уже ни черта не соображает.

Нет, это не ночной кошмар, не сон, который за последний месяц снился раз сто, а голая реальность. И ничего нельзя изменить. Стрекот пишущей машинки. Стол завален всякой ерундой из карманов.

– Связка ключей на подвеске грушевидной формы с электрической лампочкой…

Подарок отца из Кувейта.

– Расческа, купюра в десять крон, монета достоинством в две кроны, кожаный ремешок…

Выходит, этого я боялся меньше, чем остаться без дозы, меньше, чем ломок.

Камера предварительного заключения. Голая комната, двое нар, на которые нельзя ложиться до самого вечера, столик, два стула. Свет, невыносимый особенно ночью. Настороженно прислушиваешься к любому звуку из коридора, боишься допроса.

Что они знают? В чем призналась Ева?

А если еще не знают ничего? Может, она пока не пришла в себя.

А когда очнется?

Проклятье, что бы сказать, когда они спросят, где я жил? В квартире полно кайфа, за шкафом краденые рецепты. Какие же мы идиоты!

Все отрицать!

А Ева?

Если начнутся ломки, она расколется. Лишь бы все было позади. И лихорадка, и головная боль, и этот стук машинки, как удары обухом по голове. Может, они даже пообещают отпустить за чистосердечное признание. Отсюда до Евиного дома минут пятнадцать ходу. Всего-то пятнадцать минут, и можно снова вмазаться.

Расколется рано или поздно. Само собой, если ее припрут к стенке. Жажда кайфа однажды просто пересилит. Хоть бы она все же доперла, что если будут шмонать – найдут все. И тогда снова-здорово, как перед походом в аптеку. Что же делать?

То и дело вытираю о штаны потные ладони.

– Из дома я сбежал. Ночую на вокзале. Все это – чистая случайность. И сам удивляюсь, как меня занесло на ту вечеринку. Вообще-то я ищу работу.

Только из вопросов станет понятно, что они знают.

Следователь такой же долдон, как отец. Но иронии хоть отбавляй, не в пример моему папашке.

– Вы и в самом деле больше ничего не хотите сказать? – Блаженная улыбка, будто сидит в кафе над тортом со взбитыми сливками.

Я хочу одного. Но от вас мне этого не дождаться.

Михал качает головой.

– Ну что ж. У вас будет время все хорошенько обдумать. Но мой вам совет: не забывайте о том, что чистосердечное признание смягчает вину.

Дрожь в ногах, руках, лицо дергается.

– Что это?

Все вдруг будто в тумане. Или сквозь грязное стекло.

Ха. Ты, значит, не понимаешь, что это такое? Одна доза – и все снова будет о'кей. А теперь судороги в спине. И еще. Трудно дышать.

– Помогите!

– Спокойно, малый!

– Кто вы?

– Соседи по камере.

Сердце болит. Голова разламывается. Какой камере? Каждый волосок будто наэлектризован. Приливы боли. Озноб и жар.

Пот по всему телу. Лихорадка. Понос в камере, где параша прямо в углу. Такое трудно представить, не пережив самому. Страх. Боюсь всего. Шагов. Того чудного человека на соседних нарах. Этой камеры, из которой, кажется, выкачали весь воздух. Боюсь всего! Пульс точно лошадиный галоп. Безумный стук в ушах. Уснуть хотя бы ненадолго. Несколько минут ни о чем не думать. Невыносимо болит голова. Господи, полежать бы спокойно. Хоть немного. Не переваливаться с боку на бок на мокром соломенном матраце. Отдохнуть. Вечно перед глазами этот жуткий свет!

– Ну что? Нам известно о вас гораздо больше, нежели вы думаете. Вы все еще не хотите рассказать, где и с кем вы жили?

Еще несколько минут без кайфа – я расскажу вам и то, чего не было.

Выдержать! Я должен выдержать!

– Нет? Ну, тогда придется рассказать нам.

Кто назвонил? Ева? Или один из тех кретинов, которых взяли у Рихарда?

А что, если они скажут Еве, будто я во всем признался? Она тут же расколется. Если не раскололась раньше.

– Что вы можете сказать по поводу рецептов, найденных в кухне квартиры, где вы проживали без прописки?

Откажусь, значит, свалю все на Еву?

– Я их купил.

– У кого?

– У какого-то торчка в баре.

– И вы с ним, разумеется, не знакомы?

– Нет.

Только тогда на рецептах не стоял бы штамп медпункта, в котором работает Евина мать. Проклятье! Давно надо было их сжечь. Лажа за лажей.

– А ампулы с морфием?

Значит, нашли все. А чего ты ждал?

– Ампулы тоже. – Михал попытался улыбнуться. Не очень удачно.

Только бы Ева не раскололась. Хоть бы поверила, что я молчу.

Улыбнулся и следователь.

Знает все, блеснуло в голове у Михала. Иначе откуда такое благодушие. Ева все давно раззвонила. И адрес квартиры, где мы спали. Черт побери, почему мы сразу не договорились, как врать, если нас заметут! Наивно верили, что до этого никогда не дойдет! Идиотство! Мне уже ничто не поможет! Сраная доза для Евы давно важнее всего.

А для тебя нет?

Но к кому ты за ней сунешься, если всех заложишь? Хоть это до нее дошло? Раньше, чем заложила? А если она молчит? Может, адрес выдал Рихард? Или еще кто-то. Не смыкать. Шансов – один на тысячу. Но все же пока есть.

Я должен верить, что она не расколется. Я должен выдержать. Должен!

– Доктора позовите. Мне плохо. Я не могу! – вдруг закричал Михал.