Текст книги "Плохой парень (ЛП)"
Автор книги: Р. С. Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Жизнь продолжается в течение четырех дней с тех пор, как мы в последний раз разговаривали, хотя и намного более дерьмовая. Я вымещаю свой гнев на футболистах. Они думают, что я мудак, заставляющий их бегать так много кругов на тренировках всю неделю, но я бегаю с ними, настаивая, что если могу это сделать, то и они могут ― за исключением того, что у меня есть секретное оружие, которого у них нет: сердечная боль. Я думаю, что мог бы добежать отсюда до Аляски, если бы мне пришлось, в стиле Форреста Гампа. После тренировки захожу в душ и повышаю температуру, пока она не начинает обжигать. Я опускаю голову под воду и закрываю глаза, думая о Сэм. В среду она не придет на Западное крыло. Она не собирается показываться. В холодильнике есть обеды «Blue Apron», которые пропадут впустую, потому что я не собираюсь готовить еду, предназначенную для двух человек, и есть ее в одиночку, как карикатура на влюбленного придурка.
Кажется, я слышу шум в гостиной. Останавливаюсь и наклоняю ухо в этом направлении. Внезапно дверь моей душевой распахивается. Мне кажется, меня вот-вот зарежут, как в фильме Хичкока.
– БЛ*ДЬ! ― кричу я, чуть не ударив, Сэм по лицу, прежде чем понял, что это она. ― Что ты делаешь?
Она игнорирует меня и входит в душ полностью одетая. Я моргаю, пытаясь определить, не галлюцинация ли это. Сколько кругов я пробежал сегодня? Может ли человек поддаться тепловому удару, не осознавая этого?
– Я знаю, что это плохая идея, ― говорит она, поднимая руки, чтобы заслониться от брызг из душа. Это бесполезно. Она промокла за считанные секунды. ― Я почти не пришла. Просидела около твоего дома минут тридцать, пытаясь остыть и обдумывая, стоит ли заходить внутрь. Твои соседи думают, что я малолетний преступник, обследующий окрестности. Подвинься.
– Какого черта?
Она тычет меня в грудь, так что у меня нет другого выбора, кроме как лишиться части горячей воды.
– Я сказала ― подвинься.
– Ты все еще в обуви.
Она агрессивно сбрасывает теннисные туфли, стягивает носки и выбрасывает их из душа. Потом снова смотрит на меня.
– Лучше?
Я совершенно голый, очевидно, а она стоит там, в промокшей хлопчатобумажной футболке и джинсах.
– Какого черта ты делаешь?
– Ищу драку. Я в бешенстве… Я думаю. ― Она толкает меня в грудь.
– Не хочешь подождать, пока я здесь закончу? ― Мне трудно защищаться, держа руку на своем члене.
– Очевидно, нет.
– Почему ты злишься?
Думаю, если бы у меня была рубашка, она бы схватила меня за шкирку. Как бы то ни было, Сэм встает на цыпочки и обнимает меня за плечи. Мои мышцы инстинктивно напрягаются под ее прикосновением. Это своего рода предупреждение: она может быть той, кто сейчас прикасается, но только потому, что я это позволяю.
– Потому что ты сломал меня пополам.
И тогда я вижу печаль в ее лице, опущенные губы, огромные встревоженные глаза. Она говорит очень обеспокоенно, и я заинтригован ее внезапным приступом честности. Вот почему я не выталкиваю ее из душа... или не прижимаю к кафелю.
– Как это?
– Сегодня в школе я довела до слез двоих детей. Я ― злой огненный шар. Не могу перестать думать о том, как ты целуешь меня. ― Ее руки впиваются в мои плечи с каждым произнесенным словом.
– Все это как-то связано?
Сэм пододвигается ближе, и ее грудь касается моей. Ее джинсы касаются моих ног. Моя рука остается твердо зажатой в паху.
– Послушай ты, с меня хватит. Больше никакого молчания. Хватит притворяться, будто мы не друзья. ― Она убирает мокрые волосы с лица. Мы оба промокли насквозь ― промокли и злимся. ― Если нет пути назад, мне нужно, чтобы ты ударил меня об эту плитку, чтобы мы могли разобраться в этом раз и навсегда. Давай, начинай.
– Вероятно, это плохая идея.
Мой отказ заводит ее еще больше.
– О да? Ты продолжаешь давить и тыкать, и, в конце концов, я сдаюсь, нравится тебе это или нет. ― Она делает шаг назад и пытается стянуть футболку через голову, но она прилипла к ней, как вторая кожа. ― Черт возьми! Подожди.
Ей приходится поработать над этим несколько секунд. Теперь она закрывает ей глаза, и Сэм ― малышка, пытающаяся одеться в первый раз. Она дергается из стороны в сторону, опрокидывая мои бутылочки с шампунем и кондиционером на пол, когда спотыкается об одну из них. Я протягиваю руку и поддерживаю ее бедра. С тяжелым вздохом она, наконец, снимает футболку и бросает поверх двери душа. Я ухмыляюсь ее новому взъерошенному виду. Волосы Сэм в беспорядке. Капельки воды собираются на кончиках ее темных ресниц. Ее бюстгальтер кремово-голубой и прозрачный благодаря непрерывному потоку воды, бьющему в нее.
– Ну же, Йен! Соберись! Просто поцелуй меня!
Она так взвинчена, что у нее вся кожа покраснела.
– Нет. Убирайся из моего душа.
Я поворачиваюсь к ней спиной и опускаю голову под воду. Это действительно выводит ее из себя. Ее злые кулаки колотят меня в спину.
– Я говорю, что хочу тебя, а ты вдруг перестаешь интересоваться?!
Она не знает, о чем просит, поэтому я решаю показать ей. Оборачиваюсь, и моя рука падает. Я делаю шаг вперед и прижимаюсь к ее телу, наклоняя голову, чтобы встретиться с ней взглядом. Сэм не шутила – она дымящийся маленький шарик расплавленной лавы. Я думаю, она хочет уничтожить меня за то, что я сделал это с нами, за то, что навсегда изменил нашу дружбу. Мои руки сжимают ее бицепсы, которые похожи на две палочки от мороженого. Моя твердость впивается ей в живот, и ее рот широко раскрывается от удивления.
– Все еще хочешь поговорить об этом прямо сейчас, Горячие губки?
Она мне не отвечает. Она в оцепенении. Я загипнотизировал ее.
– Все еще думаешь, что это хорошая идея?
– Все в школе хотят тебя, ― шепчет она, широко раскрыв глаза. ― Ты мой, и ты даже не знаешь этого. Я никогда не говорила тебе.
Ее признание сводит на нет мое самообладание. Я хочу обернуть ее ноги вокруг своей талии, чтобы зарыться глубоко в нее. Я собираюсь написать у нее на лбу фломастером, пока она спит: Собственность мистера Флетчера. Руки прочь.
– Мне не нравится, какой версией Йена ты был последние несколько дней, ― тихо говорит она, прежде чем прикусить нижнюю губу. Сэм отказывается встретиться со мной взглядом. Вместо этого блуждает по контурам моей груди.
– Какая это версия?
Уголок ее рта приподнимается.
– Хороший парень ― или, скорее, не очень хороший. Вчера ты прошел мимо меня по коридору. Ты пропустил обед в учительской. Ты знаешь, что я проспала в понедельник, потому что ты мне не позвонил?
– Знаешь, делают такие устройства, называемые будильниками. Великое изобретение, думаю, они были еще в каменном веке. ― Не могу удержаться от легкой улыбки.
– У меня уже есть один такой, и его зовут Йен. Не путать с…
Я не смеюсь. Даже немного.
– Видишь ли, вот в чем наша проблема: я больше не хочу быть твоим будильником.
Ее лицо вытягивается, и она перестает прокладывать курс по моей груди.
– Ох.
– Да, можешь считать меня сумасшедшим, но я стою здесь совершенно голый, и мы болтаем ― не совсем мое представление о хорошем времяпрепровождении. Я хочу принять душ с тобой и…
Я отрицательно качаю головой. Нет смысла заканчивать эту мысль. Вместо этого отпускаю ее и делаю шаг назад, чтобы ей было достаточно места, чтобы уйти. Сэм потянет за стеклянную дверь и уйдет. После нее останутся печальные лужи воды. Я, наверное, поскользнусь на одной и съем дерьмо по пути из душа. Но она не двигается. Ее голубые глаза мультяшно большие, когда она смотрит на меня. В ее мозгу одновременно мелькает столько мыслей, что мне кажется, она сейчас перегреется.
– Сэм?
– Просто помолчи секунду, ― огрызается она.
Медленно, мучительно, ее взгляд скользит по моему лицу, по шее, груди и животу, а затем... ниже. Это первый раз, когда она по-настоящему принимает меня, и, господи, клянусь, у нее отвисает челюсть. Эти розовые щеки делают меня еще тверже, и теперь я думаю, что пугаю бедную девочку. Усмехаюсь себе под нос и протягиваю руку, чтобы открыть стеклянную дверь, давая ей легкий выход. Она снова захлопывает ее.
– Я сказала, молчи!
Я не сказал ни слова.
– Что ты… ― начинаю задавать вопрос, на который уже знаю ответ, но Сэм опускается передо мной на колени. Стекло запотевает. Поднимается пар. Она садится на пятки, и я знаю, что плитка, вероятно, впивается ей в колени, но ей все равно. В этой новой позе я закрываю ее от брызг душа. Она вся мокрая, красивая и облизывает свои чертовы губы.
– Я хочу... ― начинает она шепотом.
Теперь перегреваюсь я.
Мы уже говорили о минете раньше, и я знаю, что обычно Сэм не любит их, но она смотрит на мой член, как на рожок мороженого, тающий у нее на глазах.
– Подойди ближе, ― умоляет она.
Я повинуюсь. Ее руки тут же коснулись моих бедер. Ее пальцы крепко сжимаются.
– Боже, у тебя самые лучшие ноги. ― Она смотрит прямо на мой член, и это то, что она говорит.
– Спасибо? Это то, что тебе нужно было рассмотреть поближе?
– Я имею в виду, очевидно, твой... тоже хорош. Я имею в виду, что это намного больше, чем я помню, когда однажды хорошо посмотрела, но я всегда ставила твои ноги и задницу на пьедестал. Вот почему на днях впала в коматозное состояние в спортзале. ― Для пущего эффекта Сэм обхватывает меня обеими руками и хватает за задницу.
– Ты единственная женщина, которую я знаю, которая может превратить минет в странный медицинский осмотр, ― смеюсь и качаю головой.
– Что ты имеешь в виду? Ты не получишь минет. Я просто немного потискаю твою задницу. ― Она дважды сжимает мою задницу, как будто сигналит велосипедным гудком.
– Весело.
Ее взгляд возвращается к конечной цели, и она снова облизывает нижнюю губу. Стон замирает у меня на языке. Я не хочу ее пугать.
– Давненько я этим не занималась.
– Да, ты можешь избавиться от неловкости. Мне все равно. Здесь только мы, Сэм. Я и ты, ― я смеюсь.
– Верно. ― Сэм кивает, становясь достаточно уверенной, чтобы провести одной рукой по моему бедру. Затем медленно протягивает руку и обхватывает ладонью мой член. У нее самая мягкая и надежная хватка. Мои глаза закатываются. Мои бедра инстинктивно дернулись вперед.
– Сэм, ― предупреждаю я.
– Я едва прикасаюсь к нему! ― говорит она, защищаясь.
Да, я знаю. Прошло чертовски много времени с тех пор, как я спал с кем-то, а также эта фантазия строилась в течение, о, я не знаю... тысячелетия. Я ни хрена долго не продержусь.
– Только не затягивай. Все время, что мы были друзьями, было дразнением, прелюдией. Это было похоже на пять или шесть игр.
Она наклоняется вперед и прижимается закрытым ртом к кончику с поцелуем. Это восхитительно, и я поднимаюсь к нирване. Прижимаю руку к кафельной стене позади нее, и она понимает намек. Ее рука начинает медленно скользить вверх и вниз по моей длине. Вода бьет мне в плечи и стекает по телу, делая ее прикосновения влажными и теплыми. Сэм ускоряет темп и смотрит на меня. Ее глаза настолько открыты и серьезны, что мне почти трудно смотреть в них. У меня никогда не было такой мастурбации, которая чувствовала бы себя так хорошо. Я не знаю, то ли это ее техника, то ли то, как сильно я ее хотел, например, как в некоторые дни бургер из закусочной, который ты ел десятки раз, на вкус как пятизвездочная кухня. В конце концов, когда я почти перешел в Самантизм, она наклоняется вперед и обхватывает губами кончик. Я бы вскинул руки в знак аллилуя, но я рискую рухнуть на девушку. Мне приходится держаться за кафельную стену, пока Сэм вбирает меня внутрь и наружу. Это все, альфа и омега: вид ее полных губ, обернутых вокруг моей длины, ощущение ее теплого рта и задней части ее горла. Мой желудок сжимается, и она берет меня глубже. Капли воды стекают по ее подбородку, шее и груди. Я вижу ее грудь сквозь лифчик, два розовых соска под голубым кружевом. Опускаю руку и обвожу там большим пальцем. Ее глаза закрываются, и она стонет. Я чувствую вибрацию в ее горле, и нет ощущения лучше. Делаю это снова, и Сэм ускоряется, отсасывая меня короткими, тугими ударами. Я не думаю, что у меня есть кровь, циркулирующая где-либо еще в моем теле. Все движется на юг, как будто каждый из моих триллионов красных кровяных телец хочет быть частью этого момента. Я стараюсь оттянуть оргазм как можно дольше, что является идеальным микромиром моих отношений с Сэм, битвой высоких ставок между отрицанием и подчинением. Ее рука сжимает основание моего члена, удерживая меня на месте, пока она еще быстрее вбирает меня в рот. Покалывание начинается у основания моего позвоночника. Я в нескольких секундах от того, чтобы кончить, и пытаюсь сказать ей об этом.
– Сэм… я…
Общение не работает. Я стучу ей по голове, как будто пытаюсь выключить ревущий будильник. Сэм улыбается, качает головой и продолжает. После этого я снимаю ногу с тормоза. Наклоняюсь, обхватываю ее за шею и трахаю в рот, как когда-нибудь трахну ее. Она замирает, раскрывается и принимает все, как хорошая маленькая Сэм. Я слышу, как она начинает задыхаться, и я не пытаюсь убить ее, но в моей голове внезапно встает вопрос жизни и смерти. Смотрю ей в глаза, зная, что она скажет мне, если захочет, но в них нет страха. Она любит это так же сильно, как и я, и именно эта мысль, в конце концов, выводит меня из себя. Закрываю глаза и стону, когда толчки удовольствия проходят через мое тело. Я изливаюсь в ее рот, и ее пальцы впиваются мне в поясницу, пока она глотает и глотает. Это медленное возвращение к реальности. Думаю, мне придется простоять там в тумане час или два. Я израсходовал всю воду на Земле, прежде чем подумал повернуть назад и отключить душ.
Сэм встает и вытирает рот тыльной стороной ладони, как чертов чемпион. Она ухмыляется, гордая собой.
– Все еще со мной?
– Да.
– А ты не испугаешься и не убежишь?
– Не думаю, что у меня хватит сил.
– Ну, тогда пошли, ― говорю я, выходя и протягивая руку за двумя полотенцами. ― Пойдем, принесем тебе лед для коленей.
– О, слава богу. Эта плитка травмирует! Это последний раз, когда я пытаюсь быть сексуальной в душе. Отныне это мягкий матрас или ничего, если только я не найду эти наколенники на роликах.
Глава 13
Сэм
Я решила принять новомодный подход к жизни, в котором не думаю о десяти шагах в будущее, а вместо этого живу в настоящем. Я вытерпела четыре дня без Йена, и это был полный отстой, так что, если мне придется сделать ему минет в душе, чтобы удержать его рядом, так тому и быть. Я хочу его. Это же очевидно. Что может пойти не так?
После душа готовлю ужин в одежде, которую одолжил мне Йен, ― большой футболке и бейсбольных носках, которые доходят мне до колен, а потом мы сидим на его диване и смотрим Западное крыло. Шоу занимает пять процентов моего внимания, остальные девяносто пять процентов сосредоточены на губах Йена. Он осознает это, потому что в середине эпизода ставит на паузу и поворачивается ко мне.
– Сегодня вечером мы больше ничего не будем делать.
Для меня это новость. Я надеялась, что мы оба, по крайней мере, доберемся до третьей базы. Я не просто так побрила ноги, прежде чем прийти.
– Это еще почему? Знаешь, в западном обществе минет, это, как правило, нечто вроде «услуга за услугу».
Йен качает головой и встает, чтобы собрать наши тарелки с кофейного столика. Йен ― чистюля. Его дом всегда безупречен, и он терпеть не может, когда я готовлю. Он думает, что я использую каждую кастрюлю, сковородку и разделочную доску, чтобы досадить ему. Он мало что знает, и это только половина причины, по которой я их использую.
– Дело не в этом ― поверь, я с нетерпением жду... возвращения долга, но не кажется ли тебе, что если мы продолжим в том же темпе, ты могла бы… Не знаю, испугаться?
– Пфф. Как угодно. Как насчет того, чтобы просто сделать хороший медленный джем, пока R&B играет на заднем плане? ― спрашиваю я. ― У Spotify есть плейлисты на любой случай.
– Нет.
– Хорошо, а как насчет легкого массажа, масла по желанию, с сопровождающим классным джазовым плейлистом? У меня тоже есть такой.
– Этого не будет.
– Мы могли бы просто молча держаться за руки? Есть ли у Spotify песня тишины?
При этих словах он ставит посуду на стол и кладет руки на стойку. Мне кажется, он либо смеется, либо пытается успокоиться. Я не вижу всего его лица, но его глаза определенно зажмурены. Бедняга.
– Я облегчу тебе задачу: я просто разденусь, и ты сможешь приходить пастись, грызть, брать все, что захочешь. Я как китайский буфет по разумной цене.
Йен резко поворачивает голову, словно желая убедиться, раздеваюсь ли я на его диване. Нет. Я дьявольски улыбаюсь.
– Сэм, мы не друзья с привилегиями. Я хочу, чтобы это было совершенно ясно. Если мы делаем это, мы делаем это правильно.
– Не хочу тебя огорчать, приятель, но мы уже облажались. Секс по телефону и минет перед нашим первым свиданием? Как сказал Шекспир: «чертово дерьмо». Нет смысла пытаться исправить это сейчас, ― я смеюсь.
Он оборачивается, расправляет плечи, и вдруг я понимаю, что разговор окончен.
– Этого не будет, Сэм.
Хорошо. Я встаю с дивана и топаю к его холодильнику, где наверняка найду пинту его любимого мороженого «Роки Роуд». Я съем все это, чтобы досадить ему. Это научит его не отказывать мне. Также тянусь за пакетиком горошка для моих коленей. Верный своему слову, Йен не прикасается ко мне всю ночь. Я должна пойти домой и прикоснуться к воспоминаниям о нем в душе, как похотливый подросток.
Я думаю, что наш следующий поцелуй неизбежен. Так и должно быть. На следующий день я каждые пятнадцать минут мажу губы бальзамом. Стараюсь, чтобы мое дыхание было свежим и мятным. Беспрестанно проверяю, нет ли еды в зубах. Николас говорит, что на первом уроке я выгляжу по-другому. «Пылающая» ― это его точное слово.
Во время обеда я жду Йена в учительской с едой, разложенной передо мной на столе. Он входит, разговаривает с другим учителем, и мои легкие сжимаются. Я задыхаюсь, как заядлый курильщик. Сегодня на нем бледно-голубая рубашка в тон глазам. Его темно-синие брюки новые, и они слишком хорошо сидят на его заднице. Волосы у него темно-каштановые и густые. Эти детали, вызывающие мои астматические симптомы. Не у меня одной. Эшли сидит рядом со мной и смотрит на Йена, как на сочную баранью отбивную.
– Боже, как я люблю, когда он носит голубое, ― тихо выдыхает она.
Если бы у меня было оружие в пределах досягаемости, Эшли была бы мертва, а мне грозила бы пожизненная тюрьма, но не беспокойтесь ― я бы наняла NPR (прим. пер.: National Public Radio – крупнейшая государственная радиостанция США.), чтобы сделать подкаст обо мне. Они раскроют мою страстную любовь к Йену, и зрители будут чувствовать себя плохо, что он не взял меня прошлой ночью. Они сочтут убийство преступлением на почве страсти и потребуют пересмотра дела. Судья отменит приговор по тайному закону о куннилингусе, и я в мгновение ока окажусь на свободе. Прости, Эш.
Я смотрю, как Йен огибает комнату, чтобы добраться до нашего столика. Он всегда был таким крепким парнем? Неужели я всегда была в него влюблена? Я сажусь прямо и смотрю вниз на свою еду, гиперактивно осознавая, что нам с Йеном придется немного «расклеиться», если кто-нибудь заметит, что я смотрю на него с сердцами в глазах. Я не знаю, противоречит ли это правилам для учителей на сегодняшний день. Возможно, это просто не одобряется, но все же я не хочу, чтобы все знали о наших делах. Сплетни распространяются в этой школе, как лесной пожар, особенно если они такие сочные.
– Привет, Йен! ― восклицает Эшли, как только он отодвигает стул напротив меня.
Он кивает в ее сторону и садится. Наши колени соприкасаются, и он с таким же успехом мог бы просто засунуть руку мне в трусики, судя по тому, как я краснею.
– Делал вчера вечером что-нибудь веселое? ― спрашивает она. ― Меня втянули в марафон Реальных домохозяек. Уф, я просто не могу устоять перед этими кошачьими драками!
– О, да, моя ночь прошла хорошо. Ничего запоминающегося.
– Ни единой вещи? ― рявкаю я, прежде чем успеваю подумать.
Он стирает улыбку, занятый тем, что вываливает свой обед на стол.
– Теперь, когда я думаю об этом, это была просто одна из тех ночей, которая действительно высосана, понимаешь?
Я издаю звук, нечто среднее между смехом и криком.
Эшли в замешательстве переводит взгляд с одного на другого.
– Что ж, мне очень жаль это слышать. Ты всегда можешь пойти со мной выпить Bravo (прим. пер.: Bravo – слабоалкогольный напиток)!
– Я не знаю, что это значит. ― Он поворачивается ко мне. ― Сэм, я принес остатки вчерашнего. Здесь очень много. Хочешь?
– Да. Вот, я не хочу свой бутерброд с арахисовым маслом и желе. Ты можешь съесть его на закуску перед футбольной тренировкой.
– Остатки? Так вы, ребята, тусовались вчера вечером? ― спрашивает Эшли у Йена. ― Что вы делали?
– Там есть малиновое желе? ― скептически спрашивает он. ― Я думал, оно кончилось.
Я закатываю глаза и протягиваю ему бутерброд.
– Я купила немного по дороге домой вчера вечером, потому что каждый раз, когда я использую виноградное, ты стонешь об этом четыре дня подряд.
– Ребята, ― говорит Эшли, уставшая от того, что ее игнорируют.
– Что? ― нетерпеливо спрашиваю я.
– Что вы делали?
– Смотрели Западное крыло. ― Я пожимаю плечами.
На лице Йена застыла загадочная улыбка, и Эшли это заметила.
– Ну, это звучит не так уж плохо. Что в этом такого отстойного?
Мои глаза расширяются от страха. С каких это пор мы под ее микроскопом? Ну да, раз уж она решила влюбиться в Йена.
– Просто это был не очень хороший эпизод, ― врет он. Любой истинный фанат знает, что такого не существует. ― И я ушиб палец на ноге.
Он пытается помочь, но делает только хуже.
– О... ладно. Ну, я надеюсь, Сэм сделала тебе массаж ног или что-то в этом роде…
Она знает. Она знает! Я действую быстро.
– Ты любишь крендели, Эшли? ― добродушно спрашиваю я.
– Люблю их. ― Она оживляется.
Я бросаю ей пакет, и она бросает его в сумочку. Затем я наблюдаю, как она осознает силу, которой внезапно обладает.
– Знаешь, я также люблю шоколад, ― говорит она с чересчур вежливой улыбкой.
Ее точка зрения совершенно ясна: дайте мне шоколад, или я расскажу всем, что вы двое дурачились. Я шлепаю чашкой десертного пудинга ей в руку, и она злорадствует.
– Ценю это. ― Затем она поворачивается к Йену. ― В любом случае, Йен, мне интересно, какие у тебя планы на эту субботу? Я хочу проверить эту новую природную тропу рядом с моим домом, а ты, кажется, гуляешь на свежем воздухе. ― Она поднимает брови. ― Это может быть весело.
Подожди-ка. Что?
– Как друзья, ― уточняет она, отпивая воду. ― Меня вдохновляет то, как дружелюбны все здесь.
Йен говорит ей, что занят в эти выходные, а потом Эшли болтает о чем-то еще, что меня не волнует. Я слишком занята, наблюдая, как она ложкой кладет в рот мой чертов пудинг. Она капает немного на губу. Я грызу ногти. Она облизывает ложку, и я борюсь с желанием выбить стаканчик из ее руки. А потом... потом... она даже не заканчивает.
– Фух, я так наелась.
Мои ногти впиваются в ладонь так сильно, что из них течет кровь. Йен достаточно умен, чтобы купить мне шоколадку в торговом автомате на обратном пути в наши классы. Он шлепает ее мне в руку и говорит, чтобы я съела всю.
– И успокойся. Никому нет дела до того, что мы делаем. У тебя паранойя.
Он прав, я параноик, но это не имеет значения. Вскоре моя жизнь все равно взрывается сама собой.
Глава 14
Сэм
В СЛУЧИВШЕМСЯ во многом виноват Йен. Я буду винить его, потому что это лучше отвлекает, и, действительно, это его вина. На следующий день после нашей ссоры в душе/сеанса любви, я думаю, Йен собирается поцеловать меня. Когда он этого не делает, я начинаю беспокоиться. Стараюсь подходить творчески. После его футбольной тренировки появляюсь у него дома в плаще. Под ним на мне одежда, но он этого не знает. Я думаю, что он упадет на колени и будет умолять об этом, но он этого не делает. На самом деле, Йен полностью все переворачивает, потому что, когда я прихожу, он только что выходит из душа, без рубашки, мокрый и загорелый, и как у кого-то могут быть такие четко очерченные мышцы? Я тянусь к ним, как ребенок к конфетам. Дай мне. Он качает головой, кладет руки мне на плечи и сцепляет руки, держа меня на расстоянии, как будто я испачкана. Осторожно сажает меня на диван и идет надевать рубашку. Когда он заканчивает, стаскивает меня оттуда с обещанием пиццы.
Это намерено с его стороны.
– Мы ушли из твоего дома, чтобы ничего не случилось? ― спрашиваю я между укусами пепперони. ― Потому что я не испытываю никаких угрызений совести, занимаясь этим в туалете в грязной пиццерии.
Йен проглатывает кусок и смотрит на меня так, словно я с Марса.
– У тебя соус на подбородке, и на рубашке, и на щеке тоже.
Точка зрения принята ― я не нахожусь на своем сексуальном пике, запихивая фаршированную корочку в горло. В следующий раз закажу салат.
После пиццы Йен отвозит нас к себе домой и ведет меня прямо к моему велосипеду. Он поднимает меня на сиденье и наклоняется. Я готовлюсь к этому. ПОЦЕЛУЙ. Я собираюсь перевернуть его мир. Собираюсь делать моим языком вещи, о которых он только когда-либо читал в темной паутине. Потом понимаю, что он застегивает для меня шлем и проверяет, надежно ли он закреплен.
– Езжай домой, Сэм. В эти выходные мы пойдем на наше первое свидание. В субботу утром я заеду за тобой, отведу на завтрак и спрошу о твоих увлечениях.
– У меня нет никаких увлечений.
– Потом мы возьмемся за руки и прогуляемся по парку.
– Будут ли в этом парке темные уголки для совершения темных дел?
– Будет восемьдесят пять градусов (прим. пер.: примерно 29 градусов по Цельсию.) и солнечно. Дети будут запускать воздушных змеев.
– Лучше бы это был не тот парк, где я училась кататься на роликах. Я до сих пор получаю смешные взгляды.
– Это будет любой парк, какой ты захочешь.
– А потом? ― спрашиваю я, подстрекая его.
– Потом мы вернемся ко мне домой, и я буду целовать тебя столько, сколько ты захочешь, и, может быть, мы посмотрим, как добраться до второй базы.
– Разве мы не можем просто начать с домашней базы? Все равно все начинается оттуда. Таким образом, нам не придется бегать по этим надоедливым базам.
– Сэм, клянусь…
Он зажмуривается, и я тыкаю его в грудь.
– Я шучу. ― Вроде.
Во всяком случае, в тот вечер мы расходимся именно так, и, надо отдать ему должное, суббота ― отличная. Это словно одна из книг. Утром мы встречаемся в нашем любимом месте для завтрака. Я прихожу рано, сижу в кабинке и грызу ногти до самых кончиков. Ровно в 9.30 входит Йен, и я тянусь за кофе, чтобы выглядеть спокойной и непринужденной, а не безумной и влюбленной. Он замечает меня и улыбается. Ямочки вспыхивают, мой живот переворачивается, и я поднимаю руку, чтобы помахать ему ― помахать, как будто я на параде.
– Доброе утро, ― говорит он, проскальзывая на противоположную сторону кабинки.
– Привет.
– Это твоя первая чашка кофе?
Это моя третья.
– Угу. ― Холодно пожимаю я плечами. ― Я приехала всего несколько минут назад.
Наш доброжелательный официант раскрывает меня.
– О, смотри-ка! А вот и твой друг. Я уже начал задумываться, что тебя подставили.
Йен улыбается так, словно только что открыл какую-то мою глубокую, темную тайну. Я говорю ему, что, по-моему, наш официант что-то замышляет.
После завтрака Йен выполняет свое обещание отвезти меня в парк, но мы так и не выходим из его машины. Слишком жарко, чтобы гулять, и я была хорошей девочкой, сидя напротив него все утро, завершая полные предложения, когда на самом деле мне хотелось швырнуть яичницу с беконом в стену и прыгнуть на него через стол. Теперь мы на стоянке в парке, и Йен собирается открыть свою дверь, но я протягиваю руку и хватаю его за предплечье. Оно твердое, сильное... более дразнящее, чем должна быть простая часть тела.
– Не надо.
Он замолкает и поворачивается ко мне, с интересом выгнув бровь.
– Я не хочу гулять.
– Что ты хочешь делать?
Медленная, коварная улыбка расползается по моим губам.
Мы целуемся в его машине, кажется, несколько часов. Я седлаю его колени, и мой локоть ударяет по клаксону, так что проходящая группа детей поворачивается и смотрит на нас. Рядом с нами останавливается микроавтобус, и из него вылезает семья из пяти человек. Я пригибаюсь, пытаясь спрятаться, но один из детей прижимается лицом к окну.
– Мамочка, смотри! Она сидит у него на коленях! Он что, Санта-Клаус?
Йен уносит оттуда наши задницы, пока не вызвали полицию.
К сожалению, в понедельник мы все еще только целовались. Поцелуи великолепны, но я готова к большему. Поэтому, будучи нетерпеливой идиоткой, я решила немного подразнить Йена.
В то утро перед школой он прислал мне рецепт по электронной почте, спрашивая, могу ли я захватить несколько вещей из магазина по дороге к нему домой. Это безобидные вещи: орегано и оливковое масло.
Я отвечаю: Конечно, но что на десерт? ;)
ФлетчерЙен@Оук-Хилл-Хай: Есть какие-нибудь идеи?
После гениального хода я отправляю по электронной почте фотографию, на которой я стреляю взбитыми сливками в рот. Это дерзко и горячо. У меня на носу тоже крошечный кусочек.
Ниже я печатаю: «У меня кончилась шоколадная крошка. Нам придется проявить творческий подход».
На самом деле это не должно быть сексуально. Это должно было рассмешить его, но, я имею в виду, если это его заводит, то тем лучше. Бонус: на завтрак мне нужны взбитые сливки.
Я не думаю об этом дважды, пока сижу в своем классе перед первым уроком, и учительница, проходящая мимо класса, миссис Орин, просовывает голову в дверной косяк.
– Привет, Сэм. Я думаю, что это очень смело с твоей стороны ― появиться сегодня. У большинства людей не хватило бы смелости. ― Затем она поднимает кулак в знак солидарности.
Ладно, это был самый странный опыт в моей жизни.
Через десять минут приходит Логан. По какой-то причине он не может встретиться со мной взглядом.
– Эй, извини, я бы никогда не пригласил тебя на свидание, если бы знал, что вы с Йеном вместе. Все еще друзья?
Вся кровь отхлынула от моего лица. Что, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, происходит? Когда он уходит, я хватаюсь за телефон и проверяю электронную почту только для того, чтобы обнаружить, что со мной случилось самое худшее в истории мира: я не отправила фотографию взбитых сливок ФлетчерЙен@Оук-Хилл-Хай. Я посылаю ее вместе с остальной частью нашего разговора в ПолныйСостав@Оук-Хилл-Хай.
НЕТ.
НЕЕЕЕЕЕЕТ.
Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-т.
Я хватаюсь за грудь. Я не могу отдышаться. Оглядываюсь в поисках какого-нибудь дефибриллятора, но там только огнетушитель. Это не поможет в этой ситуации, если только я не ударю себя по голове очень сильно и не поврежу себе мозг. Вообще-то... это отличная идея.
Вот как именно это произошло:
1. Я думала, что нажала «Ответить», но, должно быть, нажала «Вперед».
2. Я нажала F (прим. пер.: FletcherIan@OakHillHigh и FullStaff@OakHillHigh начинается с буквы F), и Gmail автоматически заполнил неправильный адрес электронной почты.
