Текст книги "Плохой парень (ЛП)"

Автор книги: Р. С. Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

На самом деле, когда мы входим, миссис О'Дойл сидит в передней части класса, скрестив руки на груди. Самодовольная гримаса искажает ее лицо – хотя, судя по глубоким морщинам, она выглядит именно так, как обычно. Я не думаю, что ее связанные с улыбкой лицевые мышцы были задействованы с начала 90-х.

Тем временем все остальные родители родительского комитета суетятся вокруг стола с закусками в задней части класса, ковыряясь в орехах и том, что выглядит как изобилие домашнего печенья с шоколадной крошкой и макадамии, если мой нос меня не обманывает. Если все пойдет по плану, я прихвачу их по дороге. Если дела пойдут плохо, я заберу весь этот чертов поднос.

Миссис О'Дойл провожает меня взглядом, но не здоровается. Два места обозначены маленькими табличками «зарезервировано» в передней части класса, и я понимаю, что они предназначены для меня и Йена, когда директор Пруитт говорит нам сесть. О, я понимаю: это испытание. Миссис О'Дойл – судья, присяжные и палач. Йен и я обречены на гильотину. Я ищу косу у ее ног, но вместо нее нахожу ярко-оранжевые туфли на танкетке. Я этого не предвидела. Как может кто-то такой жалкий наслаждаться такой яркой обувью?

– Я объявляю собрание родительского комитета открытым! – говорит она, стуча деревянным молотком по столу.

Похоже, ей вполне комфортно с этой штукой. Держу пари, если бы я присмотрелась повнимательнее, то обнаружила бы, что на нем гравировка и все такое. Она спит с ним под подушкой и берет его с собой в душ.

– Первое дело – это обсуждение вопроса о взбитых сливках на прошлой неделе.

Это привлекает всеобщее внимание. Толпа вокруг стола с закусками рассеивается, когда все соперничают за хорошее место.

– Миссис О'Дойл, этот инцидент не на уровне Уотергейта. Давайте не будем делать это более утомительным, чем это должно быть, – требует директор Пруитт. – Я привел сюда мистера и миссис Флетчер только для того, чтобы мы кое-что прояснили и двинулись дальше.

– Мистер и миссис Флетчер? – спрашивает родительница рядом со мной с набитым печеньем ртом. – Я думала, все дело в том, что они не женаты.

Раздается хор недовольства. Эти люди пришли на шоу, и теперь чувствуют себя обделенными.

– Ага! Зачем это представление?

– ПОРЯДОК! ПОРЯДОК В МОЕМ ЗАЛЕ СУДА… Я ИМЕЮ В ВИДУ, В КЛАССЕ! – кричит миссис О'Дойл, стуча молотком так сильно, что я поднимаю руки, чтобы защитить лицо, если оно расколется. – Что вы имеете в виду, мистер и миссис?

Директор Пруитт вздыхает и поворачивается к нам, как бы говоря: «Ну, давайте». С ликованием я поднимаю свой безымянный палец. Если бы я была Мэттом Деймоном в «Умница Уилл Хантинг», я бы бросила: «Как насчет тех яблок»?

– Нет! – лицо миссис О'Дойл морщится. – Фиктивный брак запрещен! Наверняка об этом есть что-то в учебнике для учителей. Директор Пруитт, это не допустимо. Учителя не могут ходить вокруг да около, а потом жениться только для того, чтобы избежать последствий. Я отнесу это дело в высший суд страны – в ШКОЛЬНЫЙ СОВЕТ!

Директор Пруитт хихикает.

– Комиссия рассмотрела этот инцидент, а также политику округа. До сих пор единственное решение, которое они вынесли, – это поздравление.

– Так что насчет их испытательного срока?! – Теперь она покраснела.

– С сегодняшнего дня он закончен.

– Потому что они поженились? – Сердитая слюна вырывается из ее рта. – У меня такое чувство, будто я принимаю сумасшедшие таблетки!

Я подавляю смех. Может быть, леди. Проверьте рецепт.

– Хорошо, теперь, когда все прояснилось, – кричит родитель из задней части комнаты, – мы можем перейти к проблемам с однополосным движением? Мне не придется ждать в очереди почти сорок пять минут, чтобы забрать своего ребенка.

– Да! – хором соглашаются родители.

– А как же сбор средств в конце года для софтбольной команды?! – спрашивает другой родитель.

Наш суд окончен. Директор Пруитт привлекает наше внимание легким взмахом руки и кивает головой в сторону двери. Пора убираться отсюда. Мы сделали свое дело, явившись, и мне даже не пришлось извиняться.

– Как ты думаешь, я могу взять печенье? – шепотом спрашиваю я Йена, когда мы встаем.

Он обнимает меня за плечи, как будто боится, что я не выдержу.

– Думаю, их сделала О'Дойл. Лучше не испытывать судьбу.

Я вздыхаю, как будто боялась, что он это скажет.

– Я куплю тебе что-нибудь по дороге домой. Пойдем.

Веселая футбольная мамочка со светлым хвостиком и жемчужно-белой улыбкой тянется к моей руке, перехватывая меня прежде, чем я достигаю двери.

– Эй, я как раз собиралась вам сказать… – Ее голос едва перешел на шепот. – Между нами, девочками, если вы любите взбитые сливки, вам действительно стоит попробовать немного подогретого шоколадного соуса – хотя и не слишком горячего. – Она вздрагивает. – Выучила этот урок на горьком опыте, ха! Да, кстати, вы, кажется, учите моего сына – Николаса?

О, ГОСПОДИ.

Я бегу оттуда к чертовой матери.

Глава 24

Сэм

У Йена сегодня футбольный матч, и я, как всегда, на нем присутствую. Все возвращается на круги своя. Толпы молодых, горячих учительниц перешли к игре в лакросс, проходящей через несколько полей. Если прищуриться, то можно разглядеть их декольте. Школа Оук-Хилл только что наняла нового тренера по лакроссу из Лос-Анджелеса. Он загорелый, симпатичный и якобы ходил на три свидания с одной из звезд «Правил Вандерпампа». Йен – старая новость, моя старая новость.

Футбольные трибуны почти пусты, только я и несколько родителей. Я подумала о том, чтобы переделать свои плакаты «ВПЕРЕД, ЙЕН», но вместо этого у меня рубашка с принтом. На ней большая трафаретная фотография талисмана Оук-Хилла, а под ней крупным черным шрифтом написано: «ЖЕНА ТРЕНЕРА». Йен рассмеялся, когда я показала ему ее вчера вечером.

– Мне не обязательно ее носить, – сказала я. Я имею в виду, это была своего рода шутка.

Но он покачал головой, широко улыбаясь.

– Нет. Носи ее.

Я весь день прятала ее под свитером. Если бы Николас увидел это, он бы свихнулся. Он все еще думает, что мы с ним когда-нибудь будем предназначены друг для друга. «Думаю, я понимаю, что тебе нужен кто-то, с кем ты могла бы провести время, пока я не стану достаточно взрослым».

На меня падает тень, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть Эшли, идущую вдоль ряда трибун в моем направлении. Я готовлюсь к худшему. В конце концов, она уже почти зачислена в Четверку первокурсниц (Пятерку?). Может быть, она здесь, чтобы выполнить их приказ. Я проверяю ее руки на предмет ножей и нахожу их пустыми. Есть шанс, что я немного драматизирую. Не думаю, что убийцы покрывают ногти розовым лаком.

– Эй, – говорит она, глядя на мою рубашку. Она улыбается. – Мне она нравится. Ты сделала это?

Я смотрю вниз.

– О, спасибо. Я... э-э ... напечатала.

Жаль, что на мне нет свитера. Теперь я чувствую себя глупо.

Она кивает и машет рукой в сторону свободного места рядом со мной.

– Ничего, если я посижу здесь? – Я снова в замешательстве, но она не ждет, пока я придумаю ответ, просто садится и кладет ноги на скамейку перед собой. – Послушай, мне плевать на тебя и Йена.

Мое лицо-маска шока.

– Все равно?

Она смеется.

– Я только начала здесь. Почему меня должно волновать, кто с кем встречается? Я просто подумала, что он горячий, вот и все.

– Но за обедом ты сидишь с Четверкой первокурсниц…

– Я сижу с ними, потому что это лучше, чем сидеть в одиночестве.

– О.

– Да, но это уже как-то надоело. С этого момента я подумываю о том, чтобы обедать в библиотеке в одиночестве. По крайней мере, тогда мне не придется слушать, как Гретхен спрашивает Бьянку, есть ли в майонезе калории.

Я смеюсь. Есть шанс, что я недооценила Эшли. Представьте себе.

– Ну, как супружеская жизнь? – спрашивает она, продолжая разговор.

Я подавляю усмешку. И все же блаженство сочится из моих пор.

– Все было хорошо. – Мой тон ровный и холодный.

Она видит, что я сдерживаюсь.

– Просто хорошо?

Как будто она взяла кирку для моего самоконтроля.

– О'кей, это действительно потрясающе – я имею в виду, лучше, чем я думала.

– Я очень рада. Вы двое вместе очень милые. И, эй, извини, что я украла твою чашку с пудингом на днях. – Она улыбается.

Ее извинения значат больше, чем она думает. Я была готова унести этот инцидент с собой в могилу. Протягиваю ей руку для рукопожатия.

– Друзья?

Она улыбается и соглашается.

– Мне бы этого хотелось.

Я решаю рискнуть.

– Ты случайно не смотрела «Западное крыло»?

Ее лицо светится.

– Обожаю это шоу!

֍֍֍

Я жду, когда Йен закончит в спортзале. Сегодня наша месячная годовщина. Это большое дело, и я собираюсь соблазнить его, когда мы вернемся домой. Класс Зумбы, который я только что взяла, должен помочь в этом. Я чувствую себя гибче.

Йен выполняет подход на тренажере для бицепса, а я стою в нескольких ярдах от него, пот стекает по моему телу, пока я пытаюсь держать себя в руках. Его руки такие сексуальные. Его лицо – точеное совершенство. Если бы мы не были уже женаты, я бы потребовала, чтобы мы немедленно отправились в здание суда. Может быть, мы даже не доберемся до дома. Может быть, мужьям и женам позволено найти уединенные участки парковки спортзала.

Его взгляд скользит по мне, и я улыбаюсь.

– Почти готово, – произносит он одними губами.

Нет, Йен. Даже близко.

Глава 25

Йен

Сэм говорит, что наша новая жизнь все еще кажется ей нереальной. Она боится, что однажды проснется в своей старой квартире, на своей крошечной кровати, без меня. Я понимаю. В течение трех лет мы были лучшими друзьями, которые тайно любили друг друга. Три года – долгий срок, чтобы подавить в себе страсть. У меня вошло в привычку игнорировать свои чувства к Сэм, и эта привычка стала моей второй натурой. Нам приходится медленно перестраивать наши мозги.

– Напомни мне еще раз, – сказала она однажды вечером, когда мы чистили зубы бок о бок. – Ты любишь меня, любишь? Не просто как друга?

В нашей жизни есть новизна, которая делает каждую повседневную задачу захватывающей. Сэм быстро указывает на них:

– Мы идем в магазин за продуктами для НАШЕГО дома! Мы выбираем растение, чтобы поставить его в углу НАШЕЙ спальни! Мы планируем отпуск, который проведем как МУЖ И ЖЕНА! ЙЕН, ЭТО ПИСЬМО АДРЕСОВАНО МИССИС ФЛЕТЧЕР! – Ее энтузиазм заразителен.

Каждый день создает новый уровень стабильности. Эти первые несколько месяцев в роли молодоженов пролетают по мере того, как заканчивается учебный год. Срок аренды ее квартиры заканчивается. Мы получаем совместный банковский счет. Мы говорим о том, когда мы хотим иметь детей, и сколько их у нас будет.

– Это довольно просто решить, – заявляет она.

– Как это?

– Ну, если у нас будет один ребенок в год, пока мне не исполнится сорок пять, это составит восемнадцать – это хорошо, дюжина с половиной, – заявляет она с невозмутимым лицом.

– Эй, эй, эй, – протестую я. – Это безумие!

– Почему это? – Сэм сохраняет невозмутимое лицо, так что я повышаю ставку.

– Потому что один ребенок в год означает, что ты даешь себе целых три потерянных месяца между беременностями. Я подумал, что мог бы просто забраться на тебя в послеродовой палате, и это должно дать нам…

– А-а-а, стоп, стоп, стоп. Я шучу. Давай начнем с одного, и если мы не испортим его слишком сильно, мы сделаем это снова.

Родители Сэм устраивают сегодня званый ужин, чтобы объединить семьи. Это будет дерьмовое шоу. Прошло почти полгода с тех пор, как мы сбежали, и этот ужин – способ ее родителей загладить свою вину... вроде того. Мама Сэм по-прежнему звонит каждые несколько дней и спрашивает, не согласится ли она принять участие в небольшой (триста человек) церковной церемонии. Сэм говорит «нет», и ее мама каждый раз воспринимает это как личное оскорбление.

– Я знаю, это кажется бессердечным, но я уступала ее требованиям всю свою жизнь. Я больше этим не занимаюсь. У меня была свадьба, о которой я мечтала. Ничто не могло превзойти ее. Мы бежали, спасая свои жизни!

– Согласен.

– Хорошо, хорошо, – говорит она, когда мы идем по дорожке к дому ее родителей. – Поэтому, когда моя мама неизбежно спросит об этом снова, сегодня вечером, ты должен прикрывать мою спину.

Я киваю – не то чтобы это имело значение, потому что ее мама не спросит Сэм об этом сегодня вечером. Ее мама заботится только о внешности, и она никогда не станет ссориться с Сэм на глазах у моих родителей, которые, судя по всему, уже внутри. Я слышу мамин смех за милю.

Сэм открывает дверь и видит их: две пары, которые не могут быть более разными. Ее родители – невысокие и худые люди. Они одеваются в цвета хаки и крем, в одиночку поддерживая бежевый тренд. Мои родители немного полнее и широко улыбаются. Как и у нас с Сэм, между ними есть небольшая разница в росте. Сегодня на маме розовое платье, а папа надел свою самую красивую гавайскую рубашку.

В ту секунду, когда мы входим в дверь, моя мама подбегает и заключает Сэм в смертельные объятия. Сэм сжимает мою руку, как будто пытается передать сообщение с помощью азбуки Морзе: пожалуйста, ОСТАНОВИ, помоги мне ОСТАНОВИТЬ, не могу дышать, ОСТАНОВИ.

– Ты выглядишь такой красивой! Ты светишься! – Ее голос падает. – Ты ведь не в положении, правда?

– Мам, – предупреждаю я.

Она отступает, но продолжает держать протянутые руки Сэм.

– Прости, прости. Принимаю желаемое за действительность!

Мама Сэм похлопывает ее по плечу.

– Привет, дорогая.

– Привет, мам.

– Я, ммм… – Ее мама задерживается на мгновение, чтобы внимательно рассмотреть внешность Сэм. – Мне нравится, что ты сегодня сделала со своими волосами.

Ей трудно говорить комплименты. Волосы у Сэм растрепанные и вьющиеся. В отличие от нее, волосы ее мамы были собраны в тугую прическу, которая дергает ее кожу на лбу, так что она постоянно выглядит удивленной. Она похожа на директрису школы-интерната, куда посылают трудных подростков.

Ее отец хлопает меня по плечу, и мы пожимаем друг другу руки.

– Как поживаешь, Йен?

– Хорошо, сэр. Спасибо.

– Хорошо заботишься о моей дочери?

Его вопрос может показаться формальным, но его тон – нет. Из них двоих с ее отцом гораздо легче справиться. Он просто хочет, чтобы Сэм была счастлива. За этим ужином из четырех блюд происходит самое странное: наши родители становятся друзьями. Наши мамы прекрасно ладят друг с другом. Я думаю, это потому, что моя мама могла поговорить с туфлей и назвать ее своей подругой. Она отклеивает слои миссис Абрамс, как высококвалифицированный психиатр. «Итак, расскажи мне побольше о своем детстве!»

После десерта они все хотят перебраться в гостиную и поиграть в настольные игры, но мы с Сэм уже насытились семейными связями Мы используем первую попавшуюся возможность.

– Спасибо за ужин, мама, папа! Скоро увидимся! Мистер и миссис Флетчер, увидимся утром за завтраком, прежде чем вы отправитесь в путь! – кричит Сэм, быстро бегая по комнате, чтобы всех обнять.

Когда мы выходим на улицу, она берет меня за руку и тянет к машине так быстро, как только позволяют ее короткие ноги.

– Скорее, скорее! Моя мама, вероятно, думает о том, как затащить нас обратно внутрь, пока мы говорим.

Мы запрыгиваем в машину и быстро пристегиваемся. Мы в мгновение ока покидаем их район.

– Фу. Все прошло хорошо. Я думаю, что наши мамы влюблены друг в друга.

Я киваю.

– Да, все прошло лучше, чем я думал.

– Я не удивлюсь, если твоя мама пригласит моих родителей завтра на завтрак.

– Да, нам, вероятно, следует подготовиться к этому.

– Эй, ты не мог бы заехать вон в ту аптеку? – спрашивает она. – Мне нужно забежать и купить кое-какие вещи.

Я выруливаю на правую полосу, чтобы свернуть на стоянку.

Она вытягивает ноги на пассажирском сиденье, как будто на что-то запрыгнула.

– Разве ты не хочешь знать, что мне нужно?

– Гм…

– Тест на беременность.

Я чуть не съезжаю с дороги. В итоге я занимаю два с половиной парковочных места в задней части стоянки. Джастин Тимберлейк поет по радио, а мы с Сэм сидим в машине, пока мой мозг соображает.

Она толкает меня под руку.

– Йен, ты здесь?

Она машет рукой перед моим лицом, и реальность возвращается на место, как резиновая лента. Я поворачиваюсь к ней, глупо улыбаюсь и все такое.

– Какого черта мы ждем?!

Сэм сияет, и мы одновременно поворачиваемся, чтобы дернуть за дверные ручки. В аптеке Сэм драматическим жестом проводит рукой по полке. Наша маленькая корзинка наполнена до краев. Мы покупаем по одному экземпляру каждой марки, что излишне, но нет смысла пытаться отговорить ее от этого.

– Потому что люди в кино так делают! Может быть, они на что-то наткнулись!

Когда мы расплачиваемся, продавщица не произносит ни слова, хотя, должно быть, чувствует, как нервная энергия исходит от Сэм, потому что она слегка улыбается ей, когда загружает тесты на беременность в две сумки.

Это то, чего мы хотим. Мы уже говорили об этом. Через месяц мне будет тридцать два года. Несколько недель назад Сэм исполнилось двадцать восемь лет. У нас накопилось много сбережений. Я уже рассмотрел лучшие варианты финансирования колледжа. Мы готовы, но все равно чувствуем себя двумя подростками, замышляющими что-то нехорошее.

– Быстрее, быстрее, – говорит Сэм, когда мы заканчиваем ехать домой. – Я терплю с самого обеда, потому что хочу, чтобы у меня было достаточно мочи для всех этих анализов.

– По моему профессиональному мнению химика, тебе понадобится, по крайней мере, галлон мочи.

– Ты шутишь, но у меня действительно есть столько!

Когда я выезжаю на подъездную дорожку, Сэм выскакивает из машины и бросается к двери. Она бежит прямо в ванную, и я следую за ней.

– Должны ли мы прочитать инструкции? – спрашиваю я, хмурясь, когда Сэм начинает вскрывать коробки, как голодный медведь, который только что наткнулся на пикник в лесу. – Убедится, что ты мочишься на правильные части?

– Я знаю правильные части, Йен. Киношники, помнишь?

И все же я настаиваю. Каждый тест требует немного разных приготовлений. Некоторые требуют, чтобы вы писали прямо на аппликатор. Некоторые хотят, чтобы вы окунули конец тестовой палочки в маленькую чашку с мочой. Некоторые предоставляют линию. Сэм прыгает взад и вперед на ногах, сжимая промежность, как будто пытается физически удержать мочу внутри себя.

– Скорее!

– Ладно, вот. Сначала этот.

Она писает на него, и я передаю ей другой. Потом еще один. У нас в очереди двенадцать штук, прежде чем она полностью опорожнит мочевой пузырь.

– Черт, – говорю я, уперев руки в бока, оценивая нашу линию.

Она моет руки с самодовольной улыбкой.

– А ты как думаешь, ученый? Достаточно ли для вас этих данных?

Я улыбаюсь и киваю, прежде чем отступить и соскользнуть на пол. Волнение последнего получаса начинает брать свое. Сэм остается стоять, уперев руки в бедра, пока изучает тесты.

– Сколько нам еще ждать?

– Первый будет готов через пять минут.

Произнося это вслух, у меня сводит живот. Она поворачивается ко мне, и я вижу, что она дрожит, ее глаза наполняются слезами.

– А что, если он положительный?

Я наклоняю голову и оцениваю ее.

– Мы будем в восторге.

– А если он отрицательный?

– Мы, вероятно, почувствуем облегчение, но мы также будем продолжать пытаться.

– Может быть, твоя мама экстрасенс. Ты ведь не сказал ей, что мы пытались, не так ли?

– Нет. Это все она.

– Она сказала, что я сияю.

Я улыбаюсь.

– Так и есть.

– Сколько прошло?

Я смотрю на таймер на своем телефоне.

– Тридцать секунд.

– О боже. Меня тошнит.

– От волнения?

– Я не знаю. Я хочу этого, но внезапно чувствую, что мы вляпались по уши. – Это то же самое чувство, которое я испытала, когда ты попросил меня выйти за тебя замуж.

Я понимаю, что она имеет в виду. Мы были бы наивны, думая, что это не огромный шаг. Наша жизнь вот-вот изменится навсегда.

– Иди, сядь рядом со мной.

Я сгибаю колени, чтобы она могла поместиться между моими ногами. Сэм поворачивается, садится и прислоняется спиной к моей груди. Мое сердце колотится об ее лопатку. Моя рука обхватывает ее запястье, и я чувствую ее пульс, считая удары в голове – быстрее, чем колибри. Обхватываю другой рукой ее живот и прижимаюсь к нему, ожидая, ожидая. Я знаю, что было бы слишком рано что-либо чувствовать, но я хочу что-то почувствовать.

– Йен? Помнишь, как я нарядилась Гермионой на Хэллоуин, и ты сказал мне, что я выгляжу как слабоумная?

Я улыбаюсь и прислоняюсь головой к стене.

– Да, я пытался поцеловать тебя той ночью.

– Что?!

– У чаши с пуншем, но было уже слишком поздно. Ты выпила четыре рюмки, и тебя вырвало на меня.

– О, боже. Я помню, как меня тошнило, но я не помню, чтобы ты пытался меня поцеловать.

Я смотрю вниз и вижу, что на таймере осталось две минуты.

– Да, ну, я не был таким уж спокойным. Раньше ты заставляла меня нервничать.

Она смеется, как будто это совершенно нелепо.

– Интересно, насколько все было бы по-другому, если бы ты на самом деле поцеловал меня.

Полностью, но я бы ничего не изменил.

– Это безумие, – бормочет она себе под нос.

Проходит еще минута, и теперь есть всего несколько секунд до того, как первый тест будет готов. Сэм смотрит на часы, и ее пульс пробивается сквозь кожу.

– Хочешь посмотреть вместе? – спрашивает она.

– Ты сделай это.

Я не уверен, что смогу стоять в данный момент.

Время замедляется, когда она встает и подходит, чтобы посмотреть тест. В моей голове мелькают разные вещи: детские краски, детский сад, подгузники, пухлые пальчики на руках и ногах.

Это простой тест старого типа с двумя строками для положительного и одной для отрицательного.

Ей потребуется одна секунда, чтобы прочитать его.

Таймер начинает подавать звуковой сигнал.

Сэм смотрит вниз, хватает тест, поворачивается и кричит.

Эпилог

Сэм

Два года спустя

– Господин президент, – говорю я, почтительно кивая, когда Йен протягивает мне попкорн.

– Госпожа госсекретарь, – отвечает он так же искренне.

– Гм, спикеру Палаты нужно подкрепиться.

– Ва-ва-ва-ва.

Мы оба смотрим на Вайолет, которая подтягивается, чтобы встать на край дивана. Ее улыбка разрывает мне сердце.

– Йен, ты можешь поверить, что мы воспитываем такого гения?

– Еще и полутора лет не прошло, а она уже говорит полными предложениями.

В ответ она бормочет:

– Ма-ма-ма-собака-собака.

Очевидно, она говорит на каком-то продвинутом коде. Любой робот смог бы расшифровать ее речь и найти решения для крупнейших мировых кризисов.

Затем она рыгает и отвлекается на кусочек ворса на полу.

– Так мудро. – Я киваю, принимая бокал вина, который Йен протягивает мне, прежде чем он поворачивается, чтобы взять чашку Вайолет. – Ты думаешь о Колумбии, Принстоне или Гарварде?

Йен пожимает плечами.

– Она выберет Плющ, но кто знает, может, просто вступит в Корпус Мира или в труппу бродячего цирка.

– Давай не будем об этом говорить. Мне от этого грустно.

– Что она собирается присоединиться к цирку? Я действительно сомневаюсь, что это произойдет.

Я наклоняюсь и поднимаю ее. Все, что мне нужно, – это одно приличное объятие, но она в том возрасте, когда ей нужна свобода, место для прогулок. Вайолет высвобождается и возвращается к игре на полу.

– Просто... Мне не нравится думать о том, как она растет. Она слишком мала, чтобы присоединиться к цирку.

Йен садится рядом со мной на диван и притягивает меня к себе. Я утыкаюсь носом в его грудь и закрываю глаза. Я могу услышать глубокое дыхание, наполняющее мои легкие, ровное сердцебиение моего мужа, игривый лепет моей дочери – все звуки жизни, о которой я не могла мечтать всего несколько лет назад, в основном потому, что мне снился лейтенант Йен, трахающий меня в армейской казарме.

– У меня такое чувство, что ты действительно зациклилась на цирке.

Я игнорирую его.

– Сегодня она лепечет у наших ног, завтра качается на трапециях, путешествуя по стране в вагоне поезда.

– Опять же, вероятно, этого не произойдет.

– Обещай мне, что она всегда будет такой маленькой. – В моем голосе звучит отчаяние.

Йен потирает большим пальцем мое плечо.

– Нет, не могу.

– Обещай мне, что она всегда будет маминой дочкой.

– Э-э-э, правда? – он дразнится. – Ее первым словом было «папа» – это не может быть совпадением.

У меня есть непреодолимое, нелепое желание заплакать.

– Что ты можешь мне обещать?! Блин, у меня тут сердце разрывается.

Йен усмехается и тянется, чтобы приподнять мой подбородок так, чтобы мое лицо было повернуто к нему.

– Сэм... Сэмвич… Сэм и сыр…

Я моргаю, открывая глаза. Его голубые глаза в нескольких дюймах от моих.

– Я не могу обещать особенных вещей, но могу обещать тебе, что мы всегда будем смотреть «Западное крыло» по средам.

– Разумеется.

– Я могу обещать, что, пока ты возглавляешь «Оук Хилл газет», я буду читать каждый номер.

Хватаю его за рубашку с дикой мольбой.

– Ты должен... Ты наш самый преданный читатель.

– Я также обещаю прислать тебе больше всех медведей на День Святого Валентина из всех учителей в школе.

Наша традиция все еще в силе.

– Спасибо. Я ценю это.

– Как и руководитель хора. Я думаю, что наши выходки составляют половину его годового дохода от сбора средств.

Я ухмыляюсь, а потом улыбка исчезает, когда я кое-что понимаю.

– Ты упускаешь одну вещь, – подталкиваю я.

Он хмурится.

– Что? – И тут его осенила идея. – Ах да, я всегда буду любить тебя. Это то, чего ты добиваешься?

Я вздыхаю с притворным раздражением, типа, Тьфу ты, идиот.

– Нет. Любовь – меня это мало волнует. Обещай мне, что ты всегда будешь моим лучшим другом.

Йен смеется, наклоняет голову и целует меня в щеку.

– Я думал, это очевидно, Горячие губки. Лучшие друзья, навсегда.

Конец