Текст книги "В смертельном трансе. Роман"

Автор книги: Р. Зиммерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 5

Тут-то я и понял, что переживаю все это заново, и меня скрутило. Я даже завыл. Тони в моих объятиях? Ее должны убить? Это невозможно. Как это предотвратить? Я должен ее предупредить, должен помочь!

– Алекс, устроим перерыв. Начинаю обратный счет…

Нет! Я не могу оставить Тони. Оставлю – потеряю навсегда. Это я знал. Я должен быть с ней, защищать ее.

– Коротенький перерыв, Алекс. Пауза. Потом ты вернешься, Тони будет на месте.

– Но…

– Десять… девять… – ворковала Мэдди. – Когда я скажу «один», ты вернешься в настоящее, но все будешь помнить. Все будет хорошо, Алекс. Восемь…

Я пытался сопротивляться голосу бога, не слушать. Но не мог – Мэдди мурлыкала нараспев, выволакивая меня наружу, проникая в мою гипнотическую черную дыру, – считала, выковыривая, вытаскивая меня из тьмы. Как будто меня засосало в дренажную трубу, и я не могу выплыть, не могу…

– Один. – Мэдди помолчала и сказала: – Ты проснулся, и ты в настоящем

– О, черт!..

Где я? Я открыл глаза и поскорее закрыл, потому что снова был на чердаке у Мадлен – на ее острове. Схватился за рычаг кресла, толкнул его, и меня швырнуло вперед, я едва шею не сломал.

– Ты и порядке? – спросила Старшая Сестра Мэдди.

– Не сказал бы. Я правда вернулся? – спросил я, оглядываясь.

– М-м… – Мэдди лежала неподвижно в разложенном кресле. – Ну, ты ничего не забыл и входишь в транс не хуже, чем прежде.

– Дерьма-то… – Я потряс головой. – До чертиков похоже на тренировочную пробежку. Ты ее так назвала?

Чертово путешествие сквозь, время, сквозь память, сквозь все – в тот день, когда Тони объявилась в моей квартире. В Миннеаполисе. Как это могло быть? И теперь я здесь, вот что самое удивительное…

Я приоткрыл глаза и сощурился от яркого потока света, льющегося сквозь стеклянные двери. Услышал, как накатываются на берег волны озера. Повернулся и увидел вокруг себя огромный пустой чердак, вздымающийся как венский бальный зал, – без единого украшения. И сестру – справа от себя. Слепые глаза скрыты темными очками, ноги вытянуты и недвижимы. Она выглядела как кинозвезда, отдыхающая на палубе шикарного лайнера. Само изящество, сама невинность. И такая колдунья.

– Все было так реально. Я очутился у себя дома, и был апрель. А теперь август, и я здесь с тобой.

Я встал, подошел к двери, посмотрел на синий простор Мичигана. Да, колдовство. Черная магия. То, что я пережил, чему был свидетелем, – этого же не было на деле. Нет, было, но давно, напомнил я себе, с тех пор прошли месяцы.

– Она умерла, – сказал я.

– Да. Очень ее жаль.

– Ты ее помнишь?

– Конечно, помню.

– Умерла… но ведь я только что ее обнимал. Она была совсем близко, я слышал ее запах. Это было совсем как в жизни.

– Поразительная штука – память, – сказала Мэдди. – Могу поспорить, ты думал, что забываешь ее.

– Верно, думал.

– Но в твоей памяти она жива, ждет, когда ты до нее доберешься. Ненавижу эту западную идею, что жизнь линейна и все пережитое – люди, события – уходит навсегда.

– Мэдди… пожалуйста.

– Но я-то знаю. Тони в каком-то ином измерении, просто мы ее не видим и не можем до нее дотянуться.

На меня накатила черная тоска. Я не мог слушать рассуждения Мэдди – совсем не мог. Я не желал иметь дела с методами, которые помогли Мэдди пережить ее трагедию. Моей трагедией была Тони, она умерла, ее убили, и ничто иное не имело значения.

И я мысленно отгородился от сестры, вышел на балкон и попал в мощные объятия полуденного солнца и озерного ветра. Вдали плыл большой корабль, наверное, шел из Чикаго в верхнюю часть Мичигана, а там через другие озера и реку Святого Лаврентия в океан. В другие миры. Господи, а я стою здесь в тоске и отчаянии, как будто только что обнимал Тони – но так и было – и только что потерял ее – хотя и это правда.

Мэдди крикнула:

– Алекс, пить хочешь?

– Хочу.

– Чай со льдом?

– Пойдет…

Я оглянулся. Мэдди пыталась из раскладного кресла дотянуться до телефона, висевшего на каталке. Я поспешил на помощь.

– Нет, – твердо сказала она, услышав мои шаги. – Когда понадобится, я попрошу.

Все та же старушка Мэдди, думал я, возвращаясь на балкон, к голубому простору. Нисколько не изменилась с пяти лет. Было слышно, как забибикал телефон: двузначный номер – звонит вниз.

– Соланж, не могли бы вы принести холодного чая? Погодите, лучше целый кувшин и несколько кусочков лимона, пожалуйста. Да, мы все еще наверху. Спасибо.

Я смотрел, как закипает и гаснет белая пена на гребнях волн, и вдруг заметил какое-то движение на лужайке перед домом. Две большие, длинные серые твари. Ах да. Собаки – Фрэн и Олли. Интересно, смогу я погулять здесь или я взаперти – пленник Мэдди?

– Ты очень любил Тони, правда? – послышался ее голос.

– Да, – ответил я через плечо. – Трудно это было. Какая-то чертовщина. Была куча всякого, о чем я тебе не рассказывал. Можем, в наших отношениях было что-то нездоровое.

– Алекс, поверь, чертовщина есть в любых отношениях.

Я повернулся, посмотрел на нее, и у меня едва не вырвалось: да, конечно, но откуда тебе это знать? Мэдди с кем-то встречалась, у нее были, наверное, и увлечения, но, насколько я знал, Сказочного Принца не было. Я не успел болтануть о своем проклятом превосходстве – Мэдди вдруг сообщила:

– В моей жизни, Алекс, было нечто похожее. Человек, к которому я была привязана так же сильно, как ты к Тони.

– Что?

– Да. Я была влюблена без памяти, и это было прекрасно. И мучительно.

– Ты шутишь.

Я стоял за сетчатой дверью, словно исповедник за перегородкой в церкви. Я никогда не думал, что у нее так было, вернее, думал, что если Мэдди влюбится, то наверняка скажет мне, – а она не сказала. У меня были от нее тайны, а у нее от меня не было, так я считал. Но собственно, чему удивляться? Она – психотерапевт, а эти психотерапевты как фашисты, помешаны на секретности. Они носят в себе сокровенные и темные тайны клиентов – воистину обречены возиться с грязью. Почему бы ей не утаить от меня свой секрет?

– Это было незадолго до несчастного случая. Наверно, за полгода.

Кто-то деликатно постучался. Ага, чай со льдом. Мэдди откликнулась, и вошла Соланж. Я стоял на балконе, залитом солнцем, и сквозь дверную сетку видел ее очертания. Привлекательная женщина с черной, винно-красного оттенка кожей. Добрый человек, заботливый и умелый. У нее и у Альфреда, ее мужа хорошая служба здесь, а моя сестра под надежной опекой.

– Здравствуйте, Алекс, – сказала Соланж.

– Рад вас видеть, Соланж, – ответил я.

Она поставила поднос на пол между креслами, наполнила стакан, осторожно подала его Мэдди, наполнила второй и пошла к двери.

– Спасибо, – вслед ей сказала Мэдди.

Мы снова были одни, и я вернулся в зал, сел на край своего кресла, поднял стакан и пригубил.

– Он был женат? – спросил я без обиняков.

– Женат на своей работе – очень был честолюбивый парень. Ну, если всерьез, – почти женат.

– Как это почти? Человек или женат, или нет.

– Лимон принесли тебе. Ты уже взял?

Я наклонился, взял ломтик и спросил:

– Так был он женат или нет?

– Уже не был. Только что развелся, но еще не понял, что не женат. Что-нибудь понял?

– М-м…

Мэдди улыбнулась, глотнула чая и опять легла. Лицо у нее было лукавое.

– Мы никогда так не говорили, правда?

– Никогда.

– Ну, у меня было несколько мальчиков, понимаешь. Мы встречались. Их было немного – в основном слепые, но были и зрячие.

– А он?

– Зрячий. Вполне. У него было что-то вроде «джипа» или «доджа», и он обыкновенно возил меня в Индиану на дюны и прямо через них на пляж. Там было место, где можно спрятаться, понимаешь, и это было замечательно – гоним по краю озера, и все такое, волны шлепают… – Мэдди вздохнула. – Я чувствовала в нем что-то смутное, но он был особенный – правда, правда. Вернее сказать, мы были особенными, когда были вместе. Как это? Два тела, одна душа? Это про нас. Родные души.

– Почему ты мне ничего не говорила?

– Он работал в моей клинике, и вначале мы вели себя тихо, как мышки. Он вообще был такой. Скрытный. Я тоже к этому привыкла, наверно. Мы так развлекались – играли в секреты. Потом рассказали нескольким людям, но тогда…

Мэдди уронила голову. Я смотрел на нее – моя слепая сестричка, с лебединой шеей, в темных очках «беверли-хилз:», – и думал, что видел ее в болезни и в боли, но не видел уязвленной. Губы у нее сжались, она вся напряглась.

– И тогда? – спросил я.

– Меня сбил этот автобус, понимаешь, и я была в больнице, и мне действительно было очень трудно, и…

– Он так и не пришел в больницу, да?

Мэдди покачала головой.

Не приходил. Иначе я бы встретил его, потому что бывал там почти каждый день. Все друзья Мэдди навещали ее, их было много, и я теперь их всех знаю. Но не этот проклятый парень. Мэдди была тогда в глубокой депрессии, я это помню слишком хорошо. Значит, не только из-за увечья. А еще потому, что не было Сказочного Принца. Был кусок дерьма.

– Впрочем, он бывал таким – ужасно резким, – не удивляюсь, что он меня бросил, – продолжала Мэдди, беспомощно пожав плечами. – Ему как раз подвернулась блестящая возможность на Западном побережье. У одной частной лечебницы дела шли плохо, он влез в это дело, купил ее и жутко преуспел.

– И ни разу не дал о себе знать?

Мэдди покачала толовой.

– Должно быть, он теперь счастлив, потому что богат. Всегда этого хотел.

– Что за мудак, – сказал я.

Мэдди вымученно улыбнулась. Я поставил стакан на пол и погладил ее по колену. Она не откликнулась – конечно же, она не чувствовала руки на колене и не могла ее увидеть. Я коснулся ее руки – она улыбнулась по-настоящему, и ее лицо потеплело.

– Спасибо, – она судорожно, глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя, и спросила: – Ну, что теперь? Еще сеанс или на сегодня хватит?

– Давай еще, – сказал я.

Я не мог расстаться с Тони. Под гипнозом я обрел ее и не могу сразу бросить. Должен вернуться. Но я не мог перестать думать о сестре, о том, какую боль ей причинил, и как мало я в состоянии для нее сделать, и как мало она на деле нуждается во мне – и телефон ей не подашь, и не заплатишь за что-нибудь – у нее-то десятки миллионов.

– Мэдди, ты только что говорила, что тебе нужна моя помощь.

– Потом, Алекс.

– Нет, скажи сейчас. Ты же знаешь, я для тебя на все готов.

Она нагнулась, поставила чай со льдом на пол, взяла мою руку в свою – холодную от этого чая.

– Знаю, знаю, Алекс. Верно, мне нужна твоя помощь. Ты можешь кое-что сделать, но сейчас я не хочу отвлекаться. Давай работать.

– Но…

– Алекс, правда, мы к этому вернемся. Разделаемся с этим, и тогда ты мне поможешь. Все по порядку. Я не хочу тебя отвлекать. Я не хочу уводить тебя в сторону от того, что ты пытаешься совершить. То, что ты пытаешься сделать, – это и очень тяжело, и, скажем так, изнурительно.

Да, дело идет о Тони и о том, кто ее убил. Поэтому я здесь. Следствие под гипнозом, попытка найти убийцу. Все верно, подумал я, садясь в кресло; Мэдди права. Снова права.

– Порядок, – сказал я, потянул за рычаг – нижняя часть кресла пошла вверх и подняла мои ноги. – Но обещай, что позволишь мне помочь.

– Обещаю. – Она опять протяжно, глубоко вздохнула. – Тебе удобно?

Я, извиваясь, прополз в углубление на кожаной спинке кресла.

– Да.

– Теперь расслабься. Вдохни. Задержи дыхание. Выдохни. Еще раз…

Я делал, как она велит – моя сестра-колдунья. Исполнял ее приказы, и она повела меня в иной мир, вожделенный гипнотический мир. Я дышал как надо. Тело становилось все легче. Перекатил глаза вверх, сомкнул веки и снова вдыхал и выдыхал. Это подействовало. Очень хорошо – как надо. Через несколько секунд транс понес меня в иной мир. Еще через пяток минут я был совсем глубоко. Позволил ей вести меня, делал все, что она велела, и наконец ушел. Совсем ушел. Назад, в черную бездну.

– Так где мы теперь? – слышится голос Мэдди.

Я знаю точно. Снова в Миннеаполисе.

ГЛАВА 6

Квартира Лиз была недалеко. Этот район – Хеннепин, Линдэйл и пара поперечных улиц – быстро менялся; прежде он был районом псевдояппи[3]3
  Яппи – пренебрежительная кличка молодых американских интеллигентов («yuppie» – young urban professionals, т. е. молодые специалисты-горожане)


[Закрыть], сейчас его заселяли квазипанки, и он стал менее скучным, но, пожалуй, чуть более опасным. В сравнении с Чикаго, однако, Миннеаполис кажется тихой пристанью. Месяц назад моя приятельница столкнулась со взломщиком в собственном доме. Он залез к ней посреди ночи и как раз поднимался наверх, а моя приятельница стояла в ночной рубашке на лестнице. Увидев ее, вор сказал: «Прошу прощения», повернулся и спокойно покинул дом. Такое бывает только в Миннесоте – нигде больше.

Так что вроде мне нечего было здесь бояться. Но мне было страшно. Я поставил машину рядом с коричневым фургончиком. Весенний день стал угасать, мы с Тони сидели в моей «хонде», и я смотрел на невысокий краснокирпичный дом и чувствовал, как меня по спине пробирает дрожь от страха. Нет, нам нельзя идти туда – по этим бетонным ступеням, в эту дверь.

– Мы можем пропустить эту часть, Алекс. Если тебе тяжело, мы ее пропустим и двинемся дальше.

Нет, я должен себя заставить – в этой квартире наверняка есть что-то важное. Лиз оставила здесь какой-то след, ведущий к разгадке, так что мы должны войти. Я был уверен в этом. Но почему?

– Потому что ты вернулся в прошлое, зная будущее, – произнес голос той, что была мудрее меня. – Не волнуйся, ты уцелеешь, что бы ни произошло. И Тони уцелеет. Ее час еще не пробил.

Верно. Я знал это. Но что происходит? Кто я – шпион, наблюдатель? Или я действительно вернулся и заново творю свою жизнь?

– Алекс, ты должен помнить: сейчас не полночь, ты не на берегу озера. Человека с пистолетом не будет, еще не время.

Я ощутил чужую руку в своей ладони, и это вернуло меня в непонятную реальность. Я посмотрел вниз и увидел длинные, тонкие пальцы Тони.

– Ты какой-то чудной, – сказала она. – Ты в порядке?

– Что? – Я тряхнул головой, глубоко вздохнул и пришел в себя. – Конечно. Да. Я в порядке. – Я взялся за ручку дверцы. – Идем. Ключи у тебя?

Она кивнула. Тони, которая, казалось, покинула нас навсегда, вышла из машины. Я смотрел на нее, на то, как она идет, и, чтобы поверить в это, ущипнул себя. Я же не просто ее потерял, я думал, что она ушла навсегда, ушла за горизонт и никогда не вернется. Я обогнул машину и пошел за Тони, и на мне теперь были джинсы и выцветшая рубашка из рогожки. На Тони была прежняя коричневая рубаха, джинсы и эти странные обрезанные ковбойские ботинки. Сейчас мы войдем в квартиру Лиз – я знал, что это идиотизм, но не пытался отказаться.

– Которая квартира? – спросил я.

– Вот.

Тони подняла палец и, не глядя в ту сторону, показала на угловое окно первого этажа, завешенное белой грязноватой шторой, безвольно висящей на карнизе. Мое сердце вдруг набрало обороты, словно я знал, что кто-то затаился там, в углу или кладовке. Спокойно, сказал я себе. Возьми себя в руки.

Мы вошли в замызганный подъезд – плиточный пол весь в щербинах. На стене – латунные почтовые ящики. Ящик Л.Доминго набит – письма и рекламная макулатура торчат наружу.

– Напомни мне поискать ключ от ящика, – сказал я.

– Что? Ах да. Ты погляди. – Тони бросила взгляд на ящик и стала отпирать внутреннюю дверь. – Шикарный домик, а? Смотрителя зовут Джон – ни за чем не смотрит. Живет себе наверху, и только. Лиз все толковала, что он придурок. А вот тебе совет: если мы с ним столкнемся, не говори, что ты из Чикаго. Он вырос через улицу от «Ригли-Филд» – схватит за пуговицу и будет пять часов талдычить о «Щенках» и «Медведях»[4]4
  Здесь упоминается стадион в Чикаго и чикагские бейсбольная и футбольная команды.


[Закрыть].

В подъезде было темно. Стены зеленые и грязные. На потолке древняя лепка. Ковер – жизнь из него выбили подошвами не один год назад. Мы повернули налево, и Тони поднесла было ключ к двери в квартиру, но вдруг прижала ладонь к губам и зажмурилась. Значит, и ей неспокойно, как и мне.

– Я открою? – предложил я.

Она кивнула, я вложил лагунный ключ в замок, повернул и толкнул дверь в неизвестное. Кретинское жилье – занавески изрисованные, обои выцветшие. Старая коричневая кушетка, подпертая двумя словарями. Стереосистема, беспорядочная груда дисков, разлапистое кресло без чехла. Вроде все на первый взгляд. Чего я боялся? Никого здесь нет – кроме тараканов, разумеется.

– Вперед, – сказал я и взял Тони за руку. – Все в порядке.

Гладкая, нежная, чуть ли не выскобленная кожа врача. Такие у нее руки. Я забыл об этом, но сейчас вспомнил наши веселые и прекрасные времена – словно ее кожа напрямую связала меня с прошлым. Я ободряюще улыбнулся, Тони ответила благодарным взглядом, и мы пошли внутрь – перешагнули через порог и вступили в квартиру человека, которого нет в живых. Ох, не завидовал я Тони. Мне пришлось после смерти отца разбирать его вещи, и это было ужасно, особенно потому, что я делал это в одиночку. Доставал все из ящиков и сортировал.

– Мне очень жаль.

Нет, нет, так было правильно. Мэдди занималась другими вещами – юридические и финансовые дела. Просто было тяжело. Мать совсем ничего не могла. Так что я проделал эту клятую работу и теперь знал, как круто приходится Тони. Тем более если она верила, что Лиз умерла не по своей воле.

– О Господи, – прошептала Тони.

Да, это угнетало. Темнота и хаос. Затхлая нищета. Я стал искать глазами надкушенный бутерброд с ореховым маслом. Что-то не видно. Я отпустил руку Тони. Может быть, на кухне? Тони застыла посреди гостиной, а я пошел в глубь квартиры. Дубовые половицы – в любом доме Миннеаполиса такие – потрескивали под ногами, как молодой лед. Я вышел в узкий коридор, прошел вдоль его коричневых стен и остановился у входа в кухоньку. Вот он. Этот бутерброд. Эта чашка кофе. На краю треснутой фарфоровой раковины.

Мне бы тут и остановиться. Не идти дальше. Но я пошел. Ничего не мог поделать с собой – я словно ощущал чье-то враждебное присутствие. Прошел дальше по узкому, без окон коридору к темному его отростку, ведущему, по-видимому, в спальню. Сзади послышался шум – по полу волочили что то деревянное. Я оглянулся и увидел Тони; она тащила стул. Было слышно, как она упала на него. Больше ни на что она не была способна.

Что-то еще ударило мне в уши. Тихий шаркающий звук. О, черт… Здесь все-таки кто-то есть? Вроде шаркнули тяжелым башмаком. Я замер и снова что-то услышал. Мягкое движение, хичкоковское, будто человек отступает, чтобы его не обнаружили. Я подобрался и подумал, не отступить ли по коридору в гостиную? Чуть не окликнул Тони, но решил, что ей и без того скверно. Пока нет причины ее пугать. Наверно, это мышь, или крыса, или большой жук. Бабочка бьется о спущенные шторы – ганнибал или каннибал – как их там…

Возьми себя в руки. Здесь никого не может быть, не так ли? Входная дверь заперта. Тем не менее спешить не стоило. Глупо лезть на рожон – я уже наделал шума. Шаг вперед – осторожненько. Справа от меня дверь черного хода, за ней – еще одна. Я остановился. Дверь была покрыта толстой корой краски – за много лет. Археологические пласты. Я взялся за стеклянную дверную ручку, повернул. Открылся темный провал кладовки. Пальто, обувь. Вещи набиты от пола до потолка. Вряд ли кто тут есть, хотя…

И вдруг на меня что-то упало. Я вскрикнул. Эта твердая штука врезала мне по голове. Я отскочил.

– Алекс! – позвала Тони. – Что там?!

Я снова вскрикнул и едва не выскочил из штанов – рухнула еще и коробка с «Монополией», раскрылась и осыпала меня дождем карточек и зеленых пластиковых домов. Хватило бы на целое предместье.

– Чертов хлам, – пробормотал я и прибавил для Тони: – Ничего страшного, что-то вывалилось из кладовки.

Чертыхаясь, обошел рассыпанные по полу игрушки. Я должен очистить эту квартиру от привидений. Открыть все шторы, зажечь лампы, распахнуть окна, чтобы выдуло эту затхлость. Да, думал я, живые должны вернуть сюда жизнь. Заглянул в ванную – пол, выложенный шестигранной плиткой, окошко над душем, облупленная белая краска.

И вдруг – снова тот самый звук. Я пристыл к месту. Звук донесся из спальни. Сердце екнуло и застучало тяжело и быстро. Но это же глупо. Просто глупо. Я сделал шаг, еще один. Там никого не может быть. Но если никого нет, почему дверь приоткрыта? Была ли здесь полиция? Я забыл спросить Тони. Может, полицейские приезжали, чтобы удостовериться… в чем? Что есть родня? Что действительно произошло самоубийство?

Ш-ш-и-х-х… То, что я уже слышал, – осторожное, тихое шуршание, как будто кто-то очень-очень медленно передвигается по спальне. Мне это не нравилось. Я еще приоткрыл дверь в спальню. На полу лежат джинсы. Бюстгальтер валяется на коврике. На полу же лежит матрас и рядом с ним – кремовые простыни. Так что необычного в этой спальне, чем она отличается от моей? Мало чем, подумал я и снова услышал это «ш-ш-и-х-х». Ладонью медленно отвел двери и увидел источник звука. Окно было приоткрыто – рама поднята дюймов на шесть – ветер качал спущенные жалюзи, и они ерзали по подоконнику. Я тряхнул головой. Вредно смотреть так много фильмов.

Я решительно вошел в спальню и направился к окну, намереваясь поднять раму как можно выше. Дошел до середины комнаты, когда услышал что-то еще. Что-то очень странное – вроде бы дверь спальни захлопнулась за моей спиной. Я обмер, крутанулся на месте. Человек! Мужчина, выше меня ростом, на лицо наперекосяк натянут женский чулок. Понятно – прятался за дверью, а когда я вошел, захлопнул ее и закрыл на задвижку.

Черт! Бандюга заманил меня в ловушку, а Тони, мой единственный союзник, – за запертой дверью. Черт, его надо перехитрить, и…

– Алекс, повтори эту сцену замедленно, как будто это кино или видео. Ты здесь, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку. Ты все это уже видел, теперь у тебя есть время вглядеться.

Время, как по сигналу гонга, остановилось. Замедленные кадры. Смотрю влево – вижу комод, дешевый комод из стружечной плиты. Один ящик раззявлен, из него свисают несколько пар колготок. Стало быть, этот парень, кто бы он ни был, никого не ждал. Сунулся в комод Лиз, схватил чулок и натянул на голову. Я снова взглянул на него. Лицо гротескно расплылось под найлоном. Губы толстые, нос картошкой. Усов нет.

– Что на нем надето?

Черная футболка, что то вроде орла на груди. На одном предплечье – на правом – татуировка. Я видел ее лишь мгновение, но похоже, это дракон. Точно – извивающийся хвост, как у змеи. Джинсы, конечно. Он был в старых, тертых черных джинсах и черных высоких кедах. Тряпичных.

Черт, он отбросил какие-то бумаги или папку, схватил с комода лампу без абажура, тяжелую деревянную штуковину.

Я больше не мог удерживать замедленный темп.

Мгновенный выброс адреналина, и все переключилось на прежнюю скорость. Парень двинулся на меня, занося лампу для удара. Вот это да. Я вошел сюда, полагая, что найду мышь, а здесь – бандит, и он явно хочет выбить из меня дух.

Я искал глазами хоть что-нибудь – прибор, инструмент, оружие. Туфель! Увидел его краем глаза. Нагнулся, схватил и швырнул в бандита – тот отбил его, как пушинку, и заржал. Закрыться подушкой? Против здоровенной лампы подушка – не защита. Будильник! Я присел, схватил его, метнул; противник отбил его лампой – меня осыпало кусочками пластика.

Послышался стук в дверь и визг:

– Алекс? Алекс, что происходит? Алекс!

Я завопил во всю силу легких:

– Звони в полицию! Здесь грабитель!

Стук смолк. Побежала к телефону. Побежала за соседями. Скорее, думал я, скорее!

В полумраке комнаты парень надвигался на меня – я отплясывал квикстеп задом наперед. Это было безнадежно, но он наступал, и надо было драться. И когда он сделал выпад лампой, я увернулся и попытался схватить его за руку. Он отскочил, взмахнул лампой – я отпрыгнул на матрас, и она просвистела мимо.

Простыни обвились вокруг моих лодыжек как злобные змеи и держали меня. Я почувствовал, что падаю, – тут он и бросился на меня, а я ничего не мог, я махал руками, пытаясь удержаться на ногах. И он спокойно отвел лампу назад и в сторону и врезал мне сбоку. Я поднял левую руку, это смягчило удар. Но он был слишком силен – досталось и ребрам. У меня потемнело в глазах, я беззвучно заорал – дыхание перехватило. Потерял равновесие, повалился поперек матраса и саданулся головой о стену так, что отозвалось во всем теле. Снова чернота в глазах, потом опять посветлело, и я увидел, что надо мной высится черная безликая фигура, готовая к прыжку. Она замерла – в дверь забарабанили. Я не мог встать. Не мог больше защищаться. За дверью слышались голоса. Два или три человека. Мне захотелось закрыть глаза, отвернуться, но этого нельзя, мне нельзя терять сознание, я должен защищаться всеми силами.

Вдруг что-то стукнуло, как упало, и я сразу открыл глаза. Лампа валялась на полу, грабитель вылезал из окна. Я успел увидеть его черные джинсы и высокие кеды, но не мог шевельнуться, так мне было скверно. Да и что с того, если квартиру умершей девушки ограбили? На деле – ничего, и я лежал на этом чертовом матрасе, пока Тони и смотритель по имени Джон не выломали дверь.