Текст книги "Сквозь этажи"

Автор книги: Прийт Аймла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Воскресенье

День был такой прекрасный, что сидеть в душной комнате не хотелось. И я решил поехать в парк. Сел в автобус. Люди – словно позолоченные, как святые на иконах: окна автобуса заливало солнце. С торжественным видом подхожу к кассе, пробиваю свой билет. И все так празднично, будто стою я перед избирательной урной и голосую за любимого народом депутата.

Потом в автобус вошел человек, которому захотелось посмотреть наши билеты. Другой человек, пассажир, спросил, зачем смотреть билеты в воскресный день. Человек, который хотел взглянуть на билеты, сказал, что он контролер. Праздничного вида милая девушка, тоже из пассажиров, спросила, зачем контролировать в воскресный день. Контролер ответил, что свое дело знает, жулики, мол, у нас в стране еще не перевелись.

Воскресные пассажиры стали какими-то будничными, а один, у которого лицо стало совсем уж не праздничным, спросил, почему контролер не проверяет по воскресеньям наши дома: вдруг какой-нибудь жулик украдет с улицы мусорную урну и спрячет у себя под кроватью. На это контролер сказал – нечего над ним издеваться, даром что день воскресный.

Тут и моя праздничность улетучилась. Грустно мне стало оттого, что есть еще жулики и что я взял билет, который теперь пропадет. Я вышел из автобуса, бросил билет в урну с мусором, взял урну и отнес к себе под кровать.

Пай

Девочка, сидевшая у матери на коленях, протянула руку к юной даме, которая стояла рядом с их сиденьем.

– Чего тебе? – спросила мать.

– Тете пай! – ответил ребенок.

– Сделай лучше маме пай.

Но ребенок не хотел делать пай матери и по-прежнему тянул руку к юной рыжеволосой даме.

– Ты сделай пай маме, а тете сделает кто-нибудь другой, – предложила мать.

Но девочка прекрасно видела, что никто другой тете пай не делал.

– Тете пай, – потребовала девочка и протянула руку к волосам девушки.

– Тетя не хочет пай, – отрезала мать.

Девушка посмотрела на ребенка и улыбнулась.

– Не хочу.

В этот момент подошла пожилая женщина и покрутила головой:

– Ну что ты скажешь, не разрешает ребенку себя погладить!

Девочка все еще тянула ручку вверх, и весь автобус принялся сопереживать ей.

– Что за человек? – сердился кто-то. – Ребенок хочет выразить свои чувства, а вздорная девица и ухом не ведет.

Другой, в отдалении, пророкотал басом:

– Так вот и портят детей. Подавляют прекрасные порывы, и у ребенка навеки остается заноза в сердце.

Девушка стушевалась и на всякий случай сделала пай ребенку.

– Видали, самой-то нравится гладить других, – проворчала пожилая дама из середины автобуса.

– На этом свете забот-хлопот и без того не оберешься, – твердым голосом возвестил следующий оратор, – почему бы не пойти навстречу ребенку, пока он еще в самом нежном возрасте?

В зловещем гомоне сливались любовь к ребенку, презрение к бессердечным особам, обманутое доверие к людям и злоба по адресу мучителей детей.

– Из-за такого вот отношения ребенок и вырастает равнодушным, холодным человеком, – поведала крайне пожилая дама. – Взять хоть нас самих, – продолжала она. – Мы все насквозь лицемерны, нам и в голову не придет сказать ближним что-нибудь доброе, не говоря уже о том, чтобы погладить их. А ведь все начинается с детства, когда не сбудется какое-нибудь простенькое, трогательное желание.

Всех в автобусе охватила щемящая жалость к самим себе, и все друг за другом подходили к девочке, чтобы та сделала им пай. Так как ребенок не успевал погладить всех и каждого, то решено было, что недостающее восполнит мать. Когда та под одобрительным взглядом ребенка перегладила пассажиров двадцать, водитель остановил автобус и задушевно сказал:

– Люди, как прекрасно это детское тепло! Давайте и мы снова станем искренними и добрыми! – И прежде чем отправиться в путь, он прошел автобус из конца в конец и сделал пай всем пассажирам.

Потом все пассажиры делали пай друг другу. Ребенок все смотрел и удивлялся, но руку уже не тянул, потому что рыжая девушка была где-то далеко и гладила сразу обе щеки вошедшего контролера. Наконец все обласкали своих попутчиков, и в автобусе воцарилась благоговейная тишина.

Тогда ребенок поднял ручонку, снова протянул ее к рыжеволосой юной даме, и народ смахнул слезы умиления.

– Что тебе, деточка? – спросила мать.

– Тете по голове! – потребовало дитя.

Характерный диалог

– Папа, а что делает тот дядя?

– Я возмущен, сын мой! Родной отец идет с тобой рядом, а ты интересуешься чужим дядей!

– Да я потому и спрашиваю, что дядя чужой, а траву топчет нашу.

– Не жадничай… К тому же он не топчет траву, он стрижет.

– Папа, а почему он стрижет зубами?

– Очевидно, не у всех еще есть косилки.

– А почему он так неровно стрижет? Клок тут, клок там?

– Потому что он стрижет – ну, выборочно. Только длинные стебли.

– А почему эту работу надо делать на карачках? Если он плохо видит, пусть наденет очки.

– Стоя не достать: у дяди не такие длинные зубы.

– Папа, дядя зажмурил глаза!

– Конечно, он же думает. Это как-никак… научная работа.

– А ты не знаешь, о чем он сейчас думает? Так хочется спросить!

– А что там спрашивать? Дядя думает, как в будущем работать еще лучше.

– А-а… Наверное, он лучше не сможет…

– Почему ты так думаешь?

– Потому что дядя заплакал!

– Это он от радости – что работа так подвигается!

– Ничего не подвигается, – посмотри, сколько травы еще не съедено. Папа, а почему у дяди-ученого лицо такое грязное?

– Неужто грязное? Хотя правда, есть немного… Видишь ли, сынок, наука – вещь серьезная, сложная, один думает одно, другой – другое. Вот и случается, что в науке соперники поливают друг друга грязью.

– Не вижу я никого, кто поливает, а вот дядя швыряется!

– Зато смотри, как он культурно швыряется; не грязью, а шапкой.

– А без шапки дяде не станет холодно?

– Станет, конечно, но без шапки мыслям вольней. Наука требует жертв.

– Много?

– В каком смысле?

– Дядя еще и ботинок снял… А шапку надел на ногу.

– Умный поступок – иначе шапку унесет ветром.

– Ой, а что это у него за бутылка?

– Это, сынок, удобрение.

– Удобрение выливают на траву, а не в рот!

– Он, видимо, так и хотел, а в рот случайно попало.

– Да, рука у него дрожит – ужас! Гляди, как он сердито колотит это дерево!

– Что же ему делать, если дерево оказалось прямо на дороге?

– А теперь он бьет носом землю. Земля тоже на дороге оказалась?

– Ты неверно его понял: он не бьет землю, он ее нюхает!

– Я на этой траве еще ни одного цветочка не видел.

– А кто тебе сказал, что он нюхает цветочки? Дядя нюхает грибочки.

– Здесь что – боровики растут?

– Нет, ни боровиков, ни сыроежек тут, по-моему, не бывает, хотя точно не знаю. А вот твоя мать говорит, что грязнушки-свинушки тут все лето не переводятся.

– Послушай, папа, а почему это ученому дядя-милиционер мешает, что это он пишет?

– Очевидно, составляет договор о сотрудничестве науки и закона. Ясно?

– Ясно. А когда я подрасту и мне уже дозволено будет понимать, что такое пьяницы, как ты тогда будешь меня воспитывать?

– Тогда я покажу тебе какой-нибудь пустой газон и скажу, что больше на нашей траве нет ни одного пьяницы. А если даже и есть один, то он уже много лет совсем трезвый…

Темным вечером в городе

Молодым везде у нас дорога. Выбирай любую. И ничего удивительного, если темным вечером идешь по безлюдной улице и видишь, что кто-то из молодых выбрал ту же самую дорогу. Молодым по душе тропинки, проторенные отцами.

Молодым у нас – все возможности. Каждый использует их, как умеет. Один такой долго шел за мной, пока наконец не использовал возможность и не сорвал у меня с головы шапку.

У нас много замечательных традиций. Старики их выдумывают, а молодежь несет дальше. Кто куда. Молодой человек несет мою шапку по безлюдной улице все дальше, далеко-далече.

Молодых время от времени нужно учить и направлять. Кого как. Я тому молодому, что шел со мной одной дорогой, говорю, к чему, дескать, смешивать шапки и традиции.

Молодым у нас есть что поведать старикам. Тот, в моей шапке, сказал: «Люди жизнь отдают во имя молодости, а тебе шапчонки жалко!»

Человек учится всю жизнь. Ученье – свет, даже темным вечером. На следующем перекрестке я отдам молодым свою жизнь.

Без конца и без начала

От перемены мест слагаемых сумма не меняется, а если ряд бесконечный, то и начать можно с любого места, о результате все равно будешь только догадываться. Мы ограничимся отдельными примерами, из самой середины.

Человек семь месяцев занимался подводным плаванием, прочел девятнадцать книг о подвигах пограничников, пока начал хоть как-то разбираться в их системе, украл в спортобществе байдарку: и вот выдалась темная ненастная ночь и он махнул через границу. Взяли его, когда он тем же путем возвращался домой: ему не то что удирать навсегда – дня там жить не хотелось, просто решил человек порадовать жену, сестру и дочь – подарить им к Международному женскому по триста грамм ваты. За что теперь наказывать – откуда ему было знать, что в Москве и Ленинграде она тоже продается! Кстати, почему же ее сюда не завозят? Мясо же возят отсюда туда?

Написали в газете о средних заработках и ценах на продукты в Китае: оказывается средний китаец может в месяц купить 400 килограммов риса – в переводе на наши деньги 320 рублей – или 40—50 бутылок водки, что в переводе на наши деньги 400—500 рублей, не считая вытрезвителя. Но какую сумму не возьми, встает вопрос – каким образом они  т а к  быстро пошли в гору, ведь их пропасть была глубже? Единственное утешение – считать, что на них  с р е д н е е  не распространяется, потому что ростом все китайцы ниже среднего.

Наша страна производит в четыре раза больше тракторов, чем все Соединенные Штаты Америки вместе взятые. По какому же закону Штаты производят в два раза больше зерна, чем Советы? По нашим и по всемирным арифметическим законам должно быть наоборот! Может, положение исправится, если мы вспашем американские поля  н а ш и м и  тракторами?! А если не сразу получится, то пригласим шефов!

Есть у нас и выдающиеся достижения: уже сколько лет мы опережаем другие страны не только по скоростному бегу на коньках, но и по ценам на кофе.

Таллинский универмаг, отдел детской одежды. Куртки для мальчиков: 34-й размер – черные, 36-й – черные, 38-й – черные, 40-й, 42, 44, 46 – черные. Кстати, модный цвет – васильковый или бирюзовый. Кого черним? Покрой, правда, разный: одни – ужасные, другие – жуткие, третьи – гадкие. Кое-кто из мальчиков вырастет и станет бандитом, но к чему наказывать заранее? Или это профориентация – на преступления?

Простаивают сотни машин, мерзнут тысячи людей, летят миллионы рублей – наш комнефтепродукт всю зиму по-царски отваливает летнее топливо! Предлагаю выплачивать жалованье председателю этого комитета рублями, но не советскими, а царскими. Если это предложение не пройдет, прошу председателем комитета назначить меня: я тоже умею разводить руками на обоих языках: ей оле, не привезли. А когда летом зимнее горючее заполнит все емкости, то кладовщик и в одиночку справится.

Что касается бутылок по 0,7 литра, то нам их наполнять нечем: минеральную воду наливать нельзя – слишком похожа на водку; пиво – не хочется – и так даже по бутылке на брата не хватает. Может, заправлять их горючей смесью – для уничтожения танков противника? А если танк – устаревшее оружие, то почему 10-й класс учится водить в бой танковую роту? Может, лучше вместо пороха дать им понюхать искусства, чтобы не спрашивали на выставке, как фамилия Марии Магдалины?

Правда, теперь народ стал смелее и своего добивается: посуду по ноль семь опять стали принимать – десять бугаев бьют их на мелкие кусочки, между прочим вручную – осколки идут на экспорт. Причем бутылки с поврежденным горлышком не принимают!

Бюрократия и централизация вчерашний день – теперь все решается на местах. Только вот найти бы эти места!

Ночная травма

ДОКТОР (из кабинета). Следующий. (Никто не заходит. Громче.) Следующий!

ПАЦИЕНТ (входит, подавляя зевок). Здрасьте, доктор!

ДОКТОР. Вы что, спать сюда пришли?

ПАЦИЕНТ. Да, извините, прикорнул.

ДОКТОР. Садитесь.

ПАЦИЕНТ (садится.) Уже и не помню, когда последний раз спал нормально.

ДОКТОР. Ладно, ладно. Оставим это. Жалобы какие?

ПАЦИЕНТ. Да все те же.

ДОКТОР. Те же, что и у предыдущего пациента?

ПАЦИЕНТ. Нет. Жалобы такие, что выспаться не могу по-человечески.

ДОКТОР. Так. И что же вас беспокоит?

ПАЦИЕНТ. Каждый раз просыпаюсь оттого, что ноги мокрые.

ДОКТОР. Обильно потеете?

ПАЦИЕНТ. Если бы… Знаете, моя кровать стоит у стены, а на ней – географическая карта Советского Союза. И среди ночи я попадаю ногами прямо в море.

ДОКТОР (пристально вглядывается в пациента, встряхивает головой, протягивает термометр). Поставьте, пожалуйста.

ПАЦИЕНТ. Этот не годится. (Берет термометр, кладет его на стол.) У вас градусник для воды есть?

ДОКТОР. Зачем?

ПАЦИЕНТ. Затем, чтобы вам понятно стало. Ноги у меня мокнут – это еще полбеды. Беда в том, что правая нога оказывается в Черном море, а левая – в Баренцевом.

ДОКТОР. А какая вам разница?

ПАЦИЕНТ. Температурная, вот какая.

ДОКТОР. Ах, вон оно что. По дороге, значит, от Черного моря к Баренцеву вы зябнете, и начинается насморк, так?

ПАЦИЕНТ. Подумаешь, насморк. Чихал я на него. Тут дело посерьезней. Вы знаете, что такое термоэлемент?

ДОКТОР (задумывается, достает с полки энциклопедию). Термоэлемент? Знаю. (Листает страницы.)

ПАЦИЕНТ. Это когда два штыря сверху вместе, а снизу – врозь. И между ними – разница температур!

ДОКТОР (держа палец в энциклопедии, смотрит на пациента). Два штыря! Разница температур! При чем тут штыри?

ПАЦИЕНТ. А ноги? (Встает.) Сверху вместе, снизу – врозь. (Показывает по очереди на каждую ногу.) Температура в Черном и Баренцевом разная! (Садится.) Вот вам и термоэлемент! А термоэлемент (указывает на энциклопедию), что он у нас делает?

ДОКТОР (водит пальцем по строчкам). Преобразует тепловую энергию в электроэнергию постоянного тока… Господи помилуй!

ПАЦИЕНТ. Бога нет. А вы, доктор, есть!

ДОКТОР. И что это… электричество постоянного тока вас сильно беспокоит?

ПАЦИЕНТ. У меня светильничек прямо над головой – так в нем лампочка загорается, а при свете, сами знаете, какой сон.

ДОКТОР. А вы не пробовали… выкручивать лампочку?

ПАЦИЕНТ. Пробовал – сплю нормально. Только во сне будто бы все время ноги мою.

ДОКТОР. Тогда все в порядке! Ноги мыть – это даже полезно.

ПАЦИЕНТ. Кто же спорит. Только по утрам я просыпаю. И жена не будит. Как до меня дотронется, так ее и дергает током.

ДОКТОР. Значит, жена спит отдельно?

ПАЦИЕНТ. Раньше спали вместе, а потом у нее голова стала побаливать. На нее дальневосточные муссоны очень неблагоприятно действуют.

ДОКТОР. В ка-ка-ком смысле?

ПАЦИЕНТ. Карту представляете? Если ноги на западе, значит, голова где? На востоке!

ДОКТОР. Понятно. А если передвинуть кровать к другой стене?

ПАЦИЕНТ. А вы мне выпишите…

ДОКТОР. Рецепт?!

ПАЦИЕНТ. Зачем?! Заграничный паспорт! На другой стене у меня карта мира.

ДОКТОР (жалобно). Ну, я не знаю… Снимите, наконец, эти проклятые карты! Будете спать с сухими ногами и без света.

ПАЦИЕНТ. Простите, доктор, я пошутил. Неужели вы в самом деле поверили, что в нарисованном море можно замочить ноги? Да ведь карта же висит на стенке вертикаль-но! Море давно бы все вытекло!

ДОКТОР (задумывается, потом с прежней уверенностью, даже с улыбкой). Ну, артист! Ладно, шутки в сторону. Зачем же вы пришли?

ПАЦИЕНТ (задирает штанину). Колено рассадил. Приложить бы что-нибудь!

ДОКТОР. Ну и ну! Где это вас угораздило? Упали?

ПАЦИЕНТ. Если бы. Вчера ночью ударился об Уральский хребет.

Листок неспособности

ВРАЧ (медсестре, которую мы не видим). Замечательное явление природы – эстонская зима. С ноября до самого марта ни тебе снега, ни льда, и ничего теперь не тает, улицы чисты, народ почти не падает, и в травмопункте у нас приятная тишина!

БОЛЬНОЙ. Помогите, ой, доктор, скорее, помогите! Смерть на носу, спасите!

ВРАЧ. На носу, говорите? Сейчас поглядим… Не вижу ничего смертельного, разве что капелька мороженого.

БОЛЬНОЙ. Ее не трогайте, я еще не доел. Травма у меня на ноге, а не на голове. Перелом, как минимум, скажите только, открытый или закрытый.

ВРАЧ. На какой ноге будем искать?

БОЛЬНОЙ. Ну на той, второй слева… Ну, которая по правую руку.

ВРАЧ. Посмотрим, изучим, выясним. А то я уже заскучала. М-да-а, на правой ноге действительно можно обнаружить синяк. Где вы таким разжились?

БОЛЬНОЙ. На работе, где ж еще. Хотел поставить печать на отчет, размахнулся, а рука – ах, где моя былая меткость! – изо всех сил саданула по колену!

ВРАЧ. Все ясно. Хотите получить листок нетрудоспособности?

БОЛЬНОЙ. А за это дают?

ВРАЧ. Конечно, раз у вас такая опасная работа, а рука не поднимается.

БОЛЬНОЙ. Но ведь чем меньше больничных вы даете, тем лучше у вас показатели!

ВРАЧ. Стоп-стоп, что-то я недопоняла: вы пришли показать свое колено, так какое вам дело до наших показателей?

БОЛЬНОЙ. Просто хотел вас порадовать: мне этот обычный больничный не нужен. Я работаю в таком месте, что хочу прихожу – работаю, не хочу – прихожу не работаю.

ВРАЧ. Так вы пришли, чтоб я вам коленку помыла?!

БОЛЬНОЙ. Я хотел попросить, чтоб вы дали бы мне другой лист – не на работу, а домой. Такой листок неспособности.

ВРАЧ. Листок неспособности… для предъявления жене?!

БОЛЬНОЙ. А то по утрам она мне спать не дает и…

ВРАЧ. Силы небесные, день этот войдет в историю травмопункта! И как же мы это сформулируем?

БОЛЬНОЙ. А так, что гражданин такой-то, я, значит, в течение месяца не способен бегать по лесу.

ВРАЧ. Ах, вот оно что! Жена заставляет вас заниматься бегом?

БОЛЬНОЙ. Это она думает, что я занимаюсь бегом, на самом-то деле я ни свет ни заря пробираюсь к себе в кабинет и торчу там, жую булку, чтобы сон прогнать. А чего ради в такую рань просыпаться? Будет у меня ваш листок, она перестанет поднимать меня ни свет ни заря.

ВРАЧ. Так-так… Этот пустяк мы уладим, есть тут, правда, маленькая закавыка…

БОЛЬНОЙ. Ну не повиснет же на этой маленькой закавыке такое большое дело! Ваши условия?

ВРАЧ. Никаких особых условий. Только здесь таких бланков у нас нет. Мы их припрятали на всякий случай – у себя в филиале под открытым небом, по Вильяндискому шоссе к лесу, шесть километров от городской черты, под разлапистой елью.

БОЛЬНОЙ. Так вы сходите и возьмете?

ВРАЧ. Само собой, но только вместе с вами. Сестра, присмотрите, чтоб тут был порядок, а я с этим толстяком… простите – с этим пациентом сбегаю в филиал. Двинули?

БОЛЬНОЙ. Не слишком ли это далеко? А ну как умру по дороге?

ВРАЧ. Тем вернее будет справка! Простите, я хотела сказать, что нам эти жалкие километры – раз чихнуть! А там и справочку выпишем: «Гражданин вы такой-то завтра не способны бегать по лесу».

БОЛЬНОЙ. Как это «завтра»? Мне на месяц надо.

ВРАЧ. Да хоть на два. Только справка действительна на один день. Завтра в то же время получите на послезавтра и так далее.

БОЛЬНОЙ. Больно заковыристо, ну да ради того, чтобы поваляться… Хотя, послушайте, доктор, может, мы прихватим все тридцать штук сразу, а оформлять остальные будете уже здесь?

ВРАЧ. Дорогуша, это, конечно, можно. Но мне страшно хочется каждый день побегать в лесу, а одной страшно! Так что за справкой – вперед?

БОЛЬНОЙ. Я тут прикинул, получается, моя жена своего добьется-таки… Только зачем же так насиловать меня спортивной жизнью, если она заранее знает, чем это кончается? Зачем ей потребовалось, чтобы я бегал за чужой женой?

Кросс

Шел кросс – забег из одного города в другой по случаю круглой даты. А в нескольких километрах от другого города – ремонт дороги и стоит указатель: «Объезд по магистрали третьего города». Один из спортсменов так глубоко задумался над круглой датой, что не заметил, когда кончился объезд, и все продолжал бежать в направлении уже не второго, а третьего города…

В третьем городе как раз проводились соревнования по бегу. Там состязались те, кто хотел получить в жены императорскую дочь. Дочь у императора была, правда, одна, а потенциальных зятьев – целая орава, и правитель решил выбрать дочке самого оборотистого мужа. Бегуны еще пыхтели и кряхтели где-то на середине дистанции, когда на финишную прямую вышел человек из первого города и грудью порвал ленточку. Правда, появился он совсем с другой стороны, но этого впопыхах никто не заметил.

Император протянул раскрасневшемуся, словно невеста, бегуну букетик цветов, императрица наградила его поцелуем, а придворные повесили ему на шею главный приз – принцессу. Но тут победитель смущенно признался, что, по всей видимости, произошла неувязочка, потому что, во-первых, обещали, как полагается, почетную грамоту, а не любовницу, и во-вторых, он человек честный и хочет сохранить верность жене, которая дожидается его в первом городе. Император в ответ на такое вызывающее оскорбление страшно разгневался и приказал отрубить человеку из первого города голову. Что и было незамедлительно исполнено.

После этого безрадостного инцидента императорская дочка от огорчения заболела и потеряла сознание. А император издал новое постановление: принцессу получит в жены тот, кто ее излечит.

В это время дистанцию кросса между первым и вторым городом, нахмурив брови, проходил комсорг команды, который одновременно был массажистом на полставки. Убитый горем, искал он на трассе пропавших спортсменов. Указатель «объезд» с шоссе уже убрали, но натренированный бессчетными соревнованиями нос комсорга все же учуял, откуда ветер дует. А дул он со стороны третьего города…

– Из наших сюда никто не забредал? – спросил массажист у императора.

– Как же, как же. Один из ваших решил даже у нас задержаться, – ответил правитель, кивнув на голову спортсмена. Комсорг понял, что это грязная провокация, но, заметив бездыханную принцессу, решил: гуманность прежде всего! Он достал из кармана склянку с нашатырем и сунул ее принцессе под самый нос.

– Буде моя дочь не поправится, – пригрозил император, – ждет тебя казнь! – На что императрица шаловливо добавила: «Одна голова – хорошо, а две – лучше!»

Принцесса тем временем и вправду возвратилась к жизни.

– Как вам пришло в голову взять именно это лекарство? – поразился король.

– В аптеках нашего города других лекарств теперь не сыщешь, – признался массажист на полставки.

– Большое вам спасибо, – улыбнулась императрица, – в награду мы дадим вам в жены нашу дочь.

– Охотно принял бы награду, я как раз не женат, – облизнулся исцелитель, но – не могу: медицинская помощь у нас бесплатная.

Император собрался было отдать приказ еще об одной голове, да побоялся, что дочка снова может прихворнуть и рассудил так:

– Бесплатно так бесплатно, но могу я хоть памятный сувенирчик тебе вручить?

Человек из первого города согласился, и император одарил его своей женой.

Мораль: бывают ситуации, в которых спортсмен теряет голову, но массажист команды – никогда.

– Где же она у меня жить-то станет? – озабоченно прикидывал он. – Такой подарочек в крупноблочные стены не пойдет. И тут он вспомнил, что дома помогают не только стены.