Текст книги "Сквозь этажи"

Автор книги: Прийт Аймла

ВОРР. Ульви, ты прости, что… (Вздыхает, продолжает с притворной легкостью.) Вообще-то досуг у нас проводится организованно. Соревнования всякие. По прыжкам в длину. Или по шашкам. Викторины по истории родины… Но тамошнее общество на все это свысока смотрит, да и то сказать – глуповато соревнования эти выглядят. А вот что эти кореши и в самом деле уважают – затяжные прыжки. Кто, значит, на сколько из лагеря улетит… Вот я и поспорил, что побью рекорд лагеря. Что меня будут искать дольше всех. Хотел доказать этим уркам, что я им сто очков вперед дам… Рекорд, между прочим, поставил… Я не знаю, наверное, слишком опостылело все, чтоб раздумывать – а как потом. До того дошло, что все казалось – смоюсь недели на две – а потом столько же лишку и отсижу. Хотя ребенку известно, что по 176-й дают до двух лет. Это, конечно, если без всяких взломов.

КАРЛ (сочувственно). Крепко, черт побери, крепко отваливают!

ВОРР. Мы на лесоповале работали, я им ни гу-гу, когда там или как. Валим деревья, а я, значит, – в сторонку, в сторонку, и прямиком через лес, пока не вынырнул аж возле Вяэна. Ну, спать-то надо. Прошелся по дачам, высмотрел такую, где давно не бывали. Влез, отыскал спальный мешок, а по ночам в лесу сидел, чтобы обзор пошире… Еду в киосках брал, но не бог весть сколько. На рубль консервов да хлеба с булкой. Ел по очереди – то в одной даче, то в другой. Посуду я использовал, но все мыл потом… Дельное средство придумали – «Нобе» называется – до блеска отдраивает!

КАРЛ (восхищенно). И на замке ни единой царапины. Ты что – новый вставил?

ВОРР (с усмешкой). Как же вы его старым-то ключом открыли?

КАРЛ. И верно!

ВОРР. Ключи-то найдутся. Чему-нибудь и там (Указывает головой.) научат… Я, когда уходил, полы подметал как следует, чтоб комар носа не подточил.

КАРЛ. А как все раскрылось? Нам же сообщили.

ВОРР. Да ведь я сам нарисовал свой маршрут. Раз уж поймали – чего таить?

МАЯКАС (громко, категорично). У меня пропала гостевая книга. В кожаном переплете. Восемь восемьдесят.

Ворр морщит брови, молчит, Ульви всхлипывает.

МАЯКАС. Я понимаю, если бы еще гость в кавычках занес в книгу свое имя – пускай. Но стащить такую дорогую вещь – да я бы за одно это добавил год тюрьмы по меньшей мере!

ВОРР (поднимает голову, его осенило). Послушайте, Парун!

КАРЛ. Да?

ВОРР. У вас в той стенке, что между кухней и уборной, есть простеночек, там еще бутылка «Дихлофоса» стояла…

МАЯКАС (иронически). «Дихлофос» товарищ от великой жажды, конечно, выкушал?

ВОРР (радостно). Я, когда уходил, в спешке дал маху – сунул эту гостевую книгу туда под потолок! Дома перепутал, вот что! Только сейчас вспомнил. (Победоносно смотрит на Херберта.) Там ее наверняка ни один гость не найдет.

КАРЛ. Вполне возможно, мне вроде ни к чему было туда заглядывать.

МАЯКАС (угрожающе). Ясно, ясно. Будь у него времечка побольше – все мое добро перекочевало бы к Парунам!

ИВО (возмущенно). Как можно подозревать честно… (Замолкает.)

ХЕРБЕРТ. Граждане, я вынужден…

МАЯКАС. Ничего, ничего, процесс продолжается. Справедливость восторжествует!

ИВО. Постойте, значит, в итоге абсолютно ничего не пропало? Ведь все, что при вас нашли, это ваши вещи?

ВОРР. Ну, пропало-то дай боже… Вы же слышали показания Сангпалуского сельпо? Что из киоска похищено на 231 рубль 50 копеек? Хотя лично я взял там только сыр да булку… Грибы и ягоды оскомину набили.

ИВО. Даже судья сказал, что признание подсудимого как будто не вызывает сомнений, но официально он должен учитывать протокол собрания правления кооператива.

КАРЛ (мечтательно). Знать бы наперед, сколько они на тебя свалят – взял бы хоть пару вина! Вместо рубля отвечать за 231 – бредятина.

ВОРР. Я вино не пью. И водку тоже. Иногда, правда, хочется, но сразу тошнит. (Пауза.)

УЛЬВИ (она взяла себя в руки, спокойно). Ты писал мне только затем, чтобы… в Таллине было к кому приехать?

ВОРР. Нет, Ульви. Поначалу я и правда писал шутки ради, как другие выбирают себе друзей по адресам в журнале… Но твое письмо задело меня за живое. Потому и писал так часто. Только получу письмо – сразу катаю ответ… Я бы и чаще писал, но посылать через бабушку – это лишнее время. А писать прямо смысла не было: кто же это будет зэку отвечать. Были такие – посылали письма со своим обратным адресом, ну, и что? – ни ответа, ни привета.

КАРЛ (мечтательно). Видел бы ты, что мы с женой на стол выставили! И сливки, и помидоры, и рыбу, даже жаркое в духовке стояло. (Смотрит на Маякаса.) Нет, я не хочу сказать, что вас там плохо кормят.

ВОРР. Ульви, ты меня долго ждала?

УЛЬВИ (холодно). Как договаривались, – в семь, в восемь, в девять. До десяти ждала, потом поняла, что ты обманщик.

ВОРР. Ты, конечно, имеешь полное право так говорить. Но у меня и в мыслях не было тебя обманывать. Я целых два месяца мечтал об этой встрече. Как-то за душу взяло, что ты велела писать на работу, на адрес сберкассы…

МАЯКАС (раскатисто и нервно смеется). Понятно! Вот откуда все эти нежности! Почему бы и не дать деру, коли возлюбленная трудится в сберкассе!

(Херберт топает ногой. Маякас перебирается в последний ряд.)

ВОРР. Подсудимый не имеет права обижаться, но все-таки отрадно, что гражданин Маякас пересел в задний ряд. Ну, словом, в полседьмого я увидел на перекрестке обалденную аварию. Такие вещи – моя слабость. Меня техника привлекает. Я и подрулил поглазеть на машину всмятку. А у всех ментов… (Взглянув на Херберта.) Простите, у представителей власти моя фотокарточка была либо в кармане, либо в памяти. Я и моргнуть не успел, как мне на плечо рука опустилась. Подумал еще – хорошо хоть ты меня сейчас не видишь.

УЛЬВИ (гордо). Не воображай, что наше знакомство продлилось бы дольше этого ужина… Если бы мы и попали на него – это зависело от того, что бы ты наговорил… Мне не нравится, как ты… В письмах ты был совсем другой.

ВОРР (серьезно). Тогда все в ажуре. Я в мужья не гожусь, это уже доказано.

ИВО. Погоди, что же теперь будет?

ВОРР (пожимает плечами). По двум статьям годика три-четыре намотают… Но это проще пойдет, теперь я там в героях числюсь.

МАЯКАС (ораторски). В героях! Отпетая молодежь – вот кто вы такие! Да понимаете ли вы, какой ложный путь избрали? В то время, как порядочные юноши и девушки, занимаясь учебой и общест…

КАРЛ (с нажимом). Разве перерыв уже окончен? И снабженец Маякас утвержден на роль судьи и прокурора одновременно?

МАЯКАС (разгневанно). Ну как вы не понимаете: подсудимый – это брак в работе нашего общества, порочное явление, вся деятельность которого… (Машет рукой.)

ИВО (спрашивает у Ворра). И часто вам такие лекции толкают?

ВОРР. К нам приезжает народ поумнее. Другим тоном говорят. И о другом.

Маякас твердой поступью покидает зал.

КАРЛ. А долго ты успел походить женатым?

ВОРР (нехотя). Полгода… Это, ну… сексуальная несовместимость… А развода она не давала… Дескать, имя свое запачкает. Как-никак директор сельмага. Тогда я ребятам – молодой был, глупый – поставил, давайте, говорю, разыграем ограбление магазина. Засядем там и позвоним ей домой, дескать, милиция срочно вызывает, у вас в магазине неприятности. А мужики-паразиты так нализались, что в магазине не выдержали, уговорили еще четыре бутылки и пошли буянить, все перебили, а сами смылись. Тут милиция подоспела. Там же сигнализация, а я о ней и не подозревал. Так, значит, я и отомстил за свой неудачный брак. Статья 88, групповое хищение общественной собственности по предварительному сговору. Дали три с половиной, почти три отсидел… Конечно, как только меня засадили, развод сразу оформили. А жена укатила с Сааремаа бог весть куда. И правильно сделала, на одном острове мы бы не ужились.

ИВО. А почему ж тогда ты один… сел?

ВОРР. Остальные получили условно. Я ведь заварил эту кашу, ну и заявил, что ребята только на атасе стояли. Мы люди честные.

ХЕРБЕРТ (резко вставая). Встать! Суд идет!

(Маякас спешит в зал, усаживается в первом ряду.)

З а н а в е с.

ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ

ЧУДНОЙ

Большая комната квартиры Парунов. Стол накрывается к завтраку, входит Эва.

ЭВА (не притрагиваясь к столу, проходит в боковую комнату). О боже, еще сильней затопили!

КАРЛ (входя из той же боковой комнаты в парадной рубашке). Тепло в этой квартире – единственная вещь, которая окупается с лихвой. Но по случаю воскресного утра наберемся терпения и посидим в этом (Оглядывает себя.) почти смокинге! (Осматривается, хлопает в ладоши.) Дети, дети, к столу! Воскресенье уже само по себе нечто большое и прекрасное, а если уж раз в сто лет удается позавтракать всей семьей, будем считать его воистину светлым событием! (Садится за стол.)

ЭВА (выходит, она одета по-прежнему сверхлегко, но тем не менее очаровательно). Дети, слава богу, стали ладить. (Продолжает накрывать на стол.)

Карл начинает усердно, но с оглядкой, отведывать то от одного, то от другого блюда. Минуту спустя встает из-за стола, отирает пот, уходит в боковую комнату и возвращается уже в футболке.

УЛЬВИ (входит вместе с Иво из его комнаты в блузке, наброшенной поверх купальника, в шортах). Ну, спой, не заставляй себя упрашивать. Я тоже хочу знать, от чего балдеет ресторанная публика.

ИВО. Знаешь, Ульви, когда человек навеселе, да партнерша в хорошем настроении, да деньжат толика завалялась, он от любого шлягера до балдежки допляшется.

УЛЬВИ. Ну, конечно, для Катрин ты можешь играть день напролет, а родная семья уже не достойна твоего знаменитого голоса. Ну, сыграй, я плачу!

ИВО (приносит из своей комнаты гитару, он в рубашке с надписями на иностранных языках и выглядит, как звезда варьете в шоу под открытым небом). Девушка (Стучит по гитаре.), в нашем варьете постарайтесь держаться скромнее! Своей болтовней вы можете испортить настроение всему оркестру, потому что у стен (Показывает на ту стену, за которой сейчас должна быть Эва.) есть уши, и эти уши (Тише, на ухо Ульви.) – родители оркестрантов.

КАРЛ (чавкая, поворачивает голову к Иво). Как ты изволил выразиться об этих ушах?

ИВО (кланяясь отцу). О глазах, mein Herr, о глазах. (Играет и поет. Мать тоже подходит к двери посмотреть и, чтобы сообщить представлению интимность, выключает люстру.)

 
Куда исчезли глаз твоих глубины,
Надежд и обещаний залежи на дне?
И почему под небесами голубыми
Другого освещает твое солнце.
А все осадки выпали на долю мне?..
 
 
А время почему так быстро шло-прошло,
Хоть обещало многое?
Девчонка милая так быстро подросла,
Чудная, длинноногая?
Неужто впрямь веселья время прекращается?
Ведь жар углей во мне еще живой,
Но с мужем ты теперь, а я – с женой,
И все, что было меж тобой и мной,
Нам ныне строго запрещается!
 
 
Тогда ходила в платьице из ситца,
На службу скучную брела чуть свет.
Теперь ты стала гордая девица,
Работа важная и чопорные лица,
И носишь только импортный вельвет.
 
 
И время почему так быстро шло-прошло,
Хоть обещало многое?
Девчонка милая так быстро подросла,
Чудная, длинноногая?
Неужто впрямь веселья время прекращается?
Еще и жар углей во мне живой,
Но с мужем ты теперь, а я с женой,
И все, что было меж тобой и мной,
Нам ныне строго запрещается!
 

Ульви, Эва, Карл аплодируют каждый соответственно своему темпераменту.

УЛЬВИ. Потрясно. Но мне больше нравятся душевные. Или на худой конец веселые, но без этого…

ИВО. Я бы сказал, более целомудренные.

КАРЛ. Песенка, конечно, прелестная. Но довольно фривольная.

ЭВА. Слова. Мотивчик ничего себе (Продолжает заниматься столом.)

ИВО. Им, когда танцуют, только такое и подавай. Весь вечер бегают – давайте эту «девчонку длинноногую». А видели бы вы, как загорается от этой штучки наш председатель товарищ Маякас! Так свою девицу прижимает, что та, того и гляди, треснет!

ЭВА (искренне и необдуманно). Так он все такой же?

КАРЛ. …не понял вопроса?..

ЭВА. Ну, в том смысле, что такой старый и прижимистый, а в варьете бегает?

УЛЬВИ. Иво, называть пятидесятилетнюю корпулентную супругу Маякаса девицей – по-моему, пошлость.

ИВО (хохочет, но только мгновение, быстро приходит в себя и говорит). Черт побери, ты права, Ульви. Иронизировать над дамой, конечно, пошло.

ЭВА. А теперь прошу к столу! Остынет – будет совсем не то. (Накладывает еду, все едят.) Знаете, дети, какая причудливая мысль пришла мне в голову? Эта «девчонка длинноногая» напомнила мне мини-юбки, и я вдруг поняла, что вы, молодежь, этого времени вовсе не видали…

КАРЛ. Да-а, было времечко…

ЭВА. Правда ведь, Карл? Даже жалко, что эта милая мода так быстро прошла и все мы, весь прекрасный пол, навеки влезли в брюки!

ИВО (постепенно разоблачаясь). В этой квартире скоро никого уже в брюках не останется.

ЭВА (не так уж и навязчиво запевает). «Ох, мини-юбка, мини-мини юбка…» (На минуту вступает термоузел.) Карл, ты не мог бы испортить этот инструмент?

КАРЛ. Нет уж, мать. Честно говоря, сейчас я этому агрегату в чем-то даже благодарен. (Заметив обиженное лицо жены.) Нельзя же петь во время еды, ведь дети перенимают и наши манеры?

ЭВА. По-моему, Иво, ты мог бы подумать даже о консерватории. Музыкальное училище позади, голос у тебя красивый, звучный.

ИВО. От экзамена по немецкому мне и там не отвертеться.

КАРЛ. А, ты преувеличиваешь свое незнание языка. Подумаешь, иностранный, нашел, чего бояться… Ну, скажи мне что-нибудь уместное за столом.

ИВО. Водка.

УЛЬВИ. Снова глупая шутка, Ив.

КАРЛ. К завтраку действительно не очень-то подходит. А скажи, например…

ИВО (протягивает руку к отцу). Bringen Sie uns bitte die Speisekarte, Herr Ober!

КАРЛ. Слыхала, мать? Наш сын на превосходном немецком языке желает нам приятного аппетита.

УЛЬВИ (ворчливо). Язык, разумеется, был так же превосходен, как и содержание. Он попросил господина официанта подать ему меню.

КАРЛ (с сожалением). Пардон, я учил английский. А то нашим домашним языком перед экзаменом Иво стал бы немецкий.

ЭВА. Но вы, дети, могли бы для практики каждый день…

ИВО. Нам на своем-то языке поговорить времени не хватает. Только перед телеком раз в неделю, когда у меня выходной.

УЛЬВИ (грустно). Ох, да разве в этом дело. У меня выходной каждые два дня, у Иво курсы тоже не каждый день. Но…

ИВО (спешит объяснить). Ульви по сравнению со мной профессор, где уж нам уж…

УЛЬВИ (иронически). Ich habe einen feigen Bruder…

ИВО. Э-э… э… Ein Platz ist besetzt, aber die übrigen sind frei.

(Ульви начинает нервно и зло смеяться.)

ЭВА. Ребятки, это не честно! Переведете же наконец?!

УЛЬВИ (скорее жалобно, нежели саркастически). Я сказала, что у меня есть один трусоватый братец, а он ответил: одно место занято, остальные свободны. (К отцу) Теперь понял?

КАРЛ. Прекрасно понял, только вот не уловил мысль.

ЭВА. Ульви, дорогая, ты немного разнервничалась. Плохо спала?

УЛЬВИ. Мысль не уловил?! Разнервничалась! Да как мне говорить по-немецки с человеком, у которого запас слов – еле-еле официанту хватает!

КАРЛ. Но он ведь и собирается изучать технологию пищевых продуктов.

ЭВА. Я тоже не вижу никакого повода для обид.

УЛЬВИ (дрожащим голосом). Конечно. Но теперь-то вам понятно, что он должен заниматься языком не со мной, а с кем-то другим?

ИВО (искренне). Сестренка, милая, за что ты меня ненавидишь?

УЛЬВИ. Я не ненавижу. Я просто понимаю, какими дурацкими были все детские мечты. Я всегда с восторгом думала: как прекрасно жить, если у тебя есть  с т а р ш и й  б р а т!

ЭВА. Боже сохрани, твои глаза, краска?..

КАРЛ (рявкает). Не придирайся к ребенку!

(Эва с обидой поднимается и уходит в другую комнату.)

КАРЛ. Мать! (Встает, уходит следом.)

ИВО. Ульви, я же не сделал тебе ничего плохого.

УЛЬВИ (гундосит в носовой платок). Не сделал… Но мне так хотелось, чтоб у меня был брат. Никогда не думала, что ты столько для меня значишь… Я отвратительно ревную тебя…

ИВО. Тебе очень одиноко? Это потому, что подруги в институтах, а то и замуж повыскакивали – они ведь все старше тебя.

УЛЬВИ. Не знаю… Люди как-то… опротивели и вообще… Скажи, например, как этот… твой знакомый, ну, милиционер…

ИВО. Том Херберт?

УЛЬВИ. Как он так может? Почему он ходит в варьете один? Какой тогда смысл жить вдвоем, если… а?

ИВО. Но Том ведь молодой парень, ему тоже охота пожить, повеселиться… А… вдвоем он живет, между прочим, с матерью.

УЛЬВИ (понуро замолкает, потом, подняв голову, мягче). Ну ладно. И все-таки я разочаровалась в людях. Как в твоей песне. Ты же никакой не бабник, не Дон Жуан, как же ты…

ИВО. Сестренка, милая. Я певец и пою то, что людям нравится. Это же не мои убеждения, не я сам… Пойми, даже журналисты…

Эва, Карл входят и остаются в дверях.

ЭВА. Не бери это в голову, относись ко всему с юмором. Легкая шутка – и разговор потек по другому руслу.

КАРЛ (подталкивает ее в знак одобрения). Давай!

ЭВА (с улыбкой). Ульви, если эти плательщики каждый день ворчат и брюзжат за твоим окошком – не принимай это близко к сердцу. Рявкни как следует, что, мол, «Подождите, мой папа электрик – вот он придет и пропустит через вас ток, один пшик останется». (Заразительно смеется.)

УЛЬВИ (не улыбнувшись). Мама, да разве люди виноваты…

ЭВА (Карлу, шепотом). Не подействовало, давай ты!

КАРЛ (послушно выступает вперед). А если это не подействует, скажи: «Сейчас придет моя мама и запоет!» (Смеется в одиночестве.)

ЭВА (надменно). Ульви, помоги мне убрать посуду.

(Звонят в дверь.)

КАРЛ. Признавайтесь, кто ждет гостей?

УЛЬВИ. Вроде бы никто. Но нельзя же заставлять гостя ждать. Я могу открыть, а вы приведите себя в порядок, прийти могут к кому угодно (Открывает дверь, остальные разбегаются по комнатам.)

ЧУДНОЙ. Здравствуйте.

УЛЬВИ. Доброе утро. Вам кого?

ЧУДНОЙ. Вашу семью.

УЛЬВИ. Парунов?

ЧУДНОЙ (входя). Семью Парунов.

УЛЬВИ. Проходите, пожалуйста, снимайте пальто, у нас тут тепло.

ЧУДНОЙ. Спасибо, если у вас тут тепло, то я сниму пальто. (Снимает, Ульви вешает пальто в шкаф.) А остальные члены семьи?

УЛЬВИ. Они сейчас подойдут. Чашечку кофе?

ЧУДНОЙ. Спасибо, кофе не хочу. Нельзя ли убавить свет?

УЛЬВИ. Пожалуйста… (Тушит часть лампочек.)

ЭВА, КАРЛ, ИВО. Здравствуйте.

ЧУДНОЙ. Здравствуйте. Приступим.

КАРЛ. Простите, мы Паруны, а вы?

ЧУДНОЙ. Я – Чудной.

ЭВА. Чудной.

ЧУДНОЙ (все еще сурово, гипнотизирующе). Прошу садиться. (Приказание исполняется.) Я буду стоять. Выслушайте меня и не перебивайте…

Человек обращается в прах, земля поглощает его, как песчинку, и вскоре даже следа его тела не сыскать на планете. Остаются дела человеческие, но и это не утешение: их могло бы быть больше, живи подольше человек.

Единственно мыслимое утешение в смерти хорошего человека лишь в том, что доля его доброты переливается в каждого, кто знал его. Великая доброта никогда не осеняет кого-то одного, каждый может воспринять только часть ее. И после смерти хорошего человека каждый его близкий вспоминает что-нибудь такое, что досталось именно ему, и это становится известно всем. Мало-помалу, крупицами доброта пристает к людям, как зараза, но эта зараза красивая и нужная…

Я был другом детства покойной, а последние 30 лет судьба даровала мне счастье познать ее нежность и красоту. Она ушла молодой. Мне 90 лет, а ей было всего 88. Поэтому у нас недостало времени обзавестись широким кругом друзей, и вы, кого она посетила незадолго до смерти, остались в ее угасающей душе милыми, близкими людьми. Я уполномочен объявить вам последнюю волю благородной бабушки из Вабли, ее завещание. Копия этого завещательного акта останется у вас. (Кладет на стол свернутую в трубочку бумагу.)

Двадцать пять рублей в банковских билетах – завещается Карлу Паруну, доброжелательному хозяину, который предоставил мне кров.

Песенный дар почившей – завещается Эве Парун, доброй хозяйке, которая накормила и напоила меня.

Вера в людей и любовь к одному порядочному человеку – завещается Ульви Парун, которой мой внук нанес сердечную рану.

Совершенное владение немецким языком, правда, с акцентом, – завещается Иво Паруну, молодому человеку, который хоть и после ванны, но все-таки открыл мне дверь.

Прочее в этом завещательном акте к вашей семье не относится. Почтим вставанием (Все встают.) Да сопутствует вам счастье! Спасибо, я пойду пешком. Провожать меня не надо. С богом!

СЕМЬЯ (застыв, хором). С богом.

(Пауза.)

КАРЛ (радостный, словно пробудился). Двадцать пять рублей – да ведь их мне и не хватало. (Пугаясь.) А где? (Догадывается, берет со стола копию, трясет, из нее выпадает купюра.) О, дорогая бабуленька из Вабли! Цепь разорвана! Нашелся ангел! Теперь я независим! Прощай, вечная нехватка! (Целует купюру.)

ИВО. Глупости это. В том смысле, что это абсолютно невозможно. Абсолютно.

 
Angedenken an das Gute.
Hält uns immer frisch bei Mute.
 

КАРЛ. Как ты сказал?

ИВО. Идиотская мистика!

 
Angedenken an das Schöne.
Ist das Heil der Erdensöhne.
 

ЭВА. Я потрясена! (Поет громко – и все-таки фальшивит.) Так будьте здоровы, живите богато…

(Дверь открывается, в дверях…)

ЧУДНОЙ. Забыл сказать: покойница знала только две песни: «Во поле береза стояла» и «В лесу родилась елочка». (Исчезает.)

УЛЬВИ (шепотом). Мам, подожди, я посмотрю, как он пройдет. (Идет к окну.) Ушел! (Возвращается.)

ЭВА (поет, и правильно). В лесу родилась елочка, в лесу она росла (Все подтягивают, ограничиваются одним куплетом).

УЛЬВИ (тихо, декламируя). И много-много радости детишкам принесла (Улыбается сквозь слезы).

КАРЛ (размахивает купюрой). На это я отремонтирую машину! А потом куплю новую! Подумать только, можно будет возить глину и кирпичи в багажнике новой машины!

ИВО. Я понимаю: такое может случиться только во сне, и все-таки:

 
Angedenken an das Liebe,
Glücklich wenn’s lebendig bliebe.
 

ЭВА. Браво, Иво! У тебя так здорово получается! А не спеть ли нам по такому случаю еще одну песню?

ИВО. Какую?

ЭВА. Не все ли равно! Первую попавшуюся. Ну, хотя бы: «Во поле береза стояла… (И т. д. первый куплет, остальные присоединяются.)

КАРЛ (лукаво). А вдруг тут внутри еще есть? (Смотрит.) Нету. А записано действительно все слово в слово… И в конце еще: «Большую пуховую подушку и большой словарь английского языка – завещаю Катрин Руу…». Ага-а, выходит, Катрин Руу в школе учила английский…

ИВО. Насколько мне известно, у них требуется знание официантской лексики на пяти языках.

ЭВА. Да и какое нам до того дело, верно?

КАРЛ (дочитывает). «…завещаю Катрин Руу, бывшей жене моего внука».

З а н а в е с.

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ

СОБРАНИЕ

Большой зал в кооперативном доме. Трибуна, стулья. На стульях: Эва и Карл Паруны вместе, Ульви Парун – отдельно, Иво Парун – отдельно, Тоомас Херберт – отдельно, Катрин Руу – отдельно. На трибуне Маякас.

МАЯКАС. Сегодня у нас предусмотрено провести ежегодное общее собрание членов кооператива. Из пятисот членов присутствуют семеро, из 214 квартир представлены четыре. Какие будут предложения: проводить или не проводить?

УЛЬВИ. В магазине арбузы выбросили, все, наверное, в очереди. Может, просто отложить начало?

МАЯКАС. Есть другие предложения?.. Итак, решено: отложить начало собрания на 15 минут. До этого времени все свободны.

Все встают со стульев, отходят к стенам, сохраняя прежнее разделение на группы. Одиноко отступает к стене и Маякас.

КАРЛ (тайком достает из кармана четвертную, наклонив голову, разглядывает ее со всех сторон, и на лице у него проступает благодать. Прячет деньги, выступает вперед, мгновение смотрит на всех с улыбкой). Наш микроколлектив подъезда крупнопанельного дома микрорайона большого города – это одна неделимая клеточка. Безразлично, дома ты, в суде или на собрании – все те же лица, и баста! (Блаженно улыбаясь, прогуливается большими кругами по залу.)

ЭВА (тихонько напевает). Трусишка-зайка серенький под елочкой скакал, порою волк, сердитый волк рысцою пробегал.

МАЯКАС (тихо подходит к Эве, с хитрой улыбкой). А зайка и волк – часом не намек на то, что вы с супругом повздорили?

ЭВА. Какая вы все-таки скотина!

МАЯКАС. Разве? А если мы намекнем супругу, что однажды девять лет назад, в порыве слабости…

ЭВА. Не забудьте только, что наша семья имеет исчерпывающее представление о ваших упражнениях в варьете.

МАЯКАС (прикладывает палец к губам). Все. Мир (Движется по кругу дальше.)

(Иво идет в угол помещения, тихо, не привлекая внимания остальных).

 
Liebe, das ist nicht
Nahesein zwischen Nachtmahl und Frühstück;
Zärtlichkeiten und Lust
sind der Liebe zuwenig;
tausend Stunden Gemeinsamkeit
machen die Liebe nicht satt.
 

ХЕРБЕРТ (подходя к Улъви). Простите, Ульви, вы когда-нибудь слышали, как поет в варьете ваш брат?

УЛЬВИ. Нет…

ХЕРБЕРТ. Могу я пригласить вас на один безалкогольный вечер в варьете – после программы на пути к дому я немедленно превращусь в вашего телохранителя.

УЛЬВИ. А  т а м  вы, значит, телохранителем не будете?

ХЕРБЕРТ. Я очень надеялся, что там смогу быть вашим другом.

УЛЬВИ. Хорошо, пойду спрошу, пустит ли мама (Идет к матери.) Мамочка!

ЭВА. Да, дитя мое?

УЛЬВИ. Мама, коллектив моих плательщиков, вернее, их полномочные представители приглашают меня посмотреть программу варьете. Есть в этом что-нибудь дурное?

ЭВА. Ты девушка, Ульви, и должна уметь постоять за себя. Но у меня на душе было бы спокойней, если бы в эту делегацию вошел и тот человек, при котором ты однажды… осмелилась заплакать.

УЛЬВИ. Да, мама, он тоже там. Спасибо… А других и не будет.

Народ заполнил два ряда стульев. От присутствующих не требуется ничего, кроме поднятия рук при голосовании, так что эти люди могут быть хоть из папье-маше.

МАЯКАС (забирается на трибуну). Повестка дня состоит из текущих вопросов. Какие будут предложения?

КАРЛ (он все ходил по кругу и теперь говорит с того места, где его застало выступление Маякаса). Вношу предложение вынести к парадному входу звонки всех квартир, чтобы любой гость мог вызывать своих знакомых из соответствующей квартиры открыть дверь.

МАЯКАС. Кто за? (Руки поднимают два ряда и все стоящие, кроме Маякаса.) Благодарю. Дверные звонки, вынесенные наружу, потворствуют нарушению хулиганами ночного покоя. Вношу предложение оставить все как прежде. Кому потребуется войти, пусть будит Паруна. Одновременно предлагаю обязать Паруна трижды за ночь проверять, закрыта ли дверь. Кто за? (Руки поднимают два ряда и Маякас.) Благодарю, итак, все остается по-прежнему. Еще какие проблемы?

ХЕРБЕРТ (оттуда, где остановился). Предлагаю сменить председателя жилищного кооператива. Нынешний – товарищ Маякас – не достоин доверия.

МАЯКАС. Кто за то, чтобы сменить? (Все, кроме него самого.) Благодарю. У меня такое предложение. Новому правлению в хозяйственных вопросах продолжать линию старого. Пусть в нашем подвале всегда будут в запасе битум и газонокосилка, унитазы и сифоны, запчасти для электроплит и сотня килограммов финской краски. Прошу поднять руки всех, кто не в состоянии обеспечить этого. (Все поднимают.) Благодарю. Кто за то, чтобы оставить старое правление? (Все поднимают руки.) Благодарю за доверие (Сходит с трибуны.)

КАТРИН (робко подходит к Иво). Иво…

ИВО. Да?

КАТРИН. С тобой что-то происходит. Ты на меня ноль внимания. Не спросишь, как мои дела. Когда поешь, ни разу за вечер в мою сторону не посмотришь.

ИВО. Прошу прощения, но я занят учебой. К тому же мы с оркестром репетируем новую программу, так что…

КАТРИН. Ты что – узнал? Узнал, да?

ИВО. Ты спрашиваешь так, будто виновные обретаются на другой планете.

КАТРИН. Господи, ну неужели это и в самом деле моя вина?

ИВО. Этого я не говорю… Но ведь замалчивание – это все-таки вина?

КАТРИН. Что же – не успели познакомиться – выкладывай все, что может оттолкнуть любимого человека?

ИВО. Мой отец тоже считает, что с твоей стороны это было нечестно…

КАТРИН. Так значит, в тебе так сильна отцовская кровь?

ИВО. Выходит, да.

КАТРИН. Тогда остается только попрощаться: ведь кровь твоего отца твердит, что по первой любви все одно не женятся!… Вот и хорошо, что ты себя… не утруждал любовью ко мне. (Понуро отходит к стене.)

ХЕРБЕРТ (подходя к Карлу). Кстати, товарищ Маякас чуть было не схлопотал себе статью.

КАРЛ. Ну-у, каким образом?

ХЕРБЕРТ. Статья 183-я – оскорбление суда. Денежный штраф до ста рублей.

КАРЛ. И поделом ему!

ХЕРБЕРТ. Да нет. Дело обернулось так, что мне влепили выговор за легкомысленное отношение к служебным обязанностям.

КАРЛ. Да-а, скверная история…

ХЕРБЕРТ (идет дальше, подходит к Иво). Кстати, товарищ Маякас настрочил на тебя телегу начальнику «Интуриста». Он там разъясняет, что молодой человек, выступающий перед международной публикой, приятельствует с неоднократно судимым бандитом.

ИВО. Я знаю.

ХЕРБЕРТ. Любопытный фактик – Маякас чуть было не схлопотал по статье 129 за распространение ложных сведений, порочащих другое лицо. Мог бы получить до года неба в клеточку!

ИВО. Хорошо бы. Но дело обернулось иначе. Его не наказали, зато меня предупредили: не подавай поводов для ложных доносов.

Херберт изумленно присвистывает. В одиночестве отходит к стене.

МАЯКАС (подплывает к Катрин). Простите, не мешает ли вашей вечерней работе моя, быть может, чрезмерная моложавость?

КАТРИН. Чрезмерно моложавые – это мой основной контингент. А обслуживать их – мой долг.

МАЯКАС. Меня буквально потрясает явная общность наших взглядов! А не обсудить ли нам мировые проблемы где-нибудь на нейтральной территории?

КАТРИН. Какую страну вы имеете в виду?

МАЯКАС. Я имею в виду страну уединения, где не было бы субъектов ни из варьете, ни из моего семейства. Бывают ведь однокомнатные квартиры?

ИВО (решительно подходит к Катрин). Мне надо кое-что сказать тебе, Катрин… (Маякас удаляется на цыпочках.)

Катрин и Иво стоят друг против друга, понурив головы. Молчат. Руки робко пытаются соприкоснуться.

МАЯКАС (в отдалении смотрит на Иво и Катрин и рассуждает). Вот освободится Анти Ворр и пойдет по гостям. К своей бывшей жене он не пойдет ни в коем случае – на суде это окончательно выяснилось. Так что у Катрин Руу этот рыцарь с большой дороги был бы мне не страшен. Зато моя жена меня бы вздернула. Так. А если Руу станет жить с Иво Паруном, то бандит и к Иво на блины не пожалует. Так-так. Он, правда, мог бы еще заявиться к Карлу Паруну, но пока там живет Ульви, нога его на тот порог не ступит. Так-так-так. А если Ульви там больше жить не будет, то, очевидно, она будет жить у того самого, которого иначе урка тоже мог бы наведать… Выходит, их отношения для меня самая настоящая круговая оборона. (Идет к трибуне, потом с трибуны.) Товарищи! Следующее собрание через год, постарайтесь не опаздывать! (Выходит из зала, за ним все, кроме Иво и Катрин.)

ИВО. Катрин, я скрыл от тебя одну вещь… Отцовская кровь не позволяет жениться по первой любви, но через эту… крохотную первую любовь я прошел в армии, в городе Оренбурге. Так что ты моя вторая и… н а с т о я щ а я!

КАТРИН. Что же теперь будет?

ИВО. Надо бы позаниматься…

КАТРИН. Так приходи наверх и захвати конспекты по физике.

ИВО. Конспекты?!

КАТРИН. Ну, шампанское, понял?