Текст книги "Выбор варианта (СИ)"

Автор книги: Полина Ром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 25

Нас, меня и Даго, вели под конвоем по улицам Лергуса. Сзади громыхала по булыжной мостовой телега с грузом. Управлял ею один из солдат. Ни в какие объяснения командир с нами вступать не стал… Нас разделили и меня вели с одной стороны телеги, а Даго – с другой. Думаю, это чтобы мы не могил разговаривать.

– Велено доставить!

В лучших традициях солдафонов! По дороге я успела накрутить себе всяких отвратительных мыслей… Кто знает, зачем нас сдернули с места?! Объявят ведьмой и сожгут… Сидела бы себе тихонько в деревне, дурища, бусики делала – никогда бы не попала в такую ситуацию.

А городок, который я рассматривала по пути к месту был совершенно очаровательный!

Уютные фахверковые дома смотрелись как игрушки. Как будто я не в чужом мире, а в историческом центре для туристов, в старинном земном городке.

Два, редко три этажа, возле дверей, прямо на мостовую, выставлены большие вазоны с землей. Зелень еще только пробивается, но уже понятно, что скоро будут цветы. День будний, на улице много народу, все спешат куда-то и большинство – в ту же сторону, что и мы. Много повозок и лошади гадят на улице не стесняясь, но у каждой подвешен под хвостом мешок! Представляете?! Мешок, чтобы не пачкать навозом улицу!

Наша группа проследовала мимо ворот рынка, куда втягивалась основная масса народу. Туда же, к воротам рынка, сворачивало и большинство повозок. На одной из них я увидела большие глиняные горшки, обвязанные чистыми тряпицами. Потянула запахом молочной сыворотки… Следом шла повозка, груженая клетками с карушами.

Интересно было бы зайти на рынок, побродить, посмотреть, чем отличается от нашего. Хотя, если сейчас нас встретит разгневанный фиг знает за что этот самый лацита тиргус, неизвестно, смогу ли я увидеть еще хоть что-то. Мне было страшно и отвлекала я себя от дурных мыслей всем, чем могла…

Рассматривала наряды горожанок и сопровождающих их служанок с пустыми корзинами в руках. Даже эти служанки были одеты лучше, чем большинство женщин в моем селе. Ткани качественнее, прически интереснее. Да и некий излишек тканей присутствует на одежде. Есть воротнички, не для тепла, просто для красоты. Некоторые из них даже с вышивкой. Нарядные вязаные жилетки, и на хозяйках, и на служанках. Со сложными узорами, с косами и жгутами. Хозяйские еще частенько и мехом отделаны. Юбки пошире и побогаче, видно, что не так уж ткань и экономили. Конечно, хватало и бедно одетых людей, но в целом – наряднее все.

Мы прошли торговую площадь, скрытую большей частью за высоким дощатым забором. Оттуда доносился гул голосов, периодически перебиваемый диким визгом свиньи или возмущенным воплем ошалевшего от толпы петуха. Судя по запаху, с этой стороны рынка продавали живой скот. Прошли еще метров сто по достаточно широкой и чистой улице, обогнули высокое, не меньше трех этажей, каменное здание. Явно какая-то организация, а не жилой дом. На крыльце скучали двое служивых в кожаных колетах с нашивками из металлических блях. У крыльца стояли несколько мужчин и слушали одного из них, который яростно размахивал руками и тут я увидела…

Замок стоял на небольшом холме и казался прекрасным, как сказка. Светло-серый камень стен смягчался теплыми оттенками черепицы. С десяток башен разной высоты и формы, с крышами остроконечными и плоскими, за каменными зубцами которых торчали стражники. Окна узкие и высокие, расположенные несколько хаотично, ловили своими стеклами солнечные лучи. Десятки труб разной высоты и размера пускали в голубое весеннее небо сероватые струйки дымков…

Замок был красив, величествен и знал это. Казалось, что это не огромный дом, а сказочное существо, со своими мыслями и сложным характером. Поблескивала широка полоса воды, окружающая каменные неприступные стены и, над самой высокой башней, развевался желто-золотой флаг, перечеркнутый широкой черной полосой крест на крест. Подъемный мост был спущен и этот сказочный великан ждал меня…

Двор замка поражал своими размерами и деловитой суетой. Почти никто не стоял без дела, сновали слуги и служанки, тащили что-то в корзинах, заносили и выносили, сбоку от одной из башен разгружали подводу с корзинами и огромными горшками, несколько групп всадников получали инструкцию от маленького сухощавого мужчины очень преклонных лет, топталось несколько уборщиков с метлами, грызлись из-за большой розово-голой кости два крупных пса, из боковой двери выглянул парень в сером фартуке и серой же бандане и, прикрикнув на драчунов, кинул им еще одну такую же кость. Грызня возобновилась, как только он закрыл дверь. От стены, где были расположены несколько будок, проковылял крупный косолапый щенок и с трудом, зацепив одну из костей за клочок жил, поволок ее в будку. Псы самозабвенно рычали и не заметили покражи. Я засмеялась…

– Что смешного?

Я обернулась на голос и краем глаза заметила, как подтянулись солдаты и командир.

Темноволосый загорелый мужчина, около тридцати лет, в таком же, как у командира, плаще с черной оторочкой, темные волосы схвачены в косу, темные брови слегка насуплены, а глаза – серо-синие. Чуть выше среднего роста, ничего необычного. Разве что цвет волос темнее, чем у большинства местных. Но даже такой цвет не сказать, что совсем уж редкость.

– Я спросил, что смешного ты увидела?

– Щенка. – Я показала направление рукой.

Мужчина оглянулся и посмотрел в ту сторону. Между тем, щен дотащил кость до выбоины в мощеном дворе, где она благополучно и застряла одним концом. Он дергал ее изо всех сил, мотал головой и не понимал, что не так… Потом сел, свесил голову на бок и жалобным писклявым голоском, еле слышном в общем гуле, начал жаловаться:

– Ньга-ньга-ньга…

Лаять по настоящему он еще не умел.

Мужчина повернулся ко мне и, совершенно неожиданно – улыбнулся.

– Кто ты такая?

Я уже поняла и по реакции солдат, и по тому, как он себя вел, что это не просто вояка. Скорее всего – какой-то командир, или как тут это правильно называется? Никто его не перебивал, никто не пытался прервать нашу беседу. Запираться я не видела смысла:

– Меня зовут Елена Андреевна Шанс. Я иностранка. Местные люди называют меня рава Лейна.

Брови мужчины поползли вверх:

– Женщина – рава?! Ты умеешь читать?!

– Я умею читать и писать на своем языке. На вашем я научилась только говорить…

Потом подумала и добавила:

– Зато на вашем я немного знаю математику.

– Из какой ты страны? Зачем тебя привели сюда?

– Мне не сказали, зачем, но думаю, из-за того, что я показала, как можно очень долго хранить еду. Это удобно для путешественников и солдат. Да и просто в хозяйстве всегда пригодится.

Первый вопрос я проигнорировала. Переспросит – отвечу.

Он явно заинтересовался.

– Долго? Как долго можно хранить?

– Точно не скажу, в моей стране это делают по-другому, но зиму мои консервы пережили. Молоко я заготовила в месяце тирсе. Рыбу с овощами – тогда же. И их до сих пор можно есть. Если хранить не на жаре, то, думаю, еще и в следующем году они будут пригодны.

– Сейд, что ты тут застрял?

Я не заметила, как к нам подошел тот самый сухонький старик.

– Эта девка говорит интересные вещи, отец.

Я промолчала, но обращение – девка – не внушило мне симпатии к этому хаму. Парень сразу перестал казаться мне симпатичным…

Старик разглядывал меня, как какую-то диковину.

– Если она не врет, Сейд, а это мы скоро узнаем, то ее знания могут быть полезны. Очень-очень полезны. Они все из Прибрежного, помнишь, на севере от старого дома – крошечное село? Сарг прибыл сюда в полном составе, начали выспрашивать, как попасть к лацита тиргусу, мне и донесли…

– Как ты собираешься проверить это, отец?

– Заставлю их самих съесть то, что привезли. Если там яд – казню.

Они говорили так, как будто ни меня, ни Даго здесь не было.

Мне стало страшно и противно…

26.

Поселили меня в маленькой комнатке. Узкое окно с одним слоем мутноватого стекла, деревянная кровать, под ней – горшок. Там же – плетеная коробка с лоскутами ткани – вытираться. Кровать застелена шкурой, белья нет. Укрываться нужно второй шкурой. Спать жестко. У окна – небольшой стол и что-то вроде креслица. Даже подушка есть на сидении. Камин топила служанка, приходила три раза в день и приносила еду, выносила горшок и молчала. Еду, кстати, приносили вполне гожую. Каши с мясом, овощные похлебки с мясом или сушеной рыбой, несколько раз – пирожки со сладкой начинкой. Взвар из сухофруктов, мед в отдельной плошечке, травяные чаи.

Три дня такой нервотрепки я выдержала. Я не знала, что и как с моими спутниками, живы ли они… Мне совершенно нечем было заняться, только перебирать мрачные мысли. Куда делись мои вещи, сменная одежда и прочее – я тоже не знала. Служанка приходила не одна. В дверях всегда стоял стражник, да не простой солдат, а обязательно десятник или как они тут называются.

На четвертый день есть я не стала. Ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. Женщина всё так же молча приносила и уносила еду, так же стоял в дверях вояка.

Пятый день прошел еще хуже – пить я тоже не стала. Просто не вставала с кровати, лежала повернувшись лицом к стене и гоняла одну и ту же мысль – чем казнят, лучше уж сама. Просто усну и не проснусь. Всяко легче, чем если пытать будут или что они тут делаю с пленными…

Часто думала и о еде, да… Есть еще хотелось. Но я знала, что через несколько дней аппетит пропадет. Нужно просто потерпеть.

Шестой день принес некоторые изменения. Думаю, или служанка или вояка кому-то сообщили о моем поведении. Вместе со служанкой в комнату зашла полная, крепкая женщина. Лет сорок-сорок пять, не больше.

– Не ешь чего? Али не по нраву тебе? Дак скажи, чего хочешь – принесут.

– Я не скотина, так жить. Лучше сразу сдохнуть, уважаемая, чем в таких условиях существовать.

– Ох тыж, какие такие тебе условия еще нужны?!

– Даже корове каждый день вымя обмывают, а я который день неумытая, нечесаная… Я, чай, не собака приблудная – терпеть такое.

Тетка задумалась. Потом сказала:

– Зови меня Даймой. Тебя-то как величать?

– Рава Лейна.

– Да неужто и в правду грамоту знаешь?!

– Знаю, только на другом языке. Я хочу знать, где все мужчины, что приехали со мной. И еще – мне нужны мои вещи, там короб с ними на телеге был. Я хоть вязать буду, а то от безделья можно и с ума сойти.

Чувствовала я себя не слишком хорошо. Немного кружилась голова от слабости. Слишком долго я лежала неподвижно.

– Вот что, девка, ты сейчас поешь…

Я повернулась к ней спиной и снова легла.

– Да что ж такое-то! Чего тебе не так-то опять?

Я аж подпрыгнула на кровати этой деревянной!

– Не смей называть меня девкой!

Дайма явно растерялась.

– Дак ежели ты в деревне живешь и не замужем – девка и есть! По другому-то как-то и невежливо получается. Ты, все-таки гостья тиргуса, как же я по другому-то стану говорить?

– Гостья?!

– Так гостья и есть! Тиргус велел тебя привести к нему опосля завтрака, а ты есть не хочешь! А умыться – так ща скличу служку – принесут тебе. А вещи – то у тиргуса спросить нужно будет…

Я немного подумала и встала с кровати. Служанка принесла кувшин теплой воды, молча расчесала мне волосы, я поела. Дайма все это время сидела на моей кровати и молчала. Взвар я выпить не успела.

В дверь заглянул вояка и сказал одно слово:

– Ждут.

– Давай-ка поторапливайся. Тиргус ожидать-то не любит!

Отправились втроем – Дайма, следом я, за мной – вояка. Не взирая на габариты, двигалась она ловко, шагала так плавно – как в хороводе плыла.

Шли мы длинными узкими коридорами, спустились по кольцевой лестнице, перешли в другое здание… Я знала точно – обратную дорогу я не найду.

Резную дверь в жилые покои тиргуса охраняли двое военных. Наш провожатый остался за дверью, а Дайма, подхватив меня за руку, провела еще по одному коридору и втолкнула в светлую комнату.

Тиргус изволил принимать меня в своем кабинете. По-другому это помещение и назвать было нельзя. Несколько полок со свитками пергамента, большая карта из кусков раскрашенной кожи на стене, большая часть карты задернута серой шторкой, торчит только кусок.

Несколько цер на большом столе и чистые, и с записями. Все сдвинуто к краю, а на свободной половине стола кинута вышитая маленькая скатерка и наставлены тарелки с пирогами, с какими-то тестяными изделиями, плошечка с медом, к ней четыре ложки и большой парящий горшок. Похоже, мужчины чайку решили выпить. Сидели за столом трое. Сам лацита тирус, его сын и еще один пожилой упитанный мужик с большими темными усами. Тоже, видать, не из простых.

Дайма поклонилась мужчинам, подошла к столу и ловко кружкой разлила чай в три приготовленные посудины. При этом ворчала:

– Опять не позавтракали нормально, обормоты! Вот хозяйки на вас путней нет! Она бы вас быстренько построила по росту!

– Гостье-то налей чаю, Дайма, да и ступай.

Тирус выслушивал ее воркотню совершенно спокойно, похоже, что к таким выступлениям он привык. Все трое смотрели на меня с любопытством. Скорее, рассматривали и оценивали.

Дайма подвинула мне крытую ковриком табуретку, поставила кружку с горячим напитком и, не спрашивая, подвинула ко мне плошку с медом.

– Кушай, девка, а то тоща больно!

И выплыла за дверь.

Мужчины сидели по одну сторону, мне место досталось напротив.

Признаться, я немного растерялась. Меня никто ни о чем не спрашивал, все молча принялись за пироги. Совершенно не понимая, что нужно делать и говорить, я притянула еще ближе мисочку с медом, зачерпнула – гречишный! Самый мой любимый! Такой вкусный мне здесь еще не попадался. Запила отваром. Очень вкусно, с нотками лимона и мяты, жгучий и охлаждающий одновременно…

Я и сама не заметила, как очнулась от странной тишины в комнате. Никто не прихлебывал горячий чай, не дул на него в ожидании, пока остынет, не двигал миски с пирогами…

Когда я подняла глаза, то поняла, что есть они уже прекратили, а смотрят, как я доскребаю дно у плошечки с медом. Мне стало неловко. Она, эта плошка, вовсе не была такой уж большой. Но, наверное, мед стоял для всех…

Мужик с усами откровенно улыбался, глядя на меня. Я смутилась, поставила плошку на стол и, даже, отодвинула ее немного. Типа – вы пироги ели – я мед, какие претензии?

– Ну, гостья, скажи, чем тебя обидели, что ты есть отказалась?

– Гостья?! Неделю не мытая, служанка не разговаривает, что с саргом – неизвестно, может быть их уже казнили всех? Вещи мои непонятно где, даже руки занять нечем, там у меня вязание было, я чуть с ума от безделья не сошла… не так гостей содержат, лацита тиргус, не так!

Старик выслушал все мои тирады совершенно спокойно, медленно повернулся к сыну, поднял руку и постучал ему пальцем по лбу:

– Вот, Сейд, сам убедись! Хоть рава, хоть не рава, а ежели баба – то завсегда – дура! И ежели занятия у нее нет, то такого придумает – аж удивишься! Так что ты слушай, что отец-то говорит, слушай!

– Отец, да ведь она – иноземка. Видишь, говорит – мыться не давали. Селянка бы и не заметила. А так – напугали ее зря только, да и все. Откуда ей знать, как положено?

27.

Провожал меня в мою комнату этот самый сын. Титул сына лацита тиргуса – тирг.

Пробы консервов назначили на завтра.

Слово «девка» – вовсе не хамское обращение, а социальный статус сельской молодой и незамужней девушки.

Но мне пришлось сказать, что я вдова. Вряд ли идею развода здесь бы одобрили. А так – все просто. Молодая вдова, после смерти мужа переезжала на корабле к родне, да и попала в шторм.

– Тирг Сейд, а почему сразу то было не попробовать консервы? Зачем говорили, что казнят?

Он смешно замялся…

– Так это… Ну, шутка дурацкая такая…Но кто же подумать то мог, что вы все всерьез воспримите, рава Лейна?! Ваши вон, из сарга-то, сидят спокойно, ожидают, когда пробы снимать будем.

– Так зачем ждать-то?

– Рава Лена, откуда бы мы узнали, что это и правда может храниться долго? Вот вы говорите – всю осень и зиму, значит за девятину точно ничего не случится с продуктами.

– А закрыли меня зачем? И служанка на вопросы не отвечала – почему?

Он серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Ты, рава Лейна, где умная-умная, а где – как ребенок… Отца дважды отравить пытались. Это ведь крепость рава, а не бабий сход. Не так просто яд пронести и подсыпать, а ведь смогли. Матушка моя тогда погибла… И слуг шесть человек… Да еще потом казнить пришлось троих. А уж сейчас, когда семья получила статус «лацита» – все проверяется. И вас проверяли. И не шутка это, что сами будете первые пробовать… Конечно, никто не подумал, что отравители вот так, на дурнинку, толпой явятся. Но и без присмотра вас оставлять нельзя было. Сельчане твои тоже в комнате под замком. И уж тут не обижайся, но просто так дать по замку чужим людям ходить – великая глупость!

– Но ведь можно было объяснить все! Вещи бы мои принесли – я бы хоть для рук работу нашла. Переодеться бы было во что, вымыться я хочу!

– Прости, рава, вот тут не поняли, что ты к такой жизни непривычная. Мужики твои безо всякого умывания спокойно себя чувствуют. А объяснять – так даже в голову никому не пришло, хотя я отцу и говорил, что ты – необычная селянка.

Смешно и грустно получилось… Но особой злости я уже не испытывала. Разница в менталитете – на лицо. Говорить с бабой никому в голову не пришло. И вовсе служанка не доносила, что я не ем. Просто, когда разговаривали с саргом, все мужчины дружно сказали, что и задумка моя, и делала все я. Вот тогда кормилица Сейда, Дайма, и узнала, что гостья уже который день не ест и даже не пьет. Залюбопытствовала на меня глянуть. Потому и пригласили меня к лацита тиргусу побеседовать.

Ну, и служанке и служивому нагорело. Ее отправили в курятник, раз уж ума нет. А ежели бы гостья, то есть я, померла?

Сейд проводил меня до комнаты, сдал под охрану новому вояке и сказал:

– Сейчас распоряжусь, рава Лейна, принесут тебе вещи твои и воду согреют – помыться. И служанку другую подыщут, я уже Дайму просил. А вещи, уж не взыщи – обыщут. В замок не все можно проносить. Но ты не волнуйся, рава – ничего не возьмут оттуда. За воровство карают сурово.

Поклонился и ушел.

Остаток дня я мылась, долго сушила волосы, отдала новой служанке белье – постирать. И сидела у окна – вязала. Больше заняться было совершенно нечем.

Пробу проводили в большой, светлой комнате. Я была ужасно рада увидеть всех участников сарга живыми и здоровыми! Да и они искренне обрадовались и разулыбались, завидя меня.

Больше всего эта проба походила на обычную презентацию.

За длинным столом сидели лацита тиргус, его сын и еще несколько мужчин. Принесли все, что я просила. Я открыла банку с молоком, плеснула всем участникам сарга по небольшой порции, сама с удовольствием выпила и облизнулась.

Мужчины смотрели с любопытством.

– Вот такое молоко удобно брать с собой для каши утренней. Оно очень сгущеное, потому его обязательно нужно разводить с кипяченой водой. Иначе живот может разболеться.

– От доброй еды брюхо не болит! – высказался один из мужиков. Был он рыхлый, полный, какой-то обрюзгший. Не похож на военного. Они, даже когда в теле – плотные, сбитые. Да и одет по другому, хоть и дорого.

– Конечно, не болит – подхватила я. – Ежели уважаемый съест хлеба с соленым салом – это будет добрая еда! А вот ежели одного сала ломоть в ладонь размером? Что, уважаемый? Сало злым станет, или человек, который съест без хлеба его – глупый?

За столом сдержано заулыбались мужчины. Лацита тиргус хмыкнул и подковырнул:

– Ты, Литур, девку-то послушай. Она говорит дело. А еще говорит, что математику не хуже тебя разумеет! О как!

Ну, и вот зачем мне это? Толстяк надулся, будет теперь цепляться… Но нужно продолжать рекламную компанию.

– Такого молока, вот этого горшка, хватит, чтобы кашу сварить сразу на большую толпу солдат. Еще у нас его варят с сахаром и так тоже долго можно хранить. И вкусно очень!

– «Са-хар» – это что такое? – поинтересовался Сейд.

Слово сахар я произнесла на русском. Тут я и не видела его и не знала, есть ли вообще.

– В моей стране так называют белый порошок, он слаще, чем мед. Я просто здесь такого не видела.

– Это, поди-ка, она про заморскую сласть говорит. – решили члены приемной комиссии.

– Еще что покажешь, рава? – это лацита тиргус вернул беседу к делам насущным.

Следующий горшок я открыла с рыбой и овощами. Разделила на небольшие порции и разложила в миски для сарга.

– А в этом горшке, уважаемые, рыба, овощи, немного соли и травок для вкуса. Можно есть так. А можно – разбавить водой кипящей и будет похлебка. Варить не нужно – оно уже сварено, только до кипения довести – и есть можно. Когда вы убедитесь, что не помрем мы все – я вам могу сварить такую. У меня еще несколько горшков осталось. И с молоком, и с рыбой разной. Есть просто рыбные, есть где рыба сразу с овощами приготовлена. А хранится это все долго. Если такие горшки в подпол поставить – года два точно простоят. Главное – не нарушать упаковку. Как только открыли – нужно съедать, а то испортится. Ну, вот как обычную рыбу – приготовили и съели.

Хотя в этот раз ничего не решили, просто посмотрели, как мы едим и теперь будут ждать, не помрем ли, но цену обсудить лацита тиргус меня пригласил сразу же. Видно было, что идея ему по нраву.

В кабинет пригласили меня, рыхлого Литура, того мужчину с усами, что был на чаепитии утром и рава Нуву. Сейд, на правах сына, зашел сам.

Литур оказался чем-то вроде местного хозяйственника. Он заведовал закупкой припасов и хранением. И уж над каждым грошом трясся, зараза.

Много споров вызвали и горшки. С одной стороны – могут и сами налепить не хуже наших. С другой, лацита тиргус понимал, что обмани нас сейчас, укради идею – с другой никто не придет.

Договорились мы на очень выгодных для нас условиях. На каждый горшок такой формы сверху накидывается два грана. Это очень существенная наценка! Один нам, другой в казну. Независимо от того, где их будут делать. Наш мастер в селе или мастера в городе. Уж тут пусть лацита тиргус сам следит! Хотя…

– Лацита тиргус, а не проще ли продать право делать такие горшки? Да не всем подряд, а двум-трем мастерам в каждом городе? И следить вам удобнее будет, да и сразу гран-другой упадут. А другие мастера пусть обычные лепят.

– Ну, рава! Порадовала!

– Только вы уж и нашему самусу долю дайте! Пусть не много, но процентов тридцать за идею. А горшки целые мы назад будем пустые принимать. Продают пусть за семь гран, а принимать будем – за пять.

Второе мое предложение энтузиазма не вызвало. Но, поторговавшись – сошлись на двадцати процентах. Пусть и не великие деньги, а нам лишними не будут. У нас вон еще пол села без печей.

Цену на горшки я уже задрала прилично. Мне было важно, чтобы они не слишком распространялись по городу. Одно дело – для себя люди будут готовить, другое – поставки для армии. Это я хотела оставить только за нами.

Из кабинета я выходила взмокшая, так же как и рава Нув.

Но, судя по моим расчетам, выиграли мы прилично! Если убрать стоимость горшка и крышки, содержимое двухлитровой банки будет оценено в десять гран! Для нас это – отличная цена. Просто отличная. Я бы согласилась даже на восемь, но это было бы уж совсем край.

Конечно, это предварительные договоренности.

Завтра пробу будут снимать уже сам лацита тиргус, его сын и его приближенные. Завтра я им буду варить кашу и суп. Если их устроит качество – договоренности обретут статус документа. И даже вредный Литур мне не помешает.

Думаю, я выбрала очень хороший вариант работы для всего самуса!

28.

Домой мы возвращались на коне!

В пустой коробке из-под горшка хранились, бережно обернутые в несколько слоев ткани, свитки пергамента. Рядом, в мешочке из холстины, я везла застывшую смолу – если ее с воском сварить – на солнце точно не расплавится. Смолу эту употребляли для осмолки кораблей, не шибко она дорогая, на цену консервов не повлияет практически.

Мешочек этот подарил мне Сейд. Так и сказал:

– Это тебе, рава Лейна, подарок. Думаю – пригодится.

Сам лацита тиргус одел мне на шею золотую цепь изрядной толщины с красивым красным кулоном.

– За светлый ум, рава Лейна. Ежели ты это дело взбодришь, мы, глядишь, начнем продавать в столицу этакую еду. Моря там нет, рыбку они и сушеную хорошо покупают, а уж такую вкусную, как у тебя – и подавно брать будут. Но уж ты не подведи!

Я, кстати, такую дорогую вещь, как пергамент, увидела первый раз, когда свитки подписывали. Ну, естественно, на рынке кто такое продавать будет? Там для селян товары попроще.

Вот как раз для бухгалтерских дел и были приобретены мне равой Нувом несколько листов пергамента. Подсчеты я и на церах делать смогу, а вот конечные результаты – уже на пергамент. Ну, хотя бы месячные итоги. Для того, чтобы видеть динамику развития.

Доставку, частично, сплавили на их сторону. Для нашего гончара я выбила право беспошлинно и неограниченно делать такие горшки и крышки. Конечно, никто не позволит ему жировать. Те два грана, что у других будут идти на налоги тиргусу с каждого горшка, у нас будут оставаться в самусе, на развитие всего дела.

Долго пришлось объяснять моим спутникам, что самус-самусом, а за работу платить нужно. Ну, вести учет кто-то должен? Женщин научить, тонкости всякие показать – тоже кто-то должен, рыбу принимать, вес как-то определять – как? Мешками филе не померяешь – перемнешь все, что есть. Так что рабочее место, по факту, я себе создала. И зарплату буду получать хорошую. А когда все организую и налажу – тогда можно будет на мое место взять несколько человек, просто разбить обязанности на части и доплачивать. Допустим, одну женщину старшей по изготовлению консервов сделать, одного человека на весы поставить. Весы, кстати, еще только изобрести нужно. А я себе оставлю только подсчеты. Бухгалтером – мне как-то удобнее.

Дома нас ждали и волновались – катались мы необычно долго.

Выступал перед самусом рава Нув, остальные члены сарга стояли за спиной просто для солидности. Не стал он рассказывать особых подробностей, просто сказал, что теперь рыбу возить в город не нужно, и сушить не нужно, а всю чистить и сдавать прямо здесь, за живые деньги. Но сперва нужно поставить большой дом, всем сообща, и печь из общих денег большую оплатить. А уж рава Лейна научит женщин готовить, что требуется. И кто из женщин хочет поработать за деньги – тоже нужно к раве Лейне подойти.

Я боялась, что народу будет слишком много, но не оценила силу инерции мышления. Желающих было ровно две. Байса, вдова, тянущая одна троих детишек и Вима, тоже вдова, но с двумя детишками. Мужние жены никакого интереса не проявили. Ну, да и фиг с ними. Главное, что дом строить все согласились. Рыбачил в деревне каждый, и каждый знал, что за рыбу хороших денег не выручишь. А тут – и платить лучше будут, так еще и везти не нужно, сушить не нужно, следить, чтобы не заплесневело, беречь и возится – ничего этого не нужно. А уж что там с этой рыбой делать будут – вообще вникать никто толком не стал.

Женщин больше порадовала новость, что теперь излишки овощей не нужно везти на рынок в город и за дорогу платить. Все осенью можно сдать на месте будет, по городской цене! Это, всяко, выгоднее, чем владельцам брад за доставку груза платить. Но и владельцам брад жаловаться грех. Им товар возить не перевозить…

А вот Гарла заказала для себя аж десять горшков новых! Мудра была, хоть и крестьянка простая. Строили здание рыбзавода поближе к берегу.

Место я выбрала такое, чтобы рядом стекала речушка. Вода нам всем нужна будет, ведрами не наносимся. Привлекали всех мужчин, без разбора. Надо сказать, особо никто и не противился – нищета всех достала. И печи хотелось в дом, и карушей-кур завести – хоть иногда мясо на столе видеть. А на все деньги нужны.

А вот конструкцию печи я придумала другую. Долго обсуждала с печниками, так лучше или эдак, но чертеж сделали на цере, количество и размеры металлических деталей посчитали. Хоть и необычно дорогая печка получается, но такая нам удобнее всего будет. Лучше делать с запасом, чтобы потом не перестраивать. Для хранения нужны были навесы. Там будут на стеллажах горшки стоять перед погрузкой.

Сразу же ставили и крытый навес для дров.

К строительству не привлекали только молодого Шуду. Напротив, сарг распорядился выделить ему двух учеников и еще одного помощника покрепче. Печь должна теперь топится хотя бы раз в неделю! А лучше – чаще. Если получится по времени – имеет смысл и вторую такую поставить. Горшки нам нужны все, вот сколько сможет сделать – все и заберем. Через месяц должны уже первую партию товара поставить! А ведь и для села нужна черепица. Да и потом для села разное потребуется.

Члены сарга, что мне очень нравилось, вкалывали наравне с остальными мужчинами деревни.

– Думаю я, рава Лейна, что как про наши заработки узнают – так и начнут люди в самус просится. А ведь это – опасно. Можно худых людей набрать…

– Рава Нув, а вы не берите сразу. Пусть люди дом ставят за свои средства и своими силами. И цену на дом сразу обговорите с ними и все условия. И пусть живут год – ну, как испытание такое. Подойдут для самуса – так и пусть дальше живут. А нет – деньги за дом из общих отдать, ну, выкупить у них дом по честной цене, а туда потом пускать других на испытательный срок. А поселок, конечно, расти будет. Ну, так вы же этого и хотели?

– Хотели… Да, рава Лейна, хотели… Только не думали, что вот так быстро все начнется. Я боюсь, что через год уже люди сюда хлынут. Справимся ли?

Думала я не слишком долго.

– Вы, рава Нув, сами то не беритесь все делать. Пусть каждый из сарга выберет себе помощника. Да поселок поделите на части. И, если где какой спор – пусть помощник разбирает. Только вдруг уж что серьезное – тогда и сарг займется.

Я понимала, что сейчас организую будущую бюрократическую систему. Утешало меня одно – бумаги здесь нет. А управлять людьми все равно нужно, споры и ссоры везде бывают, и мудрый сарг их тушит…

Через месяц длинный дом под новой черепичной крышей стоял готовый. Окна сделали большие, но пока затянули редкой тканью. Летом и так день светлый, а стекла – очень уж дорого! Посмотрим, может быть к зиме и осилим.

Сейчас, весной, рыбу будем делать в масле и в собственном соку. А вот осенью уже начнем с овощами лепить.

Большая часть рыбаков начала выходить в море и первое время мы не справлялись с лавиной рыбы, пока рава Нув не велел подавать нам только чищеную. Потом додумались на очистку приглашать отдельно людей. Процедура не хитрая, справлялись даже подростки. И уж поверьте, они очень высоко ценили возможность заработать гран-другой за пару часов работы. Так что постепенно взрослые это дело оставили для детворы.

А я, пока суть да дело, пыталась восстановить рецепт сущика. Ну, я так-то знала, что рыбу присаливают и сушат в русской печи. Получается она рыже-коричневая и такая сухая и хрупкая, что легко можно стереть в порошок. А таким порошком кашу посыпать – уже вкуснее будет. А главное, что так можно было любую рыбу сушить. И совсем не важно, костлявая или нет. Так что часть улова, которая раньше целиком скармливалась карушам, теперь будет проходить обработку у нас в цеху.