Текст книги "Научная фантастика. Возрождение"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

Соавторы: Джо Холдеман,Брайан Майкл Стэблфорд,Пол Дж. Макоули,Дэвид Брин,Роберт Джеймс Сойер,Брюс Стерлинг,Аластер Рейнольдс,Стивен М. Бакстер,Нэнси (Ненси) Кресс,Хол Клемент
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 56 страниц)

– Не больно-то, – угрюмо заметил Кристиан. – Что случилось дальше?

– Говоря кратко, Германия была избавлена от опустошительной Тридцатилетней войны и долговременного распада на враждебные друг другу удельные княжества, В семнадцатом веке она объединилась и вскоре, став в Европе доминирующей державой, повела на Востоке политику завоеваний и колонизации. Религиозные и культурные различия со славянами оказались неустранимы. Жестокость империи порождала противостояние, для подавления которого принимались еще более суровые меры, в результате чего мятежные настроения ширились. Тем временем в ней шли внутренние процессы загнивания. Наконец Германия рухнула, и в настоящий момент русские наступают на Берлин.

– Ясно. А что с наукой и техникой?

– Их развитие шло медленнее, нежели в вашей истории, хотя, как вы могли заметить, здесь промышленно используется ископаемое топливо, а теория достигла приблизительно лагранжевского уровня.

– Вот ведь получается, что самые яркие эпохи были тогда, когда люди только и делали, что гробили друг друга, – задумчиво произнес Кристиан. – Тут Европа не разваливалась на куски, а открытий было сделано куда меньше. Совпадение?

– Чем здесь жили государства? – спросила Лоринда.

– В течение определенного периода процветали парламенты, превзошедшие могуществом королей, императоров и Пап, – ответил амулет. – В большинстве стран Запада они сохраняют значительное влияние.

– Держу пари, за ними просто интереснее наблюдать, – хмыкнул Кристиан. – Ладно, а что будет дальше?

Гея его знает, что там будет. Да, Гея знала: она ведь скорее всего заново включила программу, доигравшую до конца тысячи лет назад.

– Научно-технический прогресс будет продолжаться, причем в течение длительного периода общественного хаоса – со все нарастающей быстротой. К моменту прекращения…

– Не важно!

Лучше исчезнуть, чем сгореть в пламени ядерной войны. За столом стало тихо. Жизнь, плескавшаяся в шумном кабаке, казалась далекой, нереальной.

– Мы не смеем плакать, – сказала наконец Лоринда. – Пока – не смеем.

Кристиан передернул плечами.

– Европа – это еще не вся Земля, – проворчал он. – Сколько всего миров создала Гея?

– Много, – произнес амулет.

– Покажи нам какой-нибудь совершенно не похожий на наш. Если ты не против, Лоринда.

– Не против. Только не прямо сейчас. Если мы исчезнем, люди будут шокированы. Все их будущее может измениться.

– Да никто и не заметит, – сказал Кристиан. – Да и какое это имеет значение? Впрочем, ладно, давай выйдем на улицу.

…Они шли среди чудес, потерявших смысл, пока не наткнулись на лестницу, что вела на средневековую стену. Оттуда окинули взглядом крыши домов, и реку, и йоркширский край. Никого рядом не было.

– Теперь забери нас отсюда, – велел Кристиан.

– Вы не выбрали тип места назначения, – произнес амулет.

– Удиви нас.

Переход.

Небо было огромное, почти белое. Дул теплый ветерок. Над широкой бурой рекой стояла стена обрыва. У самого ее края росли деревья – высокие, с бледной корой и дрожащими серебристыми листьями. Кристиан узнал их: то были трехгранные тополя. Значит, он где-то на западе Северной Америки. Если не двигаться, по телу ползли пятна теней. За рекой было раздолье: крохотные фермы (дом, амбар, конюшня да мастерская), а меж ними вились сквозь посевы пшеницы и кукурузы проселочные дороги. Черепичные крыши построек по-азиатски выгибались кверху. Кристиан заметил несколько телег, запряженных волами, и всадников. В полях трудились люди, но разглядеть, какой они расы и во что одеты, он издалека не смог. У горизонта виднелись сгрудившиеся башни, тоже восточного вида. Если это был город, то небольшой, теснящийся к чему-то.

Вдоль того берега шла процессия: впереди слон в изукрашенной попоне, на нем под шелковым балдахином – разодетый мужчина. Следом шагали люди с обритыми головами, в желтых рясах, а по бокам ехали всадники, и каждый нес в руке длинный шест с золотым или алым вымпелом на конце. Ветер донес глухой напев и монотонные удары гонгов.

– Вот я дурак-то! – воскликнул Кристиан и щелкнул пальцами. – Дай-ка нам по паре биноклей.

Тут же в руках у них с Лориндой оказались оптические устройства из его эпохи: небольшие, но способные проецировать картинку с любым увеличением и без всяких линз, по блеску которых их могли бы заметить. Несколько минут Кристиан осматривал местность. Все кругом было похоже на Китай или какую-то другую культуру, многое почерпнувшую у китайцев, если не считать того, что черты лиц у многих людей напоминали индейские, а у их вождя, оседлавшего слона, на голове качался убор из перьев.

– Как тут тихо, – сказала Лоринда.

– Вы сейчас в высшей точке эпохи Великого Покоя, – ответил голос амулета.

– Такое часто бывало? – спросил Кристиан. – Где, когда, как?

– Вы находитесь в Северной Америке, в двадцать втором столетии во вашему счету. Семьсот лет назад на тихоокеанское побережье прибыли китайские мореходы, а следом за ними – колонисты.

В этом мире, подумал Кристиан, Европа и Африка – всего лишь набросок, географическая карта, где в лучшем случае обитают несколько примитивных племен. А может, их и вовсе нет, только океан. Упрощение, упрощение…

– Учитывая дальние расстояния и опасность плавания под парусом, процесс шел медленно, – продолжил амулет. – Прибывавшие китайцы изгоняли или покоряли местных жителей, однако большинство аборигенов надолго сохранили свободу, познакомились с новыми технологиями, а также приобрели иммунитет к незнакомым прежде болезням. В конце концов, оказавшись примерно в равных условиях, две расы стали смешиваться как на генетическом, так и на культурном уровне. Поселенцы смягчили варварство религий, с которыми встретились, но сами, в свою очередь, не только учили, но и учились. Результат вы видите.

– Путь Будды? – негромко спросила Лоринда.

– Да, подвергшийся влиянию даосизма и местных культов природы. Это гармоничная вера, лишенная сект и ересей.

– Не может же все состоять из чистой любви и доброты, – не поверил Кристиан.

– Разумеется. Но мир, принесенный стране императором Вэй Жи-фу, длится уже сто лет и не прервется еще двести. Если вы решите попутешествовать здесь, то увидите выдающиеся достижения искусства и добродетели.

– Мир продлится еще двести лет. – Голос Лоринды чуть дрожал. – А потом?

– А потом – кончится, – предсказал Кристиан. – Они же тоже люди. И еще, скажи мне, как у них с наукой?

– Никак, – ответил амулет. – Их гениальность простирается в других направлениях. Но грядущая эпоха войн приведет к заметному технологическому прорыву.

– Какая эпоха?!

– Китай так и не признал независимость, провозглашенную колониями, и не одобрил смешение народов. Появившаяся там воинственная династия завоюет Западное полушарие, ослабленное внутренними религиозными и светскими разногласиями, которые там в конце концов возникнут.

– А потом, в свою очередь, победители тоже падут. Если Гея прежде не прервет работу программы. Это ведь когда-то произойдет… то есть уже произошло, верно?

– Ничто не вечно. И творения Геи тоже. Ветер шелестел листвой.

– Хотите осмотреть город? – спросил амулет. – Вам может быть устроена встреча с рядом известных лиц.

– Нет, – ответил Кристиан. – Пока не хотим. Может, позже.

Лоринда вздохнула:

– Лучше мы сейчас вернемся домой и отдохнем.

– И подумаем, – добавил Кристиан. – Да.

Переход.

Солнце в Англии светило не так ярко, как в Америке. Оно клонилось к западу, и последние лучи горели багрянцем на дереве мебели, гладили мрамор и обложки книг, а там, где падали на резное стекло, взрывались радугой. Букет разных цветов, стоявший в вазе, источал аромат.

Лоринда открыла ящик бюро, сняла с шеи цепочку с амулетом и убрала туда. Кристиан моргнул, кивнул и сделал то же самое.

– Нам надо немного побыть самими собой, – сказала она. – Сегодня было не так ужасно, как вчера, но я очень устала.

– Неудивительно, – ответил Кристиан.

– А вы?

– Я скоро тоже устану.

– Эти миры… Мне все время кажется, будто я видела их во сне, а не наяву.

– Наверное, дело в эмоциональной самозащите. Это не трусость, просто у психики есть свои пределы. Ты ведь разделяла с ними их боль. Знаешь, Лоринда, ты слишком добра, чтобы быть счастливой.

Она улыбнулась:

– Не ошибитесь. Если вы не готовы рухнуть прямо на месте, я тоже буду держаться.

– Черт возьми, нет.

Она достала из шкафа хрустальные бокалы, налила в них вина из графина, стоявшего на буфете, и сделала приглашающий жест. Портвейн был изумителен. Кристиан и Лоринда так и стояли, глядя друг другу в глаза.

– Наверное, было бы глупо и претенциозно пытаться нащупать какие-либо закономерности, лишь начав исследование, – заговорила наконец она. – Мы ведь видели только тонкие срезы нескольких из огромного множества миров, при том что каждый реален не меньше, чем мы с вами. – Ее передернуло.

– У меня есть догадка, – медленно произнес Кристиан.

– Что?

– У меня интуитивное предчувствие. Зачем Гея все это делает? Не думаю, что она просто развлекается.

– Я тоже. И не верю, что она позволила бы происходить столь страшным вещам, если бы могла предотвратить их. Как может столь великий разум, столь великая душа, как у нее, не быть добра?

Так она считает, сказал себе Кристиан, но она ведь – частичное воплощение Геи. Конечно, он слишком хорошо знал Лоринду, чтобы сомневаться в ее честности. Но отсюда никак не следовало, что благие намерения питает сам узел Земли. Просто живая Лоринда Эшкрофт была славной женщиной.

Она сделала большой глоток и продолжила:

– Лично мне кажется, что она находится в том же положении, что и Бог, как его традиционно представляют люди. Будучи добра, она желает разделить свое существование с другими и потому создает их. Но было бы бессмысленно делать их марионетками или автоматами. Необходимо дать им сознание и свободу воли. Отсюда у них появляется способность грешить, чем они постоянно и занимаются.

– Почему она не сотворила их обладающими большей нравственной силой?

– Потому что предпочла, чтобы они были людьми. А кто мы есть, как не особый вид африканской обезьяны? – Тон Лоринды стал печальнее; она смотрела в бокал. – Особый, научившийся изготовлять инструменты, говорить на всяких языках и видеть сны. Но сны могут обернуться кошмарами.

Ни в Гее, ни в Альфе, подумал Кристиан, не таится древний зверь. Их человеческие элементы давно уже укрощены, преображены и растворены. Воскрешение и его, и Лоринды – почти уникальный случай.

Не желая ее огорчать, он стал очень осторожно подбирать слова:

– Твоя идея кажется мне осмысленной, но боюсь, что она оставляет незатронутыми несколько вопросов. Гея постоянно вмешивается в ход своих эмуляций. Об этом говорят амулеты. Когда события слишком отклоняются от задуманного, она изменяет условия. – А в конце концов и вовсе все отключает, подумал он, но вслух этих слов не произнес. – Зачем она проводит эксперименты? Лоринда вздрогнула:

– Чтобы… чтобы изучить наше странное племя? Он кивнул:

– Да, так мне и кажется. Ни ей, ни даже всему галактическому мозгу не под силу подсчитать по отправным условиям, чем закончится развитие какой-либо ситуации, в которой участвуют люди. Поведение человека хаотично. Однако и в хаотических системах присутствуют структурные элементы, сдержки, противовесы. Просмотрев огромный объем вариантов, можно обнаружить несколько глобальных законов и выяснить, какие направления лучше, какие хуже. – Он поболтал остатком портвейна в бокале. – Но с какой целью? Во внешней Вселенной больше не осталось людей. Их нет уже… сколько бишь миллионов лет? Нет, если только Геей в самом деле не движет простое любопытство, я понятия не имею, чего она хочет.

– И я. – Лоринда допила вино. – Знаете, я вдруг стала очень быстро уставать.

– Я тоже. Может, пойдем поспим до вечера? А потом закажем на ужин что-нибудь особенное, и в голове у нас прояснится.

Она на миг коснулась его руки:

– До вечера, мой милый друг.

Ночь была юная и нежная. Над садом светила полная луна. Вино улучшило их настроение, тоска отступила. Гравий на дорожке ритмично похрустывал под ногами – Кристиан и Лоринда танцевали, вместе напевая мелодию вальса. Потом, смеясь, сели у пруда, залитого светом. Рядом лежала гитара – Кристиан успел на миг надеть амулет и отдать ему нужную команду. Теперь он взял инструмент в руки. Никогда не видел он ничего прекраснее, чем лицо Лоринды в лунном сиянии. Он спел ей песню, которую сочинил давным-давно, когда был смертным человеком.

Задавайте ритм, танцоры:

Лета возвестим приход!

«Жизнь ценней, чем злата горы:

Трать легко и без разбору», —

Скрипка весело поет.

Срок весенний быстротечен,

Год промчится день за днем.

Пусть закон бесчеловечен,

Краткий миг увековечен

В танце буйном и шальном.

Нам ли ждать в смиренье кротком?

Наш удел – веселый пляс.

Сбрось тяжелые колодки,

Поцелуй меня, красотка!

Струны и ветра – за нас! [10]10
  Перевод С. Лихачевой


[Закрыть]

Потом она вдруг оказалась в его объятиях.

8

Там, где холмы над рекой были выше всего, на крутом склоне, деревья росли негусто. Калава направил шлюпку к берегу. Рабы, сидевшие на веслах, закряхтели от двойной нагрузки. Пот ручьями стекал по их тугим, обтянутым кожей мускулам: в этот день солнце пылало в небе, лишь наполовину затянутом облаками. Вот днище шкрябнуло о песчаную отмель.

Калава велел двум матросам оставаться стеречь лодку и гребцов, а сам с четырьмя другими и Ильянди спрыгнул на мелководье, выбрался на сухое место и стал карабкаться вверх по склону.

Лезть пришлось долго, но зато с гребня открывался такой вид, что у Ильянди пресеклось дыхание, а кто-то из моряков восхищенно выругался. С северной стороны земля уходила из-под ног еще обрывистее, так что они смотрели сверху на кроны деревьев, что росли у подножия гряды. Вдаль тянулась равнина, покрытая где зеленым, где бурым. Ее пересекала река – вода блестела, как обнаженный клинок, – текшая от дальних холмов, едва видимых в дымке, и иззубренной стены гор за ними. В вышине парили два мечекрыла – стерегли добычу. Могучие облака были пронизаны лучами света, и оттого в их белизне шевелились тени. Воздух здесь был почему-то прохладнее, а запах трав взывал к мыслям о благословенном.

– Дивно здесь, дивно, как в Закатном Королевстве, о коем говорят саги, – прошептала наконец Ильянди.

Стройную ее фигуру облегала мужская рубаха, на ногах были сандалии на высокой подошве, – так подобало одеваться вилку, вышедшей в странствие. Ветер трепал ей короткие локоны. Медная кожа взмокла и пахла почти так же, как полуночно-черное тело Калавы, но устала Ильянди не больше, чем любой из ее спутников.

Матрос по имени Урко хмурил брови на деревья и плотный кустарник, росший повсюду. Лишь там, где поднимались путешественники, было чище, – возможно, там когда-то сошел оползень.

– Больно тут много лесов, – буркнул он.

И впрямь, где бы они ни причаливали, идти было тяжко. Об охоте, столь легкой у взморья, пришлось позабыть. По счастью, река кишела рыбой.

– Дровосеки это исправят, – прогромыхал Калава. – А потом – что тут будут за фермы!

На миг он замечтался о будущем, потом вернулся с небес на землю:

– Теперь повернем обратно – мы уже довольно видели. Три дня нас не было, и еще, мыслю, дня два будем спускаться вниз по течению. А то как бы на корабле не забоялись.

– Придут новые корабли и с ними – новые исследователи, – сказала Ильянди.

– Воистину. И первых приведу сюда я.

Справа в зарослях раздался треск, да такой громкий, что перекрыл посвист ветра.

– Это что еще? – прохрипел Тальтара.

– Какой-то крупный зверь, – отозвался Калава. – Будьте начеку.

Моряки выстроились в цепь. Трое держали в руках копья, четвертый снял со спины самострел и изготовился к бою. Калава махнул Ильянди рукой, чтоб укрылась за их спинами, и вытащил меч.

Тварь из кустов выбралась на открытое место.

– А-ах! – взвыл Йарвонин.

Уронив копье, он хотел уже броситься прочь.

– Стоять! – рявкнул Калава. – Урко, кто побежит – стреляй, если я его сам не зарублю! Держите строй, сукины дети!

Существо остановилось. Сердца у моряков бились, как молот о наковальню, но никто не шевельнулся.

А устрашиться было чего. Росту в нем имелось на голову больше, чем в самом высоком мужчине, но голова та не имела лица – только жуткую гладкую маску. По бокам торчали четыре толстые руки, причем кисти двух из них были совершенно изуродованы. Даже горб на спине не скрывал могучей силы. На глазах у странников тварь выпустила третью ногу, чтобы лучше стоять на неровной земле. Нагая она была или же закована в доспехи, но в сей светлый день ее окутывал полумрак.

– Держитесь, ребята, держитесь, – проговорил Калава сквозь стиснутые зубы Ильянди ступила на шаг вперед. Лицо ее было невероятно спокойным. – Госпожа моя, что это?

– Полагаю, что бог или посланец богов. На ветру ее было еле слышно.

– Демон, – простонал Эйвала, хоть и не стронулся с места.

– Нет, едва ли. Мы, вилкуи, немного знакомы с подобным. Но воистину оно не пылает пламенем, и не думала я, что встречу такое в этой жизни…

Ильянди глубоко вздохнула, стиснула на миг кулаки и, раздвинув мужчин, встала впереди них. Потом она коснулась побега текина, приколотого у нее на груди, закрыла глаза и опустилась перед чудовищем на колени.

Тварь не двинулась, но заговорила голосом зычным и глубоким, хоть и не имела рта. Слов ее никто не мог понять. Миг спустя она смолкла, потом вновь стала изъясняться на столь же неведомом наречии. На третий раз Калава воскликнул:

– Хой! То речь Сияющих Полей!

Существо затихло, будто обдумывая то, что услышало, а потом произнесло на языке сирсуских улонаи:

– Не бойтесь. Я не причиню вам зла.

– «Мало ведомо человеку и еще меньше понятно, оттого да склонится он до земли пред мудростью», – провозгласила Ильянди и чуть обернулась к спутникам: – Отложите свое оружие. Приветствуйте его как подобает.

Те неуклюже повиновались.

На безликой маске проступили людские черты. Был тот человек темнокож, но никого подобного ему моряки прежде не встречали: нос он имел широкий, губы тяжелые, глаза круглые, а волосы туго курчавились. Но все же вид волшебства ободрил их.

Приглушенным, но ровным тоном Ильянди спросила:

– Чего ты желаешь от нас, господин?

– Сложно сказать, – ответило странное существо. И добавило после паузы: – По всему миру царит смятение. Вот и я… Можете звать меня Брэннок.

Капитан собрался с мужеством:

– Я же – Калава, сын Курво, из клана Самайоки. – Тут он шепнул Ильянди на ухо: – Не сочти за непочтение, госпожа моя, что не называю ему твоего имени. Пускай он лучше оплетает своими чарами меня.

Хоть по Брэнноку не было видно, какого он пола, все же Калава понял, что это мужчина.

– Господину моему нет нужды знать имена, чтобы поступить с нами, как пожелает, – ответила она. – Я зовусь Ильянди, дочь Лайтин, рожденная в клане Арвала, а ныне – вилку пятого сана.

Калава прокашлялся и добавил:

– С твоего позволения, господин, мы не станем называть остальных. Они и без того напуганы.

За спиной он услышал ворчание и незаметно улыбнулся: стыд не даст людям сбежать. Что до него самого, страх уступал место звенящей готовности ко всему.

– Вы ведь нездешние, так? – спросил Брэннок.

– Нет, – ответил Калава, – мы разведчики, прибывшие из-за моря.

Ильянди, недовольная его вмешательством, спросила:

– Господин, нарушили ли мы твои рубежи? Нам неведомо было, что сие запретный край.

– Да нет, – ответил Брэннок, – не то чтобы в полном смысле этого слова… – Волшебное лицо улыбнулось. – Слушайте, давайте поговорим. Нам много чего надо обсудить.

– Речь его – не как у человека, – вполголоса предостерег Ильянди Калава.

– Лишь не как у тебя, – отмахнулась та.

– Идемте в тенёк.

Брэннок указал на старый кривосук с раскидистой кроной, и сам зашагал туда, убрав третью ногу. Поперек дороги лежал огромный поваленный ствол, Брэннок нагнулся, ухватил его и оттащил в сторону. Весь отряд Калавы не смог бы и сдвинуть с места такое бревно. Перелезть через него было бы нетрудно, но существо нашло, как, не причиняя никому вреда, показать свою силу, – и моряки еще больше осмелели. Но все же рассаживались они с благоговейным трепетом. Капитан, вилку и незнакомец остались стоять.

– Ну, рассказывайте, кто вы такие, – сказал Брэннок.

– Несомненно, сие тебе ведомо, господин, – ответила Ильянди.

– Может, и так.

– Надобно поступать, как он велит, – произнес Калава. Они стали отвечать на вопросы. Брэннок кивнул:

– Понял. Значит, вы первые люди, попавшие в этот край. Тем не менее ваш народ уже давно живет в родных местах, верно?

– Со времен незапамятных, господин, – сказала Ильянди, – хотя легенда гласит, будто предки наши пришли туда с юга.

Брэннок опять улыбнулся:

– Вы очень храбры… э-э… госпожа моя. Кстати, вы ведь говорили своему товарищу, что члены вашего ордена уже встречались с существами вроде меня?

– Ты расслышал ее шепот с расстояния в полброска копья?! – вырвалось у Калавы.

– Или, господин, ты читаешь наши мысли, – проговорила Ильянди.

– Нет, не читаю, – серьезно ответил Брэннок. – Иначе зачем мне вас расспрашивать?

– Осмелюсь ли спросить, откуда ты прибыл?

– Сердиться я не стану, но и объяснить как следует не смогу. Хотите мне помочь – расскажите о тех, кого видели.

Ильянди не сумела скрыть внезапного напряжения мускулов. Калава, стоявший рядом, онемел. Даже неучи матросы поразились: неужели бог способен такое сказать?

– С высот приходили они в давнюю пору к иным из вилкуи, а временами – к вождям, – заговорила Ильянди, тщательно выбирая слова. – Повелевали они, что должно делать народу и что не должно. Нередко приказы их было трудно понять. Для чего кивалуи строить водяные мельницы на Поспешной реке, когда есть у них в изобилии рабы, которые могут молоть зерно? Но делились они и мудростью и давали советы, где и как познавать нам пути природы. И всякий раз Высокий запрещал открыто рассказывать о своем приходе. Записи о том сохранились в тайных летописях вилкуи. Однако тебе, господин…

– Как эти существа выглядели? – резко спросил Брэннок.

– Были то фигуры, сотканные из пламени, крылатые или же подобные человеку, с трубными голосами…

– Секира Рувио! – воскликнул невольно Калава. – То, что пролетело у нас над головами, когда мы были в море!

Матросы, сидевшие на земле, задрожали.

– Да, – мягко произнес Брэннок, – возможно, я к этому причастен. Но что касается остальных…

Лицо его дернулось и исчезло, чтобы появиться лишь через миг.

– Прошу прощения, я не хотел вас пугать. Просто забылся. – Черты закаменели, и голос стал как звон колокола: – Внемлите. В небесах идет война. Я извергнут из гущи битвы, и в любой миг могут меня отыскать вражьи охотники. Весть, что несу я, должна – сие очень важно! – достигнуть… м-м… священной горы на севере. Поможете ли вы мне?

Калава стиснул рукоять меча так, что кожа у него на пальцах едва не лопнула. Ильянди побледнела – ни кровинки. Готовая к тому, что сейчас же молния поразит ее, она произнесла:

– Господин мой Брэннок, как можем мы увериться, что ты – один из богов?

Гром не грянул.

– А я и не бог, – ответил он ей. – Я тоже могу погибнуть. Но те, кому я служу, обитают среди звезд.

Лишь когда ночью расступаются облака, в небе становятся видны таинственные огни. Но учили Мыслящие-о– Небе, что весь строй их обращается вокруг Оси Севера… Ильянди не согнула спины.

– Тогда можешь ли ты рассказать мне о звездах?

– Вы столь же умны, как и отважны, – произнес Брэннок. – Слушайте же.

За беседой их Калава уследить не мог. Матросы ежились со страха.

В конце, со слезами на глазах, Ильянди хрипло сказала:

– Да, созвездия ему ведомы, и знает он об эклиптике и прецессии и о том, как уходит и возвращается Великая Комета. Он со звезд. Верьте ему. Мы… мы не смеем ему не верить.

Калава выпустил оружие, прижал ладонь к груди и спросил:

– Чем можем мы, ничтожные, помочь тебе, господин мой?

– Весть, которую я несу, это вы, – ответил Брэннок.

– Что?

– Объяснять мне некогда, даже если бы я мог. Охотники в любой момент могут меня обнаружить. Но вдруг, вдруг вам удастся продолжить то, что я начал?

– Избегнуть гибели от рук того, кто одолеет тебя? – Калава трескуче рассмеялся. – Попробовать-то можно.

– Ставки очень высоки. Но если мы победим, выбирайте себе любую награду, и, думаю, вы ее получите.

Ильянди склонила голову под сведенные вместе ладони:

– Нам довольно одной чести послужить живущим по ту сторону луны.

– Пфе, – пробормотал, не удержавшись, Калава, – хотят заплатить, почему бы и нет? – А громче произнес, горделиво выпрямившись, и ветер трепал его выбеленные космы: – Что должны мы сделать?

– Я уже все обдумал, – ответил Брэннок. – Не мог бы один из вас отправиться со мной? Я понесу его быстрее, чем он смог бы идти. А о том, что будет дальше, мы поговорим по дороге.

Люди стояли молча.

– Умей я только жить в лесу!.. – произнесла наконец Ильянди. – О, умей я! Как хотела бы я отправиться к звездам!

Калава покачал головой:

– Нет, госпожа моя. Ты вернешься обратно с матросами. Ободри тех, кто остался с кораблем. Заставь их закончить починку. – Он взглянул на Брэннока: – Сколько времени займет путь, господин?

– До вершины горы мне добираться два дня и ночь, – ответил тот. – Если меня поймают и вам придется подниматься дальше одному, то, думаю, сильный мужчина способен преодолеть все расстояние отсюда туда за десять– пятнадцать суток.

Калава опять рассмеялся – теперь уже веселее:

– «Гончая» не будет готова выйти в море намного дольше. Я с тобой, господин. – А Ильянди сказал: – Если я не вернусь к тому дню, как завершится починка, отправляйтесь домой без меня.

– Нет!.. – заикнулась было она.

– Да. Не скорбите по мне. Что за путешествие!.. – Он помолчал и добавил: – Да пребудет с тобой всегда добрая удача, госпожа моя.

– И с тобою, Калава, и с тобою вовеки, – откликнулась она не вполне твердым голосом, – в этом мире и после, до самых звезд.