Текст книги "Возвращение"

Автор книги: Пол Кемп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Пойдем, – обратилась Квентл к нему. – На пути к горам нас ждет еще немало препятствий.

И в этих словах Фарон услышал объяснение.

Если действительно весь этот Уровень Ллос был испытанием, как утверждали обе жрицы, тогда, скорее всего, их ожидают новые трудности, – трудности, для преодоления которых могут понадобиться союзники – даже Йор'таэЛлос. Квентл не убила Данифай по той простой причине, что та еще могла ей понадобиться.

Он поспешил следом за госпожой. Проходя мимо места, где только что стояла Квентл, он заметил маленького красного паука, очень похожего на того, которого раздавила жрица.

Или только сделала вид, что раздавила?

Уверен в этом он не был, но ее слова, обращенные к Данифай, звучали в его ушах: «Убийство тварей, которые пытаются казаться чем-то большим, чем они есть, вполне соответствует воле Ллос».

Кто же пытается казаться, хотел бы он знать.

Маг выбросил этот вопрос из головы и поспешил дальше.

Ясраена решила, что пока Ларикаль и Геремис разыскивают филактерию личдроу, она должна попытаться выторговать своему Дому мир, а если не получится, то хотя бы время.

Она уселась на каменный трон в зале для приемов – место, которое Триль Бэнр с легкостью сможет определить с помощью заклинания, – и надеялась, что Верховная Мать Первого Дома ответит.

Она собралась с мыслями, сжала в руке священный символ Ллос и произнесла магические слова. Заклинание позволяло ей передать Триль Бэнр сообщение, состоящее из не более чем двадцати пяти слов. Оборонительная магия не препятствовала этому, в основном потому, что заклинание всего лишь передавало речь заклинателя. В нем не могли содержаться ни магия, ни слова силы.

Окончив заклинание, она назвала имя Триль, чтобы обозначить адресата, и произнесла свое послание:

«Верховная Мать Бэнр, Верховная Мать Аграч-Дирр хочет обсудить ситуацию. Я в зале для приемов Дирр. Защита от прорицаний снята. Сделайте то же самое. Поговорим в открытую».

После этого Ясраена произнесла кодовое слово, чтобы убрать с зала для приемов защиту от прорицаний, и телепатически связалась с Аниваль через магический амулет, висящий у нее на груди.

«Верховная Мать?» – отозвалась Аниваль.

«Пришли в мой тронный зал кого-нибудь из магов Дома, который сведущ в прорицаниях».

«Да, Верховная Мать», – ответила Аниваль, и связь прервалась.

Дожидаясь, пока маг Дома присоединится к ней, она держала в ладони священный символ и произносила слова малого заклинания, которое позволяло улавливать попытки прорицания извне. Если маги Дома Бэнр попытаются установить визуальную связь с ее тронным залом, Ясраена узнает об этом.

Не прошло и пятидесяти секунд, как в дальнем сводчатом проходе тронного зала появился один из магов Дома, Оораэн, недавний выпускник Магика. Он поклонился и поспешил по проходу к трону:

– Чем могу служить, Верховная Мать?

– Полагаю, тебе известно заклинание для открытых переговоров? – спросила она.

Маг кивнул.

– Тогда стой пока возле трона и молчи. Когда я велю, ты сотворишь заклинание для связи с тем местом, которое я назову, и оставишь меня.

Мужчина поклонился и встал сбоку от трона.

Ясраена постукивала пальцами по рукояти жезла и ждала. Ждала. Прошел почти целый час, и нетерпение ее все возрастало.

В тронном зале материализовался маленький магический, красного цвета шар размером с кулак, невидимый, но только не для обостренного магией зрения Ясраены.

– Я вижу его, Верховная Мать Бэнр, – произнесла Ясраена в магический шар.

При упоминании титула Триль Оораэн заметно вздрогнул. Ясраена повернулась к нему и велела:

– Направь свое заклинание в тронный зал Дома Бэнр.

Ясраена знала, что Оораэн никогда не видел внутренних помещений Дома Бэнр, но это не имело значения. Подойдет и точное словесное описание нужного места.

После мгновенного колебания Оораэн достал из плаща крохотный стальной рог, поднес его к уху и произнес заклинание. Когда он закончил его, Ясраена услышала из шара голос Триль:

– Привет, Ясраена.

То, что Триль обратилась к ней по имени, а не по титулу, было намеренным знаком презрения, но Ясраена проглотила свой гнев. Она жестом велела Оораэну Убираться, и маг поспешил прочь.

– Здравствуйте, Верховная Мать Бэнр, – ответила Ясраена.

– Как поживает Дом Аграч-Дирр? – осведомилась Триль, и Ясраена услышала саркастические нотки в ее голосе.

– Хорошо, – дерзко ответила Ясраена. – Дом Аграч-Дирр поживает хорошо.

Из магического устройства донесся смех Триль. Ясраена проигнорировала его:

– Верховная Мать, я искала этой беседы, чтобы мы могли обсудить некое соглашение.

– Неужели? – отозвалась Триль.

– Именно, – подтвердила Ясраена и, не теряя больше времени на словесные перепалки, продолжила: – Союз Дома Аграч-Дирр с врагами, осадившими Мензоберранзан, был без моего ведома заключен личдроу. К тому времени, как я узнала об этом, заговор уже был составлен. С того момента я тайно старалась всячески расстраивать все замыслы личдроу. Теперь, когда его тело уничтожено…

– Теперь, когда выяснилось, что твои возможности отнюдь не соответствуют твоим амбициям, – перебила Триль, – ты хочешь просить о мире. Не так ли, Ясраена?

Ясраена не смогла скрыть гнев:

– Вы ошибаетесь, Верховная Мать Бэнр. Я…

– Нет, – снова прервала ее Триль, – это тыошибаешься. Ты хочешь спасти свой Дом, свалив вину на личдроу. Даже если бы то, что ты говоришь, было правдой, это лишь свидетельствует о твоей неспособности править.

Ясраена стиснула жезл до боли в пальцах. Ярость бушевала в ней, и она едва не выплеснула ее на Триль. Едва.

Вместо этого она сдержалась.

– Возможно, то, что вы говорите, отчасти верно, – ответила она, слегка выделив слово «отчасти». – Вот почему я хочу сделать вам предложение.

Молчание. Затем:

– Говори.

– Дом Аграч-Дирр станет вассалом Дома Бэнр на пять столетий. Соглашение будет утверждено Верховным Советом. Мой Дом выйдет из Совета. – «Временно», – добавила про себя Ясраена. – И в то же время будет под властью и защитой Бэнр на протяжении пятисот лет. Я и мой Дом будут в вашем распоряжении, Верховная Мать.

Ясраена знала, что это смелое предложение. Давным-давно никакой из Домов города не попадал в вассальную зависимость к другому Дому. Но все же это не представлялось чем-то неслыханным, а у нее особого выбора не было.

Последовало долгое молчание. Ясраена затаила дыхание. Без сомнения, Триль просчитывает возможности.

Наконец Триль заговорила:

– Твое предложение отчасти небезынтересно, Ясраена.

Ясраена выдохнула.

– Чтобы доказать мне свою искренность, – продолжала Триль, – ты уничтожишь филактерию личдроу.

Ничего другого Ясраена и не ожидала:

– Разумеется, Верховная Мать. Я как раз ищу ее, но осада сильно затрудняет поиски. Равно как и неизбежный, как я полагаю, визит Архимага. Приостановите на время осаду и удержите вашего брата. Когда филактерия окажется у меня, я снова свяжусь с вами и представлю доказательства того, что она уничтожена.

Триль рассмеялась.

– Не глупи, Ясраена, – сказала она. – Ты продемонстрируешь, что твой Дом достоин быть вассалом Дома Бэнр, тем, что найдешь и уничтожишь филактерию, несмотря на то что Аграч-Дирр осажден Домом Хорларрин. А если Архимаг решит испытать вашу оборону, переживешь и это тоже. Или нет. А если нет, тогда твой Дом гарантированно будет уничтожен.

Ясраена проглотила злые слова, рвавшиеся с ее губ. Ей не оставалось ничего иного, как согласиться.

– Ваши условия разумны, – произнесла она сквозь зубы.

– Я рада, что ты так считаешь, – усмехнулась Триль. – Не обращайся ко мне больше, Ясраена, пока не сможешь представить доказательства уничтожения личдроу.

На этом связь прервалась. В следующий миг магический красный шар исчез из тронного зала Дирр.

Ясраена сидела на троне и лихорадочно размышляла. Она затеяла эту игру, но не была уверена, как дело пойдет дальше. Она не могла решить, что сделает, если на самом деле сумеет отыскать филактерию: выполнит ли условия договора или сбережет ее, пока личдроу не сможет перевоплотиться. Часть ее существа страстно желала навеки уничтожить лезущего во все дела неумершего мага, но прагматичная часть ее натуры понимала, что, истребив личдроу, она ослабит свой Дом, если не свое положение в нем. Но отдаться на милость Дома Бэнр…

Ясраена покачала головой. Ей не придется ничего решать, если ее Дом падет под натиском Хорларрин или если Громф Бэнр раздобудет филактерию раньше ее. Она поднялась и пошла по залам искать Ларикаль.

На протяжении нескольких последующих лиг пути Фарон и его спутники пробирались среди каменных столбов по обожженной земле в полном молчании. По всему Уровню, в самом его воздухе словно ощущались нетерпение и напряженность, вот-вот готовые взорваться.

Час за часом ветер крепчал, порывы его были столь сильны, что Фарону приходилось наклоняться вперед, чтобы его не сбило с ног. Ветер завывал между каменных башен, заставлял вопить сети певчих пауков, кружил в небе метель из пауков, грязи, паутины и мелкого щебня. Джеггред своей громадой защищал Данифай от этого живого града. Фарон укрылся под своим магическим пивафви. Квентл только улыбалась буре в лицо и лишь вытягивала руки перед собой, чтобы дать пристанище паукам, которых ветер швырял в нее. Через некоторое время у нее в волосах и на пивафви их кишело великое множество.

Она дома, понял Фарон и поглубже нахлобучил капюшон магического одеяния, защищая лицо. Йор'таэвозвращается домой.

С каждым часом порывы ветра делались чаще и сильнее. Град из паутины, пауков и камней сек все злее, словно путников обстреливали из пращи. Плач поющей паутины был все больше и больше похож на мучительный вопль боли. Фарон был мало знаком с капризами наземной погоды, но даже он чуял приближение бури.

– Может быть, нам стоило бы поискать убежище! – прокричал он, перекрывая вой ветра.

– Вера – наше убежище, маг, – отозвалась Квентл.

Ветер трепал ее волосы. Маленький черный паучок прополз по ее веку, потом по носу и по губам. Она лишь улыбнулась.

Данифай откинула капюшон и запрокинула голову, словно прислушиваясь к чему-то. В волосах и на лице у нее тоже копошилось множество красных пауков.

– Ты что, не слышишь, маг?! – прокричала Данифай. – Паучья Королева зовет нас. Мы идем дальше.

Фарон прищурился от ветра, взглянул на одну жрицу, на другую, но ничего не сказал. Он не слышал в вое ветра ничего, кроме отвратительного вопля паутины. А насчет убежища в вере? Так Фарон в это и поверил! Он видел, как верные Ллос болтаются в паутине на макушке холма, ожидая, когда их съедят. Такое убежище предоставила верующим в нее Паучья Королева.

И все-таки он прикусил язык и потащился вперед, пригибаясь от ветра и натыкаясь на камни. Время шло, усталость туманила его разум и ослабляла тело. Буря и ветер лишь усиливались по мере того, как тянулись часы.

Когда небо слева от него просветлело настолько, что можно было чуть лучше разглядеть окрестности, Фарон решил назвать это направление «востоком». Несмотря на то что Квентл уверяла Джеггреда, будто солнце не причинит им вреда, Фарон поймал себя на том, что щурится, готовясь встретить восход.

На западе, примерно в пяти-шести днях пешего пути, виднелись горы. Величественные треугольные пики вздымались высоко в небо, образуя стену из темного камня с гранями острыми, гладкими и отвесными, словно клыки. Вершины были увенчаны шапками красного льда. За них задевали грозовые тучи, черные громады, плотные и мрачные, как кровь демона, – подобной бури Фарон не мог даже вообразить.

И эта чернота надвигалась. Пронизывающий ветер и завывание паутин были ее предвестниками.

Вереница душ, которых не волновали ни кружащийся в водоворотах ветер, ни надвигающаяся буря, устремлялась к подножию одной из гор. Там они исчезали в некоем скрытом от глаз месте, возможно в долине или ущелье между двух величайших пиков.

– Паутина и город Ллос находятся по ту сторону этих гор! – сообщила Квентл, перекрикивая ветер и визг паутины.

Данифай откинула волосы с лица и оглядела далекий горизонт. Отсутствующее выражение ее глаз напомнило Фарону безумного прорицателя, которого он однажды видел на мензоберранзанском базаре.

– Все души собираются в кучу в том ущелье у подножия гор, – сказал Фарон, не уверенный, что все это заметили.

– Это не просто ущелье, – ответила Квентл. Голос ее был едва слышен из-за ветра.

Больше она ничего не добавила, и Фарону не понравился ее пристальный взгляд.

– Солнце встает, – произнес Джеггред, заслонив глаза одной из здоровенных боевых рук.

Фарон обернулся и увидел, как на востоке из-за горизонта неуверенно выполз краешек крохотного красного шарика. Света от него было немногим больше, чем от серебристого ночного спутника в Верхнем Мире в полнолуние. Свет солнца Ллос провел по земле четкую линию, границу между тьмой и светом, подползавшую к ним по мере того, как светило поднималось все выше. Как и сказала Квентл, этот свет не слишком досаждал им.

Фарон убрал ладонь от глаз и глядел на первый в своей жизни рассвет.

К его изумлению и тревоге, там, где земли касался тусклый свет, начиналось какое-то движение. Сначала Фарон решил, что это солнечный свет играет на земной поверхности, но потом понял, что там действительно что-то движется.

Равнина рожала пауков. Миллионы пауков.

Они ползли, семенили, карабкались, они выбирались к свету из темноты своих щелей и пещер, призванные восходом солнца. У каждого из них было восемь лап, восемь глаз и зубы, но на этом их сходство кончалось. Одни были размером с крысу, другие – с рофа, а раздутые туловища некоторых, выкарабкивающихся из самых больших расщелин, были и вовсе гигантскими. Одни двигались скачками, другие то появлялись, то исчезали, третьи вышагивали на длинных суставчатых или изогнутых лапах, четвертые падали сверху или летели по воздуху при порывах ветра.

По мере того как солнечный свет перемещался по равнине, воронки, ямы и туннели, освещенные им, изрыгали наружу своих паукообразных обитателей. Эта ужасная, хорошо видимая волна катилась по земле вслед за солнцем, медленно ползущим по небу ввысь. Земля буквально кишела пауками.

Свет приближался к дроу. Они наблюдали за происходящим в благоговейном молчании.

Фарон всю жизнь провел с пауками и среди пауков, но он никогда прежде не видел ничего похожего на эту копошащуюся, шевелящуюся массу, словно одеяло, накрывающую равнину. Они были на всем, чего коснулся солнечный свет, – живое покрывало из лап, глаз и мохнатых тел.

Сначала земля просто рожала их. Пауки, выскакивающие из своих нор, казалось, просто хотят посидеть на солнышке, по мере того как животворящий свет разливается по миру. Но вскоре сначала один, потом другой, потом сотни, миллионы пауков набросились друг на друга и принялись пожирать убитых. Это побоище двигалось вслед за линией света в нескольких сотнях шагов позади, и поверхность равнины превратилась в клубящееся, хаотичное месиво из зубов, конечностей, жвал, грызущих, кусающих, рвущих. Шипение, визг, щелканье, хруст раздираемых на части тел заполнили воздух, – волна звуков, катившаяся вослед солнечному свету. Оторванные лапы усеивали камни; огромные тела бились и истекали кровью; земля была залита ихором.

Это была бессмысленная бойня, безумие во плоти, воплощение хаоса.

Ллос, должно быть, улыбалась.

Фарон четко понимал, что оказавшемуся среди этой кровавой сутолоки должно сильно повезти, чтобы остаться в живых. Он бросил взгляд под ноги и увидел повсюду ямы и трещины, зияющие, словно открытые рты. Даже сквозь вой ветра он слышал доносящиеся оттуда шорох, жадное клацанье зубов, топот лап по камню. Его мысленному взору представились очередные полчища пауков, притаившихся во мраке своих убежищ и ожидающих, когда прикосновение тусклого солнца выпустит их на свободу из этих подземных тюрем. Фарон не знал, как такая жизнь может существовать, да и знать не хотел. Даже для него, рожденного в городе, где убийство было обычным делом, подобная жестокость казалась омерзительной.

И вскоре они окажутся прямо посреди всего этого. Солнце вставало. Свет приближался.

– Хвала богине, – произнесла Квентл с восторженным выражением лица.

От порывов ветра одежда облепляла тело. Паутина голосила в ответ. Фарон решил, что жрица Бэнр, должно быть, лишилась рассудка.

Данифай вынырнула из-под своего капюшона, чтобы приветствовать солнце, наподобие пауков, вылезающих из своих ям. Фарон насчитал у нее в волосах не меньше семи крохотных красных тварей.

– Мы собираемся просто стоять тут и ждать?! – спросил он, перекрикивая шум.

Ни одна из жриц не отозвалась, и он решил, что такого ответа вполне достаточно.

– Трусишь? – ухмыльнулся Джеггред.

Фарон проигнорировал дреглота и мысленно активировал силу левитации своего кольца. Отдав беззвучный приказ, он незаметно приподнялся на пядь над землей. Если у жриц есть план – хорошо. Если нет, ему ни к чему оставаться привязанным к земле перед лицом такого безумия.

Вчетвером они смотрели, как свет и насилие приближаются. Чем выше забиралось солнце, тем более громкими, энергичными и голодными становились щелканье и скрежет из окрестных пещер и ям. Сидящие в них пауки чуяли приближение света.

В ответ на эти звуки в груди Джеггреда зародился глухой рокот. Дреглот встал перед Данифай и принял боевую стойку. Жрицы даже не глядели на землю вокруг себя. Они видели только приближающуюся бойню.

Фарон решил попытаться еще раз.

– Госпожа, – обратился он к Квентл, – может, разумнее было бы укрыться?

Квентл искоса взглянула на него:

– Нет, маг. Мы должны оставаться среди всего этого и засвидетельствовать происходящее.

Она сняла с шеи священный символ Ллос – диск из гагата, инкрустированный аметистами, изображающими паука. Змеи ее плетки поднялись стоймя и следили за приближением волны пауков. Квентл произносила молитву на языке, которого не понимал даже Фарон.

Мастер Магика проглотил язвительный ответ, пришедший ему в голову, довольствовавшись тем, что сможет взлететь, если потребуется.

Данифай положила руку на косматый загривок Джеггреда.

– Это Нашествие, – произнесла она, ни к кому конкретно не обращаясь, повторив слова пожирателя душ, пойманного Фароном. В голосе ее звучало благоговение.

Фарону было наплевать, как оно называется. Он знал лишь, что вскоре солнечный свет доберется до них, озарит ямы вокруг и…

Он представил свое тело, погребенное под грудами раздутых туловищ, суставчатых лап, жвал и неумолимых глаз.

И Квентл, и Данифай, казалось, впали в безумный восторг, может, даже на время сошли с ума. Обе сжимали в руках принадлежащие им священные символы; на лицах у обеих застыло экстатическое выражение, исступленное, но уверенное.

Фарон знал, что обычные пауки повинуются приказаниям жриц, но не был уверен, что пауки со Дна Дьявольской Паутины поведут себя так же. Кроме того, силы жриц ограничены. Ведь не смогут же они повелевать миллионамипауков?

Ситуация нравилась Фарону все меньше и меньше. Он полез в карман пивафви, извлек шарик смешанного с серой гуано летучей мыши и зажал его между большим и указательным пальцами – на всякий случай. При обычных обстоятельствах ему не пришло бы в голову применять насилие к детям Ллос, по крайней мере не в присутствии ее жриц, но, если речь пойдет о том, чтобы убить пауков или самому погибнуть под грудой волосатых тел, выбор будет нетрудным. Подготовившись насколько возможно, он ждал. Солнечный свет скользил но камням, порождая все новых пауков, ближе, ближе…

Когда он добрался до дроу, все вокруг просто взорвалось движением. Тысячи пауков, шипя и пощелгавая, бурлящим потоком изливались из своих нор, словно пар из нагретого бокала с вином. Из большого туннеля справа от Фарона показалась тварь размером с рофа, состоящая из волосатых паучьих лап – пять, десять, двадцать. Сердце мага заколотилось о ребра. У этого существа не было туловищ как таковых, не было голов. Это было нечто иное, как множество сросшихся, отвратительных извивающихся лап, каждая в длину больше роста Фарона. Восемь из них оканчивались острым хитиновым когтем длиной с его руку.

– Чвиденча, – выдохнул Фарон. – Десятка четыре, если не больше.

Чвиденча – он слышал, что их называют «ходячий ужас», – некогда были дроу, а может, душами дроу, но они не выдержали испытания Ллос. В наказание богиня придала им столь извращенную форму. На взгляд Фарона, Дно Дьявольской Паутины непохоже было на рай для верных Паучьей Королевы. Скорее она напоминала тюрьму для ее неудачников.

От быстрого волнообразного движения чвиденча Фарона затошнило. Немыслимые пучки длинных суставчатых лап, словно клубки змей, извивались, приветствуя красные рассветные лучи.

Хотя, насколько он мог видеть, у чвиденча не было глаз, они немедленно заметили путников. Не меньше сорока ртов глухо зашипели, укрытые где-то под гроздьями лап.

– Я вижу их, Мастер Миззрим, – произнесла Квентл, оборачиваясь, но голосу ее недоставало той уверенности, которая звучала в нем мгновением прежде.

Тысячи пауков, выплескивающихся изо всех щелей вокруг, не приближались к чвиденча, оставив путников в покое, – маленький островок здравомыслия среди хаоса.

Похоже, проклятые Ллос внушали несомненное почтение или страх.

С пугающей быстротой и согласованностью стая чвиденча окружила их на расстоянии около десяти шагов.

Четверо дроу инстинктивно придвинулись друг к другу. Фарон вызвал из памяти заклинание, вызывающее огненный шар, но произносить его не стал. Он взглянул на Квентл, однако ее лицо ничего не выражало. Грудь Джеггреда тяжело вздымалась и опадала, когти сжались. Дреглот, как мог, пытался заслонить Данифай от чвиденча, но от этого было мало проку. Их окружили. Рычание полудемона вторило шипению чвиденча и цоканью их когтей.

Снаружи кольца проклятых Ллос пауки, только что кишевшие повсюду, на мгновение застыли, будто цирковые борцы, собирающиеся с силами. Потом жажда убийства овладела ими, и они ринулись в бой. Тысячи за тысячами пауков включались в оргию, расчленяя и пожирая друг друга. Утренний воздух наполнился визгом, скрежетом и шипением. Земля содрогалась от творимой на ней жестокости.

Напряжение внутри кольца нарастало. Лапы чвиденча тошнотворно шевелились, словно существа были возбуждены или же каким-то образом переговаривались. Хотя Фарон не мог разглядеть у них глаз, ему было ясно, что чвиденча изучают их. Он чувствовал тяжесть их взглядов, неистовость их злобы, глубину их ненависти.

– Ну… – начал было он.

При звуках его голоса стая чвиденча дружно зашипела. Лапы поменьше, растущие там, где, должно быть, находились их лица, зашевелились, принялись извиваться и раздвинулись, обнажив зубастые рты размером больше Фароновой головы. С клыков в палец длиной капал густой желтый яд.

– Мы не причиним зла детям Ллос, – предупредила Квентл.

Фарон заметил, что верховная жрица взмокла от пота не меньше, чем он сам, хотя голос ее был спокоен.

– Они больше похожи на ее пасынков, – отозвался он и мысленно перебрал в памяти список заклинаний.

– Они не то и не другое, – произнесла Данифай, выставив перед собой символ Ллос – красного паука в янтаре. – Это ее проклятые.

При виде священного символа Паучьей Королевы стая чвиденча испустила пронзительный визг, от которого волосы на затылке Фарона встали дыбом. Проклятые, как один, гневно задергались, размахивая лапами и извиваясь. Их когти царапали камни, и Фарон не мог не представить, что они способны сделать с плотью.

– Похоже, они не слишком-то религиозны, госпожа Данифай, – заметил Фарон.

Данифай не отпускала из рук священный символ.

Порывы ветра заставили сети певчих пауков запеть снова, и звук этот на время перекрыл даже какофонию Нашествия.

«Весь этот Уровень существования безумен, – решил Фарон. – Жрицы безумны. Я безумен».

Чвиденча ответили на песню паутины новым воплем. Фарон не стал смотреть на их разинутые зубастые пасти.

– Госпожа, – обратился он к Квентл, – может быть, не стоит продолжать дальнейшую дискуссию с этими созданиями? Сдается мне, собеседники из них никудышные.

Вместо ответа Квентл повернулась и свирепо посмотрела на него. Данифай ухмыльнулась.

Квентл выставила гагатовый символ в направлении чвиденча, повторив жест Данифай и получив тот же ответ.

Капающий с клыков яд собирался на земле в лужицы. Шипение сопровождало каждое их движение.

– Оставьте нас, проклятые Ллос! – провозгласила Квентл. – Мы слуги Паучьей Королевы и выполняем ее волю. Вы не помешаете нам.

– Убирайтесь в свои норы! – приказала Данифай, поднимая выше свой символ.

Осязаемая волна божественной силы исходила от обеих жриц.

Фарон ожидал увидеть, как чвиденча повернутся и побегут в свои туннели, но «ходячий ужас» даже не шелохнулся, во всяком случае не отступил от них. Ответом на приказы жриц стало новое шипение. Проклятые переминались на месте и вдруг медленно шагнули вперед, и безопасный круг сжался. Данифай загадочно улыбалась, но неуверенное выражение лица Квентл сказало Фарону все, что он хотел узнать.