Текст книги "Блондинки от "Бергдорф""
Автор книги: Плам Сайкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
– Итак, Дюре, куда вы поместите нас? Надеюсь, в самый божественный номер! – воскликнула Джулия. – О, и нельзя ли немедленно прислать нам кофе с молоком? И совсем petit foie gras [42]42
немного гусиной печенки (фр.).
[Закрыть]тоже было бы неплохо.
Дюре повел нас на первый этаж, к двойным дверям, выкрашенным в серо-зеленый цвет. На них золотыми буквами было написано:
ЛЮКС 106
– Volia! Наш plus romantique [43]43
Вот! Наш сверхромантический… (фр.)
[Закрыть]люкс! Мы так счастливы узнать о вашей помолвке, – объявил Дюре, величественно распахивая двери.
Жаль, что я так и не увидела интерьера, поскольку отключилась прямо на пороге. Как оказалось – к счастью, потому что это дало горничным время сменить все бледно-розовые «обручальные» розы на фиалки, прежде чем я очнулась.
– Дюре, это разрыв помолвки, – сердито прошептала Джулия как раз в тот момент, когда я пришла в себя.
– Вот как? Что такое разрыв?
– Это когда свадьба отменяется, – вздохнула я.
– А, значит, vous-etes [44]44
вы (фр.).
[Закрыть]старая дева? – допытывался он.
– Oui, – кивнула я. За следующие десять минут я истратила целую коробку бумажных носовых платков от Версаче, несмотря на всю прелесть нашего номера, состоявшего из гигантской гостиной с балконом и видом на Вандомскую площадь. К гостиной примыкали две спальни с отдельными ванными, набитыми разными сортами мыла с логотипом «Ритц», шампунями и гелем для душа в фигурных флакончиках «Ритц». В обычной обстановке это подняло бы мне настроение, но сегодня роскошь аксессуаров не произвела на меня никакого воздействия.
Проблема с негативными умственными состояниями состоит в том, что они почти так же непредсказуемы, как экс-бойфренды: никогда не знаешь, когда им взбредет в голову вернуться. Сейчас ты чувствуешь себя столь же счастливой, как звезда рэпа в лимузине с тонированными стеклами, а в следующую секунду что-то уносит твои мысли в место, почти такое же уродливое, как вестибюль Трамп-Тауэр. (Я подчеркиваю – почти, потому что самое уродливое, травмирующее любые эмоции место, куда вы можете попасть, не так безвкусно обставлено, как этот позолоченный интерьер.) Я, должно быть, совершенно рехнулась, вообразив, что в Париже ситуация улучшится. Но проводила дни, таскаясь за Джулией в «Гермес» и «JAR», где она купила кольцо с квадратным бриллиантом коньячного цвета за триста тридцать две тысячи, поскольку прослышала, что Роман Полански подарил своей прекрасной молодой жене-француженке точно такое же.
Правда, надевать его было нельзя: страховка действовала, когда оно лежало в сейфе.
«Ритц» угнетал меня больше самых жутких платьев Лоры Буш. Дюре едва со мной здоровался. Горничные бросали жалостливые взгляды, даже когда я давала им на чай банкноты в пятьдесят евро, позаимствованные у Джулии. Кроме того, здесь совершенно не было Потенциальных Мужей – а ведь я надеялась, что таковой немедленно избавит меня от чувства неполноценности. Я пришла к пагубному заключению, что, несмотря на все блестящие высказывания Глории Стайнем, Камиллы Палья и Эрики Йонг по этому предмету, для меня будет tres унизительным появиться в Нью-Йорке без жениха.
Мысли лихорадочно метались: если на то пошло, кто захочет жениться на мне?! Я не слишком интересна, не такая уж хорошенькая (просто люди из любезности делают вид, что я ничего), и немногие бойфренды, имевшиеся у меня, проводили со мной время из жалости. Никогда больше я не получу круглый столик в «Да Сильвано»; можно забыть о фирменной пасте с белыми трюфелями, которую шеф-повар «Киприани» готовил только для избранных гостей; мою платиновую дисконтную карту «Бергдорф» могут отнять в ту же минуту, когда совет директоров узнает о случившемся. Увидев, как далеко зашла моя «разрыврексия», дизайнеры перестанут присылать мне одежду взаймы; VIP-номер в «Бунгало-8» будет недоступен и мне в жизни не удастся посмотреть новый фильм прежде всех остальных, потому что приглашений на премьеры теперь не видать как своих ушей. Если очень уж повезет, допустят на семейный просмотр фильма недели на канале «Шоутайм» [45]45
«Шоутайм» – платный канал кабельного телевидения, специализирующийся на демонстрации фильмов и развлекательных программ.
[Закрыть].
Да и обществом Джулии мне недолго осталось наслаждаться. На третье утро она приметила единственного ПМ во всем отеле: Тодда Бринтона II, двадцатисемилетнего наследника замороженных «телеужинов Бринтон» [46]46
«Бринтон» – замороженные готовые ужины из мяса, рыбы и т. д… в лоточках из фольги, которые остается только разогреть.
[Закрыть]. Он был в безупречной европейской униформе золотой молодежи – выглаженной белой сорочке, золотых запонках, джинсах, туфлях на тонкой подошве. Джулия считала, что Тодд ужасно эротичен, потому что похож на итальянского автогонщика, но вместе с тем – американец, поэтому она понимает каждое его слово. С тех пор как они встретились, я почти не видела ее.
– Как насчет Чарли? – спросила я как-то поздно вечером, когда мы пили коктейли за угловым столиком в баре «Хемингуэй».
– Он так умен! – поспешно воскликнула Джулия. – Все время звонит. Обожает меня. Думаю, Чарли вполне может прилететь. Очень беспокоится о тебе… И не смотри на меня так: нет ничего плохого в том, чтобы иметь сразу двух бойфрендов. Мой шринк считает, что для меня это очень полезно, поскольку я не зацикливаюсь ни на одном из них.
Клиническая депрессия опасно усиливалась. Каждый позолоченный угол этого платного дворца ухудшал мое состояние. Повсюду меня преследовали намеки на смерть. Женщины, накачанные ботоксом и завтракавшие в «Л'Эспадоне», шикарной зеркальной столовой, казались набальзамированными мумиями. Ванна в моей спальне пугала меня своими размерами, и я боялась в ней утонуть. И еще халаты: каждый раз, глядя на чудесные пушистые махровые одеяния персикового цвета с вышитыми золотом буквами ««Ритц», ПАРИЖ», я думала только о том, как было бы шикарно, если бы меня нашли мертвой в одном из них. До чего же все это трагично: ведь было время, когда столь эксклюзивный гостиничный халат вознес бы меня на седьмое небо. Помню, впервые надев такой светло-серый халат во «Временах года, Мауои», я испытала такие же ощущения, как в тех редких случаях, когда нюхала кокаин. Все очевидно: мне предназначено умереть в халате из «Ритца». Только эта мысль делала меня счастливой в эти дни: я покончу с собой в tres роскошном окружении. Я наконец поняла смысл «Ромео и Джульетты»: легче умереть, чем терпеть боль разбитого сердца. Надену пушистый халат с туфлями от Маноло: я жила в туфлях от Маноло и, честно говоря, хотела бы умереть в них. Наутро я спросила Джулию, каким образом покончила с собой дочь сестры Маффи.
– Героин, – пояснила она. (Я понятия не имела, где продают в Париже героин.) – А тебе зачем? Надеюсь, у тебя не появилось тяги к самоубийству?
– Нет! Сегодня я чувствую себя гораздо лучше, – ответила я. Это, разумеется, было не совсем ложью, потому что теперь, решив умереть, я чудесно себя чувствовала и снова смотрела на жизнь оптимистически.
– Не знаю, почему этим ребятишкам попросту не наглотаться адвила? – заметила Джулия. – Куда легче, чем загнуться от крэка или такой же дряни.
– Адвил? От адвила можно умереть? У меня наверху целая бутылка. Интересно, сколько нужно его выпить?
– Полагаю, все, что больше двух, уже будет передозой, – авторитетно сообщила Джулия.
Ужасно думать, что три маленькие таблеточки от головной-боли могут отправить тебя на тот свет. На всякий случай придется принять восемь. Господи, почему люди не убивают себя чаще, если это так легко?
– Хочешь пойти в «Гермес» сегодня? – спросила Джулия.
– Ты была там только вчера, – напомнила я. – Не находишь, что не мешало бы немного сократиться? Иначе это войдет в привычку.
Если меня скоро не будет на этом свете, я могу сделать только одно – оставить Джулию с полезным моральным наставлением.
– По крайней мере у меня нет такого болезненного пристрастия к «Гарри Уинстону», как у Джолин, – отмахнулась Джулия. – Вот тогда бы я действительно попала в переплет. Так ты идешь или нет?
– Хотелось бы посетить Лувр, – ответила я с невинным видом. – За меня не волнуйся.
Джулия ушла, а я отправилась в спальню. Смерть не будет мгновенной. Сначала мне нужно привести в порядок дела. Такие, как:
1. Мой наряд.
2. Моя предсмертная записка.
3. Мое завещание.
Надеюсь, я достойно подготовлюсь и умру к тому времени, как вернется Джулия. Из «Гермеса» она прямиком отправится на свидание с Тоддом, которое затянется на всю ночь. Джулия редко появлялась в номере раньше шести утра.
Я позвонила в обслуживание номеров и заказала две «Мимозы» и тарелку foie gras. Ничего не скажешь, кое о чем стоит пожалеть: например, обслуживание номеров в «Ритце» столь безупречно, что не успеешь произнести слово «мимоза», как перед тобой уже стоит стакан с коктейлем. И маленькую кнопку справа от ванны, обозначенную FEMME DE CHAMBRE [47]47
Горничная (фр.).
[Закрыть], можно нажать, если что-то срочно понадобится, например, пена для ванны или кофе со сливками.
Теперь я, наконец, поняла, почему так обожала стихотворение Сильвии Плат, в котором говорится, что умирание – это искусство, как и все остальное. Я нацарапала прощальную записку на чудесной почтовой бумаге, лежащей в каждом номере. Все должно быть в стиле Вирджинии Вулф: трагично, но остроумно. Она написала лучшую в мире предсмертную записку: очень храбрую, без всякой жалости к себе, и это идеально сработало. То есть все считают ее гением, верно? Я начала писать. Главное – не слишком распространяться.
«Всем, кого я знаю, особенно Джулии, Лоре, Джолин, маме, папе, горничной Клуэс, которая, надеюсь, не воровала мои личные вещи в отличие от дворецкого принцессы Дианы; моему бухгалтеру, у которого прошу прощения за то, что так и не заплатила ему полторы тысячи долларов за составление налоговой декларации, и Полу из «Ралфа Лорена» – у него, чистосердечно признаюсь, я стащила в прошлом сезоне лишний кашемировый свитер…»
Я еще не успела передать приветы знакомым, а записка уже длиннее списка гостей в том же «Ритце». Я продолжала:
«К тому времени как вы будете читать это, я уже уйду навсегда. Я tres счастлива на небесах. Жить с разбитым сердцем – слишком мучительно для меня, и я больше не хочу обременять всех вас. Надеюсь, вы понимаете, почему я это сделала: для меня невыносима мысль об одиночестве. И об унижении, когда я думаю о том, что меня больше никогда не посадят за хороший столик в «Да Сильвано»«.
О «Да Сильвано» я упомянула ради Джулии. Она будет искренне сочувствовать мне, потому что тоже покончила бы с собой, если бы ей не удалось раздобыть угловой столик.
«Я люблю вас, тоскую по вас. Попрощайтесь за меня со всеми в Нью-Йорке. С любовью, Moi, XXX».
Далее настала очередь завещания. Вы поразитесь, узнав, как это легко, когда хорошенько все обдумаешь. Завещание гласило:
«ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ БЛОНДИНКИ (БРЮНЕТКИ) ОТ «БЕРГДОРФ»
Моей мамочке – следующий сеанс осветления у Ариетт. Если даже это совпадет с чем-то действительно важным, вроде моих похорон, придется лететь в Нью-Йорк, потому что обычному человеку к Ариетт не попасть.
Мои дисконтные карты: «Хлоэ» (минус тридцать процентов), «Серджио Росси» (минус двадцать пять процентов: не слишком выгодно, но все же стоит того, если купить две пары обуви), «Скуп» (пятнадцать процентов: ужасные жмоты, но КБК имеет там личного закупщика, и, может, если подружишься с ней, она будет делать покупки и для тебя). Мамочка, ты выглядела бы самой красивой, если бы только платила кому-то за подбор одежды.
Моему отцу: аренда на мою нью-йоркскую квартиру, чтобы было где скрываться от мамочки.
Джолин и Ларе: незарегистрированный телефонный номер «Пастис»: 212-555-7402. Просите шестой столик рядом с тем, где обычно сидит Лорен Хаттон. Упомянете мое имя, иначе заказ не примут.
Моему редактору: запись плана интервью с наследницей из Палм-Бич. Найдете его в файле «v. rich, doc» в моем лэп-топе. (P.S.: спасибо, что продлили сроки. Извините, что не отдала план сама.)
Джулии, моей лучшей подруге и самой хорошо одетой на свете сестре, которой у меня никогда не было: белый смокинг с отделкой из кружев шанильи от Живан-ши; я стащила его за сценой с весеннего показа.
Мой рецепт на амбиен: по нему можно купить еще тридцать таблеток, и доктор Блюм ни о чем не узнает.
Мои любимые предметы одежды, которые можно надевать в разных комбинациях, включая: кожаную куртку со шнуровкой от Маккуин (1); джинсы от «Хлоэ» (16 пар), туфли от Маноло (32 пары); сумочки: «Ив Сен-Лоран» (3); Прада (2). Платье от Рика Оэунса с оборками (1), – если оно для тебя чересчур авангардное, я пойму; кашемировые носки от Конноли за сто двадцать долларов – ты украла их для меня из лондонского магазина (12 пар); кольцо от Живанши (1) (собственно говоря, оно твое, но ты совершенно о нем забыла)».
Мысль о том, что придется оставить все эти шикарные штучки, едва не заставила меня отказаться от самоубийства. Я подписала документ и попросила горничную засвидетельствовать его. Не хотела, чтобы потом кто-то оспорил мое завещание. Далее я напечатала все это, занесла в электронную почту и написала: ОТПРАВИТЬ ПОЗДНЕЕ. Электронные послания будут высланы через двенадцать часов, в 7.30 завтра утром. Опция «ЗАДЕРЖКА ВРЕМЕНИ» в новом компьютере «Титаниум G4 Мак» совершенно гениальна, и я смело рекомендую ее всем самоубийцам. Не хотите же, чтобы вас кто-то нашел и разбудил после того, как вы столько мучились перед смертью! Представляете себе, какой грандиозный Приступ Стыда последует за этим?
Наконец я выбрала наряд: очевидно, халат из «Ритца» – лучший вариант. К нему идеально подойдут мои серебряные туфли от Маноло, отделанные стразами. Я выложила все на кровать и отыскала в косметичке мега-пузырек с адвилом. Задернула шторы, разделась, надела туфли. Поверьте: лучше всего они выглядели, когда на мне вообще ничего не было. Запила восемь таблеток «Мимозой» и легла.
Ничего не случилось. Я была жива, потому что видела стразы, сверкавшие на пальцах; ногти же, как я с ужасом заметила, были выкрашены красным, а не телесно-розовым лаком, который смотрелся бы куда лучше с этими туфлями. Может, восемь адвилов – слишком мало?
Я выпила одну, потом еще и еще, пока таблеток совсем не осталось. Ой… я забыла надеть халат от «Ритц», прежде чем умру! Вот только petit посплю… Потом и надену… через минуту.
Ох. О-о-ох. Ногти. Мои ногти… ужасно, ужасно болят. Голова раскалывается, и меня сейчас вырвет. Что-то шершавое царапало кожу. Меня бил озноб.
Я открыла глаза, но тут же зажмурилась. О Боже! Это уж слишком! Кошмар! Очевидно, я по-прежнему лежу в своей спальне! Это «Ритц» или я уже на небе? Или небо превратилось в номер «Ритца»? Я заметила мужской силуэт:
– Простите, месье, я мертва? – прохрипела я.
– Ни в коем случае.
Какая досада! Почему я не мертва? Что пошло наперекосяк?
– Я нашел тебя.
– Кто это «я», черт подери?
– Это же я, сумасшедшая девчонка!
Я снова открыла глаза. Надо мной, сурово хмурясь, стоял Чарли Данлейн. Да как он посмел назвать меня сумасшедшей? Я вполне нормальна, а если и нет, с его стороны крайне бесчувственно именовать меня безумной в такой тяжелый момент.
В руке Черли держал мое завещание. Как бестактно вмешиваться в чужие дела!
Я попыталась вырвать у него бумагу, но у меня слишком кружилась голова.
– Отдай мне! Это мои личные документы! – пробормотала я, пытаясь сесть. Теперь тошнило чуть меньше.
– Я страшно оскорблен тем, что ты ничего мне не оставила!
– Как, черт побери, ты сюда ворвался?
– Дверь была распахнута настежь, – пояснил он уже не так серьезно. Мне показалось, что его губы слегка дрогнули в улыбке.
Чарли рехнулся, совершенно рехнулся. Вот вам и голливудские кинорежиссеры: никаких чувств, все им шуточки!
Я взглянула на часы. Семь утра. Мало того, что это куда раньше моего обычного времени пробуждения в 10.30, я вообще не должна была просыпаться.
– Чарли, объясни, что ты делаешь в моей комнате в семь утра?
– Я только что с самолета, вот и решил заглянуть к тебе, а заодно и спасти.
Чарли, очевидно, понятия не имел о женском движении. Неужели не знает, что еще с семидесятых бегать по чужим номерам и спасать женщин считается незаконным?
– Я не желала, чтобы меня спасали. Хотела умереть.
– Не выйдет.
– Выйдет! Ненавижу тебя, – бросила я. – Как ты смеешь лезть в чужие дела и спасать меня против моей воли? Это непростительно!
– Как я смею? Как ты смеешь! – взбесился Чарли. Мне вдруг стало страшно. – Непростительно то, что наделала ты!
С его стороны было tres нехорошо так злиться после того, что я вынесла. То есть я имею в виду: привет, как насчет дружеского участия? Какой он злой!
– Какой смысл спасать кого-то, если потом не собираешься хотя бы посочувствовать? – прорыдала я.
– Перестань вести себя, как избалованная кукла! Пора бы немного подрасти! – рявкнул Чарли. Он и в самом деле понятия не имел, как вести себя с девушкой.
Я огляделась. Халат из «Ритца» лежал рядом со мной на постели. Я была укрыта серым пальто. Мне оно не принадлежало. Мерзкая мысль заползла в голову: должно быть, это пальто Чарли. Что за унижение!
– Чарли… скажи… ну знаешь… я что, как бы была голая, когда ты меня нашел?
– Нет.
Я испытала невероятное облегчение. Однако оно не продлилось и секунды, потому что он пояснил:
– На тебе были туфли.
Вот оно! Я больше никогда не покончу с собой. Такого позора мне не пережить! Теперь я стала девушкой, которая не может ни замуж выйти, ни умереть достойно. Забудь о «Да Сильвано». Теперь меня не пустят даже в пиццерию «Джонз» на Бликер-стрит!
И тут я вспомнила про электронное послание! Еще можно остановить его: до отправки осталось полчаса.
– Чарли, передай мне компьютер, пожалуйста, – попросила я. Иконка в ящике ОЧЕРЕДЬ НА ОТПРАВКУтревожно мигала. Я щелкнула мышкой по строке « НЕ ПОСЫЛАТЬ» и с облегчением вздохнула. Только сейчас я заметила, что мне тоже пришло письмо. Из чистого любопытства я открыла его. Сообщение прислала мать:
Надеюсь, ты не наделала глупостей, дорогая. Полагаю, твое письмо – просто шутка. Я не люблю нью-йоркских парикмахеров и не одобряю дисконтных карт. Но если собираешься раздавать вещи, я всегда восхищалась твоим вязанным из норки свитером от Джона Гальяно. Учти, это всего лишь мечта. С любовью, матушка.
Увы, завещание каким-то образом успело попасть к адресатам. Да, я не слишком блестяще знаю дополнительные функции моего «Мака». В почтовом ящике оказалось еще несколько писем, но я решила прочесть их позже: груз унижения слишком давил на меня.
– О, Чарли, какое несчастье! Не закажешь ли мне «Беллини»?
– Нет.
Я с недоумением моргнула, словно желая спросить: «Но почему?»
– Тебе только алкоголя не хватало. Сразу станет гораздо хуже, вот увидишь.
– Хуже и быть не может. Никто не чувствует себя хуже, чем я, даже я сама. Что ты думаешь о записке?
– Что я думаю о записке? Да кем ты себя возомнила, Сильвией Плат?
Значит, он понял? По крайней мере, если бы я умерла, всем стало бы ясно, что я прочла кучу серьезной литературы вроде «Миссис Дэллоуэй» и «Долины кукол».
– Забавно, что ты сказал это, потому что я пыталась обставить все в стиле Вирджинии Вулф! – пояснила я. И тут Чарли схватил меня за плечи и начал трясти.
– Да когда же ты повзрослеешь и избавишься от своего невероятного инфантилизма! Все могло кончиться плохо! – заорал он.
– Прекрати, – прохныкала я. – Зачем говорить гадости? Мне и без того паршиво. Жизнь ужасна!
Чарли разжал руки.
– Может, и ужасна. Бывают неприятные моменты. Но как насчет тех, кто тебя любит? Родителей, Джулии, подруг? Неужели тебе не приходило в голову, каким кошмаром обернулась бы для них твоя смерть?
– Конечно, приходило, – соврала я, потому что, с тех пор как Зак порвал со мной, не думала ни о ком, кроме себя. – Если уж на то пошло, я была для них только обузой. Без меня им будет лучше.
– Тебе нужно собраться. И перестать жалеть себя.
– Не могу я собраться. Я слишком несчастна.
– Временами мы все бываем несчастны. Такая уж у нас судьба. Ничего не поделаешь: сердца разбиваются. Нас постигают беды и невзгоды. Но с этим нужно бороться и как-то справляться, вместо того чтобы пытаться сбежать, наглотавшись таблеток, как последняя эгоистка. Будь ты постоянно счастлива, давно бы стала ведущей ток-шоу вроде Кэти Коурик.
Я заплакала. Ну отчего люди так злы к Кэти? Разве получаемые ею шестьдесят миллионов за то, что она должна улыбаться до 2010 года, ее вина?
– Почему ты такой грубый? – всхлипнула я. – Мне нужна хоть капля доброты.
– Доброты? Надевай и попытайся заснуть. – Чарли протянул мне халат.
– Не могу! Это часть наряда, в котором я собиралась покончить с собой. Слушай, почему бы тебе не повести меня на завтрак в кафе «Флор»? Обожаю Сен-Жермен! Это немного развеселит меня.
– Никуда ты не пойдешь. Останешься здесь и выспишься, пока действие лекарства не пройдет.
– Тогда, может, позже ты поведешь меня на роскошный ужин в «Лаперуз»? Представляешь, там подают этот изумительный пылающий торт с суфле. Супер!
– Плевать мне, – ответствовал Чарли, – даже если гребаная Эйфелева башня тоже запылает, мать бы ее так, ты с места не сдвинешься.
Для человека, считающегося твоим хорошим другом, Чарли ужасно злобно настроен. Хуже врага. Неужели никто не объяснял ему, что неэтично ругать потенциальную самоубийцу?
– Ты больна и нуждаешься в отдыхе. Проведешь здесь весь день и всю ночь. Будешь пить горячее молоко, питаться рисом, и ничем больше.
Рисом? Он ненавидит меня, точнее не скажешь. В дверь постучали. Вошла Джулия под руку с Тоддом.
– Привет! Вот так сюрприз! – взвизгнула она, стиснув Чарли. – Ты здесь? А это Тодди. Вот теперь повеселимся!
Джулия ничуть не смутилась, представляя бойфрендов друг другу, но при виде меня ее лицо омрачилось.
– Господи, солнышко, что случилось? Почему ты одета, как уличная особа?
– Не могли бы мы выйти в соседнюю комнату? – перебил ее Чарли. – И может, Тодди лучше зайти попозже? Я должен поговорить с тобой.
Тодд, явно смутившись, исчез, а Чарли повел Джулию в соседнюю комнату и закрыл за собой дверь. Весьма типично. Как раз в тот момент, когда Джулия уже была готова излить столь необходимое мне сочувствие, Чарли ее утаскивает. Господи, что же он во все сует нос? Скорее бы уж возвращался в ЛА, где ему самое место, рядом с другими, такими же невыносимо властными и самоуверенными кинорежиссерами.
Но тут к горлу прихлынула волна тошноты. Спотыкаясь я поплелась в ванную. Опускаю последовавшие за этим неприятные подробности.
Не помню, как вытерпела остаток дня. Джулии ужасно понравились оставленные ей по завещанию вещи. Повосхищавшись, она спросила, нельзя ли все же получить рецепт на амбиен, несмотря на то что я так и не умерла. Осознав, что мне не удалось покончить с собой, мамочка тут же заявила: она совсем не радуется откровенному завещанию дочери, беззастенчиво осудившей ее вкус в выборе одежды. Только одного человека наследство привело в восторг – папочку.
На следующий вечер, когда Джулия удрала на очередную вечеринку, Чарли попросил меня встретиться с ним в баре. Наконец-то он сообразил, что посягавшие на самоубийство нуждаются не в лекциях, а в шампанском. Вчера мне было ужасно плохо: слабость, тошнота, тоска, – но сейчас я почувствовала себя немного лучше и отчаянно пыталась хоть чем-нибудь отвлечься от мыслей о том, что наделала. Представьте себе, как мне было стыдно!
Но когда я спустилась в бар, Чарли даже не заметил моего нового платья от «Хлоэ»; его купила Джулия, чтобы я больше не помышляла о самоубийстве. Чарли был хмурым и серьезным.
– Лучше? – спросил он.
– Безмерно, отчаянно одинока и убита горем. Не закажешь ли коктейль с шампанским?
Чарли подозвал официанта.
– Водку для меня и перье для мадемуазель, пожалуйста.
Господи, до чего женщины правы насчет мужчин! Жалкие эгоисты, все до единого!
– Тебе необходима ясная голова, если хочешь разобраться с собственной жизнью и понять, что делать дальше, – пояснил он.
– Ясная голова не добудет мне другого жениха, – возразила я.
– И жених тебе ни к чему. – Чарли не понимал, что моя жизнь в Нью-Йорке будет непоправимо испорчена, если я срочно не найду другого жениха. В Нью-Йорке все заботились только об одном: кто на ком женат или собирается жениться. Разве он не знает, что мы все еще живем в девятнадцатом веке? Разве не слышал, что случилось с бедняжкой Лили Барт [48]48
Лили Барт – героиня американского фильма «Дом радости», роль которой исполняла актриса Джил Андерсон.
[Закрыть]?
– Тебе нужно разобраться в себе, прежде чем влюбиться.
– Я больше никогда не влюблюсь.
– К чему такой пессимизм? Конечно, влюбишься, – отмахнулся он и ни с того ни с сего спросил: – Джулия с кем-то встречается здесь, в Париже?
«Да, и ты видел его», – подумала я. Не хотелось лгать Чарли, но если попадаешь в ситуацию, когда приходится делать выбор между друзьями, другого выхода нет. Я ободряюще улыбнулась:
– Конечно, нет.
– Говори правду, – потребовал он.
Могу я быть супер-пупер честной и признать что-то tres кошмарное?
Но с этой минуты я больше не уделяла особого внимания этой неприятной беседе, поскольку случилось нечто, совершенно мной непредвиденное: я влюбилась.
Пока я разговаривала с Чарли, очень красивый парень смотрел на меня из-за его левого уха таким взглядом, который я описала бы только как бразильский.
– Она без ума от тебя. Только о тебе и говорит, – заверила я Чарли.
Господи, мистер Бразилец вон в том углу выглядел абсолютно знойным, особенно когда повернулся вправо.
Темно-русые волосы и обласканный солнцем лоб. Наверное, только что вернулся с уик-энда на юге Франции или из такого же шикарного места.
– Она встречается с Тоддом, верно? Ответить мне помешал официант.
– Мадемуазель, это для вас. – Он поставил передо мной бокал шампанского. – От принца Эдуардо Савойского.
Официант указал на мистера Совершенство. Я одними губами выговорила merci. Он кивнул в ответ.
– Тодд – гей! – пояснила я суперуверенно. Интересно, будут ли возражать родители принца, если он скажет им, что женится на мне?
– Тодд такой же гей, как, к примеру, Эминем, – заявил Чарли и немного помолчал, глядя в стакан. – Думаю, он по уши влюблен в Джулию.
Я изо всех сил пыталась сосредоточиться на проблеме Чарли, но то и дело возвращалась к мыслям о том, что его королевское высочество имеет потрясающий летний домик в Сардинии и поместья, разбросанные по всей Италии. Тот самый материал, из которого получаются ПМ.
– Завтра вечером я возвращаюсь в ЛА, – сообщил Чарли, умоляюще глядя на меня. До чего же странно, мы словно поменялись ролями, и теперь он нуждается в моих советах и поддержке. Я взяла себя в руки, чтобы произнести пространную речь о добродетелях Джулии, но вдруг спросила себя: а действительно ли эти двое так уж подходят друг другу? я имею в виду, что Чарли любит командовать, а Джулия – просто малолетняя преступница, вечно уклоняющаяся от выполнения долга. Поэтому я сделала неуклюжую попытку исправить положение.
– Но ты и Джулия… как бы… такие классные… вме… – пробормотала я и осеклась, заметив, что его королевское высочество читает Пруста. До чего же впечатляет! Нет, какой он умный!
Приблизившийся официант подал мне записку: «Ужин 8.30, «Вольтер»«.
Не успела я оглянуться, как Чарли отобрал записку, пронзил меня яростным взглядом и повернулся к маячившему поблизости официанту.
– Не скажете ли молодому человеку, что мадемуазель не совсем здорова, поэтому не может пойти сегодня на ужин?
Да как он смеет? И как раз в тот момент, когда мне стало немного легче! Чарли хочет, чтобы я была несчастна, поскольку несчастен он!
– Месье, передайте, что я встречусь с ним здесь, – твердо объявила я, собирая свои вещи.
Чарли снова уставился на меня, но промолчал. Похоже, в этот момент он на самом деле ненавидел меня. Я тоже искренне ненавидела его, так что мы были квиты.
