Текст книги "Блондинки от "Бергдорф""

Автор книги: Плам Сайкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– О Боже, я была ужасно груба?

Только сейчас до меня дошло, как невоспитанно я вела себя сегодня.

– А то ты сама не знаешь!

Каково мне было слышать такое от королевы плохих манер! Нет, это уж слишком!

И все же Джулия права. То есть я действительно вломилась в дом Чарли, стащила красивую безделушку, хотя, поскольку он ничего не знает, это не в счет, наорала на всех, оскорбила Чарли, его мать и свою, и все сразу после смерти в его семье.

Оглядываясь назад, я понимала, как была смущена и рассержена из-за истории с Маленьким Графом, сочтя, что Чарли решил меня провести. Теперь же, лежа в темноте, я сгорала со стыда. Может, я приняла все слишком близко к сердцу? Чарли, вероятно, вполне порядочное существо, и если даже и воспользовался моим беспомощным состоянием в «Мерсере», то неизменно вел себя мило и дружелюбно в самые несчастливые моменты моей жизни. Он не пытался обмануть меня с этим злополучным титулом, просто не был большим жирным выпендрежником – в отличие от других, с которыми я встречалась. Взять хотя бы Эдуардо и Патрика! Поймите меня правильно, у английских джентов существует некий безумный кодекс чести; в соответствии с ним они никогда не скажут чего-то, что хотя бы в малейшей степени могло быть истолковано как позерство. Дело в том, как я сожалением призналась себе, что у Чарли безупречные манеры, а я показала себя далеко не с лучшей стороны.

– Джулия, Господи, я чувствую себя такой идиоткой! Как по-твоему, если я извинюсь перед ним на завтрашнем празднике, он меня простит?

И заодно верну коробочку для пилюль. Это будет почти так же трудно, как извиниться. Такая божественная вещичка, что я уже успела привязаться к ней. И моему тайленолу будет гораздо приятнее жить там, чем в какой-то жалкой картонке.

– Надеюсь. Тогда все мы повеселимся, а тебя, возможно, потащат в постель.

– Джулия, перестань! У тебя есть амбиен? – спросила я, поняв, что никогда не усну без помощи химии.

– Еще бы! – хмыкнула Джулия, шаря по полу. Нашла маленький пластиковый пузырек, открыла и протянула мне светло-оранжевую крошечную таблетку.

Я сунула ее в рот, запила глотком воды и легла на мамочкины накрахмаленные простыни ирландского полотна. Блаженство! Если бы только завтра утром, проснувшись, я могла выпить еще одну!

– Надень это! – скомандовала Джулия на следующий день, вручая мне светло-розовое шелковое, отделанное кружевами платье с эротичным разрезом сбоку и абсолютно неподходящее для английского праздника в саду.

– Я приготовила платье от Баленсиаги, – возразила я.

– Ни за что! Это так избито! Кейт Хадсон надевала его на «Золотой глобус», а потом появился снимок Чарлиз Терон в Каннах, и тоже в нем! Не успеешь оглянуться как оно окажется на Ребекке Ромджин-Станос на присуждении премий MTV, и тогда с ним будет покончено навсегда, – вздохнула Джулия. – Меня тревожит, что белое школьное платьишко – не лучший способ поймать парня с замком.

Мне было совершенно все равно, поскольку я не собиралась ловить никаких парней с замками. Но тут до меня дошло, что Чарли, возможно, не слишком рассердится, когда я отдам ему золотую коробочку, если при этом я буду неотразима и покажу изрядную часть ноги. Да, если можете отвлечь мужчину от его истинной цели какой-нибудь модной штучкой, обязательно сделайте это.

Поэтому я поскорее надела шелковое платье. Уже почти час, и нам нужно спускаться вниз.

– Выглядишь восхитительно, – кивнула Джулия, которая сама смотрелась не хуже в прямом платье фисташкового цвета от Нарсизо и панцире из жемчугов.

– Спасибо, – сказала я, незаметно вынув коробочку из сумки и спрятав ее в театральную сумочку. – Пойдем, а то мамочка с ума спятит.

– Дорогая! Йо-о-о-хо-о-о! Сюда!

Мама махала рукой мне и Джулии из тенистого уголка под тентом в глубине сада. Праздник был в самом разгаре – идеальная картинка английской сельской жизни. Гости оживленно общались, попивая «Пиммз» [79]79
  «Пиммз» – алкогольный напиток; джин со смесью особого рода.


[Закрыть]на заднем газоне. Должна отдать должное мамочке, она проделала огромную работу. Декорировала весь сад строго по Томасу Гарди – одна из ее любимых тем. Повсюду стояли маленькие деревянные скамьи, а на столах красовались стеклянные кувшины с простенькими цветочками: люпинами, мышиным горошком, подсолнухами. Папочка был в своем репертуаре. В любимом костюме из ткани в крепированную полоску, окруженный ордой длинноногих дочерей-подростков своих приятелей, он, очевидно, веселился вовсю. Как и предсказывала мамочка, солнце жарило, как на пляже в Майами. Не будь на душе так тяжело, я бы тоже расслабилась.

Мы с Джулией проворно цапнули с подноса два «Пиммза» и пошли к мамочке. На ней были кремовый костюм и шляпа. (Мамочка надевает шляпу при малейшей возможности. Вообразите только…)

Она выглядела слишком разряженной, впрочем, как и мы с Джулией: на большинстве женщин были потрепанные соломенные шляпки и древние платья, когда-то считавшиеся нарядными, как принято у британского высшего общества на приемах в саду.

– Господи, неужели эти люди никогда не слышали о модах? – ахнула Джулия, когда мы пересекали газон.

– Джулия, англичане считают моду чем-то неприличным, – пояснила я.

– Какая жалость, – трагически прошептала она.

– Дорогая, ты нанесла крем-основу? – спросила мамочка.

– Вообще-то нет. Слишком жарко.

– Джулия, ты неотразима. Кто шил это потрясающее платье? – спросила мамочка, и не успела Джулия ответить, как она взглянула куда-то вдаль и промурлыкала: – Ах, граф-ф-ф-иня!

Я сжалась. Все это так унизительно!

– Как приятно видеть вас! «Пиммз»?

Мы с Джулией повернулись. К нам подходила Кэролайн. Ну, настоящий, стопроцентный, неброский английский шик: мужские брюки и прозрачная индийская шаль, элегантно накинутая на плечи.

– Брук, зовите меня Кэролайн, пожалуйста.

– Кэролайн. «Пиммз»? – просияла мамочка.

– Здравствуйте, девушки. Какие прелестные платья.

– Спасибо. Вы тоже выглядите обалденно, – кивнула Джулия.

– Джулия, расскажи нам о своей свадьбе. Кому ты заказала платье? – допрашивала мамочка.

Мои мысли почему-то расползались, и я никак не могла сосредоточиться. Где Чарли?

– Ну… я еще сама не решила, но на сегодняшний день это Оскар де ла Рента, Валентино, Маккуин и Зак Позен. Надеюсь, позже все прояснится.

– Значит, остальные обидятся? – спросила Кэролайн.

– Возможно, – с милой улыбкой ответила Джулия. – Но, понимаете, я действительно очень избалована, очень богата и чрезвычайно хороша собой, поэтому делаю все, что хочу. – И, увидев потрясенное лицо Кэролайн, добавила: – Все о'кей, не стоит меня жалеть. Я люблю себя такой, какая есть.

– А где у нас именинник? – переменила тему Кэролайн.

– Именинник курит с молодыми девчонками. А ваш малыш? Надеюсь, уже в дороге? – в свою очередь, спросила мамочка.

– Он просил передать привет и извинения. К сожалению, ему пришлось утром вылететь в Лос-Анджелес.

– Так скоро после похорон? – выпалила мамочка, не скрывая разочарования.

– Он только что закончил фильм, и, похоже, кто-то хочет поговорить с ним насчет нового. Сказал, что должен лететь. Вы же знаете, каковы эти американцы, когда Речь заходит о бизнесе. Ужасно бесцеремонны, – подчеркнуто заметила Кэролайн.

Так Чарли не придет! Какое несчастье, значит, теперь и не извинишься!

Мне вдруг стало не по себе. Тревога и раздражение не давали покоя.

– Джулия, пойдем выпьем шампанского, – попросила я, многозначительно кивнув в сторону.

– Что случилось? – шепнула она.

– Мы сейчас вернемся, мамочка. – Я взяла Джулию за руку и увела из-под тента.

Мы прокрались в кухню. Тут было жарко, как в аду, потому что мама потребовала, чтобы купили плиту «Ага» [80]80
  «Ага» – фирменное название кухонной плиты компании «Глинуэй груп сервисез».


[Закрыть], как у всех нормальных богатых англичан. Похоже, здесь все помешаны на этих плитах, как американцы, которые что-то собой представляют, на холодильниках во всю стену. Беда в том, что «Ага» всегда включена, даже летом, так что мы умирали от жары, но зато хотя бы остались одни.

– О Боже, Джулия, что мне делать? – едва не плакала я.

– О чем ты? И почему задыхаешься? – всполошилась Джулия.

– Его здесь нет!

– Кого?

– Чарли.

– И что?

– Но как же я извинюсь? Попрошу простить за то, что была груба, и все такое?

И хотя я со страхом думала о нашем сегодняшнем свидании, вдруг обиделась, что Чарли не пришел. Мне почему-то стало не все равно!

– Пошли ему электронное письмо, – предложила Джулия.

– Это будет ужасно невежливо. Если действительно хочешь извиниться, нужно делать это лично.

– Ты совершенно одержима им.

– Ничего подобного! Но что мне делать? – зарыдала я, бегая по кухне.

– Почему тебе вдруг приспичило извиняться лично? Ты влюблена в него по уши, или что?

– О, Джулия, дело не в этом. Просто мне гадко сознавать, что вчера я была такой идиоткой. Пусть он видит, что я взрослая, способна отвечать за свои поступки, что я хороший человек, и все такое.

– Кому мозги пудришь? Ты без ума от него!

– Джулия! Это куда хуже, чем ты думаешь! Вчера я кое-что стащила из библиотеки.

– Нет! Неужели что-то из фамильных драгоценностей?!

– Коробочку для пилюль.

– Йо-о-о, – протянула слегка разочарованная Джулия. – Подумаешь, что тут такого!

Я порылась в сумочке, вынула маленькую эмалированную коробочку, поставила на кухонный стол, подняла крышечку и показала Джулии надпись.

– Боже, как прекрасно! Думаю, тебе стоит сохранить это как сувенир, – сказала Джулия.

– Не могу. – Я покачала головой.

– О'кей, значит, мы просто проберемся туда, положим коробочку на место и никто ничего не узнает. Садимся в машину, дорогая, и немедленно едем.

Каждый раз, оккупируя Европу, Джулия берет напрокат шикарный «БМВ», что позволяет ей воспользоваться преимуществами здешних весьма либеральных требований к скорости. И дорожки, ведущие к замку, с их крутыми спусками, выбоинами и рытвинами, не служат ей препятствием: Джулия брала одну за другой, словно участвовала в гонках на Гран-при Монако.

– Джулия, сбрось газ, – стонала я, когда мы на полной скорости промахнули очередной поворот.

– О Боже, прости, – бормотала она, театрально нажимая на тормоза, – тихая езда – это такая тоска!

Все же Джулия уступила и остаток пути вела машину в более приемлемом темпе. Когда мы проезжали большое поле подсолнухов, усеянное красными точками полевого мака, Джулия сказала:

– Невозможно поверить, что мы еще это не обсуждали, но как тебе мое обручальное кольцо?

Она повертела рукой. Такой большой камень мог бы стать центром собственной солнечной системы.

– Невероятно! – восхитилась я.

– Сама знаешь, как говорят: чем больше бриллиант, тем продолжительнее отношения.

Вообще-то меня немного волнуют представления Джулии о браке. Очевидно, после помолвки она не настолько повзрослела, как казалось мне раньше.

– Он владеет почти половиной Коннектикута. А ты знаешь, как я обожаю те места.

Нет, Джулия определенно влюблена. У нее давняя аллергия на Коннектикут. Она всегда утверждает, что тамошние замужние женщины, бесцельно разъезжающие во всех направлениях на «рэнджроверах» в одинаковых бежевых кашемировых свитерах-водолазках на тридцать тысяч нитей от Лоро Пайана, и гигантские бриллианты-солитеры пробуждают в ней жажду самоубийства.

– Хочешь, я пойду с тобой? – спросила Джулия четверть часа спустя, когда мы причалили к двери замка.

– Нет, подожди в машине. Я спущусь через пять минут, – отмахнулась я, кладя коробочку в сумку.

– О'кей, пижонка. Смотри не попадись.

«Господи, – думала я, прокравшись в холл, – представляю, что будет, если я снова наткнусь на этого типа, то есть дворецкого!»

Я сгорала со стыда все пять минут, пока осторожно поднималась по лестнице и коридору, вспоминая вчерашнюю истерику. Скорее бы вернуть коробочку и убраться отсюда.

Пусть мне никогда не удастся лично извиниться перед Чарли, самое меньшее, что я могу сделать, – это покаяться, отдав украденное. И никому не обязательно знать, что я покаялась, поскольку никто не знает, что я взяла ее.

Едва очутившись в библиотеке, я услышала, как дверь слева открылась, и оцепенела.

Что, если это дворецкий? Второго ареста за двадцать четыре часа я не перенесу.

Я огляделась. Идти дальше я не смела, но и вернуться боялась. Поэтому метнулась в темную нишу под головой оленя, висевшей прямо надо мной. Застыв, я наблюдала, как открывается дверь и на пороге возникает фигура. Чарли! Что он здесь делает? И разве не летит сейчас в ЛА?

Он уставился на меня и, казалось, был еще более поражен, чем я. О Господи, теперь об извинениях по телефону придется забыть! Мало того, необходимо признаться, что коробочка у меня, и быть взрослой и честной во всем. Только теперь, получив такую возможность, я совершенно не рвалась каяться.

Но Чарли, как ни странно, потерял дар речи. И не только это. Я вдруг увидела, что он чего-то стесняется, почти стыдится. Боже! Поверить не могу! Да он краснеет!

Похоже, мы оба боялись заговорить.

– Я думала, ты улетел в ЛА. Что ты здесь делаешь? – спросила я наконец.

– Э… – замялся Чарли, еще сильнее заливаясь краской.

– Да?

– Честно говоря, после вчерашнего мне было страшно показаться на приеме.

– Понятно, – прошептала я. Как грубо! И это после всего, что случилось!

– Не хотел расстраивать тебя еще больше. Я улетаю только завтра вечером. Боже, я, кажется, попался с поличным? – смиренно спросил он.

Ну вот, наконец мы поменялись ролями. Я взяла реванш! Чарли впервые в жизни извиняется передо мной. И, строго entre nous [81]81
  между нами (фр.).


[Закрыть], мне ужасно это понравилось.

– И еще как! – выпалила я, не сдержав ухмылки. Он улыбнулся в ответ, уже увереннее.

– Прости. Я не хотел обижать тебя. Кстати, миленькое платьице.

Видите? Сработало! Прикид Джулии полностью отвлек его от задуманного мной деяния.

– Спасибо, – кивнула я.

Чарли шагнул ближе, испытующе глядя на меня.

– Итак, у тебя вошло в привычку вламываться в этот дом?

– Нет!

Дьявол! Может, роли вовсе не переменились?!

– В таком случае что ты здесь делаешь?

– Ну… я…

Господи, все же он tres симпатичный! Даже без Каналетто на заднем фоне! В синей рубашке и брюках такого же цвета он был безумно красив! Как неудачно я ему попалась! Поймите правильно, у меня нет ни малейших шансов на сожаление, если он обнаружит, что я воровка!

– Ты что? – осведомился Чарли, подступив ближе и прислонившись к стене рядом со мной.

Я должна взять себя в руки! Не хватало еще одной достойной сожаления сцены!

– Понимаешь, вчера я так сконфузилась, когда узнала о тебе, – выдавила я, покраснев. – И я жалею обо всем, что сказала, поскольку не считаю твою маму сноб-кой и не имела в виду, что ты пытался меня провести, и ты мне действительно нравишься…

– Вряд ли мы когда-нибудь еще увидимся, – перебил меня Чарли.

– Да.

– Конечно. Ты кошмарная особа.

– Прости, – грустно повторила я, но тут случайно взглянула на него.

Погодите… если я не ошибаюсь, его глаза лукаво блеснули.

– Ты дурачишь меня! – рассмеялась я. – Как по-твоему, простишь ли ты когда-нибудь такую кошмарную особу, как я?

– Конечно, прощаю! Как тут не простить? Одно платье чего стоит!

Это и есть самое приятное в Чарли: он прощает мне все и почти незамедлительно. Я на самом деле восхищаюсь им. Почти все, кого я знаю, таят зло целую вечность. Да и я тоже хороша: сколько дулась на Джулию, стащившую мои любимые трусики-»танга»! Йо-о-о, теперь придется сказать ему о коробочке!

– Не расстраивайся ты так, – попросил он, видя мое искаженное лицо. – Что случилось?

– Ну… в общем, случилось.

«Эта маленькая золотая штучка непременно нарушит хрупкое перемирие!» – подумала я в отчаянии.

– Я переживу, – сказал Чарли, глядя мне прямо в глаза. Какую-то секунду я смотрела на него, и, клянусь, что не преувеличиваю, в этом взгляде была целая вселенная. Все. Прошлое, будущее, солнце, небо, каждая пара туфель от Марка Джейкобса, каждый «Беллини», каждое вечернее платье, каждое путешествие в Рио, в которое я когда-либо отправлялась. Боже, как же я могу позволить Чарли просочиться сквозь пальцы, вот так, просто, невзначай? Ведь он настоящий. Добрый, милый, красивый, а к тому же так хорош в постели! Какая же я кретинка! А ведь последние несколько месяцев никто не заботился обо мне больше, чем Чарли! Верно, я ужасно разозлилась, когда он спас мне жизнь в Париже, но если хорошенько вдуматься, это ужасно благородно с его стороны. А когда он посадил меня на самолет до Нью-Йорка… хотя тогда я была готова убить его, но после втайне призналась себе, что немногие на его месте сделали бы то же самое…

– Так что ты хотела мне сказать? – Чарли взял меня за руку.

Что я хотела ему сказать? Да у меня язык примерз к небу! Стоило Чарли коснуться меня, и уровень сахара в крови ушел на пятнадцать миль в землю!

И я вдруг поняла, что у меня нет никакой гипогликемии! Сейчас постараюсь объяснить получше. Если гипогликемия появляется в присутствии только одного человека, шансы на то, что ты просто влюблена, куда выше, чем на внезапный приступ диабета.

– Дело в том, Чарли, что я должна сознаться кое в чем некрасивом, – начала я, открывая сумочку.

Господи, иногда я готова придушить Джулию! Ну почему она оказалась во всем права? Я tres, tres влюблена в Чарли, увлеклась до умопомешательства, голову потеряла, а он завтра улетает в ЛА! Может, воспользоваться случаем, честно рассказать, что я чувствую, и будь что будет? Нет, серьезно, я должна это сделать. То есть если я признаюсь насчет коробочки, а потом заглажу свою вину настоящим романтическим и очень достойным сожаления вечером, он наверняка не станет так уж злиться! Как говорит Джулия Роберте в «Красотке», «я хочу волшебной сказки». Она не стала скрывать от Ричарда Гира своих чувств, и все окончилось хорошо, и, заметьте, не так уж у нее много преимуществ передо мной, кроме улыбки! Ведь ни для кого не секрет, что она в том фильме была шлюхой, и Ричарда ничуть это не смущало.

– Сознаться в чем? – Чарли провел пальцем по моему носу и губам. Боже, может, меня все-таки ждут некоторые сожаления? Может, не стоит заводить разговор о коробочке? Похоже, назревает крайне романтический момент, и будет полным идиотизмом все испортить.

Чарли выжидающе смотрел на меня. Необходимо что-то сказать!

– Чарли, я должна признаться… с твоей стороны было ужасно мило позаботиться обо мне в тот раз, в аэропорту Ниццы. Прости, что проявила такую неблагодарность.

– Как я мог устоять? – вздохнул Чарли. – И ты несносна.

– Да-а? – разочарованно протянула я. Может, я вовсе не была Джулией Роберте, Может, я была просто moi.

– Не смотри так сокрушенно! Ты настоящее чудо, хотя и доводишь меня до белого каления.

– До белого каления?

– Да. Но ты не похожа на других нью-йоркских девушек. Ты очень смешная, и даже не знаешь насколько! Это так здорово! Иногда я думаю, что ты создана для меня! – объявил Чарли, целуя меня в губы.

Клянусь, что не преувеличиваю, но этот поцелуй был чем-то! Серьезно. Такой поцелуй стирает из памяти все предыдущие и вселяет уверенность, что ты никогда больше не захочешь целовать кого-то другого. То есть вы можете иметь все «Беллини» и вечерние платья в мире, получать приглашения в частные самолеты, алмазы от Гарри Уинстона и жемчуга от Фреда Лейтона, располагать шестью магазинами Марка Джейкобса, ходить на кинопремьеры и гала-ужины каждую ночь, но когда вас целуют ТАК, магазины Марка Джейкобса становятся чем-то совершенно незначительным. Мало того, кажется, что вам вообще больше не захочется ходить по магазинам, а это уже говорит о чем-то.

– Пижоны! Эй, очнитесь, романтики! Тревога! И давайте все наберем 911 – ЛЮБОВЬ!

Я оторвалась от поцелуя всей моей жизни, чтобы увидеть стоявшую на верхней площадке Джулию. Совсем забыла, что она ждет в машине!

– Джулия, прости меня, – засмеялась я.

– Какие вы оба лапочки! Смотритесь, как афиша «Этернити» [82]82
  «Этернити» – американская рок-группа.


[Закрыть]! Ну почему я всегда оказываюсь права? Разве не я твердила, что вы безумно влюблены друг в друга? Слушайте, мне нужно возвращаться на праздник.

– Хочешь сказать, мне тоже? – испугалась я.

Поймите меня правильно, я люблю папочку, и все такое, но сейчас сильно подозревала, что нахожусь на грани крайне впечатляющего сожаления. Зная меня, совсем не трудно предположить, что в выборе между очередным стаканом «Пиммза» и путешествием в Бразилию я всегда предпочту Бразилию.

– Нет, – успокоила меня Джулия, – оставайся здесь. Когда я скажу твоей мамочке, что вы с Маленьким Графом весь день занимались этим, она простит тебя за то, что ты пропустила папочкин день рождения.

– Джулия, не смей! Мне нужно возвращаться! – вскрикнула я, глядя на Чарли.

– Не думаю. – Он покачал головой, крепко держа меня за руку. – Ты остаешься со мной.

– Точно, пижоны. Я вас прикрою и задержу мамочку. До завтра! – ухмыльнулась Джулия, шагнув к лестнице, но тут же обернулась и добавила: – Кстати, Чарли, я понимаю, что ты со своей половиной Шотландии и всеми этими Каналетто – офигенная партия, но, поверь, и тебе с ней повезло.

Не успела она исчезнуть, как мы забрались в шикарную комнату с гигантской кроватью о четырех столбиках, задрапированной китайским шелком, такую же удобную, как те постели во «Временах года», которыми все бредят. По-моему, потом Чарли сказал что-то tres романтическое о том, что стоило ему увидеть меня, как сахар упал до угрожающей отметки, и рядом со мной у него всегда кружится голова. Как жаль, что я не могу припомнить точно все чудесные слова, потому что в тот момент было не до точности. Одно готова сказать определенно: Чарли целовал меня куда дольше девятисот семидесяти шести секунд в шести различных регионах, и это было так восхитительно, что я забыла о необходимости дышать. Знаете, как бывает с действительно профессиональными поцелуями, когда мозг длительные периоды времени лишен кислорода и невозможно вполне ясно припомнить интимные детали. Поэтому я совсем не уверена в том, что случилось после поцелуя, но, думаю, все это было достойно сожаления и, если бы происходило в кино, вряд ли фильм разрешили бы показать в Америке. Нет, серьезно, Бразилия, которую я, как воображала, знаю назубок, в подметки всему этому не годилась, если, конечно, понимаете, о чем я. Честно, раньше я считала себя знатоком во всем, что касается Рио и Латинской Америки, но теперь поняла, что все это время была совершенной невеждой. Так или иначе, после всех сожалений, о которых, признаться, совершенно не жалею, можете себе представить, как я устала.

– Принести тебе чего-нибудь? – спросил Чарли, улыбаясь мне так, словно я была Рождеством или чем-то в этом роде. (Господи, какой же он лапочка, с этим Фрагонаром над головой. Каждому хотя бы раз в жизни следует заняться любовью под шедевром французской живописи.) – Все, что пожелаешь.

– Все? – уточнила я.

– Что пожелаешь.

– Я просто мечтаю о «Беллини».

КОНЕЦ

(Почти)