Текст книги "Очищение убийством"

Автор книги: Питер Тримейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Фидельма решила не оставлять эту тему.

– Ты говоришь, что Аббе спорила с Этайн, когда ты уходил?

– Так я понял. Я слышал, как они возвысили голоса, вот и все.

– И больше ты не видел настоятельницу Этайн?

Сиксвульф покачал головой.

– Я отправился доложить Вилфриду о согласии настоятельницы уступить авторитету апостола Петра в деле с тонзурой. Потом всех призвали собраться в храме, и я пошел туда с Вилфридом. Вскоре после этого мы услышали, что настоятельница убита.

Фидельма тяжело вздохнула, потом посмотрела на Сиксвульфа и махнула рукой:

– Хорошо. Ты можешь идти.

Когда дверь за Сиксвульфом закрылась, Эадульф повернулся к Фидельме. Его карие глаза блестели от волнения.

– Настоятельница Аббе! Сестра самого Освиу! Это единственный посетитель кельи Этайн, не замеченный зорким взглядом сестры Ательсвит. И вполне понятно почему – потому что кельи Аббе и Этайн расположены рядом.

Сестра Фидельма сохраняла невозмутимость.

– Нам придется поговорить с ней. Конечно, здесь есть некий мотив. Аббе – могущественный сторонник устава Колумбы. Если она почуяла, что Этайн готова на уступки тайком от тех, кто поддерживает устав Колумбы, это могло стать причиной гнева, а гнев – тоже возможный мотив преступления.

Эадульф пылко кивнул:

– В таком случае наша первоначальная мысль о том, что убийство вызвано гневом и связано с диспутом, может оказаться верна. Разница только в том, что Этайн из Кильдара была убита своими сотоварищами, а не сторонниками Рима.

Фидельма скривилась.

– Мы здесь не для того, чтобы оправдать сторонников Рима, но чтобы обнаружить истину.

– А я и взыскую истины, – ответил уязвленный Эадульф. – И Аббе вызывает у меня подозрения…

– Покамест у нас есть одно только свидетельство брата Сиксвульфа о том, что после его ухода Аббе побывала в келье Этайн. Но вспомни, сестра Ательсвит говорила, что священник Агато посетил Этайн после Сиксвульфа, а если это так, значит, Аббе оставила Этайн в живых. Потому что она вошла к Этайн сразу после того, как ушел Сиксвульф, Агато же посетил ее после того, как ушла Аббе.

Зазвонил колокол, призывая к ужину – главной трапезе дня.

Лицо у Эадульфа вытянулось.

– Я и забыл об Агато, – пробормотал он сокрушенно.

– Я не забыла, – твердо ответила Фидельма. – Мы поговорим с Аббе после вечерней трапезы.

Фидельме не хотелось есть. В голове теснилось множество мыслей. Она съела всего несколько плодов и кусочек paximatium– хлеба, выпеченного на углях, – после чего сразу же ушла в свою келью немного отдохнуть. Поскольку большая часть братии находилась в трапезной, в странноприимном доме царила тишина, и можно было размышлять без помех. Она попыталась разобраться в добытых сведениях, обнаружить в них какой-то порядок и смысл. Но сколько они ни думала, смысл словно ускользал. Ее наставник, брегон Моранн из Тары, всегда внушал своим ученикам, что следует собрать все возможные свидетельства, прежде чем пытаться делать какие-либо выводы. Однако Фидельмой овладело нетерпение, с которым она не могла совладать.

Наконец она встала с ложа, решив пройтись по вершинам утесов в надежде, что свежий воздух раннего вечера очистит ее разум.

Она вышла из странноприимного дома и пересекла квадратный двор, направляясь к monasteriolum, [11]11
  Букв. – малый монастырь (лат.).


[Закрыть]школе, в которой братия училась и учила. Кто-то нацарапал на стене надпись: «docendo discimus»– обучая, обучаемся. Фидельма улыбнулась. Уместное высказывание. Люди действительно учатся, обучая.

В школе находилась librarium– монастырская библиотека, в которой Фидельма уже побывала, когда относила книгу, присланную в дар настоятелем Куммене с Ионы. То было впечатляющее собрание книг, ибо Хильда, исполненная решимости распространять грамотность среди своей братии, поставила перед собой задачу расширить библиотеку и собрать как можно больше книг.

Солнце уже опустилось к холмам, и длинные тени, как темные пальцы, протянулись среди строений. Вскоре весь монастырь окутает тьма. Впрочем, есть еще время прогуляться и успеть вернуться назад в закут сестры Ательсвит, чтобы встретиться с настоятельницей Аббе.

Она свернула и по внешним галереям добралась до боковых ворот в монастырской стене. От ворот тропа вела на вершину утеса.

И тут она увидела какого-то монаха, он шел впереди, и голова его была покрыта куколем – капюшоном рясы.

Что-то заставило Фидельму замедлить шаги. Ей показалось странным, что кто-то из братьев накинул куколь, находясь в пределах обители. Но тут у ворот появилась еще одна фигура. Фидельма отпрянула в тень сводчатой галереи, сердце у нее забилось без всякой причины, кроме разве той, что она узнала лисье лицо Вульфрика, тана Фрихопа.

Двое поздоровались на языке саксов.

Она же подалась вперед, напрягшись и жалея, что до сих пор так плохо понимает по-саксонски.

Монах остановился. Кажется, эти двое смеются. Почему бы и нет? Что дурного в том, что саксонский тан и саксонский монах обмениваются любезностями? Только некое шестое чувство твердило Фидельме, что здесь что-то не так. Глаза ее сузились. Оба человека, ведя разговор, то и дело оглядывались, словно боялись, что их подслушают. Они шептались, как заговорщики. Потом крепко пожали друг другу руки, и Вульфрик вышел за ворота, а брат в куколе вернулся во двор.

Фидельма отступила еще глубже в тень.

Монах решительно пересек двор, направляясь к школе. Проходя мимо того места, где стояла Фидельма, он откинул куколь, теперь это было уже ни к чему, да и ходить в обители с покрытой головой не полагалось. Фидельма едва не присвистнула от удивления, узнав этого человека с колумбианской тонзурой.

Это был брат Торон.

Коренастая Аббе очень походила на своего брата Освиу. Ей было сильно за пятьдесят, глубокие морщины изрезали ее лицо, синие глаза были ясными, но несколько водянистыми. Вместе со своими тремя братьями она была отправлена в ссылку на Иону, когда их отец, король Берниции, был убит своим соперником Эдвином из Дейры, который объединил оба королевства в одно – Нортумбрию, что означает «к северу от реки Умбер». Когда ее братья – Эанфрит, Освальд и Освиу – по смерти Эдвина вернулись, чтобы предъявить свои права на королевство, Аббе, будучи уже монахиней, крещенной в церкви Колумбы, приехала вместе с ними. Она учредила монастырь на мысе в Колдингеме, совместную обитель для мужчин и женщин, и была утверждена его настоятельницей своим братом Освиу, который стал королем по смерти их старшего брата Эанфрита.

Фидельма много слышала о Колдингеме, что приобрел сомнительную славу обители наслаждений. Поговаривали, что настоятельница Аббе слишком буквально понимает бога любви. Шла молва, будто кельи, выстроенные для молитв и размышлений, превратились в покои для пиршеств и плотских утех.

Настоятельница сидела, глядя на Фидельму с некоторым удивлением, но одобрительно.

– Мой брат, король Освиу, рассказал мне о твоем деле. – Она бегло говорила на разговорном ирландском – тот был единственным языком, который она знала в детстве на Ионе. Она повернулась к Эадульфу. – А ты, полагаю, обучался в Ирландии?

Эадульф коротко улыбнулся и кивнул.

– Ты можешь говорить по-ирландски, ибо я его знаю.

– Хорошо, – вздохнула настоятельница. Она вновь оглядела Фидельму, и вновь с одобрением. – Ты привлекательна, дитя мое. Для таких, как ты, в Колдингеме всегда есть место.

Фидельма почувствовала, что краснеет.

Аббе склонила голову набок и усмехнулась:

– Ты меня осуждаешь?

– Я не обижаюсь, – ответила Фидельма.

– И не нужно, сестра. Не верь всему, что ты слышишь о нашей обители. Наше правило – dum vivimus, vivamus – живи, покуда живешь. Мы – община женщин и мужчин, посвятивших себя жизни, которая есть дар Господа. Господь сотворил мужчин и женщин, чтобы они любили друг друга. Мы служим Господу наилучшим образом, осуществляя его замысел, живя, работая и служа ему вместе. Разве не говорит Евангелие от святого Иоанна: «В любви нет страха; но совершенная любовь изгоняет страх»?

Фидельма неловко заерзала.

– Мать настоятельница, не мое дело задавать вопросы о том, как управляется твоя обитель и по какому уставу. Я здесь, чтобы вести расследование смерти Этайн из Кильдара.

Аббе вздохнула.

– Этайн! Вот это была женщина. Женщина, которая умела жить.

– И все же умерла, мать настоятельница, – вставил Эадульф.

– Я знаю. – Ее глаза не отрывались от Фидельмы. – И хотела бы знать, какое это имеет отношение ко мне?

– Ты поссорилась с Этайн, – просто сказала Фидельма.

Настоятельница лишь моргнула, но не подала виду, что колкость огорчила ее. Она промолчала.

– Может быть, ты скажешь нам, почему вы поспорили с настоятельницей Кильдара? – поторопил ее Эадульф.

– Если вы узнали, что я поспорила с Этайн, вы, без сомнения, узнаете и почему, – с вызовом в голосе ответила Аббе. – Я выросла в стенах монастыря Колума Килле на Ионе. И по ходатайству скорее моему, нежели моего брата Освальда, наше королевство первым обратилось к Сегене, настоятелю Ионы, с просьбой послать миссионеров, дабы обратить наших подданных-язычников и открыть перед ними дорогу к Христу. Даже когда первый миссионер с Ионы, человек по имени Колман, вернулся на Иону и сообщил, что наше королевство находится за пределами искупления Христова, я снова умолила Сегене, и праведный Айдан приехал сюда и начал проповедовать.

Я была свидетелем обращения этой страны и постепенного распространения слова Христова, сначала при Айдане, а потом при Финане и напоследок при Колмане. Теперь все эти труды могут пойти прахом из-за таких, как Вилфрид и ему подобных. Я привержена истинной церкви Колумбы и буду держаться ее, кто бы ни взял верх здесь, в Стренескальке.

– Так какова же причина спора с Этайн из Кильдара? – напомнил ей Эадульф, возвращаясь к своему вопросу.

– Этот отвратительный человек Сиксвульф, мужчина, который вовсе не мужчина, вероятно, сообщил вам, что я поняла, что Этайн заключала сделку с Вилфридом из Рипона. Сделки! Коварные замыслы ad captandum vulgus! [12]12
  В угоду толпе (лат.).


[Закрыть]

– Сиксвульф сообщил нам, что выступал посредником между Этайн и Вилфридом и что они пытались прийти к некоему соглашению до начала открытых дебатов.

Аббе с отвращением хмыкнула.

– Сиксвульф! Этот жалкий воришка и сплетник!

– Воришка? – Голос Эадульфа звучал резко. – Не слишком ли сильное слово по отношению к брату?

Аббе пожал плечами.

– Правильное слово. Два дня назад, когда мы собирались здесь, два наших брата застали Сиксвульфа роющимся в личных вещах монахов в общей спальне. Они отвели его к Вилфриду, его настоятелю, коему этот Сиксвульф служит секретарем. Вилфрид признал нарушение восьмой заповеди и велел его наказать. Его вывели и секли по спине березовыми розгами, пока она не покраснела и не стала кровоточить. Только то, что он секретарь Вилфрида, спасло его от усекновения руки. Но и после этого Вилфрид отказался уволить его с должности своего секретаря.

Фидельма поморщилась – слишком уж жестоки наказания у саксов.

Настоятельница Аббе продолжала, не заметив отвращения на лице Фидельмы.

– Ходят слухи, что Сиксвульф похож на сороку. Он не может устоять перед желанием заиметь блестящие и необычные вещицы, которые ему не принадлежат.

Фидельма переглянулась с Эадульфом.

– Ты хочешь сказать, что Сиксвульфу нельзя доверять? Что он может солгать?

– Не в таком деле, как его посредничество между Вилфридом и Этайн. Вилфрид доверяет Сиксвульфу, как никому другому; вероятно, еще и потому, что может в любой момент приказать убить Сиксвульфа или изувечить его. Страх способствует укрепленью доверия.

Она помолчала и продолжила:

– Но Этайн из Кильдара не имела права заключать подобные соглашения от имени церкви Колумбы. Когда я увидела, что этот лукавый червь – Сиксвульф – прокрался в комнату Этайн, я поняла, что затевается. Я пошла к Этайн, чтобы выяснить правду. Ведь это было бы предательство.

– И как Этайн ответила на твои увещевания?

– Она рассердилась. Но откровенно призналась во всем. Она оправдывалась тем, что-де лучше уступить в малом и незначительном и усыпить бдительность противника, внушив тому ложную уверенность в победе, чем с первой же минуты начать с ним бодаться, как коровы рогами.

Внезапно глаза настоятельницы Аббе сузились.

– Я только что поняла – не думаете ли вы, что эта ссора могла быть причиной убийства? Что, может быть, это я…

Настоятельница усмехнулась этой мысли, и Фидельма заметила, как пристально Аббе разглядывает ее своими светлыми глазами.

– Убийства нередко случаются, когда человек теряет самообладание в споре, – спокойно ответила Фидельма.

Настоятельница Аббе рассмеялась, искренне и весело.

–  Deus avertat! Господи прости! Это же глупо. Я слишком ценю жизнь, чтобы убивать из-за таких пустяков.

– Но ты же сама сказала, что поражение церкви Колумбы в Нортумбрии вовсе не пустяк, – настаивал Эадульф. – Для тебя это важно. Ведь ты решила, что Этайн предает свою церковь. Все вы так решили.

На мгновение Аббе утратила выдержку и ответила Эадульфу взглядом, исполненным злобы и ненависти. На мгновение лицо ее застыло подобием маски Медузы-Горгоны, а затем она холодно улыбнулась.

– Ради этого не стоило ее убивать. Увидеть своими глазами, как падет твоя церковь, – разве это не худшая кара?

– В котором часу ты ушла от Этайн? – осведомилась Фидельма.

– Что?

– Когда после этой ссоры ты ушла из кельи Этайн?

Аббе спокойно обдумывала вопрос, чтобы дать точный ответ.

– Не могу вспомнить. Я пробыла у нее всего минут десять или немногим больше.

– Кто-нибудь видел, как ты уходила? Сестра Ательсвит, например?

– Не думаю.

Фидельма вопросительно взглянула на Эадульфа. Ее напарник кивнул в знак согласия.

– Хорошо, мать настоятельница. – Фидельма встала, вынудив Аббе последовать ее примеру. – Возможно, нам понадобится задать тебе еще кое-какие вопросы. Потом.

Аббе улыбнулась им.

– Я буду здесь. Не бойтесь. Воистину, сестра, тебе следует посетить нашу обитель в Колдингеме и самой увидеть, как без греха можно наслаждаться жизнью. Ты слишком красива, слишком молода и полнокровна, чтобы на всю жизнь принять римский принцип безбрачия. Воистину, разве Августин из Хиппо не писал в своих Confessiones: [13]13
  Исповедях (лат.).


[Закрыть]«Дайте мне простоту и воздержание, но не сейчас»?

Настоятельница Аббе гортанно рассмеялась и вышла, а Фидельма отчаянно покраснела.

Она обернулась, но, встретив довольный взгляд Эадульфа, пришла в ярость.

– Итак? – бросила она.

Улыбка на лице Эадульфа погасла.

– Я не думаю, что Аббе убила Этайн, – поспешно сказал он.

– Почему же нет? – отрывисто возразила она.

– Во-первых, она женщина.

– Разве женщина не может совершить убийство? – усмехнулась Фидельма.

Эадульф покачал головой.

– Может. Но когда мы только что увидели тело Этайн, я сказал: не думаю, что у женщины достало бы сил удерживать настоятельницу и перерезать ей горло так, как это было сделано.

Фидельма закусила губу и успокоилась. В конце концов, сказала она себе, что ее рассердило? Аббе явно говорила ей приятное и при этом не лгала. Рассердили ее не слова Аббе. Это было что-то другое, что-то, сокрытое в глубине ее самой, чего она не может понять. С мгновение она смотрела на Эадульфа.

Монах-сакс ответил ей смущенным взглядом.

Фидельма поймала себя на том, что первой опустила глаза.

– А что бы ты сказал, поведай я тебе, что видела, как брат Торон, монах-колумбианец, встретился с Вульфриком у боковых ворот монастыря сегодня вечером и, по всей видимости, вступил с ним в сговор?

Эадульф поднял бровь.

– Ты хочешь сказать, что это было на самом деле?

Фидельма утвердительно кивнула.

– Полагаю, для такой встречи может быть множество причин.

– Может, – согласилась Фидельма, – но среди них нет ни единой, которая меня удовлетворила бы.

– Брат Торон был одним из посетителей настоятельницы Этайн, верно?

– Одним из тех, кого мы еще не допросили.

– Это не было делом первой необходимости, – заметил Эадульф. – Торона видели, когда он вошел в келью Этайн. Это произошло рано утром. Ее же видели живой после этого посещения. Последним посетителем был, как известно, Агато.

Фидельма некоторое время пребывала в нерешительности.

– Думаю, нам следует переговорить с Тороном, – сказала она.

– А я думаю, что прежде всего нам следует пригласить Агато и поговорить с ним, – возразил Эадульф. – Он гораздо более важный подозреваемый.

И каково же было удивление Эадульфа, когда Фидельма согласилась с ним без всяких возражений.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Агато. Худой жилистый человек с тонким узким лицом. Кожа у него темная, лицо выбрито кое-как. Глаза, чернотой спорящие с густыми волосами. Губы тонкие и алые, как если бы он накрасил их соком ягод. Фидельма не могла отвести взгляда от его выпуклых век, полузакрытых, как у хищной птицы.

Священник нахмурился, войдя в комнату.

– Я протестую. Зачем меня сюда призвали? – сказал он на франкской латыни.

– Я принимаю твой протест, Агато, – ответила Фидельма на том же языке. – Кому мне его передать? Королю, епископу Колману или настоятельнице Хильде?

Агато презрительно тряхнул головой, словно отвечать было ниже его достоинства, прошел и сел.

– Вы хотите меня допросить?

– Кажется, ты последний, кто видел настоятельницу Этайн живой в ее келье, – напрямик сказала Фидельма.

Агато невесело усмехнулся.

– Это не так.

Фидельма нахмурилась.

– А как – так? – нетерпеливо поторопила она.

– Последним, кто видел настоятельницу, был тот, кто ее убил.

Фидельма пристально посмотрела в его полуприкрытые глаза. Они были холодны и равнодушны. Она не поняла, вызов это или насмешка.

– Это верно, – заговорил Эадульф. – И мы здесь для того, чтобы узнать, кто ее убил. В какое время ты вошел в ее келью?

– Ровно в четыре часа.

– Ровно?

Снова невеселая улыбка на тонких красных губах.

– Так сообщила мне клепсидра почтенной сестры Ательсвит.

– Понятно, – заключил Эадульф. – Зачем ты туда вошел?

– Чтобы увидеться с настоятельницей, естественно.

– Естественно. Но по какой причине ты хотел ее видеть?

– Я никого не обманываю. Я – сторонник Рима. Я был уверен, что настоятельница Этайн была введена в заблуждение, когда решилась выступать в защиту ересей церкви Колумбы. Я пошел к ней защищать мое дело.

Фидельма посмотрела на этого человека.

– Это все?

– Это все.

– Как ты собирался добиться столь быстрого поворота в мыслях настоятельницы?

Агато огляделся с видом заговорщика, потом улыбнулся.

– Я показал ей вот это… – Он сунул руку в кожаный кошель, который носил на ремешке на шее, и выложил содержимое на ладонь.

Эадульф подался вперед и нахмурился.

– Это всего лишь щепка.

Агато посмотрел на него с презрением.

– Сие есть lignum Sanctae Crucis, [14]14
  Кусочек древа от Святого Креста (лат.).


[Закрыть]– заявил он тихо и благоговейно и преклонил колена.

– Это действительно кусочек дерева от подлинного Креста Господня? – прошептал Эадульф, тоже охваченный благоговением.

– Так мне было сказано, – отстраненно отозвался Агато.

Глаза у Фидельмы заблестели, и губы ее затрепетали.

– Как могло предъявление вот этой святыни – предположим, что ты говоришь правду, – убедить настоятельницу поддержать Рим, а не Иону? – спросила она с важностью.

– Это же очевидно. Признав истинный крест у меня в руках, она должна была понять, что я – избранный, что Христос говорит через меня, как говорил через Павла из Тарса.

Голос его звучал спокойно и самодовольно.

Эадульф бросил на Фидельму смущенный взгляд.

– Христос избрал тебя? Что ты имеешь в виду? – спросил он.

Агато хмыкнул, словно перед ним был сущеглупый.

– Я глаголю лишь истину. Уверуйте. Мне было велено пойти в лес рядом с Витби, и на поляне некий голос воззвал ко мне, говоря: возьми щепку с земли, ибо се есть lingum sanctae Cruris. Затем голос повелел мне идти и проповедовать заблудшим и обманутым. Уверуйте – и глаза ваши откроются!

– А Этайн уверовала? – осторожно спросила Фидельма.

Агато повернулся к ней, его глаза по-прежнему были полузакрыты.

– Увы, не уверовала. Она осталась в путах, ибо не узрела истины.

– В путах? – растерялся Эадульф.

– Или блаженный апостол Иоанн не сказал: «истина сделает вас свободными»? Этайн была в оковах. Она не уверовала. Сам Августин писал: верующий верит в то, чего еще не видел; наградой же по вере будет узрение того, во что ты веруешь.

– Что ты сделал, когда настоятельница Этайн отвергла твои доводы? – поспешно спросил Эадульф.

Агато выпрямился с гневным достоинством.

– Я удалился, что еще мне оставалось делать? Я не хотел запятнать себя беседой с неверующей.

– Как долго ты пробыл с Этайн из Кильдара?

Священник пожал плечами.

– Не более десяти минут или меньше того. Я показал ей истинный крест и сказал, что Христос говорил через меня и что она должна принять сторону Рима. Когда она обошлась со мной как с ребенком, я удалился. Я понял, что надежды на спасение у нее нет. Вот и все.

Эадульф опять переглянулся с Фидельмой и улыбнулся Агато.

– Хорошо. У нас больше нет вопросов. Теперь ты можешь идти.

Агато сунул щепку обратно в свою сумку.

– Вы, оба, уверовали теперь – теперь, когда узрели истинный крест?

Эадульф старательно улыбнулся.

– Разумеется. Мы поговорим с тобой об этом после, Агато.

Когда священник вышел, Эадульф обратил встревоженный взгляд на Фидельму.

– Безумен! Этот человек совершенно безумен.

– Если вспомнить, что все мы рождаемся безумными, – грустно ответила Фидельма, – многие тайны мира станут понятны.

– Но при таких взглядах этот Агато вполне мог убить настоятельницу, когда она отказалась принять его веру.

– Может быть. Я не уверена. Но из всего этого мы можем сделать одно твердое заключение.

Эадульф посмотрел на нее.

– Это очевидно, – улыбнулась Фидельма. – Сестра Ательсвит, наблюдая за всеми посетителями кельи Этайн, видела не всех. И вряд ли она видела того, кто убил Этайн.

В дверь тихо постучали, и сестра Ательсвит просунула голову в комнату.

– Король Освиу просит вас немедленно явиться в покои матери Хильды, – сказала она опасливо.

Сестра Фидельма и брат Эадульф стояли перед королем молча. Освиу был в комнате один, он оторвал взгляд от окна, через которое созерцал гавань внизу. Хмурое и тревожное выражение на его лице немного посветлело.

– Я послал за вами, чтобы узнать, нет ли у вас новостей? Приблизились ли вы к раскрытию преступления?

В его голосе Фидельме послышалось недовольство.

– Мы не можем доложить тебе ничего определенного, Освиу Нортумбрийский, – ответила она.

Король закусил губу. Морщины на его лице стали глубже.

– Вам вообще нечего мне сказать? – Это была чуть ли не мольба.

– Ничего полезного. – Фидельма оставалась спокойной. – Мы должны продвигаться осторожно. Или время вдруг стало так подпирать тебя, что ты пожелал, чтобы дело было раскрыто быстрее, чем тебе хотелось раньше?

Король пожал своими могучими плечами.

– Ты, как всегда, проницательна, Фидельма. Да. Напряжение нарастает. – Освиу заколебался и вздохнул. – В воздухе носится призрак междоусобицы. Ныне мой сын Альфрит строит заговор против меня. Ходят слухи, что он собирает воинов, дабы изгнать ирландских монахов силой, а моя дочь Альфледа, по слухам, собирает тех, кто поддерживает церковь Колумбы, чтобы защищать монастыри от Альфрита. Достаточно одной искры – и все это королевство будет охвачено огнем. Обе стороны обвиняют друг друга в смерти Этайн из Кильдара. Что мне сказать им?

В голосе короля звучало отчаянье. Фидельме даже стало жаль его.

– Мы все еще не можем ничего сказать тебе, милорд, – повторил Эадульф.

– Но вы допросили всех, кто видел ее перед смертью.

Фидельма раздвинула губы в невеселой улыбке.

– Без сомнения, ты знаешь об этом из хорошего источника. Не сестра ли то Ательсвит?

Освиу смутился и развел руками.

– Это что, тайна?

– Это не тайна, Освиу, – ответила Фидельма. – Но сестре Ательсвит следовало бы быть осторожней и не сообщать о наших действиях, чтобы это не дошло до ушей тех, кому об этом знать не нужно. Остался еще один человек, которого мы не допросили.

– Я велел сестре Ательсвит доложить мне, когда вы закончите допросы, – сказал Освиу, как бы защищаясь.

– Ты только что сказал, что твой сын Альфрит строит заговор против тебя, – сказала Фидельма. – Думаешь, это серьезно?

Освиу опять развел руками.

– Слишком гордые сыновья королю не друзья, – тяжело вздохнул он. – Чего еще может хотеть себялюбивый королевский отпрыск, как не стать королем?

– Альфрит хочет стать королем?

– Я поставил его королем Дейры, чтобы утолить его притязания, но ему мало – он желает занять трон всего королевства Нортумбрии. Я это знаю. И он знает, что я знаю. Мы лишь играем в доброго отца и преданного сына. Но вполне может настать день…

Он еще раз пожал плечами.

– Такие расследования требуют времени, – сказала Фидельма успокаивающе. – Нужно учесть множество соображений.

Освиу некоторое время смотрел на нее, а потом скривился.

– Конечно, ты права, сестра. Я не имею права давить на вас. Вы ведете розыски ради истины. А я – ради того, чтобы уберечь королевство от разделения и кровопролития.

– Ты действительно думаешь, что люди так сильно убеждены в правоте той или другой церкви, что станут драться друг с другом? – осведомился Эадульф.

Освиу покачал головой.

– Не религия сама по себе, но те, кто использует религию в своих целях, угрожают миру на этой земле. Альфрит не постесняется воспользоваться разногласиями, чтобы убедить людей помочь ему захватить власть. Чем дольше те будут размышлять, кто убил Этайн из Кильдара, тем больше выдумают нелепиц, распаляя в себе старую вражду.

– Мы лишь одно можем сказать тебе, Освиу: как только мы приблизимся к решению, ты узнаешь об этом первым, – сказала Фидельма.

– Хорошо. Я удовольствуюсь этими заверениями. Но помните, что я сказал, – за границей нашей страны ходят разные слухи. Многое зависит от этого синода и решения, которое мы здесь примем.

В галерее по пути из покоев настоятельницы Хильды в странноприимный дом Эадульф вдруг сказал:

– Я думаю, Фидельма, что твои подозрения справедливы. Нам нужно поговорить с Тороном.

Фидельма насмешливо подняла брови.

– А ты знаешь, каковы мои подозрения, Эадульф?

– Ты считаешь, что строится заговор, вынашиваемый Альфритом из Дейры, чтобы низвергнуть Освиу и воспользоваться напряженной обстановкой на этом синоде как средством вызвать усобицу.

– Воистину так я и предполагаю, – подтвердила Фидельма.

– Я думаю, ты полагаешь, что Альфрит, действуя через Вульфрика и, возможно, Торона, велел убить Этайн из Кильдара, чтобы создать эту напряженную обстановку.

– Это вероятно. И мы должны постараться выяснить, правда это или нет.

Фидельма и Эадульф входили в закут сестры Ательсвит, который они уже считали своим, когда зазвучал торжественный полуночный звон.

Фидельма подавила вздох, а Эадульф немедленно вынул молитвенные четки.

– Уже поздно. Завтра мы встретимся с Тороном, – сказала Фидельма. – Но не забудь, что ты должен разузнать о прошлом Ательнота. Пока что у меня остаются подозрения на его счет.

Брат Эадульф кивнул в знак согласия и начал читать «Ave Maria»:

 
Ora pro nobis, sancta Dei Genetrix.
Молись за нас, святая Матерь Божья.
 

Колокол, воззвавший к первой утренней трапезе, уже отзвонил, и молитва, предшествующая трапезе, уже была произнесена, когда сестра Фидельма проскользнула на свое место за длинным деревянным столом. Сестра, избранная на этот день чтицей, была сторонницей Рима и уже заняла свое место за кафедрой во главе стола. Она неодобрительно нахмурилась, когда Фидельма присоединилась к ним.

–  Benedicamus, Domino, [15]15
  Благослови, Господи (лат.).


[Закрыть]– холодно произнесла она в знак приветствия.

–  Deo gratias, [16]16
  Господь милостив (лат.).


[Закрыть]– ответила Фидельма вместе со всеми.

После чего сестра произнесла молитву Beati immaculati, [17]17
  Блаженны незапятнанные (лат.).


[Закрыть]которая предшествовала чтению, и все приступили к трапезе.

Фидельма, стараясь не слышать скрипучего голоса этой женщины, без особой охоты вкушала еду из злаков и плодов, стоящую перед ней. Время от времени она поднимала глаза, чтобы рассмотреть собравшихся в трапезной, но Эадульфа не было. Она увидела брата Торона, сидевшего за столом невдалеке от нее. Смуглое лицо монаха-пикта казалось оживленным. Она удивилась, увидев, что он занят разговором с молодым монахом с соломенными волосами, Сиксвульфом. Молодой человек сидел к ней спиной, но его волосы, его узкие плечи и женственные движения нельзя было не узнать. Заинтересовавшись этим, она наблюдала за выражением лица Торона. Оно было напряженным, сердитым и упрямым. Вдруг она обнаружила, что черные глаза Торона смотрят прямо на нее. Их взгляды скрестились на миг, после чего елейная улыбка скользнула по смуглому лицу пикта, и он кивнул ей. Фидельма заставила себя склонить голову в ответ и снова занялась едой.

Выходя из трапезной, она наконец заметила Эадульфа, который сидел с несколькими клириками-саксами в дальнем углу. Похоже, они были заняты важным разговором, и она не стала подходить к нему, решив прогуляться к берегу моря. Давно уже не дышала она свежим морским воздухом. А вчерашняя вечерняя попытка сделать это не удалась из-за Торона и его тайной встречи с Вульфриком. Кажется, она провела взаперти в этом монастыре уже целую вечность!

Ее озадачило столь нежданное сближение Торона с Вульфриком и Сиксвульфом. Важно ли это и связано ли со смертью Этайн?

Фидельмой овладела неуверенность. Она попала в незнакомую, чуждую страну, а необходимость вести расследование смерти подруги только усиливала смятение и уныние.

Она пошла по дороге к гавани и свернула на каменистый берег. Вокруг были люди, но никто не обращал на нее внимания, когда она, склонив голову в раздумье, проходила мимо.

Она собиралась обдумать то, что ей удалось узнать.

Но, как ни странно, думала об этом саксонском монахе, об Эадульфе.

С тех пор как она получила титул доулисуда брегонов, ей ни разу не доводилось работать с напарником. Всегда она была единоличным представителем истины. Никогда ей не случалось полагаться на чье-то суждение, а тем более – работать с иноземцем. Но самое интересное, что она вовсе не ощущает Эадульфа таким уж «чужаком», как в ее народе называют иноземцев. Наверное, потому, что он много лет учился в Дурроу и Туайм Брекане. Но даже это обстоятельство не может объяснить, откуда взялось столь странное чувство товарищества, которое она начинает испытывать к Эадульфу.

А эта Нортумбрия! Странная страна, полная странных обычаев и отношений, совершенно непохожих на простые порядки в Ирландии…

И тут она вдруг остановилась и рассмеялась про себя. Неужели она допускает, что какой-нибудь сакс, сравнивая здешние порядки с ирландскими законами и отношениями, сочтет их проще своих. И она вспомнила строчку из гомеровской «Одиссеи» о том, что нет более сладкого зрелища для глаз мужчины или женщины, чем родная страна.

Она приехала сюда только потому, что Этайн из Кильдара попросила ее об этом. Теперь Этайн мертва. А сама она невзлюбила эту страну и ее народ за гордыню и высокомерие, за жестокость и кровожадность их законов. В этой стране единственная кара – казнь, и преступнику не дается никакой надежды искупить свою вину или возместить ущерб жертвам. Ей хотелось вернуться домой, в свой монастырь. Опостылели эти саксы. Но ведь Эадульф тоже сакс.