Текст книги "Очищение убийством"

Автор книги: Питер Тримейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Тебе это по силам? – встревоженно спросил Эадульф.

– Конечно, – резко ответила Фидельма. Потом она замолчала, и улыбка мелькнула на ее лице. – Да, по силам, – проговорила она уже мягче. – Ты прав. Лекарство было горькое, но головная боль прошла. У тебя есть к этому дар, Эадульф. Из тебя вышел бы прекрасный аптекарь.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В винный погреб Эадульф повел ее кратчайшим путем – по лестнице из монастырской кухни. Знай Фидельма об этом, не пришлось бы ей потратить столько времени на поиски пути через катакомбы. Пока они шли через кухню, по-прежнему наполненную сильными запахами, среди которых преобладала неизбежная вонь прокисшей капусты и пряный дух разных трав. Фидельма задержала дыхание. Запах преследовал их, когда они спускались по каменной лестнице в винные подвалы.

Фидельма пошла прямо к той самой бочке и нашла табурет, с которого заглядывала в бочку. Миг – и она уже снова стояла на табурете, а Эадульф обеспокоенно следил за ней, высоко подняв масляную лампу. Света она давала куда больше, чем свеча, с которой Фидельма спускалась в подземелье в прошлый раз.

В бочке не было ничего зловещего, только темная жидкость – вино.

Фидельма, всматриваясь, перегнулась через край. В черно-малиновой густой влаге не было ничего видно. Она обернулась и оглядела длинный шест, стоящий рядом, вероятно для измерения количества жидкости в бочке, судя по делениям. Она взяла шест и опустила его в бочку, шаря им на тот случай, если тело опустилось на дно.

И ничего не нащупала. В бочке не было ничего, кроме того, чему там полагается быть. От запаха вина у нее слегка закружилась голова.

Фидельма спустилась с табурета и обошла вокруг бочки. Потом остановилась и потрогала дубовые плашки. С одной стороны бочка была мокрая. Она понюхала кончики своих пальцев. Пахло только вином.

– Посвети мне на пол, – велела она.

Эадульф послушно опустил лампу.

На полу была лужа, и от нее шел след – как будто что-то волочили.

– Наш друг вытащил тело из бочки с этой стороны и потащил его… вон туда. Пошли.

Она решительно двинулась по неровному следу, оставшемуся на плитах.

Эадульф шел за ней по пятам.

На пыльном известняке пола виднелись две полосы да иногда мокрые пятна. Кто-то волочил исчезнувшее тело, держа под мышки, так что ноги трупа оставляли следы на полу.

Следы вели прочь от главной усыпальницы к проходу, прорубленному в известняковой скале и столь узкому, что двое в нем с трудом могли идти бок о бок. Фидельма шагнула было туда, но, к ее удивлению, Эадульф удержал ее, положив ей руку на плечо.

– Что такое? – спросила она.

– Мне говорили, что этот проход ведет к одному из самых посещаемых мужских defectora, сестра, – ответил Эадульф.

Даже при красноватом свете лампы было видно, что он покраснел.

– К отхожему месту?

Эадульф кивнул.

Фидельма фыркнула и вернулась к проходу.

– Увы, у меня нет возможности пощадить их скромность, да и мою собственную. Этим путем наш убийца тащил тело Сиксвульфа.

С покорным вздохом Эадульф двинулся за ней. А она поспешала вперед по узкому ходу в скале.

Ход казался бесконечным.

Спустя некоторое время Фидельма остановилась и прислушалась, пытаясь понять, что за странный звук насторожил ее.

– Что это?

Эадульф слушал, нахмурившись.

– Гром?

Слабый шум, раздававшийся в тоннеле, действительно походил на отдаленные раскаты грома.

– Гром не бывает столь продолжительным и непрерывным, – заметила Фидельма.

И снова пошла вперед.

Легкий сквозняк, который ощущался везде в монастырских подвалах, здесь, в этом проходе, усилился и стал заметно холоднее.

Они свернули за угол рукотворной пещеры, и тут порыв холодного сырого ветра налетел на них, огонь масляной лампы задрожал и погас.

И все запахи заглушил запах соленых брызг и водорослей.

– Мы, должно быть, недалеко от моря, – крикнула Фидельма. Теперь уже приходилось кричать, чтобы Эадульф мог расслышать ее. – Ты можешь снова зажечь лампу?

– Нет. – В голосе Эадульфа слышалось отчаяние. – Мне нечем ее зажечь.

Они стояли в темноте, которая поначалу казалась им черной как деготь. Но постепенно глаза привыкли к мраку, и слабый серый отсвет высветил стены.

– Впереди должен быть выход, – обрадовался Эадульф.

– Пошли дальше, – ответила Фидельма.

Эадульф видел, как ее тень рванулась вперед.

– Осторожней, – крикнул он. – Держись ближе к стене, чтобы не поскользнуться.

Она не обратила внимания на это разумное предостережение, но пошла вперед, пробираясь почти на ощупь. Гром усилился.

Теперь уже было ясно, что это море, что выход из пещеры расположен над кромкой прибоя. Она слышала, как он, задыхаясь, трется о гальку, слышала гневный рев набегающих волн, бьющихся о скалы.

Она спешила вперед. Теперь она уже знала, почему тело Сиксвульфа протащили по этому ходу. Убийца сбросил труп в волны. Становилось все светлее, а грохот стал оглушительным.

Еще один поворот, а дальше – ничего, кроме соленых морских брызг, летящих прямо в лицо. Она невольно закрыла глаза и отступила. И вдруг ноги ее потеряли опору, каменный пол исчез – она будто повисла в воздухе. Потом сильная рука схватила ее за предплечье, и ее потянули назад. Она снова стояла на terra firma, [20]20
  Твердой земле (лат.).


[Закрыть]рядом был Эадульф.

Там, за поворотом, узкий ход обрывался, его устье зияло на высоте в сотню или более футов над морем и скалами.

Еще немного, и она бы… Фидельму била дрожь.

– Я же предупреждал, будь осторожной, сестра, – укоризненно проговорил Эадульф, все еще держа руку на ее предплечье.

– Теперь все в порядке.

Эадульф пожал плечами и убрал руку.

– Это опасный поворот. Тебя ослепил яркий свет и брызги.

– Теперь все в порядке, – повторила она, раздраженная собственной неловкостью. – И я понимаю, почему братия именно здесь устроила отхожее место. Оно постоянно омывается морем. Прекрасный выбор.

Ничуть не смущенная, она повернулась и осмотрела устье пещеры. Очевидно, оно выходит на скальный обрыв ниже монастыря, глядящего на серое угрюмое северное море.

– Теперь мы хотя бы знаем, куда делось тело Сиксвульфа, – сказала она, указывая на белопенные валы, бьющиеся внизу о камни. Ей приходилось почти кричать – голос едва был слышен сквозь грохот прибоя.

– Но не знаем, куда делся человек, который приволок сюда тело, – заметил Эадульф. – Там, в проходе, были следы, ведущие сюда, но не отсюда. Если бы убийца возвращался тем же путем, он должен был бы оставить следы, поверх первых.

Фидельма остро глянула на Эадульфа.

– А я думаю, что убийца опережал нас всего на несколько минут и, возможно, услышал, что мы идем, и это помешало ему вернуться тем же путем. Что, в свою очередь, означает, – она вгляделась в темноту, – что здесь есть еще один выход.

Вдруг она удовлетворенно хмыкнула и показала рукой.

Сбоку виднелась череда каменных ступеней, вырубленных в скале.

Она двинулась к ним, оскальзываясь, – скала была мокрая и склизкая от соленых морских брызг.

Потом приспособилась и начала подъем, уверенная, что Эадульф следует за ней.

Скоро эта лестница вывела их в ежевичник среди обдуваемой ветром луговины наверху утесов.

Монастырские стены виднелись чуть выше того места.

– Сестра! – Фидельма вздрогнула, услышав голос. – Откуда, скажи на милость, ты тут появилась? Словно из-под земли!

Она обернулась и столкнулась с удивленным взглядом темных глаз настоятельницы Аббе. Рядом с настоятельницей, разинув рот, стоял брат Торон.

Фидельма не смогла подавить смешок, отвечая на этот вопрос:

– Не словно, а прямо, сестра, – ответила она.

Аббе сделала вид, что поняла. И вновь вздрогнула, потому что на луговине из кустов ежевики, где лестница выходила на поверхность, явился Эадульф.

– Прямо из-под земли, – пояснил Эадульф, отряхиваясь.

Глаза у настоятельницы Аббе полезли на лоб.

– А куда ведет эта дыра? Что вы делали там внизу?

– Долго рассказывать, – ответила Фидельма. – Ты давно здесь?

Настоятельница грустно улыбнулась.

– Нет. Мы гуляли с братом Тороном по утесам, чтобы немного подышать свежим воздухом перед послеполуденными дебатами. Жаль, что не стало Этайн. Она-то умела утишить распрю. А распря разгорается, и каждый обмен мнениями становится все более ожесточенным. Боюсь, здесь, у нас, повторится Никейский собор.

Эадульф как будто не понял, и настоятельница, обращаясь к нему, объяснила:

– На Никейском соборе, когда Арий из Александрии встал, чтобы говорить, некий Николай из Мир пришел в такую ярость, что ударил его по лицу. Поднялся крик, сумятица, соборные выбегали из собрания, чтобы не быть побитыми либо арианами, либо их противниками. В последовавшем за сим побоище, видимо, несколько братьев были убиты. Вот я и чую, что вскоре может случиться так, что Вилфрид нанесет телесное оскорбление Колману.

Фидельма внимательно всматривалась в нее.

– Ты не видела, здесь кто-нибудь еще проходил?

Аббе покачала головой и повернулась к своему спутнику.

– А ты, брат Торон? Ты был здесь, когда я пришла.

Торон сжал пальцами переносицу, как если бы это помогло ему вспомнить.

– Я видел сестру Гвид, которая прошла рядом, и Вигхарда, секретаря Деусдедита.

– А Вигхард и Гвид шли вместе или порознь? – спросил Эадульф.

– Сестра Гвид была одна. Она шла к гавани и как будто торопилась. Вигхард же направлялся к монастырю, через вон те кухонные ворота. Почему вы спрашиваете?

– Не важно, – торопливо сказала Фидельма. – Нам самим пора возвращаться в монастырь…

Она замолчала, нахмурившись.

К ним трусцой поспешала сестра Ательсвит, чопорно придерживая подол.

– Ах, сестра Фидельма! Брат Эадульф! – Она замолчала, переводя дух.

– Что случилось, сестра? – спросила Фидельма, дав ей отдышаться.

– Сам король… король требует вас немедленно.

Настоятельница Аббе вздохнула.

– Интересно, что это понадобилось моему брату? Давайте вернемся в монастырь и узнаем, что это за тревога.

Брат Торон неодобрительно кашлянул.

– Вы уж меня извините. Мне еще нужно побывать в гавани. Я приду в храм попозже.

И он удалился, сразу поворотив на тропу, ведущую к морю.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Когда Фидельма и Эадульф пришли к покоям настоятельницы Хильды, им сообщили, что король ждал их, но его позвали в храм. Сестра, встретившая их у дверей, кроме того, сказала настоятельнице Аббе, что ее присутствие тоже требуется, и незамедлительно, ибо синод подходит к концу и скоро начнутся заключительные дебаты. Однако после них, добавила она тихонько, король желает немедленно видеть Фидельму и Эадульфа.

Эадульф предложил пойти в храм, послушать завершение диспута и дожидаться Освиу там.

На лице Фидельмы застыло какое-то странное выражение – выражение, уже хорошо знакомое Эадульфу, и оно означало, что она пребывает в глубоком раздумье. Ему пришлось несколько раз повторить свое предложение, прежде чем она откликнулась.

– Полагаю, всем известно, что мужское отхожее место выходит на море? – спросила она.

Вопрос был задан сестре смотрительнице. Ательсвит простерла руки в некотором смущении.

– Всем, кто живет в обители, надо думать. Ведь это не тайна.

– Всем насельникам монастыря, а как насчет гостей? – не отставала Фидельма. – Например, я не знала об этом.

– Это верно, – согласилась сестра Ательсвит. – Но об этом говорят только нашим гостям-мужчинам. Это ведь касается только мужчин. Наши братья находят более скромным ходить туда, чем пользоваться отхожим местом на той стороне двора, напротив школы.

– Понятно. А что, если какая-нибудь женщина пойдет по подземному ходу и окажется там случайно? На входе ведь нет никакого знака.

– Большинство сестер пользуется постройкой по другую сторону школы. Им вообще нет никакой надобности спускаться в усыпальницу, ежели только они не работают на кухне. А те, кто работает на кухне, знают о существовании хода. Стало быть, нет никакой надобности как-то его обозначать.

Сестра Фидельма, задумавшись, пошла следом за Эадульфом в храм.

Напряженность в храме ощущалась еще более явственно; настоятельница Хильда, стоя, обращалась к скамьям, заполненным клириками.

– Братья и сестры во Христе, – говорила она, когда Фидельма с Эадульфом тихо вошли через боковую дверь позади скамей, заполненных представителями церкви Колумбы, – предлагаю произнести заключительные речи.

Встал Колман, прямой, как всегда. Он решил говорить первым – решение это Фидельма сочла неразумным, поскольку тот, кто говорит последним, всегда оказывается единственным, кого услышали.

– Братия, за последние несколько дней вы слышали, на каком основании мы, сторонники церкви Колумбы, следуем нашему обычаю в отношении даты Пасхи. Наша церковь в этом опирается на Иоанна Богослова, сына Зеведеева, оставившего Галилейское море, дабы следовать за Мессией. Он был любимейшим учеником Христа и отдыхал на груди господина своего на Последней Вечере. Иисус же не оставил его. Когда сын Бога Живого умирал на Кресте, у Него хватило сил поручить Свою Матерь, пресвятую Марию, попечению Иоаннову.

Тот же Иоанн прибежал прежде Петра к могиле в утро Воскресения и, увидев, что она пуста, первым уверовал, и был первым же, кто увидел восставшего Господа у моря Тивериадского. Иоанн был благословлен Христом.

Иисус же, оставив матерь Свою и семью Свою на попечение Иоанна, тем самым вручил и Церковь Свою его заботе. Вот почему мы приняли обычай Иоанна. Иоанн – наш путь ко Христу.

Колман снова занял свое место под приглушенные рукоплескания с колумбианских скамей.

Встал Вилфрид. На губах его играла улыбка. Вид у него был весьма самодовольный.

– Мы уже слышали, что представители колумбианской стороны почитают в апостоле Иоанне высший довод, в согласии с коим их обычаи и возникают и исчезают. Поэтому я говорю вам, что они должны исчезнуть.

Послышался негодующий ропот со скамей колумбианцев.

Но Хильда жестом призвала к молчанию.

– Мы должны оказать Вилфриду Рипонскому такую же учтивость, каковую оказали Колману, епископу Нортумбрии, – мягко упрекнула она.

Вилфрид улыбался, как охотник, который завидел жертву.

– Пасха, которую мы, римляне, соблюдаем, празднуется всеми в Риме, городе, где жили, учили, пострадали и были погребены праведные апостолы Петр и Павел. Этот обычай, который общепринят в Италии, Галлии, Франкии и Иберии, по которым я странствовал ради познания и молитв. Во всех концах света разные народы, говорящие на разных языках, едины в этом и следуют этому правилу. Есть лишь одно исключение – вот эти люди! – Он указал насмешливо на скамьи колумбианцев. – Я имею в виду ирландцев, пиктов и бриттов и тех из нашего народа, кто предпочел следовать их ложному учению. А единственное, что может извинить их в их невежестве, это то, что живут они на двух отдаленнейших островах в Западном море, да и то населяют лишь части этих островов. По причине таковой отдаленности пребывают они в неведении об истинных знаниях и продолжают глупую борьбу против всего света. Они, возможно, святые – но их мало, слишком мало, чтобы верховенствовать над всеобщей Церковью Христа.

Колман встал на ноги, его лицо полыхало гневом.

– Ты изворачиваешься, Вилфрид Рипонский. Я заявил о преемственности нашей церкви от Иоанна Богослова, апостола. Объяви нам о своем основании или молчи.

Послышался шум рукоплесканий.

– Превосходно. Рим требует послушания от всех частей христианства, ибо именно в Рим апостол Христа Симон Бар-Иона пришел основать Его Церковь. Симон сей был тем, кого мы называем Петром, кого Христос прозвал «камнем». В Риме учил Петр, в Риме страдал Петр, и в Риме он умер смертью мученика. Петр – наше основание, и я прочту из Евангелия от Матвея, чтобы придать силы моим доводам.

Он повернулся, и Вигхард подал ему книгу, открыл ее, и Вилфрид сразу же возгласил:

– «Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного…»

Вилфрид молча огляделся вокруг и продолжал:

– Основание наше – Петр, каковой же держит ключи от ворот в само царствие Небесное! – И Вилфрид сел под восторженные рукоплескания своих сторонников.

Потом рукоплескания смолкли, и наступила тишина. Вдруг Эадульф толкнул локтем Фидельму и указал на помост, где настоятельница Аббе, поднявшись, почему-то слишком поспешно направилась к выходу.

Но тут их внимание было отвлечено: вновь поднялась настоятельница Хильда.

– Братие во Христе, диспут наш завершен. Теперь наш повелитель, милостью Божьей верховный король всего королевства, объявит свое решение, а именно: каковая из церквей, колумбианская или римская, будет главенствовать в королевстве. Теперь тебе решать.

И она повернулась к Освиу в ожидании, как и все участники синода.

Фидельма тоже смотрела, а высокий светловолосый король Нортумбрии по-прежнему сидел. Он был явно взволнован и озабочен. Так продолжалось долго, несколько мгновений, он колебался, покусывая губу и глядя в ожидающий зал. Потом медленно встал. Голос у него был каким-то слишком резким, за ним скрывалась тревога.

– Я вынесу свое суждение завтра в полдень, – коротко объявил он.

Под недовольный ропот зала король повернулся и торопливо вышел. Альфрит, сын короля, тоже вскочил, его лицо застыло как маска, но в глазах сверкал едва сдерживаемый гнев. Он повернулся и бросился вон из храма. Энфледа, жена Освиу, владела собою как будто лучше, но и ее улыбка была горька, когда она, повернувшись к своему духовнику Роману, вступила с ним в разговор. Экфрит, другой сын Освиу, тоже, улыбаясь, собрал свою свиту и вышел из храма.

Между тем на скамьях с той и другой стороны разразилась буря негодования и яростных споров.

Фидельма быстро переглянулась с Эадульфом и указала на дверь.

Выйдя наружу, Эадульф пробормотал:

– Похоже, наша братия ожидала немедленного решения. А ты заметила, что настоятельница Аббе ушла прежде, чем король огласил свою волю, а брат Торон и вовсе отсутствовал?

Фидельма ничего не ответила – она спешила обратно в покои настоятельницы Хильды.

Освиу уже был там. Он был бледен и взволнован.

– Вот и вы! – воскликнул Освиу. – Я прождал вас едва ли не все утро. Где вы были? Впрочем, не важно. Я хотел поговорить с вами до заключительного заседания синода.

Фидельма не смогла скрыть раздражения.

– А тебе известно, что произошло еще одно убийство?

Освиу нахмурился.

– Еще одно? Ты имеешь в виду Ательнота?

– Нет – Сиксвульфа, секретаря Вилфрида Рипонского.

Освиу медленно покачал головой.

– Я не понимаю. Вчера ночью был убит Ательнот. Теперь, как ты говоришь, Сиксвульф. С какой целью? Хильда утверждает, что ты сначала решила, что Ательнот покончил с собой, раскаиваясь в убийстве Этайн.

Эадульф слегка покраснел.

– Это я поторопился и сделал неверное заключение. И скоро понял, что впал в ошибку, – сказал он.

Освиу раздраженно хмыкнул.

– Я и сам мог бы сообщить тебе, что ты ошибаешься, – отчеканил он. – Ательнот был человеком, которому можно довериться.

– Что это значит? – резко спросила Фидельма.

– Это значит, что Ательнот был моим доверенным лицом. Я уже говорил тебе, что время нынче опасное, что кое-кто желает свергнуть меня с престола, а этот синод использовать для разжиганья в королевстве междоусобной войны.

Освиу замолчал, словно ждал подтверждения, но Фидельма жестом попросила его продолжать.

– Мне нужно было иметь глаза на затылке. Ательнот был одним из моих лучших осведомителей и советчиков. Вчера я послал его в мое войско, которое стоит лагерем у Экгатуна.

Взгляд Эадульфа посветлел.

– Так вот где Ательнот пробыл весь вчерашний день и почему не вернулся до поздней ночи.

Освиу на мгновение сжал губы и хмуро глянул на Эадульфа.

– Он вернулся с важными для меня новостями, с вестью о заговоре с целью убить меня ради захвата власти в королевстве. Моему войску пришлось встретить нападающих мятежников.

Глаза у Фидельмы сверкали.

– Теперь кое-что стало понятней.

– Понятней, чем ты полагаешь, сестра, – усмехнулся Освиу. – Сегодня утром моя личная стража убила тана Вульфрика вместе с двадцатью его воинами. Они пытались войти в обитель тайно через подземный ход на вершине утеса. Как ты знаешь, в полночь все ворота запираются до заутреннего звона в шесть часов. На это время все воины, носящие оружие, изгоняются из монастыря. Ательнот был уверен, что у Вульфрика есть сообщник среди братии, который ждал своего часа, чтобы помочь ему и его головорезам и провести их в мои покои.

– Воистину, дело становится все яснее, – сказала Фидельма.

Эадульф хмурился, стараясь понять, о чем думает Фидельма.

– Я не понимаю.

– Все просто, – отозвалась Фидельма. – Полагаю, ты скоро узнаешь, Освиу Нортумбрийский, что человек, хотевший провести убийц нынешним утром в обитель, был пиктский монах Торон.

– Что заставляет тебя так думать? – осведомился Освиу. – Зачем какому-то пикту нужно, чтобы нортумбрийские мятежники сбросили своего короля?

– Во-первых, я знаю, что Торон водил дружбу с Вульфриком и тот же Торон лгал насчет этой дружбы. Еще во время поездки сюда, когда я познакомилась с Вульфриком, после того как он убил брата Эльфрика, у меня создалось впечатление, что Вульфрик узнал Торона, а это значит, что этот заговор давно готовился. После этого я видела, как Торон по-дружески встречался с Вульфриком. А Торон это отрицал. Полагаю, что Торон мечтал увидеть Нортумбрию падшей или в лучшем случае разделенной и ведущей войну внутри себя.

– Зачем бы ему это? – с любопытством спросил Освиу.

– Затем, что пикты, как ты называешь народ Круитне, это люди яростные, но умеющие вынашивать месть. Однажды Торон сказал мне, что его отец, верховный тан Гододдина, и его мать были оба убиты твоим братом Освальдом. Заповедь Торона – «око за око и зуб за зуб». Вот почему он был готов помогать тем, кто хотел тебя убить.

– Где этот брат Торон сейчас?

– В последний раз, когда мы видели его, он спешил к гавани, – вставил Эадульф. – Как ты думаешь, Фидельма, он искал корабль? Его не было на последнем заседании синода.

– Не послать ли воинов за Тороном? – спросил Освиу. – Смогут ли они догнать его?

– Теперь он не опасен, – успокоила его Фидельма. – Он, пожалуй, уже в открытом море и, без сомнения, возвращается обратно в страну Круитне. Вряд ли Торон когда-нибудь снова побеспокоит твое королевство. Погоня и казнь – лишь способ утолить жажду мести.

– Итак, – медленно и задумчиво проговорил Эадульф, – можно ли считать, что все это было неким заговором против Освиу и что убийство Этайн – часть этого заговора? Но как это связано? Я не понимаю.

– Один вопрос, Освиу. – Фидельма не обратила внимания на Эадульфа. – Твоя сестра, настоятельница Аббе, не дождалась твоей речи. Ты знаешь почему?

Освиу пожал плечами.

– Она знала, что я не приму решения сразу. Я говорил ей об этом.

– Но твои сыновья, Альфрит, например, и твоя жена не знали.

– Нет. У меня не было времени объяснить им.

– А заговор? – снова спросил Эадульф. – Как убийство Этайн связано с ним?

– Дело в том… – Фидельма не успела договорить, дверь распахнулась, и вошел разъяренный Альфрит, за ним встревоженная Хильда и мрачный Колман.

– Что ты медлишь, отец? – воскликнул Альфрит без всяких вступлений. – Вся Нортумбрия ждет твоего решения.

Освиу невесело улыбнулся.

– А ты ведь уверен, что я решу в пользу Колумбы, чтобы ты мог поднять страну против меня во имя Рима?

Альфрит удивленно вздрогнул, и лицо его застыло.

– Значит, ты уклоняешься и откладываешь решение? – фыркнул он. – Но ты не можешь откладывать вечно. Ты слаб, но тебе придется высказаться!

Освиу покраснел от гнева, но голос его не дрогнул.

– Тебя не удивляет, что я еще жив? – холодно спросил он.

Альфрит заколебался, взгляд его стал настороженным.

– Я не знаю, что ты имеешь в виду. – В голосе явно звучала угроза.

– Не ищи больше Вульфрика, он мертв, и его убийцы вместе с ним. А твое мятежное войско, которое сейчас шагает от Хелмлича, не доберется до стен этой обители. Их встретит мое войско.

Лицо Альфрита посерело.

– Все равно ты слаб, старик, – злобно сказал он.

Настоятельница Хильда возмущенно вскрикнула, но Освиу жестом велел ей молчать.

– Хотя ты и сын мой, плоть от плоти моей, ты забываешь, что я твой король, – сказал он, холодно глядя на сына.

Король-данник Дейры воинственно выпятил челюсть. Теперь ему почти нечего было терять.

– Я бился на твоей стороне у реки Винвид десять лет назад. Тогда ты был силен, отец. Но с тех пор ты ослаб. Я знаю, что ты скорее поклонишься Ионе, чем Риму. И Вилфрид и другие это знают.

– Они довольно скоро узнают мою силу, – спокойно возразил Освиу. – А еще они узнают, как ты предал своего отца и своего короля.

В Альфрите закипел гнев, когда он понял, что его тщательно выношенные планы сорвались. Фидельма видела, что он уже не владеет собой. Она предостерегающе крикнула, обращаясь к Эадульфу, стоявшему рядом с ними.

Но прежде чем кто-либо что-либо понял, в руке у Альфрита сверкнул нож, и молодой человек кинулся на отца в смертоносном броске.

Эадульф повис на этой руке с ножом, но и Освиу успел обнажить меч для защиты. Альфрит же в своем броске, падая, увлек Эадульфа за собой.

Альфрит испустил сдавленный крик, нечто вроде всхлипывания, и нож выпал из его руки.

В комнате воцарилось молчание. Все словно застыли.

Освиу стоял, уставившись на окровавленный кончик своего меча, словно не веря тому, что он видит.

Долговязое тело Альфрита, правителя Дейры, медленно опустилось на пол. Кровь запятнала его рубаху как раз над сердцем.

Первым пошевелился Эадульф, склонился и, протянув руку к шее молодого человека, пощупал пульс. Потом взглянул на окаменевшего Освиу, на настоятельницу Хильду и покачал головой.

Настоятельница подошла к Освиу и положила руку ему на локоть. Теперь голос ее был спокоен.

– Здесь нет твоей вины. Он сам навлек на себя смерть.

Освиу медленно пошевелился, встряхнувшись, как человек, очнувшийся от сна.

– Все же он был мне сыном, – тихо проговорил он.

Колман покачал головой.

– Он был на стороне Вилфрида. Когда Вилфрид узнает об этом, он поднимет сторонников Рима.

Услышав это, Освиу вложил в ножны свой окровавленный меч и повернулся к Колману. Прежняя уверенность вернулась к нему.

– У меня не было выбора. Он долго выжидал случая, чтобы убить меня и захватить трон. Я давно уже знал, что он замыслил свергнуть меня. Он не был привержен ни Риму, ни Ионе, он просто использовал эти разногласия, чтобы ослабить меня. Однако не смог совладать со своим нравом.

– Все равно, – отозвался Колман, – теперь тебе следует остерегаться Вилфрида и Экфрита.

Освиу покачал головой.

– Мое войско встретится с мятежниками Альфрита прежде, чем кончится этот день, после чего подойдет сюда. – Он замолчал, устремив грустный взгляд на своего епископа. – Мое сердце с Колумбой, Колман, но если я выступлю за него, Вилфрид и Экфрит постараются поднять Нортумбрию против меня. Они объявят, что я продал королевство ирландцам, пиктам и бриттам и повернулся спиной к своему народу. Что мне делать?

Колман грустно вздохнул.

– Увы, это решение ты должен принять сам, Освиу. Никто не сделает это за тебя.

Освиу горько рассмеялся.

– Меня вовлекли в этот синод. Теперь я привязан к нему и верчусь на нем, как на водяном колесе. Колесо повернется, я могу захлебнуться, утонуть.

Вдруг Фидельма ахнула.

– Утонуть! Мы забыли о Сиксвульфе. Для того, чтобы выяснить, кто стоит за убийством Этайн, Ательнота и Сиксвульфа, нам нужно еще кое-что сделать.

Она повернулась и, жестом позвав Эадульфа, покинула келью, поразив всех присутствующих столь поспешным уходом.

Выйдя из покоев настоятельницы, она с живостью обернулась к Эадульфу.

– Надо срочно найти какого-нибудь рыбака из жителей Витби. Выспроси у местных, сколько времени обычно требуется, чтобы тело доплыло от того места, где был сброшен Сиксвульф, дотуда, где его можно найти. Нам очень важно осмотреть тело. И будем надеяться, что оно обнаружится в течение нескольких часов, а не дней.

– Но почему? – возразил Эадульф. – Я ничего не понимаю. Разве не Торон и Вульфрик стоят за убийством Альфрита?

Фидельма торопливо улыбнулась.

– Надеюсь, что отгадка этой загадки обнаружится на теле Сиксвульфа.