Текст книги "Мистер Икс"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 41 страниц)

77

Оставшиеся пожарные направляли струи брандспойтов на тлеющий под кучей бетонных блоков курган. Похожая на сгоревшую кухонную спичку, торчала обугленная угловая опора. Где-то там, под курганом, был погребен Отто Бремен или то, что от него осталось. Безжалостно сверкала вспышка фотографа, выхватывая из темноты остатки рухнувшей стены, картинную раму, скрученную огнем металлическую ногу торшера. Перед капотом пожарной машины бок о бок стояли Хелен Джанетт с мистером Тайтом и оцепенело наблюдали за пробивающимися из развалин язычками пламени.

Завидев меня, Хелен вздрогнула и отступила назад. Мистер Тайт встал между нами:

– И что нам теперь делать? Есть ответ на этот вопрос?

– Ну, кто-нибудь вас, наверное, приютит, – предположил я. – Вы не первые в этом мире погорельцы.

Взъярившись, Хелен Джанетт выскочила из-за его спины:

– По тебе тюрьма плачет, ты, придурок! Ты сжег мой дом, ты оставил меня без крова!

– Это не я сжег ваш дом и не я оставил вас без крова, миссис Джанетт. – Она что-то процедила, но я не разобрал. – Вы можете рассказать, как это произошло?

– Раз уж тебе так интересно. Я проснулась и услышала запах дыма. Вышла из комнаты. Горел пол в коридоре, огонь шел вверх по лестнице. Ничего не видно было из-за дыма. Я замолотила в дверь мистера Тайта, мы побежали вниз, чтобы помочь выбраться мисс Карпентер, мисс Бержесс и миссис Фельдман через черный ход. Меня чуть кондрашка не хватила, пока миссис Фельдман искала свою шубу, – чтоб я еще раз когда-нибудь сделала что-то хорошее для этой женщины! Девушки выбрались из своей комнаты через окно, мы все собрались и попытались разбудить мистера Бремена. Пожарных вызвал, скорее всего, кто-то из жильцов, потому что машины были тут уже минуты через две. К тому времени горел уже весь дом.

– Пожар начался с подвала, – сказал я.

– Вам лучше знать, – прошипела она. – А вот что я хотела бы знать, так это куда мне податься? Все мои наличные были в этой берлоге, вместе с кредитками и чековой книжкой.

– Я тут на днях немного заработал, – сказал я. – Четыреста восемьдесят долларов. Я поделюсь с вами. Вы с мистером Тайтом сможете снять комнату на двоих, а утром купить себе что-нибудь из одежды.

– Шутите.

Я достал бумажник и отсчитал двести сорок долларов.

– Мы не берем грязные деньги, – заявил мистер Тайт.

– Говори за себя, Фрэнк. – Хелен протянула руку, и я вложил в нее деньги. – Я не такая гордая, от милостыни не откажусь.

– Я рад, что могу помочь вам, – сказал я. – И буду очень благодарен, если вы расскажете мне о той ночи, когда я родился.

Пару секунд она обдумывала.

– Триста. Одежда тоже денег стоит. Я отсчитал еще три двадцатки.

– В ту ночь вы должны были вынести ребенка. Но разразилась буря, началась суматоха, и ребенок умер.

– Ребенок родился мертвым.

– Знаю. Но тут мать моя неожиданно родила двойню, и второй ребенок так быстро вышел следом за вторым, что можно было подумать, что это плацента.

– Он вышел вместес плацентой. Была такая темень, что я не понимала, что происходит, пока не взяла его в руки. Я сказала про себя: я подарю тебе хорошую семью.

– С помощью Тоби Крафта. Который устроил вам доходный дом после того, как вы отсидели свое.

– О чем вы, черт возьми, треплетесь, а? – встрял мистер Тайт. – В ту ночь, когда была буря, никакого второго ребенка не было.

– Ты не в курсе, – сказала Хелен. – Я тебе не рассказывала, зато теперь могу говорить, что вздумается. Я отсидела. – Она перевела взгляд на меня, глаза были темны от гнева. – У нас была налажена целая система.И система наша спасала невинных младенцев от неблагополучных семей. Между прочим, судья этот факт признал.

– Все делалось детям во благо, – заявил мистер Тайт. Я чуть было не рассмеялся.

– В самый разгар бури вы забрали из родильной палаты второго младенца. Куда вы его понесли?

– Туда же, куда и вас. В палату новорожденных.

– Только не донесла, – вставил мистер Тайт. Хелен Джанетт резко развернулась к нему:

– Ты в какой тюрьме сидел, Фрэнк? Что-то я запамятовала. – Она вновь повернулась ко мне. – В темноте я обмыла его, так же как и вас. В палате новорожденных стояла люлька, на ней была бирка «Данстэн», я ее отыскала при помощи фонарика, потом вынула вас и положила его. Затем отнесла вас к вашей матери. «У меня же двойня, – забеспокоилась она, – где второй?» Я сказала ей, что второго не было, была плацента. Потом включили свет. Я пошла, отчиталась перед доктором Доложила ему то, что сказала ваша мать, – чтобы он потом не удивлялся. Затем вернулась в палату новорожденных. Чуть не умерла от разрыва сердца. Колыбелька Данстэна была пуста. Я было решила, что положила ребенка не в ту колыбель, однако кроватки слева и справа тоже пустовали.

– Кто-то другой стянул ребенка? – поинтересовался мистер Тайт.

– Во всяком случае, сам он встать и уйти не мог. Я думаю, что это миссис Лэндон, та самая, у которой был мертворожденный. Прошмыгнула в палату, взяла ребенка и спрятала его в своем постельном белье. Она выписалась из госпиталя сразу после того, как стихла буря. Эта мысль пришла мне в голову только на следующий день. В записи регистрации больных значился ее адрес – отель «Париж», однако она выехала оттуда в то же самое утро, когда выписалась из больницы.

– И вы пытались разыскать ее, – предположил я.

– Меня волновало здоровье и благополучие ребенка. Волновало ее благополучие собственного бумажника.

И тут я подумал: «А может, и так: Роберт сам выбрался из колыбели и ушел восвояси».

– Так что, если вы спалили дом, чтобы отомстить мне, это было напрасно.

Потянув за рукав халата мистера Тайта, она повела его к полицейскому, усевшемуся на крыло патрульного автомобиля. Перебросившись с ними парой слов, тот посадил их в машину, включил фары и поехал по улице мимо меня. Хелен Джанетт смотрела только вперед. Я провожал взглядом красные габаритные огни до Евангельской улицы.

Минуту-другую после того, как я вошел на первую улочку, меня кольнуло то же чувство, которое я испытал, когда увидел, как Френчи Ля Шапель изображал из себя мирного пешехода. Я оглянулся: вокруг пусто, окна дома закрыты ставнями. Повернув на Кожевенную, я прибавил шагу. То ли из-за того, что один из «главных бомжей» Мьюллена заинтересовался мной, то ли из-за всех последних событий я стал чрезмерно пугливым. Второе больше походило на правду.

С другой стороны, Френчи довел меня до самого пансионата. Возможно, это он устроил пожар, а затем обнаружил, что убил не того человека Там, где Рыбная пересекала Овечью, я остановился подле уличного фонаря с перегоревшей лампой и оглянулся на темный, бесконечный коридор, в котором могла скрыться и дюжина людей. Редкие машины скользили по Евангельской. В соседнем проулке кто-то отхаркивался. Больше никаких звуков я не слышал, однако затылок мой будто что-то покалывало.

Рыбная пересекала Малиновую и Пуговичную, прежде чем встретить пятьдесят футов Восковой, выводившей к Телячьему Двору. В обычную ночь это было бы краткой и скучной прогулкой; с предчувствием же крадущегося за мной Френчи место казалось мне бесконечной пустыней. Я прибавил шагу и углубился в узкий коридор следующей улочки.

Почти неслышный, напоминающий легкую поступь звук раздался за спиной. Если б я шел по Торговой при свете дня, я бы его наверняка не услышал. В самом конце Рыбной какой-то шорох заставил меня резко обернуться: увидел я только пустые дома и слабые отблески света звезд на булыжниках мостовой. Я вспомнил, что Джо Стэджерс продолжал искать меня.

Весь остаток пути до Малиновой я бежал, ускорившись на перекрестке и поднажав в направлении серой неопределенности, обозначавшей пересечение Рыбной и Пуговичной. Хоть в эти мгновения шагов за спиной я не слышал, зато чувствовалприближение преследователя. Я рванулся через Пуговичную и вновь услышал звук легких шагов. Сердце едва не выскочило из груди. Я опять побежал и оглянулся за мгновение до того, как свернуть на Восковую.

Не знаю, что именно это было – образ исчез прежде, чем я успел убедиться, что вообще что-то увидел. Мне показалось, что я различил полы черного плаща, взметнувшиеся и тут же скрывшиеся в потайном закоулке. В тот момент я мог думать лишь о том, что мой старинный враг, которого я прозвал Мистером Иксом, только что скрылся из виду. Скованный ужасом, я застыл на месте. Когда я обрел способность двигаться, я пробежал пятьдесят футов по Восковой, выскочил на Телячий Двор и буквально влетел в вестибюль «Медной головы». Лысый ночной портье с вытатуированным над правым ухом топориком оторвался от книги и поднял на меня глаза.

Пересекая вестибюль, я изо всех сил старался выглядеть нормальным человеком. Портье не отрывал от меня взгляда до тех пор, пока я не начал подниматься по лестнице. На втором этаже я достал ключ от номера двести пятнадцать. Лампа, которую я оставил включенной, роняла круг желтого света на изножье кровати и вытоптанный зеленый ковер. У круглого стола, вытянув скрещенные ноги, сидел Роберт. Он закрыл «Потустороннее» и улыбнулся мне.

78

– Папаша-то наш был писателем паршивеньким, а? Тебе не показалось, что он искренне верилв эту чушь?

– Надеюсь, это не ты устроил пожар?

– Чего ради? – пожал плечами Роберт. – Жертвы есть?

– Есть. Старик по имени Отто Бремен.

– Не думаю, что его будет кто-то оплакивать.

– В огне должен был погибнуть я, и ты это прекрасно знаешь.

Роберт согнул ногу в колене, оперся подбородком о ладонь и посмотрел на меня абсолютно невинными глазами.

– Ты знал, что здание должно сгореть. Сам ведь сказал: хорошо, мол, что я переехал.

– А оно должно было сгореть?

– Неужели тебе трудно было предупредить меня? По твоей милости погиб человек.

– Хотел бы я быть таким дальновидным, но – увы, не дано. Я просто был уверен, что тебе лучше съехать оттуда, вот и все.

Я сел за стол напротив. Роберт беспокойно поерзал, удобнее устраиваясь на стуле, и вновь принял позу: подбородок – на ладони, локоть – на столе.

– Ты подстроил мне встречу с Эшли.

– Наверное, документы нашу малышку очень взволновали.

– Да, взволновали, – сказал я. – Когда соберешься положить их на место, они будут в сейфе в конторе Тоби Крафта.

– Ты не хочешь, чтобы я звонил нашему маленькому другу? – Роберт ухмылялся. – Хэтч еще пару дней не заглянет в свой тайник. Он слишком самонадеян, чтобы волноваться.

– Ас чего это ты так хочешь засадить Стюарта Хэтча за решетку?

– Дорогой братик, – сказал Роберт, – ты подозреваешь меня в нечистоплотности?

Я видел его словно в зеркале, в котором правое и левое не менялись местами, отчего лицо передо мной казалось настолько же странно чужим, насколько знакомым, и в этой странности была неискушенность, которую, как мне казалось, другие люди всегда видели во мне.

– Да, я подозреваю тебя в нечистоплотности, – сказал я. – И меня это возмущает. Чрезвычайно.

Роберт отнял руку от подбородка и переменил позу с тщательно продуманным выражением заботы обо мне, которая предполагала, что я не до конца понимаю суть происходящего. Он положил локти на стол, сплел пальцы обеих рук вместе и послал мне взгляд, лучащийся иронией, будто говорил: тебе и мне такие игры ни к чему.

– Можешь мне сказать честно, что ты не чрезвычайноувлечен Лори Хэтч? Не вынашиваешь ли ты мечты жениться на ней?

– Меня тошнит от тебя.

– Даже такой, как я, в состоянии быть благодарным судьбе за редкий шанс ухватить удачу за хвост.

– Лори не получит ни цента, если ее муж угодит втюрьму. Тебе следовало бы получше подготовиться.

Роберт выпрямился и убрал со стола руки:

– А давай рассмотрим другой вариант – если Стюарта осудят. Примерно двадцать миллионов долларов падают в ручки маленького Кобдена Карпентера Хэтча У его мамочки появляется право распоряжаться всей суммой. Знаю, знаю, это противоречит твоим пуританским инстинктам, однако если ты последуешь своим потаенным мечтам и женишься на Лори, жизнь твоя станет просто удивительной.

– К сожалению, она уже стала таковой, – устало проговорил я.

– Неужели абсолютная свобода ни капельки не манит?

– Женитьба на деньгах вовсе не кажется мне абсолютной свободой. На самом деле – наоборот.

– Так забудь о деньгах и женись по любви. Ты ведь даже ее сына успел полюбить. Идиллия.

– Как тебе удалось все это подстроить?

– Ты должен выполнить одно мое условие.

– Какое?

Роберт откинулся на спину и развел руки в стороны:

– Ты поделишься со мной. Раз в два месяца ты будешь выезжать в командировку, а я – занимать твое место. Часов через восемь – двенадцать – обратная замена. Никто не узнает, а Лори и Кобби – и подавно.

– Нет уж, спасибо, – сказал я.

– Да ты раскинь мозгами. Жена твоя нипочем не догадается, что спит не с одним, а с двумя. Придет время – как это бывает во всех браках, – когда тебе понравится незаметно исчезать из дома. А заодно мы с тобой поддержим семейную традицию. Наши прапрадедушки постоянно этим занимались.

– Пока Сильвэйн не застрелил Омара, – сказал я.

– Шутишь. Первый раз слышу.

– Так что, если следовать семейной традиции, ты меня убьешь, и все достанется тебе.

– А вот так я не хочу! –воскликнул Роберт. – Нэд, не забудь, кто я. Я не семьянин. Сама мысль о том, чтоб жить с одной женщиной, по рукам и ногам связать себя семейным распорядком… Я ведь по сути и не совсем человек. Я чистой воды Данстэн.Мы с тобой не должны были стать такими – родиться должен был один человек, однако нас разделили в утробе или же в ту ночь, когда мы родились, не знаю, каким это образом произошло, и я не могу причинить тебе никакого вреда. Просто не могу.Ты нужен мне. Так как мы договоримся насчет Лори Хэтч?

– До сих пор, однако, я тебе не был нужен, – сказал я, хотя убежденность Роберта тронула меня.

– А как ты думаешь, зачем я приехал к Стар в Напервилль и сказал ей, что ты должен оставить колледж? Для чего, когда ты настоял на возвращении, я позаботился о том, чтобы кто-то за тобой приглядывал? И когда встретил Стар напротив дома Нетти, сообщил ей, что ты в опасности?

– Может, я и вправду нужен тебе, – ответил я. – Ты тоже нужен мне, Роберт. Но я не собираюсь жениться на Лори ради того, чтобы ты покупал костюмы от Армани и золотые «Ролексы». Даже если она согласится выйти за меня, я понятия не имею, что она за человек.

– Неужели ты позволишь какому-то захолустному толстосуму Стюарту Хэтчу вешать тебе лапшу на уши? Да тебе же плевать на ее прошлое. Лучше взгляни на наше! У тебя с ней гораздо больше общего, чем ты думал.

Эта мысль только что пришла мне в голову. Роберт подался ко мне:

– Нэд, ты, можно сказать, уже почти любишь ее. Это карма.

– Если уж я не знаю, что думать о Лори, то что мне думать о тебе, не знаю и подавно.

– Представь, что думаю о тебе я. Хотя в чем-то мы с тобой один и тот же человек. И не думай, что моя жизнь была более трудной, чем твоя.

– Откуда тебе знать, что за трудности были в моей жизни?

– Отличный вопрос, однако ты все же более-менее человек, а вот я человек лишь самую малость. Думаешь, мне легко приходится?

– Понятия не имею.

– А разве ты не рад тому, что узнал о прошлом в последние два дня? И что мы с тобой встретились?

Я хотел сказать, что мне от всего этого тошно, но сердце ответило за меня: – Да.

– В нужный момент ты всегда говоришь «да», – улыбнулся Роберт.

Этот внезапный намек на мой повторяющийся сон подсказал мне новую мысль:

– А не ты ли нанес визит на Нью-Провиденс-роуд? Я застал его врасплох.

– Куда-куда?

– Старый дом Говарда Данстэна. Тот самый, что Сильвэйн построил из привезенных из Провиденса камней.

– Жуткое местечко. Оно как черная магия – может сожрать тебя живьем.

– Именно туда ты меня каждый раз зазывал, – сказал я.

Роберт собрался с духом, прежде чем еще раз взглянуть на меня, как мне показалось, с выражением абсолютной искренности:

– Ты о своих повторяющихся снах. Это были всего лишь сны.Я тут ни при чем. Это твое. Именно так и работают сны: ты говоришь что-то самому себе.

– Откуда тебе знать, о чем мои сны?

– Мы ведь должны были быть одним человеком, – объяснил он. – Так что неудивительно, что время от времени мы с тобой видим одни и те же сны.

Я задумался о том, что было бы, если бы Роберт и я родились в одном теле, и почувствовал сбивающий с толку, похожий на обморок прилив эмоций – в равной степени притягательный и отвратительный. Я услышал, как Говард Данстэн говорит: «Мы вылетели из трещины золотого кубка. Мы – дым из пушечного жерла».Мы вытекли через трещину в чаше, нас украли из карманов павших на поле боя солдат – это объяснение, как и любое другое, подходило для охватившей меня радости, равной сопровождавшему ее страху, но более сильной, чем этот страх.

– Кто бы ты ни был – ты мой брат, – прошептал я. – Более того. Ты – моя половина.

– Знал бы ты, чего мне это стоило! – Роберт содрогнулся. Он отвернулся, прежде чем взглянуть на меня с тем же чувством, с каким я смотрел на него. – Я презирал тебя. Ты и представить себе не можешь, какая меня душила обида. Я ведь едва зналсвою мать. А ты жилс ней, по крайней мере – временами, а когда не мог, она навещала тебя. Она присылала тебе открытки ко дню рождения. У меня ничего этого не было – Роберт оставался в тени. А Стар вынуждена была защищать своего маленького Нэда. И встречались мы один-единственный раз.

Понимание с мощью локомотива надвигалось на меня.

– Вспоминаешь? – спросил Роберт.

– Это было в тот день, когда нам исполнилось девять лет. Что-то случилось. За день до этого я заболел.

– Вспоминай, вспоминай, – сказал Роберт.

– Я тогда немного не успел Не припомню, где это было…

– Ты меня едва не убил, – подсказал Роберт.

– У меня был жар, я не мог подняться с постели. В комнату вошла Стар. Я подумал, что самое страшное позади, потому что приступы мои обычно случались в середине дня. Мать стояла рядом с моей кроватью… А ты где был? Куда я пришел?

– Это было у Анскомбов, – помог мне Роберт. – Так они себя, во всяком случае, называли. Они взяли меня к себе, потому что их ребенок умер.

– Бог ты мой! Так ты был в Боулдере?

– До того времени мне всегда удавалось вовремя почуять, как он вынюхивает меня, и смыться. В тот день ты заболел, и я ничего не почувствовал.

Где-то в голове прозвучал обрывок ритма, и Фрэнк Си-натра пропел: «Борись» –и отстал на долгий, неестественно растянутый момент, прежде чем вновь вступить: «Борись, борись изо всех сил…»,и по нисходящей дуге музыкальной фразы все, что я хотел забыть, нахлынуло на меня. – Я был тобой.

79

В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, к десяти вечера своего совместного дня рождения, Нэд Данстэн и мальчик, известный как «Бобби Анскомб», возомнили, что избавлены от ежегодного испытания. Предыдущий и почти весь сегодняшний день Нэд провалялся в жесточайшей лихорадке, мотавшей его между истощением от обезвоживания и приступами белой горячки. Кризис болезни произошел перед заходом солнца, оставив мальчишку насквозь мокрым от пота, испытывающим сильную жажду и достаточно ясно сознающим, что он только что пережил свой ежегодный приступ. Что же касается «Бобби Анскомба» – тому не удалось почувствовать ни одного сигнала тревоги: ни ощущения электрической напряженности в воздухе, ни пульсирующего покалывания и трепета, бегущих по обеим рукам, ни внезапных проблесков ярких голубых точек, дрейфующих на периферии его зрения, – все это он, как правило, ощущал за двое-трое суток до дня своего рождения, когда наступал срок еще раз сдаться, – до следующего выхода в мир людей, в тепло забот супружеской пары, что усыновит его и возьмет на воспитание, к аморфному вакууму, в котором прошла большая часть его детства. «Бобби» стоял на коленях на чердаке, гадая, сколько – чтобы не заметили – взять себе денег из кожаного чемодана, найденного им за недостроенной стеной. Еще один тайник с банкнотами был на кухне, но «Майкл Анскомб» приглядывал за ним. В это время Нэд Данстэн лежал на кровати Стар – мокрая простыня отброшена в сторону, мать гладит его лоб.

В спальне на Вишневой улице Нэд почувствовал, как неодолимая сила начинает со всех сторон давить на его тело – будто сам воздух стал вдвойне тяжелее. Причудливое ощущение, слишком хорошо знакомое, перешло в грудь и прозвенело по нервам. Когда мать склонилась над ним, темная зелень ее блузки и чернота ее зрачков кипели, переливались и искрились.

Что-то произошло внутри дома, но Роберт не мог сказать, что именно. Неожиданный шум, перемещение потоков воздуха, открытая дверь, шаги по лестнице на чердак? Если «Майк Анскомб» проверил его спальню, ему нужно выдумывать причину для своего поведения, и очень быстро. «Майк Анскомб» не терпел непослушания. Роберт побежал к двери на чердак, а из щелей меж половых досок взметнулись языки голубого пламени.

Тело Нэда напряглось, рванулось вверх и затем рухнуло вниз на матрац. Прежде чем он стремительно унесся в никуда, Нэд увидел плавно приближающееся убитое горем лицо Стар.

Сквозь волны голубого пламени он летел за спиной Мистера Икса по асфальтовой подъездной дорожке к загородному дому с бросающейся в глаза новой пристройкой слева от фасада. Велосипед устало привалился к ступеньке. Плосколицая луна выглядывала из-за вершин гор, казавшихся нереальными, как задник театральной декорации. Зябкая ночь была густо напоена запахом хвои.

Театральным жестом Мистер Икс нажал кнопку звонка. Когда дверь открылась, он со страшной силой ударил ножом в живот вышедшего к нему мужчину и, удерживая жертву, вошел вместе с ней в дом. Невидимая сила, принесшая Нэда на асфальтовую дорожку, повлекла его в комнату. Из динамиков по обе стороны камина голос Фрэнка Синатры раскатывал полотно длинной фразы о незыблемой цели и старой, неодолимой силе.

Подойдя к чердачной двери, Роберт остановился и прислушался.

– Мистер Анскомб, я полагаю? – произнес Мистер Икс.

Мужчина опустил изумленный взгляд на лиловые нити внутренностей, вывалившихся из распоротого живота В неожиданном изменении обстановки, вернувшем ему странное воспоминание о чучеле лиса с поднятой лапой под стеклянным колпаком, Нэд воспользовался тем, что Мистер Икс с радостью увлекся своим делом, и пятился до тех пор, пока не наткнулся спиной на дверь. Пелена голубого огня дрейфовала вдоль стен, и Фрэнк Синатра настаивал на том, что кого-то нужно поцеловать.

Ликующий Мистер Икс вспорол горло «мистеру Анскомбу».

Нэд глянул налево и сквозь стену, словно в свете фотовспышки, увидел крупную женщину со спутанными светлыми волосами, лежавшую на постели и читавшую «Спокойной ночи, луна». С этим видением пришло странное и неуместное знание: лежавшая на кровати женщина родила мертвого ребенка, который почему-то был невероятно, просто чудовищно неправильным.

Нэд бросился в короткий коридор, упиравшийся в закрытую дверь. Перед ним не прикрытые ковровой дорожкой ступени вели к более узкому проходу в другое помещение.

Роберт прижал ладони к деревянной стене и сосредоточился на том, что происходило внизу, под ним Прозрачные языки голубого пламени облизывали ему пятки и весело тянули яркие, живые нити-штрихи сквозь пол чердака. Слабые звуки снизу подсказали Роберту, что «Майклу Анс-комбу» вспороло живот охваченное зверской радостью существо, которое долго его преследовало и наконец настигло. Жизнь самого Роберта теперь зависела от его способ-ности избегать ежегодных вторжений хищной твари в это странное, промежуточное бытие.

Таинственные, неземной мягкости шаги, легче детских и абсолютно Роберту не понятные, плыли к нему снизу по лестнице.

Нэд поднялся до половины лестницы и застыл на месте. Сквозь закрытую дверь с непринужденной естественностью сновидения был виден мальчик, как две капли воды похожий на него.

Роберт с изумлением опустил глаза на ошеломленно таращившегося на него суперпривилегированного, бережно хранимого братца и с облегчением понял – вот оно, средство к спасению, перед ним. Он прижал палец к губам, а затем указал вниз. Брат отступил, и Роберт бесшумно спустился на первый этаж.

Нэд сошел по ступеням и посторонился. Его удивительный двойник указал на конец коридора. Нэд пошел к двери и попытался открыть ее. Пальцы его прошли сквозь дверную ручку спальни Роберта и, ухватив пустоту, сомкнулись в кулак.

Он посмотрел через плечо и за спиной разъяренного двойника, за прозрачной стеной увидел Мистера Икса, который быстрыми шагами удалялся от недвижимого тела «мистера Анскомба», лежащего на полу, чтобы ворваться в комнату, забитую картонными коробками. Женщина со спутанными волосами подалась вперед, прижимая к груди книгу «Спокойной ночи, луна», словно талисман.

Роберт видел, как пальцы его двойника прошли сквозь дверную ручку спальни, и понял, что двойник не настоящий. Настоящий же Нэд Данстэн спокойно спал в Эджертоне, а то, что было отправлено в Боулдер, было иллюзорной моделью, копией.

Впервые в своей необычной жизни Роберт обнаружил в себе способность загасить в душе обиду, отложить ее на время, чтобы понять: любимчик матери физически не присутствовал здесь, но некий аспект Нэда Данстэна был доставлен к нему, и эта фикция, этот дубликат сейчас необходим, чтобы выбраться из дома.

Роберт резко обернулся и увидел в точности то, что мгновением раньше увидел его брат.

Через секунду после того, как Роберт бросился вперед по коридору, Нэд последовал за ним, полагая, что его двойник бросится в гостиную и пройдет сквозь входную дверь. Пробежав через весь коридор, Роберт исчез. Сбитый с толку Нэд сделал еще несколько шагов вперед и увидел женщину, которая все еще медленно двигалась по спальне. Мистер Икс приближался к следующей жертве. Вокруг скрюченного трупа «мистера Анскомба» разливалась лужа крови. Фрэнк Синатра намеревался целовать обожаемые им губы. Нэд посмотрел в другой конец гостиной и у перегородки, отделявшей ее от кухни, увидел Роберта – тот пристально глядел на него. Нэд бросился прочь из коридора.

Невероятно, подумал Роберт. Его брат – точная копияего брата – стоял и глупо пялился, как турист в Большом Каньоне. В тот момент, когда Роберт начал было подумывать, не запустить ли в братца тостером, чтобы привлечь его внимание, Нэд посмотрел в сторону кухни и увидел его. «Давай», – подгонял мысленно Роберт, и брат оттолкнул в сторону бутылочки с моющими средствами и открыл тайник, который устроил здесь один из предыдущих владельцев дома, чтобы прятать драгоценности своей жены. Его пальцы нащупали края металлической коробки.

Нэд не верил своим глазам. Его двойник стоял на коленях перед раковиной и что-то искал. Через секунду-другую либо женщина, либо Мистер Икс, а то и оба они вой-Аут в кухню.

– Кончай копаться, – прошептал он.

– Ш-ш-ш, – прошипел в ответ двойник.

Нэд забрался в нишу для посудомоечной и сушильной машин у двери черного хода и оттуда наблюдал, как появился Роберт с плоской металлической коробкой в руке. Он открыл крышку и вытащил две пачки банкнотов. Еще раз запустил в коробку руку и застыл Голова его резко склонилась набок.

Они сейчас погибнут. Вот и все. Жадность двойника погубила обоих.

Роберт наблюдал, как, ковыляя, появилась «Эллис Анскомб» и повернула голову в сторону кухни. Ее глаза побелели от возмущения.

– Ах ты, говно на палочке, – прошипела она. «Эллис» как во сне повернула голову в сторону коридора, улыбнулась и сказала:

– Ты кто, черт побери, Боб Хоуп [46]46
  Боб Хоуп – знаменитый американский комик (1903—2003).


[Закрыть]?

Роберт и Нэд почувствовали, как атмосфера вокруг них сгущается и одновременно таинственно проясняется. Единственное – кроме них – живое существо в доме услышало слова «Эллис Анскомб».

Голос в голове у Нэда произнес: «Меня нельзя убить, меня здесь нет, но егоможно». Нэд выбрался из ниши. И в то же самое мгновение наконец-то понял, что его загадочный двойник и есть то, чего ему так не хватало, по чему он так тосковал всю жизнь. Он нашел своего брата.

Роберт вскочил на ноги и рассовал деньги по карманам. «Эллис» направилась прямиком к луже крови, потрясенно остановилась и посмотрела вниз. Роберту показалось, что он видит, как уголки ее губ поднимаются, когда до нее доходит, что это тело ее мужа, и улыбка – если это была улыбка – угасает. Из рук ее выскальзывает книга, и на ступни летят брызги крови. «Эллис» поворачивает лицо к пустому коридору.

А Фрэнк Синатра все пел: «Борись, борись, борись изо всех сил»…

… и Нэд почувствовал, как он тает, исходит из бытия со стремительностью испарения дождевой капли на горячем асфальте. Он вытянул руки и сквозь их неясную, светло окрашенную материю увидел плитки кухонного пола.

Безумная в гостиной заорала: «Зачем ты делаешь это? Неужели не видишь, что я уже в аду?» Бесстрастный мужской голос ответил: «Не надо волноваться, миссис Анскомб. О вас позаботятся, очень скоро позаботятся».

Роберт и Нэд пристально смотрели в такие схожие лица и, казалось, скользили друг к другу, даже не пытаясь делать каких-либо сознательных движений. Нэда бросило в дрожь от понимания того, что спасение брата и в какой-то мере его собственное спасение зависели от невероятного акта капитуляции.

Они услышали, как закричала женщина: «Черт, я уже в аду, только сукин сын не КРАСНЫЙ, он ГОЛУБОЙ!»

Нэд тянулся к Роберту и чувствовал какой-то новый страх, очагом которого было осознание того, что он стоял на пороге перемены, которую был не в состоянии ни предвидеть, ни управлять ею. Страх стал всепоглощающим, когда он понял, что часть его истосковавшегося существа уже протягивала руки своей половинке.

Разумная, отвечающая за самозащиту часть сознания Роберта также с радостью приветствовала приближающуюся тайну, потому как видела в ней шанс к спасению. Другая, беспорядочная и не поддающаяся логике часть сопротивлялась страху более сильному, чем страх Нэда. Роберт чувствовал отчаяние и отвращение оттого, что его обманом ввергли в опасную сделку.

Неодолимо Роберт и Нэд плыли навстречу друг другу и растворялись друг в друге, деля поровну собственные страхи, сомнения и обиды. И в мгновение встречи души обоих сопротивлялись и бунтовали: одна – против бездны гнева и жестокости другой, вторая – не принимая того, что казалось невыносимой ограниченностью и ничтожностью несвободы, невозможностью выхода для пламенного желания бунтовать, опустошать и губить.

И тотчас же, как только была замечена, эта двойственность переживаний разрешилась гармонией, обратилась в нечто целое, наполненное осознанием куда более емкого единства, равного обладанию неким великолепием, скрываемым от них лишь фактом реальногоотсутствия Нэда. И такая глубина капитуляции личности сопровождала это оглушение новых возможностей, что оба мгновенно отпрянули. Тем не менее, продолжая разделять один разум и одно тело, они просочились сквозь кухонную стену, и Нэд, который был половинкой целого, был уверен в том, что неотделимое от него второе «я» тоже испытывает радость и удовлетворение, равные его собственным.