Текст книги "Мистер Икс"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 41 страниц)

– Хочешь, я потом приберу тут?

– Мы управимся сами. – Лори отодвинула стул и поднялась из-за стола. – Ты готов еще немного побыть замечательным?

56

Разделенные просторами выкрашенных охрой стен, двери цвета палисандрового дерева тянулись вдоль коридора к высоченному – от пола до потолка – окну с арочной фрамугой. Вторая дверь справа была приоткрыта.

Как источник излучения, от которого бы зашкалило счетчик Гейгера, на стуле у кровати Кобби лежала книга. Уже зевая, мальчик обнимал плюшевого мишку. Игрушечные черная кошка и белый кролик занимали пост в изножье кровати, а тираннозавр реке ростом в фут – у изголовья.

Мне казалось, что колыбельная книжка Маргарет Уайз Браун едва ли не источает яд. Чтобы отвлечься, я спросил Кобби, как поживает мой тезка. Мишка Нэд и тираннозавр реке отлично подружились. Готов ли Кобби слушать? Решительное «да». В надежде на то, что сам я так же готов, как и он, я раскрыл книгу, чуть повернулся, чтобы Кобби было видно картинки, и начал читать.

Почти мгновенно моя фобия исчезла, и чувство страха улетучилось. Глаза мальчика закрылись, когда до конца сказки оставалось пять страниц. Я закрыл книгу и, в духе «Спокойной ночи, луна», прошептал «спокойной ночи» всем и вся. Фобия вновь заявила о себе, когда я положил книгу в изголовье кровати. Я выключил свет, испытывая загадочное чувство: я боялся обложки, но не книги.

В голове вдруг зазвучала «Something Gotta Give»: «Борись… Борись… Борись изо всех своих сил».

На середине лестницы я встретил поднимающуюся Поузи. Она спешила: ей надо было сегодня вечером отработать как минимум четыре часа еще более похорошевшее от предстоящих забот личико Поузи стало совсем кошачьим, когда она пожелала мне прекрасно провести вечер.

57

Лори и я держались на волне разговора, который становился все более интимным благодаря удивительному взаимопониманию, возникшему между нами. За последние десять лет я не припомню в своей жизни подобного вечера, и ни в одной из задушевных бесед, которые я в эти годы вел, яне ощущал такого реального контакта.

Утверждение, что ваш личный опыт частенько воспроизводитопыт другого, что все сказанное будет понято, подтверждалось каждым мгновением общения. Я, конечно же, не рискнул быть слишком откровенным. Лори тоже. Я боялся ее встревожить, застать врасплох – я не хотел, чтобы она сочла меня сумасшедшим.

Если бы подобные разговоры не содержали определенной доли лжи, они не были бы такими проникновенными.

Мы умудрились выпить полторы бутылки вина, а стол по-прежнему полнился тарелками с закусками.

– Может, унесем все это? – предложил я.

– Не бери в голову. – Лори откинулась на спинку стула и запустила руку в волосы. – Поузи унесет.

– У нее еще полно работы, давай ее немного разгрузим. – Я собрал тарелки, отнес их в раковину и сгреб листья артишоков в мусорную корзину.

Лори помогла мне загрузить посудомоечную машину и заполнила контейнеры моющим средством.

– Я чувствую себя одним из эльфов башмачника [40]40
  Персонажи английской народной сказки «Эльфы и башмачник».


[Закрыть]. Что у нас было по плану дальше, не помнишь?

– Хочешь послушать концовку того рассказа Райнхарта?

– Ладно, пойдем разделаемся с Райнхартом. – Лори долила остатки вина в наши бокалы и повела меня к дивану в гостиной.

Устроившись рядом и опустив голову на вытянутую вдоль спинки дивана руку, Лори спросила:

– Это тот рассказ, что ты читал, когда я подъехала?

– Да, я почти его закончил. Она отпила глоток:

– Профессор Арбатнот нашел книгу невероятной древности и редкости. У трех стариков, убитых в притоне курильщиков опиума, были одинаковые татуировки на левых ягодицах, содержащие древнее арабское проклятие. По пути на встречу со зловещим карликом наш герой мимолетом замечает ребенка с желтыми глазами и раздвоенным языком.

– Нет, здесь немного по-другому, – сказал я. – Похоже, вся первая половина почти автобиографична.

Я уместил начальный этап жизни Годфри Деммимана в паре предложений и коротко описал его приключения в деревне Маркхэм, вступление во владение домом его предков, бегство и преследование Другого, которое привело к тому, что ночью он оказался в библиотеке на верхнем этаже дома.

Придя к убеждению, что именно нынешней ночью произойдет встреча с тем, кто постоянно прятался от него, Деммиман вошел в старую библиотеку. Дверь вдруг захлопнулась у него за спиной.В то же мгновение Деммиман понял, что его уверенность – не иллюзия. Присутствие Другого запечатлелось на кончиках его нервных окончаний, и как только он понял это, он тут же понял и другое – в каком состоянии он найдет своего неприятеля.

По окончании приготовлений, не менее полных страха, не менее неуверенных, чем его собственные, другой ожидал его прихода с тем же ужасом, с каким стыла в жилах кровь Деммимана. Однако Годфри нашел в себе силы двинуться вперед и бросить скорый взгляд через заплесневелую пустоту.

– Кто ты, нечестивый дух? – с трудом проговорил он.

Последовала полная нерешительности и сомнений пауза.

– Заклинаю тебя: выйди из мрака и покажись.

Давление сгустившейся вокруг Деммимана тишины едва не швырнуло его назад, к двери. Когда у него уже не осталось сил переносить это, из самого дальнего угла темной библиотеки донесся звук шагов.

– Чувствую, ничего хорошего не будет, если этот тип покажется. Причем выяснится, что это очередной монстр.

– Сейчас узнаем, – сказал я и продолжил чтение.

Медленно-медленно, еле волоча ноги, смутная фигура выплыла из темноты. Деммиман вдруг ощутил, что не может дышать. Он знал: наконец настало время, и его сейчас ждет либо избавление, либо поражение. Горячечное любопытство подсказывало ему неясный силуэт мужчины на десятки лет старше его и умудренного жизненным опытом, не идущим ни в какое сравнение с опытом его собственным, даже постичь масштабы которого ему не хватало воображения.

Темная строгая одежда незнакомца выдавала в нем провинциального делового человека, достигшего небывалого успеха. Едва успел Деммиман сделать шаг навстречу ему и заметить светлый клочок его бороды, как понял, отчего лицо незнакомца казалось неразличимым: его закрывали прижатые в жесте отчаянного стыда руки.

Широко расставив в стороны ноги на пыльном полу, Деммиман занял позицию.

Мужчина поднял голову и раздвинул пальцы, будто пытаясь ощутить перемену настроения Деммимана. Затем, словно приняв мгновенное решение, уронил руки и обнажил лицо с такой враждебностью, какая, Деммиман знал, ему самому была не по силам. Ужас тут же сковал его. Тысячи грехов, тысячи преступлений вдруг отразились на челе незнакомца. Это была летопись его тайной жизни, омерзительной и зловещей. Но самым поразительным было то, что черты лица Другого были омерзительной и зловещей копией лица самого Деммимана.

– С тобой все в порядке?

– А что?

– Мне показалось, у тебя пересохло в горле. Выпей немного вина, полегчает.

Неужели все усилия – лишь ради того, чтобы встретиться с чудовищной версией самого себя? Часть унижения Деммимана составляло понимание того, что сила этого страшного создания намного превосходила его собственную. Другой сделал шаг вперед, весь кипя от ярости, и швырнул в лицо Годфри требование – и Деммимана оставило мужество: развернувшись, он бросился бежать.

Деммиману послышалось, что в спину ему полетел смех, однако смех тот был эхом его собственного смеха; ему чудилось, что за спиной раздаются шаги преследователя, но на самом деле это были удары его сердца. Из темных проемов полуоткрытых дверей, из потаенных уголков – отовсюду, чудилось, пристально следят за ним извивающиеся уродливые существа и ждут его капитуляции.

Однако о капитуляции Годфри и не помышлял. Он был рожден для великой цели, на пути к которой встреча в темной комнате была не чем иным, как ключом, открывшим замок. В его судьбе, решил Деммиман, таилось величие, суть которого он только-только начал постигать.

Деммиман добежал до дверей в галерею, распахнул их и нащупал в своем кармане картонку спичек, которыми он обычно зажигал тоненькие свечи в склепе. Язычок пламени дрожал, когда он опускался на колени перед одной из длинных занавесей. Крохотный, трепещущий огонек родился и осторожно потянулся вверх. Деммиман передвинулся ко второй занавеси и зажег еще одну спичку. Когда загорелась вторая штора, он проделал то же самое со всеми занавесями. Затем, в кольце танцующего разгорающегося огня, он внимательным взглядом окинул плоды своих трудов.

Огненные ручейки разбегались от оснований колонн по половицам, растекались по потолку. Пламенные разведчики и гонцы перескочили на одну из полусгнивших панелей, и ручейки красного огня крались вдоль поверхности стены. Стены с радостью встречали пламя; пол занялся ярким огнем в десятках мест. Деммиман попятился в задымленный вестибюль и вышел в ночь.

По обеим сторонам узкой улочки грязный кирпич и черные глазнш§ы окон брошенных домов бесстрастно смотрели на красные отблески, мечущиеся рядом. Тревогу поднимут много-много позже, когда языки пламени взметнутся к темному небу. Деммиман укрылся в нише дверного проема.

Окна первого этажа разлетелись вдребезги, вместе с осколками выплеснув сполохи таких темных оттенков красного, словно желали укрыть от взглядов разгулявшееся внутри пламя. Пожар неумолимо и быстро охватил второй этаж. Жаркое пламя взметнулось вверх и исчезло, поглощенное широченным столбом дыма.

Занялся третий этаж, а за ним и четвертый. Деммиману почудилось, будто в реве мощного пожара он услышал пронзительно высокие крики тварей, загнанных огнем в ловушку на верхнем этаже дома, и мысль об этом вызвала звериное ликование в его груди.

Темное одеяло плотного дыма перед фронтоном дома укрыло от взгляда самые верхние окна, и Деммиман поспешно перебежал в дверной проем соседнего здания, где укрылся и стал наблюдать за финалом. Лишь только он поднял глаза, чтобы взглянуть на окна пятого этажа, за ними загуляли первые отсветы огня – поначалу желтые, а затем кроваво-красные.

В раме ближайшего окна показался силуэт – человек выглянул наружу с поистине восхитительным спокойствием. Все здание издало стон надвигающегося конца. Силуэт у окна устремил на Деммимана взгляд невидимых глаз. Издалека донесся крик сирены, затем – поближе – еще один. Дрммиман чувствовал, что глаза Другого не сводили с него тяжелого взгляда.

Обрамлявшая силуэт оконная рама вспыхнула, бросая отсветы на опустошенное лицо, так похожее и не похожее на его собственное. Другой вновь швырнул свое безжалостное требование. Огонь перекинулся на его волосы. За спиной Другого пламя потемнело – от красного к темно-синему, однажды виденному в глубине древнего леса. Деммиман шагнул из ниши на булыжник мостовой. В требовании Другого, вдруг осенило Деммимана с грозной убедительностью величественного парадокса, таился неожиданный поворот судьбы, и внезапно воспаривший дух Деммимана с радостной готовностью устремился навстречу.

Рванувшись из своего укрытия, Деммиман кинулся в горящее здание. Мгновением позже все, что составляло интерьер дома, обрушилось, и внушительное сооружение уступило: мягко охнув, складываясь как карточный домик, оно повлекло самое себя вниз, рухнуло и содрогнулось, будто бы от экстатического освобождения Годфри Деммимана.

– Ему что, пришлось избавить мир от себя? Не говоря уж о фамильном доме и тех маленьких страшненьких тварях?

– Бедняга Годфри.

– А мы с тобой могли бы придумать финал повеселее. Хочешь попробовать? Ага… По всему видно, что хочешь. Много ли знал Эдвард Райнхарт об «экстатическом освобождении»?

58

Глядя на это красивое смуглое лицо так близко от своего лица, я ощущал настоящее блаженство. Возможно, женщины, которых я знавал прежде, бывали и более пылки, чем Лори, но ни одна из них не оказывалась так грациозно созвучна каждому мгновению – его способности расправить крылья и спланировать в мгновение следующее. Еще Лори обладала даром, который некоторые могли бы назвать развращенным умом и изобретательностью. Чем дольше мы исследовали наши тела и радостно использовали их возможности, тем более мы совпадали, пока наконец не влились друг в друга настолько, что стали единым и неразделимым целым. Когда же мы, оторвавшись друг от друга, лежали рядом, мне казалось, я чувствую, как призрачной летящей вереницей возвращаются в родное тело частички меня самого.

– Ты хотя бы догадываешься, как мне с тобой хорошо? – спросила Лори.

– Я сейчас готов воздвигнуть храм в твою честь, – прошептал я.

Несколько часов спустя я проснулся со знакомым чувством: необходимо отправляться в путь, прежде чем меня настигнет беда. А еще я почувствовал, что, похоже, влюблялся в Лори слишком уж стремительно. Нельзя было позволить себе этого. Через несколько дней я собирался в Нью-Йорк, после чего увидеться нам вряд ли было суждено. Главное, что я мог представлять собой для Лори – это опасность, и от нее я был обязан Лори уберечь. Осторожно сняв ее руку со своего плеча, я выскользнул из постели. Когда я на ощупь искал свои носки и врезался в торшер, Лори проснулась на шум и сонно спросила, чем это я занимаюсь. Я сказал, что мне надо вернуться в пансионат.

– А который час?

Я взглянул на светящийся зеленый циферблат:

– Половина второго.

Она включила лампу и села, потирая лицо:

– Я бы тебя отвезла, но так устала, что, боюсь, не смогу вести машину.

– Ничего, вызову такси.

– Не глупи. Возьми другую машину Стюарта – она стоит в гараже. Потом придумаем, как пригнать обратно. Поскольку ты определенно вернешься сюда, Нэд, давай не будем спорить.

Я подошел к кровати и поцеловал Лори. Простынка собралась у нее на груди, и в приглушенном свете ее тело казалось тускло-золотистым.

– Позвони завтра, хорошо? – Лори выключила торшер, как только я закончил одеваться.

«Другой» машиной Стюарта оказался цвета слоновой кости двухместный «мерседес-5005Ь», что изумило бы меня, не хлебни я уже сегодня изумлений сполна. Включив зажигание, я осмотрел приборную доску, включил заднюю передачу, выехал на полкорпуса из гаража и остановился. Несколько мгновений понадобилось мне, чтобы разобраться, как переключать дальний и ближний свет. Затем, включив дальний и оставив «мерседес» тихонько урчать на «нейтралке», я сходил к машине Лори и забрал с заднего сиденья мамин пакет.

В отличном настроении я вел машину к центру Эджертона, подпевая джазу, который транслировала эджертонская радиостанция, и, подъехав к пансионату на Гарри-стрит, припарковался напротив.

59

Поднимаясь по лестнице, я услышал доносящийся из дальнего конца коридора моего этажа шум вечеринки. Группа молодых людей заполняла коридор в задней части здания. Большинство девушек были в мини, парни – коротко стриженные и в рубашках с короткими рукавами, каждый держал в руке пластиковый стаканчик, все оживленно и разом говорили, покачивали сигаретами. Темноволосая девушка с челкой, падавшей на брови, помахала мне сигаретой:

– Эй, новенький сосед, присоединяйся!

– Спасибо, но сегодня никак, – ответил я. – Уже нагулялся.

Я помахал ей в ответ и бросил взгляд через вечно открытую дверь. Света в комнате Отто почти не было, мерцающий экран телевизора освещал оплывшую в кресле фигуру. Торчало горлышко зажатой между ног бутылки «Джек Дэниеле», и примерно полдюйма темной жидкости оставалось в стакане, забытом у кресла. Я решил, что лучше будет выключить телевизор и помочь Отто добраться до кровати. Сделав было шаг к креслу, я почувствовал запах горящей ткани.

Вокруг бессильно свисавшей руки Отто курился дымок. От наполовину выкуренной сигареты на подлокотнике кресла расходился кружок искр и, разгораясь, прямо на моих глазах обратился в кольцо язычков пламени.

Вбежав в комнату, я попытался сбить пламя с подлокотника. Отто вскинул голову. Два глаза – желтоватые белки с красными прожилками – вперили в меня взгляд без малейших признаков узнавания.

– Отто, – сказал я, – ты…

– Пошел отсюда! – взревел он. – Ворье!

Я успел только заметить движение огромного кулака вдоль его груди. Кулак врезался мне в плечо, и я отлетел на пол. Свитер на локте Отто расцветал тлеющим пятном, грубо напоминающим формой и цветом осенний кленовый лист.

– Воррюга!

Отто опустил левую руку прямо в тлеющий круг и, взвыв, вскочил с кресла. «Джек Дэниеле» полетел на пол. Отто качнулся вперед и тут только заметил, что его свитер тлеет.

– К раковине, Отто! – крикнул я и подхватил спортивную рубашку из-под его кровати, слушая, как он выдает семиэтажные проклятия.

У дверей столпилась кучка молодежи – попивали из стаканчиков, гасили сигаретные бычки об пол. Отто и я были интереснее телевизора.

Накинув рубашку на подлокотник, я похлопал по нему ладонью.

Черноволосая с челкой протолкалась вперед:

– Мистер Бремен, это не вор, это парень, которого поселили в комнату мистера Фрама.

– Да знаю, малышка. Она улыбнулась мне:

– Эй, меня зовут Рокси Редман, а это Чарли с Зипом, а это моя соседка по комнате Мунбим Шалли.

Хорошенькая блондинка в наряде, напоминающем детский передник и открывавшем лямки лифчика на плечах, помахала мне пальчиками:

– Вообще-то мое имя Одри, но все зовут меня Мунбим [41]41
  Moonbeam (англ.) –лунный луч.


[Закрыть].

– И правильно делают, – улыбнулся я. – А мое имя Нэд, но все зовут меня Нэд.

Мунбим хихикнула, а Чарли и Зип посмотрели на меня так, словно я должен был обмочиться от их взгляда.

Рядом со мной возник Отто со стаканом воды в руке. По лестнице кто-то поднимался.

– Убери-ка ее. – Я стянул рубашку с кресла, а Отто вылил воду из стакана на почерневший подлокотник.

Скрытая за толпой, Хелен Джанетт объявила, что вечеринка окончена За головами проплыла фетровая шляпа мистера Тайта:

– Слышали, что сказала хозяйка? Давайте по домам.

– Извини, малыш, – прогудел Отто. – Развезло малость старого дурака. – Он поднял с пола бутылку и бросил в мусорную корзину. – Сейчас, похоже, мне будут драть задницу…

Рокси, Мунбим и их друзья отправились восвояси в облаке приглушенного смеха, открыв моему взгляду мистера Тайта и позволив понять причину их веселья. Помимо фетровой шляпы на мистере Тайте была футболка-сеточка, та же, что и утром, и полосатые удлиненные шорты с желтым пятном у ширинки.

Затянутая в розовый купальный халат поверх ночной рубашки, Хелен Джанетт гордо выступила вперед и заняла командный пост:

– Я требую объяснений.

Отто приложил все свои старания: он заснул с сигаретой в руке, я его напугал, он извинился за суматоху, никогда ничего подобного не происходило прежде и не случится впредь.

Миссис Джанетт прибавила строгости в голосе:

– Просто возмутительно! – Мистер Тайт подошел поближе и спрятался за спину хозяйки. – Эта комната провоняла алкоголем Вы заснули с сигаретой и чуть было не устроили пожар. Мы не потерпим подобного, мистер Бремен.

– Не потерпим, – поддакнул сторожевой пес.

– Это случилось первый и последний раз. Впредь буду осмотрительней. – Отто выпрямился. – Вы хотите еще что-нибудь сказать?

– Откройте окна и проветрите, чтоб не воняло. Наш Дом, к вашему сведению, – на хорошем счету.

– Окна уже открыты. А если хотите быть на хорошем счету, прогоните к черту Фрэнка Тайта Это всего лишь мой скромный совет.

Тайт было качнулся вперед, но миссис Джанетт остановила его, подняв руку. И обожгла меня взглядом:

– Мистер Данстэн, я очень не хочу, чтоб у нас были какие-либо осложнения с вами.

– Я всего лишь помог вам, – улыбнулся я. Хелен Джанетт удалилась, сердито топая.

Бремен взглянул на меня и пожал плечами. На лестнице стихли их шаги, затем хлопнули двери их комнат.

– А что за тип этот Тайт? – спросил я.

– Фрэнк Тайт редкая сволочь. Его вышвырнули с работы в полиции, вот что это за тип. – Бремен стянул свитер и бросил его в сторону мусорной корзины. – У меня где-то завалялась еще бутылочка, не опрокинете со мной рюмочку на сон грядущий?

Прощаясь с Отто, я пообещал как-нибудь на днях к нему заглянуть. Книга Райнхарта и пакет из банковской ячейки лежали в углу у окна. Я принес пакет к столу и разворачивал нескончаемые слои коричневой бумаги, пока перед моими глазами не предстал большой старомодный альбом для газетных вырезок в стеганом зеленом переплете. К обложке альбома была прилеплена бумажка с надписью, сделанной рукой мамы: «Нэду».

60

Я листал страницы альбома-матрешки – последнего тайного подарка мамы, и все больше и больше недоумевал. К толстым листам с обеих сторон были приклеены… вырезки из газет – о преступлениях! Некоторые были из «Эхо Эджертона», но большинство – из газет, выходящих за пределами Эджертона. Почти все статьи рассказывали о нераскрытых зверских убийствах, ни одно из которых, казалось бы, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к Стар. Растревоженный, я начал изучать подшивку болееметодично, и имя, которое я слышал от Хью Ковентри и Сьюки Титер, бросилось мне в глаза со строк самых первых заметок.

Заголовок над первой вырезкой гласил: «Акушерка, обвиняемая в похищении младенца, признает себя виновной». Хэйзел Янски, местная акушерка, попала под подозрение, когда администратор больницы Св. Анны обратила внимание на то, что последняя в течение минувшей декады приняла девять мертвых новорожденных. Янски привела вполне убедительные объяснения каждому случаю, однако администрация больницы попросила медперсонал понаблюдать за действиями акушерки. Две недели спустя одна из медсестер узнала, что пациентка Янски только что родила мертвого ребенка. Больничный техник рассказал медсестре, что видел, как акушерка быстро бежала вниз по черной лестнице. Медсестра тут же поспешила к служебному лифту, спустилась в подвальный этаж и увидела, как Хэйзел Янски торопливым шагом направляется к пролету ступеней, ведущих к запасному выходу. Медсестра догнала акушерку уже за дверью и успела заметить, как быстро отъехала поджидавшая на улице машина. Медсестра отвела акушерку в кабинет администрации, где под пальто последней был обнаружен младенец – вымытый, спеленатый и, вне всяких сомнений, живой. В полицейском управлении Янски созналась в участии в трех сделках по продаже новорожденных супружеским парам, неспособным либо не желавшим пройти легальную процедуру усыновления. Сообщить факт наличия сообщника либо сообщников акушерка отказалась.

Материал был датирован третьим марта тысяча девятьсот шестьдесят пятого года За четыре месяца до моего седьмого дня рождения Стар Данстэн, раскрыв утреннюю газету, узнала, что была матерью не одного ребенка, а двойни.

Днем позже в «Эхо» появилась статья под заголовком «Акушерка-похитительница признается в совершении преступления, утверждая, что действовала во благо». Хэйзел Янски помогает установить личности четырех младенцев с «черного рынка детей» и заявляет, что действовала в интересах спасения их от неблагополучных матерей. Янски также назвала имена покупателей младенцев, однако попытки отыскать следы новых родителей оказались безуспешными. «Этот факт, – далее сообщает "Эхо", – наводит на мысли о том, что покупатели действовали под вымышленными именами».

Процесс над акушеркой начался в мае и длился три недели. Из четырех матерей, чьих детей похитили и продали, одна была убита в пьяной драке в баре; вторая, будучи пьяной за рулем, погибла в аварии, унесшей жизни еще двоих людей; третья исчезла бесследно, узнав, что ее сын жив, четвертая мать обвинила подсудимую в том, что та забрала себе все деньги вместо того, чтобы поделить с ней сумму поровну.

Присяжные признали Янски виновной и к своему вердикту прибавили рекомендацию о снисхождении. Через неделю взял слово судья. Хотя противозаконность действий подсудимой нельзя оставить без внимания, нельзя также забывать тот факт, что Хэйзел Янски выбирала младенцев тех матерей, чье поведение (и образ жизни) угрожало дальнейшей жизни малышей. Также судья пожелал учесть послужной список акушерки и пользу, которую она принесла городу. Исходя из сказанного выше, он принимает рекомендацию жюри присяжных и приговаривает подсудимую к трем годам заключения в исправительном доме Гринхэвен с возможностью условно-досрочного освобождения через восемнадцать месяцев.

Она украла четверых младенцев и сказала их матерям, что они мертвы, эта Хэйзел Янски. Поскольку судья и присяжные решили, что акушерка действовала в интересах похищенных детей, она провела в тюрьме только восемнадцать месяцев. На фотографиях из газет Хэйзел Янски не выглядела как человек, в руки которого можно было бы вверить социальную политику страны. Плотная блондинка лет тридцати пяти сердито глядела со страниц «Эхо» с едва сдерживаемой раздражительностью женщины, которая поняла, что постоянная угрюмость послужит ей куда лучше, чем приветливая общительность, и не забывала об этом.

Мне подумалось, что суд разделял презрение подсудимой к ее жертвам. Если бы Хэйзел Янски продавала детей матерей, принадлежавших к среднему классу общества, она бы и сейчас сидела в тюрьме. А еще мне подумалось: та, убитая в баре, и та, что была пьяной за рулем, – погибли бы они, если б им не сообщили, что их дети родились мертвыми?

В вырезке из «Милуоки Джорнал» под заголовком «Двойное убийство в предместьях» рассказывалось о нераскрытых убийствах. Патологоанатомы округа Милуоки обнаружили, что причиной смерти мистера и миссис Уильям Макклюр, прежде считавшихся погибшими в результате пожара, уничтожившего их дом на Сэлсбери-роуд в пригороде Эльм Грув, были множественные колотые раны. Их трехлетняя дочь Лиза Макклюр погибла, как ранее предполагалось, не от асфиксии, а вследствие травматического повреждения шеи. Супруги прожили в Эльм Грув всего лишь шесть месяцев, и мало что было известно о них соседям, один из которых рассказал корреспонденту, что мистер Макклюр говорил, что переехал сюда из Сент-Луиса по делам бизнеса. Ничего не известно о восьмилетнем Роберте Макклюре, племяннике мистера Макклюра, который учился в третьем классе начальной школы Эльм Грув. Так и не выяснив, был ли мальчик похищен субъектами преступного нападения, полиция не теряет надежды, что ему удалось убежать до того, как преступники его обнаружили. Попытки связаться с родителями мальчика успеха не принесли, однако Торстон Лунд, шеф полиции Эльм Грув, выразил уверенность, что мы скоро услышим о племяннике.

Следующая заметка называлась «Тайна убитых супругов»:

«Расследование совершенного в среду зверского тройного Убийства и поджога в Эльм Грув приняло неожиданный оборот сегодня утром, когда стало известно, что две жертвы, Уильям и Сэлли Макклюр, проживали, вероятно, под вымышленными именами. По сведениям конфиденциального источника в отделении полиции Эльм Грув, в результате проверки выяснилось, что как минимум в двух случаях прежде супруги указывали фиктивный адрес.

При покупке недвижимости на Сэлсбери-роуд и еще раз, при устройстве восьмилетнего племянника, Роберта Макклюра, в начальную школу Эльм Грув, Макклюры сообщили, что предыдущий адрес их проживания был: Пуэрто-Рико, Сан-Хуан, Мила-флорес, 1650, какового на самом деле не существует. В бланке регистрации Роберта Макклюра в качестве его предыдущего учебного заведения была указана Сент-Луисская дневная школа, в списке учеников которой мальчик не значится.

Высокопоставленный офицер полиции Эльм Грув сообщает, что Макклюры приобрели дом на Сэлсбери-роуд через агентство «Недвижимость Статлера» за наличные. Томас Статлер, директор агентства, утверждает, что подобная сделка за наличные в округе Эльм Грув явление необычное, но не беспрецедентное.

Один местный житель описал мистера Макклюра как «смуглого», но говорящего без пуэрто-риканского акцента. Сэлли же Макклюр, по его словам, говорила «с нью-йоркским акцентом». «Мистер Макклюр был каким-то странным, не похожим на здешних жителей. Он старался казаться вежливым, однако дружелюбным его вряд ли можно было бы назвать».

В распространенном сегодня заявлении шефа полиции Эльм Грув Торстона Лунда допускается предположение о том, что убийства каким-либо образом могут быть связаны с прошлым мистера Макклюра.

Мальчик, считающийся племянником погибших супругов, по-прежнему числится без вести пропавшим».

Далее следовала страница со статьей под заголовком «Убитые в Эльм Грув супруги имели криминальное прошлое», и в ней рассказывалось:

«На состоявшейся вчера вечером пресс-конференции представители отделений полиции Милуоки и Эльм Грув заявили, что ФБР установило личности Уильяма и Сэлли Макклюр, убитых в прошлую среду в принадлежавшем им доме на Сэлсбери-роуд: это были Сильвэйн Букер и его „гражданская“ жена Мэрилин Фельт, укрывавшиеся от правосудия. Третья жертва, двухлетняя Лиза Букер, была их дочерью.

Чарльз Туми, агент отделения ФБР в Милуоки, заявил, что по делу Букера и Фельт велось серьезное расследование в Филадельфии, округ Пенсильвания. «Со дня на день ожидался арест обоих, – сообщил агент Туми. – Мы полагаем, что их предупредили. Они попытались скрыться, их настигли, но настигли не наши люди».

Агент Туми не смог объяснить цель или причину пребывания в семье восьмилетнего племянника «Роберта Макклюра». Он сказал: «Мы продолжаем рассматривать мальчика как важного свидетеля»».

В следующей заметке из «Миннеаполис Стар-Трибьюн» сообщалось об убийствах в своей собственной квартире Филиппа и Леонайды Данбар, четы пенсионеров, которых соседи охарактеризовали как «замкнутых людей». Полиция выражает уверенность в том, что преступники будут в кратчайшее время задержаны.

«Загадка отделения полиции» из Оттумва, Айова, рассказывает еще об одном таинственном происшествии. Офицер полиции по имени Бойд Берне заметил мальчика лет одиннадцати-двенадцати, болтающегося по ярмарочной площади, и заподозрил в нем очередного беглеца из дома. Когда полицейский подошел к мальчику, тот отказался сообщить ему имя и домашний адрес. «Он вел себя не как обычный беглец, – рассказал Берне. – Во всяком случае, держался он довольно нахально. Я отвел его в участок, усадил и сказал, что родители, наверное, с ума сходят от волнения».

Когда мальчишку попросили вывернуть карманы, выяснилось, что у него с собой более четырехсот долларов. Заподозрив неладное, Берне снял у него отпечатки пальцев – и, к своему удивлению, обнаружил, что его отпечатки лишены характерного пальцевого узора. На вопрос об ^ ой аномалии мальчик ответил, что отпечатки пальцев ему не нужны.

«Я было подумал, что он надо мной потешается, – рассказывал Берне, – и попросил назвать хотя бы имя, а он ответил, что я могу называть его "Краснокожий Оттумва". Должен признаться, его ответ вызвал у меня улыбку. Я спросил, не голоден ли он, и пацан сказал, что не отказался бы от гамбургера. В общем, я усадил его в дежурке и велел как минимум полудюжине парней не спускать с него глаз, пока не вернусь». Берне отправился в «Бюргер Вупер», что в квартале от участка «За мгновение до того, как мне войти в кафе, я услышал громкий свистящий звук. Я повернулся и увидел, что отделение полиции на пару секунд погрузилось в темноту».