Текст книги "Рабочие Северного Кавказа. Становление социального слоя (СИ)"

Автор книги: Питер Шнайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Фото 14. Садонский рудник в 1886 г.

Фото 15. Грозненские нефтепромыслы в конце XIX в.

Информация о ценах на продукты питания, а так же предметы первой необходимости и услуги, составляющие основные статьи расхода на данный период, крайне скудна и разноречива. Сопоставив доходы рабочих в Киеве в 1900-1905 гг., учитывая при этом, что заработная плата рабочих на Северном Кавказе была на 20-30% выше общероссийской, что было обусловлено общим подъёмом промышленности региона и большой потребностью в рабочих руках, мы можем представить примерную картину расходов среднестатистического рабочего промышленного заведения конца XIX – начала ХХ вв. в изучаемом регионе. У одинокого рабочего на оплату жилья уходило около 36 руб. в год, одежда и обувь – 12,9, питание – 49,9, алкоголь и табак – 5,8, санитария и лечение – 6,7, культурно-просветительные расходы – 5,4, помощь родным – 0,4, прочие расходы – 6,6 руб. Итого – 123,7 руб. в год, причём для семейных эта цифра должна была составить не менее 608 руб. Одинокий рабочий мог легко прокормить себя, и поэтому их высокий процент, среди других трудящихся по найму, неслучаен. Необходимо оговориться, что в ряде случаев можно исключить некоторые статьи расхода, такие, например, как оплата квартиры, иногда питание, санитария и лечение так же осуществлялись за счет работодателя. Проблема проживания, размещения рабочих решалась различными способами в зависимости от отрасли промышленности, характера производственных взаимоотношений сторон.

Часто использовались поселения казарменного типа, что особенно распространено было в крупных промысловых центрах с большим количеством временных рабочих, высоким уровнем текучести кадров.

Для отраслей промышленности, более нуждавшихся в постоянных квалифицированных кадрах, на железной дороге практиковался наём квартир за счёт работодателя, либо сотрудники имели собственное жильё. Тем не менее, даже с учётом всех этих обстоятельств, очевидно, что одна заработная плата, для подавляющего числа рабочих, с большим трудом могла разрешить финансовые проблемы. Этот факт влиял на решение рабочего о продолжительности труда на одном месте, характер его связи с землёй.

О периоде, последовавшем после Первой российской революции, а так же военных годах, сохранилось гораздо большее количество свидетельств об оплате наёмного труда различных категорий трудящихся, и, что особенно важно, сведений о ценах на продукты и предметы первой необходимости и т.п.

В среднем по губерниям и областям Харьковского промышленного округа, по подсчётам Э.Э. Крузе, годовая заработная плата рабочего составляла: в 1907 году – 236,88; 1908 – 256,88; 1909 – 248,68; 1910 – 249,04; 1911 – 268,09; 1912 – 270,80; 1913 – 286,28 руб. При этом необходимо вспомнить, что в Кубанской, Терской областях, Ставропольской и Черноморской губерниях этот показатель был выше как минимум на 20%.

Выведение среднего показателя несколько обедняет палитру реальной картины разнообразных форм оплаты квалифицированного и неквалифицированного труда, а, стало быть, и возможностей, открывающихся перед различными категориями трудящихся.

Многочисленным оставался элемент подёнщиков, способности которого реализовывались практически во всех отраслях промышленности региона. Казалось бы, такая организация как железная дорога, как никакая другая, нуждающаяся в постоянных кадрах, могла бы обойтись без услуг этой категории трудящихся. На самом деле дела обстояли иначе, и связано это было, главным образом, с широким строительством и текущим ремонтом производственных объектов дороги. Особенно широко использовались подёнщики в сельском хозяйстве, рыбных промыслах, на строительстве, а так же на некоторых работах в нефтяной и горнорудной промышленности.

Из табелей и ведомостей по оплате труда подённых рабочих, занятых на земляных и подсобных работах, связанных с ремонтом и профилактикой железнодорожного полотна, выгрузкой и погрузкой, уборкой и т.п. неквалифицированным трудом в 1907-1908 гг., следует, что они получали около 50 копеек в день. В 1910 г. средняя заработная плата каменщика не превышала 3-х рублей в день, выше этой суммы (4-6 руб.) получали только руководители артели, однако в ряде случаев заработная плата могла составить и 1 руб. и даже 50 коп. В 1911 г. чернорабочие получали до 1-го рубля в день, каменщики (мастера) – от 2 до 2,2 руб., подсобные рабочие не менее 1,2 руб. в день. На основе приведённых данных можно заключить, что оплата подёнщика к началу Первой мировой войны в целом не превышала этого показателя в начале века. Тяжёлый неквалифицированный труд ценился всё также низко. Если бы даже подёнщик трудился на земляных работах, погрузке или разгрузке вагонов целый месяц, без выходных и праздников, то его заработок, в среднем, равнялся бы 45 руб. Для сравнения: учительница станичной школы, в то же время, при 8-ми классах образования, на первом году службы получала жалование в 40 руб. плюс 10 руб. квартирных в месяц. В 1907-1910 гг. на Владикавказской железной дороге содержание одного человека в год составляло :

год постоянные рабочие (руб.) временные

(руб.) подённые

(руб.) в среднем

(руб.)

1907 473 302 329 419

1908 470 286 295 393

1909 524 237 309 423

1910 534 353 331 439

Некоторое сокращение оплаты труда после событий 1905-1907 гг. к 1910 г. было преодолено, и размеры окладов превысили уровень 1907 г. Постоянные рабочие везде оплачивались выше временных.

За период с 1910 по 1914 гг. мы имеем отдельные упоминания о размере заработной платы железнодорожных и промышленных рабочих.

Например, во Владикавказском округе приблизительная плата промышленному рабочему составляла 22 руб. в месяц. В Ставрополе, где была сосредоточена почти вся промышленность губернии, рабочим платили в месяц около 20 руб. Рабочие Владикавказской магистрали зарабатывали в зависимости от квалификации: смазчик 28-30, слесарь – 45, кондуктор – 25, молотобоец – 30 руб. Средняя месячная плата прислуги в Кубанской области составила 20 руб. (мужской) и 15 руб. (женской). Подённые рабочие оставались наиболее низкооплачиваемой категорией трудящихся, рабочие железной дороги получали заработную плату выше среднего по региону показателя.

Другим немаловажным фактором, прямо связанным с последним, является продолжительность рабочего дня, что имеет прямое отношение к вопросам интенсификации труда, наличию свободного времени у рабочих. Свидетельства по этой проблеме тем чаще встречаются, чем более поздний период времени подвергается рассмотрению.

Рабочий день в среднем по краю составлял около 12 часов. При этом на отдельных предприятиях и в различных регионах Северного Кавказа он был не одинаков по продолжительности: на Ставрополье – 10-12 часов; в Кубанской области – от 10,5 до 13 часов; в Терской области он составлял 12-13 часов. Таким образом, у подавляющего большинства рабочих Северного Кавказа к 1914 г. заработная плата, в лучшем случае, равнялась 30 руб. в месяц. Иногда она достигала 50-60 руб. (это относится к наиболее оплачиваемым рабочим железной дороги, например, старший машинист), но могла составить и 10 руб. (оклад прислуги женского пола).

В этой связи необходимо определить, насколько подобная заработная плата могла удовлетворить потребности рабочего. Подобный анализ возможен при наличии информации о ценах на предметы первой необходимости. Такого рода сведения крайне малочисленны и разрозненны, и составить более или менее полную картину по всему Северному Кавказу не представляется возможным.

Прежде всего, рабочему и его семье нужно было где-то жить.

Отмечается, что в Армавире в 1911 г. оплата за квартиру составляла до трети доходов семьи банковского служащего или служащего магазина, чей заработок составлял примерно 100 руб. в месяц. Стоимость аренды квартиры в три комнаты с кухней и "без намека на какие-либо удобства, в почтительном расстоянии от центра" составляла 35-40 руб. в месяц. Для рабочих, чей заработок колебался в пределах 30-50 руб. в месяц, были доступны помещения "хотя сколько-нибудь похожие на человеческое жилье" в 10-15 руб. квартплаты за тот же период.

Например, в Армавире в 1911 г. сдавался под жилье флигель в 4 комнаты, с электричеством, ванной и всеми удобствами за 700 руб. в год. То есть, более 58 руб. в месяц. Для рабочего человека это было совершенно неприемлемо.

У нас есть сведения о стоимости аренды квартир по городам Северного Кавказа в 1904 г. Сведения почерпнуты нами из статистического справочника "Города России в 1904 г." , где они приведены в исчислении за годовой период. Для удобства и наглядности сопоставления со стоимостью квартир, которые мы нашли в других источниках, мы перевели сумму аренды в формат месячной оплаты. Получилось, что "средняя" квартира во Владикавказе в 1904 г. обходилась примерно в 50 руб., в Екатеринодаре такая квартира стоила около 21 руб., в Ставрополе – 10 руб., в Армавире "большая" квартира обходилась примерно в 66 руб., В Грозном, Пятигорске и Приморско-Ахтарской – в пределах от 58 до 60 руб. в месяц. Сведений о средних по стоимости квартирах в этих населенных пунктах нет, но из опыта сопоставления стоимости больших и средних квартир по другим городам и селам, это должно было быть не менее половины цены от "больших". В большинстве прочих городов Предкавказья средняя квартира стоила примерно 16-17 руб. в месяц. В Георгиевске – 10 руб.

В 1912 г. стоимость больших квартир в Екатеринодаре составляла 1 900 руб. в год, малых – 350 руб., в Ейске соответственно 700 и 280 руб. в год.

Известны цены на некоторые продукты питания, установленные специальным постановлением от 15.12.1910 г. в Армавире: филе – 14 копеек за фунт; мясо 1 сорт – 12 коп. за фунт, 2-ой сорт – 10 коп., 3-ий – 6 коп.; ноги телячьи – 25 коп. за 4 шт.; язык говяжий – 10 коп.; сало говяжье – 15 коп. за фунт; почки говяжьи – 10 коп. за фунт; баранина – от 10 до 14 коп. за фунт; свинина обрезная – 14 коп. за фунт; сало 1-го сорта – 20 коп. за фунт, 2-го – 16 коп. за фунт; хлеб из белой муки – 5 коп. за фунт, 2-ой сорт (из сеянки) – 3 коп. за фунт, 3-ий сорт – 2 коп. за фунт.

Фото 16. Полный текст таксы на продукты, опубликованный в январе 1911 г. в Армавире в местной газете.

В 1912 г. пуд керосина в Кубанской области стоил около 2-х рублей, фунт свечей – 30 копеек, киловатт электричества – 30 коп., фунт хлеба первого сорта – 4,5 коп., фунт мяса – 16 коп., десяток яиц – 25 коп., сливочное масло – 50 коп. за фунт, бутылка молока – 10 коп., пуд картофеля – 50 коп., фунт соли – 1-2 коп. На семью из 4-х человек расход только на продукты должен был составлять не менее 25 руб. в месяц. В эту сумму мы включили стоимость дневного рациона в 0,5 кг мяса, 1 кг хлеба, 10 яиц, 1 литр молока, 2 кг картофеля; плюс 1 кг масла, 1 кг керосина, фунт соли и фунт свечей в месяц. При этом за пределами бюджета остаются плата за жильё, расходы на одежду и обувь, стоимость бытовых услуг и лечения, развлечения, оплата обучения детей и т.д.

Вероятнее всего, подавляющее число семейных рабочих, при условии того, что трудится один человек в семье, влачили нищенское существование и приведённый выше рацион оказывался для них недосягаемым.

С началом войны многие предприятия были военизированы. На Тереке, в Дагестане более 26% заведений к 1916 г. Переводится на военное производство. Средняя продолжительность рабочего дня на Северном Кавказе 12-15 часов. Даже на Грозненских нефтепромыслах, где ещё в 1906 г. был завоёван восьмичасовой рабочий день, фактическая его продолжительность достигала 12-14 часов. В первый же год войны, рабочий день на Северном Кавказе возрос на 22– 75 %, а на Юге России на 25-70%. Не только милитаризация промышленности влияла на продолжительность рабочего дня, но и, в не меньшей степени, растущие цены на предметы первой необходимости. В связи с этим рабочим часто приходилось работать сверхурочно, чтобы кое-как свести концы с концами.

Торговая буржуазия, как сообщали нефтепромышленники Терека, на малейший рост заработной платы реагировала повышением цен. К осени 1915 года цены возросли в Екатеринодаре на муку на 20%, кожевенные товары и обувь на 90%, на остальные предметы первый необходимости до 10%. В Майкопе на пшеницу на 30 %, крупу на 80%, пшено на 50%, сахар на 33%, соль на 15%, овёс на 32%, спички на 100%. Рост цен застиг местные власти врасплох. Ещё в ноябре 1915 г. они вынуждены признать, что беднейшие классы наиболее страдают от дороговизны. Газета "Русская воля" писала, что во Владикавказе "продовольственный кризис заслонил собою чуть ли не все мировые события... Городу угрожает совершенный голод". Одним из важнейших факторов, влиявших на рост цен, стало сокращение сельскохозяйственного производства, которое за период войны снизилось на четверть. Стоимость квартир, и без того почти недоступных простым рабочим, выросла в первый год войны на 15-30%, а "дешёвых" на 30-70%. Острый продовольственный кризис вызвал со стороны правительства попытки ограничить рост цен, в первую очередь на продукты питания, продавать товары выше указанных цен запрещалось. В сопроводительном письме к соответствующему реестру сообщалось, что реальные цены, за исключением сахара, ниже установленных. Таким образом, в конце 1915 г. мука пшеничная стоила 2,65 руб. за пуд, ржаная – 1,5 руб., масло сливочное за фунт – 1 руб. (по сравнению с 1912 г. цена выросла на 100%), десяток яиц – 45 коп. (на 80%), фунт соли – 1,5 коп. (цена практически не возросла), сахар – 20-25 коп. за пуд, керосин – 2,45 руб. за пуд (22,5%), мясо говяжье 20 коп. за фунт (свыше 26%). При этом существенного роста заработной платы не наблюдается.

Одна из наиболее высокооплачиваемых категорий трудящихся – железнодорожные рабочие, получали: старший рабочий – 35 руб., сторожа – 20-25 руб., кондуктор – 30 руб., весовщик – 35 руб., стрелочник – 25 руб., сцепщик – 30 руб. в месяц. С 1913 по 1915 гг. заработная плата промышленных рабочих выросла в Кубанской области на 31,9%, в Терской области – на 19%, в Дагестане – на 35%,в Ставропольской губернии даже сократилась почти на 18%. Сведения о ценах немногочисленны, но даже то немногое, что удалось обнаружить, говорит о том, что реальная заработная плата в течение войны неуклонно снижалась.

Одинокий рабочий нефтяных промыслов Грозненского района до войны тратил в месяц на питание 7 руб., а к весне 1916 г. около 14-20 руб. За это время номинальная заработная плата возросла на 50%, а стоимость предметов первой необходимости от 100 до 300%. На основе имеющихся данных можно заключить, что к началу 1916 г. для скромного питания требовалось никак не менее 60-70 руб. в месяц. К этому ещё надо прибавить квартплату, которая в 1905 г. составляла 5-7 руб. в месяц за комнату или "землянку", а к 1916 г. обходилась в 12 руб. Существуют косвенные данные, по которым можно судить об уровне жизни промышленных рабочих. Так Ю.И.Серый подсчитал, что в начале ХХ века лишь 10% металлистов и 3% шахтёров Юга России не испытывали бюджетного дефицита. Примерно 70% металлистов и 30% горняков с трудом могли прокормить свою семью из 3-5 человек, и около 20% одиноких шахтёров имели заработок ниже прожиточного уровня. Даже при учёте того, что заработная плата рабочих на Северном Кавказе была на 20-30% выше общероссийской, процент практически нищих рабочих был очень высок.

Представляется, что в подавляющем большинстве случаев основным для промышленников критерием при определении заработной платы рабочих был тот самый минимум, необходимый для поддержания сил и не более того. Подобное положение было связано с тем, что диапазон выбора для реализации своих возможностей у пролетариев был крайне узок и сводился, зачастую, к выбору: нарушить закон, чтобы не умереть от голода, либо работать фактически за пищу и, в лучшем случае, ещё и кров. Низкий уровень зарплаты и плохие жилищные условия заставляли рабочего цепляться за любые заработки, часто менять место работы.

Работа внаём не позволяла надеяться на существенное улучшение своего материального положения, не говоря уже о социальном статусе, так как этот способ заработка почти исключал накопительство. Последнее обстоятельство волей-неволей толкало и детей рабочих на стезю родителей, не имеющих возможности оплатить учёбу сына или дочери. Эта категория населения, думается, с одинаковым успехом могла пополнять не только ряды пролетариата, но и люмпена.

Состояние безысходности толкало рабочих на крайние меры, и, хотя подавляющее число забастовок имело экономический характер, у трудящихся исподволь созревала уверенность в невозможности решить свои проблемы локальными методами, улучшить свое положение в рамках существующей законности, системы социальных связей.

Промышленники использовали любые пути для уменьшения расходов на содержание рабочих. Один из них открывается нам в результате анализа жилищно-бытовых условий рабочих. В подавляющем числе случаев таковые оставались более чем плачевными. Наиболее распространённой формой поселения рабочих оставался барак. Иногда предприниматели снимали квартиры для своих рабочих или компенсировали их затраты дополнительными выплатами. В редких случаях рабочие имели собственные жилища. Известны случаи поселения рабочих прямо на территории предприятия.

Качество бытовых условий оказывалось в прямой зависимости от характера производства и места его расположения. В лучших условиях находились работающие на городских промышленных предприятиях с полным рабочим годом, сотрудники железной дороги. Владельцы мелких заведений, особенно связанных с переработкой сельскохозяйственной продукции, не обременяли себя заботой о быте своих работников, так как зачастую они были временными, нанимаемыми на период работы предприятия. То же самое относится и к сельскохозяйственным рабочим, судьба которых, равно как и условия их существования, мало занимали внимание землевладельца после окончания страды.

Бытовые условия рабочих кирпичных заводов Армавира в 1913 г. подробно описаны в заметке "В кирпичном царстве", внушительную выдержку из которой (с купюрами) мы приводим ниже: "За кладбищами тянулись кирпичные заводы... Изрытая глубокими оврагами почва, откуда добывается глина для кирпича, походит на траншеи, в которых копошатся полураздетые рабочие. Шагаю по кривым заводским улицам и присматриваюсь к окружающей меня обстановке. Кругом всё выглядит угрюмо и неуютно. В самом центра приютились несколько бакалейных лавочек, в которых кроме "сахару и чаю, всегда можно найти "забвение" от всех бед и печалей – водочку. Но больше всего меня заинтересовали многочисленные земляные крыши каких-то невидимых построек, находящихся под ними. Подхожу к одной из них. Когда я открыл дверь, то на меня пахнуло сыростью настоящего погреба. В помещении почти темно, так как крошечные окна, дают слишком мало света. Вся подземная комната величиною в несколько аршин. Грубая, кое-как сколоченная кровать, с наваленным на ней убогим постельным скарбом, стол и несколько жалких табуреток составляют убранство жилья. Навстречу мне вышел хозяин жилья, а вслед за ним высыпало полдюжины ребятишек разного возраста и пола... Представьте себе громадных размеров яму, по обе стороны которой разместились землянки. Здесь живут вместе: люди, лошади, собаки, свиньи, куры и тогда вы поймете, что это за жизнь! Отхожих мест не имеется, естественная нужда справляется где попало, помойных ям и ящиков нет и в помине". Другая статья описывает жилищные условия тех рабочих, кому повезло больше, чем беднягам с кирпичных заводов. "Не лучше бедняков положение одиноких служащих и рабочих, получающих средний оклад жалования. Эти последние проживают в так называемых комнатах. Но наши армавирские комнаты – это нечто такое, что отличает их от комнат других мест и городов, где такие комнаты называют "углами"... Комнаты с сырыми углами с трещинами в окнах, с сырым затхлым воздухом обыкновенно ценится в 15 рублей [в месяц]". В этой же статье приводится пример, что в Петербурге подобное жилье стоит от 2,5 до 4-х рублей в месяц.

Массовое строительство, начавшееся на Северном Кавказе в пореформенный период, предопределяло наличие огромного числа временных, подённых рабочих, условия быта которых из самого определения (временный) не воспринимались ни нанимаемыми ни нанимающими как нечто постоянное, более или менее устойчивое. Отсюда – поселения казарменного типа, в случае большого скопления людей – лагеря.

В бараки чаще других попадали рабочие горно– и нефтедобывающей промышленности, рыбных промыслов. Такое положение было связано с удалённостью от населённых пунктов, большой текучестью кадров, которую работодатели и не пытались остановить, так как в основной массе труд не требовал особой квалификации, поэтому проще было набирать новых рабочих на короткое время, нежели заботиться о жилищных условиях, которые позволяли бы прожить на одном месте более одного сезона.

Упоминания о бытовых условиях, равно как и о досуге трудящихся, в литературе и источниках крайне немногочисленны в сравнении с другими проблемами, связанными с процессом становления рабочего класса. Одно из наиболее ранних сведений об условиях жизни рабочих относится к 1888 г. Это рапорт атамана станицы Верхнебаканской начальнику Кубанской области о поведении рабочих, занятых на сооружении железнодорожной ветки Екатеринодар – Новороссийск. Показателен тот факт, что данный рапорт в канцелярии начальника области был отнесён в раздел стихийных бедствий, наряду с наводнениями, падежом скота и т.п.

Верхнебаканский атаман высказывал крайнюю озабоченность неспокойным поведением рабочих, дважды громивших питейные заведения, причём "корень зла" он усматривал в подстрекательстве контрагентов с целью устранения конкуренции. Об условиях быта сообщается, что рабочие не обеспечены обществом железной дороги ни помещением, ни продовольствием, "по этим причинам массы рабочих, преимущественно бедняки, пробавляются дневными заработками, ведут самую печальную скитальческую жизнь... они вынуждены являться в Верхнебаканскую и искать приюта и пищи". О санитарном состоянии сообщалось, что оно ниже всяких норм: "слишком неудовлетворительно". "Это отверженные создания, на которых лежит вся тягость труда, не только лишены каких-либо удобств в размещении, но совершенно забыты, и о существовании их вспоминают только тогда, когда они работают. Помещения, в коих они теперь гнездятся, слишком первобытного характера, и напоминают жилища троглодитов. Полагаю, что при такой жизни рабочих следует неминуемо ожидать развития эпидемических болезней". Не в лучших условиях находились и рабочие других строек и промыслов. Например, в 1892 г. при сооружении прибрежного Черноморского шоссе, в одном из рабочих лагерей близ Хосты, где тогда находилось около 8-ми тыс. человек, вспыхнула эпидемия холеры. Данный факт говорит о крайне низком санитарном состоянии мест большого скопления людей, лишённых постоянных источников свежей чистой воды.

С подобной проблемой приходилось сталкиваться повсеместно. В условиях жаркого климата вопросы гигиены вставали особенно остро. Даже в тех случаях, когда рабочим, занятым на предприятии с полным рабочим годом, удавалось нанять квартиру, это отбирало до 20-30% заработка. Те квартиры, которые немногие получали от хозяев, в источниках именуются не иначе как "сакли", "свинарники" и т.п. На Грозненских промыслах вода была привозной, а, следовательно, и ограниченной в количестве. В воспоминаниях рабочего нефтепромыслов Ахвердова И. Храмова находим: "Одни рабочие жили на хуторах, другие в лачугах домовладельца Сверчкова, третьи – холостяки – в бараках на промыслах... Бараки эти очень напоминали общие тюремные камеры. Они были тёмные, с общими нарами, на которых валялись грязные лохмотья. В таких казармах жило 70-80 чел. Эти сообщения, на наш взгляд, заслуживают доверия, несмотря на время их публикации (1930 г.), так как источники, относящиеся к 1916 г., в частности журнал особой следственной комиссии для обследования предприятий "Эльборус", что в Кубанской области, рисуют очень схожую картину. Казарменные поселения оставались в начале ХХ века наиболее распространённым типом жилья рабочих. Достаточно крупное текстильное предприятие общества "Каспийская мануфактура" в Петровске имело 100 рабочих, живших в 8-ми казармах, имелась небольшая хлебопекарня, библиотека, баня, первая в истории Дагестана больница, оборудованная на 25 коек. Нужно отметить, что подобное предприятие, к сожалению, являло собой скорее исключение, нежели правило.

В том же Дагестане в конце XIX века, на сельдяных промыслах рабочие жили в сырых одноэтажных бараках с земляными полами. Постелью служил холщовый мешок и наволочка, набитая соломой. Работали с раннего утра до позднего вечера с часовым перерывом на обед. Таким образом, серьёзные проблемы вставали перед предпринимателем только в том случае, когда ему был необходим более или менее постоянный состав работников, обладающих определёнными навыками. В остальных случаях быт и здоровье работающих никого не интересовали ещё и потому, что для самих рабочих такое положение было временным, и это они осознавали со всей определённостью ещё до поступления на работу. Едва ли дела могли обстоять иначе на предприятиях с неполным рабочим годом, производстве, связанном с сельским хозяйством, на рыболовных промыслах. Здесь не вставали вопросы быта как причина вспышек социальной активности трудящихся, если положение не доходило до того, что возникала прямая угроза жизни и здоровью людей.

Зато на крупных промышленных предприятиях, железной дороге этот вопрос стоял куда более остро. Материалы санитарной комиссии врачебной службы Владикавказской железной дороги за 1903 г. свидетельствуют о том, что руководству дороги не были безразличны бытовые условия своих сотрудников, а последние не всегда внимательно относились к состоянию собственного жилья и рабочих мест.

Санитарная комиссия требовала замены нар в два яруса на один, там где рабочие жили в казармах. Упоминается, что "разные саманные и временные постройки и бараки царицынской и ставропольской ветви требуют больших расходов на их содержание и возобновление",при этом замечая, что "трудно рассчитывать на то, чтобы ассигнования на это были разрешены". На станции Тихорецкой "имеются пять бараков, где живут низшие служащие пути и эксплуатации... бараки необходимо уничтожить, так как в течение 6 лет существования и сами бараки и почва кругом их сильно загрязнены, что представляет опасность для здоровья". Осмотр жилых домов рабочих дороги показал, что в ряде случаев самими сотрудниками нарушаются правила гигиены, элементарные санитарные нормы (отсутствие отхожих мест, грязь и дождевая застоялая вода во дворах, мусор и отбросы не доносятся до ящиков и т.п.). В этом трудно упрекнуть работодателя. Дело здесь, представляется, в недостаточно высоком уровне культуры быта самих рабочих, а проще говоря – в их неопрятности.

Комиссия, в качестве мер для борьбы с подобными явлениями предлагала штрафовать виновных (на 50 коп.) и ввести постоянную службу санитарных надзирателей, выборных из числа жильцов. Всего досмотру было подвергнуто 20 пунктов по линии Ростов-Владикавказ, Тихорецк-Екатеринодар – и не единого положительного отзыва. Чаще всего встречается формулировка типа: "Во дворе 4-ой дистанции много мусора и отбросов, необходимо чаще убирать и следить за чистотой". Такими оставались условия быта рабочих Северного Кавказа накануне революции 1905-1907 гг.

В сообщении о забастовке рабочих строящейся Армавир-Туапсинской железной дороги в 1912 г. одной из причин этого события указаны бытовые условия. Заметка в столичной газете "Речь" рисует адские условия, в которых жили строители магистрали: "Вблизи района работ не имеется ни базаров, ни лавок. Кулаки пользуются этим и вместо сахара продают конфеты по 50-60 коп. за фунт. Рабочие совершенно не обеспечены жилищами. Наспех сколоченные бараки представляют из себя скорее загоны для скота, нежели подобие человеческого жилья. Нары в бараках сплошные, общие для мужчин и женщин, женатых и холостых. Но и бараков оказалось недостаточно для размещения всей массы рабочих: часть поместили в землянках. Медицинская помощь отсутствует. Фельдшер, указавший кому следует на этот факт, немедленно был арестован. А между тем масса людей страдает лихорадочными и тифозными заболеваниями. Бани нет".

Материалы, относящиеся к более позднему времени, свидетельствуют о том, что положение дел вплоть до 1917 года существенно не изменилось. По-прежнему рабочие, занятые в отраслях, требующих более высокой квалификации, жили в более сносных условиях в сравнении с низко квалифицированными или временными.

Об отношении к последним говорит тот факт, что количество временных (например, строительных) рабочих никогда и никем не учитывалось, и судить о нём можно только приблизительно. Антисанитария была обычным для строек явлением. Характерный случай описывается в газете "Северный Кавказа" за 1913 г.: "пятеро рабочих, работавших у подрядчика Проточанского, заболели тифозной лихорадкой. Их тут же выселили из барака во двор". Исключительно неудовлетворительными были жилищно-бытовые условия у рабочих нефтепромыслов Грозного. Жильём здесь, чаще всего, служили дощатые сараи, камышовые шалаши, землянки или, в лучшем случае, бараки. Пол обычно был земляной, в результате чего грязь и затхлый запах, плохое снабжение питьевой водой приводили к частым вспышкам инфекционных заболеваний. Условия быта рабочих, занятых в нефте– и горнодобывающей промышленности, были во многом схожи. Это объясняется необходимостью компактного поселения работников, расположения их в непосредственной близости с местом разработок, которые часто оказывались в дали от населённых пунктов и средств коммуникации.

В этом отношении показательны результаты особой следственной комиссии для предприятий "Эльборус" Баталпашинского отдела Кубанской области в августе 1916 г. О положении рабочих на руднике можно судить по тому, что на заказ рабочему бюро в Гельсингфорсе, руководством был получен отказ, так как не удалось найти рабочих, согласившихся бы работать в таких условиях. Рудник расположен в 155 верстах от железной дороги и вообще населённых мест. Рабочие находились в полной зависимости от владельцев разработок. Для выполнения заказа был необходим труд некоторого числа подготовленных рабочих, поэтому, чтобы остановить высокую текучесть, администрация устроила особую колонию для рабочих, "в которой имеется несколько домов и казарм для семейных и холостых... в колонии расположены артельные кухни, бани и особый барак для заразных больных. Кроме того, в предприятии имеются: частная лавка для продажи различных товаров, хлебопекарня, харчевня, особая казарма для рабочих-карачаевцев, амбулатория". Для удовлетворения духовных потребностей рабочих была устроена часовня. В итоге комиссия заключила, что положение дел на руднике заслуживает удовлетворительной оценки. Несмотря на эти усилия, текучесть оставалась очень высокой, что характерно для подобного рода предприятий. Так на вышеупомянутом руднике из 170 рабочих большинство поступило в том же 1916 г., годом ранее – 69, а более двух лет всего 7.