Текст книги "Все оттенки тьмы"

Автор книги: Питер Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– С тобой что, кто-то связался? – спросил вдруг Бэнкс. – Они и до тебя добрались?

– Вот тебе на! – У Энни отвисла челюсть. – Я хоть раз давала тебе повод усомниться в моей дружбе? Разве раньше мы вот так же въедливо не критиковали версии друг друга, чтобы выявить в них все слабые звенья? Как ты мог такое обо мне подумать?

– Извини, – пробормотал Бэнкс. – Просто… что-то у меня начинается паранойя. Но ты сама посуди – сразу после визита мистера Броуна мадам Жервез заявила, что закрывает дело. Отправила меня в отпуск и велела держаться от работы подальше. Неужели ты скажешь, что это ее собственная инициатива? А еще мне кажется, что вчера во время обеда за мной следили. Да и вообще, последние несколько дней у меня четкое ощущение, что за мной хвост. Согласись, странно все это.

– Ну, раз уж тебе интересно – нет, со мной никто не связывался. Я просто пытаюсь здраво оценить твои малоубедительные доводы.

– Но ты можешь хотя бы признать, что все и впрямь могло быть так, как я описал?

– Не могу. С отелловской концепцией я еще соглашусь – может, кто-то и впрямь подталкивал Хардкасла к убийству. Мы не знаем, был ли у Сильберта роман на стороне. Это вполне возможно. Его могли начать шантажировать, а он послал шантажиста куда подальше и доказательства – на той самой флешке – оказались у Хардкасла. Но принимать всерьез всю эту шпионскую дребедень я отказываюсь, и вовсе не факт, что люди всегда ведут себя как когда-то раньше, по шаблону. Никто не знал, что так все выйдет. И не мог знать. Вот что я пытаюсь тебе объяснить.

– Никаких доказательств шантажа мы не нашли, – заметил Бэнкс.

– Мы вообще не нашли никаких доказательств, кроме тех, что поддерживают версию о банальном убийстве из ревности.

– Неправда. Мы же знаем, что Сильберт работал на разведку. Мы нашли флешку и визитку с несуществующим телефонным номером. Ко мне приходил мистер Броун и завуалированно пытался угрожать. Кстати, он чертовски много знал обо мне и моей личной жизни. И после всего этого дело вдруг начали считать раскрытым и более не достойным внимания. А я так не считаю. И вообще, не нравится мне все это. Очень не нравится.

– Да, какой-то резон в твоих словах есть. Но жутковато, знаешь ли. – Энни передернула плечами. – Лучше бы ты держал эти мысли при себе.

– Значит, ты мне веришь?

– А что, за тобой правда следят? – спросила в ответ Энни.

– По-моему, да. С того дня, когда ко мне заявился Броун.

– Видать, здорово ты его взбесил, – ухмыльнулась Энни. – Они, наверное, теперь считают тебя непредсказуемым субъектом.

– Что есть, то есть. Он даже про Софию знал.

– Кто, Броун?

– Угу. Знал, где она живет. Упомянул мою «обворожительную юную подругу из Челси».

Энни на минуту примолкла. Почему-то упоминание «обворожительной» Софии расстроило ее и сбило с толку. Она вдруг стала себе противна, сразу вспомнила про все свои недостатки, морщинки и лишний вес. И ведь Бэнкс даже не заметил, что у нее новая стрижка.

– Так что ты собираешься делать? – спросила наконец, она.

– Мне нужно кое-что еще разузнать, – ответил Бэнкс. – А потом я поеду в Лондон, сам осмотрю квартиру Сильберта. Да и вообще, покручусь там, повынюхиваю. Все равно у меня еще несколько дней отпуска осталось.

– Будешь гоняться за призраками и сражаться с ветряными мельницами?

– Возможно.

– Ну и ну, – протянула Энни. – Только учти: если они впрямь укокошили одного из своих агентов, что им стоит убрать вредного копа?

– Спасибо за напоминание. Я-то пытаюсь об этом не думать. Но что мне остается? Мадам Жервез закрыла дело. Здесь у меня никакой поддержки не будет.

– Ты уж там аккуратнее.

– Постараюсь.

– Остановишься у Софии?

– Наверное. Если она не слишком занята.

– Вряд ли она не найдет для тебя времени. Только…

– Что?

– Стоит ли ее в это втягивать?

– Я ее никуда не втягиваю. Да они и так уже про нее знают.

– Слушай, ты своей паранойей заразил и меня.

– Это не так уж и плохо, – улыбнулся Бэнкс. – Будешь настороже. Да ты не волнуйся, я буду начеку. И за Софией присмотрю.

Энни вонзила ногти в подставку для пива.

– А от меня ты чего хочешь?

– Чтобы ты, пока меня не будет, была тут моими глазами и ушами. Вдруг тебя что-то насторожит. Обращай внимание на все, что хоть немного выбивается за рамки нормы. Могу я на тебя рассчитывать, если мне понадобится пробить что-нибудь по базе, поговорить еще раз с Вайменом или кем-нибудь еще из театра, прогнать отпечатки? В общем, всякое такое.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – ответила Энни. – Что-нибудь еще?

– Да. Будешь поливать мои цветы?

Энни шлепнула его по руке.

– Как только приеду в Лондон, куплю себе новый мобильник, – продолжил Бэнкс. – Такой, одноразовый. Не хочу, чтобы кто-нибудь прослушивал мои разговоры. Я тебе позвоню, и ты запишешь новый номер.

– Ты прямо как преступник, – нахмурилась Энни. – Ты всерьез думаешь, что тут замешана разведка, да?

– Это ты просто мистера Броуна не видела. И вот еще что… – добавил Бэнкс.

– Что такое?

– Что это ты сотворила с волосами? Выглядишь – супер, отпад.

Бэнкс не думал, что к нему снова явится какой-нибудь еще незваный гость, коллега мистера Броуна, но на всякий случай запер дверь и включил сигнализацию. И вообще держал ушки на макушке. Разогрев телятину по-веллингтонски из универмага «Маркс и Спенсер», Бэнкс открыл бутылочку «8 песен Шираза» 1998 года. После ужина он, наплевав на недособранный шкаф, устроился в кресле с книгой Стивена Доррила о разведке. Тихо играл концерт Джона Гарта для виолончели.

Три с лишним года назад в доме Бэнкса произошел пожар, и почти весь прошедший год он занимался ремонтом. Пристроил еще одну гостиную, добавил ванную комнату и застекленную веранду. До ремонта он в основном жил на кухне или в передней гостиной или изредка коротал вечерок, усевшись на ограду у ручья. Теперь он постоянно торчал на веранде или в новой гостиной. Это было приятно. На кухню заходил, только чтобы приготовить поесть – вернее, разогреть что-нибудь, – а в передней гостиной устроил кабинет, перетащив туда компьютер и два потертых кресла.

История разведки оказалась не очень захватывающим чтивом. С романами Яна Флеминга и не сравнить, с грустью подумал Бэнкс, вспомнив, как зачитывался ими подростком. Он осилил несколько глав, но ничего нового пока не узнал. До описания работы нынешней разведки ему предстояло одолеть еще много-много страниц.

Около половины десятого задребезжал телефон. Звонила София. Бэнкс с облегчением отложил книгу в сторону.

– Хорошо добралась до дома? – спросил он.

– Да, нормально. Скучно только. В следующий раз поеду поездом. Тогда хоть поработать смогу в дороге или книжку почитать.

Бэнксу показалось, что она с трудом сдержала зевоту.

– Устала?

– Что-то долгий денек получился, – ответила София. – Все эти фестивали искусств уже начали сливаться в один.

– А какие у тебя планы на неделю?

– Да все те же. Куча интервью. Пятнадцатиминутный сюжет о новой книжке про Джеймса Бонда, которую Себастьян Фолкс написал. Даже Дэниел Крейг поучаствует.

– Неужели прямо к вам в студию явится? – удивился Бэнкс.

– Ага, как же. Размечтался.

– Хм. Ну ладно. Я завтра или послезавтра надеюсь выехать к тебе. Может, пошлешь актера Крейга куда подальше и найдешь для меня свободную минутку? Я, конечно, могу пожить и в отеле, если…

– Какой же ты глупый, – вздохнула София. – Разумеется, живи у меня. И приезжай поскорее. Я уже соскучилась. Даже если совсем замотаюсь, хоть ночью будем вместе.

Услышав, что София искренне обрадовалась, Бэнкс сразу растаял:

– Ура. Я тебе позвоню, как только доберусь до Лондона.

– А ты сюда по работе или просто так? – поинтересовалась София.

– И то и другое.

– Что у тебя тут за дела?

– Да все те же.

– То самое убийство и суицид?

– Ага.

– Это ты из-за этой истории подверг папу допросу? Про его знакомства со шпионами?

– Ну да. Просто один из погибших когда-то служил в разведке, вот какая штука.

– Здорово, – заметила София. – Кому нужен Дэниел Крейг, когда рядом есть ты? Ладно, пока!

И как всегда, в конце их разговора Бэнксу захотелось сказать «я люблю тебя». И как всегда, он промолчал. Слово «любовь» пока не проскакивало в их беседах, Бэнксу казалось, что на данном этапе развития отношений это только все усложнит. Уж лучше двигаться потихоньку, не торопиться. А там будет видно. В конце концов, у них вся жизнь впереди – успеют еще напризнаваться друг другу в любви.

Бэнкс долго не решался положить трубку, приготовившись услышать щелчок, по которому герои в шпионских фильмах понимают, что их прослушивали. Обозвав себя кретином, швырнул трубку. При нынешних-то технологиях наверняка телефоны на прослушке не щелкают. И вообще, надо было раньше осторожничать, а он разоткровенничался, совершенно забыв, что их разговор могли подслушивать.

Бэнкс сел перед телевизором, включил новости и, налив еще один бокал вина, выслушал череду банальных сообщений: алчные политики опять уличены в воровстве, в Америке грядут выборы. Пропала двенадцатилетняя девочка, не вернулась домой из музыкальной школы. В Африке голодали и убивали, на Ближнем Востоке воевали, в бывших советских республиках не могли справиться с бесконечными экономическими и бытовыми проблемами. Ведущий вдруг заговорил про дело Хардкасла – Сильберта. Ни слова о том, что Сильберт работал в разведке. Было сказано, что погибший – сын Эдвины Сильберт, служил чиновником, жил в «эксклюзивном и престижном» пригороде Иствейла со своим любовником, «сыном шахтера из Западного Йоркшира». Совсем безголовые эти журналюги! Можно подумать, будто в Иствейле есть пригороды. И Барнсли, между прочим, находится в Южном, а не Западном Йоркшире.

В новостях подчеркивалось, что у полиции никаких сомнений относительно мотива и обстоятельств преступления: убийство совершено в состоянии аффекта с последующим суицидом. Далее приводились примеры аналогичных трагедий, случившихся за последние двадцать лет. В конце сюжета показали суперинтенданта Жервез, очень строгую и важную. Она заверила репортера, что полиция полностью удовлетворена результатами расследования, криминалисты подтвердили версию детективов и дело можно считать закрытым. Больше нет никакой нужды мучить семьи погибших, добавила Жервез.

Вот ведь чушь, возмутился про себя Бэнкс. Эдвина Сильберт, как ему показалось, способна вынести абсолютно любые «мучения», а у Хардкасла вообще не было семьи, не считая какой-то четвероюродной тетки, с которой он и не общался. Ну, кто бы ни сочинил этот сюжетец, он проделал отличную работу. Теперь можно было не сомневаться – дело и впрямь окончательно закрыто. «Хотя насчет этого мы еще поглядим», – подумал Бэнкс.

После этих новостей ему вдруг захотелось выйти на улицу, включить какую-нибудь приятную музыку и забраться на ограду у ручья Гретли-Бек. Одно из самых любимых его мест, хоть он уже давненько туда не забирался. А ведь как приятно в теплую погоду посидеть на каменистой ограде, болтая ногами и любуясь окрестными красотами.

Коттедж Бэнкса стоял на отшибе, поэтому негромкая музыка (он не собирался врубать ее на полную мощность) не потревожит соседей, тем более еще не ночь, всего половина одиннадцатого. Но пока он рылся в дисках, зазвонил телефон. Бэнкс подумал, что это София, бросился к трубке.

– Инспектор Бэнкс? – спросил мужской голос.

– Да?

– Это Рави. Рави Капеш, из технического отдела.

– А, Рави, привет. Я тебя что-то не узнал. Ты что, до сих пор на работе? – удивился Бэнкс.

– Так ведь по-другому нынче нельзя, иначе не пробьешься и не видать тебе, парень, служебного роста, – отшутился Рави. – Я чего звоню – я тут кое-что для тебя нарыл. Ты ведь велел сразу звонить, если что-то прояснится.

– Точно. – Бэнкс вздрогнул от нетерпения. – Спасибо. Слушай, ты не удивляйся, пожалуйста, но ты можешь перезвонить мне на мобильный?

– Конечно. Когда?

– Прямо сейчас. Я вешаю трубку, – предупредил Бэнкс. Он не был уверен, что по сотовому говорить безопаснее, но как знать… все же спокойнее, чем по городскому. А как будет хорошо, когда он наконец купит мобильник без контракта! Тогда все, прощай, паранойя! Главное, тут же отключать его после разговора, иначе все это не будет иметь ни малейшего смысла. С тем же успехом можно залезть на ближайший высокий дом и орать «Ку-ку! Я тут!».

– Теперь говори, – сказал Бэнкс, отвечая на звонок мобильного.

– В общем, мне удалось увеличить фотографию и прочесть название улицы. Это Чарльз-лейн, небольшой переулок рядом с Хай-стрит в Сент-Джонс-Вудс. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Нет, но я на это и не рассчитывал, – ответил Бэнкс. – Спасибо большущее. А номер дома есть?

– Нет, извини. Но это не проблема, на фотографии дом хорошо виден.

– Ну конечно. Рави, ты самый настоящий гений.

– Да ладно тебе. Я еще позвоню, если что.

– Погоди, а насчет телефончика на визитке? Не удалось узнать, кто такой этот Феннер?

– Нет. Единственное, что я выяснил, так это то, что номер никогда не числился ни за кем в Великобритании. Может, он купил эту сим-карту за границей?

– Возможно, – протянул Бэнкс. – Но сомневаюсь. И вот еще что…

– Да?

– Не говори об этом никому, ладно?

– Буду нем как рыба, – пообещал Рави.

– Вот спасибо. Пока, – попрощался Бэнкс и нажал отбой.

Сент-Джонс-Вуд. Шикарное местечко. Что же там делал Сильберт? Встречался с любовником? Или посещал вечеринку Кейт Мосс? Продавал государственные тайны? В чем бы ни было дело, Бэнкс не сомневался, что именно на этом снимке – ключик к тайне смерти Сильберта.

Конечно, в чем-то Энни права, и «метод Яго» и впрямь не гарантирует никакого результата. Но даже если он не сработает, предполагаемый убийца всегда может испробовать какой-нибудь другой способ. А если сработает? Это ведь идеальное убийство! Подленькое, коварное – как раз такими методами и действуют скользкие типы из разведки. Кому еще, кроме сочинителей криминального чтива, придет в голову убивать кого-нибудь отравленным зонтиком или радиоактивным изотопом?

Взяв бокал с вином, Бэнкс поставил диск исландской группы «Сигур Рос» и вышел на улицу, приоткрыв дверь, чтобы слышать странные, волшебные звуки почти эльфийской музыки, идеально сочетавшейся с шумом ручья, бурливо обрушивающегося на камни, и с редкими вскриками совы. Казалось, музыканты специально оставили в нотах место для партии этой ночной птицы.

Солнце уже зашло, но до сих пор сохранялось его сияние, темно-оранжевое на фоне синего безоблачного неба. В воздухе пахло нагретой травой, навозом и чем-то сладким – наверное, цветами, которые распускаются лишь по ночам. Где-то вдалеке заржала лошадь. Камень, на который сел Бэнкс, сохранял тепло. Внизу в долине, между деревьями, мелькали огни Хелмторпа. На фоне неба темнела прямоугольная колокольня местной церкви со странной круглой башенкой наверху. Внизу, на линии горизонта, Бэнкс приметил звездочку. Наверное, это Венера. А выше ее, ближе к северу, поблескивает красноватым светом Марс. Еще выше уже стали видны созвездия, но Бэнкс в них никогда особо не разбирался. Навскидку Бэнкс вспомнил лишь созвездие Ориона и Большую Медведицу, но сегодня он их на небе не заметил.

Из леса вдруг донесся какой-то шорох, и Бэнксу вновь показалось, что за ним следят. Он одернул себя. Наверняка это какое-то зверье. В лесу ведь постоянно кто-то шумит. Там много барсуков, а кроликов и того больше. Нельзя поддаваться панике. Почувствовав, как по спине побежали мурашки, Бэнкс приказал себе успокоиться и сделал большой глоток. Ручей мерцающей серебристой лентой огибал камни и с шумом падал вниз, вздымая облако белой пены. Сгустилась иссиня-черная тьма.

Просто послышалось, убеждал себя Бэнкс. Это ветер шумит, только и всего. Да еще эта исландская музыка со спецэффектами. Заблеяла овца на отдаленном пастбище. Наверное, испугалась лисы или собаки. В лесах, как и на городских улицах, всегда полно странных теней и загадочных шепотков.

Но вскоре все звуки прекратились. Настала совершенная тишина, такая, что Бэнкс слышал лишь стук собственного сердца.

9

В среду ярко светило солнышко, и на Оксфорд-стрит было не протолкнуться. Улицу заполонили толпы туристов, уличных торговцев, местных служащих и промоутеров, раздающих бесплатные газеты и листовки с рекламой бесчисленных языковых курсов.

Бэнкс решил поехать к Софии не обычным, а довольно запутанным маршрутом и был почти уверен, что избавился от хвоста. Впрочем, это было не очень-то и важно. Мистер Броун и так уже знал о Софии практически все.

Припарковав свой «порше» – для Челси машина совершенно обычная и непримечательная, – Бэнкс забросил чемодан с вещами в дом и вышел на улицу. На метро он доехал до Тоттнем-Корт-роуд и, выбравшись наружу, с удовольствием прогулялся, часто останавливаясь поглазеть на витрины. Правда, вокруг было столько людей, что Бэнкс скоро сообразил: у него нет ни малейшего шанса вычислить, следят за ним или нет. Особенно если человек, которого к нему приставили, хорошо натаскан. Впрочем, осторожность лишней не бывает.

В молодости Бэнкс неоднократно работал под прикрытием и все еще помнил, как это делается. Он здорово справлялся с такой работой, в основном благодаря тому, что люди редко распознавали в нем полицейского. Бэнкс прекрасно умел сливаться с толпой.

Неподалеку от станции метро, в киоске «Уотерстоун», он, не желая доверять своей памяти, купил карту города. Затем заскочил в магазин электроники и за наличные купил дешевый мобильник с предоплатным тарифом. Его еще надо зарядить, но это потерпит. Пока Бэнксу спешить некуда.

Почти весь вторник Бэнкс собирал необходимые ему для поездки в Лондон сведения.

Он прогуливался по Тоттнем-Корт-роуд, и его невольно одолевали воспоминания. Последний раз Бэнкс в одиночку вел в Лондоне расследование в связи с исчезновением его брата Роя. И чем все это кончилось? Но вроде бы в теперешней истории никаких катастроф больше не предвидится. Сунув руку в карман, он нащупал ключи от квартиры Лоуренса Сильберта в Блумсбери. Он был уверен, что связка, которую он нашел утром в кабинете Сильберта, подойдет – на ней красовалась аккуратная бирка. Бэнкс припомнил, что во время обыска с Энни он уже видел эти ключи. По правилам Бэнкс должен был связаться с местной полицией, уведомить их о своем визите и попросить разрешения на осмотр квартиры, но ничего этого он делать не стал. Какой смысл? Только заморочит людям голову да прибавит лишней бумажной волокиты. Ко всему прочему, Бэнкс был в отпуске.

Он вышел на улочку Монтегю-плейс, она между Британским музеем и университетом, а напротив Рассел-сквер, рядом с Марчмонт-стрит, была нужная ему улица. Бэнкс очутился в самом сердце лондонского университетского городка, где частенько встречались и гостиницы. Нужный ему дом давно разделили на несколько квартир. На блестящих табличках с именами жильцов все еще значился Л. Сильберт. Ему принадлежала квартира ЗА. Дом показался Бэнксу очень ухоженным и совершенно не студенческим по виду, но, впрочем, подходящим человеку вроде Сильберта. На полу темные толстые ковры, на стенах – тисненые обои. Лестничные площадки украшали копии картин Джона Констебля. Всюду витал аромат лавандового освежителя воздуха.

Бэнкс и сам не знал, что рассчитывает тут найти, особенно после того, как здесь поработали местные копы и сотрудники спецслужб. Никаких посланий симпатическими чернилами или шифровок он тут не обнаружит, это точно. Бэнкс напомнил себе, что он приехал сюда ради того, чтобы понять, что за человек был Сильберт, в каких кругах вращался.

Открыв дверь, Бэнкс попал в крошечную прихожую, казалось, что он попал внутрь шкафа. Из прихожей вели три двери. За левой скрывалась маленькая спальня, где поместилась лишь двуспальная кровать, гардероб и тумбочка. За средней Бэнкс обнаружил новенькую душевую кабину, унитаз и раковину, на ней тюбик с пастой, крем для бритья и дезодорант «Олд Спайс». Распахнув последнюю дверь, он очутился в гостиной, где имелся закуток с небольшой кухонькой. Хотя бы тут было окно. Из небольшого подъемного окна можно было рассмотреть узкую улочку внизу. Дома напротив почти полностью закрывали пронизанное солнцем небо.

Бэнкс начал осмотр со спальни. Бело-голубое одеяло немного сбилось, а подушки были примяты. Подчинившись внезапному порыву, Бэнкс поднял одеяло. Простыня внизу оказалась чистой, но чуть перекошенной, как будто на ней недавно кто-то лежал. Видимо, Марк Хардкасл во время своей поездки в Лондон ночевал именно тут.

В шкафу Бэнкс нашел кое-какую одежду: куртки, костюмы, рубашки, галстуки. Кроме того, там обнаружился смокинг и пара дизайнерских джинсов с заглаженными стрелками. Бэнкс не нашел ничего примечательного ни на верху шкафа, ни за ним.

На тумбочке рядом с кроватью лежал роман «Ностромо» Джозефа Конрада с закладкой – кто-то уже почти дочитал его. В верхнем ящике – сложенные рубашки-поло и футболки. В среднем – разнообразный хлам. Бэнкс вдруг вспомнил, что у его бабушки был такой ящик со всякой всячиной, в котором та любила рыться. В хламе Сильберта тоже не было ничего примечательного: старые театральные билеты и программки, чеки из ресторанов и такси, сломанная поцарапанная зажигалка, несколько дешевых шариковых ручек. Ни дневника, ни ежедневника. Никаких визиток, никаких клочков бумаги с записанными наскоро телефонами. Вид у спальни был довольно спартанский, похоже, ею пользовались исключительно для того, чтобы изредка там переночевать. Судя по счетам из ресторанов, владелец квартиры любил изысканную кухню: «Линдсей-Хаус», «Арбутус», «Л’Отр Пье», «Конно», «Дж. Шики» и «Айви». Бэнкс предположил, что такие заведения скорее по вкусу Сильберту, чем Хардкаслу.

В нижнем ящике лежали носки и трусы; перерыв их, Бэнкс опять не нашел ничего зловещего.

Ванная его разочаровала. И гостиная – все было вылизанным и сверкающим, как в спальне. Там стоял небольшой книжный шкаф, заполненный романами Конрада, Во и Камю, имелось несколько книг Бернарда Корнвелла и Джорджа Фрейзера, мемуары и книжки по истории в твердых обложках. А еще последний выпуск «Уизден» – справочника по крикету. Судя по дискам на стойке, хозяин дома питал пристрастие к Баху, Моцарту и Гайдну, а журналы предпочитал специализированные, про антиквариат и международную политику. На кухне Бэнкс нашел пустую бутылку из-под виски «Беллс» и грязный стакан.

Услышав на улице какой-то шум, Бэнкс выглянул из окна. Внизу по переулку медленно тащились машины с щетками, подметали.

Бэнкс понял, что ничего здесь не найдет. Либо Сильберт был очень осторожен, либо отсюда уже убрали все, что могло вызвать хоть какой-то интерес.

Прежде чем уйти, Бэнкс взял телефон и нажал кнопку вызова последнего набранного номера. Тишина. Он попробовал еще раз – с тем же результатом. Одно из двух: либо аппарат сломался, либо кто-то стер все звонки. Скорее всего, второе.

В среду днем, когда в школах закончились последние уроки, Энни поехала беседовать с Ники Хаскеллом и прихватила с собой Уинсом. В Меткалф-Хаус можно было попасть по главной улице квартала, извилистой и длинной. Девушки ехали мимо нескольких более-менее ухоженных террасных домов этого неблагополучного квартала, и Энни никак не могла отделаться от ощущения, что буквально все вокруг провожают их машину взглядами.

Тут разрешили строительство лишь двух высотных домов, хоть местным чиновникам и предлагали сумасшедшие взятки и жирные откаты, если, конечно, верить слухам. Если бы Иствейл входил в границы национального парка Йоркшир-Дейлс, никто бы и не подумал строить тут высотные здания, пускай и всего лишь десятиэтажные. Но Иствейл был сам по себе, да и коттеджи, окружавшие две многоэтажки, почти не уступали им в уродстве.

Хаскеллы жили в Меткалф-Хаусе – самом одиозном местечке скандального Иствейла. Вышеупомянутый Ники Хаскелл давно прослыл хулиганом. Он не раз привлекался к ответственности за злостное нарушение общественного порядка, но в его компании это считалось геройством, а не позором.

Зачастую виноваты в этом были родители, которые совсем не уделяли своим чадам внимания – но не потому, что пропадали на работе. Папы и мамы предпочитали вместо воспитания заниматься примерно тем же, чем сейчас занимались их дети. Как правило, они принадлежали к поколению, выросшему в эпоху Тэтчер, всю жизнь страдали от безработицы и давно потеряли надежду на лучшую жизнь. То же отношение к миру унаследовали и их отпрыски. И пока никому еще не удалось придумать, как теперь все это исправить. На этих людей, как и на бездомных, проще вообще не обращать внимания. Бедолаги пытались забыться с помощью наркотиков, чем вызывали еще большее негодование приличных граждан.

И родители Ники Хаскелла были живым примером людей, оказавшихся на обочине жизни, о чем Энни прекрасно знала. Мать Ники работала кассиршей в местном супермаркете, а отец получал пособие по безработице – еще с тех пор, как его выгнали из школы за то, что он угрожал ножом учительнице. Не заполненные трудами дни он посвящал своим разнообразным хобби, в число которых входило поглощение в диких количествах крепкого лагера, курение крэка и посещение собачьих боев, где он спускал случайно оставшиеся у него деньги. Ну а жена на свою скудную зарплату обеспечивала семейство едой, покупала одежду и оплачивала счета.

Скоро Энни и Уинсом убедились, что могли бы и не дожидаться конца занятий в школе.

– Я заболел, понятно? – заявил им Ники, открыв дверь. Впустив девушек в дом, он тут же повернулся к ним спиной, махнув сальными длинными волосами.

– Неужели? – удивилась Энни, проходя вслед за ним в гостиную. – А по-моему, ты совершенно здоров.

Ники плюхнулся на продавленный диван, на котором и провел весь день, о чем свидетельствовали пакеты из-под чипсов, громко орущий телевизор, переполненная пепельница и банка пива. Запашок в комнате говорил о том же.

Похоже, здешнее яблочко и впрямь упало неподалеку от яблоньки.

– У меня горло болит, – сказал Ники. – И вообще всего ломает.

– Позвонить врачу? – предложила Энни.

– He-а. От них все равно никакого толку. – Выковыряв из упаковки пару каких-то таблеток, Ники запил их пивом.

Что это были за таблетки, Энни не знала и не желала знать. Может, парацетамол, а может, и кодеин. Нельзя сказать, что проблема наркомании ее не волновала. Но не бороться ведь с пороками общества в одиночку. И даже в компании верной Уинсом. Сегодня ее интересовала лишь информация.

Ники потянулся за пачкой сигарет.

– Лучше бы тебе не пить и не курить в нашем присутствии, – сказала Энни. – Ты ведь несовершеннолетний.

– Жду не дождусь, когда же вы свалите, – осклабился Хаскелл, положив сигареты на стол рядом с пивом.

– Ничего, если я телевизор убавлю? – вежливо поинтересовалась Энни.

– Валяй.

– «Убийства в Мидсомере»? Вот бы не подумала, что ты такое смотришь, – заметила Энни, выключая звук.

– А чё? Нормальный сериальчик. Прикольный.

Энни и сама любила «Убийства». Там все было настолько по-другому, так отличалось от настоящей полицейской рутины! Она с удовольствием смотрела сериал, прощая телевизионщикам очевидные ляпы.

Увидев грязные потеки на креслах, Энни и Уинсом предпочли расположиться на деревянных стульях.

– Где твои родители? – спросила Энни.

– Мама на работе, отец в пабе.

Вообще-то они не имели права беседовать с Ники в отсутствие родителей, так как парню было всего пятнадцать. Но Энни это не слишком беспокоило. Ведь Ники не был подозреваемым, просто он главарь банды, в которой состоял Донни. И едва ли он скажет им что-то, что пригодится в судебном разбирательстве.

– Меня уже про все спрашивали, – выдал Хаскелл прежде, чем Энни успела открыть рот. – Усекла? Так что проехали, едем дальше.

– Донни пырнули ножом, – напомнила Энни. – И пока мы не узнаем, кто это сделал, никто дальше не поедет. Ясно?

– А я-то чего? Это точняк не я. Мы с Донни друганы. Кстати, как он там?

– Ничего, помаленьку. Мы знаем, что вы с ним друганы. Потому и подумали, что ты нам поможешь. Ты ведь сам там был.

– Это кто вам такое сказал?

– Ники, нам известно, что на пустыре возле «уголка токсикомана» произошла какая-то потасовка. Вы там околачиваетесь каждый вечер, ты и твои приятели. И Донни, разумеется. Мы понимаем, что вторжение на эту территорию людей Джеки Биннса вам не очень-то приятно, но оно все же произошло. Не проще ли всем нам будет, если ты расскажешь, что тогда случилось?

Хаскелл молчал. Он, наверное, думал, что выглядит крутым пофигистом, но нижняя губа у него едва заметно дрожала от страха. Энни кивнула Уинсом, и та продолжила атаку. Иногда вопрос достаточно повторить. Но кому-то другому и другим тоном.

– Так что произошло тем вечером, Ники? – спросила Уинсом.

– Я ничего не видел, ясно вам? Темно было.

– Значит, ты все-таки был там?

– Ну, может, где-то рядом, – пробубнил Хаскелл. – Это еще не значит, что я что-то видел.

– Ники, – проникновенно сказала Уинсом, – чего ты так боишься?

– Ничего. Я ничего не боюсь.

– А ты не видел там крупного мужчину в капюшоне, который шел по переулку?

– Я ничего не видел.

– Если ты боишься нарушить ваш кодекс чести…

– Нет у нас никакого кодекса чести, черт. Я ничего и никого не боюсь. Я ничего не видел. Может, отвалите уже и оставите меня в покое?

Уинсом, переглянувшись с Энни, пожала плечами. Бесполезно. Как они и предполагали.

– Слышь, ты, я вообще не врубаюсь, какого хрена вы ко мне-то приперлись, – Хаскелл презрительно усмехнулся. – Ведь у вас там пригробили какого-то богатенького хмыря из Каслвью. Точняк? Все дерьмо от них, от таких вот козлов с баблом, все мокрушные дела. Вот чё я вам скажу.

– Ники, ты бы не косил под крутых черных, – посоветовала Уинсом. – Плоховато у тебя получается.

Как и многие его сверстники, Хаскелл старательно подражал говору чернокожих бандитов из фильмов вроде сериала «Прослушка», но это было довольно курьезно. Хаскелл какое-то мгновение смотрел на Уинсом в упор. Ему-то казалось, что он разговаривает как бывалый бандюга.

– А что ты знаешь про Каслвью? – спросила Энни.

– Кой-чего, – потерев кончик носа, Хаскелл заулыбался.

– Тогда давай рассказывай.

– Вы ж хотели послушать про Донни Мура и про придурка Джеки Биннса. А не про парочку пидоров из Каслвью. Мне-то что будет за эту инфу?

– Да погоди ты. Тебе действительно есть что рассказать про Лоуренса Сильберта и Марка Хардкасла? – поинтересовалась Энни, заинтригованная упоминанием Каслвью.

– Этот Хардкасл, он ведь из театра, верно?

– Да, – кивнула Энни.

– Я там был. Пару месяцев назад. Ездили со школой.

Ники вызывающе посмотрел на обеих собеседниц: дескать, ходит он в школу, когда есть настроение.

– На что-то из Шекспира. На «Макбета» вроде бы. Точно. Там еще все говорили на каком-то уродском языке и все время друг на друга орали. Так этот ваш Хардкасл после спектакля отвечал на всякие вопросы, вместе с мистером Вайменом и некоторыми актерами. Я потому и узнал его, когда потом увидел.