Текст книги "Кубинский кризис. Хроника подводной войны"

Автор книги: Питер Хутхаузен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Чепраков встревожился:

– Но ведь, товарищ командир…

– Я знаю, что это не по правилам и наш обожаемый замполитзаложит нас. Но я придумал, как мы это сделаем, – мы заставим его слушать вместе с нами, мы ему скажем, что оперативная обстановка требует знать, что за чертовщина происходит вокруг. Это слишком серьезно, чтобы работать вслепую. У нас торпеда с ядерной БЧ, и нам приказано приступить к боевому патрулированию. В кого и когда мы будем стрелять? Мы должны знать больше. Понятно?

Молодой офицер был поражен, но счастлив, что командир в нем не сомневается и приказывает сделать что-то в нарушение инструкций. Он вспыхнул:

– Так точно, товарищ командир. Я немедленно иду на корму и прикажу своим операторам этим заняться.

– Хорошо, дай мне знать, когда у вас будет «Голос Америки» на русском языке, я прихвачу замполита, и мы придем к вам. Обеспечь нас всех троих головными телефонами для подключения к аппаратуре, я не хочу, чтобы звук выходил на динамики. Ясно?

– Так точно, товарищ командир! – Молодой офицер исчез внизу в проходе. Он зашел в отсек радиоперехвата и, окруженный своими подчиненными, аккуратно настроился на коротковолновую передачу «Голоса Америки».

Чепраков обеими руками сжимал наушники, словно сдерживая английскую речь от слишком далекого распространения и проникновения в несанкционированные уши. Он напряженно слушал голос американского диктора, который был хорошо различим:

– Сегодня, шестнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят второго года, команда «Нью-Йорк янкиз» выиграла пятьдесят девятый чемпионат мира, победив команду «Сан-Франциско джайантз» по сумме игр со счетом четыре – три!

Середина октября 1962 г.

ЭМ ВМС США «Блэнди»

Ньюпорт, Род-Айленд

В центральной радиорубке Джим Бассет и я слушали, как Фрэнк Фленеген читает разведывательную сводку. 16 октября Арт Лундаль, директор Национального центра фоторазведки, доложил президенту Кеннеди об обнаружении на Кубе площадок для ракет «SS-4». 17 октября самолеты фоторазведки ВМС США вскрыли наличие площадок для ракет «SS-5» к западу от Гаваны. Начальник штаба ВМС адмирал Джордж Андерсон назначил командующим Вторым флотом вице-адмирала Альфреда Г. Уорда. Командующим амфибийными силами в Тихоокеанской зоне вместо адмирала Уорда был назначен адмирал Горацио Ривьера. 18 октября президент Кеннеди встретился с послом СССР в США Анатолием Добрыниным и министром иностранных дел СССР Андреем Громыко; последний заверил президента в том, что на Кубе наступательных ракет нет и ни одной ракеты развернуто не будет. Кеннеди позднее назвал его «этот врущий ублюдок».

Фрэнк отложил сводку, и мы покинули центральную радиорубку, направляясь в кают-компанию для вечернего приема пищи. Стюарды включили радио. Диктор читал новости:

– 19 октября ВМС США перебросили реактивные самолеты фоторазведки «Крусейдер» «F8U-1UP» в Ки-Уэст, а ударный авианосец ВМС США «Энтерпрайз» вышел из Норфолка с самолетами 6-го авиакрыла на борту. – Диктор добавил, что авианосец вышел в море, спасаясь от урагана «Элла». Других судов, однако, из Норфолка больше не выходило.

20–22 октября 1962 г.

Штаб ВМС США в Атлантике

Норфолк, Вирджиния

20 октября ВМС США сформировали 135-ю ударную группу в составе ударных авианосцев «Энтерпрайз» и «Индепенденс» и кораблей обеспечения. 11-е и 32-е авиакрылья берегового базирования авиации ВМС перелетели на авиабазу ВМС США Рузвельт-Роудс в Пуэрто-Рико. Командующий ВМС США на Атлантике распорядился заменить в 6-м авиакрыле несколько эскадрилий тяжелых штурмовиков «A3J» на 225-ю эскадрилью легких штурмовиков «Скайхок» «A4D» из состава авиации морской пехоты. Командование ПВО Военно-воздушных сил перебросило несколько эскадрилий истребителей «F-104» в Ки-Уэст.

21-го октября в три тридцать утра противолодочный авианосец «Эссекс» покинул залив Гуантанамо, Куба; он вошел в состав ПУГ «Браво». Его эсминцам сопровождения было приказано подготовиться к выходу в море из Норфолка, Род-Айленд.

20–22 октября 1962 г.

Капитан 2 ранга Алексей Дубивко

«Б-36»

Северная Атлантика

Вскоре после того, как в циркулярной передаче по флоту четырем лодкам 69-й бригады было приказано прервать переход в Мариэль, ГШ ВМФ приказал Дубивко провести его «Б-36» 20 октября через пролив Кайкос на юг. Дубивко понимал, что этот переход будет чрезвычайно опасным делом, поскольку по обеим сторонам пролива было мелководье, а входы в пролив, где было оживленное судоходство, и выходы из него скорее всего прикрывались американскими противолодочными самолетами и эсминцами, поэтому Дубивко решил преодолеть пролив, используя в качестве прикрытия надводное судно. Он ляжет и затаится где-нибудь в узкости, дождется крупного торгового судна и просто поднырнет под него.

Когда Дубивко доложили, что к входу в пролив Кайкос направляется большой танкер, он облегченно вздохнул, думая теперь только о том, как глубоко расположить «Б-36» в фарватере танкера, чтобы скрыть ход лодки от шумопеленгаторов. Это была очень опасная тактика, поскольку, если они неправильно рассчитают глубину, то могут врезаться в винты или корпус танкера, поэтому на протяжении всего перехода Дубивко и его подчиненным придется держать лодку на перископной глубине.

Дубивко осторожно направился строго к северу от пролива, потом повернул к восточному маршруту подхода к проливу; после этого лодка двигалась на перископной глубине в режиме медленного висения и с почти нулевой плавучестью и выжидала. Через несколько часов они обнаружили танкер водоизмещением десять тысяч тонн, который приближался к проливу Кайкос с севера. И тогда Дубивко применил тактический прием, знакомый ему по изданному на Северном флоте сборнику приемов скрытных переходов; они ранее отрабатывали подобное на учениях, но никогда – в реальных условиях.

Дубивко задал лодке скорость и курс перехвата и стал аккуратно сближаться с танкером, чтобы в последующем уйти на десять метров ниже его и пройти весь проход в возмущенной воде кильватерной струи танкера. Этот маневр давал гарантию того, что шумы винтов лодки будут скрыты громкой кавитацией винтов танкера, кроме того, он помогал их штурману убедиться в адекватности глубин – полагая в этом случае, что танкер выберет маршрут с наибольшими глубинами. Дубивко и его подчиненные понимали, что преодоление пролива сопряжено с огромным риском. Их уже преследовали противолодочные самолеты «Нептун» и противолодочные самолеты «Трэкер» американских ПУГ, вот почему он решил воспользоваться этой тактикой – спрятаться в кильватерной струе танкера. Дубивко вывел лодку на позицию строго севернее и слегка восточнее пролива Кайкос, занял там хорошую глубину чуть ниже небольшого слоя жидкого грунта и стал ждать. Когда нечем заняться, то самая выматывающая часть любого похода – ожидание. Пока они там сидели, Дубивко размышлял о том, что произойдет, если их дела пойдут плохо. Что, если их уже засек один из самолетов или же преследует один из того множества эсминцев, которых они слышали над собой в последние несколько недель? Их там были сотни, а подводники этого не ожидали. Операторы радиоперехвата Дубивко прослушивали радиообмен американцев, но поняли лишь то, что в разгаре какая-то гигантская военно-морская операция, американцы находятся в повышенной готовности и очень активно действуют. Радости мало! Дубивко не мог понять, что вызвало реакцию американцев такого масштаба. Может, одну или несколько лодок их бригады уже обнаружили и принудили всплыть? Находятся ли они уже в состоянии войны? Почему нет никакой информации в регулярных сеансах связи для подводных сил из Москвы? Вопросы переполняли Дубивко, и он начал впервые опасаться за безопасность лодки и экипажа.

– Дальность до контакта?

– Три тысячи метров, командир, пеленг ноль пять ноль.

– Курс и скорость?

– Курс два два ноль, скорость двенадцать узлов.

– Прекрасно, дайте мне курс перехвата на скорости девять узлов.

– Есть, командир, курс перехвата два шесть ноль, пересекаем маршрут танкера через двадцать минут.

– Прекрасно, глубина курса перехвата шестьдесят метров, потом поднимаемся на глубину пятнадцать метров, занимаем позицию по корме танкера и уравниваем скорость.

Ночь была спокойной, видимость хорошей. Дубивко немного посуровел – or его внимания не укрылось, что вахтенные выглядят серьезными, но расслабленными.

– Жуков, руководите перехватом! Я буду командовать во время перехода. – Дубивко вдруг вспомнил, как во время учений в Баренцевом море одна из подводных лодок из другой бригады поднырнула под торговое судно и шла с ним вместе несколько часов, а потом по неизвестной причине воткнулась в винт, который и рубанул по ее рубке, вызвав почти катастрофическое затопление центрального командного поста. Лодке удалось вернуться в Полярный, но только после экстренного ремонта прямо в море. Если бы погодные условия были хуже, то ремонт вряд ли бы удался. Дубивко передернуло при мысли о возможности подобного с его лодкой, ведь они находились больше чем за пять тысяч миль от своих вод, и если что-нибудь произойдет, то будет не к кому обратиться за помощью. В Мариэле, они знали, кораблей обеспечения не было, а до дома было идти и идти.

– Дальность до танкера тысяча пятьсот метров, время перехвата двенадцать минут.

Дубивко зашел в свою каюту, повесил на крючок куртку и быстро сполоснул лицо тепловатой водой. На лодке ситуация с водой была тяжелой. Их дистилляторы имели очень ограниченные возможности по выработке питьевой воды и постоянно находились в работе, но иногда, когда требовалась тишина, их приходилось выключать. Когда лодка шла под РДП, работавшие дистилляторы давали только около пяти литров воды в час. Этого было совсем мало, а поскольку температура окружающей морской воды была высокой, то и питьевая вода была всегда тепловатой и дурно пахнущей, достаточно чистой для питья, но неосвежающей. С наступлением темноты температура падала, однако на лодке по-прежнему царили жара и влажность; в целом же температура внутри лодки стала одним из самых важных отрицательных факторов с того момента, как они прошли к югу от Бермудских островов и вошли в Саргассово море. Температуру внутри лодки удавалось снизить только тогда, когда она находилась в надводном положении и с открытым основным люком; если море было спокойным, то открытым держали и кормовой люк в седьмом отсеке, и связанные с ним другие люки – только тогда бриз продувал лодку. Плавание с таким количеством открытых люков категорически запрещалось всеми наставлениями, поскольку в жертву приносилась защищенность лодки к попаданию воды, и любая случайная волна могла быстро попасть в кормовой торпедный отсек и закоротить там электрощиты. Этот поход, однако, был насыщен неординарными действиями, и в этих необычных условиях Дубивко положился на здравый смысл и на стремление просто выжить.

Жуков спокойно наблюдал за глубиномером, изредка поглядывая на небольшой планшет, который помощник штурмана вел на маленьком листе плексигласа. На планшете было заметно, как медленно сходились два контакта, следующие курсом на юго-запад. Каждые несколько минут Жуков приказывал включать на пониженной мощности поисковый радиолокатор и делать разовый проход луча. В данных условиях можно было увидеть танкер на короткой дистанции, не подвергая себя риску быть обнаруженными электромагнитными средствами американских эсминцев и самолетов. Когда они поднырнут под танкер, то не смогут измерить дальность по шумам винтов танкера, которые на такой малой дальности будут очень мощными и на экране гидролокатора предстанут в виде широкого звукового клина. Для точного изменения дистанции останется один способ – визуальный, через перископ; этим и займется сам Дубивко со штурманского мостика, расположенного над центральным командным.

– Дальность до танкера – одна тысяча метров, выходим на глубину пятнадцать метров.

Жуков говорил ровно, вселяя в командира гордость и уверенность.

– Дальность – восемьсот метров, командир, рули глубины на всплытие десять градусов, всплываем до глубины пятнадцать метров. Приготовить крышку основного люка.

Двое матросов, по одному с каждой стороны трапа, ринулись вверх, к первому люку. Они положили руки на кремальеру, готовые отдраить крышку по команде Жукова.

– Проходим тридцать метров, командир… двадцать пять… двадцать. – На двадцати метрах матросы начали проворачивать кремальеру, и вода потоком хлынула в центральный командный. В таких случаях всегда ждут воду, но когда она начинает литься, всем становится не по себе, потому что попадание воды внутрь лодки, ожидаемое или нет, является головной болью для любого экипажа.

Поток воды иссяк до падающих капель, и матросы бросились вверх по трапу. Наверху они остановились в готовности откручивать кремальеру крышки следующего люка. Услышав, как рулевой считал показания глубиномера на пятнадцати метрах, матросы открыли крышку и исчезли на мокрой палубе боевой рубки. Вслед за ними по трапу поднялся Дубивко в сопровождении помощника штурмана и вахтенного.

– Дальность?

– Прямо над нами, командир, – прокричал оператор гидролокатора.

– Понял, дать обороты на скорость одиннадцать узлов.

Рулевой повторил приказ. Они наблюдали и ждали, когда контакт пройдет над ними; лодка тем временем постепенно набирала ход, чтобы уравняться в скорости с танкером и потом за несколько секунд аккуратно поднырнуть под большой корабль. Дубивко знал, что существует опасность быть притянутым чересчур близко к корпусу танкера из-за вакуума, создаваемого поверхностным эффектом воды, протекающей под корпусом танкера, поэтому он осторожно держал лодку ниже этого уровня, чтобы не подпрыгнуть вверх, на корпус судна.

Теперь и без головных телефонов Дубивко было слышно, как винт танкера хлещет по воде, и шумы раздавались прямо у них над головой. Дубивко выжидал, поглядывая на Жукова: когда тот услышал, что дальность сократилась до ста метров, он кивком дал сигнал командиру. Дубивко нажал кнопку на рукояти перископа, задействуя сервомеханизм и поднимая перископ, затем развернул его, чтобы посмотреть вперед, прищурился, сводя ручки перископа в полудугу, и попытался найти кормовые огни танкера. В судоходстве на море принято так, что для навигационной точности фонарь на корме должен был быть чем-то укрытым, поэтому его можно различить только под определенным углом; если бы лодка находилась чересчур правее или левее от корабля, то фонаря бы не бы видно.

Дубивко вглядывался в оптику, но фонаря не замечал. Он начинал злиться – там должен был быть фонарь! Лодка находилась на глубине ровно пятнадцать метров, и корабль шел вперед – он наблюдал в перископ белую кильватерную пену, но кормового огня не видел.

– Право руля пять градусов, – в голосе Дубивко сквозило растущее напряжение. Он внимательно следил за тем, как на шкале гироскопа курс лодки медленно уходит вправо. Но огня все равно не было! Дубивко подождал и быстро приказал: – Переложить руль!

– Руль влево пять градусов, командир.

Нос лодки повело влево, и Дубивко крикнул:

– Так держать, вижу огонь!

Он обнаружил горящий кормовой фонарь примерно в трех метрах над ватерлинией, а потом в фокусе появилась вся картинка – главная палуба судна, белый фонарь кормового огня на стойке в центре кормы и кончик лопасти винта, оказавшийся в воздухе. Танкер не был полностью загружен, поэтому его винт рубил поверхность воды, вызывая повышенную турбулентность, что еще лучше маскировало сигнатуру подводной лодки. В такой ситуации противолодочный патрульный самолет не сможет засечь «Б-36» – ни акустически, с помощью шумопеленгаторных буев, из-за шума, создаваемого турбулентностью, ни по магнитному полю, поскольку поле электромагнитной сигнатуры стального танкера было большим. Вдобавок ко всему на такой близкой дистанции даже эсминец не сможет обнаружить перископ их лодки, поскольку он выступал над кильватерной струей так близко к танкеру, что тот его полностью маскировал.

– Держать курс два два ноль, обороты на скорость двенадцать узлов.

Теперь Дубивко хотелось только одного – чтобы танкер шел с постоянным курсом и держал одинаковую с лодкой скорость; все отклонения от этого требовали от него соответствующих поправок. Пока все шло хорошо. На торговом судне, похоже, был опытный рулевой, судно виляло в ту или иную сторону от основного курса не более чем на один-два градуса, но в принципе в любое время могло резко изменить курс.

Дубивко был доволен, потому что пока все было в порядке, хотя он до сих пор не знал национальной принадлежности судна, впрочем, это ничего и не значило – судно могло быть и американским, настолько это было несущественным. По местному времени полночь еще не наступила, и у них была масса времени завершить переход до первого луча солнца – если танкер не снизит скорость хода или, самое плохое, не остановится. Тогда им придется выжидать под неуклюжим танкером, но их шумовая маскировка уже не будет такой полной. Если танкер чересчур снизит скорость, то какой-нибудь самолет или надводный корабль будет в состоянии, используя активный гидролокатор, обнаружить лодку под танкером. Такая вероятность была невелика, но Дубивко приходилось держать ухо востро и надеяться на лучшее.

А пока напряжение, связанное с нахождением лодки под кильватерной струей танкера, незаметно скрадывало время. Дубивко приятно радовало сознание от совершенного ими, и он чувствовал себя в большей безопасности всякий раз, когда смотрел на кормовой фонарь, мерцающий в водяных брызгах.

Неожиданно, когда казалось, что все идет прекрасно, танкер замедлил ход. Дубивко первым определил по звуку, что винт стал реже бить по воде.

– Что за черт? Обороты на десять узлов, восемь… Пять.

«Б-36» замедлила ход, уравнивая скорость с танкером; потом, неожиданно, кормовой фонарь потянуло влево. Танкер начал выполнять резкий разворот.

– Жуков, быстро гляньте на планшете, что там могло вызвать левый разворот? – Голос Дубивко опять был тревожным, хотя он и старался изо всех не выдавать в разговоре свои сомнения и страхи, но оставаться спокойным в данной ситуации было очень трудно.

– Ничего нет, командир, – ответил Жуков, – мы все еще в проливе, но танкер не может долго идти этим курсом на восток, потому что сядет на грунт.

– Какая у нас глубина?

Жуков заставил оператора гидролокатора снять показания эхолота.

– Глубина соответствует карте и составляет двести метров, ближайшее мелководье в двух тысячах метрах на восток. С такими курсом и скоростью он сядет на мель через четыре минуты.

Дубивко быстро думал. Вот-вот они потеряют свое прикрытие, потому что, если танкер ползет к этой стороне прохода, чтобы заняться там ремонтом, то он станет на якорь, и «Б-36» будет некуда идти. Если лодка продолжит движение, то рискует быть обнаруженной, если же остановится и будет лежать под танкером на дне, то придется ждать, когда он закончит ремонт и возобновит ход. Неожиданно они услыхали громкое стаккато.

– Гидролокатор, что там такое?

– Командир, они бросают якорь. Здесь глубина менее пятидесяти метров, наверное, хотят заняться каким-то ремонтом.

Дубивко незло выругался. Была почти полночь, а прикрывающее их судно по какой-то причине застопорило движение.

– Остановить все, – приказал он.

Они смотрели и слушали.

– Жуков, проверьте зенитно-навигационный перископ и посмотрите, нет ли самолетов.

Зенитно-навигационный перископ, называемый также навигационным перископом, находился внизу в командном центре. Жуков быстро скатился по трапу в центр, выдвинул навигационный перископ и несколько раз просмотрел небо над лодкой.

– Самолетных огней нет, командир, радиоэлектронного излучения тоже нет.

– Понял, Жуков. Спускайте нас на дно, мы посидим там в грязи и просто послушаем.

Они рассматривали карту пролива, на которой меньше чем в миле от танкера было обозначено мелководье с глубинами около двадцати метров. Они быстро прикинули время прилива и отлива и опять полезли на навигационный мостик. Лодка будет лежать на дне на этой глубине, молчать и наблюдать за обстановкой через перископ; тем временем прикрывающее их судно займется тем, что ему нужно, и лодка будет в относительной безопасности. Началось долгое бдение.

К этому времени на «Б-36» был почти полный заряд батарей, точнее, по словам механика, девяносто процентов. Они сидели на действительно неглубоком месте и могли с этой глубины поднять РДП, но это бы невольно раскрыло их тайну, поскольку на танкере могли заметить выхлопные дымы от дизелей лодки. Они ждали.

Текли долгие часы. Жуков, старпом и Дубивко сменяли друг друга у перископа. Как здорово, думал Дубивко, иметь офицеров, которым веришь не только потому, что они превосходные связисты и твои заместители, но и потому, что они одинаково хорошо справляются с управлением лодкой. Он доверял Жукову, как сыну, и временами задавался вопросом, как бы он без него обходился.

Жуков стоял у перископа. По местному времени было около трех часов утра, и все же было еще рано для первых признаков рассвета. Неожиданно Жуков оцепенел:

– Командир, контакт, строго на юге, два крохотных белых огонька. – Он немного подождав. – Командир, он приближается к танкеру.

– Мостик, это акустик. Шумы по курсу один восемь ноль, слышны два винта.

– Это контакт, – прошептал Жуков. Дубивко посмотрел в перископ, и ему вдруг захотелось снять лодку с грунта и куда-нибудь уйти, потому что он, сидя в этой грязи, чувствовал свою беспомощность. Но Дубивко сдержал себя. Почему бы и не остаться в этом положении? Минимум звука, нет предательских шумов от работающих машин. Надо оставаться там, где они находились.

Когда контакт подошел ближе, они акустически классифицировали его как эсминец – конечно же, американский. Наверное, он проверял танкер – с чего это вдруг танкер водоизмещением в десять тысяч тонн неожиданно остановился и торчит на этой стороне пролива Кайкос? Несомненно, американский корабль это заинтересовало. С лодки наблюдали, как эсминец приблизился к танкеру примерно на милю и замедлил ход, потом на американском эсминце начал мигать сигнальный фонарь.

– «Альфа, Альфа», – читал негромко Жуков, и Дубивко подивился, как быстро его связист читает сигналы, подаваемые фонарем, в данном случае это был сигнал с эсминца, означающий «Что за корабль?». Применялась международная таблица сигналов, которую Жуков легко читал. Дубивко тоже знал азбуку Морзе, но так быстро читать сигналы, как его связист, он не мог.

– Смотрите, вскоре будет ответ.

Наблюдать за танкером с их позиции было трудно, они видели сигналы, подаваемые лишь с эсминца, а на танкере сигнальный фонарь располагался на верхней палубе за мостиком, и они едва различали отсвет лампы, которая медленно отбивала ответ. Сам текст сообщения с их позиции не читался. Чувствуя, что отчаяние вновь овладевает им, Дубивко стал думать о том, что же будет дальше.

Именно в тот момент, когда он уже решил, что все пропало, Жуков стал читать длинное и неспешное послание, передаваемое с эсминца фонарем.

– Они дают им радиочастоту, триста сорок три и восемь десятых. Это должен быть УКВ-диапазон. – Жуков быстро вызвал станцию радиоперехвата в четвертом отсеке и передал операторам номинал частоты, который они узнали из сообщения, переданного с эсминца фонарем. Через несколько минут пришло донесение от станции перехвата.

– Мостик, это радио. На указанной частоте американец ведет радиообмен открытым текстом. Судно принадлежит Норвегии, оно направляется в Галвестон. У них поврежден котел, сейчас они пытаются разжечь запасной. Американец спросил, нужна ли норвежцу помощь, а норвежец отказался и поблагодарил их. Похоже на то, что эсминец отваливает.

Дубивко стало легче; они видели, как американский эсминец описал круг и двинулся на север через пролив. Примерно до полудня «Б-36» продолжала лежать на песчаном грунте, а потом трубы танкера стали выбрасывать черный дым.

– Мостик, это акустик, танкер выбирает якорь и собирается отходить.

Дубивко наблюдал, как танкер опять повернул на юг.

– Приготовиться к отходу. Малый вперед, обороты на три узла.

«Б-36» слегка покачнулась, освобождаясь от грязи. Дубивко убрал перископ; теперь им придется ориентироваться исключительно по шумам танкера. Когда танкер вошел в основной пролив, Дубивко поднял лодку на глубину пятнадцать метров, встал в кильватер танкеру и постепенно уравнял скорость лодки с танкером. Каждые несколько минут он визуально осматривал поверхность, чтобы лишний раз убедиться, что они находятся на месте и точно следуют за танкером. Когда они были примерно в 150 милях к северу от Гаити, то оторвались от танкера, повернули на запад и снизили скорость. Им нужно было выждать остаток дня, чтобы всплыть и зарядить батареи после предыдущей ночи.

– Кстати, – спросил Дубивко Жукова, – как назывался норвежский танкер?

– Командир, я слышал, как американец, перед тем как уйти, упоминал имя Гретель. Наверное, судно называлось «Гретель». В любом случае забавно, что мы спрятались у нее под юбкой, не так ли?

После того как они совершили осторожный и нудный переход через пролив Кайкос, Дубивко было приказано немедленно изменить курс, вновь пересечь пролив Кайкос в северном направлении и проследовать в район патрулирования на северо-востоке; там, оставаясь незамеченными, они должны были вести наблюдение за кораблями ВМС США, избегая обнаружения противолодочными поисково-ударными группами ВМС США. Упорный Дубивко, не вполне довольный собой после долгого и беспокойного перехода через пролив в южном направлении, дождался своего шанса и повторил переход, теперь уже курсом на север, под корпусом корабля-рефрижератора под польским флагом.

– Надо на всю катушку использовать Варшавский договор, – заявил Дубивко.

Патрулируя в Саргассовом море в указанном ей районе, «Б-36» днем двигалась на экономном электроходу, а в ночное время шла под РДП на двух дизелях и заряжала батареи. Они пробрались в район, расположенный примерно в двухстах милях к югу от Бермудских островов, где действовали около двенадцать дней. Несколько раз в этом районе они отмечали гидроакустические сигналы, посланные с американских эсминцев и противолодочных самолетов, однако сумели избежать обнаружения, потому что двигались молча, обходили районы поиска и спокойно отсиживались, когда сзади гнались охотники.

Все время, пока «Б-36» ускользала от американского флота, у Дубивко было такое впечатление, что его добрый приятель Николай Шумков на «Б-130» находится от него всего в нескольких милях западнее и выполняет такие же маневры.

В приказе ГШ ВМФ, полученном ими 20 октября, «Б-130» Шумкова назначался район патрулирования сразу же западнее района патрулирования «Б-36» Дубивко. Приказов от командира бригады Агафонова они не получали с того времени, как вышли на просторы Атлантики.

Офицер связи лейтенант Жуков демонстрировал необыкновенную инициативу, проводя без сна часы и дни в душных помещениях радиоперехвата четвертого отсека. Он достиг значительных успехов в прослушивании тактических радиосетей, в которых работали в микрофонном режиме эсминцы и самолеты поисково-ударных групп ВМС США. Тщательно триангулируя их радиопередачи, Жуков, Дубивко и другие вахтенные офицеры смогли привязать передающие радиостанции к эсминцам и держаться на самой границе их районов поиска. Гидролокационные условия оказались настолько в пользу охотников, что «Б-36», не имевшая для прикрытия слоя жидкого грунта, действовала в основном на глубинах чуть менее ста метров и часто поднималась на глубину тридцать метров, чтобы выдвинуть антенну для Жукова и воспользоваться его умением сохранить их незамеченными. Чем больше была глубина, тем менее эффективны были их радиоперехват и анализ гидроакустических условий, предполагавший ту или иную нарезку районов поиска американцами.

Противолодочные патрульные самолеты с авианосцев «Эссекс» и «Рэндольф» оказались серьезными противниками, и Дубивко беспокоился всякий раз, когда поблизости пролетали самолеты «Трэкер» «S2F» и вертолеты «Сикинг», оснащенные погружаемым в море и буксируемым гидролокатором.

Самой серьезной угрозой для «Б-36» были патрульные самолеты дальнего действия, особенно только что поступившие на вооружение самолеты «Орион» «Р-3», которые выкладывали из сбрасываемых гидролокационных буев четкие фигуры и часами наблюдали за ними. Несколько раз Дубивко изумлялся, когда, поднявшись на перископную глубину, чтобы осмотреть поверхность, он думал, что «Р-3» уже покинул район поиска, в котором он более двенадцати часов тому назад сбросил гидролокационные буи. К удивлению Дубивко, он видел все тот же «Р-3», выписывающий круги с двумя зафлюгированными двигателями из четырех и остающийся над районом поиска целых тринадцать часов. Невероятно! Он спорил с Жуковым и говорил, что тот ошибается, поскольку не существует турбовинтового самолета, могущего оставаться над водой такое продолжительное время, но Жуков убеждал его в своей правоте, доказывая, что, по позывному, это тот самый «Р-3» из эскадрильи базовых патрульных самолетов в Джексонвилле, штат Флорида, который появился в этом районе тринадцать часов тому назад.

Жуков заметил также, что американские летчики чрезвычайно беспечны в радиосвязи и часто, в разгар преследования вероятной лодки, отходят от слегка кодированной терминологии и используют в УКВ-радиосетях открытый, некодированный радиообмен, который Жуков и его операторы без труда записывали. Жуков обнаружил, что авианосцы «Эссекс» и «Рэндольф» оказались самыми отъявленными нарушителями дисциплины связи, поскольку часто прибегали к открытым переговорам. Когда самолеты взлетали с авианосцев или садились на них, операторы радиосетей на авианосцах без умолку вели едва закодированные переговоры. Когда лодка находилась вблизи авианосцев, Жуков постоянно менял операторов перехвата, давая каждому из них возможность послушать болтовню в оживленных радиосетях, используемых для управления самолетами при посадке и в зоне ожидания. Русские развлекались, слушая летчиков, которые использовали прозвища и сокращенные позывные для того, чтобы скрытно обозначить себя. Любой туго соображающий оператор перехвата, прослушав разговор летчиков, легко идентифицировал их. В конце концов некоторые из русских операторов, днями и ночами слушавшие одни и те же голоса и знавшие каждого летчика по голосу и особенной манере ведения переговоров по радио, стали заключать между собой пари на то, кто из летчиков летает на том или ином самолете. Это был захватывающий спорт, который не давал засохнуть их мозгам во время долгих часов непрерывных вахт.