Текст книги "Сорок из Северного Далласа"

Автор книги: Питер Гент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Как обычно. Кто-то перевернул всё у меня в доме и украл двадцать долларов. А так ничего особенного. – Я поднял травмированную руку и пошевелил пальцами. Они всё ещё были прибинтованы друг к другу. – А у тебя как?

– Звонил Эммет. Он прилетает из Чикаго поздно вечером. Приедет около полуночи. Ты не хочешь заглянуть ко мне до этого?

– Я сейчас у Харви. Не стоит, пожалуй. Он может прилететь и раньше. Зачем рисковать? Завтра я позвоню тебе.

– Джоанна? – спросил Харви. Мы с Джоанной не раз проводили время в его спальне.

– Да. – Я сунул руку в карман и достал белые капсулы, обдумывая преимущества временного безумия. Приняв решение, я быстро проглотил все три и запил их водой из-под крана.

– Сейчас проверим благодать, нисходящую на нас в виде белых кристаллов в оболочке из желатина, – сказал я, вытирая рукавом губы.

Через несколько минут меня затошнило, накатила волна усталости. Захотелось лечь, и я пошёл в спальню.

Лёжа на диване, я продолжал бороться с приступами рвоты. Я чувствовал себя ужасно. Приступ за приступом сотрясали тело, голову разрывала боль. Когда я закрыл глаза, вспышки ярчайшего жёлтого света начали появляться и проскакивать одна за другой, совершенно меня ослепляя. Я вскочил, побежал к унитазу, как заправский спринтер. Ноги не слушались, и глаза я открыть не решался, на ощупь достиг цели. А минут десять спустя, когда я вышел из туалета, боль, не оставлявшая меня много дней, много лет, с тех пор, как я стал играть в футбол, исчезла. Я будто заново родился.

Я поднял руки, с интересом стал рассматривать каждый палец, складки на сгибах. От пальцев исходила энергия, они светились. Это были мои руки, часть моего существа. Раньше они казались мне чужими, подобно ногам: всего лишь инструменты, служившие моей голове. Теперь же я весь был мозгом, мыслил всем своим телом. Годы травм, переломов, вывихов и растяжений остались где-то далеко.

Я чувствовал свою мощь и начал двигаться из головы через шею, плечи и руки по направлению к своим отдалённым ногам. Я проник в туловище, бёдра и наконец добрался до ступнёй. Уже много лет мне не приходилось бывать в ногах, и они немного болели. Чтобы легче было дышать, я снял ботинки.

Свет из коридора казался необычно ярким и резким, всё вокруг было чётким и прозрачным. Поток неисчерпаемой энергии проносился через меня. Я был погружён в стремительно мчащуюся реку, увлекающую меня вперёд. Я чувствовал, как Земля несётся через пространство – со скоростью в триста тысяч километров в секунду. Я был светом.

Звуки чьих-то шагов заставили меня очнуться. Я сел. Это был Харви.

– А, ты здесь, – заметил он, сжимая правой рукой фаянсовую кружку с кофе. – Я думал, ты ушёл.

– Я уходил. Только что вернулся, – ответил я, натягивая ботинки.

В соседней комнате зазвонил телефон. Это был Максвелл.

– Фил, слушай, – быстро заговорил он. – Я задержался тут в Ассоциации молодых христиан с одним парнем. Я не смогу приехать в Рок-Сити. Извини. – В голосе Максвелла звучала напряжённость.

– А, хорошо. Отлично. – Я кивнул телефону.

– Погоди, не клади трубку. Давай встретимся завтра в восемь в раздевалке. Погреемся в сауне. – Он вдруг заговорил шёпотом. – Слушай, я хочу что-то рассказать тебе. Ты не поверишь.

– Хорошо. – Я быстро повесил трубку. Я не любил говорить, не видя лица собеседника.

Я не знал, что делать дальше. Немного подождав, я вышел из кухни и направился в спальню Харви. Достав пакет с марихуаной – один из шести, лежавших в тумбочке рядом с кроватью, – я положил на тумбочку десять долларов и спустился вниз.

Харви лежал на полу с закрытыми глазами. Огромные динамики были прижаты к его ушам. Джордж Хариссон пел «Боже, я тебя люблю». Я махнул рукой в сторону ничего не видящего Харви и вышел на улицу.

Как только я открыл дверь машины, сразу заметил, что в ней кто-то побывал. Бардачок был открыт и внутри всё перевёрнуто. Я заглянул внутрь. Вроде ничего не пропало. Я сунул туда новый запас и закрыл крышку.

Я не заметил, как добрался до дома, где провёл со своей бывшей женой месяцы короткой и бурной семейной жизни. Вскоре после того как мы переехали сюда, я вернулся с банкета, на который меня пригласили выступить за двадцать пять долларов. Банкет закончился необычно рано, и в полумраке над диваном в гостиной я прежде всего увидел задранные к потолку, на широченных чёрных плечах лежащие белые ноги, а потом уж разглядел и свою жену, едва заметную под распростёршейся на ней громадной лоснящейся голой массой Джо-Боба Уилльямса и услышал протяжный стон, которого никогда не удостаивался. С тех пор я испытывал к Джо-Бобу чувство благодарности – наряду с другими тёплыми чувствами – за то, что он предоставил мне неоспоримую причину для развода.

Потом выяснилось, что Джо-Боб был лишь одним из многих партнёров по команде, прошедших через постель моей жены. Большинство были женаты и имели детей. Одностороннее урегулирование развода позволило избежать шумного судебного процесса и нарушило план Клинтона Фута обменять меня с командой Лос-Анджелеса. Но я остался без денег.

Позднее я начал подозревать даже Максвелла, однако старался избегать этой темы, ибо знал, что результатом может стать мой переезд по крайней мере в Лос-Анджелес и даже в Питтсбург. Она заявила судье, что я – гомосексуалист. Вполне возможно, теперь меня трудно чем-либо удивить.

Первый приступ блаженства, вызванного допингом, улетучился. Я сидел в автомобиле, глядя на поля и домики, проносящиеся мимо окон. Внезапно передо мной возникло здание Рок-Сити. Интересно, как я попал сюда?

– Они уже приехали, мистер Эллиот. – Чернокожий швейцар предупредительно раскрыл дверь. Я вошёл в фойе.

Крупный мужчина с прилизанными волосами и дряблой кожей на белом лице распахнул мне навстречу руки. Пластырь телесного цвета, приклеенный на подбородке, не мог скрыть огромного фурункула.

– Фил… Фил, бэби… Добро пожаловать. Я – Тони, – продолжал он, – Тони Перелли. Мы встречались в Лас-Вегасе. Работаю здесь распорядителем.

Я сделал шаг назад. Попытка улыбнуться не удалась. Отозвалась только половина лица.

– Они все в зале, – сказал он, хватая меня за руку и энергично пожимая её. – Сколько, по-твоему, мы выиграем у Нью-Йорка?

Я выдернул руку, криво улыбнулся и направился мимо него к двери, ведущей в темноту зала.

– Сколько очков… – звучал сзади, утихая, его голос.

Представление ещё не началось. Свет на сцене и в зале был выключен, и кромешная темнота нарушалась только огоньками свечей на столах. Я узнал смех, доносящийся от столика рядом с маленькой сценой, и пошёл туда. Через несколько секунд я уже сидел рядом с Энди Кроуфордом и его «ДАЙ ИМ КАК СЛЕДУЕТ» – невестой Сьюзан Бринкерман.

Я различал и другие знакомые лица за столом. Кларидж и Фрэн, рыжеволосая стюардесса из «Техас интернейшнл», с которой он часто встречался. Стив Петерсон, биржевой маклер, безжалостно унижённый Джо-Бобом на вечеринке у Энди, сидел на противоположном конце стола, окружённый двумя очень красивыми девушками. Я напряжённо улыбнулся, опустил голову и молчал, ожидая, когда внимание, привлечённое моим появлением, обратится куда-нибудь ещё.

Откинувшись в кресле, я оглянулся вокруг. На большинстве женских лиц, за исключением белокурой подруги Ричардсона, так напугавшей Донну Мэй Джоунз в «Каса Домингес», было выражение страха или по крайней мере боязливого ожидания. Кларидж, без сомнения, наглотался таблеток; его резкие, отрывистые движения и непрерывная болтовня казались почти безумными, вдобавок он много пил. Энди был уже пьян в стельку, и Сьюзан поглядывала на него с тревогой. Петерсон выглядел просто сумасшедшим.

– Выпьем за моих друзей! – Кларидж вскочил и махнул рукой в сторону бара. – И дайте пить нашим коням. – К столу поспешила официантка и начала записывать заказы. Я попросил принести мне кока-колу.

– Кока-колу? Кока-колу? – завопил Кларидж. На его лице расплылась широкая улыбка. Он ткнул пальцем в мою сторону и оглянулся по сторонам. – Этот парень – наркоман! Слышите – наркоман. Он сумасшедший!

Я заёрзал в кресле, стараясь съехать пониже.

– Берегитесь! – Кларидж залез под стол. – У него топор. Он – ритуальный убийца! – Звуки его голоса, доносящегося из-под стола, показались мне невероятно смешными, и я захихикал. Все остальные молча переглянулись.

К счастью, над сценой вспыхнул свет и невидимый голос с техасским гнусавым выговором произнёс:

– Единственный чистокровный индеец рок-н-ролла, маленький Ричард!

Под звуки музыки крошечный занавес распахнулся. За белым роялем на сцене сидел Гайавата из Гарлема. Он был великолепен в своём костюме из белой оленьей кожи, украшенной бисером. Его лоб пересекала кожаная повязка с воткнутым пером. Глаза и губы Ричарда были очерчены карандашом для бровей, что придавало его лицу и гримасам несколько кошмарное выражение.

Кларидж выглянул из-под стола, повертел головой, изучая лица собравшихся друзей. Внезапно он вскочил на ноги и издал пронзительный вопль. Маленький Ричард повернулся к Клариджу и вяло махнул ему рукой. Кларидж издал новый вопль. Присутствующие, за исключением девушки Клариджа, Фрэн, расхохотались. Фрэн потянула Клариджа за рукав.

Ричард начал играть старую песню Хэнка Уильямся в новой аранжировке. В этот момент двери распахнулись, и в зал вошли Боб Бодроу и Шарлотта Энн Каулдер. Мой взгляд не отрывался от них, пока они не сели за маленький столик в углу. Направленные на девушку телепатические волны заставили её наконец поднять глаза. Она улыбнулась мне.

Ричард закончил мелодию бравурным проигрышем. Все зааплодировали, топая ногами от восторга. Кларидж издал очередной пронзительный вопль. Как только занавес закрылся, Стив Петерсон покинул своих спутниц и сел рядом с Клариджем. Обняв его за плечо, Петерсон начал шептать что-то ему на ухо. Пока они беседовали, склонившись друг к другу, Кроуфорд заказал всем по рюмке и начал сосать свой мизинец. Когда мизинец достаточно намок от слюней, Кроуфорд извлёк его изо рта и внимательно осмотрел. Затем наклонился через стол и воткнул мизинец в ухо Петерсона.

– Мокрый Вилли! – Кроуфорд с Клариджем разразились кудахтающим смехом. Женщины с отвращением смотрели на слюну, капающую из уха Петерсона.

– Чёрт побери, Энди! – воскликнул Петерсон, вытирая пострадавшее ухо. – Не смей больше! – Он чуть не плакал.

Ричардсон со своей девушкой поднялись из-за стола, сказав, что им нужно успеть в клуб в Южном Далласе, и изчезли.

– Мокрый Вилли! – внезапно завопил Кларидж, втыкая слюнявый палец в ухо Кроуфорда.

Кроуфорд сидел, повернувшись к кому-то, и не успел увернуться. Содержимое его стакана вылилось на Сьюзан Бринкерман, сидевшую рядом.

– О-о-о! – Девушка вскочила и начала вытирать свою юбку. – Энди, смотри, что ты наделал!

– Пошла ты… – Кроуфорд выругался, наклонился и сунул в ухо свой палец, очищая слуховой канал от слюней. Его лицо неузнаваемо исказилось.

– Что ты сказал? – спросила она дрожащим голосом.

– Я сказал, – заговорил Кроуфорд, медленно и отчётливо выговаривая каждое слово, не отрывая взгляда от её лица, – пошла ты на…

Она коротко вскрикнула. Королева красоты Южного методистского университета, воспитанная в богатой семье, Сьюзан вскочила и попыталась бежать, но пальцы Кроуфорда стиснули её шею.

Девушка послушно опустилась в кресло, закрыв глаза. Пальцы Кроуфорда всё ещё стискивали её шею. По-видимому, ей было очень больно, но она молчала. Как только Энди отпустил её, Сьюзан закрыла лицо руками и зарыдала.

Бедная девушка, подумал я. Наконец-то она познакомилась с настоящим Энди «ДАЙ ИМ КАК СЛЕДУЕТ».

Я ждал, что кто-нибудь попытается успокоить рыдающую девушку. Никто не сдвинулся с места.

Кларидж поднял свой пустой стакан и издал вопль. Кроуфорд последовал его примеру.

– Проклятые суки! – вопил Кларидж. Оба захохотали. Официантка принесла полные стаканы, и все, за исключением рыдающей девушки и меня, продолжали веселиться как ни в чём не бывало.

Вставая из-за стола, я заметил, как Кроуфорд сунул в рот палец и внимательно разглядывает Клариджа. Я даже не повернулся, когда донёсшийся сзади шум обозначил появление третьего, но наверняка не последнего «Мокрого Вилли».

Столик, за которым сидели Шарлотта Каулдер и Бодроу, находился у стенки. Рядом стоял пустой стул; я повернул его и сел, опершись локтями о спинку. Бодроу был счастлив.

– Привет, Фил, как жизнь? – Его жирное лицо просияло.

– Спасибо, всё в порядке, – спокойно ответил я, стараясь не обращать внимания на чудовищные формы его лица, возникающие в моём воображении.

– Крошка, – сказал Бодроу, делая жест в мою сторону. – Это Фил Эванс.

– Эллиот. – Я поднял вверх два пальца и помахал ими. – Эллиот.

– Что? – Бодроу сконфузился. – Ну, конечно. Господи, о чём я думаю – Фил Эллиот. Он играет в футбол.

На губах Шарлотты появилась едва заметная улыбка.

– Я подошёл, чтобы пригласить вас за наш стол, – солгал я, показывая в сторону всё нарастающего шума перед сценой.

– Отличная мысль. – Бодроу схватил свой стакан и встал. – Мне нужно поговорить с Энди относительно продажи акций. – Он сделал шаг, повернулся и посмотрел на Шарлотту. – Ты идёшь?

– Да, я пойду.

– Конечно… конечно, – добавил я. – Мы сейчас.

– Хорошо. – Бодроу направился к сцене. Полы его пиджака откинулись, и я заметил металлический отблеск револьвера, торчащего из-за пояса его красных брюк.

– Почему ты встречаешься с этим подонком? – Я знал, что мои глаза блестят.

– Вряд ли можно отнести меня к членам королевской семьи.

– Я знаю. Я знаю. – Бодроу подошёл к столу и пожал руки. – По крайней мере, остальные не носят оружия. У него есть разрешение?

– Да. Его отец жертвует крупные суммы на избирательную кампанию шерифа. Шериф назначил Боба своим помощником.

От стола донёсся взрыв хохота и звон бьющегося стекла.

– Что там происходит?

– «Мокрый Вилли».

– Что?

– «Мокрый Вилли», – объяснил я. – Они облизывают пальцы и суют их затем в уши друг другу. Это испытание. Нечто вроде поединка.

Шарлотта сморщила нос в гримасе отвращения и сделала жест, как будто её тошнит.

– Противно, – сказала она.

– Люди двадцатого века. – Я пожал плечами.

Я посмотрел ей в глаза. Казалось, она испытывает весьма смешанные чувства по отношению ко мне.

– Ты меня боишься? – спросил я, следя за выражением её лица.

– Нет, – быстро ответила она. Но глаза говорили о другом, и она опустила взгляд. Наступила неловкая тишина. Наконец она снова заговорила.

– Да, боюсь, – сказала она. – Ты подумаешь, что это глупо. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Но с момента нашей первой встречи меня не оставляет странное предчувствие.

– С вечеринки у Энди?

– Нет-нет, гораздо раньше – более шести месяцев назад, здесь.

Я с трудом мог бы вспомнить и то, что было сегодня утром.

– Ты был с Жанет Саймоне, – продолжала она. – С вами был Чак Берри, а ты ходил на костылях.

Образ Жанет Саймоне возник в моём воображении с болезненной чёткостью.

– Она лесбиянка, – сказал я.

– Да, я знаю.

– Тогда почему же никто не сказал мне об этом? Я думал, что месячные у неё затянулись на полтора месяца.

Грохот, донёсшийся со стороны сцены, привлёк наше внимание. Алан Кларидж вскочил на сцену, опрокинув микрофон, и начал поспешно снимать с себя брюки.

Когда официанты побежали к извивающемуся на сцене Клариджу, Кроуфорд перехватил ближайшего и ударом в грудь сбил его с ног. Удар отбросил официанта на несколько метров. Упав, он прокатился по полу и застрял в ногах посетителей под одним из столов.

Остальные остановились, когда громадный Кроуфорд встал между ними и эксцентричным стриптизом на сцене.

К этому времени Кларидж снял брюки, трусы и пиджак, начал расстёгивать сорочку, свернул её в комок и бросил. Сорочка попала прямо в лицо Фрэн. Она даже не шелохнулась.

– Фрэн, чёрт побери, – вопил Кларидж. – Смотри на меня, несчастная проститутка! Ты видишь, какой у меня…

Он спрыгнул со сцены, схватил её за волосы. Вырываясь, Фрэн рухнула на пол.

Казалось, звуки пощёчин оживили застывших официантов, и они бросились на помощь девушке. Кроуфорд схватил первого из них и перебросил его через стол. Взметнувшиеся в воздух ноги официанта ударили в лицо женщину средних лет, сидевшую за соседним столом. Она бесчувственно соскользнула с кресла.

– Господи, – прошептала, поднимаясь, Шарлотта.

Я схватил её за руку и побежал к двери. Через мгновение мы сидели в моём автомобиле, мчавшемся на север по Гринвилл Авеню.

Наконец Шарлотта нарушила тишину.

– Я должна вернуться. Боб начнёт беспокоиться.

– Не тревожься. Приедет полиция, и ему будет не до тебя.

– Их арестуют?

– Вряд ли, – ответил я. – Если только твой друг не откроет пальбу, полицейские увезут их, чтобы успокоить остальных, и отпустят. Если, конечно, женщина не пострадала серьёзно. – Я видел, как она головой ударилась о пол.

– Тогда зачем мы убежали? – спросила она, повернувшись ко мне.

– Потому что я «нахожусь под влиянием наркотиков» и имею с собой пакет марихуаны, – ответил я. – Раздеться догола и избить женщину при свидетелях – одно дело. А за наркотики полагается от двух лет до пожизненного заключения. К тому же это был хороший повод, чтобы остаться с тобой наедине.

– А-а. – Она замолчала. Я чувствовал, что она обдумывает ситуацию. – Тогда мне нужно домой.

– А где дом?

– В Лакоте.

– В Лакоте? Но это восемьдесят километров отсюда!

– Тогда отвези меня назад в Рок-Сити.

Через двадцать минут мы ехали на юго-восток по направлению к Лакоте, маленькому техасскому городку, центру одноимённого графства.

– Значит, ты из Лакоты? – Я наклонился к ветровому стеклу, стараясь увидеть, откуда возникла яркая голубая вспышка, только что мелькнувшая перед машиной.

– Нет. Мой муж… Два года назад он был убит в Да Нанге, – ответила она на вопрос, который, как она догадалась, возник у меня.

– Сочувствую. – Это было всё, что мне пришло в голову.

– Не ври. И не старайся быть вежливым. – Она была права. Казалось, читала мои мысли. – Впрочем, быть вежливым не так уж плохо. Я благодарна тебе. Ему не нравилась война, но он не знал, как выйти из неё.

– А разве кто-нибудь знает? – Я ловко объехал огромного мохнатого зверя, расположившегося на середине шоссе. – Не имеет значения, выживешь ты или нет. Важна только победа. Знаешь, нужно решить, какой лягушкой в каком пруду тебе хочется стать. – Боже, что я говорю! Ну и кайф же я словил! Шарлотта посмотрела на меня с изумлением. – Не смотри на меня, – пожал я плечами. – Я просто болтаю. Произношу слова, не понимая, что они значат.

– И он решил уйти… Написал прошение об отставке. Пока оно рассматривалось, его убили.

– Грязная война. – Слова сами выскочили из моего рта. Я слишком набрался, чтобы рассуждать о вещах, которые она не хотела называть. Жизнь, смерть и политика были слишком сложны для моего мозга, одурманенного наркотиками.

– Слушай, ты напрасно расстраиваешься. – Она заметила моё смятение. – Я не в трауре по нему. Он был хорошим парнем, и мы могли быть счастливы. Но что случилось то случилось, и то, счастлива я или нет, зависит только от меня, а не от того, что случилось в десяти тысячах миль отсюда. – Она посмотрела на меня и улыбнулась. – И я решила быть счастливой.

– Отлично. – Я улыбнулся в ответ. – Нужно уметь делать выбор в жизни. Я где-то слышал это. Или сам придумал. Теперь уж не помню.

Ряд почтовых ящиков, вытянувшихся вдоль обочины, превратился в банду мотоциклистов, гнавшихся за нами, а затем снова в почтовые ящики. Я сконцентрировал всё внимание на дороге. Чем быстрее мы ехали, тем лучше я себя чувствовал.

– Не понимаю, как тебе удалось прожить так долго. Будь добр, поезжай медленнее.

– Конечно. – Я сбавил газ. В это мгновение прямо перед машиной пролетела большая пятнистая птица.

– И выключи дворники.

– Что?

Дворники ёрзали взад и вперёд по ветровому стеклу, размазывая по нему разбившихся насекомых.

– Знаешь, Фил, я надеюсь, что твой автомобиль – заколдованный. Это мой единственный шанс вернуться домой невредимой.

– Извини. – Я снова сбавил скорость и уставился на дорогу. Внезапно дорога кончилась, и перед нами открылась пропасть. Не успею затормозить, подумал я в панике. Не может быть, мелькнула у меня мысль. В Техасе всё могло быть, но не было пока случая, чтобы шоссе кончалось пропастью. Я затаил дыхание. Автомашина промчалась через пропасть.

– Всё не так уж плохо, – улыбнулась Шарлотта.

– Ты хочешь сказать, что я в полном порядке. – Мы миновали пропасть, но перед нами был мост вдвое уже автомашины.

В шести милях за Лакотой, Шарлотта сказала:

– На следующей развилке сверни направо.

Это был въезд на её ранчо, и он привёл нас к белым деревянным воротам. За воротами виднелся небольшой дом.

Из него вышел молодой негр в клетчатой рубахе и джинсах. На голове у парня была мятая коричневая шляпа.

– Это ты, Шарлотта?

– Да, – отозвалась она из машины. – Я приехала с другом. Не хочешь проводить нас в дом?

– Конечно.

Шарлотта подвинулась ко мне. Негр открыл ворота, сел в машину и протянул мне руку через колени Шарлотты.

– Очень рад. Я – Дэвид Кларк.

– Филип Эллиот, – ответил я, пожимая его руку. Его сильное тёплое рукопожатие удивило меня.

– Футболист? – Он не скрывал радости.

– По этому вопросу есть разные мнения.

– Мне нравится смотреть, как ты играешь.

– Тебя не смущают длительные перерывы?

Он рассмеялся. Его внимание было мне приятно.

Фары «бьюика» осветили двухэтажный дом и несколько других крупных строений. Это было большое ранчо. Со стороны дома к нам подбежали две белые овчарки. В открытом гараже рядом с домом стоял белый «Мерседес-220-СЛ» с голубыми калифорнийскими номерами. Номера не менялись два года. Там же был потрёпанный красный пикап «шевроле». Белая щебёночная дорога огибала дом и, пройдя через ещё одни ворота, скрывалась в темноте. Я остановился у дома.

– Пойду загоню собак, – сказал Дэвид, выпрыгивая из машины и подзывая их к себе.

Я выключил двигатель и вылез из машины. Шарлотта последовала за мной. Мы вошли в кухню через заднюю дверь. Дэвид пришёл через несколько секунд.

– Дэвид, проводи Филипа в кабинет. Я сейчас приготовлю кофе.

Кабинет был огромен. Дальняя стена была занята гигантским окном, от одной стены до другой и от каменного пола до грубо отёсанных балок потолка. Вдоль внутренних стен протянулись книжные полки. У массивного камина стояли два больших дивана, на полу между ними лежал огромный индейский ковёр.

Дэвид подошёл к камину и начал разводить огонь.

Он чиркнул длинную кухонную спичку и поднёс её к дровам, затем повернул рычажок в камине. Внутри заревело пламя.

– Ты давно живёшь здесь?

– Чуть больше двух лет. Я учился в колледже вместе с Шарлоттой и, когда Джон уехал, сразу переселился сюда. Ей не хотелось жить одной. Родственники приехали сюда после отъезда Джона, увидели меня и исчезли. С тех пор о них ничего не слышно. Даже на похороны и то не приехали. – Дэвид покачал головой и уставился в ревущий огонь. – Я сказал им, что я мексиканец. Даже это не помогло.

Он подбросил в огонь ещё полено. Я смотрел на языки пламени, зачарованный их гипнотическим мельканием. Наркотик всё ещё действовал. Постоянно меняющиеся цвета и формы огня рисовали в моём мозгу картины из прошлого и будущего. Мне хотелось сунуть руку в пламя и смотреть, как его языки обтекают кожу подобно воде.

Дэвид подошёл к окну и повернул выключатель. Мгновенно ландшафт снаружи осветился. Передо мной раскинулось пастбище, покрытое густой травой. Здесь и там виднелись группы огромных дубов. Я тут же представил себе упитанных коров, пасущихся на просторе между деревьев.

– Это действующее ранчо?

– Более или менее. Джону принадлежало несколько больших участков, где добывали нефть. Он сдавал их в аренду. Перед отъездом Джон перевёл их на неё. Так что в деньгах она не нуждается. Однако ей нравится работать. Главным образом мы выкармливаем бычков и, когда им исполняется пять-семь месяцев, продаём их.

– А кто у вас ведает размещением коров? – спросил я. – Буду рад взяться за этот участок.

– Коров что? – спросила Шарлотта, входя в кабинет. В руках она держала поднос с кофейником и тремя большими кружками.

– Размещением коров, – пояснил я. – Расстановкой коров в строго определённых местах на пастбище для создания нужного эстетического впечатления. Чтобы они гармонировали с деревьями, небом и облаками. Это работа, о которой многие мечтают. Разместить их небольшими группами, стоящих и лежащих, на вершинах низких плавных холмов, чтобы они выделялись на горизонте.

– И что, были предложения? – спросила Шарлотта с улыбкой.

– Не слышал ни разу. Эта работа вроде королевского попечительства, и, если удаётся заполучить её, с неё не уходят. Она становится наследственной, переходит от отца к сыну. От этого в мире все неприятности, власть и привилегии. – Я подмигнул Дэвиду. – В нём нет места настоящему художнику. Действительно, задумывался ли кто-нибудь над тем, как освещает солнце коровий зад?

– Мне такая мысль не приходила в голову, это уж точно, – улыбнулась Шарлотта. – Выпей лучше кофе, оно опустит тебя на землю.

– Неужели так заметно?

Она приподняла бровь и начала разливать кофе.

– Тебе сливки или сахар? – посмотрела на меня Шарлотта.

– Сахар. Один кусок.

Снаружи залаяли собаки. Дэвид встал и направился к выходу.

– Пойду проверю ворота и запру их на ночь.

– Дэвид – писатель, – заметила Шарлотта, глядя вслед ему.

– Да, он показался мне очень приятным парнем.

– Он – настоящий мужчина. – Шарлотта подчеркнула слово «мужчина».

– Именно это я и хотел сказать.

– Все его братья женились на белых девушках. Это привело его в смятение.

– Странно, мои поступили точно так же, и это ничуть меня не смутило.

Шарлотта сделала вид, что не расслышала моих слов. Она подошла к книжному шкафу, выбрала пластинку Уилли Нелсона, и поставила её на проигрыватель.

Мы молча смотрели друг на друга. Я сделал попытку мысленной телепатии, но не смог напрячься. Её лицо смягчилось, засветилось каким-то внутренним сиянием. Она была печальна и прекрасна. Её глаза говорили мне, что я ей нравлюсь; я это знал. Из-за моих зрачков выползло безумие; я не выдержал её взгляда и отвернулся. Подойдя к проигрывателю, я посмотрел на вращающуюся пластинку. Затем вернулся к дивану и сел.

Хлопнула дверь, ведущая в кухню. Звук спас меня от опасности заблудиться в лабиринте мыслей. И вдруг я почувствовал себя лучше; страх исчез. На пороге появился Дэвид.

– У ворот стоял автомобиль, но, когда я подошёл, он уехал.

Наверно, молодёжь из школы. Я всё запер. Пойду спать, пожалуй. Спокойной ночи. – Он бросил на стол связку ключей и направился по коридору к спальням.

– Спокойной ночи, – отозвались мы хором.

– Разве Дэвид живёт не в маленьком доме? – поинтересовался я после, как мне казалось, достаточно продолжительного молчания.

– Только когда работает над чем-то. – Она слегка прищурилась. – Он там пишет и ночует, когда меня нет.

– Он кажется мне настоящим другом.

– Да.

Мы снова посмотрели друг на друга. Шарлотта облизнула губы, которые, казалось, засверкали в свете огня из камина. Она провела рукой по длинным каштановым волосам, падающим на спину.

– Кем тебе приходится Бодроу?

– Что?

– Он тоже твой друг?

– Нет.

– Тогда почему ты так часто встречаешься с ним?

– Я не встречаюсь с ним часто. – В её голосе прозвучала злоба – против Бодроу или меня, не знаю. – Ему принадлежит земля недалеко от моей. Однажды он приехал, чтобы спросить, не сможет ли он арендовать её для скота. Затем несколько раз приглашал меня с собой.

– Понятно.

– Не могу же я всё время прятаться от людей! – вспылила она.

– Прости, я не хотел обидеть тебя.

– Во всяком случае, я больше не собираюсь встречаться с ним. – Она говорила более спокойным голосом. – По дороге в Рок-Сити он рассказывал отвратительные вещи о Дэвиде.

– По-моему, Бодроу – психопат.

– Если верить его словам, вы с ним близкие друзья – что-то вроде армейских товарищей.

– Я едва знаком с этим сукиным сыном. Он любит ездить с командой и отираться вокруг игроков. Ходит на все вечеринки, даже если его не приглашают.

Музыка кончилась. Шарлотта встала и перевернула пластинку. Когда она подошла к окну, в свете, падающем снаружи, я отчётливо видел контуры её тела под лёгкой тканью платья. Девушка щёлкнула выключателем. Наружное освещение погасло. Теперь комната наполнилась мелькающими отблесками пламени. Она опустилась на диван.

– Ты женат?

– Был. Мы развелись. – Я подошёл к камину и подбросил дров. – Обычная история. Звезда футбола из бедной семьи пробивает себе дорогу в жизни. Он не может рассчитывать на чью-то помощь. Упорство приносит свои плоды. Он заканчивает колледж, становится знаменитым атлетом и женится на девушке из богатой семьи. Но даже дома звезда не может забыть о трудностях своей профессии. Неприятности заставляют его всё чаще заглядывать в бутылку. Жена начинает искать утешение на стороне и находит его… в линии нападения… в полузащите… у трехчетвертных… и так далее. Всё забавно до отвращения.

Я потёр нос – нервная привычка, приобретённая мной в школьной баскетбольной команде. Мне казалось, что сотни зрителей не сводят с меня глаз, с нетерпением ожидая промахов. Обычно им не приходилось ждать слишком долго.

– Хочешь марихуаны?

– Да, – тут же ответил я.

Шарлотта встала и вышла из кабинета. Её не было довольно долго. Она вернулась в выцветших джинсах и просторной мексиканской блузке, которые надела вместо платья.

– Это моя одежда для курения.

Я неуклюже опустился на пол около неё, вытянул ноги и застонал, отчасти от боли и отчасти от жалости к себе. Сверху ко мне опустилась горящая сигарета. Я взял её, глубоко затянулся и передал обратно. После двух или трёх затяжек я заметил, как быстро она действует.

– Чёрт, – пробормотал я, стараясь удержать дым, обжигающий мне лёгкие. – Если цитировать… отсутствующих друзей… это… настоящий динамит. – Мой голос превратился в какой-то хрип.

– Джон прислал мне из Вьетнама целый рюкзак, – объяснила Шарлотта. – Не кури слишком много – тебе станет нехорошо. – Она глубоко затянулась и передала сигарету мне.

Меня бросило в дрожь от того, что я курил марихуану, принадлежащую мёртвому.

– Тебе надолго хватит.

Я встал, подошёл к окну. Тени деревьев превратились во вьетконговцев и поползли к дому.

– Чем ты занимаешься кроме телят? – спросил я, не оборачиваясь. Вьетконговцы были уже рядом с домом, маленькие жёлтые человечки с автоматами в руках.

– Особенно ничем. Люблю читать и ездить на лошади. Солдаты исчезли за углом дома. Залаяли собаки. Я повернулся к Шарлотте.

– Ты ведёшь приятную жизнь.

– Да, у меня большой участок, и я люблю бродить по нему. Я подошёл к дивану и наклонился. Она поднесла сигарету к моим губам. Я затянулся, прижал губы к её рту и выдохнул дым.