Текст книги "Забыть завтра (ЛП)"
Автор книги: Пинтип Данн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Это Бэкс, которую вел вдоль по коридору крепко сложенный охранник с бакенбардами. Ее руки закованы перед ней в электрические ограничители. Он толкнул ее концом своей дубинки. Она упала вперед, и он рывком вздернул ее на ноги. И все повторилось снова.
– Я не буду этого делать! – она свернулась в позе эмбриона на полу. – Я не буду!
Охранник поднял ее за руку, и ее тело распрямилось. Вниз и вверх по коридору я увидела локти, высунутые из камер. Я представила девушек из внутреннего двора, у всех лицо прижато к прутьям.
У всех руки прижаты к груди.
Охранник толкнул Бэкс дубинкой. Она полетела вперед, упав на живот напротив моей камеры.
Она дико завертела головой, пока не сконцентрировалась на моем лице. Я не уверена, что она узнала меня, но она потянулась через прутья и схватила меня за лодыжки.
– Ты должна остановить их, – просипела она. – Ты не можешь позволить им сделать это. Со мной. С любой из нас. Заставь их прекратить.
Я опустилась на корточки. Я хотела коснуться ее лица, но не смогла дотянуться до него.
– Пожалуйста, – глаза Бэкс проникали мне прямо в душу и требовали. – Помоги мне.
Прежде чем я успела ответить, охранник перехватил ее тело в районе живота и поднял ее. Он перекинул ее через плечо и пронес через оставшуюся часть коридора. Он остановился перед таинственной дверью в конце коридора, той, которая до этого момента была закрыта.
– Извини, – хрипло сказал он. – Но у тебя нет выбора.
Он швырнул ее внутрь комнаты. Следующие несколько мгновений пронеслись размытым пятном. Я услышала стремительные шаги. Скрип стола, словно его опрокинули на бок. Мужской крик «Нет!».
А затем звук выстрела.
Глава 11
Я грохнулась на пол. Что произошло? Бэкс… застрелили? За что?
Мой желудок подпрыгнул. Мне захотелось забиться в дальний угол моей камеры, свернуться калачиком, подобно тому, как сделала Бэкс, и оставаться в таком состоянии, пока у меня в ушах не перестанет звенеть, пока образ ее обезумевших глаз не изгладится из моего сознания.
Но я не могла. Я прижалась к прутьям, пытаясь разглядеть. Локти начали пропадать. Одна за другой, остальные девушки отступали в свои камеры, чтобы поспать или порыдать. Чтобы вонзать ногти в руки, пока не разорвут кожу. Чтобы делать что угодно, что они делают, чтобы превратить это издевательство в подобие жизни.
Я так не сделала. Я стояла у двери. Потому что она просила меня помочь ей. Меня.
Бедная Бэкс. Ты выбрала не ту девушку. Что я могла сделать?
Прошли часы… а может только минуты или даже секунды. Время больше не имело смысла. Что такое будущее и что такое прошлое? Убила я свою сестру или нет? Я все еще могу ее спасти? Подобно тому, как я не спасла Бэкс?
Дверь помещения для допроса наконец-то открылась. Вышел охранник с бакенбардами, и за ним следовала Бэкс. Ее руки и ноги скованы электрическими ограничителями. Но прежде, чем я снова смогла дышать, из комнаты вышел другой охранник, несший черный похоронный мешок. Несший труп.
Так все-таки кого-то застрелили. Просто не Бэкс.
Бакенбарды пошел к выходу и выполнил обычный порядок действий. Отпечаток ладони, образец крови, сканирование сетчатки, цифровой код. Все сопровождающие лица вышли. И они не вернулись.
Куда они пошли? Что они сделали с Бэкс?
Сколько бы времени я ни ждала, к тому моменту, когда черные прутья уже продавили линии на моих щеках и лбу, я все еще не получила каких-либо ответов.
Я припомнила слова Салли. Они держат тебя здесь, пока что-нибудь не изменится.
Это, должно быть, то изменение, о котором она говорила. Изменение, которое вытащит тебя из Лимбо и отправит в какое-то другое место.
Что может означать только одно: Салли знает. Чем бы ни было то, что произошло с Бэкс, у Салли есть ответы.
Когда она вынула кирпич, я уже ждала ее. Мы уставились друг на друга, смаргивая удивление и поднявшуюся из-за передвижения кирпича пыль.
– Расскажи. Мне. Все.
– Про Бэкс или про иглы?
– И то, и то, – сказала я. – Сначала про Бэкс.
Глаз Салли сузился.
– Столь требовательно, Пташка. Ты не выучила? У тебя нет здесь влияния. У меня есть.
Если бы мои пальцы могли пролезть, я бы пробралась сквозь стену и встряхнула ее.
– Это не игра, Салли. Кто-то умер.
– Ты хочешь кое-что от меня, мне нужно кое-что от тебя.
Я протолкнула букет из «роз» через отверстие в стене.
Ее глаз пропал на то время, пока она осматривала подношение. Через мгновение она вернулась.
– Что это, пучок листьев? И что мне потом делать с несколькими мертвыми листьями?
– Это не просто листья, Салли. У моей сестры это был любимый вид поделок. А когда я почувствовала себя в школе взаперти, парень, который мне в прошлом нравился, дал мне красный лист.
Ее глаз округлился.
– Ты ужасно скучна для меня, Птенчик. Кого это волнует?
Я глубоко вдохнула.
– Вот строка из Эмили Бронте. Она была в старом сборнике стихотворений, который мне подарила мама. Она написала: 'Пусть дарит благословение мне каждый листок потерянный,/Пусть осени дуновением вниз его сгонит дерево! '
(Прим.: Строчка на английском: Every leaf speaks bliss to me/ Fluttering from the autumn tree. Общий смысл: Каждый лист обещает мне блаженство, порхая с осеннего дерева)
Я облизала губы.
– Я надеюсь, что эти листья смогут сделать так, чтобы ты почувствовала себя так же. Мы можем быть заперты внутри, вдали от солнца, но я надеюсь, что листья смогут напомнить тебе о том, как себя ощущаешь, когда ты свободна. Каково иметь возможность выбрать любой путь, какой захочешь, и достичь любого места, которое выберешь.
Я ждала, готовя себя к ее хохоту и предвидя насмешки. Глаз моргнул. Моргнул, еще раз, еще. А затем слегка изогнулся в уголке.
– Ты молодец, Пташка.
Выдох со свистом вырвался наружу.
– Так ты мне расскажешь?
Она пропала, как если бы ей требовалось время, чтобы убрать розы в безопасное место, и вернулась секунду спустя.
– Что ты знаешь об истории Бэкс?
– Ничего. Она упоминала бабушку, – сказала я. – Звучало так, словно они любили друг друга.
– Ее родителей арестовали, когда Бэкс была еще маленькой. Их подозревали в том, что у них есть паранормальные способности. Бэкс жила с бабушкой, пока не получила свое воспоминание о будущем, – голос Салли смягчило кое-что, чего я не ожидала. Кое-что, что прозвучало почти как печаль.
Я сглотнула комок в горле. Воспоминание не могло оказаться хорошим, не когда Бэкс закончила здесь. Не когда голос Салли так звучит.
– Что произошло?
– В будущем в их дом вломился грабитель. Бабушка встала у него на пути, и он всадил пулю ей в грудь. В ярости Бэкс набросилась на грабителя, вырвала оружие из его рук и убила его.
Мягкость пропала из голоса Салли.
– АВоБ арестовало Бэкс и с тех пор держит ее в Лимбо, ожидая, не покажет ли она себя агрессивной.
Я замерла. Разговор с Председателем Дрезден повторился у меня в голове. Ты, моя дорогая, квалифицируешься как агрессивная. Агрессивная. Агрессивная.
– В смысле? – слабо спросила я.
– АВоБ оставляет большинство из нас в покое. Но время от времени они решают, что одна из нас слишком агрессивная. Наши волны слишком сильные, чтобы разрешить этому развиваться бесконтрольно. Поэтому Бэкс была в такой истерике. Потому что она узнала, что ее бабушка умерла.
– Я не понимаю, – части не сочетались друг с другом, независимо от того, с какой силой я их соединяла. – Почему бы ее бабушке быть мертвой? АВоБ знает о грабителе. Почему они не помешают произойти преступлению?
Салли резко засмеялась.
– Где мы, Птенчик?
– Ты сказала, что мы в Лимбо.
– Правильно. Но где именно мы проживаем? Мы в учреждении АоОБ, со всеми остальными преступниками?
– Нет, – прошептала я. – Мы в здании АВоБ, – если бы мы по-настоящему были преступницами, даже будущими преступницами, мы должны были быть переданы Агентству охраны Общественной Безопасности.
– Теперь понимаешь? – слова наполнены усталостью. Не обычной усталостью, даже не изнуренностью. Тем типом усталости, который не излечишь, даже проспав всю жизнь. – В задачи АВоБ не входит предотвращение преступлений. Их задачи – упростить процесс получения и исполнение воспоминания о будущем. Исполнение, Птенчик. Цель АВоБ в том, чтобы убедиться, что наши воспоминания исполнятся.
Правда обрушилась на меня. Мы приложим усилия, чтобы сбылось как можно больше деталей, сказала Председатель Дрезден. Я думала, она имела в виду побочные детали. Я думала, она говорила о цвете рубашки.
Нет. Я не хочу, чтобы я оказалась права. Я не вынесу, чтобы я оказалась права.
– Так кого застрелили в помещении для допроса? Ты хочешь сказать… грабителя?
– Он не должен был жить, Птенчик, – сказала она, ее голос так же уныл, как шлакобетонный камень. – Арестовав Бэкс, АВоБ нарушило цепь событий. Когда они решили, что она агрессивна, им потребовалось обуздать ее волны. Единственный путь, каким они могли этого добиться – притащить грабителя сюда и сделать так, чтобы Бэкс убила его. Как в ее воспоминании.
Я отшатнулась от отверстия, чтобы мне больше не приходилось смотреть в глаз Салли. Чтобы я могла прекратить ее слушать.
Как бы то ни было, она продолжила говорить.
– Теперь, когда Бэкс исполнила свое воспоминание, теперь, когда они заставили ее это сделать, они передадут ее АоОБ. Потому что теперь она по-настоящему преступница. Как и предсказывало ее воспоминание.
Я отвернулась от стены и подтянула колени к груди. Я сделала ужасную ошибку. Наихудший просчет в моей жизни.
Потому что Председатель Дрезден сказала, что я агрессивна. И когда ученый выяснит мое настоящее воспоминание, АВоБ убедится, чтобы оно сбылось.
Они собираются заставить меня убить мою сестру.
Глава 12
До меня долетел голос Салли.
– Ты еще тут?
Наша сделка завершена. Я дала ей розы, она объяснила мне, что произошло с Бэкс. Так почему она все еще говорит со мной?
– Нет, меня нет.
Я продолжала сидеть к стене спиной. Но она все равно не уходила.
– Я даже не рассказала тебя про иглы, – сказала она. – Не хочешь услышать об иглах?
Горячие слезы подступили к векам, но я отказывалась дать им выйти наружу. Все работает против меня. АВоБ. Сама Судьба. Почему я вообще когда-либо считала, что смогла бы с ними побороться?
– Послушай, Пташка. Я знаю, что это слишком много, чтобы постичь. Я помню, когда впервые выяснила это. Я была в ступоре в течение недели.
Я должна попытаться. Моя сестра рассчитывает на меня, и я не могу упасть духом. Я должна продолжать бороться. Для нее. Собрав все свои силы, я подползла обратно к стене.
– Расскажи мне об иглах.
– Прежде чем ты попала сюда, в твоей камере жила девушка по имени Джулс. Она словно с ума сходила, когда они приходили. Она выкрикивала оскорбления с утра и до ночи. Осыпала насмешками охранников, когда они проходили мимо ее камеры. Однажды она даже бросила им в лица ведро с мочой. Никто не удивился, когда ее признали агрессивной.
Улыбка задрожала у меня на губах. Я бы не отказалась увидеть стекающую со щеки Человека со Шрамом мочу.
– Несколько недель назад они заставили ее выполнить ее воспоминание, – Салли помедлила. – Или, по крайней мере, я думала, что они это сделали. Выполнение ее воспоминания не было похоже ни на одно из тех, которые я видела. Обычно мы слышали выстрелы или звуки, с которыми отлетают тела. Ее было убийственно тихо. Она вошла в эту комнату с охранником, а за ними последовал ученый со стеллажом со шприцами. Один ряд был с прозрачной жидкостью, другой с красной. Через пару минут они все вышли наружу, по-видимому, целые и невредимые. И все.
Я нахмурилась.
– Каким, предположительно, было ее воспоминание?
– Покушение на убийство. Она напала на своего отца, как я думаю. Но где во всем этом ее отец? И что произошло с нападением?
– Может быть, ее отцом был этот ученый, – сказала я.
– Может быть. А может они вовсе и не исполняли ее воспоминание. Может, они выполняли какой-то другой эксперимент, о котором нам не известно.
Я не знаю, что делать с этой историей. Не знаю, относится ли она и к моему собственному воспоминанию. Мой шприц был с прозрачной жидкостью, не красной. Каково значение красной жидкости? Мы вообще говорим об одном и том же веществе?
Салли пробормотала что-то, что я не уловила. Я обернулась и заглянула в дыру. Ее глаза там не было. Она сидела в нескольких футах от стены, и я впервые разглядела ее лицо.
Ох, я видела ее лицо во внутреннем дворе. Но там между нами было расстояние в двадцать ярдов, и черты ее лица были в тени здания. В первый раз я рассмотрела ее резкие скулы, совершенный рот в форме сердца. Рот, который сейчас подрагивал, несмотря на то, что ее глаза были так же спокойны, как всегда.
Я вытаращилась на нее в изумлении. Сколько раз я смотрела в ее невыразительный глаз и предполагала, что у нее вообще нет чувств? Все это время ее рот мог бы с легкостью ее выдать, если бы я только увидела его.
– Что ты сказала? – спросила я.
Она подняла голову и повернулась в направлении дыры, хотя я и знала, что она не может увидеть меня с такого угла.
– Теперь ты знаешь, почему я не очень общительна. Сканирование моего мозга показало, что я не агрессивна. Я должна быть тут, в Лимбо, в безопасности, до конца моих дней. Но я хочу быть в этом уверенной.
– Резать себя явно признак агрессивности, – сказала я. – Это выделяет тебя среди других.
– Эти порезы – мой запасной план, – она вытянула руки. Она действительно себя резала, все правда. Но не аккуратными, хирургическими разрезами. Порезы рваные и кривые, словно она разорвала кожу крюком от вешалки. Или собственными ногтями.
– Девушки думают, что я режу себя, чтобы следить за ходом времени. Проще позволить им так думать. Быть их живым календарем. Но, правда в том, что я не вынесу, если буду делать это чаще одного раза в неделю.
– Зачем вообще это делать? – спросила я.
– В будущем я убила мужчину, Пташка. Но перед этим он изнасиловал меня, – она сжала губы. – Я знаю, как думает АВоБ. Если они в какой-то момент решат, что я агрессивна, недостаточно будет просто превратить меня в убийцу. Им нужно претворить в жизнь каждую деталь из-за страха, что волны испортят их драгоценный строй.
– Но я покажу им, – ее голос стал грубее. – Изнасилование – такое преступление, совершить которое они не могут заставить. Так что если я изрежу себя, если я заморю себя голодом до состояния кожа да кости, тогда этот подонок почувствует такое отвращение, что он не сможет изнасиловать меня. Верно?
Насилие – это, скорее, власть, не секс. И, кроме того, у них есть таблетки против эректильной дисфункции. Они могут привести в порядок руки Салли при помощи лазера. Если у АВоБ есть возможность вломиться к нам в мозг и вытащить наши воспоминания, то я сомневаюсь, что они позволят небольшому физическому недостатку помешать им достигнуть их задачи.
Но ничего из этого я не произнесла вслух. Потому что надежда, неважно, насколько иррациональная, – это очень сильная вещь. Когда обстоятельства против нас, когда сражение, кажется, невозможно выиграть, надежда может быть тем единственным, что заставит нас идти вперед.
Я не буду разрушать надежду Салли. Я не буду критиковать единственную вещь, которая позволяет ей выживать.
Так что я прижалась глазом к дыре.
– Верно. Он окажется неспособен изнасиловать тебя. Ты будешь здесь в безопасности.
Она отвернулась, не ответив, и через пару мгновений, я тоже это сделала. Вернувшись в угол своей камеры, я позволила одинокой слезе прочертить дорожку у меня на щеке. Теперь я не могу позволить им получить мое воспоминание. И не позволю.
Я зажмурила глаза и вернулась к моему воспоминанию о будущем. На этот раз я тянула время и начала с того момента, когда я иду по коридору, с ужасом ожидая, что же я обнаружу в 522 комнате. Я открыла дверь и попыталась смотреть куда угодно, кроме моей сестры. Мой взгляд упал на плюшевого мишку, а именно на его голубую ленту.
Да! Я сделала это! Я изменила цвет!
Но мой восторг длился недолго. Есть дело, которое нужно выполнить.
Я перевела дыхание, призывая свою храбрость. Но Лимбо пропустил все мои резервы через сито, и мне пришлось собираться с теми и так небольшими силами, что были у меня раньше, прежде чем они совсем испарятся. Наконец, я повернулась и встала лицом к лицу с Джессой. Бедная, милая Джесса с ее спутанными волосами и широкой улыбкой.
С пальчиками на ногах, встопорщившими простыню в трех футах от края кровати. Поддавшись порыву, я представила эти же пальцы, смявшие ткань на расстоянии фута от изножья. Когда я взглянула не нее снова, оказалось, что она словно подросла на два фута.
Волнение закопошилось у меня в животе. Я могу это сделать. Я могу изменить свое воспоминание.
Сосредоточив свое внимание на ее лице, я стала лепить новое. Я убрала детскую припухлость с ее щек и подчеркнула линию ее подбородка. Подобная работа – это ментальный аналог участию в марафоне. Мой разум уже устал и утомился, словно я не спала семьдесят два часа. Но я не могла отдохнуть, пока еще нет. Я продолжила.
Глаза Джессы округлились и разъехались чуть дальше друг от друга. На ее подбородке выскочила маленькая родинка. Ее нос в форме пуговки удлинился и слегка приподнялся вверх на кончике. И, в качестве заключительного штриха, ее идеальная маленькая улыбка искривилась, обнажив два ряда кривых зубов.
Место, где лежала моя шестилетняя сестра, теперь вместило моего мужа-изменника. Эту сволочь. Я собираюсь его убить.
Но сначала, я думаю, мне нужно вздремнуть.
Через пару часов я проснулась посреди кошмара, включающего лицезрение Человека со Шрамом. Шрам даже не самая уродливая черта в нем. В смысле, узкие глаза, тонкие, издевающиеся губы. Вот эту картинку мне теперь хочется изменить. Он вздернул меня на ноги и вытащил из камеры. Мы пошли в лабораторию Доктора Беллоуза тем же путем, что и в прошлый раз.
На первом же перекрестке я ринулась направо. Но рука охранника была словно наручник у меня на руке, твердая и непреклонная. Он дернул меня назад, и я споткнулась.
– Не сработает, девчонка. У меня есть четкая инструкция доставить тебя в лабораторию без повреждений.
Я собрала слюну во рту и плюнула ему в лицо. Плевок приземлился на его щеку и медленно, вязко потек вниз. Это даже лучше, чем моча.
Человек со Шрамом вытер свою щеку об мой комбинезон.
– Конечно, Беллоуз ничего не говорил о том, что произойдет после процедуры, – распутно зашептал он мне в ухо. – Я думаю, тебе и мне пора на приватную встречу наедине.
Слова вызвали дрожь вдоль позвоночника. Я знала, что надо бы разрядить ситуацию. Я знала, что не стоило бы делать то, о чем я подумала. Но остановиться я не могла. Я схватила его за шею, притянула его к себе, и ударила коленом так сильно, как только могла.
– Жду с нетерпением.
Он согнулся пополам, застонав от боли.
Я вытаращилась на него в изумлении. Поверить не могу, что это сработало. Я все-таки чему-то научилась на курсе Основ Самообороны.
Прежде чем он смог оправиться, я рванула по коридору, но ушла недалеко. Пара работников вылетела из комнат и поймала меня, схватив за руки. Человек со Шрамом должен был нажать на кнопку, чтобы вызвать их.
Позже я поплачусь за это. После процедуры, не защищенная инструкцией Беллоуза, я буду беспомощна перед яростью Человека со Шрамом.
Но это того стоило. Потому что я могла плюнуть ему в лицо. Я могла ударить его коленом в пах, а он все еще должен доставить меня к Беллоузу, целую и невредимую.
И это наполняло меня глубоким, крайним удовольствием.
Это делает меня плохой? Или, может быть, Председатель Дрезден была права. Может, я все-таки агрессивная.
Охранник отконвоировал меня в лабораторию, не сказав более ни слова. Прежде чем он ушел, он крепко сжал мою руку в качестве грозного обещания того, что произойдет позже.
Я выбросила произошедшее из головы. Я не могу сейчас думать о Человеке со Шрамом. Мне нужно сфокусироваться на этой комнате. Этой битве. Этом воспоминании.
Беллоуза сопровождала молодая женщина. Она сидела за столом, на спинке стула висел рюкзак, руки обхватили сферическую клавиатуру. Телосложение среднее. Глаза светлые. Волосы каштановые, вьются у ушей и завиваются кольцами на концах чуть выше плеч.
– Похоже, Председатель Дрезден проявила особое внимание в твоем случае, – Беллоуз прокрутил огрызок карандаша у себя за ухом. – Она прислала своего личного помощника, чтобы убедиться, что все пройдет, как положено.
Тон его речи был нейтрален, но в уголке его рта дергалась мышца. Он не обрадовался, что его контролируют. И он по-настоящему не рад мне, потому что это из-за меня.
– Не совсем, – помощник покинула свое место и улыбнулась. – Председателю Дрезден просто было любопытно, почему лечение не сработало в первый раз. Пожалуйста, садись.
Что-то промелькнуло у меня в голове. Уильям сказал, что он встречается с помощником Председателя. Значит ли это, что эта женщина – его девушка?
Если она и знала, кто я, то никак этого не показала. Она помогла мне забраться в опутанное проводами кресло и застегнула ремни поверх меня, от нее исходил цветочный запах. Это не духи, а таблетки, которые она принимает, чтобы изменить состав своего пота.
– Меня зовут МК, – сказала она.
Я знала, что она мне не друг. Даже если она девушка Уильяма, она личный помощник напрямую Председателя, в одном шаге от врага. И все же я не смогла удержаться, чтобы не расположиться к ней. Она первый работник КомА, который был добр ко мне, с тех пор как меня арестовали.
– Я Келли, – сказала я.
– Полное имя: Калла Анна Стоун, – Беллоуз цеплял сенсоры мне на голову. – Дата рождения: Двадцать восьмое октября. Статус: в Лимбо. Мы закончили со всеми этими любезностями? Кое-кому из нас есть чем заняться.
МК сжала мое плечо и отошла к настольному экрану.
Беллоуз подключил провода к сенсорам.
– Я вдвое увеличил эффективность препарата. Ты совершенно здорова. Если воспоминание там, мы его вытянем.
Он кивнул МК, и она щелкнула переключателем. У меня кожа покрылась мурашками.
– Было что-нибудь странное после прошлого лечения? – спросил он.
О, конечно. Я обнаружила, что АВоБ содействует преступлениям, связанным с насилием, из-за какого-то извращенного представления о предотвращении волн в будущем. Это достаточно странно?
– Нет, сэр, – сказала я вслух.
– Ты уверена? Если у тебя есть какие-либо врожденные паранормальные способности, то эти лекарства известны тем, что могут усилить их.
Я облизала губы. Он знает о машинообразных способностях моего мозга в манипулировании воспоминаниями? Но это началось до последнего лечения, не после. Он не может знать.
Я воспользовалась ответом, который я практиковала с моей матерью.
– У меня нет паранормальных способностей. Вы можете ознакомиться с моим школьным делом. Ни единой записи.
– Хмм, – он накрыл свой подбородок рукой. – Даже с такой генетической предрасположенностью? – мое сердце замерло. Они знают о Джессе? Но как?
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Твой отец, – сказал Беллоуз.
Мой отец? Что?
Не имеет значения. Мое сердце снова начало биться. Меня не волнует, как с чем-либо связан мой отец, пока Джесса в безопасности.
– Ты думала, я не знаю? – Беллоуз усмехнулся. – Твое имя знакомо звучало. Оно напомнило мне о мужчине, с которым я когда-то работал. Он так гордился своим первенцем. Он пришел в лабораторию и кричал о том, что назвал ее в честь великого Каллахана.
Он отошел к своему экрану и поднял руку. Сферическая клавиатура выпрыгнула навстречу его пальцам. Через мгновенье в воздухе повисло изображение моего отца. Точно такое, как-то, что моя мама запрограммировала в свой медальон, который носит, когда не надевает крестик.
– Я провел небольшое исследование, – сказал Беллоуз. – И оказалось, что этот самый мужчина – твой отец.
Я уставилась на изображение. Губы моего отца расслаблены, выражение лица мужественное. Я видела это изображение сотню раз, но я никогда до этого не видела паники, заполнившей его глаза. Или это просто мое воображение?
– Что вам известно о моем отце? Как он связан с наличием у меня паранормальных способностей?
Беллоуз изучал меня. Позади него ждала МК, ее пальцы балансировали над сферической клавиатурой.
– Это секретно, – сказал ученый, в конце концов. – Если тебе не сказала мать, я не могу обнародовать это.
Он кивнул МК. Она ввела несколько команд, и они вышли. В тот момент, когда дверь захлопнулась, в комнату повалил дым.
Я не готова. Мой мозг не стал стальной броней. Новости Беллоуза широко распахнули его. Глупая, глупая, глупая. Он специально это сделал. Ученый даже не собирался рассказывать мне о моем отце. Он, вероятно, все это выдумал, просто чтобы заболтать меня.
Мой разум открыт. Настолько же открыт, как клочок неба над внутренним двором, как воздуховод, который изгибается и покидает эту комнату. Открыт, как бездонная пропасть готового разума.
Я иду по вестибюлю. Пол покрыт зеленым линолеумом, компьютерные мониторы вмонтированы в плитку. Осветительные стены светятся так ярко…
Нет. Я не буду этого делать. Я не отдам им этот кусочек себя.
…что я могу разобрать одинокий след от обуви на полу. Едкий запах антисептика обжигает мой нос.
Я стиснула зубы. Я сжала челюсти. Я не могу позволить воспоминанию добраться до двери. Я не знаю, остались ли мои изменения. Я понятия не имею, убью ли я своего мужа-изменщика или мою младшую сестренку. Мои пальцы вонзились в ладонь, распарывая кожу. Я сжала руку в кулак так крепко, как только смогла. Крепко потому что он закрыт. Заперт. Он никогда не откроется. Ни для Беллоуза, ни для кого-либо другого.
Речь о моей сестре, которую я пытаюсь спасти. Моей сестре. Закрыт.
Не знаю, как долго мы сражались, пары и я. Пот залил все мое тело, приклеил меня к креслу. Мое сердце колотилось словно гипердвигатель – слишком сильно, слишком быстро, слишком много для моего хрупкого человеческого тела. Я не могла расслышать ничего помимо гудения у меня в ушах. Не могла разглядеть ничего помимо глубокой темноты под веками. Не могла почувствовать ничего помимо резкого, металлического привкуса крови.
ЗАКРЫТ.
В какой-то момент приборы обезумели. Бип! Бип! Бип!
МК ворвалась в комнату, ввела в сферу команды и сорвала сенсоры с моей головы. Беллоуз следовал прямо за ней.
– Что вы делаете? Мы почти справились.
– Ее жизненные показатели зашкаливали, – она надавила на кнопку, и ремни исчезли. – Это воспоминание важно, но мы не принесем ее жизнь в жертву, чтобы восстановить его. Это ясно?
Меня затошнило, и я упала на пол. Комната вращалась. Провода, компьютеры и оба работника АВоБ носились вокруг меня в ветряной воронке.
– Ты права.
Как Беллоуз мог разговаривать, когда он летит боком? Почему его слова выходят четкими, а не исковерканными? Он посреди торнадо, а я в его оке. Он никогда не прекратит двигаться, а я навеки абсолютно неподвижна.
– Она не может умереть, пока не исполнит свое воспоминание. Ее преждевременная смерть подвергнет всю систему опасности.
Он заколебался и пропал из моего поля зрения, а я зажала свой рот рукой. Как он может это выносить? Мне плохо просто от наблюдения за его движениями.
– Я подправлю препарат, – его тело удлинялось до тех пор, пока он не вытянулся везде вокруг меня. Я мотала головой туда-сюда, так как пыталась смотреть ему в лицо. – Доставьте ее в ее камеру и проконтролируйте ее состояние. Завтра к этому времени у нас будет ее воспоминание.
Это было таким облегчением, когда МК обхватила меня рукой за талию и увела от ветра.
Глава 13
МК наполовину вела, наполовину тащила меня назад по Лимбо. Я пыталась помочь ей, но мои ноги отказывались работать. Я упала на пол, утянув МК и ее рюкзак вниз вслед за собой.
– С тобой все будет хорошо, – она помогла мне подняться на ноги. – Я собираюсь сделать тебе инъекцию быстродействующего антидота. Это не по правилам, но Беллоуз согласился. Он хочет, чтобы ты вернулась в полностью здоровое состояние как можно быстрее.
Мы, шатаясь, миновали офис со стеклянными стенами. Бакенбарды сидел за столом. Ни следа Человека со Шрамом. Его смена уже должна была закончиться. Как долго я была в лаборатории? Стены во всех камерах затемнены, должно быть, сейчас ночное время.
Мы вошли в мою камеру, и МК опустила меня на пол, устроив мои конечности, словно это драгоценные изделия из серебра. Я почти могла поверить, что она заботится обо мне. Почти поверила, что ее первоочередная задача – мое хорошее самочувствие, а не успех проекта.
Пока она не вынула из рюкзака иглу.
Твердую, цилиндрическую. Длиной примерно с мою ладонь, с желтой жидкостью. Я тяжело сглотнула.
– Что… что ты собираешься с ней делать?
– Это антидот. Больно не будет, – она задрала рукав моего комбинезона, и я ощутила рукой резкий щипок.
Антидот. Может, это то, что я ввела Джессе в грудь. Может, будущая я пыталась спасти ее, не убить.
Я желала этого. Я могла бы загадать это на тысячу падающих звезд, и это все еще не было бы правдой. Я знаю, потому что линия на кардиомониторе стала прямой. Я видела это. Она умерла.
– Видишь? – прохладные пальцы МК сдвинулись к точке биения пульса. – Твой сердечный ритм уже замедлился.
Она повернулась и стала перекладывать вещи в своем рюкзаке. Я прикрыла глаза. Она права. Я чувствую себя лучше.
МК может работать на плохих людей, но это не значит, что у нее злые намерения. Суда по вещам в рюкзаке, она обычная девушка, как я и Мариса. Бутылка воды, компактная пудра, плюшевый мишка…
Подождите минуточку. Плюшевый мишка. У него белая шкура и красный бант, круглые глаза и черный нос. Как у того медведя в моем воспоминании о будущем.
Я попыталась сесть.
– МК, где ты взяла этого медведя? – вырвались слова, торопливые и наполненные паникой.
– Шшш, – она застегнула рюкзак с медведем внутри и закинула его за плечи. – Это плюшевая игрушка, Келли. Она не может тебе навредить.
– Нет, ты не понимаешь. Я не галлюцинирую. Медведь…
Она накрыла пальцами мой рот.
– Тебе нужно отдохнуть. Больше никаких разговоров, хорошо? Я вернусь утром, чтобы проверить твое состояние.
– МК…
Но она больше не слушала. Она и медведь покинули мою камеру, и дверь за ней закрылась.
Я легла обратно, мое сердце стучало. Я смешна. Это, вероятно, ничего не значит. Это совпадение, что медведь-близнец был у Джессы на подоконнике.
За исключением того, что я больше не верю в совпадения.
Я закрыла глаза и попробовала заснуть. У меня завтра важный день. Беллоуз собирается подправить препарат. Сделать его еще сильнее. Я должна оказать сопротивление парам. Должна.
Я вновь исследовала свой разум. Идя нога в ногу с будущей собой, я прошла по коридору к комнате 522. Открыв дверь, я увидела белого пушистого мишку с яркой голубой лентой. На меня нахлынуло облегчение, и я расплылась в улыбке. Я прошла дальше в комнату и повернулась в направлении кровати, чтобы убить своего мужа. Я упивалась его носом, похожим на трамплин для лыж, квадратной линией подбородка и кривыми зубами. Он настолько уродлив, но я никогда не видела ничего более прекрасного в своей жизни. Но в тот момент, когда я подняла шприц, кое-что изменилось. Наши взгляды пересеклись, и я увидела ее глаза. Глаза Джессы.
