Текст книги "Беглый огонь (Дрон - 3)"

Автор книги: Петр Катериничев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 5

Разглядев Крота в подъехавшем серебристом "бентли", Гвоздь радостно отмахнул братве: начали! Пацаны попрыгали в джипы, Крот двинулся на "бентли". Кавалькада получилась – загляденье. – Круто! – выдохнул водила, коренастый крепыш Сека. – А то... – отозвался Гвоздь, не выдержал, от избытка чувств выкрикнул: Й-а-а-а! – Ты чё? – удивился сидящий рядом Кадет. Он когда-то начинал карьеру в Рязанском воздушно-десантном, пока не влетел за драку с поножовщиной, но сохранил кое-какие армейские заморочки, потому и звался Кадетом. – Детство в заднице булькает? – Веселуха. Опух я болванчиком, как мерин, в вагоне торчать! – Покосился на сидящего в джипе молодого человека явно не братанского вида, а самого что ни на есть гэбэшного, закончил, пародируя киношный акцент Владимира Ильича: – Конспигация, конспигация и еще газ конспигация! Агхиважно! Молодой человек в лице не изменился, и Гвоздю в который уже раз стало не по себе. Эти ребята Шерифа – так они промеж себя окрестили крупного с залысинами, усатого неторопливого мужика – были мутными, как молочные бутылки, и скользкими, как ящерицы. И у него, Гвоздя, не было сомнений, что при случае их нужно класть рядком вместе с Шерифом – от греха. Крот, расслабленно прикрывший веки на заднем сиденье неимоверно дорогого бронированного "бентли", был того же мнения. Не нравился ему этот порученец Филина. Как и сам Филин. Как и блондинчик-банкир, этот розовощекий козелок с замашками пидора и видом отличника-стукача. Ну да нужда заставит не только хлеб с маслом кушать, но и с чертом в чехарду играть. Москва стала слишком тесной для Крота. Целенаправленная разборочная стрельба прошлого года в столице и самом ближнем Подмосковье поставила его перед небогатым выбором: идти под Резо или Романа-маленького. Первое было плохо, второе – очень плохо. Набравший авторитет спортсмен с волей, склонностью к лидерству и манерами отморозка не нужен никому из московских крестных. А потому шишкастая, коротко стриженая голова Крота, казалось, годная лишь для того, чтобы вышибать ею двери и крошить чужие челюсти, на самом деле напряженно кумекала последние полгода над вопросом: как выжить? Понимая, что при отсутствии нужных связей любому из крутых паханчиков он с пацанами может понадобиться только как пушечное мясо, да и то ненадолго, Крот порой впадал в тоскливую депрессию, подсаживался на иглу, дурковал по-глупому – чем еще объяснить покупку такой авторитетной "гайки" или такого авто? Не, для пацанов это было в самый раз, круто, но для людей серьезных детский сад, ребячество; как говорится, битый фраер спекся, пора выносить. Тут-то на него и вышел Степан Ильич Панкратов, пару раз поболтали о том о сем... Потом, по принципу – куй железо не отходя от кассы, Ильич притащил его в особняк к Филину, и тот – карты "рубашкой" вниз: так, мол, и так, у нас свои дела в Покровске, заводишки нас интересуют, много не обещаем, но долю малую дадим; а на хозяйстве по городу – свой человек нужен, с авторитетом, но без глупых заморочек, вроде "закона" или "понятий"... Складно так у него выходило, но... Чуял Крот за всеми этими словесами какую-то муть, потом стал прикидывать: Покровск – городишко аховый, ясно, не Москва и не Питер, но много там чего хорошего, вроде автозаправок, кабаков, рынков... И без заводишков – бабки немереные... И не поучаствовать в предложенном "блицкриге" – это как себе в суп плюнуть! Подмять под себя губернский городок – дело не маленькое; впрочем, и на Москве он ничего бросать не собирался, оставит положенцев, пока суд да дело... А там... Будут бабки, будет и песня! Чутью своему он верил; потому, как только дельце провернется, Панкратова с его серыми волками – в расход, и вся недолга. Силу все уважают. И допустить, чтобы у тебя за спиной маячила какая-то шестерка, пусть и козырная, – бездарно и опасно. На этом столько пацанов головы потеряли, что и не перечесть. Кротов свою терять не собирался. Панкратов организовал все так, как привык в своей конторе, а уж на какую контору он гнул поясницу до пенсиона, один черт ведает. Действительно, загрузил боевую братву вместе с джипами в закрытые вагоны, похожие на железнодорожные автозаки, закрыл вглухую, запечатал; вот в таком виде, как Ленин со товарищи из Неметчины, они и прибыли в Покровск. Признаться, Крот изрядно понервничал: мочкануть их из "калашей" в этаком положении было легче, чем два пальца обмочить. И если бы кто из недругов эту комбинацию просек, покрошили бы всех. Ну да, видно, серые "дети Ильича" язык за зубами держать умели справно. Все прошло как по маслу. А человечек Крота, Шланг, сумел втихую в Покровске подсуетиться: промутил хорошенько среди ничейных здешних отморозков, подписал их под Крота. Впрочем, подписал – не совсем верно: пацаны ждали от Крота действия – во все времена бойцы любят присоединяться к сильным. Чтобы навсегда. Забыв, что навсегда ничего не бывает. Кроме смерти. Для самого Крота "моментом истины" в общении с Филиным и Панкратовым было устранение Груздева; понятно без дураков, теперь эти ребята выставили головы и пути назад у них нет. А после мочилова в особняке нет пути назад и для Крота. Вот только... Эти волки Шерифа – опаснее гремучих змей, это точно. Охрану вокруг дачи Вахтанга сняли так, что никто даже не дернулся; Крот с ребятишками въехал в ворота, как Сталин в Кремль, только что не с салютом. И все одно он, Крот, их кончит. И Шерифа-Ильича-Панкратова первым. Умный он сильно, этот Панкратов. Ну и пусть думает. Пока он думать будет да вариации просчитывать, заточкой его и приласкать. Нужно только правильный момент выждать. Главное в этой жизни – выгадать время и попасть в самую тютельку. Или – в яблочко. Остро отточенным клинком. ...Кортеж закатил в город на газах. Гаишник на въезде даже не дернулся: кому охота с трехлинейкой на танк переть? Но что отзвонится немедля куда следует и кому следует, это как пить дать. И что изменится? Как там базлал Панкратов? Любой тревожный звонок, будь то в дежурную часть или кому-то из здешних авторитетов, прозвучавший за пяток минут до начала действия, может только деморализовать противника. Тем паче основной "оппонент", Шарик, лежал сейчас в луже собственной крови. У рынка тормознулись лихо. Защелкали дверцы джипов, братва ломанулась в административное здание рынка – двухэтажный домик. Охранник на входе только привстал и – упал с простреленной башкой: вряд ли он собирался оказывать какое ни на есть сопротивление, но Панкратов настаивал на "показательном выступлении". Да и сам Крот знал: ничто так не ломает противника, как демонстрация силы. И демонстрация не пустяшная, мнимая, дескать, вот сколько у нас стволов и бойцов, демонстрация действенная: стволы стреляют, бойцы мочат. Без сантиментов. Двери на втором этаже вылетели с грохотом; какие-то тетки прыснули по углам; двоих вылетевших невесть откуда охранников срезали длинной автоматной очередью и полоскали пулями в лоскуты, пока оба не превратились в подобие рваного тряпья. Маленький лысый человечек в кабинете был белым как полотно. Хозяин рынка Семен Иванович Хорев, в простонародье – Хорек. Крота он узнал. Пытался сказать что-то, да не удавалось: открывал по-рыбьи рот, но не произносил ни звука. Крот застыл напротив на дорогом китайском ковре. Хорев побагровел, выговорил с трудом: – Крот, я... – В команде знатоков объявляется замена... – улыбнулся уголком рта Кротов и спустил курок. "Штурмовая" пуля из крупнокалиберной "беретты", попав в переносицу, снесла мужичку полчерепа. Кротов развернулся, собираясь покинуть место побоища, заметил в углу съежившийся комочек: секретарша покойного. Поднял было ствол, заметил, как побелело и без того бледное лицо девушки... Кинул Кадету: – Подбери куклу. Вечером поиграем. Тот кивнул, легко подхватил девчонку под мышку и двинулся прочь вслед за боссом. В семь минут рынок поставили буквально на уши. Местные отморозки, подкрепленные бойцами Крота, мигом прошлись по злачным точкам, оставляя за собой трупы и раненых. Слух о том, что Шарик пребывает уже в "мирах иных", облетел всех и вся, и оставшиеся "середняки" и национальные общины, платившие Шарику, сворачивались и спешили упасть на дно, в глубокую захоронку, до выяснения. Кавалькада машин – пришлых джипов и местных отморозочьих "девяток" выехала с рыночной площади и веером рассыпалась по городу. Еще в десять минут были разгромлены три бара, в коих любила тусоваться "пехота", компьютерный центр, подсобка элитного магазина "Элект" – место сбора теневых если и не "отцов", то "зятьков" города. ...Степан Ильич Панкратов остановил секундомер. Надо полагать, милицейские, омоновские, фээсбэшные начальнички уже оклемались. Сейчас самое время залечь на дно, чтобы не попасть под горячую карающую руку силовых подразделений. Через сутки и это уляжется, тогда можно будет выполнять третью часть плана. Он поднял к губам рацию и произнес только одно короткое слово: "Отбой". Через двадцать минут после начала акции автомобили выехали из города и растворились в лесах Клеверецкого района.

Глава 6

Губернатор Илья Иванович Купчеев сидел в кабинете и рассеянно взирал на открывающуюся за окном панораму левого берега Вежи. На улице стояла жара. Свежая зелень изумрудно переливалась под солнцем, Вежа неспешно несла стальные воды. Несколько рыбачков застыли статуями с удилищами, сторожко поджидая добычу – меленького серебристого сенца, а если повезет, то и подлещика. В болотных сапогах или обрезанных по пояс гидрокостюмах они заходили в студеную холодную воду по самое "не балуйся" и стояли так часами. Ни тебе простатита, ни тебе геморроя. Оба недуга Илью Ивановича периодически доставали. Сегодня к вышеназванным добавлялось еще и легкое похмелье. Да какое там легкое! Пройдя когда-то по комсомольско-партийной лесенке от инструктора райкома комсомола до второго секретаря обкома партии, Илья Иванович прошел соответственно и полагающийся "естественный отбор" на стойкость к алкоголю. И ежели не спился пока вовсе, так это – гены. Просыпался он не рывком и не сразу. Сначала чувствовал, как ноет поджелудочная, потом – тянущие боли в сердце, следом – вот этот самый геморрой, особливо если хряпнул накануне как следует... И это жизнь?.. А какой вопрос без стаканчика решить можно? Да никакой. Ни тогда, ни теперь. Разве что-то поменялось, если копнуть по существу? Партхозноменклатура, ПХН, в народе именуемая "паханы", переварила дерьмокрадов не поперхнувшись, как щука – пескариков. Криминальные авторитеты – крутые мужики, не подарок, но с ними ко взаимному уважению обсудить вопрос-другой куда легче, чем с писклявыми лидерами-демократами "перестроечной волны", сильно жадными, не очень умными и до удивления сволочными. Хе... Жизнь... Раньше съезды, теперь – сходняки... Купчеев снова весело хмыкнул, забыв о недугах, представив на миг лозунг: "Решения XXIV сходняка – в жизнь!" Такие вот настали реалии, как выражался Мишка Меченый, ходить ему конем! Сердечко снова начало покалывать. Илья Иванович тяжело вздохнул. Вытер платком широкое лицо, нажал кнопку селектора: – Люда, чайку. – Одну минуту, Илья Иванович. Люда действительно запорхнула через минуту, выкатывая перед собой столик с подносом. Выставила большой фарфоровый чайник, стакан в старом, сталинских времен, серебряном подстаканнике, вазочку с вареньем, сахарницу с аккуратно наколотым щипчиками кусковым сахаром и блюдце. Илья Иванович любил в одиночестве прихлебывать чаек по-простецки, вприкуску. По молодости он тушевался этой своей привычки, а ныне чего? Тем более наружности Илья Иванович был самой что ни на есть русаковской. Редкие седые волосы, зачесанные назад, сами собой распадались посередине прямым пробором, широкое лицо с носом-пуговкой, массивная фигура. Если чего и недоставало ему, так это бороды-оклада, как у деда и прадеда; у здешних так завсегда было: волосы с годами на лысину не разменивались, но редели, а борода шла густая, лопатой или окладом, и холили ее купцы, лелеяли, накладывая на широкую грудь поверх гильдейной цепи. Людмила мельком глянула на патрона: не нужно ли чего еще? Она была не похожа на нынешних обязательно-хрестоматийных секретарш: длинноногих пустоглазых куколок, выполняющих при патронах функции многостаночниц. Ей было слегка за тридцать, она была крепка телом и скора умом и порой относилась к своему вельможному начальнику с заботливостью сестры; никакого "интима" с секретаршей губернатор себе не позволял; он был счастливо женат вторым браком и семьей дорожил. Впрочем, кто не безгрешен, для радости были у Купчеева и статисточки, поселенные поодаль от любопытствующих глаз в дачном домике в бору, – будучи вельможей старой школы, никаких шашней на работе ни себе, ни подчиненным не позволял. Слишком много видывал в иные времена карьер, погубленных под секретарской юбчонкой. Новые были не такие: наглее, нахрапистей, злей и аппаратных правил, в том числе и матримониальных, не блюли; ну да что ему, Илье Ивановичу, до этих новых? Опытом он ведал одно: или впишутся в систему, или система их спишет. Третьего не дано. – Газеты? – спросила Людмила. – Через десять минут. Секретарша удалилась, тихонько прикрыв за собой дверь. Телефон на столе запиликал призывно. Илья Иванович поднял трубку. Молча выслушал, лицо его поморщилось брезгливо, но ответил он ровным, обыденным голосом: – Спасибо, что проинформировали, Сергей Сергеевич. Полковник Сергей Сергеевич Сутеев был доброхотом-стукачом Купчеева в системе УВД, благодарить его, собственно, было не за что, но Илья Иванович прочел когда-то еще гэбэшное руководство по вербовке и правилам обращения с агентами и старался этим правилам следовать: агент должен чувствовать, что он не просто дорог куратору, а крайне важен и нужен. А от "спасибо" его губернаторского авторитета не убудет. Илья Иванович снял трубку – сейчас он вставит милицейскому генералу Серебрякову по первое число: когда это было, чтобы в городе стреляли? Не девяносто второй! Да и Игнатьич нехай почешется: где какой непорядок, а губернатор – в курсе! Потом построить начальников УФСБ и РУБОПа: пусть тоже чувствуют хозяйскую руку. Телефон отозвался после первого гудка. – Что у тебя там за бардак, Валерий Игнатьевич? – спросил он, не повышая голоса. – Бандиты опять распоясались? У нас не столицы, нам шуму не нужно. Контролируешь? Вот и славно, что контролируешь. Жду на докладе в два часа. Илья Иванович положил трубку, налил чаю в стакан – тот был горяч и крепок. Бросил под язык кусочек сахара, отхлебнул. Бандиты... Пацанва из дурных, которые хотят все и сразу. А так не бывает. Ты поусердствуй, послужи, хребет поломай... Не желаешь? Ну тогда по пословице: бандит должен сидеть в тюрьме. И никаких соплей. Дверь открылась, вошла Людмила с газетами, разложила их на столе: – Еще чайку, Илья Иванович? Погорячее? – Давай кипяточку, Люда. Уже сердечко не то, чтобы по два чайника "купца" выдувать. Вторяком разбавим. – Сию секунду. Илья Иванович чувствовал, как приятная испарина выступает на лбу. Вот так вот, по-дедовски, и никакого похмелья. Вынул из шкафа бутылку коньяку, плеснул на донышко стакана, выпил одним глотком, кровушку разогнать. И вслед – опять чайку, погорячее. Людмила вошла с поющим еще чайником, долила заварной крутым кипятком и тут же налила густо-янтарного цвета чай в стакан. Купчеев поблагодарил кивком: ему был приятен заведенный им порядок; в любом порядке должна чувствоваться надежность и солидность, ибо только неизменность, стабильность власти может заставить людей эту власть уважать. А власть, как и все в этой жизни, стоит на мелочах. Их нельзя ни забывать, ни упускать. После третьего стакана пот прошиб уже основательно, Илья Иванович удалился в апартаменты, помещающиеся сразу за кабинетом, умылся, поменял сорочку. Уф, словно заново родился. Можно и к делам. Телефон на столе в кабинете звонил долго и требовательно. Прямой. Илья Иванович неспешно подошел, снял трубку. – Только что поступило сообщение: убит Вахтанг Шарикошвили, – напряженным голосом доложил другой стукач-доброхот, уже из РУБОПа. – Вот, значитца, как... Илья Иванович задумался. Вахтанг Шалвович числился в городе преуспевающим бизнесменом, но основной род его занятий тайной ни для кого не был. Если завалили смотрящего, жди неприятностей. Тут есть над чем подумать. На два часа назначено Серебрякову, может быть, стоит вызвать и начальничков УФСБ с РУБОПом? Так сказать, загодя прокачать ситуацию? – Когда? – спросил он. – С час назад. – Причины? – Выясняем. Пока считается – разборка. – Давно не было. – Очень давно. – Что Титов? – поинтересовался губернатор позицией начальника РУБОПа. – Ему звонил Серебряков. В городе неспокойно. Вводим планы "Невод", "Зачистка" и "Перехват". – Да? И жить станет веселее? – Порядок обеспечим, Илья Иванович. – А вот это правильно. Купчеев подумал минутку, нажал кнопку селектора: – Людмила, всех силовиков ко мне на два часа. И мэра тоже. – Да, Илья Иванович. Купчеев откинулся в кресле. Вот тебе и тихий денек... Некоторые пеликаны, занесенные в начальственные кресла кто ветром перестройки, кто – ураганом "демократизации", сдуру пыжились от гордыни и считали, что крупный чиновник не должен вникать в дела, находящиеся "ниже его компетенции", в так называемую мелочевку... Чушь! Власть держится на мелочах! Вернее, во власти мелочей не бывает! Наше мирное и законопослушное население может полгода не получать зарплат и вздыбиться разом из-за того, что какой-то дебил мент разбил нос какой-то шлюшке! И – понеслось дерьмо по трубам! Телевизионщики, как вороны на падаль, слетятся! А то у любого спецушного начальничка хватит мозгов сварганить такую операцию самому, да зацепиться на Москве за кого следует, да подставить-подсидеть "отца-губернатора" на полную катушку, подвести под царев гнев, вогнать в немилость! Учены! Илья Иванович предпочитал в мелочи вникать, потому и был который год "на коне". Пусть не на самом белом, да конек тот стоял на грешной земле всеми четырьмя, как орловский тяжеловоз. И еще, Бог даст, простоит. За размышлениями Илья Иванович небрежно просматривал газеты. Телефон заголосил снова, Купчеев нервно снял трубку: – Да? – Убит водитель Клюева, – проговорил в трубку "контакт" из УФСБ. – Что? Какой водитель Клюев? – Извините, я неточно выразился. В лесополосе нами найден труп шофера мэра города. Его автомобиль исчез. Сам мэр тоже пропал. – Что значит пропал? – Его нигде не могут найти. – Вот как? Ищут? – Так точно. Планом оперативно-розыскных мероприятий предусмотрено... затараторил, как хорошо обученный попугай, "контакт", не заметив сарказма в губернаторском вопросе. Тот оборвал резко: – Когда?! – Извините, не понял? – Когда пропал Клюев? – Это не выяснено. Из дому он вышел в четверть седьмого. Жена полагала... – Мне начхать, что полагала или полагает его жена! Когда обнаружен труп водителя? – Савостьянова? – Майор, ты что, тупой? Я не спрашивал, как его зовут, я спрашивал когда был обнаружен его труп?! – Секунд очку, я уточню... Секундочку! Кретин! – В десять сорок пять. В лесополосе за тридцать пятым километром шоссе. Это уже в Лугачинском районе. – Кто обнаружил? – Какой-то мужик, он не представился. Просто позвонил в дежурку, так, мол, и так. – Случайный прохожий? – иронически поинтересовался Купчеев. – Возможно. – Тогда почему этот лесник-грибник позвонил дежурному УФСБ, а не по 02, как все нормальные граждане? Собеседник на секунду замолчал в замешательстве, наконец выдавил: – Не могу знать. Купчеев хотел выругаться, но сдержался. Перевел дух, спросил: – Это все? – Так точно, – по-военному отозвался "контакт". Помолчал, потом добавил: Генерал Семенов до выяснения всех обстоятельств засекретил полученные данные... Я же информирую вас потому... – Быть тебе полковником, майор! – снова резко оборвал его Купчеев. Спасибо. – Всегда рад быть полезным. – Держи меня в курсе. – Есть! "Ага... Есть! На харе шерсть! Ах, Семенов! Мудрило грешное! Кэгэбист драный! Вспомнил славные семидесятые? Решил в игры поиграться? Я тебе поиграюсь!" Купчеев со злостью двинул ящиком стола, вытянул пачку сигарет, чиркнул спичкой. Постепенно он почти отучил себя курить, первую сигарету вытягивал после обеда, но сегодня... Нечего сказать: мирный теплый денек! Теплый и мирный! Итак, Семенов. Этакий застегнутый на все пуговицы цивильного костюма служака. Безукоризненный пробор в волосах, на носу – затемненные окуляры в тонкой золотой оправе. Андропов нашелся! Борец с коррупцией и злоупотреблениями! Чистые руки, холодные уши, горячая похлебка! Как бы не так... На его, Купчеева, место метит! Федерального он, видишь ли, подчинения, а потому на доклад к губернатору бегать не обязан! Оперативные разработки у него, вишь ты! "До полного выяснения обстоятельств!" Пальцы Ильи Ивановича нервно перебирали газетные листы, разложенные в строго определенном порядке. Мелькнула знакомая фотография, Илья Иванович подвинул к себе газетный лист, и лицо его начало на глазах сереть... "Николай Степанович Груздев... Преступная рука оборвала жизнь крупного государственного деятеля, выдающегося хозяйственника... Специально сформированная Генеральной прокуратурой следственно-оперативная группа... На контроле у президента... В который раз нам приходится задавать самим себе недоуменный вопрос: до каких пор организованная преступность..." Илья Иванович Купчеев не заметил, как сигарета истлела до фильтра и стала обжигать пальцы... Потянулся к стакану, глотнул остывшего чая... Вот, значит, как... Мысли в голове вырывались из лихорадочной круговерти, укладывались на предназначенные им "полочки"... Вахтанг Шарикошвили... Стрельба в Торговом центре... Труп шофера мэра, валяющийся словно новенький целковый на людной улице... Доброхот-лесник-грибник, нашедший труп и отзвонивший не куда-нибудь, а в УФСБ... Мэр Клюев, покинувший семейное гнездышко ранним утречком и пропавший вместе с автомобилем... Зуммер селектора прервал размышления. – Да! – рявкнул Купчеев. – Илья Иванович, сегодня прием согласно распорядку? – тихо, испуганно прошелестела Людмила. – Какому распорядку? – У вас на столе – копия... – еще тише проговорила секретарша. – Поскольку вы не внесли изменений... Отменить? – Кто там у нас? – Банкир. – Что за... – Купчеев наморщил лоб. Людмила зачастила, словно увидев его лицо воочию: – КРОНЭКС-банк, член правления господин Савчук Валерий Эммануилович. – Эммануилович, говоришь... – Валерий Эммануилович. Мысли в голове Купчеева неслись пришпоренными лошадьми. Вот, значитца, какие пирожки с плюшками. Ну-ну... Он разлепил спекшиеся губы: – Ему назначено на двенадцать? – На двенадцать пятнадцать. Купчеев глянул на часы. Было ровно четверть первого. – Извинись. Скажи: приму через пятнадцать минут. – Да, Илья Иванович. Ровно в двенадцать тридцать Илья Иванович Купчеев сидел за пустым, просторным, как теннисный корт, столом. Он успел сделать несколько звонков по спецсвязи в Москву: ни душевного покоя, ни уверенности они ему не прибавили. Тем не менее лицо его было спокойно, глаза, прикрытые набрякшими веками под жесткими кустиками седеющих бровей, смотрели жестко и зорко, руки покоились на крышке стола нерушимо, будто на дворе – не конец девяностых, а середина пятидесятых, а сам он – Великий Кормчий социалистического Китая товарищ Мао Цзэдун. И впереди у него много смертей, но чужих. Когда-то, еще будучи студентом, Илья Иванович учился с китайскими товарищами. И главное умение, которое он перенял у дальневосточных друзей, было умение сохранить лицо. При любых обстоятельствах.

Глава 7

Молодой человек в дорогом, превосходно сшитом костюме сидел в кресле напротив губернаторского стола. Чувствовал себя он достаточно свободно, да, именно свободно, а не вольготно. Вся его поза словно говорила: "Мы же деловые люди, господин Купчеев, а деловые люди всегда сумеют договориться. Особенно если речь идет о деньгах, представленных в цифрах с семью-восемью нулями после единички". Губернатор молчал. Глаза, полуприкрытые веками, буравили гостя. Тот понял, что "ходить" придется первым, в деловых разговорах, в отличие от шахмат, это далеко не преимущество. Впрочем, молодой человек знал о своих козырях и о том, что губернатор уже проинформирован обо всем случившемся за последние несколько часов в "подведомственном" ему городе. Единственное, о чем не подозревал Валерий Эммануилович, – так это о том, что вместо фирменного банковского значка в петличке его пиджака людьми Панкратова установлен замаскированный сверхчувствительный микрофон и сам Степан Ильич удобно расположился с двумя операторами в уютном микроавтобусе в трехстах метрах от здания администрации и готовился прослушать и записать беседу банкира с губернатором. Предстоящий разговор забавлял Валерия Эммануиловича. Хотя настроился он на него достаточно серьезно: в бизнесе мелочей не бывает. То, что покажется тебе теперь мелочью, впоследствии может обернуться проблемой, снять которую твои компаньоны смогут только твоей жизнью. Вернее – смертью. Савчук поежился зябко, вспомнив безличный и холодный взгляд Филина... Да наплевать на Филина! Пусть он гениальный разработчик и теперешнюю ситуацию смоделировал так, что комар носа не подточит, сейчас начнут говорить деньги! А с этим Валерий Эммануилович Савчук справлялся всегда с присущим ему блеском! Если это признают господа Кодарковский, Обновленский и Ботанин, то какому-то Филину придется это признать! Даже если он и ночная птица! А уж этому монументу за столом, словно ожившему герою кинокартины семидесятых типа "Секретарь парткома", он намотает кишки на палку! Но... Легко и изящно! Вот именно, легко и изящно! С присущим ему блеском! Валерий Эммануилович чуть откинулся на стуле, улыбнулся мальчишески открытой улыбкой, произнес, играя обертонами хорошо поставленного голоса: – Уважаемый Илья Иванович! Чтобы напрасно не отнимать вашего дорогого времени, приступлю сразу к теме нашего рандеву. Смею надеяться, вы уже изучили те бумаги, что мы послали к вам две недели назад, и у вас появились какие-то соображения по изложенным вопросам. Совет директоров КРОНЭКС-банка уполномочил меня обсудить с вами все интересующие вас вопросы... Мне представляется также, что мы могли бы сегодня же снять все возникшие или могущие возникнуть в будущем недомолвки и недоумения, чтобы разрешить нашу проблему к полному согласию сторон. Валерию Эммануиловичу понравился произнесенный им спич: просто и изящно. Но Илья Иванович Купчеев никак не прореагировал на сказанное. Он продолжал монументально возвышаться за столом, буравя зрачками посетителя. Единственное, что мелькнуло в его голове: а этот недоумок сам-то понял, что сказал? Банкир, не дождавшись ответа, вытащил из кармана золотой портсигар от Картье, осведомился вежливо: – Разрешите? Губернатор промычал нечто невразумительное; Валерий Эммануилович счел возможным считать это согласием, чиркнул кремнем такой же баснословно дорогой зажигалки, выпустил идеально ровную струйку дыма. – Итак, поговорим по существу вопроса? – Банкир выделил голосом словосочетание "по существу" и выразительно посмотрел на этого дремучего чинушу. Он был доволен складывающимся разговором. По крайней мере, инициатива была за ним. Сейчас этот медведь и мужлан заерзает, забеспокоится, начнет торговаться за каждую тысячу баксов и заглотнет тем временем крючок целиком. А с крючка КРОНЭКС-банка еще никто не слезал. Живым. Да и... Молодой человек выпустил очередную дымную струйку, затянулся. Теперь он был намерен держать паузу. Сколько бы это ни продлилось. Кажется, у Станиславского он читал: главное качество, отличающее великого актера от посредственности, – это умение держать паузу. Себя Валерий Эммануилович считал блестящим актером. И не только он один так считал. Если спросить у банкира Кодарковского, каким образом... – Ты это... – нарушил тишину хриплый голос губернатора. – Что, простите?.. – Ты, Савчук, из этих?.. Из жидков будешь?.. – Простите? – Ты чего, глухой, прости Господи?.. Из еврейчиков будешь, спрашиваю? – В смысле... – Да в прямом! – Я – русский. Но родом с Украины. Из Одессы. – Вот то-то. В Одессе в той у вас все еврейчики и есть. Так? – Ну почему же все? – А пес вас знает! И среди банкиров, что ни нос, то в полтора аршина... А пейсы чего не носишь? Не модно, знать, ныне? Пусть на секунду, но Валерий Эммануилович растерялся: он что, полный дебил, этот губернатор? Речь идет даже не о деньгах, а о Деньгах! Савчук не без труда подавил готовое вспыхнуть раздражение, улыбнулся достаточно непринужденно: – Если вы, Илья Иванович, насчет отчества интересуетесь... – Я насчет отечества интересуюсь! – грубо оборвал его губернатор. Наобещаешь тут, напакостишь там, а потом – в свой Израиль подашься, к раввинам грехи замаливать, так? Гражданство-то, поди, оформил уже на случай? Чтобы, как крыса, сбегти с земли русской, когда припечет? Валерий Эммануилович вынул платочек, промокнул пот со лба... Этот губернатор не просто дебил, он махровый дебил! Кретин в квадрате, вот кто он! Каких дегенератов плодит еще земля русская. Боже ж мой! И с этим мастодонтом нужно вести разговор о сорока миллионах долларов? А на самом деле речь идет о полутора миллиардах?! Куда все катится?! Стоп! Не время для эмоций! Он справился с лицом, глянул на этого краснорожего ублюдка, по какой-то непонятной прихоти судьбы занимающего такой ключевой пост, собрался, проговорил, чуть понизив голос: – Вы правы, Илья Иванович. Я уважаю ваши убеждения и, если хотите, разделяю их. И относительно мирового еврейства – в том числе. Но... Молодой человек слегка развел руками: – Вы же понимаете, в их руках сосредоточены крупнейшие мировые финансовые центры... – А ты что, Эммануилович, себя чукчей числишь? Или этим, камчадалом? Папашка, поди, тех самых, голубых кровей, даром что Савчук? А мамашка вообще Гогельбрюхер какая-нибудь? Банкир заметил, что тон собеседника чуть сменился с напористо-агрессивного на насмешливо-снисходительный. Это Савчук счел хорошим предзнаменованием. Как учит сайентология, любую фразу, сказанную собеседнику, лучше всего начинать со слов "вы правы". – Вы правы, Илья Иванович, но признайтесь, у вас имя тоже... Не того... – Да ты что, банкир, сдурел совсем за барышами?! – громыхнул Купчеев. – Да я в аккурат на Илью Пророка, третьего августа народился! Как меня родители мои православные могли наречь? Марком, что ли? Или Фемистоклом?! – Вы правы, Илья Иванович! Вот и у меня – та же ситуация! Мой покойный дедушка весьма увлекался философией немецкого мыслителя Канта, открывшего, как известно, шестое доказательство бытия Божия и тем самым дополнившего самого Фому Аквинского, отца схоластики... Так вот: в честь прославленного немца этот мой дедушка, Алексей Миронович, и нарек моего папу таким странным по тем временам именем! А родителей, как известно, не выбирают! И мой отец, Эммануил Алексеевич, был членом ВКП(б) с сорок девятого года, а тогда, как известно, иудеев не сильно жаловали... – Ну будет, будет, – совсем уже смягчился "грозный" губернатор. – Вы, хохлы, тоже не сахаром помазаны, только и норовите нашего брата русака объегорить... – Да полноте, Илья Иванович... Мы же деловые люди... – И коньячок делу не помеха, а? – хитро, по-крестьянски, прищурился Купчеев. Валерий Эммануилович внутренне ликовал: вот что значит мастерство! Все будет так, как он задумал! Торг. Этот Купчеев, конечно, дремучий мужик, но хитрый. Хотя... Как формулировал Ларошфуко, хитрость – признак недалекого ума. Дебют он, Валерий Савчук, выиграл вчистую. Осталось сделать следующий шаг. И – поставить мат. – Людмила, приготовь-ка нам с гостем чайку, эдак по-русски, с коньячком, буженинкой, севрюжкой... – услышал Валерий Эммануилович распоряжение губернатора. Прикрыл глаза, вдохнул глубоко, задержал дыхание, стараясь сосредоточиться. Именно так древнекитайский целитель Цзу Джи рекомендовал восстанавливать тонкую энергию "цы" после напряженного интеллектуального поединка. Который ему еще предстояло завершить победой. Полной победой. Если бы Валерий Эммануилович видел брошенный на него губернатором вскользь взгляд, он ощутил бы только одно чувство: страх. Страх, одинаково поражающий все зверье, будь оно ползучее, рогатое или двуногое. Страх нерассуждающий, слепой, смертельный. Ибо смотрел Купчеев на подсадного банкира профессионально-оценивающе, с прищуром, будто убойщик на готового к закланию бычка, будто стрелок на дичь – сквозь вороненую прорезь прицела.