Текст книги "Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 1"

Автор книги: Петр Ершов

Соавторы: Муса Джалиль,Мустай Карим,Лидия Преображенская,Людмила Татьяничева,Константин Мурзиди,Антон Попов,Михаил Петров,Николай Куштум,Николай Попов,Андрей Зубов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

ВОХМЕНЦЕВ ЯКОВ ТЕРЕНТЬЕВИЧ

Родился в 1913 году в деревне Вохменке Юргамышского района Курганской области в семье крестьянина.

Учился в горном техникуме, в горном и Литературном институтах.

Работал лесорубом, землекопом, шахтером, а также на строительстве Магнитки и Челябинского тракторного завода.

Участвовал в боях на Халхин-Голе в 1939 году и на фронтах Отечественной войны с 1942 года до Победы. Был ранен и контужен.

Три года руководил Челябинской и девять лет Курганской писательскими организациями.

Печататься начал в 1933 году. Публиковал стихи в журналах «Огонек», «Октябрь», «Новый мир», «Москва» и других.

Автор 14 книг стихов, выпущенных в Москве и на Урале. Среди них «Степная песня» (1955), «Положа руку на сердце» (1960), «Не ради красного словца» (1962), «Слышу зов земли» (1966), «Разговор с друзьями» (1971), «Живет на свете человек» (1971) и другие.

Член КПСС с 1963 года.

БАЛЛАДА О КОРОМЫСЛЕ

Не полвека ль назад, высока и стройна,

В этот домик вступила хозяйкой она?

Уложила в сундук подвенечный наряд

И привычно взялась за горшки и ухват.

Чтоб тяжелые ведра не резали рук,

Ей с базара привез коромысло супруг.

Был подарок его расписной красоты:

От крючка до крючка петухи да цветы.

Что река далеко – не беда молодой,

Танцевала под тяжестью ведер с водой.

И не знала она, как смотрел ей вослед,

Как печально вздыхал неженатый сосед.

Но прошли, вереницей промчались года,

И – тяжелою стала речная вода.

Кто считал, сколько раз на крестьянском веку

С коромыслом ходила она на реку?

Если б камнем тропинку устлать до воды,

То, наверно б, на камне остались следы.

Лоб в морщинах давно, на висках седина,

От работы согнулась у старой спина. ~

В коромысле не стало былой красоты,

Помаленьку сошли петухи и цветы.

Год, как выдана замуж последняя дочь.

Год, как некому больше старухе помочь.

Силы будто бы есть, да одышка берет —

От реки до крыльца раза три отдохнет.

Облегчая в колхозе хозяйкам судьбу,

Вдоль села под землей проложили трубу.

Добрались до просохшей в подполье земли

И к старухе на кухню трубу провели.

Желтой медью сияет начищенный кран —

Подставляй под него хоть ведро,

хоть стакан.

Звонко льется вода, и вкусна и светла,

А тропинка к реке лебедой заросла.

И уже коромысло в чердачной пыли

Тонкой пряжей своей пауки оплели.

1948

РОДНОЕ СЛОВО

Кладь, медунка, подполозок, соты —

С детства мил мне этот лексикон.

Чувства меры нету у кого-то —

Говорили: – Обудоха он.

Из какого древнего запечья

Это слово вышло за порог?

Даже Даль, подвижник русской речи,

Натолкнуться на него не смог.

Помню: листьев золото осеннее,

Хмурый Волхов, полутемный дзот.

На пороге дзота пополненье —

Деревенской выдержки народ.

Покурить бы, говорят, неплохо.

Сыплю горсть махорки одному.

   – Да куды ты столько, обудоха!

Ha-ко, брат, сгодится самому…

Я всмотрелся в русую пехоту:

По наречью слышу – земляки!

В тесноте обстрелянного дзота

Самокрутки прячем в кулаки.

Покурив, однако, разобрались,

Что друг другу вовсе не сродни:

Я по роду коренной уралец,

А они? Из Вологды они.

Вохма есть еще одна на свете —

Речка вьется через край лесной,

В Вохме той, как и в уральской, дети

По медунки бегают весной.

…Шел мой предок с войском

Ермаковым, По речушке Вохме тосковал.

Дом срубил себе в лесу сосновом,

И деревню Вохменкой назвал.

Он мечтал, что здесь расправит спину,

Что нужда не приползет сюда.

Все на свете мог бы он покинуть,

Но родное слово – никогда!

Он ворочал трудную работу,

Песни предков пел наедине,

Пряный мед копил в прозрачных сотах,

Клади хлеба ставил на гумне.

Ценность слова – на обличье громком;

Если смысл в нем стойкий заключен,

Значит, слово перейдет к потомкам,

Уцелев под натиском времен.

…Понял я в тот грозный вечер года

На суровой фронтовой реке,

Что характер, и душа народа,

И его бессмертье – в языке.

1955

УЧЕНЫЙ КОТ

Басня

Когда-то он был резв и прыток,

И чувствовал здоровых сил избыток.

Бывало, сделает один прыжок,

Глядь – когти уж вонзил

                             в крутящийся клубок.

И думала, из норки глядя, Мышь.

«Да, от такого вряд ли убежишь».

Проходит год. И что же? Слышим вдруг:

Он кандидат охотничьих наук.

Стал Кот спокойно жить и поживать,

Как очень важная персона:

То сядет в кресло он,

                        то ляжет на кровать,

То бродит по ковру для моциона.

Захочет есть – на блюдечке всегда

Ему готова добрая еда.

Он вскоре на довольствии таком

Оброс академическим жирком.

Ловить мышей уже тяжеловат,

Уж не блистать ему в прыжках

                                       своим уменьем…

В одном лишь преуспел:

                                 он три часа подряд

Мурлыкать может с упоеньем.

1957

СВАРЛИВАЯ ТЕЛЕГА

Басня

Давно знакомая с часами пик,

Кишела транспортом дорога столбовая.

– Э-эй, посторонитесь! – крикнул Грузовик,

Скрипучую Телегу обгоняя.

А та ползет себе по большаку,

Раскачивая черную дегтярку;

Оглоблю подняла, грозит Грузовику

И костерит его, да так, что небу жарко:

– Зазнался, выскочка, нахально прешь

                                                       вперед!

Где ж совесть у тебя? Ее ни капли нету.

Что ты меня теснишь, как праздную

                                                 Карету?

Ведь мы, телеги, – трудовой народ!

Не веришь мне – у лошадей спроси,

Кто больше нас возил поклажу на Руси.

– Заслуги старые едва ль тебе помогут,—

Спокойно Грузовик промолвил ей в ответ.—

Кто новому не хочет уступить дорогу,

Рискует угодить в кювет.

1957

ВЕСЕННИЙ ЛЕС

Я в лес ходил.

Он весел и здоров.

Еще не начал подготовки к лету.

Пока не то что ягод и грибов —

Травы зеленой на полянках нету.

Кругом вода. Просох один бугор,

Размыты муравьиные дорожки.

А муравьи повылезли из нор

И митингуют на своей копешке.

И бабочки беспечно там и тут

Порхают, радуясь жилой погоде,

И первым делом срочно узнают:

Какой расцветки крылья нынче в моде.

Летит по лесу звонкое «цвень-цвень»,

Певуньи голос подают друг дружке.

А может, мне по-птичьи «Добрый день»

Кричат гостеприимные пичужки?

Лес – это праздник, жизни торжество,

Где ветки к солнцу тянутся, ликуя.

И если завтра вырубят его,

Куда же грусть и радость понесу я?

1963

НАШЕМУ ТРАКТОРНОМУ

Мы пришли сюда со всей России.

Посмотреть на внешность – простаки:

За спиной котомки холстяные,

А в руках – пустые сундучки.

Пусть мы были, может, угловаты

И не очень смелы… до поры.

Молодежь хваталась за лопаты,

Старики брались за топоры.

Пусть не шибко были мы учены,

Всё же знали, как там ни судачь,

Что и те —

               заморские – «фордзоны»

Тянут плуг сильней крестьянских кляч.

Мы трудились, не жалея пота,

Знали мы, что взоры всей страны

При ее бесчисленных заботах

Каждый день сюда устремлены…

Не забыв родных полей просторы,

Мы вошли в тебя,

                       рабочий класс.

Первый рокот нашего мотора

Волновал и будоражил нас.

Помню краски и бензина запах…

Пусть на вид массивен и тяжел,

Первый трактор на широких лапах

Поклонился людям и пошел.

И сердца вдруг чаще стали биться.

Он пошел по настланным камням.

Пред своей машиной расступиться —

Что скрывать! – отрадно было нам.

Не бахвалы мы и не зазнайки,

Но себе узнали цену вдруг:

Все в машине —

                   до последней гайки!—

Было делом только наших рук.

Путь ее, мы знали, будет длинен,

У нее, мы знали, хватит сил.

Михаил Иванович Калинин

Поздравлял нас и благодарил.

С той поры промчалась четверть века.

Хорошо быть с техникой в ладу:

Наш стальной помощник человека

Лишь родится – и готов к труду.

Труд завода – подвиг исполина.

Он в войну прикрыл броней наш кров.

Сбили спесь с фашистского Берлина

Танки – братья мирных тракторов.

Скромность красит даже юбиляров,

Но своих заслуг ты не таи:

Посчитай-ка, сколько же гектаров

Распахали детища твои!

Даже в самых жарких странах где-то

Вьются из-под их плугов пласты.

С доброй половиною планеты

Верной дружбой нынче связан ты.

1959

ШИРОБОКОВ СТЕПАН ПАВЛОВИЧ

Удмуртский поэт, драматург, прозаик. Родился в 1912 году в деревне Малый Казес ныне Шарканского района Удмуртской АССР в семье крестьянина.

В 1939 году окончил Удмуртский государственный учительский институт.

Участвовал в боях с белофиннами и в Великой Отечественной войне.

После войны был директором школы, заведующим районо, работал в редакциях газет, в книжном издательстве Удмуртии.

Выступил со стихами в начале 30-х годов.

Первая книга стихов «На поле боя» вышла в Ижевске в 1945 году.

Автор нескольких сборников стихов и поэм, первой удмуртской комедии «Эх, девицы-красавицы» (1969), повести «Песня находит дорогу» (1962), книг для детей и т. д.

В переводе на русский язык изданы книги «Пусть поют соловьи» (1958), «Песни полей» (1968). Народный поэт Удмуртии.

Награжден орденом «Знак Почета».

В ПОЕЗДЕ. Перевод В.Семакина

Безбрежная степь, в океане твоем

Мы, плавно качаясь, по рельсам плывем.

Я здесь воевал, здесь был ранен

                                                 когда-то

Привет тебе, степь! Узнаешь ли солдата?

Мелькнули развилки знакомых дорог —

Волнения в сердце сдержать я не мог.

А ветер легко пробегает по шторам

И дальше летит необъятным простором.

И катят хлеба за волною волну.

И девушка с парнем прильнули к окну,

Желанного друга волнистые пряди

Красавица робко и ласково гладит.

А кудри у парня и впрямь золотые,

Как эта пшеница. Девичья рука

Невольно ныряет в их кольца литые.

А солнце сияет… А степь широка…

Я так, мои милые, рад и растроган,

Что, глядя на вас, прослезиться готов.

Я многое видел и пережил много,

И если рассказывать, хватит ли слов?

К тому же, друзья, вспоминать

                                           нелегко мне

Ту боль, что поныне еще не прошла.

Здесь был я когда-то, и девушка, помню,

У этих курганов меня обняла.

Но пряди моей на мизинец ни разу

Она не успела навить по весне.

Пришлось вместо этого ей, синеглазой,

Бинтом перевязывать голову мне.

Слеза, обжигавшая синие очи,

Была солона, как морская вода,

И образ любимой с той памятной ночи

Таким и унес я с собой навсегда.

Я каменным не был, и не было камнем

Влюбленное сердце, когда средь огня

Беда затуманила дымом глаза мне

И громом своим оглушила меня.

Очнулся, но поздно. Прощай, моя юность!

Жалеть не хочу, возвращать не берусь.

Но в строчки мои, как в скрипичные

                                                    струны,

Нет-нет да и снова врывается грусть.

Свисти, паровоз, и, пары прибавляя,

Развей невеселые думы, развей!

Пусть юность в крови отзовется, играя

Певучей и щедрою силой своей.

А двое влюбленных глядят на пшеницу,

Которой весь день проноситься в окне.

Так радостен мир, что нельзя

                                             не пролиться

Дождям благодатным в степной стороне.

Пролиться дождям, а не страшному граду,

Что ломит пшеницу и гнет ковыли.

Пускай только ливни да солнце-отрада

Купаются в зелени этой земли!

Девчонка стоит у откинутой шторы

Щекою к щеке со своим дорогим.

Сквозь ветер со свистом проносится

                                                      скорый,

И только в клочки разлетается дым.

Спешит паровоз, побеждая простор.

В чугунной груди – искрометный костер.

И сердце, бурля нестареющей кровью,

По-прежнему дышит горячей любовью.

Спеши, паровоз!..

Нет, помедли, постой!

Мне хочется встретиться с девушкой той.

В платке не она ли стоит у плетня?..

Колеса стучат и не слышат меня.

На маленькой станции нет остановки,

Неблизкий маршрут обозначен в путевке.

Что ж, поезд, лети, обдавай полотно —

И рельсы, и шпалы – дыханьем горячим,

Ведь сердце мое и смеется, и плачет,

Но даже и плача стучит все равно.

1956

РОССИЯ. Перевод В.Семакина

I

В лесу – тишина и прохлада,

Рябиновый пламень потух,

Осиновый лист-ненагляда

Скоробился, высох, пожух.

Все глубже и мягче покровы —

Снежинки летят на поля.

Ты вся разодета в обновы,

Россия – родная земля.

Проснешься, а снегу – навалом,

Ты рад, как мальчишка, ему.

А солнце как будто застряло

Над лесом в морозном дыму.

В броне и река, и протоки,

В лесах – трескотня,

                             и всерьез

Прохожего щиплет за щеки

Сердитый уральский мороз.

В полях, где гудели моторы,

Где долго их рокот не слаб,

Я вижу сегодня узоры

От лисьих и заячьих лап.

Да, знаю, что озими дремлют

Под белой сплошной пеленой

И ждут, чтоб залить эту землю

Широкой и шумной волной.

Когда под метелицей белой

Черемуха скрипом скрипит

И веткою окоченелой

В окно мое ночью стучит,

Когда, и зимой не угрюмы,

Березки грустят о весне,—

Весенние теплые думы

Невольно приходят ко мне.

Как будто в листву, а не в иней

Густой перелесок одет,

Как будто с черемухи зимней

Не снег облетает, а цвет.

Под снегом и в лютые ночи

Земля родниками поет,

И верю, что яблонных почек

Трескучий мороз не убьет.

Насквозь проморожены лужи,

А сердцу неведома грусть,

И я только крепну на стуже,

Сильней и бодрей становлюсь.

Летя с косогора на лыжах,

От ветра не прячу лица,

Как будто не снег это брызжет,

А ржи золотая пыльца.

II

Шумит река. За льдиной – льдина.

Все поймы залиты водой.

И к солнцу тянется калина

Своею веткой молодой.

Мы скоро-скоро повстречаем

В заливах уток и гусей.

«Курлы, курлы!» – звучит над краем

И над Россиею над всей.

Летят журавушки высоко —

Куда лететь, как не сюда!

Светло-зеленая осока

Уже встает из-подо льда.

Летят журавушки, трубят

О том, что нет земли красивей.

Весна, весна над всей Россией —

Сады белешеньки стоят!

В душе рождаются слова

Любви и нежности певучей.

Россия, ты – как дуб могучий,

Твоя не никла голова!

Я, осчастливленный тобой,

Удмурт, вчерашний сельский парень,

Сроднился с песенной судьбой,

Тебе за это благодарен.

Пускай не громок голос мой.

Пою не голосом – душой

О том, что пройдены невзгоды

И что на вечные века,

Как Волга, Кама и Ока,

Сдружились братские народы.

Вода ли вешняя струится,

Шумит ли во поле пшеница,

В снегах ли отчие края,

Рябина ли горит у прясла,—

Россия, ты всегда прекрасна,

Россия – родина моя!

1952

РУЖАНСКИЙ ЕФИМ ГРИГОРЬЕВИЧ

1910–1961

Родился в Елисаветграде (Кировограде), на Украине, в семье кузнеца. После семилетки и профтехучилища работал токарем, затем переехал в Ленинград, где работал на заводе «Электрик».

В годы Великой Отечественной войны работал в ленинградской областной газете «Смена» и во фронтовой «На страже Родины». С 1942 года и до конца своих дней жил в Свердловске.

В 1934 году в Харькове на украинском языке вышла первая книга стихов «Сплошная лирика». В 1953 году вышла первая книга стихов, написанная на русском языке, – «Горная тропа». Стихи Е. Ружанского публиковались в журналах «Огонек», «Смена», «Мурзилка», «Урал», выходили отдельными изданиями в Свердловске, Москве, Тюмени, Кургане, Челябинске. Е. Ружанский – автор двадцати книг для детей и взрослых, среди них «Первый шаг» (Челябинск, 1954), «Две минуты» (Тюмень, 1957), «Детям» (Челябинск, 1957), «Авось и Какнибудь» (М., Детгиз, 1961), «Солнечная сторона» (Свердловск, 1959), «Лирика» (Свердловск, 1960), «Чапаева сабля» (Пермь, 1963), «Сказки» (Свердловск, 1964) и другие.

НА ГОРЕ ВЫСОКОЙ

На горе Высокой тишина.

Ночь.

       И в тишине ночной суровой

Грянул взрыв раскатисто.

                                      И снова

На горе Высокой тишина.

А вдали

          из доменных печей

Бьет огонь.

               На тучах полыханье.

На полнеба северным сияньем

Бьет огонь из доменных печей.

1945

ВИШНЕВЫЕ ГОРЫ

Опять предо мною Урала просторы,

Хожу по знакомым местам.

Веселый иду на Вишневые горы,

К вишневым —

               на склонах —

                               садам.

Приходит весна,

Оживают дубравы,

И, крылья свои распластав,

Планером спускается

Ястреб на травы,

Груженый грохочет состав.

На запад летит он

                       стремительней ветра,

Уходит на север – другой,

Наполнен богатством,

                              что добыто в недрах,—

Блестящей под солнцем рудой.

Гудок паровозный все дальше,

                                         чуть слышен.

И снова в Вишневых горах

Затишье.

И цвета невызревших вишен

Железная пыль на кустах.

1945

УТРО СТРОИТЕЛЯ

Утро раннее

                на Урале

Занимается

                над горой,

Над туманной

                лесною далью,

Над окраиной

                городской.

Чуть виднеются

                силуэты

Незаконченных

                корпусов,

Стройка

           нового пятилетья

Поднимается

                из лесов.

К стройке робкая

                    вьется тропка,

Оживает она

                с утра —

Из поселка

                идут торопко

Дел строительных

                мастера.

Утро раннее

                на Урале.

На стропила

                ложится снег.

Раньше всех

                на работу встали

Беспокойные,

                раньше всех!

Им не терпится…

                (Ночь короче!)

Им не спится…

                (Ввысь, корпуса!)

И тогда

          отступают ночи,

Проясняются

                небеса.

Ток включен —

                и потоком ярким

Упирается

                в небосвод

Полыханье

                электросварки,

Предвещающее

                восход.

1945

У ЗАЛИВА

Вновь у Финского

               у залива я,

Там, где встретился

               я с тобой,

Говорливая,

               шаловливая,

С непокрытою

               головой.

Все хранит тебя,

               все полно тобой —

Камень памятный,

               шум лесной…

Никакой войной,

               никакой волной

Не смывается

               образ твой!

1945

ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА

В Галактике жизни моей, друзья,

Встречалось немало туманностей,

И холод жестокости чувствовал я,

И теплую нежность гуманности.

Измотан болезнью,

Душой не слабел —

Спасала закалка рабочая,

В характере новое что-то узрел:

И ласковей стал

                              и жесточе я.

Но встретится враг —

Не прощу ничего, —

Забуду о боли,

О старости

И сразу я стану тогда для него

Сплошным излучением ярости.

1954

СНЕЖИНКИ

Когда меня из духоты палаты

На воздух вынесли,

Две звездочки-снежинки

Коснулись нежно губ моих —

И сразу

В лицо дохнула жизнь,

Как ветер с гор.

Одно прикосновение природы,

А сколько в нем животворящей силы!

Уральские холодные снежинки

Мне душу согревают до сих пор!

1954

СОЛНЕЧНАЯ СТОРОНА

Солнце яркое,

                  как в апреле,

Заполняет проем окна,

Проникает в дверные щели…

Это – солнечная сторона!

Здесь светлее всегда и жарче,

Воздух суше, прозрачный весь.

И цветы зацветают ярче,

Даже травы сочнее здесь.

Хорошо!

         Хоть и тут, понятно,

Могут быть и дожди, и град,

Ведь и солнце бывает в пятнах,

Как ученые говорят.

Но и в самую злую бурю

Ощущается здесь тепло,

Что,

     закрытое тучей бурой,

Лишь на время от нас ушло…

Я немало ходил по свету,

Убедился в одном сполна:

Наша светлая Родина – это

Мира

      солнечная сторона!

1951

МУСТАЙ КАРИМ (МУСТАФА САФИЧ КАРИМОВ)

Народный поэт Башкирии. Родился 20 декабря 1919 года в деревне Кляшево Чишминского района Башкирской АССР в семье крестьянина.

Окончил Башкирский государственный педагогический институт.

Участник Великой Отечественной войны.

Первые стихи опубликовал в 1935 году.

Первый сборник «Отряд тронулся» вышел в 1938 году, второй – «Весенние голоса» – в 1941 году.

С 1951 по 1962 год избирался председателем Правления Союза писателей Башкирии, с 1962 года – секретарь Правления СП РСФСР. Депутат Верховного Совета РСФСР нескольких созывов.

Русскому читателю известен по книгам «Цветы на камне» (Уфа, 1949), «Весенние голоса» (М., «Советский писатель», 1954), «Избранное» (Уфа, 1955), «Стихи и поэмы» (М., Гослитиздат, 1958), «Реки разговаривают» (М., «Советский писатель», 1964), «Избранная лирика» (М., «Молодая гвардия», 1965), «Берега остаются» (М., «Художественная литература», 1966), «Избранные произведения в двух томах» (Уфа, 1969), «Стихи и поэмы» (М., «Советский писатель», 1971). «Избранное» (М., «Художественная литература», 1973), а также по пьесам «Свадьба продолжается» (1947), «Похищение девушки» (1959), «В ночь лунного затмения» (1964), «Страна Айгиль» (1969), по детским повестям и т. д.

Мустай Карим – лауреат Государственной премии Башкирской АССР имени Салавата Юлаева (1967), лауреат Государственной премии РСФСР имени К. С. Станиславского (1967) и лауреат Государственной премии СССР (1972).

Награжден орденом Ленина, пятью другими орденами и многими медалями.

Член КПСС с 1944 года.

ЦВЕТЫ НА КАМНЕ. Перевод В.Тушновой

Ты пишешь мне в печали и тревоге,

Что расстоянья очень далеки,

Что стали слишком коротки и строги

Исписанные наскоро листки,

Что дни пусты, а ночи очень глухи

И по ночам раздумью нет конца,

Что, вероятно, в камень от разлуки

Мужские превращаются сердца.

Любимая, ты помнишь об Урале,

О синих далях, о весенних днях,

О том, как мы однажды любовались

Цветами, выросшими на камнях?

У них от зноя огрубели стебли,

Перевились в колючие жгуты,

Но, венчики пахучие колебля,

Цвели все лето нежные цветы.

Когда бы сердце впрямь окаменело

Среди боев без края и числа,

Моя любовь, которой нет предела,

Цветами бы на камне расцвела.

1945

ТРИСТА ДЖИГИТОВ. Перевод М.Светлова

То утро поднялось в горячей крови

                                                    и в огне,

И враг перешел рубежи на тяжелой броне.

И голос отчизны на битву, на подвиг

                                                     призвал.

И громом железным откликнулся тотчас

                                                          Урал:

– Вставайте, немедля коней оседлайте,

                                                         башкиры,—

Кровавое облако над горизонтами мира!

И триста башкиров в башкирском ауле

                                                      одном

На триста коней молчаливо уселись

                                                    верхом.

Горячие искры рассыпались из-под подков,

При хмуром прощанье отцы не склоняли

                                                          голов.

И девушки не убеждали, что нет их верней,

Лишь в лоб на прощанье поцеловали коней.

И матери не проливали на проводах слез…

Так – знают повсюду – издревле у нас

                                                       повелось:

Чтоб славным джигитам в священном бою

                                                           не мешать,

Не надо слезами их воинский путь

                                                  орошать.

И если джигита погубит военный огонь,

Вернется обратно к домашним

                                           приученный конь.

А конь упадет, неприятельской пулей

                                                     убитый,

Вернется в аул непомеркшая слава

                                                    джигита.

Немало прибавилось у матерей седины…

Всех было нас триста – в ауле одном

                                                     рождены,

Но в дверь постучаться к родным

                                           не пришлось половине —

В братской могиле лежат они ныне.

О них благодарная память не забывает…

(Пропавшие без вести – их среди нас

                                                 не бывает.)

1952

«У меня будет сорок неоконченных дел…» Перевод М.Максимова

У меня будет сорок неоконченных дел

В ту минуту, когда побледнею, как мел.

Как из мира уйти, не окончив дела,

Если солнце в зените и дружба светла?

Пусть друзья соберутся ко мне,

                                           как сейчас,

Пусть я буду капризным —

                                 единственный раз.

Прикажу, чтоб туда, где курган в облаках,

Не вели, не везли, а несли на руках.

Чтоб сказали друзья, выбиваясь из сил:

– Ничего, он ведь горы при жизни носил!

А теперь он ослаб, дел по горло вокруг,

Так пускай наши руки почувствует друг.

Он хотел, чтобы в эту минуту без слез

Мы смотрели, как солнце в зенит

                                                поднялось.

И, промолвив: – Неправда, что мир

                                                     опустел,—

Понесли его сорок неоконченных дел.

1948

БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ. Перевод И.Снеговой

Цвет горя черен, черен, как земля,

Приходит, наши волосы беля.

Земля, она сама черным-черна,

Но белизну цветов поит она.

Коль одного тебя гнетет беда,

Не говори, что вся земля седа.

1957

«В дороге – моги. В песне – думы… Хочешь…» Перевод Е.Николаевской

В дороге – ноги. В песне – думы…

                                                    Хочешь,

Прислушайся!.. Я по земле иду.

И днем – по солнцу, и по звездам – ночью

Свой путь определяю на ходу.

Обжег в пути мне губы встречный ветер,

И пыль годов я в волосах ношу.

В дверь постучав, вхожу в дома

                                                под вечер,

В сердца стучу – и дальше ухожу.

Но только тучи рано или поздно

Закроют солнце в серый день тоски,

И слепнут звезды,

Слепнут даже звезды,

И в мгле вселенской не видать ни зги…

Когда кусок пути, что мне назначен,

Тот, что зовется жизнью, прохожу,

В глаза людей, как в звезды, я гляжу

И слышу: так держать, и не иначе!..

И в ясный день, и вечером морозным,

Чернее сумрак или зной лютей,

Я путь определяю не по звездам,

А – как по звездам – по глазам людей,

По радостным, печальным и серьезным…

Гляжу в глаза, чтобы с пути не сбиться,

Чтоб в песне не солгать, не ошибиться.

1963

БЕРЕГА ОСТАЮТСЯ. Перевод И.Снеговой

По Белой, басистым и гордым,

Смешной пароходик чадит.

В лаптях,

В тюбетейке потертой

На палубе мальчик сидит.

Куда он – с тряпичной котомкой?

К чему направляет свой путь?

Лишь берега дымная кромка

Да Белой молочная муть

Вдали. И на воду большую

Глядит он и все не поймет:

– Совсем неподвижно сижу я,

А круча, а берег плывет!..

Я – мальчик тот, я! И сквозь годы

Кричу ему: – Милый, не верь!

Плывем это мы, а не горы,

А берег все там и теперь!..

Кричу… А в лицо мое ветер,

А палубу набок кренит,

Корабль мой почти незаметен —

Вокруг него море кипит!

Стою… Волны мимо и мимо

Наскоком, галопом, подряд…

Стою… Словно кем-то гонимы,

Дни, месяцы, годы летят…

– Сто-ой, дяденька! —

                              вдруг через темень,

Сквозь воды, мне – с палубы той.—

– Плывем-то ведь мы, а не время,

А время, как берег крутой,

За нами осталось, за нами,

Другим – я не знаю кому…

А сам ты, влекомый волнами,

Что времени дал своему?

И эхо сквозь грохот и тьму

Все вторит и вторит ему:

– Вре-ме-ни-и сво-е-му-у,

Времени своему…

1964

«В дальний путь седлают непременно…» Перевод И.Снеговой

В дальний путь седлают непременно

Рысака, что всех других резвей.

С важным порученьем непременно

Едет муж, что старше и знатней.

Гостя дорогого поджидая,

Лучшее из блюд на стол несем,

В праздник в нашем доме зажигаем

Лампу ту, что веселит весь дом.

Не спеши, однако, в ослепленье

Не верши свой скороспелый суд:

Сколько их, коней, не в белой пене,

А в поту натужном воз везут!

Если скажешь ты: лишь те герои,

Кто идет на громкие дела,—

Кто же будет сеять, плавить, строить,

Чтоб земля вокруг тебя жила?

За столом парадным сидя гордо,

Не кричи: прекрасней нет еды!

А не то твой хлеб застрянет в горле,

Черный хлеб у черной борозды.

В праздничное блещущее пламя

Никогда подолгу не смотри,

А не то потом казаться станет

Мир темней и суше свет зари.

Воспевайте скакунов бесстрашных,

Славьте славу в золотых лучах,

Но стократ прославьте тех, кто нашу

Держит Землю на своих плечах.

1963

ГОРЫ. Перевод И.Снеговой

И горы как люди: чем выше,

Тем круче и резче судьба,

Тем большей опасностью дышит

Идущая наверх тропа.

На гребни спускаются тучи,

И долго не видно вершин,

А льдом покрываются кручи,

И лед этот – несокрушим.

Там ветер не тот, что в низинах,

Там грохот, и хохот, и вой,

Там молний скрещение синих.

Как шашек взбесившихся бой.

Но горы не ропщут – их доблесть

Превыше снегов их седых,

Ведь солнца встающего отблеск

Всех раньше приветствует их.

И люди как горы: чем выше,

Тем крепче судьба и трудней,

И риском подъем ее дышит,

И грозы бушуют над ней —

Вверху… Но высоты, конечно,

Не званье, не место, не чин,

Такое величье не вечно,

Нет, я – о высотах вершин.

В высокой душе не бывает,

Чтоб вечная ясность и лад…

Бывает, тоска прибывает,

Бывает, сомненья гудят.

И времени бури и хвори

По ней ударяют сильней…

Но все-таки, все-таки зори

Всех раньше восходят над ней!

На кочку и грозы не рухнут

И тучка не сядет вовек…

Не вздумай же сетовать, друг мой,

Высокий, большой человек!

1964

«…А бывает в природе такая пора…» Перевод И.Снеговой

…А бывает в природе такая пора —

Ветер стихнет, но листья трепещут,

Солнце сядет, вполнеба чернеет гора,

Но лучи отсеченные блещут.

Приоткрой мне, природа, секреты свои,

Чтоб потом, без меня – хоть вначале,—

От меня отсеченные, песни мои

Шелестели б, светили, звучали.

1970

«Была моя жизнь непрерывной игрой…» Перевод И.Снеговой

Чингизу Айтматову

Была моя жизнь непрерывной игрой,

Я сам – то огромен, то мал.

То нечет, то чет, то отлив, то прибой,

Успех набегал на провал.

К находке была мне потеря дана,

К добру – своя толика зла…

Любовь никогда не являлась одна,

Печаль по пятам ее шла.

Едва благочестье меня усмирит,

Как бес уже шепчет свой вздор,

Чем громче хвала надо мною гремит,

Тем в сто раз страшнее позор.

Наверно, рубеж через сердце идет.

Чтоб с полднем не спуталась мгла,

Чтоб радость, достигшая самых высот,

До счастья дойти не могла.

Была моя жизнь непрерывной игрой,

Был жребий и странен и шал:

То нечет, то чет, то отлив, то прибой,

Успех набегал на провал.

Сквозь легкость удач я джигитом летел,

В исканьях я к мужеству шел,

Но лишь от печалей, от слез и потерь

Я голос поэта обрел.

1971

КАРУСЕЛЬ ВСЕ ВЕРТИТСЯ… Перевод Е.Николаевской

Карусель все вертится и вертится…

Что-то там темнеет, что-то светится…

Вертится – способна душу вытрясти:

Карусель построена на хитрости.

Ползающий, скачущий, летающий,

Всякий – молчаливый и болтающий

Мчится на одной и той же скорости.

Жаба надувается от гордости.

Простаки застыли в удивленье:

– Не отстать улитке от оленя!

– Мышь и слон – да это чудо просто!

Гляньте: одинакового роста!

Все равно: кто толще или тоньше —

Мчится с быстротой одной и той же…

Что-то впереди готово вырасти.

Карусель построена на хитрости.

Мальчик скачет на коне – далеко ли?

Девочка сидит на быстром соколе.

Он коня подхлестывает прутиком.

Эй, кто там! Свидетелями будьте-ка,

Что вот-вот догонит он подругу!

Он уж ей протягивает руку….

Карусель спешит, бежит по кругу…

Девочка со смехом оборачивается,

Будто бы на веточке покачивается…

К взгляду взгляд, ладонь к ладони

                                                   тянется…

Что-то с ними будет? Что-то станется?..

Два бутона рядышком вздуваются…

Шаг меж ними… Только все ль сбывается?

Только есть шаги такие в мире,

Что и моря-океана шире.

В них – дорога от земли до солнца,

Время в них, что вечностью зовется,

Коль летишь ты на коне крылатом,

А она на соколе куда-то…