Текст книги "Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 1"

Автор книги: Петр Ершов

Соавторы: Муса Джалиль,Мустай Карим,Лидия Преображенская,Людмила Татьяничева,Константин Мурзиди,Антон Попов,Михаил Петров,Николай Куштум,Николай Попов,Андрей Зубов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Ну а мне все нет письма.

Пусть осокой, чернобылом

В бор дорожка поросла,

Я залетку не забыла

Я другого не нашла.

Песнь на славу удалась,

Не слова, а прямо сласть.

Не она ль по красноталу

Птицей быстрою летала

И, расщедрясь, прямо в сени

Запах принесла осенний.

Из-под кручи бьет ручей.

Чей ты, милый, чей?

У березки белоногой

Корень крепок, узловат.

Хорошо в пути-дороге

Посидеть среди девчат.

Посидеть в кругу, послушать,

Заглянуть в девичью душу.

Вечер. Сизая вода,

Чьи-то теплые ладони.

И ведет тропа туда,

Где затих базар вороний…

1962

СНЕГИРИ

Замели поля метели,

В небе звезды замели.

Из метели прилетели,

Прилетели снегири.

У зимы – свои обновы,

Снег летит из-под саней.

Цвет вишневый,

            цвет лиловый

На груди у снегирей.

Заневестились березки,

В красных отблесках зари

Проторили под окошком,

Прострочили словно, стежку

По сугробам снегири.

Эх, зима, бела, румяна,

На ветру звенит мороз.

Я загадывать не стану,

Мой румянец не завянет,

Если весело до слез.

Замели поля метели,

В небе звезды замели.

Может, к счастью,

            в самом деле

Из метели прилетели

Рано утром снегири!

1969

РЕУТ КОНСТАНТИН ФЕЛИКСОВИЧ

1911–1942

Родился в селе Катайском Челябинской области в семье агронома. Детские и школьные годы К. Реута прошли в городе Камышлове. Окончив школу, он стал рабочим, а затем техником-десятником на строительстве Челябинского тракторного завода.

После службы в армии работал в Свердловске в газетах «Уральский рабочий» и «Путевка». В 1934 году вышел его сборник стихов «Убеждение».

Погиб в боях под Ленинградом в марте 1942 года. Вторая книга поэта «Весеннее сердцебиение» вышла в Свердловске в 1963 году.

ВЕСНА

У крыльца моего

            бьет копытом буланая лошадь.

Солнце там, за стеной,

            где кладовка, мазут и весы.

Но приносят ко мне

            на плащах и на новых галошах неразгаданный запах весны.

Щелкнет дверь.

            Примет рапорт начальник.

                                                И снова

спит калитка на солнце.

            Чернеет подъезд, как крыло.

Я стою на часах,

            а по улице Хохрякова

солнце гонит лучи напролом.

Мне бы с ними кричать,

            перепутывать волосы, бегать

и трубить на опушках

            в широкий охотничий рог.

И смотреть в синеву,

            как встают из-за мокрого снега

черно-бурые ребра весенних дорог…

И смотреть на сады,

            где навесы ветвей очумело

барабанят капелью по крышам,

                                    как тысячи ног…

Но я старше лучей.

            Я зимой аттестован на зрелость.

А они, как мальчишки,

            по лужам играют в пинг-понг.

Да, я старше лучей.

Но люблю их цветную руладу.

Я люблю наши звезды,

            когда затихает листва.

Я люблю даже осень.

В заводе, в конторе, у склада

мир мной понят,

                        и я

                                охраняю его торжество.

У крыльца моего под седлом

            бьет копытами лошадь.

В пирамиде винтовки

            спокойны, нежны и просты.

Я стою на часах.

            Мне приносят плащи и галоши —

легкий шорох и глянец

            изумительно новой весны.

1933

«Ушла земля под лентою из рельс…»

Ушла земля под лентою из рельс,

Ушел, качаясь по обрывам, лес.

Состав стучал.

            Кривой лесной аллеей

Ушли свистки.

            И на дворе темнеет…

Большой закат озолотил тайгу,

И тени замирают на снегу.

                        И смят мороз.

Наперекор зиме на ближний лес

                                    Закат бросает медь.

И слышно мне: не перестав шуметь,

Состав считает буферную медь,

А лес плывет… Деревьям нет конца…

И ждешь не станцию, а тройку в бубенцах.

И ждешь не зарево огней – лесную муть,

Столб верстовой и рыжую корчму…

Визжат колеса… Круче поворот.

Лес оборвался.

            И в окно завод

Влетел, как песня.

            Строен и здоров

Упругим строем труб и скрубберов.

Какая встреча!

            Руки фонарей

Рефлекторами машут на горе.

Какая встреча!

            И на всех парах

Гудки кричат:

– Привет, железный брат!

– Ну, как дела?

            – У нас? Идет литье!

И паровоз, покашливая, пьет…

И виден мне прекрасный новый век.

Громадный корпус.

                        Рядом человек.

На нем лучи.

            Он землю бросил в жар,

Потомок мастера кремневого ножа!

Он плавит медь!

            Он держит лес в руках.

И на закате плавятся цеха.

И на ветвях, упругих и сухих,

Корнями впитанный, густеет малахит,

И на волнах величественных крон

Звенят снега – лесное серебро…

1933

ЖИТЬ

I

Была палата битком набита

Людьми, но я тосковал,

Пока иностранца Аллана Смита

Не было в головах.

Койки стояли, подушка в подушку.

Но каждый страдал как мог…

Мы поправлялись,

                          ели ватрушки,

Резались в домино.

Но…

     вверх пошла кривая температур.

Подпрыгивая донельзя.

Доктор был хмур, и вечер был хмур,

И нервничал строгий Цельсий…

Палата дралась не на жизнь, а на смерть

За воздух, за солнце, за росы…

Люди ворочались в полутьме,

Сгорблены и раскосы…

А ночь по окну плыла и плыла,

В далекую степь звала.

Луна на одеялах ткала,

И бредил больной Аллан.

II

– Трубите, оркестры!

                            Война!

В полках аресты:

                       – Где агитатор?!

Над Чикаго луна,

                   как глаз у быка,

Лизнувшего кровь собрата.

Фронт… Месяцами в грязной дыре.

Блиндажный озноб и жар.

Я хотел, мой друг, тогда умереть,

Отдыхать и лежать, лежать.

Мать надеялась: – Может, воротится?

Молилась, и я шагал.

Пришел.

             Но ныла в хвостах безработица,

Как раненая нога.

Мама! Я не отчаялся,

                               нет!

Не плачьте, я вас не виню.

Я кончил проклятый университет,

Чтоб сесть на Седьмой авеню.

Три года

         с бурчаньем в желудке

                                          стареть,

За день добыв бутерброд!

Я снова хотел, мой друг, умереть,

Скитаясь у бирж и ворот.

О, как хотел я таскать тюки,

Слоняясь по пристаням!..

Но мне не везло:

                   друзья из реки

Вытащили меня.

– Где это было? Зима. Постойте.

Буран.

          А руки висели, как грабли.

Меня подобрал инженер

                              в Детройте,

Думал, что я избит и ограблен.

Он не ошибся!

                 Я бился в ворота,

Ограбленный самой богатой страной!

…Русская леди ходила за мной…

Русский механик дал мне работу…

Он отстоял мою пару рук,

По ним не прошлось

                               острие ножа.

Я не хочу умирать, мой друг!

Я не могу лежать!

Уже от росы отпотело стекло,

Туман одевал этажи…

Палата седела

                от стонов и слов,

Палата дралась за жизнь.

III

Таких вечеров растеряла земля

Немало за свой маршрут.

Таких вечеров,

                   когда тополя

Вздрагивают и цветут.

Таких вечеров,

                когда резедой

Пахнет в больничном саду,

Когда даже самый

                      серьезный больной

Видит в окне звезду,

Далекую, яркую, в облаках;

Далекий степной костер,

Звенят табуны,

                       и плывет на луга

Туман из низин и озер.

А за дверьми, за окном,

                              за стеной

Майский жучок жужжит,

Сухими губами

                 шепчет больной

Великое слово «жить»…

Большими глазами

                          смотрит больной

На стройные этажи,

А за дверьми, за окном, за стеной

Ночь на земле лежит…

Но так же звенят

                        на лугах стада

И люди громят руду.

Цветут тополя,

                 цветет резеда

И пахнет росой в саду…

Ребята, смеясь, надевали халаты,

Техрук не удерживал бас:

Пришла делегация в нашу палату

Проведать Аллана и нас.

Мы поднялись на горячих матрацах

Под контролем врача и сестры.

Ребята шутили, велели нам драться

И перекрыть «прорыв».

…Вечерняя снова стояла пора,

На западе шаяли угли.

Аллан улыбался:

              – Вернемся,

                            ол райт!

Тяжело умирать,

                        нельзя умирать

В Союзе Советских Республик!

1933

ПОПОВ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

1902–1975

Коми-пермяцкий поэт. Родился в деревне Тимкино Кудымкарского района Коми-Пермяцкого национального округа в крестьянской семье. Работал в деревне. В 1925 году был избран председателем сельского Совета.

Окончил в Перми рабфак. Преподавал в школе крестьянской молодежи, работал в редакции окружной газеты «По ленинскому пути».

Участник Великой Отечественной войны. Удостоен правительственных наград.

После войны – редактор, а потом главный редактор окружного книжного издательства.

Автор нескольких книг стихов – «Весна цветет» (1935), «Фронтовые стихи» (1942), «Громовые годы» (1945), «В родном краю» (1948), «Огни в парме» (1953) и других.

На русском языке его стихи наиболее полно представлены в сборнике «Эхо лесное» (Пермь, 1962). Член КПСС с 1946 года.

СПЛАВНАЯ. Перевод В.Радкевича

Эй, на плотбище таежном!

Разве нам без песни можно

В день весенний?

Шум стоит над берегами,

Бревна в берег бьются лбами

В брызгах, в пене.

Что, затворы на излуке?

Эй, багры берите в руки

Дружно, ровно!

Снова лесу – путь свободный,

И река водой холодной

Моет бревна.

Словно праздник все справляем —

Нынче леса мы сплавляем

Ой немало…

Новостройки, принимайте,

Там, на Волге, поднимайте

Лес Урала!

1946

ПОСЛЕ ДОЖДЯ. Перевод Б.Михайлова

У темной тучки много сил:

Грохочет, пробует свой голос.

И все живое дождь умыл —

Любой листок, цветок и колос.

Под солнцем снова ширь ясна,

А тучка дальше улетает,

Над полем радуга видна,

Дугой согнулась и сияет.

И веет легкий ветерок,

Листвой берез играя живо.

А по канавам, у дорог,

Ручьи стремятся торопливо.

Все радо: дождь так много дал

Хлебам, лесам, любой травинке.

На все он щедро нанизал

Свои блестящие дождинки.

Не зря ложились семена:

Пшеница вырастет густая…

Лесная наша сторона

Ждет не дождется урожая!

Июнь 1947

ГРОССМАН МАРК СОЛОМОНОВИЧ

Родился в 1917 году в Ростове-на-Дону в семье врача.

В 1931 году переехал в Магнитогорск.

Окончил Магнитогорский педагогический институт. С 1937 года живет в Челябинске.

Работал редактором отдела ЧелябТАСС, заведовал отделом молодежной газеты.

Участник Великой Отечественной войны.

После окончания войны был сотрудником газеты «Гудок».

Первые рассказы и стихи напечатал в 1933 году. Первая книга стихов «На границе» вышла в Челябинске в 1938 году.

Автор нескольких сборников стихов, изданных на Урале: «Прямая дорога» (1952), «Вокруг тебя» (1959), «Ветер странствий» (1960), «Лирика разных лет» (1974) и других.

Выпустил много сборников рассказов и повестей. Награжден орденами и медалями.

Член КПСС с 1941 года.

ЗЕМЛИ НЕМАЯ НИЩЕТА

Земли немая нищета…

Леса молчат навстречу бою.

У пулеметного щита

Трубач с холодною трубою.

Во тьме вмерзал губами в медь,

Бежал вперед под ярым градом,

Чтоб первым смерть преодолеть

Иль умереть с друзьями рядом.

Возьми слова, переиначь,

Но дело остается делом:

Ты звал на подвиги, трубач,

Я сам не трус и верю смелым.

Я верю слову и свинцу,

Что пробивают путь во мраке.

Я верю нашему певцу

В бою. На линии атаки.

1940

РЖАВЕЕТ КАСКА НА МОГИЛЕ

Ржавеет каска на могиле.

Бежит дорожка к блиндажу.

…Мы под одним накатом жили,

Мы из одной жестянки пили…

Что я жене его скажу?..

1939

БАЛЛАДА ОБ УРАЛЬСКОМ ТАНКЕ

Михаилу Львову

Снаряды грызли землю Сталинграда.

Вскипала Волга. Мертвый плыл паром.

Горбатый, грязный, как исчадье ада,

Немецкий танк поднялся над бугром.

Он пол-Европы траками пометил,

Броней сметал он все перед собой.

И вот стоит у Волги на рассвете,

От выбоин и вмятин весь рябой.

Еще мгновенье – и на этом танке

Опустят люк. Рванется танк, дрожа.

Начнут полосовать его болванки

Тяжелое железо блиндажа.

Еще мгновенье…

Но в раскатах грома,

Стоявшая в укрытье до сих пор,

Рванулась из-за рухнувшего дома

Уральская машина на бугор.

Они сцепились, будто в рукопашной,

Сшибая бронированные лбы.

И замерли заклиненные башни.

И оба танка встали на дыбы.

…Мы шли вперед знакомыми местами,

Оставив на высоком берегу

Машину с опаленными крестами,

С оборванными траками в снегу.

А рядом с нами медленно и грозно,

Весь в ранах и рубцах, без тягача,

Шел танк уральский по земле морозной,

Магнитогорской сталью грохоча.

В пути спросил один солдат другого:

– Ты, кажется, с Урала, побратим?

И руку он потряс ему без слова.

И все без слов понятно было им.

1942

В ОКОПЕ, В ПОЛЕ

Тишина полевая

И полыни пыльца.

Пыль полей истлевает

На морщинах лица.

И в душе у солдата

Эта тишь, как ожог.

Будто где-то когда-то

Я все это прошел.

Было, было все это

Наяву иль в бреду:

Я в зеленое лето,

Точно в реку, бреду.

Вскрикнут сонные гуси,

Просвистит ветерок.

Снова тихо над Русью

У полевок-дорог.

Ни войны и ни боли —

Только вёдро да синь,

Только гуси на поле

Окликают гусынь.

Никого здесь не травят,

Никому здесь не лечь.

И шумит разнотравье,

Точно бабкина речь,

Точно реченьки лепет

Там, в глуши, вдалеке.

…Самолеты – над степью!

Самолеты – в пике!

1943

«Эка вьюга, эка скука…»

Эка вьюга, эка скука,

Не видать кругом ни зги…

Ходит в комнате разлука,

Только шаркают шаги.

Только дверь открыта в темень

Да в тумане голова.

Дышит медленное время:

Раз и два, и раз и два.

За окном метель хохочет,

Кличет голосом дурным.

Снега яростные клочья

Растекаются, как дым.

Сяду я на паровоз,

Под которым шесть колес.

Для разлуки лучше нету,

Для сердечных тех хвороб,

Как пойдешь бродить по свету —

Сиверок студеный в лоб!

И тогда от ярой сини,

От морозца близ лица

Вдруг, бывает, поостынут,

Успокоятся сердца.

…От откоса до откоса

Полотно мороз сковал.

Паровозные колеса

Бьют разлуку наповал…

1959

«Маки просыпаются в районе…»

Маки просыпаются в районе,

Тает в небе синяя звезда.

Я стою устало на перроне,

Черные встречая поезда.

Лязгают составы буферами,

На кусты набрасывают чад,

Над Уралом низкими горами

Паровозы истово кричат.

Я стою вблизи локомотива,

Жгу табак недельного пайка.

Возле гор бездумно и лениво

Кучками летают облака.

А вокруг целуются и плачут,

Плачут и целуются опять.

Я один пока, и это значит:

Мне еще положено стоять.

Может, небо звездочку уронит

Над моей семнадцатой весной.

…Никого не жду я на перроне,

Кроме той, что выдумана мной.

1934

МАЛЬЧИКАМ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ

От мешков вещевых горбаты,

От винтовок и станкачей,

Шли, качаясь без сна, солдаты

В черный чад фронтовых ночей.

Молчаливые, точно камень,

Шли в крови вы и соли слез.

Я тащил вас, скрипя зубами,

По ничейным дорогам нес,

Чтоб потом, в свой черед и муку,

Плыть на ваших руках, в бреду,

По дымящему, словно уголь,

Раскаленному сталью льду.

Мы бывали хмельны без водки —

Нараспашку рванье рубах!

И любовь моя – одногодки —

Умирали в моих руках.

Умирали: «Ах, мама милая,

Через слезы ты мне видна…»

И была вам порой могила

В час несчастный – на всех одна.

Я вас помню в кровавых росах,

Где – разрыв, а потом – ни зги,

Ваши грязные, как колеса,

Задубевшие сапоги,

Ваши выжженные шинели,

Тенорок, что в бою убит,

Ваши губы, что занемели

И для жалоб, и для обид.

Сколько прошлое ни тряси я —

Все одно и то же, как стон:

«Лишь была бы жива Россия

Под зарею своих знамен!».

Я запомнил навек и свято

Ржавый дым и ожог жнивья,

Дорогие мои ребята,

Мои мальчики, кровь моя.

Грубоватые и земные,

Вышло – голову вам сложить,

Вышло – вас пережил я ныне,

Дай бог память не пережить.

Ни забвенья тебе, ни тленья —

И надежда, и боль веков —

Легендарное поколенье

Непришедших фронтовиков.

Вас запомнят века другие,

Всей безмерной земли края,

Братаны мои дорогие,

Мои мальчики, кровь моя…

1972

ШИРШОВ БОРИС ВАЛЕНТИНОВИЧ

1923–1975

Родился на Артемовском прииске Бодайбинского района Иркутской области в рабочей семье.

Вскоре семья переехала на Урал. После школы-семилетки работал в редакциях областных газет «Звезда», «Большевистская смена».

Участник Великой Отечественной войны. Был тяжело ранен.

Поступил работать во фронтовой агиттеатр «Звездочка» Пермской филармонии.

Первые стихи опубликовал в 1933 году десятилетним мальчиком.

В 1941 году вышла в Перми первая книга «Боевые частушки».

В Пермском книжном издательстве вышло более двадцати книг, среди них «Суровая молодость» (1947), «Добрые вести» (1949), «О простом и великом» (1958), «Осенняя баллада» (1973).

БАЛЛАДА О ВОЗВРАЩЕНИИ

Шел солдат из Берлина

Много лет, много зим.

И казалось ему:

Он – совсем невредим,

Будто не был свинцовою строчкой

Прошит,

Будто не был убит

И в могилу зарыт.

Шел в поселок уральский

На реке Чусовой,

Шел полями, лесами,

По траве луговой.

Брел в морозы, в метели,

Но костров не палил,

На ночлег не просился,

Закурить не просил.

Все вокруг и поодаль

Видел он, замечал.

И людей работящих

Он повсюду встречал.

Возрождая Державу

После тяжкой беды,

Люди были повсюду

Победой горды.

Проходил он по шумным

Городским площадям

И смотрел на солдат он,

Таких же, как сам.

В плащ-палатках и касках,

Молодые, как он,

Стали эти солдаты

На гранит и бетон.

Пламенели знамена,

Незабудки цвели.

Он был рад, что солдаты

До дома дошли.

И прикидывал снова

Путь немаленький свой

До поселка родного

На реке Чусовой.

Шел солдат терпеливо

На Урал день за днем.

Он все видел и слышал:

Вспоминали о нем,

Пели песни в застолье

Про него самого,

Новым улицам имя

Давали его.

Шел солдат. И однажды

В поздний час заревой

Он пришел в свой поселок

На реке Чусовой.

Отворил он калитку,

Оглядел старый двор

И под окнами дома

Услыхал разговор.

Он узнал этот голос

И притих у окна.

У стола с взрослым сыном

Сидела жена.

Шила детское что-то,

Платье внучке, видать,

Иногда оправляя

Серебристую прядь.

На лицо дорогое

Падал розовый свет.

И в простенке виднелся

Солдатский портрет.

В темной узенькой рамке,

Отливая стеклом,

Он похож был на парня,

Что сидел за столом.

И солдат очень тихо

Отошел от окна,

И ему показалось:

Встрепенулась жена.

Сын взглянул удивленно

В темноту за окном.

И задумались оба

О чем-то своем…

Шел солдат и до сквера

Не спеша дошагал.

Там белел сквозь деревья

Постамент-пьедестал.

И солдат стал на камень

Лицом на восход.

И отсюда вовеки

Никуда не уйдет.

1973

ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ

А вы бы хотели,

А вы бы хотели,

Чтоб в город сегодня

Грачи прилетели?

Я жду на вопрос этот

Разных ответов,

Хочу в непоэтах

Увидеть поэтов.

Но есть у прохожих

Иные заботы:

Культуры и быта,

Питанья, работы.

И к ним обращаться

Вот так, самочинно,

Едва ли удобно

С проблемой грачиной.

Тогда я – к поэту:

– А вы бы хотели.

Чтоб в город сегодня

Грачи прилетели?

– Старо! – отвечал он

Рокочущим басом.—

Из прошлого это:

Грачи и Саврасов!..

Я – к дворнику дома:

– А вы бы хотели,

Чтоб в город сегодня

Грачи прилетели?

Ответил мне дворник

Ворчливо и строго:

– От них галдежа

Да и мусора много!..

Спросил ребятишек:

– А вы бы хотели,

Чтоб в город сегодня

Грачи прилетели?

– Хотели б! Хотели! —

Вскричали ребятки,

В карманах пальтишек

Пощупав рогатки…

Меж тем прилетели

Усталые птицы

И стали на ветках родимых

Гнездиться.

Парнишка-монтер

Со стальными когтями,

Как ястреб, следил

Со столба за гостями.

Восторгом весенним

Глаза его пели

Для всех проходящих

Под ним по панели:

– Хотели вы этого

Иль не хотели,

А в город сегодня

Грачи прилетели!

1969

ПОЗДНЯЯ ВСТРЕЧА

Ты, я знаю, утром рано

Уезжаешь в электричке.

Может быть, тебя застану

На разъезде по привычке.

И увижу на платформе

Взмах руки округлый, плавный:

Голубей ты хлебом кормишь,

Улыбаясь славно-славно.

Над платформой склон лесистый,

Узкой тропочки извивы,

За путями – серебриста

Гладь широкого залива.

На горе домишек груда,

Белой лестницы ступеньки.

Ты, наверно, вот отсюда,

Из нагорной деревеньки?

Ты опять уедешь в город

На ученье, на работу ль.

Ты опять уедешь скоро.

Не узнаю снова, кто ты.

Ты совсем, совсем такая,

Что в моих мечтах витала,

Удивляя, привлекая,

Ближе снов не допускала.

Годы шли, их было много.

Где-то близко бродит старость.

На бесчисленных дорогах

Ты со мной не повстречалась.

Но повсюду, постоянно

Ты мне виделась и снилась.

Я родился слишком рано.

Слишком поздно ты родилась.

Провожу тебя я снова

Взглядом любящим, ревнивым.

За утехой рыболова

Выйду на берег залива.

Я твоей не слышал речи.

Все, как прежде… Ну и ладно.

Мне опять от нашей встречи

Будет грустно и отрадно.

1975

ШМАКОВ ТИМОФЕЙ ИВАНОВИЧ

1910–1961

Родился в деревне Старая Монья Можгинского района Удмуртии в крестьянской семье.

Окончил Можгинскнй педагогический техникум, работал в школе, служил в Советской Армии, был литсотрудником республиканских газет.

Участник Великой Отечественной войны.

После демобилизации работал в редакции газеты «Советская Удмуртия», в комитете по радиовещанию и телевидению, в книжном издательстве.

Начал печататься в начале 30-х годов. Первый сборник «Мое оружие» вышел в 1945 году.

Автор девяти сборников стихов. На русском языке опубликован сборник «Рождение песни» (1960).

ЗВУКИ ЧИПЧИРГАНА. Перевод В.Семакина

Вспомнил я о прикамской раскидистой ели

В белорусской лесной стороне,

И певучие звуки удмуртской свирели —

Чипчиргана —

Послышались мне.

Материнские песни ко мне долетели

И ласкают мой слух на войне.

Мать и Родина – лучшие в мире слова.

В их звучании – лучшие наши порывы,

И пока мы, бесстрашные, живы,

Будет Родина в мире жива.

Я удмурт, а на фронте я русский солдат,

И попробуйте выбить из рук автомат,

Если пальцы к нему прикипели,

Если вера в Отчизну крепка, как булат!

До последнего вздоха – вперед! Неужели

Я врагу уступлю, раз я русский солдат!

В белорусской лесной стороне

Прохожу я в солдатской шинели,

И певучие звуки удмуртской свирели,

Где бы ни был я, слышатся мне.

Слышу снова

Родное удмуртское слово.

Наш напевный язык, ты оплечье мое!

Как со мною судьба ни сурова,

Ты на фронте мне скрасишь ее.

Ты меня вдохновишь на победу в борьбе.

Как родному народу, я верю тебе.

Ты когда-то помог под черемухой белой

Мне признаться любимой во всем.

Все, что мог, ты для нас, нецелованных,

сделал,

И не ты виноват, что мы розно живем:

На Урале она, я на фронте, в бою,

С автоматом в руках эту песню пою.

Помоги мне поведать заветные думы,

Рассказать, как мужаем в жестоком бою мы!

Я сроднился с тобой, наш язык, с колыбели,

Как когда-то мой прадед и дед.

Неужели отнимут тебя? Неужели

Над тобой надругаться позволю я?

Нет!

Не затем мы Советскую власть создавали,

Не затем в Октябре мы вздохнули с тобой!

Мы годами по буквам строку отливали,

Чтобы с нею идти и на труд, и на бой!

Мой удмуртский язык,

Задушевный в беседе с друзьями,

Для врага ты готов обернуться штыком.

Ты со мною проходишь сквозь пламя,

Ты воюющим стал языком!

Языки – это братья в советской стране,

И такие же братья – народы.

Этой дружбы, окрепшей в суровые годы,

Никому не разбить на войне!

Я к победе иду, и счастливый, и гордый

Тем, что дружба народов – гранит,

Что на всех языках одинаково твердо

Слово партии нашей звучит!

1942

В ПОЕЗДЕ. Перевод В.Семакина

Вдоль дороги столбы частоколом,

И в пути – только окна открой —

Ты почуешь, как в поезде скором

Вдруг запахнет сосновой корой.

Кинолентой мелькают просторы:

То равнина, то сызнова бор.

Начинаются дебри, в которых

Лишь недавно звенел мой топор.

Здесь, бывало, не всякий охотник

Пробирался с берданкой своей,

Лишь река – неустанный работник —

Рыла землю меж цепких корней.

Мне знаком каждый куст Приуралья:

Тут я мерзлую землю копал,

Тут ее аммоналом взрывал я,

Чтобы выровнять место для шпал.

Вдоль дороги столбы частоколом,

И в пути – только окна открой —

Ты почуешь, как в поезде скором

Вдруг запахнет сосновой корой.

Лес дремучий, и вдруг – остановка,

Неизвестно на сколько минут.

Сходят с поезда люди в спецовках,

Инструменты с собою берут.

Торопливо прощаются с нами,

Приглашают сюда через год.

Это здесь, окруженный лесами,

Поднимается новый завод.

1947

НАШ СОЮЗ. Перевод В.Семакина

Нет на гербе моей Отчизны

Ни льва, ни хищного орла.

Она свой герб во имя жизни,

Для мира в мире подняла.

Как символ дружбы, символ счастья

Страны – земли одной шестой,—

Он создан был Советской властью,

Наш герб, как солнце, золотой.

Его звезда далеко светит.

Завидна Родины судьба:

Не только нам, а всей планете

Светло от этого герба.

Союза крепче и сильнее

Еще не видела земля.

Народы в нем родных роднее —

Республик дружная семья;

Одна семья народов славных,

Которой спаяннее нет,

Семья, где равные средь равных

Идут под знаменем побед.

И все сильнее год от года

Сердца сплоченные горят

Признаньем русскому народу,

Что всем народам старший брат.

1950

ЛОЗНЕВОЙ АЛЕКСАНДР НИКИТОВИЧ

Родился в 1911 году в селе Большетроицком Белгородской области.

Работал на строительстве Магнитогорска землекопом, каменщиком, сотрудником газеты «Магнитогорский рабочий».

Из Магнитки был призван в Советскую Армию, прослужил более 20 лет, участник Великой Отечественной войны.

Заочно учился в Литературном институте имени А. М. Горького.

Первые стихи опубликовал в начале 30-х годов. Выпустил книги «Края мои широкие» (1952), «Мальчик на льдине» (1955), «В походе и дома» (1959), «Чукотская сказка» (1964), «Дорога и горы» (1966), «Жить и любить» (1971).

Член КПСС с 1943 года.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я иду на Магнитную гору,

как в тридцатом,

                       по тропке крутой.

А вокруг

раскрывается город

в полной силе своей молодой.

Над рекою,

в дали синеватой,

он уже и на том берегу.

И радостно мне,

                     солдату,

что у города

я не в долгу.

Здесь когда-то садил я деревья,

домны строил,

таскал кирпичи.

Здесь,

в дерзанье моем уверен,

мне оружие

               город вручил.

Дал мне город и силу и знамя,

и – «Вперед, – приказал, – иди!»

До Берлина

дошел я с боями;

сто смертей

у меня позади.

Вновь гляжу —

                  не могу наглядеться

на родные

на эти края.

Здравствуй, город!

Ты весь в моем сердце,

комсомольская

юность моя!

1970

ЛЕТЧИК

Невысоко, недалеко

ходит прямо,

                ходит боком

самолет над головой.

Видно,

        парень там крылатый,

интересный,

неженатый;

видно, сокол боевой.

У колхозницы Наташи

голова кружится даже.

Может,

         снизится сейчас?

Познакомиться б как раз.

И случилось, приключилось:

будто небо обломилось

                             над околицей родной.

Летчик делает три круга,

будто ветер,

                будто вьюга

залетает стороной.

Вот уже стоит машина,

летчик вышел из кабины.

И девчонка —

                  у крыла:

«Добрый вечер…

                        Как дела?..»

У девчонки голос звонкий,

у девчонки —

профиль тонкий…

Только летчик —

                    сам… девчонка.

1965