Текст книги "Про Кешу, рядового Князя"

Автор книги: Петр Столповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Хорошо идешь, молодец,– раздается ледяной голос полковника.– Без спешки, без спешки. Хорошо сел!.. Четыре пять четыре, готовность.

Землянский молча указал рукой на горизонт. Там, у края взлетной полосы четыре самолета выстраиваются в фигуру, напоминающую ромб.

– Четыре пять четыре, пойдешь на меня, прямо на меня. Держи сто пятьдесят...

Фигура замерла, ревя турбинами. Вот она дрогнула и стремительно покатила по бетону.

– Хорошо, годится. А теперь на меня.

У Кеши мелькнуло в голове, что пора отсюда мотать, потому что четыре разъяренные машины на сумасшедшей скорости несутся на командную вышку и, конечно, разнесут ее в щепки. Но истребители вовремя отрываются от бетона и, круто взяв вверх, с оглушительным ревом проносятся над вышкой. Четверка словно привязана к невидимому стержню крепкими тросами – таким она четким строем уходит в стратосферу. Кеша успевает заметить, что расстояние между крыльями – каких-нибудь три или пять метров.

Всю дорогу до казармы Князя не оставляла мысль: неужели таким пацанам, как он, доверят обслуживать истребители? Это же не просто важное дело, это же... это... У него не хватало слов.

33.

И вот Кеша уже неделю под строжайшим наблюдением инструктора осваивает аэродромную грамоту, учится заправлять самолеты топливом. Следующие полеты он будет обслуживать самостоятельно. Кеше очень не терпится дожить до этих следующих полетов, избавиться от опеки надоевшего до чертиков инструктора.

Через ветровое стекло, на котором «дворник» старательно разглаживает мелкую сетку дождя, видно, как инструктор выговаривает Кеше непонятно за что. А тот даже не взглянет на своего учителя. От такого пренебрежения к себе инструктор распаляется, жестикулирует, а Кеша по-прежнему глух.

Машина упирается лбом в ворота, но никто их не открывает. Вымокший и продрогший дневальный по парку считает, что рано или поздно у шофера лопнет терпение, и он сам откроет ворота. Шоферам же спешить больше некуда, а что касается машины, то ей решительно все равно, по какую сторону ворот пережидать небесную макрель.

Кеша , признаться, сам порядочный болтун, но такого фонтана слов, как у инструктора, он еще не встречал. Надо иметь очень мускулистый язык, чтобы за весь день ни на минуту не закрыть рот.

– Знаешь, сколько истребитель стоит?– сыплет инструктор.– А что ж ты к нему, как на такси, подскакиваешь? А если плоскость заденешь или фюзеляж помнешь? Мало ли чего бывает.

Широко зевнув, Кеша с ненавистью косится на своего учителя. Как бы так сделать, чтобы у него речевой аппарат сломался?

– И за машиной тоже не следишь. Ты сегодня масло проверял? Вот скажи, проверял?

Кеша еще со вчерашнего дня перестал отвечать на вопросы инструктора. Но тот по-своему истолковывает молчание стажера.

– Вот видишь, забыл проверить. А ведь завтра тебе самостоятельно работать. Машина – это тебе не игрушка, она знаешь, сколько стоит?.. Не любишь ты технику. Ведь не любишь, да?

Если бы инструктор не так сильно был увлечен своей болтовней, он услышал бы, как Кеша умеет скрипеть зубами. Он наверняка испугался бы, а может, и замолк. Но у инструктора ярко выраженная глухариная болезнь: когда поет, глух, как стенка.

– А если технику не любишь, так шел бы в роту охраны. Там тебе, кроме автомата, ничего не доверят.

Князь снимает пилотку и наклоняет голову:

– Глянь-ка, земляк, там дырка должна быть.

Инструктор машинально щупает голову.

– Какая еще дырка? Никакой дырки.

– Странно,– озабоченно говорит Кеша , надевая пилотку.– Ты мне всю неделю в этом месте сверлишь, а дырки нет.

Пока инструктор переваривает сказанное, дневальный, у которого оказались слабые нервы, открывает ворота. Грозно рявкнув на мокрого, недовольного дневального, машина въезжает в парк. Кеша крутит баранку и хохочет от души – и над инструктором, и над дневальным.

– Ты что, психический?– выходит из себя инструктор.– Ненормальных каких-то понабрали...

Ай да инструктор! Природа, видно, основательно поработала над языком, и у нее не осталось ни сил, ни времени, чтобы вложить в свое детище хоть каплю юмора. Теперь он говорит еще напористее. И такая тоска находит на Князя, что он проглатывает свой колючий смех и кривится, словно от зубной боли. Как только машина въезжает в бокс, Кеша моментально выскакивает из кабины и дает тягу.

– Ты хоть знаешь, что с тобой сделают, если ты в самолет врежешься?– преследует его голос инструктора.

– У-уй, зануда несчастная!– стонет Кеша .– Недержание у парня. Как только машина два года терпела?

В казарме Князь натыкается на Шевцова.

– Приехал?

– Еще нет, где-то в пути.

– Остряк-самоучка,– усмехается сержант.– Собирайся в штаб на инструктаж, ты сегодня дневалишь по роте.

– Я?! Так завтра ж полеты!

– Тоже мне, незаменимая личность. Управятся как-нибудь без тебя.

Настроение у Кеши моментально скатывается до нуля. Завтра первое самостоятельное обслуживание истребителей, без зануды, а сержант подкладывает ему такой жирный кусок свинины.

– Товарищ сержант, ну почему именно сегодня?

– Я откуда знаю? Тур назначил, не я.

Кеша с унылой покорностью отправляется в бытовую комнату подшивать свежий подворотничок.

34.

Со штык-ножом на боку Князь стоит у тумбочки с ротными журналами. Казарму еще не топят, поэтому без движения стоять зябко.

В спальном помещении папа Тур читает своим непутевым детям традиционную нотацию на сон грядущий. Сегодня он чего-то не в ударе, спешит закончить. Но финал прежний:

– С завтрашнего дня я сам займусь вашей выправкой.

За этой фразой всеобщий вздох облегчения. И перекличка. Наконец Тур красиво, врастяжку выкрикивает свое неповторимое «Отбой!», и казарма взрывается топотом сапог. Через сорок секунд – гробовая тишина. Если кто-нибудь выдаст свою бессоницу, старшина сыграет пару раз «ваньку-встаньку», и сон на голубых крыльях слетит на непутевые ребячьи головы.

Тур выходит из спального помещения.

– Товарищ старшина, разрешите надеть шинель,– просит Кеша .

– Что, прохладно? Ничего, скоро затопим. Надевайте покуда.

Тур удаляется в каптерку, то есть, в свой кабинет.

Ночь усыпила все живое и теперь пробует свои дремотные чары на неприкосновенном лице – дневальном. Измотанный на полетах, Кеша все чаще клюет носом, ноги то и дело подкашиваются. Это мучительно. Князь во всем винит фиолетовую лампочку, имитирующую лунный свет. Но это проделки коварной ночи. Она облапила парня невидимыми липкими щупальцами и не собирается отпускать жертву. Щупальца нежно, но настойчиво подталкивают Кешу к табурету: сядь, и ты в раю.

Но Кеша не такой простофиля, чтобы сесть на табурет – вот-вот старшина выйдет из своего кабинета. И чего он домой не идет? Мемуары пишет, что ли? Судя по возрасту, ему пора этим заняться.

Счастливый народ – лошади: стоя могут спать. Но дневальный не лошадь, а если и лошадь, то лишь немножко. На двух же ногах без тренировки не поспишь, подпорки нужны.

Затуманенный Кешин мозг делает усилие и рожает блестящую идею. Ведь можно обойтись без подпорок! Надо незаметно повеситься, чтобы никто даже не догадался, что ты висишь, и все будет в порядке.

Кеша осторожно подходит к двери каптерки. Тихо. Тур, должно быть, заканчивает самую захватывающую страницу мемуаров, может, описывает происхождение своего романтического шрама. Затем Князь решительно направляется к вешалке. Она в трех шагах от тумбочки. Крючки на вешалке сработаны так, словно предназначены не для шинелей, а для телячьих туш. Дневальный поднимается на цыпочки, цепляется воротником шинели за крючок, сует руки в карманы и покорно отдает себя в нежные лапы дремы. Шинель бережно держит Кешу под мышки, ремень не дает телу выпасть.

Наконец Тур вспоминает, что имеет семью, и решает отложить мемуары на следующий день. Услышав скрип двери, Кеша мгновенно распахивает глаза и, приподнявшись на цыпочках, снимается с крючка. Остается одернуть шинель.

– Почему не у тумбочки?– строго спрашивает Тур.

– Виноват, товарищ старшина!

Кеша занимает свое место у тумбочки, поправляет воротник. Тур смотрит на него с подозрением: что-то тут неладно. Но что именно, Тур не заметил. Глаза состарились раньше него. Зато он отчетливо различает бесов в Кешиных глазах. На всякий случай Тур многозначительно предупреждает:

– Смотрите, Киселев, чтоб без этого самого, ясно?

– Так точно, товарищ старшина, без этого!

– Без чего?– пытливо смотрит Тур.

– Без самого!

– То-то.

Направляясь из казармы, Тур еще раз строго окидывает взглядом Кешу . Дескать, насквозь тебя вижу, пройдоху!

Как только дверь за старшиной закрывается, крючок начинает манить Кешу к себе. Но Кеша старается не смотреть на него: стоит ли испытывать судьбу? Однако какое упрямство у этого крюка! Он становится похожим на манящий согнутый палец, он гипнотизирует. Князь переминается с ноги на ногу, изо всех сил сопротивляется этому пальцу, но устоять против гипноза не может.

Как, однако, Тур умеет бесшумно открывать расхлябанную казарменную дверь! Он открывает ее ровно настолько, чтобы пропихнуть в щель свое в меру располневшее тело. Но закрывать дверь без скрипа он, оказывается, не научился. В одно мгновение Князь снимается с крючка, одергивает шинель и становится по стойке смирно. На лице его четко обозначены бдительность и непоколебимое стремление во всем следовать уставу.

– Вы что делаете, Киселев?– строго спрашивает Тур.

– Дневалю, товарищ старшина!

– Вижу. Я вас спрашиваю, что вы делали сейчас?

– Дневалил, товарищ старшина!

– Нет, вы висели, а не дневалили!

– Никак нет, товарищ старшина, дневалил!

– Повесились и дрыхли!– напирает Тур.

– Никак нет, товарищ старшина, не дрых!

– Тогда отвечайте, зачем повесились?

– Никак нет, това...

– Прекратить сейчас же!– шипит Тур, в котором начинает ворочаться леопард.– Вы что, попугай? Я спрашиваю: висели?

«Все кончено,– уныло думает Князь.– Траншея к столовой, наверно, еще не вырыта».

– Отвечайте!

– Дневалил!– выпаливает Князь.

Тур ошалело смотрит на Кешу . Леопард готов к прыжку.

– Снять шинель!

Кеша мигом раздевается и застегивает на гимнастерке ремень с кинжалом. Неужели Тур отправит на «губу» без шинели?

А Тур в этот момент думает о том, что трудно стало служить без очков. Поди разберись, висел он или стоял. Накажешь, а он, может, и не собирался вешаться.

– Бе-зо-бразие!– раздельно и очень сильно произносит Тур, стараясь усмирить леопарда. Он выходят из казармы, даже не козырнув Князю.

Встряски оказывается достаточно, чтобы целый час Кеша стоял у тумбочки гвоздем. Кеше кажется, что хитрый Тур стоит за дверью и смотрит на него сквозь доски. В том, что он умеет видеть сквозь доски, Кеша не сомневается. Но когда колени снова начинают подгибаться каждые пять секунд, затуманенный мозг Князя теряет всякую осторожность. Старшина уже не кажется таким коварным.

Теперь гипнотическим свойством стала обладать табуретка. Она уговаривает Кешу присесть на пять минут, не больше, чтобы только ноги отдохнули.

Нет и нет! Кешу не проведешь! Он сядет не на пять минут, а всего на минутку. А чтобы ничего такого не случилось, он поставит ноги на высокие перекладины. Пусть тело будет скрюченным. Заснуть в таком положении все равно что маршировать, лежа на спине.

С этими мыслями скрюченный Князь благополучно погружается в зыбкий полусон.

35.

Съев холодную яичницу и запив ее чуть теплым чаем, Тур укладывается в постель. Жена привычно спрашивает спросонок:

– Устал, Ваня?

– Ничего,– привычно отвечает старшина.

Он устраивается поудобнее и с унынием в сердце начинает уговаривать себя заснуть, хотя прекрасно знает, что бессонница отступит только к трем часам ночи. До этого времени хоть лежи, хоть под луной гуляй – без разницы. С каждым годом бессонница отвоевывает себе по десять минут. А когда какой-нибудь шкет, вроде Киселева, взвинтит нервы, то бессонница отлипнет разве что к четырем утра.

Старшина завидует всем, кто хорошо спит. Завидует жене, завидует суркам и даже Киселеву.

«Больно я жалостливый стал,– раздраженно думает старшина.– Очень меня легко теперь разжалобить. Спал ведь, каналья! Болтался на вешалке и дрых! Надо было его тут же снять с дневальства и отправить куда следует. Конечно, устал на полетах. Тут мой недогляд, надо было другого поставить на дневальство. Но теперь что ж... Кто его знает, может, он опять висит себе. Если он, подлец, снова надел шинель и хоть на шаг подошел к вешалке, я ему такую баню с березовым веничком устрою, что долго помнить будет!»

Сам того не ожидая. Тур встает с постели и начинает одеваться. «Все равно до трех часов куковать»,– решает он.

– Устал, Ваня?– спросонок спрашивает жена.

– Ничего. Спи себе.

Как могут люди так много спать? Лежат – спят, сидят – спят, висят – тоже спят. Спят каждую ночь да еще день прихватывают.

Если дверь, когда ее затворяют, скрипит, то ее можно оставить открытой. Тур так и делает.

Вот он, голубчик! Теперь Тур видит его невооруженным глазом. Сел на табурет, подтянул колени к самому носу и кемарит. Бе-зо-бразие! Взять за ухо и поставить на ноги!

Тур решительно направляется к насесту Князя, и тот просыпается. Встрепенувшись, он с грохотом падает перед старшиной на колени. От неожиданности Тур отступает на шаг.

– Что за шутки, Киселев! Встаньте сейчас же!– растерянно говорит старшина.

Дожил до седых волос, но такого срама еще не было, чтобы перед ним вот так, на коленях...

А Князю не до шуток – у него затекли ноги, отнялись напрочь, пошевелиться нельзя. Вид у Кеши такой жалкий, а улыбка на губах до того глупая, что старшина кидается поднимать его.

– Ой, не надо!– стонет дневальный, потому что в его ноги тут же впиваются тысячи иголок.

До Тура, наконец, доходит, что приключилось с Кешиными конечностями. Он едва сдерживается, чтобы не расхохотаться над идиотским положением дневального. Но хохотать нельзя, потому что в сущности это форменное бе-зо-бразие! И старшина хмурит заросли бровей.

Сержант Шевцов, кровать которого стоит с краю, сонно поднимает голову над подушкой и тут же снова погружается в праведный сон. Должно быть, картина, которую он увидел, прекрасно вписывается в его сновидения. Возможно, дальше Шевцову снится, что Кеша целует прах Туровых сапог и клянется стать отличником боевой и политической подготовки. Сержант довольно улыбается во сне: все-таки подействовали воспитательные меры.

Наконец в Кешиных ногах восстанавливается кровообращение, и он осторожно встает с пола.

– Это что за отношение к службе?– строго спрашивает Тур, и голос его чуть заметно подрагивает, готовый сорваться на смешливые нотки.– До каких пор это будет продолжаться?

– Виноват, товарищ старшина,– бормочет Кеша , одергивая гимнастерку.

Ему стыдно своего позорного положения, но и он чудом удерживается от смеха.

Почему старшина не всыпал Кеше березовой каши, навсегда останется загадкой. Есть соображение, что Князя спасло его невольное раболепие. А еще старшина боялся захохотать. Он еле успел вынести свой смех из казармы и потом сыпал им по дороге домой, повторяя:

– Ох, дети, дети! Нет, пусть-ка им займется Марфутин со своими комсомольцами, пусть-ка они ему...

36.

С дневальства Кешу , стало быть, не сняли, и на следующий день полеты проходят без его участия. Князь с завистью смотрит на ребят, возвращающихся с аэродрома. Сколько у них впечатлений от первого самостоятельного обслуживания полетов!

– Парни, «Боевой листок» про Калинкина повесили!– заглядывает кто-то в курилку.

На небольшом листе ватмана выведено:

«Сегодня, впервые самостоятельно обслуживая полеты, рядовой Калинкин показал пример отличного выполнения боевого задания и находчивости. Командиром роты рядовому Калинкину объявлена благодарность и увольнение на 8 часов. Комсомольская организация роты поздравляет рядового Калинкина с успехом!»

Князь ищет глазами Калинкина .

– Привет, герой!– кричит он.– Возьми меня в увольнение. Согласен пажом.

– А парфюмерный отдел кто будет чистить?

– Я Тура за себя оставлю.

Кешу толкают в плечо: болтай, дескать, да оглядывайся. Кеша запоздало оглядывается. Старшина тут как тут. Он дипломатично делает вид, что не слышал обидного для себя словоблудия, но по выражению его лица Кеша приблизительно точно угадывает, какую кару мог бы выдумать для него папа Тур.

Наконец заступает новый состав дневальных. Кеша свободен. Ох, и выспится же он! Благо, что дневальным после дежурства разрешается ложиться раньше отбоя.

Блаженно потягиваясь, Кеша направляется к своей кровати. Но тут с улицы доносится истошный вой. Воет сирена. Начиная с низкой ноты, она выводит свое противное кошачье у-и-и.

– Тревога! Тревога!– повторяется многократно.

Дробно стучат сапоги, хлопают двери, раздаются короткие, как выстрелы, команды.

– Все тягачи на ближний старт!

– Резервная команда, становись!

– Киселев – на дальний старт, живо!

– Смотри, осторожнее!– кричит Шевцов Кеше .

– Есть осторожнее!

Парни с оружием в руках пулей вылетают из казармы. Пристегивая на ходу подсумки, вешая через плечо противогазы, они мчатся в автопарк. Оттуда уже выезжают топливозаправщики. Кешина машина – среди них. Если бы не такая спешка, многие подивились бы тому, что Князю удалось чуть ли не первым выехать на старт. Но сейчас некогда размышлять, откуда у Киселева такая прыть. Каждый считает свои секунды.

Почти не сбавляя скорость на поворотах, машины мчатся за гарнизон, навстречу вечернему диску солнца. Князь заруливает лихо, вид у него не то, чтобы озорной, но уж больно веселый.

А сирена все воет, и от нее даже воздух вибрирует.

Из-за пихтача с треском выпархивают две желтые ракеты. К вою сирены присоединяется мощный рев турбины. Вот запущен второй самолетный двигатель, потом еще, еще. Кажется, что там, где они ревут, разверзается земля, выпуская наружу огненную начинку. Минута – и в темнеющее небо вонзаются три серебристые стрелы. Затем еще тройка истребителей вспарывает небосвод. В вышине появляются первые, розовые от заката, чуть извилистые ленты.

Кеша закачивает топливо в приземлившийся истребитель, и мотор его машины воет на самой высокой ноте. Шланг, ставший от напора каменным, судорожно вздрагивает. За несколько минут все баки истребителя заполняются под заглушку, а топливозаправщик опорожняется. Кеша разворачивает машину и мчится на склад горюче-смазочных материалов, попросту – ГСМ. Дорога знакома, только теперь он заруливает без зануды-инструктора. Благодать!

Загрузившись топливом. Кеша быстро выруливает с территории склада и – назад. Заметно темнеет. Для своего непутевого характера Кеша шоферит совсем даже недурно. Сколь неуклюж он на турнике, столь же ловок за рулем. Словно это два разных человека: один, выдохшись, не прочь нырнуть в кусты, а другой – собранный, с решительным лицом – мчится сейчас по таежной дороге. Оттого, что занят он теперь делом, важнее которого нет, у Князя отличное настроение. Это вам не беготня вокруг столовой и не ползанье по бурьяну! Заправит Кеша истребитель чистым как слеза топливом, истребитель полетит и поразит какую-то цель, пожаловавшую через границу с недобрым умыслом. А не заправит вовремя, будет сорвано боевое задание. И кто знает, чем это обернется... Летчик, конечно, важная фигура, можно сказать, главная на аэродроме. Но что он может без Кеши ? Да ничего! Будет ходить вокруг своей блестящей машины и беспомощно разводить руками...

Кешины мысли прерывает резкий скрежет в заднем мосту. Машина сбавляет скорость, словно вязнет в песке. Кеша жмет по педаль тормоза, и машина останавливается, испуганно хлюпнув полной цистерной.

Осмотрев задний мост. Князь озабоченно свистит:

– Влип, еш-клешь!

Под машиной темно, но Кеша различает большой моток довольно толстой проволоки, которая накрепко опутала ступицу колеса и картер. С такими кандалами ехать некуда. Кеша вытаскивает из-под сиденья монтировку и пытается отодрать проволоку от ступицы. Бесполезное занятие!

С треском рвущегося холста вечернее небо вспарывают еще две ракеты. Сейчас взлетят очередные истребители, а отлетавшие сядут, и их нужно немедленно заправить. Первый, допустим, может заправить Калинкин , на второй тоже заправщик найдется. А там Кешина очередь. От силы восемь минут в запасе. На девятой минуте его хватятся, на десятой – Кеша конченый человек. Тут уж «губой» не отделаешься, полеты по тревоге – штука серьезная, могут крепко тряхнуть за одно место.

Кеша кидается к кабине, лихорадочно роется в инструментах. Зубило! Коротковато, но другого нет. Молоток! А вот и переносной фонарь. Без него под машиной уже ничего не увидишь – темень. Воткнув вилку в розетку под щитком приборов, Кеша протягивает провод под брюхо машины.

Лампа освещает густое переплетение проволоки. Высказав в адрес мотка все, что он о нем думает. Кеша наставляет зубило на первый виток. Удар! Обрубленный конец оставляет на пальцах глубокую борозду, из которой медленно появляется алая бусинка.

«Проволока-то сталистая, еш-клешь!»

Склоняя по падежам раззяву, бросившую ее на дороге, а заодно и себя. Кеша разрубает еще несколько витков и получает щелчок по ногтю. Боль нестерпимая! Но он снова и снова наставляет зубило на витки. Удар – и еще бороздка на руке.

Князь срывает с головы пилотку, обматывает ею окровавленную руку и снова бьет по расклепанной шляпке зубила. И снова шипит от боли. Но он уже рубит без остановки. Моток превращается в колючего ежа и норовит содрать с руки всю кожу. Пилотка плохо помогает.

Наконец стальной еж обессиливает. Кеша со злостью обрывает его ногами и выталкивает из-под машины. Быстро смотав переноску, подобрав молоток, зубило, он прыгает в кабину и дает полный газ.

Заправщик бешено рвется вперед, за яркими лучами фар. Лучи пластаются по дороге, шарахаются к обочине, стреляют по верхушкам сосен, когда машина подминает под себя пригорки. На левой Кешиной руке запекается кровь. И все же к Князю возвращается хорошее настроение.

– Пойдемте, девчонки, саранки копать,– поет он.– У маво миленка...

Взвизгивают тормоза, машину слегка заносит, но она, возбужденно ревя мотором, мчится на прежней скорости.

– ...портянки видать.

Тройка истребителей заходит на посадку. Пока она подрулит, пока то да сё... Успеет!

37.

Военный аэродром расцвечен красивыми гирляндами огней. В разных направлениях бьют яркие лучи прожекторов, да еще с километровой высоты спускается осветительная бомба. Света столько, что шоферам нет нужды в фарах. Однако бомбу вскоре расстреливают, только огненные брызги летят фонтаном. Значит, стрелки выполнили вводное задание.

В сотне метров от истребителей стоит ровная шеренга спецмашин. По знаку механиков или техников машины одна за другой покидают шеренгу и подруливают к самолетам. Другие, сделав свое дело, возвращаются на место.

Капитан Максимов быстро подходит к тягачу Шевцова.

– Где рядовой Князь ваш?

– Не вернулся еще, товарищ капитан.

– Черт знает что творится! Еще три-четыре минуты, и все пойдет вверх тормашками. Как думаете, могло с ним что-то в дороге случиться?

– Не должно, товарищ капитан,– подумав, отвечает Шевцов.– Сейчас будет.

Шевцов нервно барабанит пальцами по баранке. Неужели Князь опять какой-нибудь финт выкинул? Он ведь не может без этого. Почему человеку не живется спокойно, зачем нужно шишки на свою голову собирать? С виду не дурак, а такое иной раз отчебучит, что на уши не напялишь.

– Разве что машина сломалась, товарищ капитан.

– Не слишком ли часто с ним всякие всячины приключаются, сержант Шевцов?– не скрывает капитан раздражения.– У меня такое впечатление, что вы смирились с его поведением. Киселев не признает никаких авторитетов, что хочет, то и ворочит, а вам и горя мало! Вы хоть пытались в нём разобраться? Вот сейчас вы представления не имеете, что с ним, где он болтается.

Шевцов угрюмо молчит. Что говорить, если он действительно не понимает Кешу .

– Младший командир – это первый воспитатель!– распаляется Максимов, собираясь, видимо, прочесть лекцию на тему воспитания подчиненных.– И спрашивать в первую голову... Вон едет, голубь!

«Голубь» на приличной скорости выскакивает из темноты в полосу света и, не сбавляя скорости, мчится к тринадцатому истребителю. Завидев топливозаправщик, механики машут руками, их терпение на последнем пределе. Как только машина останавливается у плоскости самолета, они в считанные секунды разматывают шланг и вставляют раздаточный пистолет в горловину бака. Шланг тут же твердеет от напора топлива.

Подъезжает на своем тягаче Шевцов и кричит из кабины:

– Ты на прогулку выехал или по тревоге? Где был?

– Саранки копал, товарищ сержант!– отвечает Кеша .

– Брось ваньку валять! Я тебя спрашиваю: где был?

– Проволока под колесо попала, не мог ехать!

– Заливай! Вон ротный идет, ты ему басню расскажи. Сержант уезжает, а к заправщику подходит Максимов. Вид у него такой решительный, что Кешу берут сомнения, станет ли он вообще слушать.

– Киселев, доложите, почему задержались!

– Проволока на ступицу намоталась, товарищ капитан, зубилом пришлось рубить, сталистая попалась!

Кеша выдает это одним духом, словно боится, что капитан не дослушает его и отправит куда следует. Для пущей убедительности Князь показывает ротному изодранную руку, уже изрядно распухшую. Это действует на ротного.

– Работать можете?

– Так точно, товарищ капитан!– отвечает Кеша , сразу повеселев.

– И машина в порядке?

– В полном порядке!

– Вы бы это... йодом на всякий случай.

– Съезжу на ГСМ, потом.

Металла в голосе капитана как не бывало, вместо него – едва ли не отеческие нотки.

– А мы уж тут гадали, куда вы запропастились,– улыбается Максимов.

– Наказание успели придумать?– на глазах наглеет Князь.

Капитан внимательно смотрит Кеше в глаза и очень серьезно говорит:

– Представьте, не успел. А вы больше всего наказания боялись?

– Представьте, нет.

Кеша краснеет до корней волос. Откуда в нем столько наглости? Не поцарапанная ли рука дает ему право так разговаривать с начальством? Герой нашелся... Однако Максимов, кажется, не обиделся. Наверно, поэтому он начинает нравиться Кеше . И сам он начинает себе нравиться. Немножко, конечно… очень умеренно.

– Продолжайте работу,– говорит ротный и уходит.

Насос выжимает из цистерны последние капли топлива. Кеша ловко сматывает обессилевший шланг, заодно вытирает тряпкой в приборном отсеке. Чистота в нем должна быть идеальная. Попадет в топливо микроскопическая соринка, и может случиться, как говорят летчики, «столкновение с землей».

38.

– ...А я тебе говорю, что лучше его сменить!– слышит Кеша за своей спиной.– Спокойнее будет и мне и тебе.

Мимо Кешиного заправщика проходят пилот и механик, направляясь к соседнему истребителю.

– Да я его уже раз пять проверял!– сыплет механик скороговоркой.– Работает, как часы!

Стройный длинноногий пилот шагает так, что невысокому механику приходится за ним поспешать. Они останавливаются у истребителя. Где-то начинает реветь турбина, и до Кеши долетают только обрывки фраз. Подходит солидного вида офицер в летном комбинезоне.

– В чем дело, товарищи?– рокочет он, и турбина самолета, словно убоявшись начальственного тона, смолкает.

Летчик сыплет в ответ такими непонятными словами, что Кеша ни шута не понимает, хоть и добросовестно развешивает уши. Для него ясно одно: какой-то прибор или еще что-то там неплохо бы заменить новым, но для этого надо ехать на склад запчастей.

– А вдруг ему плоскость не понравится – тоже менять?– возмущается механик.– У меня ведь не склад.

– Спокойно,– говорит офицер и осматривается.– Товарищ солдат, подойдите сюда!– зовет он Кешу .

Кеша чуть ли не строевым подходит к офицерам. Он польщен тем, что его зовут поучаствовать в споре, выразить свое мнение: менять плоскость или оставить прежнюю. Кеша , конечно, не станет пороть горячку, а сначала обстукает плоскость гаечным ключом, задаст механику пару наводящих вопросов...

– Лихач?– спрашивает солидный офицер.

Кеша даже рот раскрывает. Не мог бы чего полегче?..

– Никак нет... То есть это... могу, если надо.

Офицер поворачивается к механику:

– Слыхал? Если надо, он может. Быстро с ним на склад!

– Товарищ полковник, мне еще семнадцатого погонять надо.

– Разрешите мне, товарищ полковник,– говорит пилот.

– Вам?! С какой стати?

– Десять минут в оба конца, десять еще в запасе.– Летчик почти беззаботно улыбается.– С таким орлом мы мигом слетаем.

– Головы мне с вами не сносить,– ворчит полковник.– Только смотрите, Лобанов!..

– Понятно, товарищ полковник!

Повернувшись к Кеше , солидный офицер говорит:

– Жми, сынок, времени у нас кот наплакал. Я отвечаю за твою машину. Но ты мне отвечаешь за Лобанова. Ясно?

– Так точно, товарищ полковник! А... самолеты заправлять?

– Резервный топливозаправщик вызову, жми!

Кеша в три прыжка оказывается в кабине своего заправщика. Рядом на сиденье плюхается длинноногий Лобанов.

– Я позвоню начальнику караула, вас пропустят!– доносится голос полковника.

Машина так набрасывается на дорогу, словно собирается свести с ней старые счеты. Через минуту стрелка спидометра пляшет между отметками 80 и 90, а Кеша продолжает выжимать из движка его лошадиные мощи. Он, признаться, всегда рад быстрой езде. По всему видно, Лобанову она тоже нравится. Хотя, что значит Кешина коломбина по сравнению с молниеносным истребителем?

Почти рядом с дорогой струится в обратную сторону взлетная полоса. Огни на ней превращаются в цветастые линии. Рев двигателя переходит в какое-то истерическое рыдание. От этого рыдания на Князя нападает отчаянная смелость.

– Пойдемте, девчонки, саранки копать,– орет он, но, вспомнив о Лобанове, замолкает.

– Как-как?– смеется летчик.– Дальше как?

– У маво миленка портянки видать.

– Ничего,– оценивает Лобанов.– Не стесняйся, валяй!

– Хватит. Мне за эту песенку нагорело недавно.

– Да что ты говоришь! Не иначе, в строю исполнил.

– Точно!– удивляется Кеша догадливости Лобанова.– На всю катушку влепили.

– Бывает. А что у тебя с рукой? С кошкой не поладил?

– Под машиной поработать пришлось.

– Хорошая, наверно, работа была. Осторожно!

Машина взвизгивает на повороте тормозами и мчится дальше, но уже по таежной дороге.

– Пор-рядок!– возбужденно кричит Князь.– Машина – зверь, шофер – собака!

– Отчаюга ты, сержант!– смеется летчик.

Когда это Князь стал сержантом? Смешно даже слышать. А впрочем, летчику виднее, даже если под комбинезоном не видно погонов.

Из-за пригорка упруго выпрыгивают огни гарнизона. Машина на прежней скорости мчится вперед, рассекая темень двумя лучами света.

– Возле караульного помещения тормозни,– говорит летчик.– Но не останавливайся, каждая минута на счету. Сразу жми к завскладом. Пятый дом от штаба, вторая квартира. Сажай его без разговоров в машину и – назад.

Пилот на ходу вылезает из кабины на подножку.

– Сорветесь!– испуганно кричит Кеша .