Текст книги "Фрейд"

Автор книги: Петр Люкимсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

В результате Анжелика сообщила мужу, что желает соединить свою судьбу с Фринком, что привело Абрахама Бижура в ярость – по его мнению, Фрейд не имел никакого права вмешиваться таким образом в жизнь их семьи и играть роль вершителя судеб.

«Великий доктор, вы ученый или шарлатан?!» – вопрошал Бижур в неотправленном письме к Фрейду.

Затем Бижур стал требовать исключения Фринка из психоаналитического общества, угрожая в противном случае поднять скандал в прессе. Скандал мог быть и в самом деле грандиозным, но до него не дошло – возможно, из-за внезапной смерти Абрахама Бижура. Более того, в январе 1923 года Гораций Фринк был избран президентом Нью-Йоркского психоаналитического общества.

Однако ни это назначение, ни брак, созданный по прямому или косвенному совету Фрейда, не стали счастливыми. Психиатрические проблемы Фринка (видимо, носившие органический характер) обострились, его отношения с Анжеликой стали невыносимыми. Уже к концу 1923 года он не мог исполнять обязанности президента, а в 1924-м супруги решили развестись. Вскоре после этого Гораций Фринк предпринял попытку самоубийства.

Таким образом, вмешательство Фрейда в личную жизнь своих пациентов и попытка «скорректировать» ее вновь оказались неудачными, что, впрочем, видимо, не очень мучило отца психоанализа. Для него, судя по всему, это был еще один неудачный эксперимент, и не более того. Жизнь продолжалась.

В мае 1921 года Фрейду исполнилось 65 лет. И если до этого, говоря о себе как «об обычном старом еврее», рассуждая о смерти, он лишь рисовался, то число «65» – вопреки всяким прежним мистическим расчетам – видимо, стало для Фрейда и в самом деле пороговым. В письме Шандору Ференци, написанном вскоре после дня рождения, Фрейд пишет, что «неожиданно шагнул в настоящую старость», – и это признание звучит искренне, без тени фальши.

«На самом деле в старости остается только одна потребность: отдохнуть, – констатирует он. – И здесь совершенно ясный расчет. Поскольку я не смогу собрать плоды этого дерева, к чему мне сажать его? Подло, но честно».

Он также исповедуется Ференци в том, что его «не оставляет мысль о смерти, а иногда появляется впечатление, что семьи из моих внутренних органов спорят друг с другом, кому из них достанется честь закончить мою жизнь».

Возможно, именно с этими мыслями и был связан новый всплеск интереса Фрейда к оккультизму и паранормальным явлениям. Эти темы он в числе прочих обсуждал в сентябре 1921 года, когда все члены «тайного комитета» собрались на склонах Гарца в Северной Германии.

Но если попытаться охарактеризовать одним словом отношение Фрейда к такого рода явлениям, то это будет слово «осторожность». Видя грандиозные успехи науки, все новые и новые прорывы в неведомые прежде области знания, Фрейд не исключал, что «некоторая часть из оккультных феноменов подтвердится» – ведь то, что человечество на протяжении тысячелетий своей истории ничего не знало о существовании, скажем, электрического и магнитного полей, отнюдь не означает, что этих полей не существовало прежде. Но, подчеркивал Фрейд, «мое личное отношение к этому материалу остается лишенным энтузиазма и двойственным».

Пол Феррис, безусловно, прав, когда говорит, что из дошедших до нас нескольких статей Фрейда об оккультизме совершенно невозможно понять, каких же взглядов на него он придерживался и что вообще хотел сказать. Но в том-то и дело, что Фрейд сам не знал, что же он может и хочет сказать по этому поводу. Как убежденный атеист, он верил, что все эти паранормальные явления в конце концов найдут рациональное, естественно-научное объяснение. Но какая-то часть его души – возможно, то самое «бессознательное» – не просто хотела верить в реальность этих явлений, но и, похоже, истово верила в них.

Но больше всего в начале 1920-х годов Фрейда, безусловно, занимали вопросы иного порядка. Не случайно главной его работой 1921 года стала книга «Психология масс и анализ человеческого „Я“».

* * *

В то самое время, когда автор приступает к написанию этой части книги, перед ним лежит сделанное в советские годы самиздатовское издание «Психологии масс и анализа человеческого „Я“» в самодельном зеленом переплете. Установить год изготовления этой книги невозможно: ее страницы представляют собой фотокопии явно украденного из спецхрана библиотеки Украинского института марксизма-ленинизма экземпляра книги, изданной в Москве в 1925 году. И из сфотографированного вместе с другими титульного листа книги следует, что в 1925 году в Москве существовало издательство Н. А. Столляра «Современные проблемы», выпускавшее в числе прочего и серию книг «Научная библиотека современных проблем». В этой серии и была выпущена книга «проф. Зигмунда Фрейда».

Но для нас существенно иное: что могло заставить советского человека пойти на немалый риск и выкрасть эту брошюру из закрытого библиотечного фонда вуза для представителей партийной элиты, где всегда присутствовала охрана? Что заставило затем других людей тратить немало личного времени на то, чтобы сделать фотокопии книги, да еще и так тщательно переплести ее, что даже сейчас, спустя десятилетия, она поражает качеством и сохранностью переплета?!

Ответ очевиден: эта книга несла в себе ответы на те вопросы, которые мучили русскую и – шире – советскую интеллигенцию относительно самой природы строя в бывшем СССР и на которые она не могла найти ответа ни на какой другой.

«Психология масс и анализ человеческого „Я“» – это, безусловно, «самая русская» книга Фрейда, даже куда более русская, чем «Достоевский и отцеубийство». Но одновременно и «самая немецкая». По той простой причине, что именно в России (точнее, все-таки, в СССР) и в Германии родились два самых страшных тоталитарных режима XX века с культом вождей, фанатизмом масс и всеми прочими атрибутами. Это, безусловно, «самая русская» книга Фрейда еще и потому, что она написана на основе размышлений отца психоанализа о том, что именно определяло поступки и настроения людей в ходе Октябрьского переворота 1917 года и последовавшей за ним Гражданской войны в России – события, за которыми Фрейд пристально следил.

В первых главах книги Фрейд не скрывает, что основой для его идей послужила замечательная книга Гюстава Лебона «Психология народов и масс» (кстати, впервые переведенная на русский язык еще в 1896 году).

Лебон одним из первых озвучил мысль о том, что, оказавшись в объединенной некой идеей толпе, «каковы бы ни были индивиды, составляющие ее, каков бы ни был их образ жизни, понятия, их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющий их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности».

Лебон же сделал акцент на том, что толпа во многом движима порывами, таящимися в бессознательном человека (пусть и понимал он это «бессознательное» иначе, чем Фрейд). Он обратил внимание, что, оказавшись частью толпы, человек теряет чувство индивидуальной ответственности, заражается настроением массы, ее идеями и действует так, словно находится под неким гипнозом. В такой «одухотворенной», движимой той или иной идеей толпе человек во имя реализации этой идеи готов отказаться от своих личных интересов, пойти на самопожертвование, он утрачивает способность к критическому восприятию и с легкостью готов поверить во всё, что подтверждает идею, и отрицает любые факты, опровергающие ее истинность. Наконец, такая масса непременно испытывает необходимость во «властелине», авторитете, харизматическом вожде, который, в свою очередь, также должен фанатически верить в свою идею.

Итак, феномен изменения поведения человека, оказавшегося частью толпы, объединенной национальной, религиозной, социальной или какой-либо другой идеей, был довольно хорошо известен и описан до Фрейда. Загадочным оставался сам механизм этого поведения, его движущая сила. И в качестве такой движущей силы Фрейд называет всё то же либидо, первичное сексуальное влечение, или, если угодно, «любовь», которая, с его точки зрения, составляет сущность не только индивидуума, но и того, что Лебон называл «массовой душой».

Для доказательства этой мысли Фрейд предлагает рассмотреть две, как он их называет, «искусственные массы» – церковь и войско.

«В церкви (мы с успехом можем взять католическую церковь), как и в войске – как бы различны они ни были в остальном – культивируется одно и то же обманное представление (иллюзия), а именно, что имеется верховный властитель (в католической церкви Христос, в войске – полководец), каждого отдельного члена массы любящий равной любовью. На этой иллюзии держится всё; если ее отбросить, распадутся тотчас же, поскольку это допустило бы внешнее принуждение, как церковь, так и войско. Об этой равной любви Христос заявляет вполне определенно: „Что сотворите единому из малых сих, сотворите Мне“. К каждому члену этой верующей массы Он относится как добрый старший брат, является для них заменой отца. Все требования, предъявляемые отдельным людям, являются выводом из этой любви Христовой… Не без глубокого основания подчеркивается сходство церкви с семьей, и верующие называют себя братьями во Христе, т. е. братьями по любви, которую питает к ним Христос. Нет никакого сомнения, что связь каждого члена церкви с Христом является одновременно и причиной связи между членами массы» [261]261
  Фрейд З.«Я» и «Оно»… Кн. 1. С. 93–94.


[Закрыть], – писал Фрейд.

Одним из характерных проявлений либидозной природы поведения человека в массе Фрейд называет идентификацию, подчас совершенно беспочвенное отождествление себя с лидером толпы и другими ее членами.

«Если, например, девушка в пансионе получает от тайного возлюбленного письмо, вызывающее ее ревность, и она реагирует на него истерическим припадком, то с несколькими из ее подруг, которые знают о письме, тоже случится истерический припадок, как следствие, как мы говорим, психической инфекции. Это – механизм идентификации на почве желания или возможности переместить себя в данное положение. Другие тоже хотели бы иметь тайную любовную связь и под влиянием сознания виновности соглашаются и на связанное с этим страдание. Было бы неправильно утверждать, что они усваивают симптом из сочувствия. Сочувствие, наоборот, возникает только из идентификации…» [262]262
  Фрейд З.«Я» и «Оно»… Кн. 1. С. 104.


[Закрыть]– поясняет Фрейд свою мысль.

Отношение человека, оказавшегося в массе, к вождю и провозглашаемой им идее, по Фрейду, вполне сопоставимо с состоянием влюбленности с его переоценкой и некритического отношения к объекту любви. А «от влюбленности явно недалеко от гипноза» [263]263
  Там же. С. 111.


[Закрыть], констатирует Фрейд. И далее он снова возвращается к дарвиновскому представлению о первобытном человеческом обществе как об орде, стаде, в котором господствовал самый сильный самец. Эти же изначально присущие человеку психологические механизмы, по мысли Фрейда, лежат и в последующем объединении людей в ту или иную «массу».

Вождь становится объектом любви. Любовь к нему, а также провозглашаемым им идеалам (к партии, нации, Богу, родине и т. д.) объявляется высшей по отношению к индивидуальному сексуальному влечению формой любви, и последней надо поступиться, если она вступает в конфликт с первой. Вождь идеализируется и обожествляется, а вслед за тем идеализируется и его преемник. Сами идеалы вождя объявляются высшими идеалами нравственности и поведения.

«В больших искусственных массах, – писал Фрейд в заключительной части очерка, – для женщин как сексуального объекта места нет. Любовные отношения мужчины и женщины находятся за пределами этой организации. Даже там, где образуются массы смешанные, состоящие из мужчин и женщин, половое различие не играет роли. Едва ли имеет смысл задавать вопрос о гомосексуальной или гетеросексуальной природе либидо, соединяющего массы, так как оно не дифференцируется по полу и, что особенно важно, совершенно не предусматривает целей генитальной организации либидо» [264]264
  Там же. С. 135–136.


[Закрыть].

Отсюда, согласитесь, становится понятной психологическая подоплека ставшей крылатой фразы простой советской женщины: «В Советском Союзе секса нет!» Понятными становятся и те чувства и мысли, которые неминуемо должны были рождаться у среднестатистического советского интеллигента при чтении этого очерка Фрейда. Разве его с детства не воспитывали в фанатической, если задуматься, почти сексуальной любви к Ленину, Сталину и прочим вождям? Разве их личности не идеализировались, освобождаясь от всякого критического отношения к ним в школьных учебниках, поэмах, романах, псевдонаучных исторических и философских трудах? Разве сама жизнь в СССР не была цепочкой определенных ритуалов (прием в пионеры, комсомол, ритуал принесения новобрачными цветов к памятнику Ленину и т. д.), непременно сопровождаемых клятвами верности и любви к вождям? Наконец, разве ему когда-либо в голову приходило хотя бы критически осмыслить их идеи?! И если состояние человека в толпе напоминает состояние невротика, одержимого навязчивой идеей и находящегося под своего рода гипнозом, то, может быть, стоит попробовать очнуться от этого морока, попробовать критически осмыслить собственное мировоззрение и пересмотреть систему жизненных ценностей?

Таким образом, книга «Психология масс и анализ человеческого „Я“», вне сомнения, будила живую мысль, вскрывала психологическую сущность любой тоталитарной идеи, нивелирующей человеческую личность и рассматривающую ее исключительно как «часть коллектива», и уже только поэтому несла в себе угрозу тоталитарным режимам.

«Не случайно, – писал А. И. Белкин, – что, начиная именно с конца 20-х годов, психоанализ начал со всё нарастающей интенсивностью подвергаться запрету в СССР. Задолго до появления лысенковщины в биологии, гонений на кибернетику, печальной памяти сессии ВАСХНИЛ и прочих „идеологических“ акций, издание трудов Зигмунда Фрейда и других серьезных психоаналитиков было фактически запрещено на долгие годы якобы во имя „гуманных“ мотивов – не пропустить в сознание советского человека чуждой идеологии.

Примерно в это же время (май 1933 г.) и в другой европейской стране, Германии, с не менее тоталитарным режимом на одной из церемоний сожжения книг, когда очередь дошла до трудов З. Фрейда, Геббельс торжественно произнес, что предает эти произведения пламени „во имя благородства человеческого духа“.

…Поскольку психоанализ направлен на превращение бессознательного в сознательное, он является самопознанием, которое ведет к внутренним изменениям и способствует развитию личности в направлении автономии и свободы. Самопознание в психоанализе позволяет индивиду понять, что представляет собой он в психологическом и социальном плане. Более того, индивид перестает быть объектом манипуляций над его психической сферой, получая большую возможность контролировать свои бессознательные влечения, аффекты, приобретая больше внутренней свободы и независимости.

Это никак не вяжется со стремлением тоталитарного режима добиться единообразия мыслей и действий, чувств и эмоций всех граждан, вбить в них культ единопочитания и обожествления вождя» [265]265
  Белкин А. И.Указ. соч. С. 24–25.


[Закрыть].

Безусловно, «Психология масс…», как и все остальные работы Фрейда, далеко не бесспорна и не свободна от недостатков, за что не раз подвергалась жесткой критике – подчас злопыхательской, но подчас и не безосновательной. Тем не менее она, вне сомнения, сыграла немалую роль в формировании современного мировоззрения, и ее уже невозможно вычеркнуть из истории.

Показательно, что в декабре 1921 года Фрейд был избран почетным членом Нидерландского общества психиатрии и неврологии – это и было то самое желанное признание солидности его заслуг, к которому он всю жизнь стремился.

* * *

Вскоре после написания «Психологии масс…» Фрейд приступает к другой своей фундаментальной работе – «„Я“ и „Оно“», в которой в значительной степени пересматривает свои прежние взгляды на структуру человеческой психики, а точнее, развивает и окончательно формулирует идеи о ее делении на сознательное, бессознательное и предсознательное.

Отталкиваясь от идей Георга Гроддека, Фрейд вводит в этом очерке понятие «Оно» ( Es, Id).Но если Гроддек вслед за Ницше употреблял это слово «для обозначения безличного и, так сказать, природно-необходимого в нашем существе» [266]266
  Фрейд З.«Я» и «Оно»… Кн. 1. С. 361.


[Закрыть], то Фрейд обозначал им самую нижнюю, глубинную структуру психики, содержание которой абсолютно бессознательно. «Оно» содержит в себе безудержные сексуальные и агрессивные влечения, а также влечение к смерти и подчиняется «принципу удовольствия».

Одновременно вводится понятие «Я-идеал» ( Ichideal), или «сверх-Я» ( Uber-Ich), которое несет в себе моральные установки и идеалы человека, сформированные под влиянием родителей, которые являются для ребенка на раннем этапе его развития одновременно и вторым (после самого себя) сексуальным объектом и примером для подражания, своего рода высшими существами, едва ли не богами. По мере развития человека и вытеснения эдипова комплекса «сверх-Я» постоянно меняется, но в основе его в любом случае лежит либидозное, сексуальное начало – и таким образом Фрейд сохраняет верность своей основной идее о том, что человек во всех, в том числе и самых высших его проявлениях – существо прежде всего сексуальное.

Наконец, между «сверх-Я» и «Оно» располагается «Я» ( Ich) – сознательная часть личности, отвечающая за функцию восприятия внешнего мира и приспособления к нему и стремящаяся найти некий баланс между «Оно» и «сверх-Я», подчиняясь «принципу реальности».

«В своем отношении к „Оно“ оно („Я“. – П. Л.)похоже на всадника, который должен обуздать превосходящего его по силе коня; разница в том, что всадник пытается это сделать собственными силами, а „Я“ – заимствованными, – пояснял Фрейд. – Если всадник не хочет расставаться с конем, то ему не остается ничего другого, как вести коня туда, куда конь хочет; так и „Я“ превращает волю „Оно“ в действие, как будто это была его собственная воля» [267]267
  Там же. С. 363.


[Закрыть].

Продолжая эту аналогию, «сверх-Я» можно уподобить инструктору по конному спорту, который направляет всадника, указывает ему, как он должен обращаться с конем, и требует, чтобы тот не давал коню слишком большой воли.

Такая картина структуры психики позволяла объяснить противоречивую природу почти любой человеческой личности, в которой различные психические пласты находятся в вечном конфликте, и исход борьбы между ними и определяет в конечном итоге поведение человека и его психическое самочувствие. В случае если конфликты приобретают острый и непримиримый характер, это приводит к различным психиатрическим заболеваниям.

«Психоанализ постоянно упрекали в том, что он не озабочен высоким, моральным, сверхличным в человеке, – пишет Фрейд в заключительной части очерка. – Этот упрек был вдвойне несправедлив – и исторически, и методически: во-первых, потому что моральным и эстетическим тенденциям в „Я“ с самого начала был придан импульс к вытеснению; во-вторых, потому что никто не хотел понять, что психоаналитическое исследование не могло выступать в виде философской системы с законченным и готовым сводом научных положений, а должно было шаг за шагом пробивать себе дорогу к пониманию психических компликаций путем аналитического расчленения нормальных и анормальных феноменов… А теперь, когда мы осмеливаемся приступить к анализу „Я“, мы можем давать следующий ответ всем, кто был поколеблен в своем этическом сознании и жаловался, что ведь должно же быть в человеке высшее существо! – мы отвечаем: конечно, и вот это и есть высшее существо – это „Идеал-Я“ или „Сверх-Я“ – репрезентация нашего отношения к родителям. Мы знали эти высшие существа, когда были маленькими детьми, мы ими восхищались и их боялись, а затем восприняли их в себя» [268]268
  Фрейд З.«Я» и «Оно»… Кн. 1. С. 371.


[Закрыть].

«Таким образом, раздвоение и конфликтность между бессознательным и сознанием, „Оно“ и „Я“, дополняется в психоаналитической философии неоднозначностью самосознания, разноликостью „Сверх-Я“, в результате чего психоаналитически трактуемый человек действительно предстает в образе „несчастного“ существа, раздираемого множеством внутри-психических противоречий. Фрейд фиксирует двойственность бытия человека в мире, связанную с естественной и нравственной детерминацией его жизнедеятельности, и в этом плане делает шаг вперед по сравнению с крайностями антропологизма и социологизма, свойственными различным философским учениям аналитического толка. Однако в попытках объяснения этой двойственности он наталкивается на такие этические проблемы, психоаналитическая интерпретация которых приводит его к признанию своего рода изначальной греховности человеческого существа, мечущегося не столько между должным и сущим… сколько между желаниями и запретами, искушением их нарушить и страхом перед возможным наказанием» [269]269
  Лейбин В.Фрейд, психоанализ и современная западная философия. С. 170.


[Закрыть], – констатирует Валерий Лейбин.

Если вчитаться в эти слова, то становится понятно, что Фрейд опять пытается дать секулярную, материалистическую трактовку все той же библейской концепции первородного греха и еврейской мистики, согласно которой существуют три уровня души: «руах» (животная душа), «нефеш» (сознательная душа, отвечающая за разумные действия человека) и «нешама» (высшая форма души, формирующая духовную сферу личности).

Как видим, круг замыкается на всё тех же представлениях еврейского мировоззрения, верность которому Фрейд вольно или невольно (скорее, зачастую даже против своей воли) сохранял всю жизнь.

* * *

В целом 1922 год можно было назвать спокойным, рутинным и вместе с тем одним из самых счастливых в жизни Фрейда. Он по-прежнему сетовал в письмах на старость, но много работал, продолжая принимать пациентов шесть дней в неделю. В июне 1922 года он с легким оттенком кокетства писал Эрнесту Джонсу, что «девять часов в день» скоро будет для него «слишком много», но при этом находил время (правда, и в самом деле всё меньше и меньше) не только для написания трудов, но и для занятия делами «комитета» и психоаналитического издательства «Верлаг».

Слава Фрейда росла. Его произведения издавались и переиздавались во всем мире – в Германии, Франции, Англии, США. В Москве вышел двухтомник «Лекций по введению в психоанализ». Дом на Берггассе превратился в место паломничества не только для жаждущих исцеления богатых невротиков, но и для выдающихся писателей, ученых, художников, актеров.

Когда в апреле 1922 года Лондонский университет вместе с Еврейским историческим обществом решил чествовать серией докладов «Пять самых великих еврейских философов», то имя Фрейда вошло в этот список вместе с именами Филона Александрийского, Маймонида, Баруха Спинозы и Альберта Эйнштейна.

И всё же в глубине души Фрейд и в самом деле чувствовал усталость и подумывал об уходе на покой. В нем вдруг с новой силой вспыхнуло постоянно подавляемое и вытесняемое желание жить еврейской жизнью, и не исключено, что в том году он впервые задумался о возможности стать сионистом и переехать в Палестину. Впрочем, он тут же отмел эту мысль, но сама тоска по такой возможности в нем осталась, о чем свидетельствует его полное грусти письмо Шандору Ференци, написанное в конце лета 1922 года:

«Что-то внутри меня восстает против стремления продолжать зарабатывать деньги, которых никогда не хватает, и работать теми же психологическими средствами, которые тридцать лет позволяли мне оставаться терпимым, несмотря на презрение к людям и этому отвратительному миру. Во мне возникают странные тайные желания – возможно, это наследие предков – жить на Востоке или Средиземноморье и вести совершенно другую жизнь: детские мечты, которые невозможны и не соответствуют реальности, как будто свидетельствуют о том, что моя связь с ней нарушена. Но вместо этого мы встретимся на земле здравомыслящего Берлина».

Состоявшийся с 25 по 27 сентября в «здравомыслящем Берлине» 7-й Международный психоаналитический конгресс стал, безусловно, главным событием года.

Как и ожидалось, Фрейду на нем воздавались почти королевские почести. К нему относились не просто как к классику и отцу-основателю, а как к небожителю, чей авторитет непререкаем, а каждое слово, исходящее из его уст, гениально и подлежит лишь комментированию, но ни в коем случае не критике. А. Дёблин в своих воспоминаниях об этом форуме писал, что на конгрессе Фрейд с полным основанием мог бы сказать: «Психоанализ – это я!»

В сущности, все подобного рода конгрессы являются прежде всего дружеской тусовкой, на которой единомышленники стремятся не столько обменяться новыми идеями и обсудить их (для этого существуют книги, научные журналы и обычная почта), сколько просто поговорить «за жизнь» и наладить контакты. В этом смысле берлинский конгресс не был исключением, но он вошел в историю психоанализа как последний конгресс, на котором лично присутствовал Фрейд – на всех остальных отца-основателя первобытной орды психоаналитиков будет представлять его дочь Анна.

Конгресс собрал 258 делегатов из разных стран, но при этом среди них было меньше десятка американцев, включая Горация Фринка и Анжелику Бижур – и это при том, что в Штатах психоанализ по-настоящему процветал. Само отсутствие ведущих американских психоаналитиков на конгрессе было демонстрацией того, что они считают себя вполне самодостаточным движением и не нуждаются больше в ценных указаниях из Европы – даже если эти указания освящены авторитетом Фрейда.

Фрейд выступил на конгрессе с лекцией, содержащей наиболее важные фрагменты очерка «„Я“ и „Оно“», который был выпущен отдельной книгой в апреле 1923 года. К этому времени в личной жизни Фрейда уже произошло событие, означавшее новый крутой поворот его судьбы. Смерть, о которой он так любил рассуждать и которой, по сути, смертельно боялся, наконец лично постучала в дверь его квартиры на Берггассе. Правда, встать и открыть ей дверь Фрейд отнюдь не спешил.