Текст книги "Фрейд"

Автор книги: Петр Люкимсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

Глава восьмая
ПСИХОЛОГИЯ СЕКСУАЛЬНОСТИ

«Психологическое общество среды», как поначалу называли себя первые последователи Фрейда, очень скоро начало разрастаться, хотя, возможно, и не столь быстрыми темпами, как этого хотелось Фрейду. Уже в 1902 году к кружку четырех примкнули музыковед и писатель Макс Граф, будущий издатель сочинений Фрейда Гуго Геллер и врач Альфред Майсль. В 1903 году по средам на Берггассе стали появляться врач Пауль Федерн; в 1905 году – доктор Эдуард Гичман (Хичман); в 1906-м – Отто Ранк и Исидор Задгер; в 1907-м Гвидо Брехер, Макс Штейнер и Фриц Виттельс, в 1908-м – Шандор Ференци, Оскар Рие и Рудольф Урбанчич.

«Собрания кружка, – вспоминал Виттельс, – происходили в приемной Фрейда. Мы сидели вокруг длинного стола; дверь из рабочей комнаты была открыта, оттуда виднелась большая библиотека. Фрейд любит собирать древности. В приемной стояла большая этрусская ваза, на его письменном столе многочисленные маленькие фигурки, главным образом египетского происхождения. В этой квартире всё нам казалось преисполненным значения. Начиная с дивана и позади него кресла с ручками, представлявшимися ареной, на которой Фрейд занимался толкованием сновидений, и кончая доносившимся издали шумом промывной воды, заставлявшим вспоминать о пациенте, который подкупил горничную Фрейда, чтобы тайком использовать именно это укромное местечко.

Фрейд сидел в конце стола и председательствовал. Перед ним лежал листок бумаги. После ужина подавались черный кофе и сигары. Сам Фрейд дымил безостановочно. Обычно вступлением к вечеру был доклад, не всегда непременно в области психоанализа. После этого начинались прения, в которых каждый должен был принимать участие. В небольшой вазе лежали жребии, и Ранк, назначенный вскоре секретарем, вынимал их и указывал, в каком порядке должны были выступать дискутирующие. Теперь у меня впечатление, будто Фрейд всегда говорил последним. Впрочем, может быть, я не слушал тех, которые выступали после него, и таким образом память обманывает меня…

…Вечера не всегда бывали интересны. Фрейд преследовал главным образом цель провести через горнило несколько знающих предмет, хотя и посредственных голов, свои собственные мысли. Поэтому ему не особенно желательны были независимые личности, честолюбивые сотрудники с сильно развитой критической мыслью. Мир психоанализа был его представлением и его волей. Кто принимал его представления, тому он был рад. Он хотел смотреть в калейдоскоп, который с помощью игры зеркал всюду отражал бы его собственную натуру» [147]147
  Виттельс Ф.Указ. соч. С. 111–112.


[Закрыть].

Эти нарциссизм и деспотичность натуры, нетерпимость к тем, кто выражал сомнение в его правоте, ощущение себя пророком, а то и кем-то большим отмечают почти все биографы Фрейда.

«Психологическое общество среды» нужно было Фрейду, во-первых, для пропаганды своих идей, а потому он привечал в нем активно печатавшихся во многих газетах Австрии и Германии Штекеля и Графа (по словам Виттельса, «ротационные машины всех немецких газет стонали под тяжестью его (Штекеля) хвалебных гимнов» в честь Фрейда), а во-вторых, для того, чтобы в ходе таких бесед с поклонниками оттачивать идеи новых книг. В 1902 году он уже, судя по всему, начал работать над «Тремя очерками по теории сексуальности» – одной из своих программных работ.

Не исключено, что этот труд появился бы в печати раньше, если бы не начавшееся в 1904 году столкновение с Флиссом, последовавшее после выхода в свет знаменитой книги философа и психолога Отто Вейнингера (1880–1903) «Пол и характер». Вейнингер, страдавший теми же комплексами, что и Фрейд (и прежде всего – самоненавистью к своему еврейскому происхождению и всему, что связано с евреями), но доведенными до паранойи, безусловно, оказал на Фрейда определенное – и немалое – влияние. В то же время, судя по всему, оно было взаимным.

Летом 1904 года Флисс наконец прочитал нашумевший труд Вейнингера. 20 июля он отправляет Фрейду письмо, в котором говорит, что пришел в ужас, увидев, что Вейнингер «украл» у него идею бисексуальности, которая, по сути дела, является стержневой в «Поле и характере». При этом, зная, что Вейнингер был близким другом венского психолога Германа Свободы, а Свобода, в свою очередь, приятелем Фрейда, Флисс пришел к выводу, что Вейнингер узнал о его идеях от Фрейда и потребовал от друга «откровенного ответа».

Надо заметить, что эти претензии Флисса были совершенно беспочвенны. Идея бисексуальности человека к тому времени уже активно разрабатывалась различными исследователями, и Флисс никак не мог считаться их первооткрывателем (так же как и Фрейд отнюдь не является первооткрывателем многих идей о сексуальности, как это ему приписывается). Но Флисс был убежден в своем авторском праве на эту идею и потому бросил в лицо Фрейду необычайно резкие обвинения.

Фрейд, в свою очередь, признал, что сам в последнее время активно использует идею бисексуальности в своих работах, но заявил, что если и делился со Свободой этой идеей, то в таком виде, что Вейнингер никак не мог построить книгу на основе бесед со Свободой. При этом он поспешил добавить, что не читал книгу Вейнингера до публикации, а потому и никак не мог обратить внимание молодого философа на «кражу» идей Флисса.

Но так как Флисс и не спрашивал его о том, когда именно – до или после выхода в свет – Фрейд прочел «Пол и характер», то этой фразой Фрейд выдал себя с головой, на что Флисс и поспешил обратить его внимание в следующем письме.

В своем ответе, датированном 27 июля, Фрейд признаётся, что действительно читал книгу Вейнингера до публикации, и ищет психоаналитическое объяснение тому, почему он сразу не мог об этом вспомнить. «Должно быть, в то время я уже пожалел, что через Свободу, как я уже понял, твоя идея перешла от меня к нему. Учитывая мои собственные попытки украсть у тебя оригинальные мысли, я теперь лучше понимаю свое поведение по отношению к Вейнингеру и последовавшее за всем этим забывание», – объясняет он.

Но сразу после этого, вместо того чтобы принести извинения, Фрейд бросается в атаку. Он называет всё происшедшее «мелким инцидентом» и обвиняет Флисса в том, что тот порушил подобными «придирками» их дружбу. «За последние несколько лет, – писал Фрейд, – как раз после того, как вышла „Психопатология обыденной жизни“, – ты больше не интересуешься ни мной, ни моей семьей, ни моей работой. Теперь я смирился с этим, и больше мне это не нужно. Я не упрекаю тебя и прошу на эти слова не отвечать».

В сущности, это был разрыв, конец многолетней дружбы. В последующие годы Флисс и его друзья еще не раз пытались обвинить Фрейда и Свободу в «краже идей», в том числе и в прессе, а Фрейд в ответ заявлял, что Флисс стал параноиком. Впрочем, как говорилось, параноиками для Фрейда становились многие из тех, кто со временем из близкого друга превращался в заклятого врага.

В дни обмена первыми острыми письмами с Флиссом Фрейд находился с семьей в отпуске в горной деревушке Кенигзее (сам Флисс в это время был в Вене). Но уже в конце августа – видимо, чтобы успокоиться после этой неприятной истории, – он отправляется с братом сначала в Италию, а оттуда – в давно уже «вымечтанную» поездку в Грецию – в Афины и Коринф, «на встречу с античной эпохой». Поездка эта оставила необычайно яркий след в душе Фрейда, и он с упоением не раз вспоминал о ней многие годы спустя. Кроме того, она, вне сомнения, оживила в его памяти былое гимназическое увлечение древнегреческой философией и литературой и подарила ему ряд новых идей.

Много лет спустя, в письме Ромену Роллану, Фрейд вспоминал, что в Афины они с братом попали в общем-то случайно, по совету одного жителя Триеста, и в этом городе Фрейд испытал странное чувство. «Когда вечером по прибытии я стоял на Акрополе и мой взгляд впитывал ландшафт, мне вдруг пришла удивительная мысль: „Значит, всё это в действительности так, как учили в школе!“…» [148]148
  Фрейд З.Художник и фантазирование. С. 344.


[Закрыть]

Далее Фрейд предлагает и тут же отвергает объяснение, согласно которому, будучи гимназистом, он на уровне бессознательного не верил в существование Афин и в реальность всей истории Древней Греции. Нет, он связывает это с тем дурным настроением, в котором находился в Афинах, а также с давними сомнениями, что ему когда-либо вообще доведется увидеть своими глазами, и приходит к выводу, что всё совсем наоборот: это не он убеждает свое бессознательное в реальности Акрополя, а бессознательное пытается ему навязать чувство нереальности происходящего, которое Фрейд назвал «чувством отчуждения». И когда он попытался избавиться от этого чувства, ему пришлось прибегнуть к ложному высказыванию о прошлом – убеждать самого себя, будто раньше он во всё это не верил.

Но главное наслаждение от посещения Афин Фрейд увидел в исполнении своего давнего юношеского желания, в которое он не верил из-за пусть и не нищенского, но всё же и далеко не богатого образа жизни своих родителей. Он смотрел на Афины с Акрополя – и это означало, что он все-таки многого добился в жизни, пошел в ней дальше родителей.

«Неправда, что в гимназические годы я сомневался в реальном существовании Афин, – пишет Фрейд в финале письма Роллану. – Я сомневался только в том, что смогу увидеть Афины. Путешествовать так далеко, „так преуспеть“ – казалось, выходило за пределы моих возможностей. Это находилось в прямой связи с ограниченностью и скудостью моих жизненных условий в пору юности… Мне стало ясно, что значительная часть удовольствия от путешествия заключается в осуществлении этого раннего желания, а значит, коренится в недовольстве домом и семьей. Когда впервые видишь море, пересекаешь океан, познаёшь на собственном опыте реальность города и страны, которые так долго были далекими, недостижимыми предметами желания, то чувствуешь себя героем, совершившим невероятно великие подвиги…» [149]149
  Фрейд З.Художник и фантазирование. С. 346.


[Закрыть]

Но Фрейд не был бы Фрейдом, если бы не задал вопроса о том, почему же он пытался испортить себе удовольствие от поездки в Афины, и приходит к выводу, что истоки его следует искать в амбивалентном отношении к отцу: с одной стороны, дети бессознательно презирают отца потому, что он не смог достичь того, чего достигли они; с другой стороны – испытывают чувство вины за то, что превзошли отца, потому что внутри каждого сидит некий внутренний запрет на превосходство перед родителем.

В этот же период – 1900–1905 годы – Фрейд вступает в активную переписку с жившим в Мюнхене психиатром Леопольдом Левенфельдом (1847–1923). Как и Фрейд, Левенфельд интересовался проблематикой сновидений, а потому выход «Толкования сновидений» стал отличным поводом для знакомства. В 1903 году Левенфельд работал над книгой «Психические проявления насилия», и Фрейд пишет для нее анонимную статью «Психоаналитический метод Фрейда», где подробно излагает свою концепцию сексуальной этиологии неврозов. В 1906 году в качестве приложения к четвертому изданию книги Левенфельда «Сексуальная жизнь и нервные расстройства» выходит статья Фрейда «Мои представления о роли сексуальности в этиологии неврозов».

Сотрудничество с Левенфельдом, вне сомнения, стало важным шагом вперед в пропаганде идей Фрейда в Европе, и прежде всего в Германии, однако это было лишь частью огромной работы, проделываемой в те годы Фрейдом. В 1904 году вышло первое отдельное издание его книги «Психопатология обыденной жизни», а в 1905-м тиражом в тысячу экземпляров были опубликованы «Три очерка по теории сексуальности» – книга, которая, несомненно, сохраняет свою значимость до сих пор, находя восторженных читателей в каждом новом поколении.

* * *

Ненавистники Фрейда среди других приписываемых ему «преступлений» перед человечеством нередко утверждают, что именно отец психоанализа якобы способствовал легитимации сексуальных перверсий, восприятию их обществом как вполне нормативного поведения – и, таким образом, «способствовал его нравственному и физическому вырождению».

До сих пор в ряде популярных изданий на русском языке утверждается, что именно Фрейд в «Трех очерках по теории сексуальности» якобы провозгласил мысль о врожденном характере гомосексуализма, с чего и началась, дескать, борьба за признание этой сексуальной перверсии чем-то вполне нормативным. Все подобные опусы доказывают лишь то, что, во-первых, их авторы не знакомы с историей этой проблемы, а во-вторых, еще раз подтверждают истину, что яростнее всего Пастернака осуждают те, кто его не читал или читал крайне невнимательно.

Первый из очерков и в самом деле действительно посвящен сексуальным перверсиям и в первую очередь гомосексуализму, но уже в самом начале Фрейд решительно отклоняет утверждения тех врачей своего времени, кто считал, что она носит исключительно врожденный характер. Вместо этого он предлагает различать три основные группы «инвертированных»: «абсолютно инвертированные», то есть те, у кого инверсия носит врожденный характер («их сексуальный объект может быть только одного с ними пола, между тем как противоположный пол никогда не может у них быть предметом полового желания… или даже вызывает у них половое отвращение»); «амфигенно инвертированы», то есть те, кого сегодня принято называть бисексуалами, и «случайно инвертированные» – люди, ставшие таковыми в силу особенностей своего развития или условий жизни.

Показывая, что у современной ему науки (так, впрочем, обстоит и сегодня) недостаточно фактов для обоснования как теории о врожденном характере гомосексуализма, так и о его приобретенной природе, Фрейд обращается к уже упоминавшейся в книге и столь лелеемой Флиссом теории бисексуальности. Он напоминает читателю о том, что, в сущности, активный гомосексуалист отнюдь не видит свой сексуальный объект существом абсолютно одного с собой пола, а ищет в нем «женские психические черты».

«Если бы было иначе, – поясняет Фрейд, – то оставалось бы совершенно непонятным, для чего мужская проституция, предлагающая себя инвертированным, – теперь, как и в древности, – копирует во внешних формах платья и манеры женщин; ведь такое подражание должно было бы оскорблять идеал инвертированных. У греков, у которых в числе инвертированных встречаются самые мужественные мужчины, ясно, что не мужественный характер мальчика, а телесное приближение его к женскому типу, так же, как и женские душевные свойства его, робость, сдержанность, потребность в посторонней помощи и наставлении разжигали любовь в мужчине. Как только мальчик становился взрослым, он не был уже больше половым объектом для мужчины, а сам становился любителем мальчиков. Сексуальным объектом в этих, как и во многих других случаях является не тот же пол, а соединение обоих половых признаков, компромисс между душевным движением, желающим мужчину и желающим женщину при сохранении условий мужественности тела (гениталий), так сказать, отражения собственной сексуальной природы» [150]150
  Фрейд З.Очерки… С. 134.


[Закрыть].

Корни этой теории опять-таки уходят в еврейскую мистику, согласно которой первый человек Адам был двуполым, и Ева, если переводить первую главу Пятикнижия дословно, является «отделенной стороной» Адама. При этом Фрейд (явно и на основе собственных потаенных сексуальных желаний) настаивает, что желание орального или анального секса отнюдь не является признаком инверсии. «Наоборот, – довольно резонно замечает он, – педерастия у мужчины обязана своим значением аналогии акта с женщиной».

И вот тут и в самом деле можно вменить в вину Фрейду снятие сексуального табу с анального и орального секса между женщиной и мужчиной. В главе «Отступление от сексуальной цели» Фрейд доказывает, что все утверждения о их отвратительности звучат неубедительно, ибо в таком случае с тем же успехом отвратительным может быть объявлен и обычный половой акт, осуществляющийся путем соприкосновения гениталий.

Далее Фрейд рассматривает все другие виды перверсий, расширяя высказанный ранее тезис, что и те сексуальные отношения, которые считаются нормативными, в сущности, содержат в себе некоторые элементы перверсии. В итоге он приходит к выводу, что «у всякого нормального человека имеется какое-нибудь состояние по отношению к нормальной сексуальной цели, которое можно назвать перверзией» [151]151
  Фрейд З.Очерки… С. 149.


[Закрыть]. Попытки вытеснить эти влечения в бессознательное, в свою очередь, могут стать причиной истерии или даже невроза с очень болезненными симптомами, то есть это не невротики склонны к перверсиям, как считалось прежде, а перверсии, в случае если человек вытеснил их или пытается от них отказаться, порождают невротиков.

«Мы слышали, что спорен вопрос, являются ли перверзии следствием врожденных условий или возникают благодаря случайным переживаниям, как это полагали о фетишизме, – пишет Фрейд в заключительной части первого очерка. – Теперь нам представляется решение, что хотя в основе перверзий лежит нечто врожденное, но нечто такое, что врожденно всем людям как предрасположение, колеблется в своей интенсивности и ждет того, чтобы его пробудили влияния жизни» [152]152
  Там же. С. 159.


[Закрыть].

Это и есть ответ Фрейда тем, кто настаивает на исключительно врожденном характере гомосексуализма. И несмотря на то, что с момента написания «Очерков…» прошло более столетия, сторонники схожей точки зрения и сегодня могут апеллировать к его авторитету, остающемуся, несмотря ни на что, достаточно высоким. Это особенно актуально в тех странах Запада, где теория врожденной, генетически обусловленной природы гомосексуализма одержала полную победу, а любой, кто в этом сомневается, подвергается остракизму.

Так, к примеру, в Израиле в 2010 году был уволен преподаватель медицинской этики Беэр-Шевского университета только за то, что, отвечая на вопрос студента-гомосексуалиста, высказал сомнение в том, стоит ли так называемым гомосексуальным семьям предоставлять право на усыновление детей, поскольку для нормального развития ребенка важно, чтобы его воспитывали и мужчина и женщина.

В 2012 году, после того как депутат кнессета Анастасия Михаэли (кстати, репатриантка из России) посмела публично высказаться против обилия материалов о гомосексуалистах в израильских СМИ (что, по ее мнению, может повлиять на детей и подростков и их сексуальную ориентацию в будущем), она подверглась жесткой травле во многих СМИ и была вынуждена уйти из политики. Так что актуальность вышеприведенных мыслей Фрейда и для XXI века не вызывает сомнений.

Правда, следует признать, что с годами взгляды Фрейда на гомосексуализм под влиянием борьбы самих гомосексуалистов за «равноправие» эволюционировали в сторону всё большего либерализма. Так, в 1935 году, отвечая на письмо женщины, обеспокоенной гомосексуальными склонностями сына, Фрейд писал:

«Гомосексуализм, несомненно, не преимущество, но в нем нет и ничего постыдного, он не порок и не унижение; невозможно его рассматривать и как болезнь; мы его считаем разновидностью сексуальной функции, вызванной известной приостановкой сексуального развития. Многие лица древних и новых времен, достойные высокого уважения, были гомосексуалистами, среди них – ряд величайших людей (Платон, Микеланджело, Леонардо да Винчи и т. д.). Преследование гомосексуализма как преступления – большая несправедливость и к тому же жестокость. Если Вы мне не верите, прочтите книги Хэвлока Эллиса.

Спрашивая меня, могу ли я помочь, думаю, что Вы имеете в виду, в состоянии ли я устранить гомосексуализм и заменить его нормальной гетеросексуальностью. В ряде случаев нам удается развить захиревшие было зародыши гетеросексуальных устремлений, имеющиеся у каждого гомосексуалиста. В большинстве же случаев это уже невозможно. Это – вопрос свойств и возраста пациента. Результат лечения предсказать нельзя.

Что же касается пользы, которую психоанализ может принести Вашему сыну, то это другое дело. Если он несчастен, невротичен, раздираем конфликтами, затруднен в отношениях с другими людьми, психоанализ может дать ему гармонию, душевное спокойствие, полную эффективность, независимо от того, останется ли он гомосексуалистом или изменится».

Второй очерк книги – «Инфантильная сексуальность» – был поистине революционным. В нем Фрейд решительно опровергает бытовавшее на протяжении столетий мнение, что половое влечение «в детстве… отсутствует и пробуждается только в период жизни, когда наступает юношеский возраст».

В сущности, речь идет об идеях, которые Фрейд уже высказывал в своих ранних работах, но здесь они представлены в необычайно концентрированном виде. Саму «инфантильную амнезию», то есть утрату большинством людей памяти о многих воспоминаниях детства, Фрейд связывает с вытеснением в бессознательное именно сексуальных переживаний этого периода. Вместе с тем, настаивал Фрейд, эти воспоминания продолжают влиять на всю психическую жизнь человека, определяя в итоге выбор его сексуальных предпочтений, а в ряде случаев и являясь причиной неврозов.

Уже акт сосания младенцем материнской груди, по Фрейду, несет в себе сексуальный элемент, так как затрагивает губы, язык, грудь – те части человеческого тела, которые впоследствии играют немалую роль в процессе сексуального возбуждения. Правда, пассаж Фрейда о том, что «нередко сосание сопровождается растирающими движениями рук» и поэтому «много детей переходят от сосания к мастурбации», вызывает сомнения, но Фрейд на нем и не особенно настаивает.

При этом Фрейд вольно или невольно вновь отталкивается от основного принципа еврейской мистики о том, что всё живое стремится к удовольствию, и таким образом, по сути дела, любое действие, приносящее физическое удовольствие, приравнивается к сексуальному. Это позволяет ему выйти на некие обобщения, касающиеся самой человеческой природы и – больше того – путей развития форм жизни на Земле.

«Сначала удовлетворение от эрогенной зоны соединялось с удовлетворением от потребности в пище. Сексуальная деятельность сначала присоединяется к функции, служащей сохранению жизни, а только позже становится независимой от нее, – объясняет он. – Кто видел, как ребенок насыщенный отпадает от груди с раскрасневшимися щеками и с блаженной улыбкой погружается в сон, тот должен будет сознаться, что эта картина имеет характер типичного выражения сексуального удовлетворения».

Сексуальный характер сосания, по Фрейду, обусловливает то, что одним из проявлений сексуальности становится поцелуй в губы или «перверзные поцелуи», а также пристрастие многих мужчин к пьянству или курению.

Идеи Фрейда о том, что в раннем детском возрасте особенно велико эрогенное значение зоны заднего прохода, вызывают у многих современных сексологов сомнение, и возможно, являются отражением фантазий самого Фрейда об анальном сексе с Мартой или с кем-то из женщин своего окружения. Но вот его наблюдения о младенческой мастурбации и «второй фазе детской мастурбации», свидетельствующие о хорошем знании детской физиологии, были затем подтверждены целым рядом наблюдений и исследований. Как, впрочем, и его замечания об интересе детей к своим гениталиям и гениталиям других людей – но лишь до того момента, когда Фрейд начинает говорить, что открытие мальчиком того факта, что у девочек нет пениса, приводит его к страху перед кастрацией (кастрационному комплексу), а у девочек такое открытие пробуждает зависть к мальчикам и, соответственно, желание стать мальчиком. Это, по мнению психологов и сексологов, уже в чистом виде спекуляция, возможно, родившаяся опять-таки из личных воспоминаний и детских впечатлений Фрейда.

Развитие нормальной сексуальности человека, по Фрейду, таким образом, заключается в переходе по мере взросления от автоэротичности к поискам сексуального объекта. Само взросление проявляется в росте внешних и внутренних гениталий и переключении сексуальной деятельности именно на гениталии, им отдается главная роль в сексуальном возбуждении, что понятно: основная цель сексуальных отношений – служить продолжению рода. Но детская сексуальность дается человеку совсем не зря: она закладывает тот фундамент, который в итоге не сводит взаимоотношение между полами к банальному совокуплению, а является соединением «нежного и чувственного». Взросление проявляется как раз в установлении этого нового взаимоотношения, уступая место детской сексуальности. Отсюда Фрейд приходит к парадоксальному, но, как ни странно, в целом верному выводу, что «все болезненные нарушения половой жизни можно с полным правом рассматривать как задержки в развитии».

Разумеется, в очерке о детской сексуальности было немало скандального. Чего стоил один намек, что дети могут «сотрудничать» со своим соблазнителем. Однако отсюда вовсе не следует, что Фрейд считал педофилию легитимной или утверждал, что ребенок также несет ответственность за «совращение» взрослого. Напротив, он четко обозначил сексуальное влечение к детям как отклонение, вызванное либо неспособностью взрослого удовлетворить свое сексуальное желание нормативным путем, либо – в случае если речь идет, скажем, об учителях или няньках – доступности детей как сексуального объекта.

В связи с этим крайне показательно, что Фрейд решительно осудил автора «Сексуальной жизни ребенка» Альберта Молла, обозвав его «животным». Выгнав Молла из кабинета, Фрейд брезгливо добавил: «Всю комнату провонял, как дьявол какой-то!»

Столь же сомнительны и попытки обвинить Фрейда в «мужском шовинизме» на основании его утверждения, что «либидо всегда – и закономерно – по природе своей – мужское, независимо от того, встречается ли оно у мужчины или женщины, и независимо от своего объекта, будь то мужчина или женщина» [153]153
  Фрейд З.Очерки… С. 203.


[Закрыть]. Основу этого суждения следует опять-таки искать в еврейской мистике, провозглашающей двойственную природу Бога, где активное начало Творца обозначается как «мужское» – то есть в данном случае Фрейд имеет в виду именно активный характер сексуальной энергии – что он и разъясняет далее и в примечаниях [154]154
  Это отнюдь не отменяет претензий к Фрейду по поводу того, что он в своих работах не уделял достаточно внимания природе женской сексуальности, да и сам Фрейд признавал, что крайне мало продвинулся в понимании этого вопроса, несмотря на то что большинство его пациентов составляли именно женщины.


[Закрыть].

Анализ Фрейда природы сексуального возбуждения, порождающего конфликт «наслаждение – неудовольствие» и «требующее нарастания наслаждение», его рассуждения о том, что попытки дать только физиологическое объяснение сексуального влечения без учета психологии оказываются несостоятельны, вне сомнения, также сохраняют свою актуальность – пусть и с точки зрения современной сексологии порой звучат наивно.

Принципиальный характер для Фрейда в этой части книги носили также написанные позже главы, посвященные сексуальным взаимоотношениям между детьми и родителями, – «Сексуальный объект во время младенчества», «Инфантильный страх», «Ограничения инцеста», «Влияние инфантильного выбора объекта».

Главы эти, вне сомнения, основаны на наблюдениях Фрейда за собственной семьей и другими еврейскими семьями, где любовь матери к самому старшему или самому младшему сыну нередко принимает всепоглощающий характер. Этот так называемый феномен «аидише маме», еврейской матери, стал поводом для многих еврейских анекдотов и послужил сюжетом многим еврейским писателям. Он проявляется хотя бы в том, что еврейская мать может долго препятствовать женитьбе сына, диктуя ему выбор подходящей, с ее точки зрения, супруги, а затем нередко открыто ревнует к невестке и ведет с ней непрерывную войну за любовь сына.

Однако, думается, читатель согласится, что в той или иной степени подобный треугольник мать – сын – невестка существует у всех народов, и потому у Фрейда было право делать на основе наблюдений за соплеменниками общие выводы. Вдобавок тут невольно вспоминается известная шутка Михаила Светлова о том, что «все люди – евреи, но многие об этом пока просто не знают».

«Понятно, ребенку легче всего избрать своим сексуальным объектом тех лиц, которых он любит с детства, так сказать, притупленным либидо. Но благодаря отсрочке сексуального созревания получилось достаточно времени, чтобы наряду с другими сексуальными задержками воздвигнуть ограничение инцеста, впитать в себя те нравственные предписания, которые совершенно исключают при выборе объекта любимых с детства лиц, кровных родственников. Соблюдение этого ограничения является, прежде всего, культурным требованием, которое должно бороться против поглощения семьей всех интересов… поэтому общество всеми средствами добивается того, чтобы расшатать у каждого в отдельности, особенно у юношей, связь с семьей, имеющую только в детстве решающее значение» [155]155
  Фрейд З.Очерки… С. 209.


[Закрыть], – писал Фрейд.

Для девушки установившаяся в детстве слишком близкая, сексуальная по своей психологической основе связь с родителями, поясняет далее Фрейд, приводит к тому, что «в последующем браке у этих девушек не хватает возможности дарить своим мужьям то, что им следует. Они становятся холодными женами и остаются анестетичными в сексуальных отношениях» [156]156
  Там же. С. 211.


[Закрыть].

В последующие издания очерков включалась и написанная позже работа «О нарцизме» [157]157
  Нарцизм – устаревшая форма написания термина «нарциссизм».


[Закрыть], к которой мы еще вернемся. Спорные мысли, возможно, содержащиеся в этой работе, были восприняты его современниками как откровения, в немалой степени определившие представления западной цивилизации о природе любви и о взаимоотношениях между полами. Значительная часть расхожих обывательских высказываний, что «каждый человек любит, в сущности, самого себя», что излюбленным сексуальным типом мужчины являются женщины, похожие на его мать, а женщины – похожими на отца, что «женщина любит ушами» и т. д., берут свои истоки именно в рассуждениях Фрейда в очерке «О нарцизме».

Приведем только несколько характерных цитат из этого очерка:

«…Глубокая любовь к объекту, в сущности, характерна для мужчины. В ней проявляется такая поразительная сексуальная переоценка объекта, которая, вероятно, происходит от первоначального нарцизма ребенка и выражает перенесение этого нарцизма на сексуальный объект. Такая сексуальная переоценка делает возможным появление своеобразного состояния влюбленности, напоминающего невротическую навязчивость, которая объясняется отнятием либидо у Я в пользу объекта. Иначе происходит развитие у более частого, вероятно, более чистого и настоящего типа женщины… Особенно в тех случаях, где развитие сопровождается расцветом красоты, вырабатывает самодовольство женщины, вознаграждающее ее за то, что социальные условия так урезали ее свободу в выборе объекта.

Строго говоря, такие женщины любят самих себя с той же интенсивностью, с какой их любит мужчина. У них и нет потребности любить, а быть любимой, и они готовы удовлетвориться с мужчиной, отвечающим этому главному для них условию…

Но и для нарцистических, оставшихся холодными к мужчинам женщин остается открытым путь, ведущий их к настоящей любви к объекту. В ребенке, которого они родят, находят они как бы часть собственного тела в виде постороннего объекта, которому они могут подарить всю полноту любви к объекту, исходя из нарцизма» [158]158
  Фрейд З.Очерки… С. 243.


[Закрыть].