Текст книги "Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый"

Автор книги: Петр Алешкин

Соавторы: Юрий Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

В советской энциклопедии махновщина называлась «антисоветским анархо-кулацко-крестьянским движением» (отметим совершенную несочетаемость данных терминов как синонимов – авт.), как «одна из разновидностей мелкобуржуазной контрреволюции» на основе социальной базы в виде зажиточного крестьянства, кулачества, благодаря поддержке которых «совершались грабежи и погромы населения, расстрелы советских и партийных работников»[67]67
  См. там же С. 343—344.


[Закрыть]. Григорьевщина определялась как «антисоветский кулацко-эсеровский» и одновременно «буржуазно-националистический мятеж»[68]68
  См. там же. С. 158.


[Закрыть]. Кронштадтский мятеж трактовался как одна из попыток контрреволюции применить тактику «взрыва изнутри» в отношении Советской власти[69]69
  См. там же. С. 306.


[Закрыть]. В энциклопедии не оказалось материалов о ряде неординарных протестных выступлений крестьянства: серовщине, лубковщине, роговщине. Имелись также немаловажные неточности: так, руководители крестьянских восстаний В. Серов и А. Сапожков оказались эсерами, хотя Василий Серов состоял с 1919 г. в РКП (б), а Александр Сапожков, примкнувший к левым эсерам в 1917 г., затем был связан с большевиками и подавал заявление в большевистскую партию[70]70
  См. там же. С. 522, 564.


[Закрыть].

В советской историографии относительно много внимания уделялось описанию военных действий. В сочинениях советских историков были выявлены главные очаги мятежей и примерно определена численность повстанцев в мятежных районах, поименно названы некоторые руководители восстаний, приведены сведения о частях Красной Армии, принимавших участие в подавлении мятежей, названы главные военные операции советских войск, оценены потери сторон в ряде боев. В публикациях обсуждались вопросы о политической и военной организации мятежников, о взаимоотношениях в повстанческой среде, о политической и военной организации мятежников. Однако подход к освещению даже вопросов военно-боевого характера в советской историографии отличался тенденциозностью. Действия мятежников изображались в ней исключительно негативно и квалифицировались как политический и уголовный бандитизм, причем нередко использовалась отнюдь не научная лексика. Авторы концентрировали внимание в основном на терроре повстанцев против коммунистов и советских активистов, разграблении ссыпных пунктов и колхозов, разрушении линии железной дороги и средств связи. Односторонне и декларативно изображались в советской литературе отношение мирных жителей к восстанию и взаимоотношения мятежников с местным населением.

В работах советских историков много внимания уделялось освещению деятельности коммунистов по организации разгрома мятежей, подчеркивалась важная роль, которую сыграли в ликвидации повстанческого движения меры политического характера, предпринятые коммунистической партией и Советской властью. В ряду последних решающее значение безоговорочно отводилось решениям X съезда РКП (б) о замене разверстки продналогом, которое называлось главным средством, способствовавшим нормализации политической ситуации в деревне. Причем перелом в настроении той части среднего крестьянства, которая приняла участие в мятежах, датировался уже мартом 1921 г. При анализе итогов мятежей советские историки ограничивались указанием на людские и материальные потери сторонников коммунистической власти, на разрушение сельского партийно-советского аппарата, сокращение численности и удельного веса кулацко-зажиточных элементов в составе местного крестьянства. Вопрос о людских потерях, которые понесли повстанцы и мирное население, о политике властей по отношению к участникам восстания, о судьбах оставшихся в живых участников мятежей и членов их семей, а также поддерживавшего повстанцев населения в литературе даже не ставился. Не принято было также изображать образы конкретных людей противоборствующих сторон с точки зрения их интересов, настроений, сомнений, ожиданий и надежд.

Западные исследования периода Гражданской войны на протяжении нескольких десятилетий были единичны и фрагментарны[71]71
  Footman D. Civil War in Russia. London, 1961; Bradley J. Civil War in Russia, 1917—1920. London, 1975; Molet M. Nestor Makhno in the Russian Civil War. London, 1982.


[Закрыть]. Причем публикации зарубежных авторов по глубине анализа и охвату проблем значительно уступали литературе 1920—1930-х гг. Внимание к антибольшевистским выступлениям были представлены работой О. Рэдки о Тамбовском восстании и исследованиями П. Эврича и И. Гетцлера о Кронштадтском восстании[72]72
  Radkeу О. The Unknown Civil War in Soviet Russia: A Study of the green Movement in the Tambov Region, 1920—1921. Stanford, 1976; Avrich P. Kronstadt 1921. Princeton, 1970; Getzler I. Kronstadt 1917—1921: The Fate of a Sovet Democracy. Cambridge, 1983.


[Закрыть]. Публикации западных исследователей, посвященные крестьянским восстаниям в Советской России в период Гражданской войны, были ограничены узостью источниковой и методологической базы. Зарубежные авторы, не имея доступа к архивам и газетам, находившимся в СССР, основывали свои суждения исключительно на опубликованных источниках, мемуарах, исследованиях советских и зарубежных историков. В результате их труды оказались насыщены значительными ошибками фактического и концептуального характера.

Со второй половины 1980-х гг. под влиянием политических процессов перестройки в СССР наметилась новая тенденция в изучении истории крестьянства в период революции и Гражданской войны, становления Советского государства. Перестроечный период советской истории следует выделить как переходный период в историографии изучаемой темы. Литература перестроечного периода отразила значительный отпечаток традиционной советской историографии. Свидетельством может служить второе издание энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР», изданное в разгар перестройки[73]73
  Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. Издание второе / Гл. ред. С. С. Хромов. М., 1987.


[Закрыть]. В данной публикации не было внесено никаких изменений в сравнении с первым изданием.

В то же время в связи с расширившимся доступом к архивным материалам и прекращением монопольного положения марксистско-ленинской идеологии в трактовке истории, исследователи получили возможность приступить к более широкому изучению проблем истории крестьянства в годы Гражданской войны[74]74
  См.: Литвин А. Л. Советская историография гражданской войны в Поволжье // Крестьянство Среднего Поволжья в Октябрьской революции и гражданской войне. Казань, 1988; Воробьева Н. Ю. Изменение политических настроений крестьянства от военного коммунизма к новой экономической политике (1920—1921 гг.): Автореф. дис. …канд. ист. наук. М., 1989; Фельдман Д. Крестьянская война // Родина. 1989. №10. С. 52—57; Кабанов В. В. Крестьянское хозяйство в условиях военного коммунизма. М., 1988; Дементьев В. Д., Самошкин В. В. Восстание крестьян на Тамбовщине в 1920—1921 годах (Обзор литературы) // История СССР. 1990. №6. С. 99—110, и др.


[Закрыть]. В это время началось развенчивание многочисленных мифов, созданных в советской истории. Так, анализ рассекреченных документов позволил исследователям утверждать: чекистские фальсификации осуществлялись для того, чтобы перенести ответственность за возникновение широкомасштабных мятежей и восстаний на контрреволюцию и тем самым оправдаться перед центральными властями. В результате оказывался под сомнением прежний вывод советской историографии о наличии контрреволюционного подполья в качестве важнейшей причины крестьянских восстаний.

В американской историографии в 1980-е гг. тема крестьянства стала основной. Среди зарубежных исследований второй половины 1980-х гг. можно выделить монографию М. С. Френкина. Работа данного автора являлась редким исключением на Западе, поскольку он практически единственный обратился к изучению Западно-Сибирского восстания, история которого особенно скупо освещена в зарубежной литературе. Ключевую роль на всех этапах Западно-Сибирского восстания – от его возникновения до поражения – автор отводил деятельности Сибирского крестьянского союза. Решающей причиной возникновения мятежа историк считал деятельность этого Союза, утверждая, что особенно широкая сеть ячеек Союза была создана в Тюменской, Алтайской и Омской губерниях. Одну из главных причин поражения западносибирских повстанцев Френкин видел в «незрелости» и ошибочной тактике Сибирского крестьянского союза. Западный исследователь считал, что, несмотря на военные и организационные успехи западносибирских повстанцев, их поражение было предопределено. Он аргументировал свою позицию сложившейся военно-политической обстановкой и огромным перевесом сил на стороне Советского государства[75]75
  Френкин М. Трагедия крестьянских восстаний в России (1918—1921 гг.). Иерусалим, 1987. С. 122, 125—127.


[Закрыть].

Первым и до сих пор одним из наиболее влиятельных в западной историографии комплексным исследованием крестьянства в революционный период явилась вышедшая в 1989 г. монография британского исследователя Орландо Файджеса «Крестьянская Россия, Гражданская война: Поволжская деревня в революции 1917—1921)»[76]76
  См.: Figes O. Peasant Russia, Civil War: The Volga Countryside in Revolution (1917—1921). Oxford, 1989.


[Закрыть]. В данной книге детально проанализирована социальная жизнь деревни в нескольких поволжских губерниях (в работе Файджеса приведен материал о «чапанной войне» в марте 1919 г.), автор сделал шаг к пониманию крестьянского мира в революции и Гражданской войне. В работе исследованы механизмы крестьянских переделов земель, роль общины и Советов, отношение крестьян к большевистским реквизициям и к насаждавшимся колхозам, значение крестьянской кустарной промышленности, а также роль сельской молодежи, демобилизованных солдат, беженцев и возвратившихся из городов отходников (именно эти группы, по мнению Файджеса, возглавив сельские Советы, составили опору большевиков в деревне). На основе представленной пестрой картины автор пытался объяснить «несостоявшуюся контрреволюцию», определяемую им в виде масштабных крестьянских выступлений против большевистского режима в годы Гражданской войны, несмотря на широкое неприятие политики военного коммунизма. Вывод Файджеса заключался в утверждении, что хотя деревня и сопротивлялась любому внешнему вторжению, все же крестьяне опасались реставрации старого режима куда больше, чем власти большевиков. Именно поэтому они не осмеливались угрожать стабильности большевистского правительства, пока шла борьба с белыми и сохранялась угроза возвращения помещиков. Следует отметить, что в данном случае Файджес не был оригинален: он повторил вывод, сделанный ранее Оливером Рэдки.

Кратковременный по времени перестроечный историографический период создал условия и основу для дальнейшего активного продолжения исследований истории российского и советского крестьянства, которое связано с новым, постсоветским этапом историографии изучаемой темы. В 1990-е гг. началось активное исследование крестьянских протестных явлений[77]77
  См.: Есиков С. А., Протасов Л. Г. «Антоновщина»: новые подходы // Вопросы истории. 1992. №6—7. С. 47—57; Есиков С. А., Канищев В. В. Антоновский нэп. (Организация и деятельность «Союза трудового крестьянства» Тамбовской губернии 1920—1921 гг. // Отечественная история. 1993. №4. С.60—72; Павлюченков С. А. Крестьянский Брест или предыстория большевистского нэпа. М., 1996; Осипова Т. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М., 2001; Дьячков В. Л., Есиков С. А., Канищев В. В., Протасов Л. Г. Крестьяне и власть (опыт регионального изучения) // Менталитет и аграрное развитие России (ХIХ—ХХ вв.) М., 1996; Кабанов В. В. Пути и бездорожье аграрного развития России в ХХ веке // Вопросы истории. 1993. №2. С. 34—46; Кристкалн А. М. Голод 1921 г. в Поволжье: опыт современного изучения проблемы. Автореферат дис. … канд. ист. наук. М., 1997; Куренышев А. А. Крестьянство и его организации в первой трети ХХ века. М., 2000; Его же. Крестьянство России в период войны и революции 1917—1920 гг. (историографические аспекты) // Вопросы истории. 1999. №4—5; Сафонов Д. А. Великая крестьянская война 1920—1921 гг. и Южный Урал. Оренбург, 1999; Голдин В. И. Россия в гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980—1990-е гг.). Архангельск, 2000 и др.


[Закрыть]. Произошло значительное, по сравнению с советским периодом историографии, расширение исследовательской проблематики. Большое внимание историков привлек вопрос о генезисе восстаний: социально-экономических и политических условиях и факторах, общероссийских и местных причинах. В публикациях 1990-х гг. происходил поиск новых ответов на ключевые вопросы темы, для этого привлекалась более широкая, чем раньше, источниковая база: документы органов ВЧК, революционных и военных революционных трибуналов, органов военного управления, которые ранее находились на секретном хранении или доступ к которым имел ограниченный характер.

В работах В. И. Шишкина[78]78
  См.: Шишкин В. И. К характеристике общественно-политических настроений и взглядов участников Западно-Сибирского мятежа 1921 г. // Гуманитарные науки в Сибири. Новосибирск, 1996. №2; Его же. К вопросу о роли Сибирского крестьянского союза в подготовке Западно-Сибирского мятежа 1921 г. // Сибирь на рубеже XIX—XX веков. Новосибирск, 1997; Его же. К вопросу о причинах Западно-Сибирского восстания 1921 года // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 1998; Его же. Западно-Сибирский мятеж 1921 г.: обстоятельства и причины возникновения // Социально-культурное развитие Сибири XVII—XX веков. Бахрушинские чтения 1996 г. Новосибирск, 1998; Его же. Шишкин В. И. Сибирская Вандея: вооруженное сопротивление коммунистическому режиму в 1920 году. Новосибирск, 1997.


[Закрыть], Н. Г. Третьякова[79]79
  Третьяков Н. Г. К вопросу о возникновении Западно-Сибирского восстания 1921 г. // Роль Сибири в истории России. Бахрушинские чтения 1993 г. Новосибирск, 1993; Его же. Западно-Сибирское восстание 1921 года. Автореф. дис. … канд. ист. наук. Новосибирск, 1994.


[Закрыть] было предложено серьезное обоснование, на материалах Западно-Сибирского восстания и других восстаний в Сибири, главных причин крестьянского протеста. В их числе авторы называли недовольство населения политикой центральных и местных, прежде всего губернских, властей (продразверстками, мобилизациями и трудовыми повинностями), не считавшихся с реальными интересами и объективными возможностями крестьянства, а также возмущение методами осуществления этой политики, злоупотреблениями и преступлениями сотрудников продовольственных органов. Исследователи считали, что Западно-Сибирское восстание носило преимущественно стихийный характер. Исследователи осветили причины протестных выступлений бывших «красных партизан» в Сибири, выступивших против недавних союзников по борьбе против Колчака. Сам по себе это был уникальный феномен протестного движения в России, характерный только для Сибири.

Развитию исследований в 1990-е гг. способствовала разработка теоретико-методологических аспектов изучения крестьянского движения в условиях революционной и послереволюционной трансформации России. В. П. Данилов выдвинул положение о том, что аграрная революция – основа всего происходившего в России, начиная с 1902 г. вплоть до 1922 г. включительно: крестьянская революция заставила отказаться от продовольственной разверстки, ввести нэп, признать особые интересы и права деревни[80]80
  См.: Данилов В. П. Аграрные реформы и аграрная революция в России // Великий незнакомец: Крестьяне и фермеры в современном мире / Сост. Т. Шанин. М., С. 319. См. также: Данилов В. П. Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг. // Крестьяне и власть: Материалы конф. М.; Тамбов, 1996. С. 4—23; Данилов В. П. Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг. (О первых результатах исследований по коллективному проекту) // Гуманитарная наука в России: Соросовские лауреаты. История, археология, культурная антропология и этнография. М., 1996. С. 53—58.


[Закрыть]. Позицию Данилова поддержал Теодор Шанин, утверждавший, что крестьянская война в России продолжалась два десятилетия, а нэп выразил блистательную, хоть и временную победу крестьянской войны[81]81
  Шанин Т. Проект «Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг.» // Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918—1921: Документы и материалы. М., 2006. С. 843. См. также: Шанин Т. Революция как момент истины: 1905—1907 гг. – 1917—1922 гг. М., 1997.


[Закрыть]. Однако в данной концепции не учитывается комплекс обстоятельств, связанных с оценкой 1917 г. как поворотного периода российской истории в контексте дихотомии власть-крестьянство: кардинальными отличиями дореволюционной самодержавной власти и новой власти (Советского государства), глубокими изменениями в среде крестьянства, которые произошли в период революционной трансформации (см. приведенные выше показательные оценки Г. П. Федотова). Поэтому механическое проецирование дореволюционных взаимоотношений крестьянства и государства на послереволюционный период умозрительно. Вызывает сомнение также оценка полутора десятилетий дореволюционных лет в качестве революции: принципиального изменения отношений по поводу власти и собственности (земли) между крестьянством и государством в этот период не произошло. Определять в качестве крестьянской революции крестьянские бунты и волнения вплоть до весны-лета 1917 г. представляется наивным.

Критическое восприятие автором данной диссертации даниловской концепции созвучно позиции В. Л. Телицына. По его оценке, в схеме В. П. Данилова длительный конфликт государства и крестьянства принят без учета изменений условий и самой власти, в котором 1917 г. – переломный. Протестные настроения в крестьянской среде до 1917 г. не имели антирежимный характер, они отличались персонифицированностью и локализованностью. После революции ситуация изменилась: в числе врагов оказались вожди Советского государства[82]82
  См.: Телицын В. Л. «Бессмысленный и беспощадный»?.. Феномен крестьянского бунтарства 1917—1921 годов. М., 2003. С. 42—43, 51.


[Закрыть]. Первые годы истории Советского государства – начало качественно отличного периода отечественной истории. В этой связи также правомерна критика точки зрения, что крестьянство выступало против государства в следующих случаях: если государство чрезмерно вторгалось в сферу интересов крестьян, не оправдывало их социальных ожиданий, выявляло слабость. Но это применимо к любому кризисному периоду российской истории, а не только к событиям после революции[83]83
  См. там же. С. 44.


[Закрыть].

Значимым являлось введение в оборот понятия, характеризующего протестное крестьянское движение в Советской России – крестьянская война (Д. А. Сафонов, В. П. Данилов, Т. Шанин, Т. В. Осипова, В. Л. Телицын и др.). Определяя крестьянский протест 1920—1921 гг. как «великую крестьянскую войну», Д. А. Сафонов назвал ее «очередной» крестьянской войной[84]84
  Сафонов Д. А. Великая крестьянская война 1920—1921 гг. и Южный Урал. С. 3—5.


[Закрыть]. Однако крестьянские войны в России XVII и XVIII вв. в сравнении с крестьянской войной в условиях Советской России имели больше различий, чем сходства. В. П. Данилов и Т. Шанин определили завершение крестьянской войны против политики военного коммунизма в 1921—1922 гг. Кроме этого, они выдвинули идею трансформации крестьянской революции в крестьянскую войну против большевистского режима, который отождествлялся в деревне с продовольственной разверсткой и разными мобилизациями и повинностями, с системой повседневного и всеохватывающего насилия[85]85
  См.: Данилов В., Шанин Т. Научно-исследовательский проект «Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг.» // Крестьянское движение в Поволжье. 1919—1922 гг.: Документы и материалы. М., 2002. С. 6, 7.


[Закрыть]. По схеме В. П. Данилова, крестьянская революция заставила признать особые интересы и права деревни. В качестве результата осуществленной крестьянством аграрной революции приводился Земельный кодекс, который был принят ВЦИК 30 октября 1922 г., а вступил в силу 1 декабря 1922 г. Однако, по признанию автора данного утверждения, подобная победа крестьянской революции оказалась равносильной поражению, поскольку крестьянство не смогло создать отвечающую его интересам государственную власть[86]86
  См.: Данилов В. П. Аграрные реформы и аграрная революция в России // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 319; Его же. Крестьянская революция в России, 1902—1922 гг. // Из материалов конференции «Крестьяне и власть, Москва – Тамбов, 1996. С. 22—23.


[Закрыть]. Вряд ли можно подобную «пиррову» победу считать значимым достижением. Формальные уступки в виде Земельного кодекса носили временный характер, как и весь нэп. Они были обусловлены конкретной ситуацией, сложившейся в стране, изменением тактики правящей партии. В новом советском земельном законодательстве основополагающим принципом земельной политики определялась национализация земли, а не социализация, как это было после Октября 1917 г. Сохранение формы единоличного крестьянского хозяйства декларировалось наряду с коллективными объединениями в виде коммун, артелей и совхозов. Кратковременная эйфория по поводу «победы крестьянской революции», выраженной в сохранении мелкого хозяйствования и традиционного характера общинного земледелия (по сути – консервации аграрного общества и патриархальных отношений), была преждевременной с точки зрения объективно неизбежной перспективы товарного хозяйствования. К тому же невозможно представить, как крестьянство, никогда не являвшееся единым политическим субъектом, способно создать государственную власть: российский крестьянин не был знаком с феноменом государства как сложного механизма, он никогда не был управлявшим субъектом, а лишь управляемым.

В интерпретации Т. В. Осиповой тезис Ю. А. Полякова 1960-х гг. (крестьянская борьба есть часть Гражданской войны) трансформировался в формулировку: крестьянская война стала органической частью Гражданской войны. Одновременно исследователь повторила положение В. П. Данилова о крестьянской войне как продолжении крестьянской революции. Однако следует отметить важное уточнение Т. В. Осиповой: победа крестьянства на внутреннем фронте Гражданской войны возвращала его к традициям дореволюционной патриархально-общинной жизни, далекой от социалистических идеалов. Автор констатировала, что условия для гражданской войны в деревне были созданы аграрной и особенно продовольственной политикой Советского государства. Неприятие крестьянством коммунистической политики породило тенденцию превращения крестьянских восстаний в настоящую крестьянскую войну. Исследователь определила восстание как вооруженную борьбу крестьян против государственной политики. По мнению Осиповой, крестьянская война против политики военного коммунизма оформилась в 1919 г.[87]87
  См.: Осипова Т. В. Крестьянский фронт в гражданской войне // Судьбы российского крестьянства. М., 1996. С. 91, 92, 96, 100, 116, 137, 153.


[Закрыть]

Крестьянскому протесту на Северо-Западе в период Гражданской войны посвящены работы С. В. Ярова. Автор выделял общие и частные моменты в крестьянском протесте. Исследователь отмечал неустойчивость политических взглядов и представлений крестьян, на первое место в деле склонения симпатий крестьянства к той или иной власти выносил отношение к продовольственному вопросу. По его мнению, крестьянские восстания до Октября 1917 г. и после имели много общего, так как тактика, механизмы общинной самозащиты, условия протекания и многие идеологические аспекты восстаний остались прежними. Исследователем вводилось в научный оборот понятие «неоконченное» выступление, выделялась многоступенчатость восстаний[88]88
  См.: Яров С. В. Крестьянин как политик: Крестьянство северо-запада России в 1918—1919 гг.: Политическое мышление и массовый протест. СПб., 1999.


[Закрыть]. Исследователь предпринял попытку типологизации особенностей протестных явлений в Северо-Западном регионе России. В их числе: краткосрочность выступлений, обусловленная ориентацией крестьян на прагматические, быстро достижимые цели; отсутствие подобия политической программы; неорганизованность, отсутствие «вождей»; направленность, как правило, лишь на противодействие непопулярным экономическим акциям государственных органов, но не против самих органов государства; выражение массового недовольства; крестьянские волнения не переросли в крестьянскую войну[89]89
  См.: Яров С. В. К вопросу об источниках и особенностях крестьянских восстаний на Северо-Западе России в годы «военного коммунизма»// Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1997. С. 79.


[Закрыть].

В. В. Кондрашин использовал для характеристики крестьянского протеста как сложного социального явления понятие крестьянского движения, направленного против политики военного коммунизма[90]90
  См.: Кондрашин В. В. Крестьянское движение в Поволжье в 1918—1921 гг. М., 2001.


[Закрыть]. Отмечалось также стремление ряда авторов определить хронологические рамки протестного движения. Так, по мнению В. В. Сазонова, крестьянская война с большевистским режимом практически началась уже в 1918 г. Он принимал формулу А. И. Солженицына: период 1920—1921 гг. – «Большое Восстание»[91]91
  Сазонов В. В. У истоков крестьянского восстания на Тамбовщине // Вопросы истории. 2001. №4. С.75.


[Закрыть].

В современной литературе нередко встречаются попытки причислить все проявления крестьянского бунтарства, обусловленные условиями Гражданской войны, к организованному крестьянскому движению, что не соответствовало реальной практике. Содержательной основой крестьянского движения в России являл стихийный социальный и политический протест, выраженный в различных массовых формах, в том числе организованных. Последние характеризовало наличие идеологических установок, организационной основы, политической структуры, вооруженных формирований, построенных по принципу регулярных армейских частей и т. д.

Одной из тем, привлекавших внимание, стало изучение антоновщины. Тамбовские исследователи С. А. Есиков и В. В. Канищев, освещая деятельность Советов трудового крестьянства, пришли к заключению, что СТК всех уровней, какими бы благими намерениями они ни руководствовались, оставались прежде всего органами восстания. Хотя в программе СТК намечалось скорейшее окончание гражданской войны, в документах и практической деятельности организации Союза абсолютно отсутствовали конкретные шаги к достижению гражданского мира. Как и Советская власть, зачаточные органы самостоятельной крестьянской власти Тамбовской губернии были нацелены на беспощадную борьбу со своими политическими противниками. Авторы считают, что СТК стали не массовой народной организацией, а только чрезвычайными органами руководства повстанческим движением. Рассматривалась роль Союзов трудового крестьянства в придании традиционно бунтарским крестьянским волнениям определенной организованности и осознанности и отражении поиска крестьянской альтернативы диктатуре пролетариата в момент ее кризиса. Условно эту альтернативу они назвали «антоновский нэп». В условиях Гражданской войны, по мнению исследователей, идея представительных органов народного самоуправления была в принципе нереализуема. Анализируя практическую деятельность СТК, авторы пришли к выводу, что в России военного времени мог появиться только примитивно-распределительный социализм, основанный на многовековой традиции общинного выживания в лихую годину[92]92
  См.: Есиков С. А., Канищев В. В. Антоновский нэп. (Организация и деятельность «Союза трудового крестьянства» Тамбовской губернии 1920—1921 гг. // Отечественная история. 1993. №4. С. 69—71.


[Закрыть]. По оценке С. А. Есикова и В. В. Канищева, ни центральные органы партии эсеров, ни местная тамбовская эсеровская организация к подготовке и тем более к руководству антоновщиной не имели прямого отношения. Ядро повстанческого движения сложилось вокруг А. С. Антонова. Авторы доказывают, что формирование руководящих структур движения интенсивно проходило в течение сентября—октября 1920 г.

Публиковалось значительное количество исследований, посвященных проблеме взаимоотношения крестьянства и Советской власти в годы Гражданской войны. Утверждалось, что Тамбовская губерния – условная модель отношений между государством и крестьянством (так, Продармия действовала в 20 хлебных губерниях, но на Тамбовщине находилась пятая ее часть). Что смогли сделать тамбовские крестьяне на освобожденной от власти коммунистов земле? Ничего нового: те же Советы, чрезвычайные органы, те же мобилизации и продразверстки, – по-другому не умели и придумать не могли. Тем не менее, крестьянское движение – фактор, заставивший ввести нэп[93]93
  См.: Дьячков В. Л., Есиков С. А., Канищев В. В., Протасов Л. Г. Крестьяне и власть (опыт регионального изучения) // Менталитет и аграрное развитие России. М., 1996. С. 147, 152, 154.


[Закрыть]. В. В. Самошкин на документальной основе опубликовал труды, посвященные истории антоновского восстания и личности А. С. Антонова[94]94
  Самошкин В. В. Александр Степанович Антонов // Вопросы истории. 1994. №2. С. 66—76; Его же. Антоновское восстание. М., 2005.


[Закрыть]. Т. В. Осипова считает, что крестьянское восстание в Тамбовской губернии, во главе которого стоял А. С. Антонов, не является «белым пятном» в истории Гражданской войны. По ее мнению, восстание является синонимом крестьянской революции против политики военного коммунизма и образцом применения повстанческо-партизанской тактики. Но в литературе раскрыты лишь методы борьбы государства, его карательных органов с восстанием. Остаются неосвещенными идеология движения, его организация. Многое в его истории нуждается в уточнении. Прежде всего о начале движения: автор считает обоснованным отнести начало движения к осени 1919 г. Крестьянство, по мнению Т. В. Осиповой, заплатило дорогую цену. Его усмирила не столько армия, сколько изменения системы отношений государства с деревней. Крестьянская война, ставшая органической частью Гражданской войны, по существу, была продолжением крестьянской революции, имевшей и антикапиталистическую, и антисоциалистическую направленность. Она поставила диктатуру пролетариата на грань катастрофы. И только это заставило Советскую власть отказаться от социальных экспериментов в деревне, смягчить командные и карательные методы руководства крестьянством. Победа крестьянства на внутреннем фронте Гражданской войны возвращала его к традициям дореволюционной патриархально-общинной жизни, далекой от социалистических идеалов[95]95
  См.: Осипова Т. В. Крестьянский фронт в гражданской войне. Антоновщина // Судьбы российского крестьянства. М., 1996. С. 143, 152, 153.


[Закрыть].

На основе анализа программных документов и лозунгов повстанцев в литературе 1990-х гг. утвердилось положение о том, что у них отсутствовало единство взглядов по вопросам общественного и политического устройства России. Лозунг «За советы без коммунистов» отражал политические устремления подавляющей части восставших крестьян, связывающих свои надежды на лучшую жизнь с Советами, но без диктата со стороны коммунистических организаций. Исследователи обратились к изучению биографий людей, оказавшихся во время восстаний по разные стороны линии «внутреннего фронта» в гражданском противоборстве. В этой связи необходимо специальное исследование форм и методов борьбы коммунистических властей с повстанческим движением.

Далеко не все положения, выдвинутые исследователями в постсоветский период, нашли подтверждение. Так, оказались поспешными попытки придать крестьянскому движению, имевшему локальный характер, едва ли не всероссийский характер. Никакого отношения к подлинным событиям это не имело. То же замечание относится к стремлению представить крестьянское протестное движение в качестве нового витка крупномасштабной гражданской войны. Сомнения вызывают утверждения о потенциальной военной опасности каждого отдельного крестьянского восстания для коммунистического режима в масштабах всей России. Общий теоретический уровень осмысления рассмотренных вопросов оказался в целом невысоким.

В начале 2000-х гг. в литературе появились новые оценочные характеристики крестьянского движения, новые трактовки по вопросу о характере и значении восстаний. В частности, утверждалось, что крестьянские выступления (антоновщина, Кронштадтское восстание и др.), не только заставили отказаться от политики военного коммунизма, но и отложить планы революционного освободительного похода в Европу, тесно связанные между собой[96]96
  См.: Куренышев А. А. «Революционная война» и крестьянство // Отечественная история. 2001. №6. С. 45.


[Закрыть]. В первое десятилетие ХХI в. проблема крестьянского протеста против политики Советского государства в первые послереволюционные годы получила развитие в исследованиях отечественных историков[97]97
  См.: Телицын В. Л. «Бессмысленный и беспощадный»?.. Феномен крестьянского бунтарства 1917—1921 годов; Пылькин В. А. Крестьянство центра России в конце 1917– первой половине 1921 гг.: социально-политические процессы и общественно-политические настроения. Автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2003 и др.


[Закрыть]. До сих пор преобладают исследования по истории крестьянства периода Гражданской войны в региональном аспекте. Наряду с антоновщиной освещаются самые известные из крестьянских движений – махновщина, Западно-Сибирское восстание. При этом у части исследователей сохраняется тенденция к героизированной интерпретации крестьянских восстаний и повстанческих движений. Многие исследователи выделяют в процессе российской революции крестьянскую или общинную революцию[98]98
  См.: Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.


[Закрыть] и отказываются от прежнего деления всего крестьянства на кулаков, середняков и бедняков. При этом крестьянство представляется как единая социальная группа, объединенная в общины, в которой экономические противоречия не играли такой важной роли, как считалось в советской историографии. Кронштадтское восстание стало рассматриваться исследователями не просто в ряду других народных восстаний, как прежде, – изучается социальный состав повстанцев, большинство которых были выходцы из деревни, выражение требований крестьянства в политических документах восставших кронштадтцев, взаимоотношения Кронштадта и махновщины, отношения восставших с эсерами и другими партийными центрами[99]99
  См.: Семанов С. Н. Кронштадский мятеж. М., 2003; Кузнецов М. Н. За что был расстрелян Кронштадт. СПб., 2001; Елизаров М. А. Еще раз о причинах Кронштадтского восстания в марте 1921 года // Отечественная история. 2004. №1. С. 165—174; Фролова Е. И. Административный центр эмигрантского Внепартийного объединения и Кронштадтское восстание 1921 г. // Вопросы истории. 2007. №9 и др.


[Закрыть].

Нельзя не согласиться мнением известного сибирского исследователя В. И. Шишкина, что изучение Западно-Сибирского восстания, как и в советский период, отстает от исследования других методологически тождественных им протестных явлений российского крестьянства. По оценке Шишкина, если изучение антоновщины, махновщины, Кронштадского восстания увенчалось достижением качественно нового состояния историографии как на фактографическом, так и на концептуальном уровнях, то в изучении Западно-Сибирского восстания такого прорыва в 1990-е гг. не произошло. Заложен лишь фундамент подлинно научной концепции истории Западно-Сибирского восстания[100]100
  Шишкин В. И. Западно-Сибирский мятеж 1921 года: историография вопроса. С. 137—175; Его же. К вопросу о новой концепции истории Западно-Сибирского восстания 1921 г. // Гуманитарные науки в Сибири. Серия: Отечественная история. Новосибирск, 1997. №2; Его же. Введение // За Советы без коммунистов: Крестьянское восстание в Тюменской губернии. 1921. Новосибирск, 2000. С. 5—29.


[Закрыть].

В постсоветский период по тематике махновщины издано множество книг, в которых пересмотрены многочисленные одиозные стереотипы и мифы советской историографии в отношении данного явления. Исследователи отказались от оценок махновщины как кулацкого, контрреволюционного и антисоветского движения[101]101
  См.: Семанов С. Н. Нестор Махно. Вожак анархистов. Новое прочтение по новым материалам. М., 2005; Его же. Под черным знаменем: Жизнь и смерть Н. Махно. М., 1990; Его же. Махно: Подлинная история._М,, 2001; Шумов С. А., Андреев А. Р. Махновщина. М., 2005; Верстюк В. Комбриг Нестор Махно. Харьков, 1990; Белаш А. В., Белаш В. Ф. Дороги Нестора Махно: Историческое повествование. Киев, 1993; Комин В. В. Махно: мифы и реальность. М., 1990; Нестор Иванович Махно. Воспоминания, материалы, документы. Киев, 1991; Голованов В. Нестор Махно. М., 2008; Телицын В. Нестор Махно. Историческая хроника. М. – Смоленск, 1998; Шубин А. В. Махно и махновское движение. М., 1998; Ахинько В. М. Нестор Махно. М., 2000.


[Закрыть]. Однако лейтмотивом ряда новых изданий стала другая крайность, связанная с героизацией самого Махно и махновщины, формированием упрощенного образа крестьянского вождя.

Постсоветская историография, особенно в начале 1990-х гг., оказалась серьезно поражена вирусом антикоммунизма. В литературе встречается откровенное мифотворчество. Так, в публикациях сибирских исследователей И. В. Курышева и И. Ф. Плотникова ярко выражена обвинительная установка в отношении коммунистов и, одновременно, стремление героизировать крестьян-повстанцев. Еще один сибирский исследователь К. Я. Лагунов не скрывал своих исходных антикоммунистических методологических позиций: симпатии по отношению к крестьянам-мятежникам и антипатии по отношению в коммунистическому режиму[102]102
  См.: Курышев И. В. Крестьянская война // Земля Сибирская, Дальневосточная. Омск, 1993. №5—6,7; Плотников И. Ф. Крестьянское восстание на Урале и в Западной Сибири в 1921 г. // Летопись уральских деревень. Екатеринбург, 1995; Лагунов К. Двадцать первый. Хроника Западно-Сибирского крестьянского восстания. Свердловск, 1991; Его же. И сильно падает снег… Тюмень, 1994.


[Закрыть].

В качестве еще более показательного примера можно привести книгу тамбовского автора Б. В. Сенникова, вышедшую в издательстве «Посев»[103]103
  См.: Сенников Б. В. Тамбовское восстание 1918—1921 гг. и раскрестьянивание России 1929—1933 гг. М.: Посев, 2004.


[Закрыть]. Многие положения данного издания тенденциозны. Например, утверждается, что в антоновщине А. С. Антонов не был руководителем восстания, а данный миф был придуман лично В. И. Лениным. Автор заявляет, что историография восстания на Тамбовщине в реальности запутала процесс воссоздания подлинной истории этого восстания и самой крестьянской войны из-за идеологизированности, вследствие чего все происходившее и по сей день остается белым пятном в истории России. Декларируя обладание чудом сохранившихся уникальных документов, подлежавших сожжению, автор критикует составителей известного сборника документов (по его терминологии – «советских фальшивомонетчиков от истории) «Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919—1921 годах. «Антоновщина»: Документы и материалы. Тамбов, 1994» за наличие, по его словам, всевозможных фальшивок, сфабрикованных в различные годы Советской власти. Сенников призывает к написанию подлинной российской истории – такой, какой она была в действительности – для этого требуется очистить ее от всевозможных наслоений и идеологических наносов. Конечно, с данным тезисом нельзя не согласиться. Однако в понимании автора последнее означает показать «геноцид, проведенный коммунистами в то время на Тамбовщине». Книга имеет обратную идеологическую заданность, проявляющуюся, в частности, в нескрываемой симпатии к белому движению (и даже его героизации): утверждается, что заслуга в организации крестьянской войны принадлежит белым офицерам[104]104
  См.: Сенников Б. В. Указ. соч. С.5, 7,16, 27, 29, 37, 66.


[Закрыть]. Тем самым вновь возрождается мифологизированный тезис из советской историографии.