Текст книги "Вновь любима (Возвращение любви)"

Автор книги: Пенни Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Холли…

Она сердито повернулась на другой бок, не желая поддаваться соблазну, который источал бархатный мужской голос, произнесший ее имя. Просыпаться не хотелось: в самом дальнем уголке сознания гнездилась какая-то непонятная тревога, что-то неприятное, словно предупреждавшее Холли, что лучше оставаться в царстве Морфея, чем возвращаться к действительности. Однако голос повторил ее имя, теплое дыхание согрело щеку, чья-то рука тронула ее за плечо. Похоже, в покое ее не оставят.

Вздохнув, Холли подняла веки и оцепенела, не веря собственным глазам. Волна мучительных воспоминаний нахлынула на нее.

– Уже десятый час, мне пора уходить, – сказал Роберт, – но сначала я хотел с тобой поговорить…

Холли уловила в его тоне неуверенность, колебание… сожаление? – и почувствовала приступ дурноты, восстановив в памяти то, что случилось этой ночью. Она лежала неподвижно и тем не менее отчетливо ощущала, как изменилось ее тело, толкнувшее ее на предательство.

Все повторяется, с горечью думала она, Роберт опять сомневается… колеблется, испытывает угрызения совести, раскаивается в том, что сделал. Она чувствовала, что сейчас он подыскивает нужные слова… ищет подходящую отговорку, чтобы поскорее уйти. Уж лучше бы он ушел без всяких объяснений. Зачем ему понадобилось будить ее? Чтобы оправдаться? Но разве это возможно? Тому, что произошло, нет никаких оправданий – во всяком случае, для нее. Что касается Роберта, то он смотрит на такие вещи иначе, он же мужчина…

На глаза Холли навернулись горячие, обжигающие слезы, горло сдавило – верные признаки надвигающейся истерики. Если сию же минуту не взять себя в руки, последствия будут непредсказуемы. Надо попытаться вспомнить все до мельчайших подробностей: что она сделала… что именно говорила, насколько выдала себя.

Невозможно отрицать очевидное: ночью они любили друг друга – страстно, самозабвенно, забыв обо всем. От этого никуда не убежишь. Сейчас остается только одно: спасти то, что еще можно спасти, сохранить остатки гордости, самоуважения… Напрасно Роберт стоит перед ней с видом раскаявшегося грешника. Во всем виновата только она одна, он тут ни при чем. Не следовало так опрометчиво и бесстыдно расточать ему свою любовь, предлагать бесценный дар человеку, который в нем вовсе не нуждается. Это целиком ее вина… В чем? В том, что они стали любовниками? А может, она заблуждается и он тоже отчасти виноват? Им было так хорошо вместе… Холли содрогнулась, вспомнив сладостное ощущение его близости. Ей не забыть той минуты, когда он дотронулся до нее, поцеловал, а потом… потом все сливалось в каком-то неистовом вихре. Конкретно она ничего не помнила – только захлестнувшее ее желание, сумбур чувств, слишком неуловимых и неосязаемых, чтобы их можно было облечь в слова.

– Холли…

Она отвернулась к стене и со всей резкостью и решительностью, на которые была способна, сказала:

– Тебе незачем что-то говорить, Роберт. Ничего не надо объяснять. То, что случилось ночью, вероятно, было неизбежно. Мы оба пережили нечто вроде катарсиса, освободились от чего-то, что мешало нам жить, подвели черту под прошлым, если можно так выразиться. Несколько необычный способ выяснения отношений, но зато чрезвычайно эффективный.

Недавно ты обвинил меня в том, что я испытываю к тебе физическое влечение. Ты был прав… меня действительно неудержимо влекло к тебе. Но сейчас… – она глубоко вздохнула и сжала руки в кулаки, вонзив ногти в ладони, – но сейчас я тебя больше не хочу, – солгала она. – Видишь ли, прошлая ночь на многое открыла мне глаза. Я поняла, что долгие годы цеплялась за глупую детскую мечту, не имеющую ничего общего с реальной жизнью, никак не могла с ней расстаться. Но я не жалею о том, что случилось. Я наконец освободилась от страшного гнета, прошлое отпустило меня. Теперь я смогу сделать то, что должна была сделать уже давно: найти другого человека, полюбить его, устроить свою жизнь. Так что видишь, тебе незачем объясняться, беспокоиться о том, что я сделаю из случившегося неправильные выводы. Мы же взрослые люди и способны понять, что толкнуло нас друг к другу. Это было неизбежно… Но теперь… – она снова глубоко вздохнула, пытаясь совладать с волнением, – но теперь, после этой ночи, я думаю, мы оба понимаем, что наши пути расходятся. Отныне пусть каждый идет своей дорогой. Думаю, ты со мной согласишься.

– Ну, если ты этого хочешь…

Его голос прозвучал как-то безжизненно, как у человека, отказавшегося от борьбы и бесконечно усталого. Странно, усмехнулась про себя Холли, он должен радоваться, ведь я только что освободила его от всякой ответственности за то, что произошло между нами. Отпустила на волю, взяла всю вину на себя… Ему просто повезло! Она так и не обернулась и потому не увидела гримасы боли, исказившей его лицо, не заметила влажного блеска в его глазах, торопливого движения руки, которым он смахнул непрошеные слезы.

– Именно этого я и хочу, – яростно отчеканила она, изо всех сил стараясь не выдать своих истинных чувств. Он не должен угадать правду.

Через секунду Холли услышала, что Роберт направился к двери, открыл ее… послышались шаги на лестнице – он спускался вниз. Потом хлопнула входная дверь. Холли лежала все в той же позе, напрягая слух. Спустя какое-то время раздался оглушительный рев мотора.

Она подождала еще чуть-чуть – пока шум отъезжающей машины не затих окончательно – и, только уверившись, что Роберт уехал, перевернулась на живот и долго лежала так, уставясь перед собой сухими глазами. Если бы она могла заплакать, ей сразу стало бы легче, но слез не было. Холли понимала, что ее боль слишком велика, чтобы раствориться в слезах.

Как это ей удалось убедить себя, что она больше не любит Роберта? Какой нелепый самообман… И почему онтак слеп? Совсем нетрудно понять, что ни одна женщина не вела бы себя так с мужчиной, если бы не любила его. Разве я отдалась бы ему с такой страстью, если бы не любила его больше всего на свете? – с горечью думала Холли.

Хотя… может, оно и к лучшему, что он этого не понял. Она должна радоваться еще одному доказательству его несовершенства, еще одному проявлению мужского эгоизма. Но радости почему-то не было… Остается утешать себя тем, что ей по крайней мере хватило присутствия духа с честью выйти из неловкой ситуации, показать, что она не забыла о собственной гордости, не потеряла уважения к себе. Хорошо, что она сумела найти нужные слова. Эта ночь действительно подвела черту под прошлым, освободила ее от власти Роберта.

Слава Богу, он ей поверил. Вероятно, потому, что очень этого хотел. Можно себе представить, какие чувства владели им, когда он проснулся и обнаружил, что лежит рядом с ней в постели, вспомнил, с какой страстью они предавались любви: панический страх, отрезвление, разочарование… Должно быть, он с ужасом ожидал ее пробуждения, боялся, что она предъявит ему претензии, свяжет ненужными обязательствами, обвинит в том, что он воспользовался ее слабостью. Неужели он думал, что она поведет себя как восемнадцатилетняя девчонка – разрыдается, забудет гордость и достоинство, станет умолять, чтобы он сказал, что любит, желает ее? Да-а, несомненно, он почувствовал огромное облегчение, убедившись, что его опасения были напрасны. И все-таки жаль, что он ничем не помог ей в этой унизительной ситуации, не сказал ни слова в свое оправдание, заставил ее испить эту горькую чашу до дна в одиночестве.

Воспоминания о прошедшей ночи внезапно нахлынули на нее с такой силой, что она чуть не разрыдалась. Ее преследовали смущающие видения: Роберт склоняется над ней, целует, обнимает… Его ласки исполнены огромной, всепоглощающей нежности. Холли крепко сжала губы, ругая себя за глупость. Незачем предаваться иллюзиям. То, что случилось, было простым удовлетворением физического желания; во всяком случае, с его стороны – точно. Если ей хочется облечь естественную человеческую потребность в сверкающие, романтические одежды любви, то ей же придется и расплачиваться за эту глупость.

К чему мучить себя? Зачем страдать от невыносимой боли? Почему бы не посмотреть фактам в лицо и не признать, что прошлой ночью Роберт, побуждаемый физическим желанием, стал ее любовником, а потом, в холодном свете нового дня, пожалел о своей слабости?

Дрожа всем телом, Холли кусала губы, преисполнившись отвращением к себе. Смятые простыни, ее кожа все еще хранили запах Роберта. Как за спасительную соломинку, она цеплялась за мысли о предстоящей работе. Ближайшие несколько месяцев она будет так занята, что у нее едва ли найдется время размышлять о случившемся.

Работа – вот панацея от всех бед и напастей, если, конечно, существует средство от этой боли, этой неутолимой жажды… острого недовольства собой… неудержимого, безнадежного влечения к человеку, не разделяющему ее чувств.

Холли и сама не знала, как ей удалось пережить следующие несколько дней. Элис и Пол заметили ее подавленное настроение и то и дело озабоченно спрашивали, что случилось.

– Ничего особенного, просто я немного устала, – отвечала она обоим, не слишком отступая от истины.

Аппетит у нее пропал, она почти ничего не ела. Ее постоянно преследовало желание забиться в угол, свернуться калачиком и заснуть глубоким сном – и пусть все катится в тартарары. Пусть мир продолжает существовать без нее.

Холли прекрасно понимала отчего страдает. Неразделенная любовь – очень распространенный недуг в современном обществе. С трудом одолевая каждый новый день, Холли гадала, сколько людей в эту минуту испытывают то же глубокое отчаяние, что и она. Благополучные девяностые годы двадцатого столетия, давшие человеку комфорт цивилизации, не избавили его от любовных мук. Не каждый может следовать девизу «Бери от жизни все» и с легкостью забывать прошлое в погоне за материальными ценностями. Утром она прочла в журнале заметку о своей компании. Автор статьи уделил основное внимание ей самой, а не фирме, называл идеалом современной женщины, добившейся осуществления всех своих желаний.

Всех желаний!.. У нее нет ничего, абсолютно ничего… даже надежды родить от Роберта ребенка. До сегодняшнего утра она и не подозревала, как сильно хочет иметь от него ребенка. Холли передернуло. Подобная мечта – это уже верх глупости, дальше ехать некуда. Какое право она имеет подвергать невинную детскую душу такому испытанию: быть средоточием всех ее эмоций! Она стала бы изливать на него всю любовь, которую отверг Роберт, всю свою тоску и неудовлетворенность. Несчастная мать не способна вырастить счастливого сына.

Надо радоваться, что еще не забеременела, упрекнула себя Холли, но вместо этого заплакала горькими, обжигающими слезами… слезами, не выплаканными в то утро, когда Роберт ушел из ее жизни навсегда.

Пытаясь заставить себя опомниться и войти в нормальную колею, Холли согласилась пойти с Полом в субботу вечером на званый обед, который устраивал его старый приятель.

Они приехали немного позже назначенного времени: Пола задержал неожиданный телефонный звонок, и он заехал за сестрой позже, чем рассчитывал. Однако хозяйка дома, питавшая слабость к брату Холли, встретила их очень приветливо и тут же простила им опоздание, после того как Пол извинился и вручил ей букет роскошных цветов.

– Проходите прямо в гостиную, – с улыбкой предложила Джемма. – Алан угостит вас аперитивом, а я пока проверю, все ли готово к обеду. Гости уже собрались.

Супруги Бейли жили в старинном доме, построенном еще в эпоху короля Георга. Здание недавно отремонтировали, на что ушло много времени и денег. Гостиная представляла собой большую светлую комнату, отделанную в теплых приглушенных тонах с преобладанием абрикосового и золотистого. Слегка напоминает театральную декорацию, поморщилась Холли, предпочитавшая более строгий стиль, зато как нельзя лучше соответствует старинной архитектуре. Мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях смотрятся в такой обстановке весьма эффектно.

Алан и Джемма Бейли были друзьями Пола, Холли их мало знала, однако хозяин приветствовал обоих одинаково любезно: вышел навстречу, пожал им руки, сделал Холли комплимент, чем приятно удивил ее.

От аперитива она отказалась. Пока Пол объяснял, почему они так задержались, она рассеянно разглядывала гостей. На одном из них ее взгляд непроизвольно задержался. Холли оцепенела, чувствуя, как кровь отливает от щек, а через секунду вновь заливает их жарким румянцем: в противоположном углу гостиной стоял Роберт.

К счастью, он не видел ее. Стоя к ней спиной, он оживленно беседовал с кем-то, тем самым давая ей возможность справиться со смущением и овладеть собой, прежде чем они встретятся лицом к лицу.

Пол заметил, что с ней творится что-то неладное: сначала она смертельно побледнела и тут же пунцово покраснела.

– Что с тобой? Тебе плохо? – встревожился он, когда Алан, извинившись, отошел.

– Нет, все нормально. Я… я думаю… наверно, я заболеваю. Банальная простуда, – неуклюже солгала Холли.

– Простуда? – удивился Пол. Его брови поползли вверх. – У тебя был такой вид, словно ты вот-вот хлопнешься в обморок. – Он нахмурился. – Между прочим, Холли, я заметил, что ты очень похудела за последнее время. Послушай, я знаю, как много тебе пришлось потрудиться из-за этой презентации. Пока меня не было, ты взвалила на себя еще и мои обязанности помимо своих собственных. Если ты устала…

Холли пожала плечами.

– Я немного переутомилась, вот и все, – небрежно бросила она. Это была почти правда. Единственная ложь заключалась в том, что ее плохое самочувствие объяснялось вовсе не избытком работы, а эмоциональным состоянием, но Полу незачем об этом знать.

Роберт по-прежнему не замечал ее, и ей отчаянно захотелось сбежать сию же секунду. Но как она может уйти? Полу тоже придется удалиться, а это невозможно без привлечения всеобщего внимания. Нет, следует стиснуть зубы и постараться как-то пережить этот вечер.

Она снова оглядела гостиную, стараясь не смотреть на Роберта, но ей это плохо удавалось: ее глаза словно магнитом притягивались к его высокой фигуре. Интересно, с кем он пришел? Наверно, не с Анджелой – этой кокетки нигде не видно. Добрую половину гостей Холли видела впервые и не могла определить, кто именно из фланирующих по комнате нарядных женщин удостоился такой чести.

В дверях появилась Джемма, объявила, что обед готов, и пригласила всех к столу.

Столовая была обставлена антикварной мебелью, на стенах висели картины в массивных позолоченных рамах. На ослепительно белой скатерти красовались роскошный обеденный сервиз из севрского фарфора и серебряные приборы, приобретенные Джеммой совсем недавно.

«Один из способов помещения капитала, причем не хуже любого другого», – объяснил Алан в ответ на восторженные возгласы некоторых дам, очарованных хрупкой затейливостью сервиза.

Когда гости заняли свои места, Холли, к своему ужасу, обнаружила, что Роберта посадили как раз напротив нее. Прежде чем опуститься на жесткий стул с прямой спинкой, он бросил на нее пронизывающий взгляд. Кровь бросилась ей в лицо, руки так задрожали, что их пришлось спрятать на коленях. Пол, сидевший слева от Холли, занимал разговором соседку, забыв о сестре.

Но от внимания Роберта ее волнение не укрылось. На секунду их взгляды встретились, и, перед тем как отвести глаза, она успела уловить гримасу гнева или презрения, скользнувшую по его лицу.

Конечно, она ведет себя крайне глупо, демонстрирует всем неумение владеть собой, но ведь ей и в голову не могло прийти, что Роберт окажется здесь. Знай она, что он тоже приглашен, ни за что бы не согласилась прийти! Она все еще слишком сильно реагирует на него – так любящая женщина реагирует на мужчину, бывшего ее единственным любовником.

Одного присутствия Роберта достаточно, чтобы вызвать в ее душе бурю чувств. Холли так разволновалась, что ей чуть не стало плохо. Голова закружилась, в глазах потемнело от невероятного напряжения.

Холли не смела взглянуть на него еще раз и тем не менее, словно какое-то безвольное, беспомощное существо, не способное себя контролировать, подняла голову и посмотрела на него через стол.

Роберт беседовал со своей соседкой, сногсшибательной брюнеткой, говорившей с ярко выраженным американским акцентом, которая, судя по обрывкам фраз, долетавшим до слуха Холли, и была его спутницей в этот вечер.

Ревность, дикая, бешеная ревность вонзилась в нее раскаленными клещами. Подобного она никогда не испытывала и была шокирована первобытностью проснувшихся в ней чувств. Она даже не подозревала, что способна так ревновать.

Интересно, что их связывает – Роберта и импозантную брюнетку из Нью-Йорка? Они любовники? Неужели Роберт домогался ее, Холли, подстегиваемый влечением к женщине, сидящей сейчас рядом с ним? Насколько поняла Холли, она прилетела из Америки специально для того, чтобы повидаться с ним. Любовники… Конечно, они любовники! Иначе и быть не может.

Сделав ошеломляющее открытие, Холли приняла твердое решение высидеть этот злосчастный обед до конца, улыбаться и разговаривать как ни в чем не бывало, стараться ничем не выдать себя, не показать ни словом, ни взглядом, что она чувствует на самом деле. Никто не должен ни о чем догадаться.

К тому времени, когда подали горячее, голова у Холли буквально раскалывалась от боли. Каждый кусочек пищи застревал в горле, грозя задушить ее. Она чуть не подавилась, когда подруга Роберта вдруг перегнулась через стол и, дружелюбно улыбнувшись Холли, воскликнула:

– Я так много о вас слышала! Позвольте мне выразить восхищение вашими успехами.

Холли была настолько поражена, что смогла лишь вежливо улыбнуться в ответ и пробормотать нечто нечленораздельное. Кэндис – так звали незнакомку, совершенно уверенную в том, что Роберт принадлежит ей одной, – держалась настолько открыто и искренне, излучала такое обаяние и сердечность, что Холли прониклась к ней невольной симпатией. При других обстоятельствах они наверняка подружились бы.

При мысли о том, что она лишилась последнего слабого утешения – испытывать неприязнь к избраннице Роберта, – Холли впала в отчаяние, смешанное с чувством вины и презрением к себе. Если бы она заранее знала, что в жизни Роберта есть другая женщина, явно считающая его своей собственностью, она сумела бы удержать в узде свои чувства, не провела бы с ним ночь любви.

Обед подошел к концу. Джемма слегка нахмурилась, убирая почти нетронутую тарелку Холли.

– Извини, Джемма, – пробормотала Холли. – Все было очень вкусно, но я… у меня в последнее время совсем нет аппетита.

Сев прямо, она внезапно обнаружила, что Роберт напряженно наблюдает за ней и, скорее всего, слышал ее разговор с Джеммой.

Он не спускал с нее пристального, изучающего взгляда и чуть заметно морщился. Холли не сомневалась, что сейчас он задает себе вопрос: как это я мог испытывать к ней хоть малейшее желание? Ей достаточно было сравнить себя с Кэндис, цветущей молодой женщиной, пышущей здоровьем и жизненной энергией. Сравнение явно не в пользу Холли. Она попробовала посмотреть на себя глазами Роберта: бледная от постоянного нервного напряжения, слишком худая, лишенная соблазнительных округлостей Кэндис, в обществе вести себя не умеет, в светском разговоре не участвует, в то время как американка держится свободно и непринужденно, проявляет невиданную эрудицию и искрящееся остроумие.

И тем не менее, несмотря на ревнивую зависть, Холли никак не могла вызвать в себе неприязнь к удачливой сопернице, буквально очаровавшей всех присутствующих – и мужчин, и женщин.

Ее брата Кэндис покорила с первого взгляда. Он так откровенно заигрывал с ней, что Холли поразилась терпимости Роберта: тот совершенно невозмутимо наблюдал, как его лучший друг отчаянно флиртует с его подругой, и не проявлял ни малейшего беспокойства.

После обеда гости перешли в гостиную. Пол немедленно присоединился к группе мужчин, окруживших Кэндис, забыв о сестре.

Засмотревшись на прекрасную американку, Холли не заметила, что Роберт направился в ее сторону, и очнулась только тогда, когда он тихо окликнул ее.

Она похолодела, охваченная паническим страхом. Что он собирается ей сказать? Попросит не выдавать его Кэндис, не рассказывать ей о том, что произошло в ее отсутствие? Ведь он изменил своей подруге. Неужели он действительно считает, что она способна на такую жестокость? Естественно, она не станет разочаровывать Кэндис, та не сделала ей ничего плохого.

Еще один шаг – и он окажется совсем рядом. Нет, этого она не вынесет… Пусть думает что хочет. Холли повернулась на каблуках и выбежала из комнаты.

Уединившись в одной из свободных комнат наверху, Холли уставилась в зеркало. Оттуда на нее смотрела бледная как полотно, похожая на привидение женщина с измученными, страдающими глазами. Может, здесь освещение такое неудачное? Она выглядит так, словно все беды мира обрушились на нее. И исхудала ужасно…

Рядом с яркой красотой Кэндис, ее жизнерадостностью и энергией она, должно быть, напоминает человека, перенесшего тяжелую болезнь. Холли передернуло. Если б знать раньше о существовании соперницы… Она закусила губу. Но ведь она же ничего не знала! Теперь поздно ругать себя за то, что случилось, за то, что она позволила Роберту использовать себя как средство освобождения от физического желания, вызванного другой женщиной.

Это онво всем виноват! Она должна презирать его, а не себя. Однако острое чувство стыда и отвращения к себе не покидало ее.

Было уже поздно, когда Холли наконец удалось увести брата. По дороге домой Пол говорил только о Кэндис. Холли, слишком измученная внутренней борьбой, была не в силах напомнить ему, что Кэндис – любовница Роберта, а Роберт – его лучший друг.

– Ты весь вечер промолчала, словно тебя что-то беспокоит, – заметил Пол, высаживая сестру из машины у дверей ее дома. – Даже Роберт обратил на это внимание, спросил, не слишком ли много ты работаешь.

Холли молча отвернулась от брата. На глаза навернулись слезы. Она не знала, какое чувство было в эту минуту сильней – любовь к Роберту или ненависть к нему.