Текст книги "Том 14. М-р Моллой и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

– «Для тех, чьи чувства таковы, – не осекшись, продолжил агент по недвижимости, – все песни немы и мертвы! Пускай огромны их владенья и знатно их происхожденье, ни золото, ни знатный род…»

– Я потому сюда приехала…

– «…ничто им в пользу не пойдет. Любуясь собственной тоскою, они не ведают покоя. Удел и рок печальный их – в себе убить себя самих! Они бесславно канут в Лету…»

– Да я вот что хотела…

– «…непризнанны и невоспеты!»[24]24
  Перевод Т. Гнедич.


[Закрыть] – сурово возвестил мистер Корнелиус, завершая отповедь безымянному изгою. – Словам этим, миссис Моллой, предстоит появиться на титульной странице книги по истории Вэлли Филдс, материалы для которой я сейчас собираю.

– Ну понятно, вы мне об этом говорили, тогда, пару месяцев назад.

– Напечатана она будет за мой собственный счет и распространяться по частному списку. Она выйдет в свет в мягком кожаном переплете, по всей видимости – в синем.

– Блеск, а не идея! Запишите меня на один экземплярчик.

– Благодарю вас. Сочту за великую честь. Разумеется, книга потребует еще долгой работы. Совершенно необъятный материал.

– Да ладно, подожду. Послушайте-ка меня. Я сюда явилась из-за своей волшебной хрюшки.

– Своей… простите, не совсем вас понял?

– Такой прибамбасик из серебра, который у меня был приделан к браслету. Где-то потеряла.

– Да, очень жаль.

– Шарила где только можно, и потом вспомнила, что последний раз видела ее здесь, в спальне, когда переодевалась. Куда-то засунула и совсем о ней позабыла.

– Подобные курьезы памяти – явление весьма распространенное.

– Н-нну. Слушайте, вы как думаете, кто-нибудь занял уже дом?

– Писательница Лейла Йорк, – едва не трепеща, вымолвил мистер Корнелиус.

– Что, серьезно? Правда, не шутите? Я ведь ее пылкая поклонница.

– И я тоже.

– Здорово пишет, просто класс. Все у нее в ножках ползают.

– Справедливая оценка, – подтвердил мистер Корнелиус, хотя не вполне готов был поручиться за ее точность.

– Так как, думаете, она бы не стала возражать, если бы я быстренько слетала в спальню и посмотрела туда-сюда?

– Не сомневаюсь, что она с готовностью дала бы свое согласие, если бы только находилась здесь, однако она отправилась в Лондон. Этим, должен признаться, и объясняется мое присутствие. Меня попросили присмотреть за домом. Насколько я понял, вчера мисс Йорк пришлось выдержать визит одного в высшей степени подозрительного субъекта, который под разными предлогами пытался проникнуть в глубь «Приусадебного мирка», лелея, очевидно, намерение вернуться позднее с целью грабежа.

– Ну уж, прямо, вы скажете! Додуматься надо!

– Уверяю вас, это – вовсе не редкость. Я беседовал об этом человеке с кузеном мистера Виджена, который работает в полиции, и слышал историю от мистера Виджена, который слышал ее от мисс Фостер, которая слышала ее от мисс Йорк, и он поведал мне, что уголовные слои общества зачастую пользуются именно таким приемом. «Выпасти телка», вот как это у них называется. Он выразил некоторую досаду из-за того, что должен следовать по маршруту патрулирования и, тем самым, отлучиться от «Приусадебного мирка» на дальнее расстояние. Поэтому, когда тот человек вернется, у него не будет возможности его, как он образно выразился, свинтить. Этот полицейский беззаветно предан своему непростому делу.

– Да уж… Побольше бы таких, и все были бы довольны.

– Совершенно справедливо.

– Ладно, не в том дело, я-то не собираюсь кабанчика пасти. Я только хочу по-быстрому смотаться в спальню и взглянуть, там ли моя хрюшка. Может, лежит где-нибудь под туалетным столиком. Не будет мисс Йорк особенно против?

– Я положительно убежден, что у нее не возникло бы ни малейшего возражения, однако то, что вы предлагаете, едва ли осуществимо, поскольку перед уходом она заперла дверь спальни.

– То есть как?

– По моему настоянию, – не без удовольствия добавил мистер Корнелиус.

Долли не проронила ни звука, а ведь шесть убийственных изречений пронзили ее мозг, словно раскаленные докрасна пули. Весьма кстати вспомнив о том, что она – дама, Долли не дала им сорваться с уст и смирилась с тем, что сказав лишь «Вы что, серьезно? Ладно, конец связи!» – развернулась и пошла обратно, так и не дав воли хищному грифу, глодавшему ее печень.

На углу дороги, что вела к станции, она воспользовалась автобусом номер три, и тот через надлежащий промежуток времени доставил ее к Пиккадилли. Отчасти из-за чудесной погоды, отчасти же надеясь двигательной нагрузкой усмирить кипение крови, она свернула на Бонд-стрит, и как только это сделала, тут же уголком глаза поймала хорошо одетого молодого человека, который двигался вслед за ней.

Выше уже отмечалось, что, заметив сзади хороши одетых молодых людей, Долли часто решала пустить в ход ту технику, которую привили ей годы беспрерывных упражнений. Мгновением позже, обессиленная, она уже поникла в его объятиях, а еще через миг отдергивала руку, которую запустила было в его карман. Заглянув в его лицо, она уже не могла усомниться, что из недр этих карманов вряд ли можно извлечь что-либо достойное такого старателя и добытчика, каким почитала себя Долли Моллой.

– А, вот и вы, – сказала она. – Здравствуйте, мистер Виджен.

11

Вплоть до вступления в контакт Фредди пребывал в цветущем состоянии, не хуже джентльмена из Оклахомы, которому мнилось, что жизнь у него складывается просто здорово. Да, свернув на Бонд-стрит, он не начал распевать «Волшебное я встретил утро»,[25]25
  «Волшебное я встретил утро» – имеется в виду бродвейский мюзикл Хаммерстайна и Роджерса «Оклахома».


[Закрыть] однако, дабы склонить его к этой затее, многих усилий не понадобилось бы. Ничто не восстанавливает у молодых людей весенний упадок сил с такой полнотой, как примирение с возлюбленной, и одна мысль о том, что они с Салли совсем недавно могли записаться в клуб разбитых сердец, а нынче были Ромео и Джульеттой в лучшие для тех времена, способна была вознести его в заоблачную высь, и, как мы уже сказали, подвела его к рубежу, за которым человек срывается в пение.

Но вдобавок ко всему душу его ублажало воспоминание о ящике комода в «Мирной гавани», где хранился подлинный сертификат концерна по добыче и переработке нефти «Серебряная река», который он уже совсем скоро продаст за десять тысяч фунтов; и уж истинным венцом его счастья стало сегодняшнее падение тяжеленного гроссбуха на ногу мистера Джервиса, ведущего клерка конторы, заставившее того скрючиться от боли, поскольку задетой оказалась древняя мозоль. За те полгода, что Фредди прослужил под крылышком у Шусмита, он умудрился проникнуться такой кипучей ненавистью к мистеру Джервису, что это явно шло наперекор его благодушной натуре. Он строго придерживался того взгляда, что чем больше гроссбухов свалится на ногу мистера Джервиса, тем и лучше. Сожалел он лишь о том, что на нее не свалилась тонна кирпичей.

С другой стороны, можно было предсказать, что ситуация в ближайшие часы едва ли подвергнется изменениям, а потому на пути безудержного счастья, можно сказать, рухнули последние плотины.

Но внезапное открытие, что прямо в руки откуда ни возьмись падают непредвиденные блондинки, привнесло в его блаженство ложечку дегтя. Он знавал время, когда эти особы, попав в его объятия, подвергались нежному натиску и решительным уговорам, но все это имело место в досаллический период. Салли перевернула вверх дном его духовный кругозор. Стоило ему вспомнить о ней, как через его сознание пронеслась цепь душераздирающих реплик, которые бы она могла отпустить, узнай о том, какие тут творятся дела, а вслед за тем явилось более щадящее умозаключение, в соответствии с которым, находясь в Вэлли Филдс, она не сможет узнать, что они творятся, поскольку между этим пригородом и данным местом лежит расстояние в семь миль. А уж когда Долли обратилась к нему с приветствием и он понял, что держит не случайную незнакомку, которую вдруг обуял неодолимый порыв, а всего-навсего ближайшую свою соседку миссис Моллой, он пришел в себя окончательно. Отношения его с Долли близкими не были, однако их представил друг другу ее муж, они время от времени обменивались через забор пожеланиями приятного дня, и если уж ей суждено было споткнуться у его ног и уцепиться за него в поисках опоры, в этом решительно ничего такого не было, что могло бы вызвать укоризну даже у самой Эмили Пост.[26]26
  Эмили Пост (1892–1960), – американская писательница, автор книги «Этикет» (1922).


[Закрыть]

Итак, когда она произнесла: «А, вот и вы, здравствуйте, мистер Виджен», – он смог ответить с полнейшим самообладанием:

– А, вот и вы, здравствуйте, миссис Моллой. Приятно на вас вырулить.

– Вот именно, вырулить. Надеюсь, я вам хлястик на пальто не оторвала? А то я вроде подвернула лодыжку.

– Да, серьезно? Все эти высокие каблуки! Для меня загадка, как женщины на них ходят. Ну как вы, ничего?

– Ах, все в порядке, спасибо!

– Слабости или неприятных ощущений нет?

– Так, немного голова кружится.

– Вам не мешало бы чего-нибудь выпить.

– А вот это мысль. Я бы за милую душу.

– Можно вот здесь, – предложил Фредди, указывая на «Боллинджер-бар», поблизости от дверей которого им посчастливилось оказаться. – Самое приличное место, если верить cognoscenti.[27]27
  Знатоки (итал.).


[Закрыть]

Быть может, тайные уголки его сознания, когда они заходили внутрь, и были омрачены червем сомнения из-за того, что он не препроводил свою подопечную в одну из многочисленных кофеен на Бонд-стрит, а вместо этого галантно увлек ее в заведение, в котором, как известно, за неразличимую на глаз капельку алкоголя сдирают с вас по три шкуры; да, быть может, но он сумел это скрыть. Рыцарский дух Видженов сам по себе оградил бы Фредди от неправого помышления, но когда оно все же прокралось к нему в душу, то было тут же изгнано напоминанием, что мужу именно этой дамы обязан обеспеченным будущим. Если человек по велению сердца вложил вам в карман несколько тысяч фунтов, а его супруга, идя по Бонд-стрит, едва не падает вам в руки, и теперь вся трепещет, то самое меньшее, что вам следует сделать, – это вернуть ей сияющий вид, угостив каким-нибудь испытанным средством, и вас не отпугнет, если при выборе она проявит склонность к коктейлям с шампанским.

Да, именно к ним тяготели пристрастия Долли Моллой, и, как Виджен, как джентльмен, Фредди мужественно перенес тяжесть удара на свой кошелек, которой такому обращению, вообще говоря, научен не был. Фредди нисколько не побледнел под слоем загара, когда она осушила первый бокал и поставила вопрос о втором. Манера, в которой он повел беседу, была верхом беспечности и раскованности.

– Занятно, что мы с вами так взяли и выскочили друг на друга. Что вы поделывали в этих краях? По магазинам бродили?

– Нет, просто гуляла. Я должна встретиться с мужем, мы обедаем в «Баррибо». Мы теперь там поселились.

– Правда? – произнес, напрягая внимание, Фредди. – Чудное местечко.

– Нн-ну. Сняли там очень комфортабельный номер.

– Все-таки есть разница с Вэлли Филдс. Вообще я был довольно удивлен, когда Корнелиус мне рассказал о вашем отъезде.

– Да, мне тоже кажется, что мы как-то резко сорвались, но это все из-за Мыльного.

– В самом деле? А кто это – Мыльный?

– Я так зову мистера Моллоя. Это у нас с ним семейная шутка. Первый свой миллион он сделал на мыле.

– Понимаю. Действительно забавно, – сказал Фредди, которому приходилось на своем веку слышать и более нелепые нежности. – Зато вы никогда не отгадаете, кто сейчас занял этот дом.

– Его уже успели сдать заново?

– Оторвали с руками и ногами. Теперь там свила гнездышко одна ужасная знаменитость. Писательница Лейла Йорк.

– Да что вы говорите? А что это она переехала в Вэлли Филдс? Я тут как-то читала статью в газете, что она владеет пышным домом, которых так много у вас в Англии.

– Да, Клейнз Холл, в Луз Чиппингс. Это в Сассексе. Но у нее теперь возникла блажь написать роман о пригородной жизни. Вы ее читали?

– Нет. Я слышала всякие разговоры, но для меня это, по-моему, слишком слащаво. Мне нравится, когда кровищи побольше, и куча всяких китаез.

– Вот-вот, мне тоже. Но вы не знаете самого главного. Она меняет личину. Ее новый роман будет мрачным, угрюмым, одна нищета и беспросветность, в духе Джорджа не помню уже какого, и вот она прибыла в Вэлли Филдс, чтобы впитать в себя, как это у них называется, местный колорит. Я-то думаю, она сваляла дурочку. Обычно ее хлам продается в несметных количествах, а до этой штуки, полагаю, охотников вообще не найдется. Ну, как бы там ни было, у нее теперь пунктик – писать глубокие и мрачные вещи, и она настроена биться до конца.

– А издатели лай не поднимут?

– Поднимут, и еще какой! А уж бедный Пуфик! Пятьдесят семь раз будет за ночь просыпаться. Очень много в дело вложил, а без денег он задыхается, как акула на свежем воздухе.

– Пуфик?

– Личность, которая ходит в тот же клуб, что и я. По фамилии Проссер.

– Проссер? Слыхали, слыхали. Ведь это у миссис Проссер на днях стащили украшения?

– Совершенно верно. Это Пуфикова жена. На секунду отвернулась, а когда хватилась, камушков уже нет.

– Я об этом в газетах прочла. Они думают на горничную?

– Да, кажется. Когда поднялся шум и крик, она исчезла.

– Ну и я тоже должна исчезнуть, не то опоздаю на ланч, а Мыльный не любит, когда долго не ест.

– Я вас посажу в такси, – ответствовал Фредди, испытывая громадное облегчение оттого, что ему не придется более смотреть на уходящие в бездну потоки шампанского.

Он посадил даму в такси, и она укатила, махнув ему на прощание своей точеной ручкой. Фредди радушно помахал ей в ответ, и подивился тому, до чего же замечательная особа эта миссис Моллой, даже пожалел было, что не так часто встречал ее в то время, когда она жила в «Приусадебном мирке», но праздное размышление было прервано совсем близкими звуками сопрано, в котором были вкраплены по-дурному звонкие нотки.

– Бригхэм Янг,[28]28
  Бригхэм Янг (1801–1877) – глава мормонов, у которых одно время было разрешено многоженство.


[Закрыть] если не ошибаюсь? – пропело сопрано, и он подскочил вверх на шесть дюймов. Позади него стояла Салли, и он не замедлил отметить, что глаза ее заволокло той недвусмысленной пеленой, которая всегда заволакивает глаза идеалисток, как только им доводится увидеть, как их суженые подсаживают в такси блондинок и машут тем вслед с чрезмерным воодушевлением.

– Боже мой, Салли! – сказал он. – Я из-за тебя вздрогнул.

– Что ж, понять можно.

– Каким ветром тебя сюда занесло?

– У меня была встреча с редакторами Лейлы Йорк по поводу новых планов. У них здесь, за углом – контора. Разве вопли сюда не долетали? Да, так кто же…

– Не понял. Ты о чем говоришь?

– Тебе легче будет, если скажу я? Ну хорошо. Кто эта женщина, с которой вы тут прогуливались?

– То есть, случайно встретились?

– Хорошо, встретились?

Если вы – жених, и жених молодой, вы, угодив в подобные обстоятельства, должны испытать ни с чем не сравнимый прилив сил, когда вспомните, что у вас наготове – правдивая история, в которой даже самый въедливый критик не найдет слабого местечка. Там, где юноша с менее счастливым уделом стал бы шаркать ногами и натужно мямлить фразы, которые начинаются с «во-от», Фредди был стоек и прямодушен; голос его, когда он заговорил, звучал не менее чисто и ровно, чем голос мистера Корне-лиуса, декламирующего любимый отрывок из поэмы сэра Вальтера Скотта.

– Это миссис Моллой.

– А, новенькая!

Фредди взял холодноватый и чуточку надменный тон.

– Если я правильно представляю себе, что ты хочешь этим сказать, – а я представляю это правильно, – то ты сейчас пробьешь далеко в сторону от ворот, и тебя будут утешать товарищи по команде. Переломи тенденцию прислушиваться к тому, что диктует тебе больное воображение, а то ты вечно что-нибудь брякнешь, а потом начнутся муки совести. Тебе не приходилось видеть альпийские снега?

– Я их очень хорошо представляю.

– Так вот, я чист, как альпийский снег. А миссис Моллой, – я хотел это сказать, но ты меня перебила, – никто иная, как жена Томаса Дж. Моллоя. Он проживал в «Приусадебном мирке» до той поры, пока им не завладела мисс Йорк. Миссис Моллой шла но улице и подвернула лодыжку…

– И на счастье, тут же подвернулся ты.

– Я не подвернулся. То есть не в этом смысле! Если ты соблаговолишь буквально на полминутки сомкнуть свои нежные уста, я разъясню тебе смысл произошедшего и сделаю это по возможности полно. Я вовсе с ней не разгуливал, как раз наоборот, я гулял сам по себе, что вполне характерно для этой улицы, а она – сама по себе, что также вполне характерно, да, мы гуляли совершенно автономно и независимо, и вот тут-то она подвернула лодыжку, о чем я уже упоминал. Я увидел, что она споткнулась – я двигался сзади от нее – и, вполне естественно, подхватил ее.

– Так-так…

– При чем здесь «так-так»? Если женщина, которой вас в недалеком прошлом представил ее муж, на ваших глазах едва не летит вверх тормашками, вам незачем раздумывать, вы можете смело подать ей руку. Таковы законы рыцарской чести. Поэтому, обвиняя меня в вольностях посреди Бондстрит, ты тем самым, – надеюсь, ты согласна, – порешь вздор, несешь чушь и лепишь галиматью.

– Я не обвиняла тебя в вольностях.

– Но собиралась это сделать. Ну так вот, я ее подхватил, и мне пришло в голову, что после такой неприятности она может испытывать некоторое недомогание. Я пригласил ее в «Боллинджер», чтобы вернуть ей нормальное кровообращение. Но, – продолжал с чувством Фредди, – в этой собачьей забегаловке заряжают так, что все волосы на голове увянут и засохнут. Когда явился официант и сообщил мне скорбную весть, у меня, например, на минуту поплыли круги перед глазами. Я решил, что он….

– Но расходы себя оправдали?

– Ты о чем это?

– Да так, ни о чем.

– Надеюсь. Мне не доставляет удовольствия кидаться огромными деньгами, которых у меня, в сущности, нет, чтобы поить шампанским едва знакомых женщин.

– Тогда зачем ты это сделал?

После этих слов у Фредди заныло сердце, стоило ему представить себе, насколько же глупый вид через пятьдесят секунд будет у этой недотепы. Да, вряд ли полноценный мужчина охотно повергнет любимую женщину в омут смущения и замешательства, показав ей со всей определенностью, что она вела себя, как ничтожная овца, со всеми своими нелепыми подозрениями и намеками на Бригхэма Янга, – и тем не менее иногда это делать необходимо. Иногда нужно навести порядок. Он придушил в себе жалость и заговорил:

– Я тебе скажу, почему я это сделал. Я сделал это потому, что чрезвычайно многим обязан ее мужу, Томасу Дж. Моллою, который не так давно, исключительно по велению сердца, уступил мне нефтяную акцию одного концерна, которую весьма скоро я смогу сбыть за десять тысяч фунтов.

– Фредди!

– Можно и «Фредди!» крикнуть. Умно, но не чересчур. Да, таковы факты, и я считаю, что раз уж Моллой обошелся со мной так благородно, то самое меньшее, чем бы я мог ему ответить, это отвести его пострадавшую жену в «Боллинджер», велеть человеку за стойкой хорошенько ей впрыснуть и не дрожать, если коктейль с шампанским немало стоит. Да, она грохнула парочку, и был момент, когда я решил, что она собирается заказать по-третьему.

Он не ошибся в своем предположении, что, открывая глаза на истину, сумеет добиться сильного эффекта.

– Мамочка! – сказала Салли.

– Десять тысяч фунтов! – сказала Салли.

– Ой, Фредди! – сказала Салли.

Он наращивал свое превосходство с настырностью хорошего полководца.

– Теперь, полагаю, тебе ясно, почему я заговорил об альпийском снеге.

– Ну конечно!

– Подозрений больше не будет?

– Исключаются.

– Мир и любовь?

– Они самые.

– Ну тогда давай зарулим в какую-нибудь дешевую богадельню, и я тебя угощу. А пока будем пировать, расскажу тебе про страну Кению и про то, почему тамошнюю кофейную индустрию ждет невиданная удача.

Роль смыслового ударения в заключительной тираде принадлежала прилагательному «дешевый», из чего следует, что в качестве места для трапезы он выбрал не «Баррибо». Поступи он так, они бы, пожалуй, заметили сидящих за столиком у стены мистера и миссис Моллой, и от их взгляда не ускользнуло бы, что последняя пребывает в приподнятом настроении. Долли, успевшая за семгой ввергнуть мужа в уныние отчетом о своих мытарствах в Вэлли Филдс, к появлению заливной курицы приурочила размораживание супруга.

– Все идет нормально, Мыльный, – говорила она. – Все в порядке.

– Да неужели? – огрызнулся мистер Моллой. История, которую ему пришлось выслушать, обратила семгу в пепел, и ничего лучшего, чем заливная курица, от жизни он уже не ждал.

– Ты послушай! На обратной дороге, на Бонд-стрит, я повстречала Виджена, и он мне подбросил одну идейку. Ты ведь Йорчиху знаешь.

Мыльного передернуло.

– Встречались, – глухо вымолвил он.

– Я хочу сказать, ты ведь знаешь, какую она муру сочиняет?

– Понятия не имею. Кто я, по-твоему, – книжный червь, что ли?

– Так вот, это всякие сю-сю-сю да ухти-тухти. Раскупают, как хот-доги на Кони-Айленд. У нее миллион фанатов и здесь, и в Америке, но я-то думаю, что она своей бурдой с маринадом по уши наелась, потому что следующую книжку хочет сделать, это, беспросветной, мне Виджен сказал. Мрачной такой…

– Ну и что? – с прежней угрюмостью обронил мистер Моллой.

– Как, что, разве нас это не касается? На это клюнет куча народа, правильно я говорю? Так что «Тайм» или «Ньюсуик», то есть какой-нибудь американский журнал, у которого в Лондоне есть офис, позвонит ей и скажет, что пришлет к ней одну из своих теток, которая выяснит, чего ради она так переключилась. Ну и вот, приходит тетка в этот «Мирок», расспрашивает Йорчиху, какого хрена с ней стряслось, а потом говорит, что нужно сделать несколько фотографий, в том числе – спальни, по той причине, что читатель их очень любит. И все, проникаем внутрь!

Мистер Моллой, как уже отмечалось, был не то чтобы очень сообразительным, – кроме случаев, затрагивающих круг его профессиональных интересов, – но и он ясно увидел, как много истины содержат эти слова. Поднося ко рту кусочек курицы, он вдруг оцепенел, держа вилку наперевес. Былая угрюмость бесследно улетучилась.

– Ластонька, – проговорил он, – мне кажется, это мысль.

– Вот-вот, повтори-ка еще раз. Вроде не должно быть никакого прокола. Позвоню ей после ланча и договорюсь, как встретиться.

Тут мистеру Моллою привиделась одна неувязочка.

– Так ведь у тебя же нет фотоаппарата?

– Ерунда, – ответила Долли. – Захвачу вечерком в «Сел-фридже».

12

Угощая Салли запеканкой с мясом и печеными яблоками в знакомом ему пабе, который оказался за ближайшим углом, Фредди прибегнул к режиму строжайшей секретности, то есть подошел к вопросу о концерне так же, как мистер Моллой, когда почти даром отдавал ему свою акцию. Мистер Моллой, пояснил он, планирует скупить все сверхдоходные акции и, что вполне естественно, хотел бы удержать их стоимость на прежнем уровне, а это было бы невозможно, если бы все вокруг начали трещать и судачить о том, какая это сногсшибательная штука. Принцип здесь тот же, говорил он, что и на бегах, когда тебе сообщают тайные сведения и велят молчать, чтобы не срезать ставки. Высказывая эту мысль, он испытал мимолетное чувство вины, вспомнив, что сам же отступ-ил от этого курса, когда недавно беседовал с мистером Корнелиусом; но уж теперь волноваться об этом было поздно, да и, с другой стороны, человека, с головой погруженного в недвижимость и кроликов, вряд ли бы заинтересовала такая новость.

Вот почему, встретившись с Лейлой Йорк и тронувшись в путь по направлению к дому, Салли завела речь не о грядущих десяти тысячах фунтах, а о мероприятии клуба «Перо и чернила» и выступлении своей госпожи.

– Ну как, все обошлось? – спросила она. – Вы были в голосе?

– Да, вполне.

– И что вы им сказали?

– Наговорила обычную галиматью.

– Много ли явилось чудищ?

– Не меньше миллиона.

– А как их шляпки?

– Не поддаются описанию.

Вопросы, судя по всему, не находили желанного отклика, но Салли еще пыталась завязать беседу:

– Я была у мистера Сэксби.

– В самом деле?

– Ушла, когда он начал набирать номер мистера Проссера, желая сообщить ему дурные известия.

– Ах, вот как? – сказала Лейла Йорк и снова умолкла, на сей раз уже до конца поездки.

Салли ставила на место машину и размышляла об этом необычайнейшем явлении. Такие чудеса замкнутости были совершенно не в духе ее говорливой работодательницы. Конечно, можно допустить, что это нормальный спад, наступивший после длительного общения с дамами, но чувствовалось, что дело обстоит не так просто. Даже после двухчасового свидания с участницами клуба «Перо и чернила» Лейла Йорк должна была выглядеть как-то посвежее.

Тут явилась мысль, что сейчас в самый раз сгодилась бы чашечка крепкого чаю. Салли не приходилось бывать на литературных утренниках, но знакомые уверяли, что вся, так сказать, материальная пища (не путать с интеллектуальной) представляет собой слегка подогретый грейпфрут с засунутой внутрь вишней, нечто вроде рубленой курятины, внедренной в размякшее тесто, и печеную грушу. Следовательно, уныние Лейлы Йорк вызвано недоеданием, и причина эта устранима с помощью чая и поджаренных булочек с маслом. Салли заготовила спасительные снадобья, разложила их на подносе и отнесла в сад, где в это время находилась мисс Йорк, взиравшая перед собой тем самым взглядом, который в своих собственных книгах она охотно нарекала невидящим.

Безропотная вялость, с которой она приняла угощение, побудила Салли заговорить с ней. За месяцы, проведенные в Клейнз Холл, она всей душой привязалась к Лейле Йорк и уж никак не могла смириться с тем, что та пребывает в упадке.

– Что все-таки стряслось? – отрывисто спросила она.

Салли понимала, что ее могут одернуть. Немудрено представить себе, как при подобном обращении со стороны какой-то секретарши вздымается надменная бровь и звучит холодно: «Не поняла». Однако вопрос пришелся впору, писательница уже испытывала потребность облегчить душу. Видно, есть что-то такое в грейпфрутах с вишней, рубленой курятине и печеных грушах, что расщепляет сдержанность и взывает к простой доверительности. Мисс Йорк не стала поднимать брови. Она ответила Салли так, как отвечает довольный вопросом человек.

– Я страдаю из-за Джо.

Салли уже знала, что Джо – загадочный муж Лейлы, лишившийся этого звания несколько лет назад. С тех пор, как Салли заступила на пост, ей неоднократно случалось выслушивать упоминания этого имени, и ее частенько занимало, что же он за птица. Обычно она представляла его крупным мужчиной весьма значительной наружности, с пронизывающим взглядом и бравыми усищами, поскольку не могла и помыслить, что для столь тяжкого супружества может сгодиться что-либо меньше похожее на упыря. Да-да, громадный, с пронизывающим взором, могучий и, во всяком случае, немногословный. Другой человек никогда не смог бы жениться на такой речистой особе, как Лейла Йорк.

– Что вы говорите? – выдавила из себя Салли. Едва ли то была реплика к месту, а, впрочем, собеседница с готовностью на нее откликнулась.

– Я сегодня его видела.

На сей раз ответ у Салли получился еще короче. Она сказала:.

– Ну?!

– Да, – подтвердила Лейла Йорк. – Он там был. Совершенно не изменился. Не считая того, – вспомнила она, – что у него наметилась лысина. Я ему всегда говорила, что он дождется лысины, если не будет каждый день делать особую гимнастику.

Салли оставила без комментариев сообщение о лысине. Вместо этого она изо всех сил задержала дыхание.

– Здорово меня тряхануло, когда я его вдруг увидела.

В этой точке беседы Салли себя решительно осадила, ей не стоило выражать изумления. Молчать гораздо разумнее. Впереди маячила исповедь об одинокой постели, а благоразумный человек такие исповеди не прерывает.

– Не видела его три года. Он тогда жил у матери. Любопытство Салли все распалялось. Значит, Джо ушел к матери. Интересно! Салли слышала о том, что с женами это случается повсеместно, а с мужьями – несколько реже. Созданный ею образ начал неумолимо комкаться. Тот, первоначальный Джо просто обязан был взять винтовку и уйти в Скалистые горы отстреливать свирепых гризли.

– А мать-то какова! – неожиданно вскричала мисс Йорк. – Змеи!

– Змеи? – удивленно переспросила Салли. Она почувствовала, что само по себе упоминание беспозвоночных едва ли бросает свет на истину, и ей захотелось, чтобы тема получила некоторое развитие. Что это не просто восклицание, сомнений у нее не возникло. Испытывая известный подъем чувств, женщина способна возопить и «Змея!», и «Гадюка!», и даже «Кобра!», но не во множественном числе.

– Они у нее жили, – пояснила мисс Йорк. – Она играла в пьеске «Герпина, королева змей» и выносила их с собой на сцену. В тех исключительных случаях, – с горчинкой добавила она, – когда эту сцену получала… Я вам когда-нибудь рассказывала, Салли, о своем браке?

– Нет-нет, никогда. То есть, мне, конечно, известно, что вы были замужем.

– А вам бы понравился Джо. Он всем нравился. Я его любила. Беда его в том, что он очень, очень слаб… Чистой воды кролик, который и на гуся топнуть побоится.

Отметив про себя, что кроликов, способных в наше время топнуть лапой на гуся, остались считанные единицы, Салли не поделилась своим наблюдением с патронессой. Она вообще браковала негодные плоды воображения.

– И вот, когда его мать в очередной раз отдыхала, она вдруг заявила, что не прочь переехать к нам, а у него язык не повернулся сказать, что это не вполне уместно, а точнее – кое-кого просто кондратий хватит, как только она переступит ногой порог. Отличная мысль, ответил он. А поскольку мне во всем признаться он тоже не решился, для меня началась новая жизнь. Я вернулась домой, вся разбитая после кошмарного рабочего дня – я тогда марала в вечерних газетенках разную слюнявую галиматью, – и вдруг увидела ее в своем дорогом, любимом кресле. Прихлебывает чаек и треплет своих змей по загривку. Недурная встреча в родных пенатах, говорю я Джо, когда отвела его в сторонку. И тут у него совести хватило сказать мне: «Понимаешь, я вечно на своих гастролях, и ей будет приятно, что рядом живой человек».

– Он – актер?

– Ну, что-то в этом духе. В Вест-Энде он так ничего и не добился, но в провинции дела шли неплохо, он постоянно получал главные роли в разных постановках для юношества. Так вот, когда дома у меня окопалась его мать со своими змеями, я и принялась вовсю раскручиваться, – загадочно промолвила мисс Йорк.

Салли сморгнула.

– Что вы хотите этим сказать?

– То, что вы слышали. Если человек пишет для периодики, он обязательно хочет состряпать роман, и ждет, когда у него выдастся свободное время. А я уже давно подумывала, как бы чего-нибудь сварганить, потому что, если вы пишете слюнявые заметки, у вас скапливаются горы бесценного материала. Тогда я и поняла, что настал мой час. Вместо того чтобы вечера напролет слушать рассказы об оглушительных успехах и о зависти бездарных знаменитостей, которые помешали ангажементу в Лондоне, я заперлась у себя комнате и написала первый роман. Он назывался «Вереск на холмах». Читали?