Текст книги "Том 14. М-р Моллой и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Глава VIII ДВОЕ В ОДНОЙ ЛОДКЕ

1

Хотя Лестер Кармоди не так уж пекся о благоденствии младших родичей, к поездке Джона в Лондон он отнесся с большой заботливостью. Ни в коем случае, настаивал он, нельзя впихнуть прямой и обратный путь в один и тот же день. Не говоря о том, что это утомительно, Джон молод, а молодых людей привлекают столичные развлечения. Непременно нужно пообедать в хорошем ресторане, сходить в театр, переночевать в первоклассном отеле, а уже утром, потихонечку – домой.

Однако уже вечером Джон возвратился в усадьбу. Нет, он не боялся, но что-то его беспокоило. Еще по пути в столицу он думал о том, как странно вел себя Хьюго прошлой ночью. Конечно, увидеть Твиста, когда тот пытался ограбить дом, он не мог, это полная чушь, но кого-то он застукал. Туманный и путанный рассказ на чем-то да основывался; и Джон вполне серьезно возражал дяде, посылавшему его в Лондон, когда вокруг кишат воры. В конце концов, насчет страховки можно договориться и по телефону.

Дядя над ним посмеялся. Он не верил, что Хьюго вообще видел кого-то. А если и видел, и спугнул, и гнал по саду, разумно ли предполагать, что грабитель вернется почти сразу? От того, что Джон спит у себя над конюшней, толку мало, тогда уж лучше сторожить всю ночь, но и без этого Радж-холл прекрасно управится. Да, дворецкий – стар, у него плоскостопие, зато в гарнизон входит Томас Дж. Моллой, опытный боец, при мысли о котором гангстеры нефтяных скважин трясутся как осина.

Так-то оно так, но, справившись с делами, Джон наспех пообедал и отправился домой. Нередко бывает, что о деле больше всех беспокоится тот, кто меньше всего в нем заинтересован. Джон всегда подозревал, что дяде безразличны судьбы Радж-холла, а уж Хьюго, только и мечтающий о Лондоне, считает обузой славную усадьбу. Тем самым, хранить и ценить ее как ценил и хранил сэр Найджел, ожидая своего короля в темные дни Республики, оставалось Джону. Одна лишь мысль о том, что священный паркет оскверняют какие-то пришельцы, приводила его в ужас. И вот, он гнал машину, а там – и въехал в Радж, когда часы били одиннадцать.

Въезжая в конюшенный двор, он сразу заметил, что дверь гаража распахнута настежь и большой машины нет. Загоняя туда свою, небольшую, он попытался понять, в чем дело. По-видимому, дядя уехал, скорее всего – в Бирмингем. Вечерней порой из Раджа только туда и ездили.

Наверное, думал Джон, дело было так: бирмингемскую газету «Пост» в доме получали, и мисс Моллой, чей аппетит только разыгрался после концерта, прочитала, что в городе идет мюзикл ее родной земли. Прочитав, она упросила дядю отвезти их с отцом туда, и вот, пожалуйста – дом оставлен на дворецкого, который состарился еще в те дни, когда Джон был ребенком.

Ну, что же это! Поездка в два конца утомила даже его выносливое тело, но ничего не попишешь, надо нести стражу, пока они не вернутся. Ладно, разбудим Эмили.

– Да? – сонно отвечала она, заслышав его свист. – В чем дело?

– Иди-ка сюда, – позвал Джон.

Стуча коготками, она сбежала с лестницы и заметила:

– Вернулся? Это хорошо.

– И-ди сю-да!

– А что такое? Опять чего-то выдумал?

– Не шуми! – сказал Джон. – Ты знаешь, который час? Они медленно обошли дом. Ночные чары понемногу успокоили Джона. Как же он забыл, что усадьба лучше всего именно в эту пору? Повсюду витали робкие запахи, притихавшие при свете, и шелестели в тишине густые кроны.

После лондонской жары прохлада была истинным бальзамом. Эмили исчезла во тьме, а это означало, вероятно, что она вернется часа через два, извозившись в чем-нибудь, и прыгнет к нему на грудь. Однако он не огорчился. Его осенил блаженный покой. Мало того, внутренний голос нашептывал, что вот-вот случится чудо, хотя никаких чудес, кроме предстоящего купания Эмили, он вообразить не мог.

Снова, медленным шагом, он обогнул дом и перешел с травы газона на гравий двора. Ботинки его заскрипели в мирной тишине. И вдруг перед ним метнулось что-то белое, взывая при этом:

– Джонни!

Он застыл на месте, словно его чем-то стукнули. Голос был подобен лунному свету, если бы тот зачем-то превратился в звук.

– Это ты? – продолжала Пэт.

Джон ринулся вперед. Сердце у него прыгало, тихая радость взметнулась бушующим пламенем. Значит, предчувствие не обмануло, хотя он и думать не посмел бы, что чудо так прекрасно.

2

Ночь была звездная, но под деревьями царила тьма, и Пэт едва-едва мерцала. Джон молча смотрел на нее. Что-то подобное он чувствовал один раз в жизни, серым ноябрьским днем, когда раздался свисток рефери, и он, весь избитый, в грязи, узнал, что их команда победила. Кроме этих двух случаев, он не испытывал странного, почти страшного восторга.

Пэт, со своей стороны, казалась спокойной.

– Да уж, собачка у тебя! Сторожевой пес. Сколько я бросила в окно камешков, а ей – хоть бы что.

– Эмили куда-то ушла.

– Надеюсь, ее укусит кролик. Всё, мы с ней в ссоре. Она меня чуть не загрызла там, в деревне.

– Пэт! – вскричал Джон.

– Да-да. А сейчас, думаю, пойду-ка погляжу, как ты. Ночь такая… ну, такая, никак не уснуть. Зачем ты тут рыщешь?

Джон внезапно вспомнил, что ушел с поста, но не устыдился. Если бы тысячи взломщиков проникли в дом, он бы им не мешал. Их дело.

– Так, гуляю.

– Ты удивился, что я здесь?

– Да.

– Мы мало видимся.

– Я не думал, что ты… хочешь меня видеть.

– Господи! Почему?

– Не знаю.

Они замолчали. Джон терзался тем, что недостоин дара небес. Бормочет какие-то глупости… На мгновение он увидел себя ее глазами. Где она только ни бывала, кого ни видела! Ловкие, любезные, галантные… А манеры, a savoir faire![93]93
  Сноровка (франц.).


[Закрыть] Мучительное смирение сковало его.

Ну, хорошо, а все-таки она пришла с ним повидаться. Обретя немного уверенности, он стал лихорадочно искать слов, которые выразили бы, как он ценит благоволение небес, но тут она сказала:

– Джонни, пойдем к этому рву.

Сердце его запело, как утренняя звезда.[94]94
  Сердце его запело как утренняя звезда – перифраза стиха из книги Иова (38:7).


[Закрыть] Ему бы это в голову не пришло, но теперь он увидел, как прекрасен такой замысел. Он попытался выразить свою мысль, и опять не нашел слов.

– Что-то ты не рад, – сказала она. – Наверное, думаешь, мне пора спать.

– Нет.

– Или сам хочешь спать.

– Нет.

– Тогда пойдем.

И они молча пошли ко рву по тисовой аллее. Тихая прелесть ночи окутала их, как мантия. В аллее было так темно, что даже Пэт не мерцала.

– Джонни!

– Да?

Что-то мягкое и благоуханное ткнулось в него, и он обнаружил, что держит ее в объятиях. Конечно, он тут же ее отпустил, а она нервно засмеялась.

– Прости, – сказала Пэт. – Споткнулась обо что-то. Джон не ответил, да и не мог бы. Во внезапном озарении он понял, почему так неловок. Дело в том, что ему очень хочется обнять и поцеловать ее. Он резко остановился.

– Что случилось?

– Ничего, – отвечал Джон.

Мирская мудрость, бледная дева с поджатыми губами и кротким угрожающим взором, зашептала ему на ухо: «А стоит ли?» Пещерный человек, проснувшийся в нем, нырнул обратно, в темную древность. «Конечно, не стоит», – подумал современный Джон. В конце концов, тогда в Лондоне, она ему ясно показала, что может предложить только дружбу. Так что же, разбивать это хрупкое сокровище ради прихотей какого-то предка, которому бы не грех и устыдиться? Слава Богу, пронесло.

Ведь читал же он, как девушки восклицают: «Ах, ты все испортил!» Нет, портить нельзя. Дойдя решительным шагом до воротец, за которыми была лесенка, он браво их распахнул и предупредил:

– Осторожно!

– А что? – суховато спросила Пэт.

– Да вот, ступеньки.

– О? – откликнулась Пэт.

3

Он следовал за ней, думая о том, что лучшая в жизни ночь пошла как-то не так. Девушки – странные созданья, тонкие, что ли. То одно настроение, то другое. Пэт молчала, когда он выволакивал лодку; молчала и позже, когда та заскользила по воде, унося их в звездный прохладный мир, где царит тишина и темные деревья четко очерчены на фоне неба, словно вырезанные из картона.

– Тебе удобно? – наконец осведомился Джон.

– Спасибо, вполне.

Тут настроение снова сменилось, голос ее стал мягче.

– Как хорошо! – сказала Пэт, устраиваясь на подушках. – Помнишь, когда-то у вас была только плоскодонка?

– Хорошее было время! – вздохнул Джон.

– Да, – согласилась Пэт.

Очарование летней ночи снова оборвало беседу. Стояла тишина, если не считать шелеста крохотных волн и плеска весел. Вдруг над лодкой пронеслась летучая мышь, а у островка, пристанища птиц, что-то шумно подпрыгнуло.

– Щука? – предположила Пэт.

– Очень может быть.

Пэт выпрямилась, а там – наклонилась вперед.

– Отец был бы рад, – сказала она. – Он спит и видит, как бы половить тут щук. Джонни, хоть бы кто прикончил эту дурацкую ссору! Отец упираться не будет, если твой дядя что-нибудь сделает. В конце концов, он очень плохо поступил. Мог бы попросить прощения.

Джон ответил не сразу, думая о том, что каяться дядя не любит. Упрям – это еще мягко сказано. Свиньи склонялись перед ним, а мулы с большой пользой могли бы у него поучиться.

– Понимаешь, – выговорил Джон, – он такой человек…

– Тебя-то он выслушает!

– Как знать…

– Ты попробуй. Пойди и скажи, что отец ждет первого шага. Господи, это же истинный пустяк! Он его чуть не убил.

– Попробую…

– Джонни, я тебя прошу! Мне очень трудно. Отец увидел, что я стою с Хьюго, и страшно разорался. Знал бы он, что я тут с тобой! Он запретил мне разговаривать со всеми вами, даже с Эмили, хотя с ней я и сама бы… В общем, ни с ослом, ни с волом.[95]95
  …ни с ослом, ни с волом – перифраза десятой заповеди Десятисловия (см. Исх. 20:17, Втор 5:21).


[Закрыть] Проклял всех до единого, даже мышей на кухне. Я всегда была здесь как дома, а уж ты мне…

Джон застыл, держа весло над водой.

– … просто как брат.

Весло шумно опустилось, куда следует.

– Наверное, – продолжала Пэт, – нынешнее девушки чихали бы на отцов, а я – не могу. Дело не в том, что он рассердится. Ему будет больно. Вот я и пришла тайком, хотя очень не люблю врать. Поговори ты со старым боровом! Нежно так, по-матерински.

– Пэт, – сказал Джон, – я не знаю, как это сделать, но непременно сделаю.

– Молодец! Смешной ты, честное слово. Вроде – размазня размазней, а вдруг…

– Размазня? – переспросил Джон – Это в каком смысле?

– А ты сам не знаешь?

– Размазня!

– Ну, такая каша.

Звезды бодро сверкали, и все же было темно, лица ее он не видел; однако предполагал, что на нем, то есть на лице, играет насмешливая улыбка. Обычно это сражало его, но сейчас ввергло в неописуемую ярость. Лодка угрожающе накренилась.

– Какой ты прыткий! – сказала Пэт.

– Да? Я же – каша. Пэт хихикнула.

– Ты обиделся, Джонни? Прости, пожалуйста. Ты не каша. Ты просто… ну, благоразумный. Или мудрый, что ли…

Опять эта мудрость! Проплыла ондатра, оставив на воде подобный вееру след. Звезды мерцали и подмигивали. На островке вспорхнула птица. Мудрость! Может быть, Пэт имеет в виду… или намекает…

Нет, конечно! С чего он взял? Там, в аллее, он действовал точно так, как надо. Послушайся он брутального предка в какой-нибудь медвежьей шкуре, ему бы не было прощения. Да-да, «как ты все испортил!», именно так. Быть может, в свое время предок вполне преуспевал, но не в наши же дни!

Думая все это, Джон рьяно работал веслом и вызвал еще один упрек.

– Куда ты несешься? Хочешь поскорей от меня избавиться?

– Нет, – ответил он.

– А вообще-то пора спать. Знаешь что, высади меня у моста. Я не слишком много прошу? Ты ведь утомился…

Джон проехал в тот день двести миль, но совсем не устал. Плыть он мог сколько угодно.

– Хорошо, – отвечал он.

– Спасибо, – сказала она. – Только помедленней, если можно. Все-таки, на воде так приятно… Далеко еще до Уголка Призраков?

– Вон он.

– Ну, не пугайся.

Ров, окружавший усадьбу, прорыл первый Кармоди в ту пору, когда домовладельцы создавали препятствия для посетителей. С умягчением нравов цель его была забыта, и позднейшие хозяева расширяли ров, украшали, уснащали островками, по возможности приближая к живописному озеру. Для вящего сходства посадили несколько мрачных тиссов, между которыми, однако, протекал узкий поток воды. Тот, кто не пугался зловещей кущи, вскоре выходил на простор и, миновав мост, оказывался у реки.

– Сколько тебе было, Джонни, – спросила Пэт, – когда ты решился проплыть тут ночью?

– Шестнадцать.

– Ну, больше!

– Нет. Ровно шестнадцать. Я проплыл там в день рождения.

Пэт протянула руку, и ветки коснулись ее пальцев.

– Я бы и сейчас одна не смогла. Меня бы схватила рука скелета, поросшая черной шерстью. Видишь, вот она. А почему ты так расхрабрился?

– Потому что ты сказала, что я там не проплыву.

– Правда?

– Еще бы! Дразнила, не знаю как.

– А ты и купился? Да, ты многим мне обязан. Нет, ты подумай, мы тут бывали совсем детьми, а теперь – усталые, старые, совсем другие…

– Я не другой.

– Это в чем же?

– Ах, не знаю!

Джон опустил весло. Он хотел во всем разобраться.

– Почему ты думаешь, что я другой?

– Эти белые пятна, наверное, гуси. Джон гусями не интересовался.

– Я… – начал он, – я… – он хотел сказать, что любит ее, но вовремя опомнился и завершил фразу, – совсем такой же.

– Тогда почему ты со мной не общаешься? – упорствовала Пэт. – Бог знает, когда ты приехал, а я только сейчас тебя вижу. И то пришлось швырять камешки в окно. Как по-твоему, приятно бродить в одиночестве?

Джон удивился. Получалось, что он не деликатен, а равнодушен. Казалось бы, если ты объяснился и узнал, что тебя не любят, уйди с дороги, пока не сотрется память о твоей наглости. Да половина несчастных случаев на охоте, в Африке, обязана этой статье кодекса!

– Я не знал…

– Чего?

– Что ты хочешь меня видеть.

– Конечно, хочу. Вот что, Джонни. Ты завтра свободен?

– Да.

– Тогда сбеги из узилища, заезжай за мной и мы устроим пикник, как в старое время. Отец уйдет в гости. Приезжай к часу. Ну, как?

Джон опять ответил не сразу. Чувства его были слишком сильны для слов. Тем временем река приняла лодку с той неспешной, важной, сонной любезностью, благодаря которой разумные люди считают ее лучшей из рек.

– Согласен? – осведомилась Пэт.

– Еще бы!

– Вот и хорошо. Даже прекрасно. Значит, в час.

Река журчала, мягко посмеиваясь. Она была доброй и мудрой, а потому – посмеивалась, как старый джентльмен, которому приятно, когда молодые люди счастливы.

– Мы часто устраивали пикники, – припомнила Пэт.

– Да, – согласился Джон.

– Просто не пойму, зачем тебе общаться с ехидной, капризной, сварливой девицей!

– Что ты такое говоришь!

Показался старый мост, едва заметный во тьме. Джон подвел лодку к берегу, она зашуршала в камышах, словно феи заиграли на дудочках. Пэт вышла и повернулась к Джону.

– Теперь я не очень плохая, – тихо сказала она, – Если потерпишь, ты это увидишь. Спокойной ночи, Джонни. Значит, к часу, мой дорогой.

Она исчезла в темноте, а Джон рванулся вперед, словно его ударили током. Он дрожал. Конечно, ему померещилось, но на одну долю секунды он ощутил что-то вроде поцелуя.

– Пэт! – крикнул он, едва дыша.

Никто не ответил. Река спешила к Северну рассказать новости.

– Пэт!

Джон ударил веслом по воде. Река возмущенно заворчала. Лодка ткнулась носом в берег, лодочник выскочил на землю. Он прислушался. Звуков не было. Мир затих и опустел.

Наконец раздался хоть какой-то звук. Река опять засмеялась.

Глава IX СОННОЕ ЗЕЛЬЕ

1

Джон проснулся поздно и, просыпаясь, смутно ощутил, что очень счастлив. Мир почему-то стал лучшим из возможных миров. Тут он все вспомнил и вскочил, громко крича.

Эмили, свернувшаяся в корзинке, подняла тяжелую голову, ибо, судя по всему, вернулась под утро. Обычно она суетилась вокруг Джона, пока он мылся и одевался, но сегодня слишком устала. Решив, что скажет позже о незнакомце, которого встретила на их земле, она дважды вздохнула и погрузилась в сон.

Выйдя на воздух, Джон обнаружил, что упустил несколько волшебных часов. Двор был залит солнечным светом; легкий ветерок шелестел верхушками кедров; пушистые облака плыли в лазурном небе; от птичника доносился мирный клекот. Ощутив благоговение перед всем, что есть живого, Джон посмотрел на птиц, и они ему понравились. Насекомые, жужжавшие в солнечном тепле, были выше всех похвал, включая осу, подлетевшую совсем близко. Когда же подъехала машина и из нее вылез шофер, восторгу не было пределов.

– Доброе утро, Болт, – сердечно сказал Джон.

– Доброе утро, сэр.

– Куда вы так рано ездили?

– Мистер Кармоди послал меня в Вустер, оставить сумку в камере хранения. Если вы идете в дом, сэр, не передадите ли ему квитанцию?

Джон был рад оказать услугу и жалел лишь о том, что она столь ничтожна. Но и то хлеб в такое утро. Он положил квитанцию в карман.

– Как дела, Болт?

– Спасибо, сэр, все в порядке.

– Как жена?

– В порядке, сэр.

– А ребенок?

– И он тоже.

– А собака?

– Спасибо, не жалуется.

– Превосходно! – сказал Джон. – Просто замечательно! Большой им привет.

И, улыбнувшись как можно сердечней, направился к дому. Как бы ни вознесся дух, низшая природа требует завтрака, и Джон, в ту пору практически бестелесный, все-таки помнил, что два яйца и кофе очень недурны. Подходя к дверям, он подумал, что надо бы спросить и о канарейке, но решил, что время ушло. Надеясь, что случай еще представится, он продвигался к столовой, где яйца просто кишат, а кофе льется рекой. Остановился он только для того, чтобы почесать кота за ухом, и открыл дверь.

В столовой никого не было. Видимо, все уже позавтракали. Джон не огорчился при всей его любви к людям. Когда тебе предстоит пикник с единственной девушкой на свете, лучше побыть одному, чем с кем-то разговаривать.

Однако ближние подкрепились уж очень основательно. Где кофе, например? Он позвонил в звонок.

– Доброе утро, Стергис, – приветливо сказал он, когда тот явился. – Вы не могли бы принести мне кофе?

Дворецкий, сухонький и седой, служил тут, сколько Джон себя помнил. Как ни странно, он не менялся, сочетая субтильность, солидность и изысканную вежливость, словно положительный отец в мелодраме.

– Мистер Джон! А я думал, вы в Лондоне.

– Вернулся ночью, и очень этому рад. Как ревматизм, не беспокоит?

– Беспокоит, мистер Джон.

– Быть не может!

– Может, мистер Джон. Почти совсем не спал.

– Какой ужас! Нет, какой ужас! Наверное, от тепла пройдет?

– Надеюсь, мистер Джон.

– И я надеюсь, и я! А где все прочие?

– Мистер Хьюго и мистер Фиш уехали в Лондон.

– Ах, да, я забыл.

– Мистер Моллой и мисс Моллой в саду.

– Поня-ятно. А дядя?

– Он в галерее, мистер Джон. С полицейским.

– С кем?

– С полицейским. Пришел из-за кражи.

– Из-за чего?

– Кражи, мистер Джон. Разве вы не знали?

Да, таков мир. Только впадешь в высокий восторг, а судьба – бамц! – и заедет тяжелым мешком по голове. Джон быстро спустился на землю.

– Господи милостивый!

– Золотые слова, мистер Джон. Если бы вы могли уделить минутку…

Совесть грызла Джона. Он чувствовал то, что чувствует страж, уснувший на посту.

– Пойду, разберусь, – сказал он.

– Спасибо, мистер Джон. Разрешите заметить…

– Позже, Стергис, позже…

Он взбежал по лестнице на галерею. Мистер Кармоди с единственным здешним полицейским рассматривали что-то у окна, и за тот короткий промежуток, когда они его еще не увидели, Джон успел оценить ущерб. Несколько пустых рам зияли перед ним, как слепые окна. Витринка, где хранились миниатюры, была разбита. Самой солонки, подаренной Эмиасу Кармоди королевой-девственницей, и то не было.

– А, черт! – сказал Джон. Хозяин и полицейский обернулись.

– Джон! Я думал, ты в Лондоне.

– Ночью вернулся.

– Вы ничего не слышали и не видели? – осведомился полисмен.

Констебль Моулд был исключительно туп, глаза его напоминали подернутые пленкой лужи, но он старался, как мог, взглянуть на Джона острым взором.

– Нет.

– Почему?

– Меня тут не было.

– А вы сказали, что было.

– Я не подходил к дому. Сразу отправился ко рву.

– Значит, ничего не видели?

– Именно.

Констебль, уже лизавший карандаш и заготовивший блокнотик, неохотно сдался.

– Когда это случилось? – спросил Джон.

– Определить невозможно, – ответил дядя. – По несчастной случайности, дом был практически пуст. Хьюго с этим субъектом уехали после обеда. Мистер Моллой с дочерью поехали в театр, в Бирмингем. У меня болела голова, и я рано лег. После восьми часов вор мог спокойно влезть сюда в любую минуту. По-видимому, на галерею он проник незадолго до полуночи.

– А как?

– Несомненно, влез в окно, приставив к нему стремянку. Джон заметил, что стекло вырезано.

– К несчастью, – продолжал дядя, – украденные ценности невелики. Унести их легко. Без сомнения, грабитель во многих милях отсюда, может быть – в Лондоне.

– Оно застраховано? – спросил констебль.

– Да. Как ни странно, мой племянник вчера ездил в столицу, чтобы увеличить сумму. Ты все сделал, Джон?

– О, да!.. – рассеяно ответил тот. Любой человек на месте преступления становится сыщиком. – Эй, смотрите-ка!

– Что такое?

– Вы это видели?

– Конечно, – сказал дядя.

– Я сразу заметил, – уточнил констебль.

– Наверное, порезал палец, – предположил Джон.

– Так я и подумал, – сообщил констебль.

На подоконнике и впрямь отпечатался более или менее окровавленный палец. Как многое на свете, он казался важнее, чем был. Мистер Кармоди резонно заметил, что нелегко искать по всей Англии человека с порезанным пальцем.

– Да… – признал Джон.

Констебль сообщил, что сразу это понял.

– Остается одно, – покорно сказал дядя. – Позвонить в вустерскую полицию. Вряд ли они помогут, но надо соблюсти формальности. Пойдемте вниз, Моулд.

Отметив, что дядя держится стойко и с достоинством, Джон стал искать ключи. Трудно в таких случаях то, что никогда не знаешь, ключ это или нет. Может, они разбросаны повсюду и прямо взывают к тебе – но как их узнать? Вот Шерлок Холмс видел соломинку или какой-нибудь там пепел, а доктор Уотсон потом присобачивал к ним этикетку. Джон неохотно признал, что он ближе к Уотсону.

Размышления его прервал появившийся рядом Стергис.

2

– А, Стергис… – рассеянно, если не раздраженно сказал Джон.

Когда напряженно мыслишь, дряхлые дворецкие скорее мешают.

– Можно с вами поговорить, мистер Джон?

Джон решил, что можно, хотя и не нужно. Он уважал седину старого слуги, но очень уж это не ко времени.

– Ночью, мистер Джон, у меня был сильный приступ. Джон понял, что зря задавал заботливые вопросы. Когда ты на вершине блаженства, тебя тянет к ближним, поневоле проявишь участие. Но теперь он об этом жалел. Напрягаешь все силы, ищешь ключ, а тут слушай, как мямлят о всяких приступах!

– Я долго не мог уснуть, мистер Джон.

– Говорят, пчелы помогают.

– Пчелы, сэр?

– Ну, укусы. Кусает вас пчела, и яд или что там у них изничтожает хворь.

Стергис помолчал, и Джон подумал, что он собирается спросить, нет ли где хорошей пчелы; подумал – и ошибся Перед ним стоял не Стергис-страдалец, а Стергис-слуга, верный страж хозяйских сокровищ.

– Спасибо, мистер Джон, – сказал он, – но я веду не к этому.

Джон стал немного любопытней.

– Таинственное дело, Стергис. Влез в окно и вылез из окна.

– Нет, мистер Джон. В том-то и дело. Он спустился по главной лестнице.

– Откуда вы знаете?

– Я его видел, мистер Джон.

– Видели?

– Да, сэр. Я ведь всю ночь не спал.

Прежние угрызения бледнели перед нынешними. Только потому, что дворецкий блеет, как овца, он, то есть Джон, чуть от него не отмахнулся! А доблестный старик, нимало неповинный в том, что годы ослабили его голосовые связки, – это Deus ex machina, дар небес, нечаянная помощь. Дворецких не гладят по голове, но Джон чуть не погладил.

– Видели!

– Да, мистер Джон.

– Какой он?

– Не могу сказать, мистер Джон.

– Почему?

– Потому что я его не видел.

– Вы же видели!

– В переносном смысле, мистер Джон.

Угрызения притихли. Да, дворецкий именно мямлит, точнее – порет чушь.

– То есть как?

– Дело было…

– Вот что, расскажите мне все с начала.

Стергис пугливо оглянулся на дверь, и заговорил еле слышно, словно блеющая овца, которая держит в зубах вату.

– Значит, был у меня приступ. Терпел я терпел, и вдруг вспомнил, как мистер Хьюго советовал выпить виски без воды. Облегчает боль.

Джон кивнул. Что верно, то верно. Хьюго рекомендовал виски против всего, от ревматизма до разбитого сердца.

– Вылез я из постели, надел халат, мистер Джон, и только дошел до площадки, намереваясь заглянуть в погребец, который находится в столовой, как вдруг услышал нечто.

– Что именно?

– Такой звук, словно кто-то чихнул.

– Вот как?

– Да, мистер Джон. Я замер..

– Что? А, ясно. Замерли.

– Через некоторое время я прокрался…

– Что?

– Прокрался к этой двери.

– А, понятно! Зачем?

– Мне показалось, что чихают в галерее. И действительно, чихнули еще раза два или три. Потом кто-то направился к дверям.

– А вы что сделали?

– Вернулся на площадку, сэр. За полчаса до этого я бы не поверил, что обрету такую прыть. Из галереи вышел человек с саком. Держал он и фонарик, но только когда он спустился, я разглядел его лицо.

– Разглядели?

– Да, мистер Джон, на одно мгновение. И замер.

– Что? А, замерли! Почему? Вы его знаете? Стергис понизил голос.

– Я бы мог поклясться, мистер Джон, что это доктор Твист, из «Курса».

– Твист?

– Да, мистер Джон. Я никому не сказал, кроме вас, может подать за диффамацию. И потом, я толком его не видел. А главное, мистеру Кармоди навряд ли понравилось бы, что я собирался пить его виски. Так что очень вас прошу, и вы никому не говорите.

– Хорошо.

– Спасибо, сэр.

– Идите, Стергис. Я должен это обдумать.

– Сейчас-сейчас, мистер Джон.

– Я рад, что вы со мной поделились.

– Благодарю вас, мистер Джон. Завтрак доедать будете? Джон отринул все земное.

– Нет. Я буду думать.

– Бог в помощь, мистер Джон.

Оставшись один, Джон подошел к окну. Разум его работал с быстротой и четкостью, которой позавидовал бы всякий сыщик. Впервые подумал он, что в путаном рассказе Хьюго что-то есть. Вместе с сообщением Стергиса слова его немало значат.

Твист… Что о нем известно? Явился сюда невесть откуда, завел этот «Курс». А вдруг он прикрывает лечебницей темные делишки? Ученые преступники всегда заводят, как ее, ширму..

Тут взгляд его упал на Томаса Дж. Моллоя, гуляющего у рва со своей сногсшибательной дочерью. Вот уж ко времени! Сейчас нужен толковый человек, с которым можно поделиться сомнениями.

Джон быстро вышел из галереи и сбежал вниз.

3

Моллой по-прежнему гулял и встрече обрадовался. Сейчас он был примерно в том состоянии, в каком недавно был Джон.

– Привет-привет! – сказал он с грубоватой сердечностью. – Вернулись? Ну, как, развлеклись в столице?

– Спасибо. Я хотел…

– О краже слышали?

– Да-да. Так я, знаете…

– Ужас какой, а? И как на беду мы с Долли уехали в Бирмингем! Был бы я здесь, ничего бы не случилось. Слышу я хорошо, да и стреляю неплохо, мистер Кэррол, вы уж мне поверьте. Надо быть очень прытким, чтоб от меня уйти.

– Это уж точно, – подтвердила Долли. – Ах, какая жалость! И никаких следов…

– Нет, душенька, есть отпечаток большого пальца. Но что с того? Нельзя же перерыть всю Англию!

– А главное, – сокрушалась Долли, – никто его не видел!

– Вот тут вы не правы, – сказал Джон. – Об этом я и хотел потолковать. Дворецкий что-то услышал, пошел посмотреть и увидел, как вор спускается по лестнице.

Если до сих пор он мог посетовать на невнимание, теперь все изменилось. Мисс Моллой очень широко открыла глаза, отец ее страшно обрадовался.

– Увидел! – вскричала она.

– К-к-как? – вскричал мистер Моллой.

– Так. Вы, часом, не знаете такого Твиста?

– Т-твиста? – мистер Моллой наморщил лоб. – Лапочка, знаю я Твиста?

– Что-то знакомое… – сказала Долли.

– У него неподалеку лечебница, – пояснил Джон. – Дядя пробыл там недели две. Прошел такой курс…

– Ну, конечно! Ваш дядя мне говорил. Но…

– По-видимому, – предположила Долли, – он приезжал к дяде, а дворецкий принял его за вора.

– Вот именно! – подхватил Моллой, еще не справившись с дыханием. – А как же иначе? Насколько мне известно, они – большие друзья. И потом, у него процветающее дело…

Джона не сбили с пути поверхностные доводы. Доктор Уотсон – тугодум, но если уж он что-то схватит, то схватит.

– Да, вроде бы странно, – сказал Джон. – Но если подумать, мы увидим, что вор прежде всего заведет пристойное дело, чтобы усыпить подозрения.

Мистер Моллой покачал головой.

– Мне кажется, это… э-э… притянуто за уши. Джон усомнился в его здравомыслии.

– Во всяком случае, слуга его видел. Если я к нему заеду, вреда не будет. И предлог есть, дядя не хочет платить за весь курс.

– Да, – отвечал мистер Моллой сдавленным голосом. – Но…

– Езжайте-езжайте! – воодушевилась дочь. – Молодец, что придумали. Конечно, тут нужен предлог, иначе он удивится.

Джон одобрительно на нее посмотрел.

– И еще, – продолжала она, – не забывайте, вор поранил палец. Если у Твиста он забинтован или залеплен пластырем…

Джон совсем восхитился.

– Замечательная мысль! Кроме того, я проверю, простужен ли он.

– П-п-про-с-с-тужен? – переспросил мистер Моллой.

– Да. Понимаете, этот слуга слышал, как он чихает.

– Ну, подумайте! – воскликнула Долли. – Целых два ключа. Вот что, едем немедленно! Если мы явимся вдвоем, он ничего не заподозрит. Я скажу, что хочу посоветоваться насчет брата. Спорю на миллион, этот ваш Твист и есть преступник. Конечно, он прикрылся почтенным делом. В общем, выводите машину, я сейчас.

Джон ответил не сразу. Охота охотой, но на час дня назначено то, что намного важнее таинственного Твиста.

– Я должен вернуться без четверти час, – сказал он.

– Зачем?

– Ну, должен.

– Хорошо. Мы же не до ночи там провозимся! Посмотрим на него – и домой. Тут двадцать миль, в конце концов. Вернемся раньше двенадцати.

– Вы правы, – согласился Джон, – совершенно правы. Подождите минутку.

Мнение его о мисс Моллой резко подскочило вверх. Да, он не любил таких девиц, мало того – ей вроде не место в Радж-холле, но умна, ничего не попишешь.

Именно в этом ее свойстве усомнился мистер Моллой. Выпучив глаза, он издавал странные, натужные звуки.

– Успокойся, стариканчик, – посоветовала Долли.

– Успокоиться, вот как? Затеяла черт знает что…

– Совсем одурел! Он же все равно туда поедет. И палец он заметил бы сам. Я просто дала понять, что мы с ним заодно.

– Какой от этого толк?

– Сейчас скажу. Беги в нашу комнату и хватай эти капли. Одна нога здесь, другая – там!

Иногда в ненастный день из-за туч проглядывает солнце. Именно так изменилось лицо Моллоя при волшебном слове «капли».

– Значит, – продолжала Долли, – мы уезжаем, ты скачешь к телефону и сообщаешь Твисту, что я везу капли. Пусть заготовит какой-нибудь напиток, чтоб этот тип не почувствовал вкуса.

– Ясно, лапочка! – воскликнул Моллой с той восторженной покорностью, с какой наполеоновский солдат приветствовал замысел кампании. И все же он чуть-чуть сомневался. Да, умна, ничего не скажешь, но в молодом энтузиазме может проглядеть кое-какие мелочи. – Только, знаешь, ты не в Чикаго. Хорошо, заснет он, а что дальше? Проснется. И страшно разбушуется.

– Я все учла. Несомненно, у Шимпа есть помощники. Передай, чтобы он им сказал, что приедет молодая дама с ненормальным братом. Его надо усыпить и запереть, чтобы он никого не укокал. А мы за это время смоемся. Раз уж Шимп засветился, надо спешить. Сегодня и уедем. Так что ты тут не гуляй по лугам, а действуй. Я скоро вернусь. Ясно?