Текст книги "Том 14. М-р Моллой и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

Глава IV

1

Часы над конюшней Эшби-холла пробили пять, и в тот же миг Джейн, сидевшая в шезлонге на лужайке, увидела в воротах такси. Дядя Генри вернулся из Лондона, где обедал с мистером Стикни. Миллионер предложил познакомиться, прежде чем он переедет в Эшби-холл.

Как всегда, когда надо было одеваться и ехать в Лондон, дядя Генри разнылся, что лучше вообще оставить эту затею, однако Джейн была непреклонна. Генри уехал, пожаловавшись, что чувствует себя как в старые времена, когда его вызывали к директору театра. Теперь он снова был бодр и весел. Обед пришелся ему по душе.

– Банкет, – сказал он. – Стикни оказал нам честь.

– Нам? – сказала Джейн, удивляясь, что он говорит о себе во множественном числе, как монарх или главный редактор в передовице.

– Он привез с собой тетку.

– Только не это!

– Откуда такой испуг?

– Это крах. Мы не сможем как следует принять богатую американку. Они привыкли к роскоши.

– Ну, у нас есть дворецкий, кухарка, старшая и младшая горничные. Не думаю, что в Бекингемском дворце лучше. И потом, мне не показалось, что она богатая. Скорее, бедная родственница. Но она не станет смотреть на нас свысока, даже если купается в деньгах. Она для этого слишком славная. Ты читала «Кентерберийские рассказы»?

– Ну, знаешь, то одно, то другое, все как-то недосуг… А что?

– Она напомнила мне Батскую ткачиху. Веселая и раскованная. Танцевала на сцене.

– Это обнадеживает.

– В варьете. Очень занятная женщина. У меня создалось впечатление, что она знает все анекдоты на свете. Вот одна история, про деверя их кухарки Эфраима…

Он не успел договорить, потому что в доме зазвонил телефон. Минуты через две вышел Феррис, дворецкий.

Феррис был представительный, чопорный и мрачный. Казалось, он постоянно о чем-то размышляет, вероятно, о космосе, и мысли эти неутешительны. Генри уже несколько раз говорил, что истинное духовное обиталище Ферриса – что-нибудь вроде дома Эшеров Эдгара Аллана По, куда тот вписался бы без малейшего труда. Сейчас он заговорил загробным голосом дворецкого, на которого меланхолия раз и навсегда наложила свою печать.

– Мистер Тарвин, мисс, спрашивает вас.

– Скажите, что не сумели меня найти.

– Очень хорошо, мисс, – сказал Феррис и удалился с нахмуренным челом.

– Тарвин? – сказал Генри. – Почему эта фамилия кажется мне знакомой?

– Я тебе про него рассказывала. Лайонел притащил его на обед.

– А, вспомнил. С бородой.

– Да. И бакенбардами.

– Зачем он тебе звонил?

– Этого мы никогда не узнаем, если, разумеется, он не попросит что-нибудь передать.

Вновь появился Феррис. Генри изучающе смотрел, как тот подходит.

– Интересно, – сказал он.

– Что интересно?

– Почему, когда я отправил тебя за дворецким, ты не выбрала кого-нибудь пожизнерадостней.

– На меня произвела впечатление его важность. Я подумала, на мистера Стикни она тоже произведет впечатление. Ты предпочел бы веселого, искрометного дворецкого?

– Такого, который съезжает по перилам – нет, – признался Генри. – Да, Феррис?

– Мистер Тарвин выражает свое сожаление, мисс, что не смог поговорить с вами, и просит передать, что он выслал вам хорошие книги.

– Спасибо, Феррис.

– Спасибо, мисс, – сказал Феррис, и удалился торжественной походкой человека, следующего за гробом старого и любимого друга.

– Зачем Тарвин посылает тебе хорошие книги? – спросил Генри, и Джейн рассмеялась.

– Чтобы развить мой ум. Я чего-то в этом роде ждала. За обедом мы заговорили о книгах, он спросил, какие я люблю больше всего. Я сказала: «Детективы». Помнишь, я тебе давала на днях «Кровавого Бредли»? Какая-то женщина написала, не помню фамилии. Я просто оторваться не могла.

– Я тоже. Кстати, хорошо, что напомнила. Я обещал ее викарию.

– Викарий читает детективы?

– Запоем.

– И это серьезный ученый, который пишет умные книги про ранних Отцов Церкви! Жалко, я не знала этого, когда говорила с Тарвином. Понимаешь, когда я посоветовала ему прочесть «Кровавого Бредли», он сразу меня запрезирал.

– Как это выглядело?

– Он вытаращил глаза и спросил: «Дорогая моя, неужели можно читать книгу, которая называется "Кровавый Бредли"?» Когда я ответила, что да, можно, и привела себя в качестве примера, он покровительственно вздохнул и сказал, что у меня, кажется, плохой вкус. Жалко, что я не смогла сунуть ему в нос викария. Интересно, что он прислал. Наверное, что-нибудь познавательное. Знаешь что, Генри? Я вдруг поняла. Он пытается изменить меня к лучшему.

– Чепуха. Ты и так хороша.

– Я тоже так думаю. Но он точно пытается меня изменить. Все признаки налицо.

– Очень глупо. Меня пытались изменить к лучшему сперва в школе, потом в Кембридже. А когда я бросил Кембридж и пошел на сцену, сдохнуть мне, если это все не началось по новой с режиссерами и хореографами. Как ты думаешь, мистер Стикни не попытается изменить меня к лучшему?

– Я бы не удивилась. Какой он?

– Да, в общем, ничего. Немного надутый. Мне показалось, он не вполне одобряет рассказчицкий дар своей тетки. Как-то сразу сник, когда она начала сыпать смешными историями. Я тактично разрядил ситуацию, сказав, что слышал, будто он коллекционер. После этого он не умолкал. Мы ошиблись насчет его коллекции, Джейн. Не поверишь, он собирает пресс-папье. Французские пресс-папье восемнадцатого века, если быть совсем точным.

– А, их.

– Ты говоришь так, будто они тебе хорошо знакомы.

– Конечно. У тебя одно есть.

– У меня?

– Ну да. Красавчик купил его во Франции в тысяча восемьсот каком-то. Я его большая обожательница. Стоит в картинной галерее вместе с другими фамильными ценностями.

Генри поморщился. Она коснулась обнаженного нерва.

– Не говори мне про фамильные ценности. Я их ненавижу. Как подумаю, сколько они стоят и вспомню, что закон не позволяет мне их продать, сердце кровью обливается. Сколько, по-твоему, может стоить французское пресс-папье восемнадцатого века? Не трудись отвечать, я и так знаю, что ты не имеешь ни малейшего представления.

– А вот как раз имею. Прочла недавно в газете. Недавно одно ушло на «Кристи» за тысячу фунтов.

Генри сдавленно вскрикнул.

– Тысячу? Господи! Ну вот, теперь ты испортила мне день. Мое пресс-папье сидит себе сиднем в картинной галерее, а я не имею права обратить его в наличность. Только потому, что какой-то осел придумал закон, запрещающий продавать фамильные ценности. Просто зло берет. Будь у меня тысяча фунтов.

– Ты в точности, как Алджи.

– Когда говоришь это, улыбайся. И, пожалуйста, не надо про Алджи. У меня от его упоминания давление подскакивает.

– Ладно, расскажи про мистера Стикни.

– Рассказывать, собственно, нечего. Он бросил курить, любит хорошее вино, которого, слава Богу, у меня достаточно, спасибо господам Даффу и Троттеру. Поэтому… Что с тобой?

Джейн тоненько вскрикнула.

– Ой, Генри, я начисто забыла!

– Про что?

– Про Алджи и пристава.

– Господи! Неужели у Алджи пристав?

– Да, и знаешь, от кого? От Даффа и Троттера, которым ты столько задолжал. Ты не боишься, что и тебе такого пришлют? Ужасно, если толпа приставов нахлынет в то самое время, когда ты будешь продавать дом мистеру Стикни. Это его спугнет.

Генри, с обычной своей беспечностью, только отмахнулся. Он не умел мрачно смотреть на мир. К будущему он относился со старым театральным оптимизмом – на премьере все будет отлично.

– Не тревожься, моя девочка. И не равняй меня с Алджи. Приличный торговый дом, как Дафф и Троттер, так со мной не поступит. Я – важная шишка, мне отведена четверть страницы в «Справочнике поместного дворянства». Они задрожат, стоит мне легонько нахмуриться. Телефон звонит.

Джейн встала.

– Наверное, опять Тарвин.

Она ушла довольно надолго и вернулась, весело улыбаясь.

– Угадай, кто, – сказала она.

– Тарвин?

– Нет. Алджи.

– Чего ему надо?

– Спросил, не знаю ли я, кто бы одолжил ему пятьсот фунтов. У него очередной великий замысел. Нужен капитал.

– Дай ему Бог. Он не собирается просить у меня?

– Нет, даже Алджи не такой оптимист, – сказала Джейн.

2

Нахмурив брови, Уэнделл Стикни сидел на низком парапете террасы напротив парадной двери Эшби-холла; однако хмурился он не потому, что этот странный памятник эпохи Регентства оскорблял его эстетическое чувство. Мысли его витали в другом месте. Он думал о французских пресс-папье восемнадцатого века, в частности – о том, которое хозяйская племянница показала ему после обеда, когда водила по дому.

Уэнделл хотел это пресс-папье. Уэнделл стремился к нему всей душой и готов был заплатить высокую цену, если хозяин согласится расстаться со своим сокровищем..

Но вот согласится ли? Этот вопрос Уэнделл и задавал себе, сидя на парапете. Английские аристократы могут оскорбиться, если завести с ними разговор о деньгах. Одно неверное слово, и скажите «спасибо», если не получите в ответ холодное: «Неужели?» или еще более холодное: «Удивительно» вкупе с ледяным британским взглядом из-под вскинутых британских бровей.

Он, наверное, размышлял бы на эту тему бесконечно, если бы не услышал бодрый голос и, подняв глаза, не увидел свою тетю Келли.

– Привет, Уэнделл, – сказала она. – Что вы тут сидите, как канюк на камне?

Сравнение не очень понравилось Уэнделлу, но он довольно вежливо ответил, что думает, и спросил, чем она занималась.

– Хэнк показывал мне здешние места. Вам надо на них взглянуть. Вон за теми деревьями – озеро, большое, как в Центральном парке. Кто-то из предков вырыл. Наверное, стоило уйму денег.

– Скорее всего, это был знаменитый Красавчик Параден, – отвечал эрудированный Уэнделл. – Он прославился своей расточительностью.

– Вот и Хэнк так говорит.

Второй раз услышав это имя, Уэнделл вздрогнул.

– Вы не о мистере Парадене?

– О ком еще?

– Вы же не зовете его Хэнк?

– Зову. Я спросила разрешения. Мы оба согласились, что так приятнее, чем Генри.

– Вы хотите сказать, что настолько близко с ним сошлись?

– Не разлей вода.

– В таком случае, – сказал Уэнделл, – вы кое-что можете для меня сделать. Вчера вечером, когда мисс Мартин показывала мне дом…

Фраза осталась неоконченной. На террасу вышла Джейн.

3

Джейн была в отличном настроении. Ее страхи касательно американок рассеялись в первые пять минут после приезда Келли. Вдова покойного Теодора Стикли быстро сходилась с людьми.

– Всем привет, – сказала Джейн. – Я в деревню за табаком для Генри. Вам купить, мистер Стикни?

– Спасибо, я не курю. Раньше курил, но теперь бросил.

– Уэнделл ест сладости, – сказала Келли. – Он любит такие мягкие шоколадки.

– Хорошо, куплю. Хотите сходить в деревню, миссис Стикни?

– Зовите меня Келли.

– А можно?

– Иначе я обижусь. Далеко это?

– С милю.

– И с милю обратно. Ясно. Дойду с вами до дороги. Скажите, – спросила Келли, когда они отошли от дома, – вам нравится все время жить за городом? Я не ругаю деревню, здесь классно. Просто я подумала, вы здесь скучаете.

– Я тут в отпуске. А вообще я работаю в Лондоне. Секретаршей.

– Надо же! Я тоже работала секретаршей, прежде чем стать танцовщицей. И потом, когда растолстела и режиссеры меня больше не приглашали. Так я и познакомилась с Теодором.

– С Теодором?

– С моим покойным мужем. Контора, в которой я работала, отправила меня к нему писать под диктовку. Он был в свое время жутко известный и теперь писал воспоминания. И пороха в нем было еще ого-го. Знаете рисунки Питера Арно[103]103
  Питер Арно (1904–1968), настоящее имя Кертис Арну Питере, американский карикатурист. Прославился в двадцатых годах серией карикатур в «Ньюйоркере», изображавшей городскую аристократию.


[Закрыть] в «Ньюйоркере»?

– Конечно.

– Вот и он такой был. Седые усы и уйма энергии. Я пришла к нему домой, и все завертелось. Недели не прошло, он уже предложил мне руку и сердце. Как сейчас помню тот день. У него как раз случилось несварение желудка. У него, у бедняжки, это часто бывало, и он лечился бренди. Говорил, друг присоветовал, как единственное средство. Уже умер. Друг то есть. Цирроз печени. Да, всякая плоть – трава, как кто-то сказал. А в тот вечер он, надо думать, хватил лишнюю рюмку, потому что посреди воспоминаний о старом Хеймаркете вдруг стал гоняться за мной вокруг стола. Короче, не успела я опомниться, как он сгреб меня в охапку и принялся целовать, так что за ушами трещало.

Она умолкла, вспоминая золотое прошлое.

– Расскажите еще, – попросила Джейн.

– Ясное дело, я ему врезала.

– Ясное дело.

– Пресс-папье. Странное совпадение, если вспомнить, что Уэнделл их собирает. Чудно, мне всегда казалось, хотя я знала одного, он собирал спичечные коробки. У него их были сотни, все разные. Бегал по городу, искал ресторанчики, в которых свои, фирменные. Я часто говорю, чего только на свете не бывает. Где я?

– Врезали мистеру Теодору Стикни пресс-папье.

– Ага. Говорят, Небеса хранят работающих девушек, и оно, наверное, так, но лучше и самой не плошать. Нельзя все заботы перекладывать на тех, кто наверху. Я засветила ему как следует, и он, потирая голову, объяснил, что я неправильно его поняла. Он ничего такого не хотел, а хотел, чтобы я вышла за него замуж и заботилась о нем на склоне лет. Сказал, что сразу угадал во мне отзывчивое женское сердце. Видите ли, в промежутках между диктовками я растирала ему животик, когда его особенно мучило пищеварение, и это склонило чашу весов, если вы меня понимаете.

– Отлично себе представляю.

– Мы обручились. Конечно, родственники, когда узнали, ходили на ушах, и я их не виню, потому что с их точки зрения я была не подарок, и они считали, что Теодор портит семейное… что там портят?

– Реноме?

– Да? Мне казалась, что реноме – это какая-то французская еда. В любом случае, они сказали, что он его ужасно портит. Ему, понятно, было хоть бы хны. Мы поженились через неделю в Маленькой Церковке За Углом, и жили очень счастливо, пока его не хватил удар. Бедный птенчик не мог отказать себе в икре и лобстерах, ну, и бренди подсобило. Однако до тех пор все было отлично. Некоторые хают семейную жизнь, а по мне так она в самый раз. Собираетесь замуж?

– Я помолвлена.

– С соседом?

– Нет, он живет в Лондоне.

– И чем занимается?

– Художник по интерьерам.

– Шутите!

– Нет, правда!

– Пошлите его к чертям.

– Что?!

– Пошлите его к чертям. Я однажды чуть не выскочила замуж за интерьерщика и знаю, о чем говорю. Последние люди.

Джейн рассмеялась.

– Мой брат тоже так говорит. Мне кажется, и Генри так думает, только не говорит из вежливости.

При упоминании Генри на лице Келли проступила задумчивость.

– Насчет Хэнка, – сказала она. – Не понимаю.

– Что вас удивляет?

– Да все. Он сказал, что работал в театре. С чего бы он вдруг из актера заделался поместным лордом, или как там у вас это называется?

– Очень просто. Умерли два или три родственника, которые шли перед ним в списке, и он оказался следующим. Просто получил наследство.

– Как принц, когда король сыграет в ящик?

– В точности. Келли задумалась.

– Ну, тогда, думаю, ничего, если ему нравится, – сказала она наконец. – Только, наверное, ему скучно жить тут одному круглый год.

Джейн поспешила ее разуверить.

– Все не так плохо. У него здесь куча друзей. Его все очень любят.

– Неудивительно, – с теплотой отозвалась Келли. – Хэнки – блеск. Таких теперь не делают.

– Кстати, сегодня он у кого-то обедает и просит прощения, что исчезает на целый вечер. Сказал, что не смог отвертеться.

– Я не в обиде.

– Это у мистера Уэйд-Пиготта, большой дом в той стороне. Он обожает анекдоты. У него день рождения или что-то в таком роде.

– Вы тоже пойдете?

– Боже упаси. Меня никто не звал. Там соберется чисто мужская компания. Будут сидеть и травить анекдоты.

– Пусть как-нибудь меня пригласят. У меня их навалом. Ну ладно, дальше я не пойду, – сказала Келли. Они дошли до больших чугунных ворот и домика, называвшегося привратницкой в то счастливое время, когда владельцу Эшби-холла было по средствам держать привратника. – Не забудьте шоколад для Уэнделла.

Она пошла назад к террасе. Уэнделл сидел на прежнем месте и выглядел надутым.

– Я просил бы вас не исчезать вот так, когда я собираюсь с вами поговорить, – сказал он.

– В чем дело?

– Я начал говорить, что вы могли бы мне помочь. Когда мисс Мартин водила меня по дому, она показала чудеснейшее французское пресс-папье восемнадцатого века, какое я когда-либо видел. Я должен его заполучить. Сколько бы Параден ни запросил, я заплачу.

– Так скажите ему.

– Мне бы не хотелось. Он может обидеться.

– Хэнк? Никогда.

– Возможно, вы правы. Но мне бы не хотелось рисковать. Однако, если вы так сдружились…

– Усвоила. Вы хотите, чтобы я стала посредницей?

– Да.

– Заметано, – сказала Келли. Семейство Стикни могло считать ее пятном на фамильном реноме, однако никто не отрицал, что она всегда готова прийти на выручку.

Глава V

1

Когда нормальный молодой человек узнает, что девушка, которую он полюбил с первого взгляда, живет в Эшби-холле, Эшби Параден, Сассекс, он не сидит на Берберри-род, Вэлли Филдс, Лондон, размышляя о ней издалека. Он как можно быстрее перебирается поближе к Эшби-холлу, чтобы ее увидеть. Так Билл и сделал – снял номер в гостинице «Жук и клен» на главной улице Эшби Параден.

За прошедшие с первой встречи дни уверенность, что в сестре Алджи он встретил девушку своей мечты, нимало не уменьшилась, а, напротив, только укрепилась.

Некоторые считают, что любовь должна быть рассудочной. Жениться, утверждают они, следует по здравом размышлении. Во-первых, молодой человек должен прийти к взвешенному выводу, что достиг того возраста, когда лучше всего вступать в брак. Затем он должен перебрать список своих знакомых девушек и выбрать ту, с которой у него совпадают взгляды и вкусы. Пусть длительное время понаблюдает за ней и убедится, что в ослеплении страсти не проглядел каких-нибудь недостатков. Затем – если, разумеется, не встретит по ходу дела более подходящую кандидатку – он может подойти к девушке и в простых словах предложить ей руку и сердце. При этом он должен указать, что достаточно обеспечен, наделен хорошим характером и не имеет вредных привычек. После этого они создают Здоровую Семью.

Прекрасные советы, но доброжелатель, вздумавший преподать их Биллу, вряд ли обрел бы в нем единомышленника. Билл хотел действовать быстро. Знакомство на Берберри-род было непродолжительным, однако Билл успел разобраться, что Джейн Мартин не только похожа на греческую терракотовую статуэтку, но и обладает всеми качествами, которые он ценит в женщинах. Когда он вспоминал, что Алджи назвал ее мелкой инфузорией, кровь закипала в жилах, а в чувствах к другу наступало временное затмение. Разумеется, убеждал он себя, братья всегда легкомысленно отзываются о сестрах, но всему должен быть предел.

В этот миг его раздумья нарушила мысль, не связанная с Джейн. Хотя под влиянием великой любви он превратился практически в чистый дух, но временами земные дела все-таки напоминали о себе, как, например, сейчас, когда он курил в гостиной «Жука и клена». Билл внезапно сообразил, что у него кончается табак. Это открытие он сделал через двадцать минут после того, как Джейн рассталась с Келли у ворот Эшби-холла.

В Эшби Параден только одна табачная лавка, и так получилось, что в тот самый миг, когда Билл расплатился за полфунта «Медовой росы Бриггса», Джейн вошла в магазинчик с намерением прикупить такое же количество «Уотсоновско-го Флотского» для дяди Генри. Они встретились у прилавка.

Оба выразили изумление, хотя почувствовала его только Джейн. Оптимист по натуре, Билл был уверен, что Провидение рано или поздно устроит им встречу. Единственное, в чем он мог упрекнуть Провидение – лучше было бы устроить эту встречу на лесной лужайке, а не в душной табачной лавке. В Эшби Параден не считали, что помещения надо проветривать.

– Ой! – удивленно сказала Джейн.

– Господи! – воскликнул Билл в изумлении.

– Какая неожиданность, – сказала Джейн.

– Да, – сказал Билл.

– Никак не думала снова вас встретить.

– Да.

– Как вы здесь оказались?

– Приехал в отпуск.

– Я тоже. Живу у дяди в усадьбе, которая называется Эшби-холл.

– Да?

– Пришла купить ему табака. Полфунта «Уотсоновского флотского», пожалуйста, мистер Джеллико. Вы надолго?

– Пока не знаю.

– Очень приятное место.

– Да.

– Вы в «Жуке и клене»?

– Да.

– Все говорят, там очень уютно.

– О, да.

Наступила пауза. Билл испугался, что беседа сейчас увянет. Надо было ее оживить, пока она не засохла на корню.

– Встречали в последнее время интересных кошек? – спросил он.

Говоря, Билл улыбнулся. Джейн, думавшая, как и при первой встрече, до чего же он похож на персонажа из гангстерского фильма, внезапно увидела, что это добрый и приятный молодой человек, явно расположенный ко всем и каждому.

– На деревьях – нет, – сказала она. – Только старых знакомых дома, с которыми мы обычно раскланиваемся. Их у дяди три. Вернее, две с половиной, потому что одна – котенок. Как ваши царапины? Заживают, надеюсь?

– Да, спасибо.

– Столбняка нет?

– Пока нет. Забавно, что когда Алджи их увидел…

– Алджи?

– Ваш брат.

Джейн изумленно вскрикнула. Очень музыкально, подумал Билл. Она недоверчиво уставилась на него.

– Вы знаете Алджи?

– Вместе учились в школе. Он сейчас у меня живет.

– Господи! Вы не тот Билл, о котором он рассказывал?

– Тот.

– Ну-ну! Легендарная фигура. Можно я буду называть вас Билл?

– Буду очень рад. Э… можно называть вас Джейн?

– Иначе я обижусь, как сказала бы Келли.

– Келли?

– Дядина гостья. Американка. Очень славная. Кстати, Алджи отдал вам пять фунтов?

– Да. Я не хотел брать, но он настоял.

– Он с вами?

– Нет, я оставил его дома. Удивительно, что вы оказались его сестрой.

– Да, вообще все очень удивительно.

Наступила тишина. Оба размышляли, как это удивительно. Молчание нарушила Джейн.

– Он так и не побрился? Сказал, что хочет отпускать бороду.

– Неужели? Мне казалось, даже Алджи…

– Не знаю. Он может. Спасибо, – сказала Джейн, забирая полфунта «Флотского». Мистер Джеллико, на которого она произвела очень сильное впечатление, благоговейно уложил табак в пакет. – А теперь шоколад для мистера Стикни. Это американский миллионер, который гостит в Эшби-холле. Племянник Келли. Ест шоколадки, чтобы не курить.

Купив шоколад, они вышли на улицу.

– Ну, – сказала Джейн и так явственно собралась сказать «До свидания», что Билл поторопился вмешаться. Разговор окончательно укрепил его во мнении, что даже одна минута без Джейн потеряна безвозвратно.

– Вы домой? – спросил он.

– Мне пора возвращаться. Мистер Стикни, наверное, считает минуты. Знаете, эти шоколадоманы…

– Можно с вами пройтись?

– А разве у вас нет тысячи важных дел?

– В Эшби Параден?

– Понимаю. Да, конечно. Кстати, я хотела серьезно с вами поговорить. Насчет Алджи. Он сказал, вы получили наследство. Это правда?

– Истинная правда.

– Тогда ради Бога не давайте ему в долг на великие замыслы. Он не пробовал у вас просить?

– Как-то завел разговор, о том чтобы создать бюро «Советы Влюбленным».

– Надеюсь, вы были тверды.

– Как камень.

– Он так убедительно говорит. Как-то уломал дядю вложить деньги в постановку его пьесы.

– Я не знал, что Алджи написал пьесу.

– Она так и не дошла до Лондона. Умерла где-то в Саутси или вроде того, вместе с несколькими сотнями фунтов, которые вложил в нее дядя Генри. Теперь он содрогается при имени Алджи и не пускает его на порог.

– Алджи мне не рассказывал.

– Ну, он ведь рассчитывал взять у вас в долг, так зачем ему было рассказывать? Я люблю его, как брата, тем более что он мне и есть брат, но…

– Я понимаю, что значит это «но».

– Если он попытается залезть в ваши миллионы, не позволяйте, как бы красиво он ни говорил. Будьте непреклонны.

– Буду.

– Как вы намерены распорядиться своим богатством?

– Я уже рассказывал Алджи. Поселюсь где-нибудь в деревне.

– А чем будете зарабатывать? Заведете кур, будете торговать яйцами?

– Пером.

– Да? Мне казалось, это скорее побочный продукт, – с сомнением произнесла Джейн. – Впрочем, вам, конечно, виднее.

Билл понял, что ввел ее в заблуждение.

– Я сказал «зарабатывать пером» в смысле «писать», – пояснил он.

– А, писать. Как хорошо, что вы объяснили, а то я уже испугалась. Что же вы будете писать?

– Что в голову придет. Я не привередлив.

– Вы уже что-нибудь написали?

– Несколько статей и книгу.

– Роман?

– Триллер.

– Здорово. Обожаю триллеры. Читаю все, которые удается раздобыть. Как называется?

– «Кровавый Бредли».

– Что?!

– Бредли в одно слово, – сказал Билл, дивясь, как многие писатели до него, почему название книги, произнесенное вслух, звучит так глупо и неправильно. – Так зовут главного злодея.

– Можете не рассказывать. Он заморозил все красные кровяные шарики в моих жилах. Билл изумился.

– Не может быть, чтобы вы прочли!

– За один присест. Стыдно сказать, но я ее не покупала. Я работаю в газете, и наш книжный обозреватель дал мне экземпляр, который ему Прислали на рецензию. Я была в полном восторге. И дядя тоже. Нам особенно понравилась ваша строгость.

– Строгость?

– Или сдержанность, если так вам больше по душе. Никаких вторых трупов.

– Я думал выложить второй труп, а потом решил, что обману читателя и не выложу.

– И правильно сделали. Ненавижу вторые трупы. Еще напишете?

– Целую кучу, ведь теперь у меня будет много времени.

– А раньше не было?

– Я работал в Сити и мог писать только по ночам. Очень трудно писать по ночам после целого дня в конторе.

– Воображаю.

Некоторые время они шли в молчании – в спокойном, дружественном молчании. Билл не мог поверить, что встретил, вероятно, единственную девушку в мире, которая выглядит, как ангел во плоти, и в то же время – приятная собеседница. До сих пор ему казалось законом природы, что фотогеничные особы противоположного пола не способны связать двух слов, а те, с которыми можно обмениваться мыслями, – толстые и в очках.

– Эта ваша книга, – задумчиво произнесла Джейн. Она явно размышляла. – Насколько я помню, на ней стояло женское имя. Анжела Какая-то.

– Адела Бристоу.

– Почему?

– Мне неудобно подписываться своим именем.

– Почему? Какое у вас имя?

– Томас Харди.

– Да?

– Могла возникнуть путаница.

– Теперь понимаю. А почему Алджи зовет вас Билл?

– Все меня так зовут, не знаю, почему. Это еще со школы.

– Все равно не понимаю про Аделу Бристоу. Если «Томас Харди» кто-то уже использовал, то почему не Джордж Харди, не Герберт Харди или не Алджернон Харди?

– О, здесь был тонкий расчет. Я представил себе, как покупатель с легким дефектом речи приходит в книжный магазин и говорит: «Дайте мне Агату Кристи». Продавец, немного тугой на ухо, снимает с полки Аделу Бристоу, заворачивает в бумагу, покупатель берет сверток и обнаруживает ошибку только дома, когда уже поздно. Если это будет повторяться достаточно часто, гонорары заметно вырастут. Однако мои так и остались скромными, и, кажется, я знаю, почему. Беда современной Англии, что в ее книжных магазинах очень мало глухих продавцов, и редкие книголюбы говорят неразборчиво. Надеюсь, в Америке дела обстоят лучше.

– Вы продали ее в Америку?

– Пока нет. Однако тамошний агент написал мне, что прочел книгу, и попробует ее пристроить. Велел мне стучать по деревяшке. Это было две-три недели назад, так что, наверное, все скоро выяснится.

– Ну, здорово.

– Многообещающе, по крайней мере. Господи, – сказал Билл, увидев чугунные ворота. – Только не говорите, что мы у цели. Мне кажется, мы только вышли.

Джейн тоже обнаружила, что время пронеслось с приятной быстротой. Она ответила с легким сожалением:

– Да, мы у черты. Остановитесь здесь, иначе вы увидите дом.

– А вы не советуете?

– Без подготовки – нет, – сказала Джейн, – особенно нервным или больным людям.

Направляясь по аллее к дому, она спрашивала себя, не надо ли было пригласить этого замечательного молодого человека в Эшби-холл на ланч, потом решила сначала посоветоваться с Генри. Она отыскала дядю на террасе – он грелся на солнышке – и изложила ему свои светские затруднения.

– Вот твой табак, Генри, – сказала она. – Знаешь, кого я встретила в магазине? Человека, о котором тебе рассказывала, – он полез на дерево за кошкой. Еще он написал книгу про Кровавого Бредли и дружит с Алджи. Тебе не кажется, что мы должны пригласить его на ланч? Внушительный список рекомендаций.

Генри помотал головой. У него были строгие правила, которым он неукоснительно следовал.

– Друга Алджи – нет, – твердо сказал он.

– Но этот очень приличный.

– Внешне – возможно, но я не могу рисковать. Пусти его друга в дом, а следом заявится сам Алджи, выяснить, как тот поживает, и начнет выманивать у Стикни деньги на свою новую пьесу.

– Может, он больше не написал.

– Не следует обольщаться. Если не на пьесу, то на добычу золота из морской воды. Если твой знакомый голоден, пусть поест в ресторане.

– Ладно, я просто предложила, – ответила Джейн, и тут на террасу вышла Келли.

– Хэнк, – сказала она, – можно вас на два слова?

– С удовольствием.

– Это личное. Исчезни, крошка Джейн, – сказала она, и Джейн послушно исчезла, гадая, из-за чего эта таинственность.

2

Тем временем в комнате для слуг камердинер мистера Стикни Кларксон беседовал за стаканчиком портвейна от Даффа и Троттера с Феррисом, дворецким. Выяснилось, что они одновременно служили в Нью-Йорке всего в нескольких кварталах друг от друга, и это положило начало узам, которые быстро скрепил портвейн.

Однако если духовно они были близки, то внешне разительно отличались. Если бы Феррис когда-нибудь сподобился упоминания в «Тайме», его бы описали как полного, румяного, лысеющего Эндрю Ферриса (54). Кларксон, напротив, был маленький, бледный, худощавый (36), со светлой шевелюрой, которой по праву гордился.

Они выпили и замолчали. Феррис, по обыкновению, перенесся мыслями в Бренгмарли-манор, Шропшир, где совсем еще зеленым дворецким провел светлые незабываемые деньки. Кларксон первым возобновил разговор:

– Как вам понравилось в Америке, мистер Феррис?

– Я не одобряю Америку.

– Слишком много шума и суеты?

– Именно. Я служил у мистера Уодингтона, и вы не поверите, чего я там насмотрелся. Драгоценности пропадают, девицы посреди свадебной церемонии закатывают скандал и обвиняют женихов в неверности, шагу ни ступить, чтобы не наткнуться на полицейского. Дошло до того, что я стал помощником шерифа.

– Как это получилось?

– Долгая история.

– Как-нибудь расскажете.

– Если хотите, сейчас.

– Нет, если долгая, то не сейчас. Мне скоро идти в деревню – отправлять телеграмму. Это все было в Нью-Йорке?

– Нет, в нашем загородном доме в Старом Вестбери. Я так устал, что подал в отставку. Без всякого сожаления, потому что коллеги у меня там были самые неподобающие.

– В каком смысле?

– Некоторые – шведы, остальные – ирландцы.

– Вы не любите шведов?

– Я их не одобряю.

– За что?

– Слишком похожи на немцев.

– Ирландцев вы тоже не одобряете?

– Именно.

– За что?

– За то, что они – ирландцы.

У Кларксона несколько лучших друзей были ирландцы и шведы. Ему подумалось, что его товарищ, быть может, очень талантливый дворецкий, но человек явно неуживчивый.