Текст книги "Том 7. Дядя Динамит и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Вроде бы да. Влюбился, видите ли!

– Да он с ней вчера познакомился!

– Видала? – спросил герцог. – Настоящее кольцо. Кольца дыма не больше занимали леди Констанс, чем доходы сельских врачей. Она повторила свой вопрос, и герцог кивнул.

– Это верно. Но Трипвуд сказал, они давно знакомы. Дарил ей всякие духи, чтоб ему треснуть. Трипвуд сказал, они поссорились, а он приехал мириться. Он его крестник, то есть Трипвуда. Оно и видно. Что ты смотришь, как дохлая утка?

Леди Констанс смотрела, как дохлая утка, ибо она поняла все. Брат ее Галахад, истинный змий, привез в замок еще одного самозванца. Нет, у змиев все же есть какие-то пределы.

Бландингскому замку везло на самозванцев. Двух-трех привозили другие, но чаще это был Галахад; и ей, как бывало нередко, захотелось освежевать его тупым ножом.

Однажды, в детстве, он упал в пруд, и его выловил садовник. Какая глупость! Все беды, подумала она, от таких садовников. И она потянулась к звонку.

– Что ты делаешь? – спросил герцог.

– Вызываю Биджа.

– Мне Бидж не нужен.

– Ничего, мне нужен, – мрачно отвечала она. – Пусть передаст мистеру Халлидею, что я хотела бы с ним побеседовать.

Глава одиннадцатая

1

Когда Галли приезжал в замок, он любил полежать после завтрака в гамаке, размышляя о космосе, или о Дальнем Востоке, или, наконец, о бегах. Естественно, в это утро он размышлял о крестнике, пока, открыв глаза, не увидел его самого.

– Привет, Джонни, – сказал он. – А я о тебе думал. Как ты с Данстаблом, поладил?

Джонни был мрачен, словно спал еще меньше, чем прославленный полуночник, девятый граф.

– Не очень, – ответил он. Галли не поддался его тону.

– А ты плюнь!

– Плюнуть?

– Конечно. Ты же не ждал, что он сразу оттает. Все ж ты его толкнул с лестницы. Беседуя с ним, я заметил, что он расстроен.

– Наверное, он думает, что это нарочно.

– Какая несправедливость! Лучшие люди падали с этих ступенек, я, например. А вообще, зря ты так скакал.

– Я не скакал. Знаете, Галли, у меня такое чувство, будто кто-то меня пихнул.

– Чепуха. Даже в этом замке не сбрасывают людей с лестницы.

– Да. Видимо, показалось.

– Вот именно. Не это важно. Важен герцог. Ты его не умаслил?

– Нет.

– Про ногу спрашивал?

– Да.

– А еще о чем говорили?

– Я сказал, что он был знаком с моим отцом.

– Господи!

– Не надо было?

– Конечно. Он не выносил твоего отца. Сам посуди, ударил индейкой.

– Отца?

– Нет, что ты! Отец ударил его. Мы ужинали у Романо, и они поспорили об апостольской преемственности[22]22
  Апостольская преемственность – непрерывная череда священства, идущая от апостолов. Она сохранилась в православии и католичестве, а может быть – в англиканстве (об этом идут споры). Насчет Абиссинии (там – православие) споров нет.


[Закрыть] абиссинской церкви. Странно! Обычно Палка спорил о политике. Праздновали мы победу одной лошади. Ужин был хороший, они немного выпили, и вот поспорили. Данстабл говорит, есть преемственность, а Палка – еще чего, куда ей! Слово за слово, Данстабл схватил фруктовый салат и уже занес миску, но твой отец вцепился в индейку и одним махом уложил его, как crepe suzette.[23]23
  Crepe suzette – сладкий блинчик (франц.).


[Закрыть] Жаль, не успели заключить пари! Палка вообще хорошо орудовал птицей, он и фунта сшиб с ног холодным гусем. Значит, Данстабл не простил… а ведь тридцать лет прошло!

– Во всяком случае, он взвился, когда услышал, чей я сын.

– И подумай, они бы не узнали эту абиссинскую церковь, если бы ее поднесли на блюде! Да, Бидж?

Бидж немного пыхтел, он уже не был стройным лакеем, как восемнадцать лет назад.

– Миледи просит зайти мистера Халлидея, – сказал он. Галли протер монокль, и даже вставил, но с таким чувством, что вскоре придется его протирать.

– Не знаете, зачем?

– Нет, мистер Галахад.

– Что ж, иди, Джонни!

Оставшись один, Галли вернулся к размышлениям. Птицы пели, цветы благоухали, пчелы жужжали, как и все насекомые, а с заднего двора доносились звуки гармоники, на которой играл шофер. Кошка, которая так подвела лорда Эмсворта, прыгнула его брату на живот. Он учтиво почесал ее за ухом, но не успокоился. Если Конни взялась за дело, жди беды.

Пока он лежал и думал, к гамаку приблизилась Линда; и он сказал как можно бодрее:

– Доброе утро! Вот, беседую с кошкой. Джона видели?

– Нет.

– Только что был тут. Пошел к моей сестре. Не знаю, надолго ли, но потом хорошо бы ему зайти к вашему дяде.

– Он его видел?

– Да, вчера.

– И что?

– Ничего хорошего, но все ж – начало. Пусть ходит, подлизывается. Вполне могут подружиться.

– Вряд ли.

Галли поправил кошку и нахмурился.

– Не надо так говорить.

– Почему?

– Нехорошо. Повторяйте лучше: «Кто устоит перед Джоном?»

– Ответ: «Дядя Аларих».

Воцарилось молчание, если забыть о пчелах, птицах и шофере. Наконец, Линда сказала то, о чем постоянно думала:

– Неужели за это действительно могут посадить? Галли с удовольствием рассказал бы о пеликанах, которые беспрепятственно женились на подопечных, рассказал бы – но не мог.

– Боюсь, это так, – ответил он. – Джонни зря не скажет.

– Он говорит, он готов рискнуть.

– Не разрешайте. Ни в коем случае.

– Конечно, не разрешу. Разве я хочу, чтобы этот ангел шил мешки в подвале? Как несправедливо! – воскликнула Линда. – Братья женились на ком хотели, дядя ничего сделать не мог, а все потому, что они – мужчины. Пыхтел, сопел, а не мог. Только потому, что я женщина…

Речь ее прервало появление такси (Робинсон-младший). Из замка вышел Бидж с чемоданом, за ним – Джон. Бидж положил чемодан в багажник, Джон влез в машину. Такси задребезжало и двинулось; а Линда, с диким криком, побежала в комнаты.

Пересаживая кошку в гамак, Галли был задумчив. Реляций он не ждал, они ему были не нужны. Когда Линда вернулась, он протирал монокль.

– Уехал! – глухо сказала она.

– Да, я видел.

– Она его выгнала.

– Да, я понял.

– А я нет, – сказала Линда. – Бидж говорит, она узнала, что он не психиатр. Почему он должен быть психиатром? Мы все тоже не психиатры, ну и что?

Галли грустно покачал головой.

– Позже объясню, – сказал он, – это длинная история. Откуда Бидж знает?

– У него развязался шнурок перед ее дверью.

– Да, – заметил Галли, – все усложняется. Но не отчаивайтесь. Какой-нибудь выход есть, как не быть! А вот и Бидж. Держу пари, миледи зовет меня. Верно, Бидж?

– Миледи просит вас зайти к ней, мистер Галахад.

– Ах, как жаль! – вздохнул Галли. – Вы обыскали буквально все, перевернули скамьи и камни, но нет! Видимо, я уехал в Маркет Бландинг. Не дрожите, рассказывая это, а главное – не стойте на одной ноге. Вас ждет то самое зрительское недоверие, о котором столько пишут театральные критики. Но не сдавайтесь. Тогда мы избежим многих бед.

Сам он был храбр и не боялся Конни, но не хотел попадаться ей под горячую руку. Точно такой же тактики придерживался он с Честным Джерри и Тимом Симсом.

2

Бидж сделал все, что мог. Когда леди Констанс пощелкала языком, он убежал с посильной быстротой. Кроме всего прочего, он спешил прочитать письмо.

Писала ему миссис Вейл, урожденная Доналдсон. Когда она гостила в замке, они очень подружились, и теперь она регулярно писала ему из своего санатория, а он сообщал ей новости бландингской жизни.

Письма ее были интересны, санатории и курорты просто кишат чудаками, и Бидж огорчился, когда в холле его окликнула Ванесса. Она ему нравилась, очень нравилась, но он спешил.

– О, Бидж! – сказала она. – Вы не видели мистера Траута?

– Нет, мисс.

– Тут у вас никого не найдешь. Завели бы ищеек. Ну, если вы его встретите, скажите, что я на крыше.

Добравшись да своей комнаты, Бидж взялся за письмо. Когда вошел Галли, он уже читая постскриптум.

– Куда-куда, – сказал Галли, – а к вам она не заглянет. Я слышал, что беседа с изысканной женщиной – одно из высших наслаждений, но смотря когда.

Бидж не ответил. Он явственно волновался.

– В чем дело, Бидж?

– Ах. мистер Галахад!

– Расскажите мне все.

– Боюсь, вы расстроитесь.

– Одно к одному. Валяйте!

– Я получил письмо от миссис Вейл.

– От Пенни? Очень хорошо.

– Да, мистер Галахад, но… В прошлом письме я сообщил ей, что у нас гостит дочь крупнейшего финансиста. Все же американка.

– Ну и что? Ладно, слушаю.

– А она – ох, не могу!.. она пишет, что у мистера Полта нет детей.

– Что?!

– Нет и нет, мистер Галахад.

– А, черт!

– Она знает. Ее отец – близкий друг мистера Полта. Значит, мисс Полт – самозванка.

– Вероятно. Чего же ей надо?

Бидж осторожно пожал плечами. Галли нахмурился.

– Что ж, – сказал он. – Пойду, спрошу.

– Она на крыше, мистер Галахад.

– Ладно, пойду на крышу.

Галли был сдержан. Ему не хотелось проявлять суровость. На его взгляд, каждый мог делать все, что угодно. Так вообще думали пеликаны.

Но это – случай особый. Видимо, тут затронуты интересы семьи. Да, он – пеликан; да, она ему нравится, но сейчас он не вправе устраниться, словно сторонний наблюдатель.

И все же беседа с изысканной женщиной снова не привлекала его.

3

На крышу Бландингского замка ходили редко, но если ходили – не жалели: оттуда открывался поистине дивный вид. Проникали туда через маленькую дверцу, за которой шла таинственная каменная лестница. Пройдя ее, вы оказывались на плоской площадке, окаймленной зубцами башенок, увенчанной же – веселым флагом, оповещавшим, когда надо, что Кларенс, девятый граф Эмсвортский, находится в замке. Когда-то, скрываясь от отца, Галли провел здесь много счастливых часов.

Ванесса смотрела вдаль. Он окликнул ее; она обернулась.

– Привет! – сказала она.

– Привет и вам, – ответил Галли. – Ну, как сельский вид?

– Это прекрасно. А где Бридон, о котором пишет Хаусмен?[24]24
  Хаусмен, Альфред (1859–1936) – английский поэт. Речь идет о его стихотворении из сборника «Шропширский парень». Бридон – невысокая гора в Шропшире.


[Закрыть]

– Господи, вы читаете Хаусмена?

– А что?

Галли совсем растерялся, чуть все не бросил. Именно таких девушек не стыдно показать матери. Нет, лучше бросить. Но любопытство победило. Он знал, что не сможет заснуть, если не узнает, зачем она затеяла такую игру, и с кем? С Конни!

– Вы поразительный человек, – сказал он.

– Потому что люблю стихи?

– Нет. Только очень смелый человек способен на такое дело.

– Что вы имеете в виду?

– То, что вы морочите мою сестру Констанс. Я узнал из абсолютно надежных источников, что у Полта нет детей.

Галли помолчал, ожидая ответа; и ответ удивил его. Она могла смутиться, побледнеть, может быть – заплакать, но не засмеяться же! Да, она смеялась чистым смехом девушки с чувством юмора.

– Ну, вот, – сказала она. – Раскусили.

– Удивительно, что не раньше, – сказал он. – Конни замужем за крупным финансистом. Почему она не встречалась с вашим Полтом?

– Он очень замкнуто живет. У него есть один личный приятель, мистер Доналдсон.

– А у того – дочь, она дружит с Биджем. Он получил от нее письмо. Это она и пишет, что у Полта нет детей.

– Он бы их не вынес. У него четыре собаки и семь кошек, больше никого.

– Вы о нем много знаете.

– Приходится, я его секретарша.

– Вон что… А он вам – как отец. Вы выражались иносказательно.

– Как мило вы это представили!

– Тактично. Конни сказала бы иначе. Что-нибудь вроде: «Втерлись под чужим именем»…

– Это кто? Только не я! Может быть, мой отец – не Дж. Б. Полт, но уж точно Полт. Хорошая норфолкская фамилия.

– Да?

– Мне так говорили.

– А не мешает, что в конторе – однофамильцы? Если крикнуть: «Полт!», кто отзовется?

– Никто. К нам задолго записываются. Вы хотите спросить, не мешает ли это шефу? Нет. Развлекает. Потому я и стала его доверенной помощницей.

– Вот как?

– Да, именно так. У него нет от меня тайн.

– Сколько же за это платят?

– Немало.

– Тогда зачем это все? Что вы задумали?

– Простите?

– Зачем вы сюда приехали? От тайного общества, чтобы похитить Биджа? От музея, чтобы украсть шлепанцы Кларенса? Есть же какая-то причина!

– Да, очень простая. Я хотела увидеть замок. Серьезность ее почему-то разозлила Галли, и он сердито сказал:

– Не люблю идиотских выдумок.

– Я не выдумываю. Я хотела его увидеть, именно увидеть– пожить в нем, все рассмотреть, а не заехать с толпой в назначенный день недели.

– Странно, – сказал Галли. – Очень лестно, не спорю, но откуда такое рвение? В Нью-Йорке никто и не слышал о нашем замке. Здесь не Тауэр и не Бекингемский дворец.

– Это мама.

– Что значит «это мама»?

– Она все время говорила о Бландинге. О парке, об озере, о тисовой аллее, о янтарной комнате. Я наслушаться не могла и все мечтала сюда поехать.

– Почему она все это знала? Она тут жила?

– Да. Она служила горничной.

– Что!

– Вы удивились?

– Конечно. Как здешняя горничная попала в Нью-Йорк?

– Отец был лакеем у американского миллионера. Тот гостил в замке. Естественно, слуги общались, эти двое – влюбились, обратно поехали вместе. Потом миллионер умер от сердечного приступа. Все понятно?

– Да.

– Что до леди Констанс, да и до Дж. Б. Полта, тут сложнее. Хотите услышать историю моей жизни?

– Очень хочу.

– Хорошо, только сперва дайте сигарету.

Галли вынул портсигар. Ванесса закурила и поглядела на башни.

– Наверное, – спросила она, – ваши предки лили отсюда расплавленное олово?

– Только этим и занимались.

– Как романтично!

– Да, да. Старый английский обычай. Но не отвлекайтесь. Я слушаю.

– Ну, ладно. На чем мы остановились?

– На смерти миллионера.

– Что ж, он оставил отцу кой-какие деньги, мы купили небольшой ресторан. Дела пошли хорошо, меня отдали в прекрасную школу, потом – в колледж. Я собиралась стать секретаршей, училась стенографии. Поступила к одному человеку, потом к другому и дошла до Дж. Б. Вы не устали?

– Нет.

– А то эта часть – скучная. Ничего, сейчас будет интересней. Три недели назад прихожу я на службу, а шеф выдирает последние волосы. На него подали в суд, речь идет о миллионах. Меня вызывают свидетелем. Главное письмо пропало, без него ничего не докажешь, он мне его диктовал. Ясно?

– В общем, да.

– Шеф сказал, чтобы я немедленно уезжала, лучше всего – в Англию. Надо вам сказать, я здесь никогда не была. Он дал мне денег, купил самый лучший билет. Так я и встретила вашу сестру. Вы спросите, как я назвалась дочерью Дж. Б.?

– Именно, спрошу.

– Это вышло само собой. Она много говорила о замке, но не приглашала. И вдруг в газете мы с ней увидели заметку о моем шефе, о его зверях. Она спросила, родственники ли мы, и тут я не выдержала. Все изменилось. Она меня пригласила. А теперь, – закончила Ванесса, – пойду, сложу вещи.

– Вы уезжаете? – удивился Галли.

– Конечно. Я бы не хотела, чтобы леди Констанс рассматривала меня в лорнет, как таракана.

Галли редко вскрикивал, но тут издал такой звук, словно лопнул бумажный пакет.

– Вы что, думаете, я вас выдам?

– А как же?

– Конечно, нет!

– Я же обманщица.

– Ну и что? Да тут побывало больше обманщиков, чем вообще есть людей на свете. Вы так старались, так рисковали. Мне ли вам мешать?

– Вы очень добрый человек.

– Ну, что вы!

– Не знаю, что и сказать.

– Ничего не говорите. А вот я скажу Биджу, чтобы и он ничего не говорил.

Он побежал искать дворецкого, зато на крыше появился Уилбур Траут, нервный и бледный. Пришел он из портретной галереи, но прославленная ню его не воодушевила.

Сомнения терзали его. Кроме семейной жизни, он был нерешителен и очень беспокоился, а потому слова: «Ну, Уилли, крадем сегодня ночью» – принял, скорее, со страхом, чем с радостью. Глотнув раза три, он сказал:

– Зачем так спешить?

– Надо. Если леди Констанс узнает…

– Что?

– Кое-что обо мне. Если она узнает, я не продержусь тут и шестидесяти секунд. Нельзя рисковать. Позвоню Чесни, он уже доехал. Пусть ждет под окном в два часа ночи. Ты спи. Я к тебе постучусь. В чем дело? Ты не рад?

– Рад…

– То-то! Подумай, у тебя будет картина. Укрась ее розами. Или возами.

– Женевьева так говорила…

– Вполне понятно, – сказала Ванесса, – что ты по ней тоскуешь.

Глава двенадцатая

Будильник на столике нежно зазвонил, оповещая о том, что уже – два часа ночи, и Ванесса села в постели, протирая прекрасные глаза. Легла она рано, чтобы выспаться, голова у нее была свежая, она могла проверить свой план – проверить и одобрить. Ей удалось раздобыть и фонарик, и веревку, и большую фляжку, чтобы подбодрить вовремя коллегу. Когда они виделись в последний раз, она заметила, что он нервничает, а добрая фляжка – лучшее средство от нервов.

Накинув на пижаму пеньюар, который очень ей шел, она стала думать об Уилбуре, и сама удивилась, как при этом умиляется. Во времена недолгой помолвки он нравился ей, не больше, но сейчас, в замке, чувства ее изменились.

Конечно, с ним приятно иметь дело, он все понимает, говорит на том же языке. Кроме того, он туповат, это хорошо, умные мужчины ненадежны. Не хватает ему только одного – няньки. Кто за ним присмотрит? Неизвестно. Возьмет картину, уедет, женится на очередной лахудре, разведется. Да, невесело…

Решив, что матримониальные дела Уилбура Траута ее не касаются, она взяла фонарик, фляжку, веревку и вышла в темный коридор.

Уилбуру отвели комнату, в которой, если верить легенде, Эмсворт XV века разрубил жену топориком, как делали в то время, если не задавалась семейная жизнь. Несчастная, надо полагать, испугалась, увидев его, – но не больше, чем Уилбур, когда пришла Ванесса. Сам лорд Эмсворт, враг подносов и столиков, не произвел бы такого впечатления. Пролежав без сна несколько часов, Траут задремал, и стук в дверь точно совпал с тем моментом кошмара, когда взорвалась бомба.

Уилбур Траут очень боялся леди Констанс. Ее манера сразу поразила его. При всем своем опыте он не встречал таких женщин, и сейчас, услышав стук, испугался, что она придет в галерею, придет и скажет: «Какого черта?!», или что там говорят в этих случаях британские аристократы. Поэтому он очень обрадовался фляжке, а заодно – восхитился Ванессой, которая заботится обо всем.

– Какой халат, блеск! – беспечно воскликнул он.

– Собственно, это пеньюар, но спасибо на добром слове.

– У Женевьевы такой был.

Ванесса поджала губы, но голос ее не выдал, как отвратителен ей этот сюжет.

– А что, его больше нет? Расскажи мне о Женевьеве. Уилбур немного растерялся.

– Что рассказывать?

– Поройся в памяти.

– Красивая такая…

– Еще бы!

– Блондинка.

– И это верно.

– Говорить не любит.

– Сильная, молчаливая натура.

– А вот ругаться, это да.

– Она тебя ругала?

– Все время. Нет, иногда что-нибудь швыряла.

– Что именно?

– Что попадется.

– Возы?

– И выгоняла из дому. Помню, мы поспорили в ночном клубе, она побежала домой, все переломала, перебила – мебель, посуду, ну все. Прихожу, она говорит: «Видишь, сделала уборку». И замахнулась кочергой.

– Тут вы и развелись?

– Немного позже.

– Из-за чего?

– Она сказала – нечеловеческая жестокость.

– Бедная!

– Но вообще-то из-за этого, трубача.

– Ах, да, я забыла! И джаз поганый, верно?

– Я и сам удивлялся. Я думал, она разборчивая.

– Истинная леди?

– Вот именно.

– Зато теперь бьет кочергой его. Допил фляжку?

– Еще осталось.

– Оставь, пригодится. Пошли.

В свете фонарика галерея оказалась такой зловещей, что сострадательная Ванесса зажгла верхний свет – и зря. Ряды Эмсвортов смотрели из рам с немым упреком. Траут не слышал, как во внезапном вдохновенье герцог сравнил их с экспонатами, украшающими комнату ужасов, но согласился бы с этим мнением. Графы были ужасны, но графини их переплюнули. Все они, как одна, походили на леди Констанс.

– Дай-ка фляжечку, – пробормотал он.

Ванесса ему не отказала, но думала явно о другом. Графов и графинь она не боялась, а все-таки приутихла. Ей казалось, что тут что-то не так.

Говард Чесни совсем недавно ответил ей: «В два ноль-ноль? Заметано», – но шел третий час, а его под окном не было. Кролики были, что там – куницы и летучие мыши, и жучки, и белая сова, о которой говорил Галли, а вот Говарда – не было. Бидж сказал бы, что это очень хорошо; Ванесса бы не согласилась. Да, ей не нравился этот человек, но если его нет, что делать?

Когда часы над конюшней пробили три раза, она решила поделиться сомнениями с Траутом. Проигрывать она умела не хуже того мудреца, который советовал не плакать над пролившимся молоком. Что до Говарда Чесни, она понимала – только большая беда удержит его на пути к тысяче долларов. Страдала она из-за Траута.

– Знаешь, Уилли… – начала она – и не кончила, ибо он спал, вытянув длинные ноги, уронив на плечо голову.

Глядя на него, она удивилась, что так умиляется. Лучшие друзья не сказали бы, что спящий Уилбур ласкает глаз; но он трогал сердце. Ванессе казалось, что она могла бы вечно стоять и смотреть на него.

Однако сейчас это было опасно. Никто не вошел, но ведь мог и войти. С трудом отрезвев, она потянула за рыжую прядку.

– Уилли, вставай!

Он медленно вернулся к яви, ворча и похрюкивая.

– Э, что?

– Пора вставать.

– Что?

– Ну, проснись ты!

Он сел прямо и заморгал.

– Я заснул, да?

– И крепко.

– Удивительно! Что-что, а по ночам я чаще не сплю. Эй! – Он взглянул на картину. – Она еще тут? Который час?

– Четвертый.

– Где же Чесни? Наверное, что-то случилось.

Чутье не обмануло его. Говард Чесни лежал со сломанной ногой в маленькой больнице местечка Уибли-в-Долине, графство Вустершир, напоминая его жителям, что не стоит спать за рулем.

– Да, наверное, – согласилась Ванесса. – Что ж, ничего не вышло. Мне очень жаль.

Уилбур молчал, задумчиво глядя на картину. Потом обернулся.

– Что?

– Ничего.

– Ты что-то сказала?

– Я сказала, мне очень жаль.

– Почему?

– А тебе не жаль?

– Чего?

– Ты же очень хотел ее взять.

– Слушай, – сказал Уилбур. – я тебе кое-что скажу. На фиг она мне нужна!

– Что!

– И чего я колбасился? Я ее даром не возьму. С души воротит. Знаешь, что мне нужно?

– Нет. не знаю.

– Ты.

– Я?

– Да, ты. Это же надо, упустил тебя, женился, как заведенный! Одно слово, кретин. Непременно схожу к врачу. Ну, как ты?

Ванесса заметила, что графы и графини мгновенно похорошели. Они приятно улыбались, их тронула эта сцена. Даже третий граф, которого бы приняли как своего чикагские гангстеры, стал похож на добродушного дядю.

– Уилли! – чуть не задохнулась она. – Ты мне делаешь предложение?

– Конечно. А ты что думала?

– Ну, кто тебя знает. Согласна, согласна!

– Вот это разговор, – одобрил Траут, обнимая ее наметанной рукой.

– Согласна, Уилли, – продолжала она, – только помни, на что ты идешь.

– В каком смысле?

– Я тебя не отпущу. Это навсегда.

– И очень хорошо.

– Ты уверен?

– Еще как!

– Тогда обнимай, прошу. Вот так. А теперь, – прибавила она, – хорошо бы уснуть. Выехать надо пораньше, и сразу поженимся. Тут у них мировые судьи не женят, есть такие специальные конторы.