Текст книги "Том 7. Дядя Динамит и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава третья

1

Чтобы доехать до Маркет Бландинга, откуда добираются к Бландингскому замку, надо прибыть на Паддингтонский вокзал – и в одиннадцать двенадцать следующего дня Галли курил у входа в купе, удовлетворенно оглядывая любимый перрон.

Любил он его за утонченную тишину, столь отличную от суматохи вокзала Ватерлоо. Здесь, словно в соборе, царил мир. Поезда пыхтели сдержанно; носильщики поспешали куда-то с учтивостью второстепенных министров; сторожа, если свистели, то почти неслышно; и даже какой-нибудь коккер-спаниель, возвращающийся в Вустершир или Шропшир, откладывал лай до дома, чувствуя, что здесь это – дурной тон.

Однако вскоре оказалось, что змеи проникают и в этот изысканный рай. Один из них, с моржовыми усами и большим пакетом, шел по перрону, отгоняя, как мух, мужчин с таксами и женщин в английских костюмах. Завидев его, Галли юркнул в купе и прикрылся журналом.

Но тщетно. Никто еще не сумел избежать Алариха, герцога Данстаблского.

– Так и думал, что это ты, – сказал герцог. – Года два не виделись.

– Какие годы!

– Э?

– Я хотел сказать, как я рад тебя видеть!

– А!

– Кларенс говорил, у тебя пожар.

– Да. Провода загорелись.

– И ты едешь в Бландинг.

– Не выношу Лондон.

– Конни приютила бездомного?

– Э?

– Пригласила тебя в замок? Герцог засопел, он обиделся.

– Что ты говоришь! Я позвонил и сказал, что приеду.

– Вон что!

– Странно, что она там. Я думал, ответит Эмсворт. Почему она приехала, не знаешь?

– Понятия не имею.

– Прихоть. У женщин так всегда. Ну, через неделю передумает. А ты зачем едешь?

– Кларенс зовет.

– Зачем?

– Не знаю. Может, прихоть?

– Очень возможно. Он еще помешан на этой свинье?

– Он к ней привязан.

– Слишком жирная.

– Ему нравится.

– Он ничего не понимает. Душевнобольной. Хуже Конни. Все рехнулись. Вот Конни, вышла замуж за человека, который похож на испанский лук. Мои племянники женились черт-те знает на ком. А племянница? Пришла вчера домой, поет, хихикает. Сегодня ей надо быть в суде, свидетелем, она позже поедет. Ты разбираешься в картинах?

– Не слишком. Говорят, ты одну купил.

– Кто говорит?

– Верный человек.

– Что ж, он прав. Называется ню, сам знаешь. Такая голая баба на зеленом берегу. Француз нарисовал.

– Надеюсь, тебе сказали, что он – мастер, обмакивавший кисть в бессмертие?

– Э?

– Ладно, замнем. Так всегда говорят со случайными покупателями.

Усы взметнулись, герцог обиделся.

– Случайными? Ну, знаешь! Сказать тебе, почему я это купил?

– Давай.

– Ты знаком с таким Траутом?

– Нет. А что?

– Американец. Уилбур Дж. Траур. Как у них говорится, хлыщ. Встретились в клубе, разговорились, и он сказал, что очень любит жену. Слабоумный.

– А что такого?

– Ну, будет здоровый человек это говорить?

– Будет, тебе. Кто перед тобой устоит?

– Это верно. Так вот, любит жену. Третью. Или четвертую?.. Неважно. Они недавно развелись, а он ее любит. Плакал в коктейль, можешь себе представить! Здоровый тип, а плачет. Когда-то играл в футбол за Гарвард или там Йейл, все его знали. Рыжий такой, нос – на сторону, это от футбола или жена двинула. Миллионер. Это – от отца, тот ворочал чем-то в Калифорнии.

Галли беспокойно ерзал. Он вообще лучше рассказывал, чем слушал, а сейчас не понимал, к чему все эти сведения.

– Видишь ли, – сказал он, – я не пишу биографию Уилбура Траута. При чем тут твоя ню?

– При том. Что я говорил?

– Что он любит жену.

– Вот именно. А эта картина – вылитая жена. Он увидел ее в витрине и хотел купить, сколько бы она ни стоила. Я подумал: «Ага!»

– Почему?

– Потому что тут можно поживиться. Побежал в эту галерею и купил. Содрали – ужас! Одно слово, мерзавцы. Ну, ничего, я с него вдвое запрошу.

– Ты как бы вложил деньги?

– Вот именно. Случайный покупатель, ха! Хочешь посмотреть? А вообще-то незачем. Еще развязывать… Я и так устал. Не спал всю ночь из-за этой племянницы. Хихикает! Что-то тут неладно.

2

Поезд не утомлял Галахада, но он с удовольствием разбудил герцога и сказал, что они подъезжают к Маркет Бландингу.

На перроне ждал Кларенс, а с ним – Конни. Улыбка, обращенная к герцогу, мгновенно исчезла, когда она увидела, кто вышел следом за ним. К Галахаду она была строга. Как бы ни ценили его там, где он вращался, для нее и для ее сестер он был пятном на гербе. Долго боялась она, что он издаст мемуары, и хотя опасность миновала, увидев его, она вздрагивала. Все не нравилось ей – и сам он, и манеры, и монокль. Иногда ей казалось, что монокль – хуже всего.

Кларенс, напротив, очень ему обрадовался и сказал, когда герцог с Конни пошли присмотреть за багажом:

– Спасибо, что сразу приехал. Я уж боялся… У тебя столько дел.

– Кларенс, ну что ты! Какие дела, если ты зовешь на помощь? Даже сильный человек пошатнется, когда выскочит Конни, как чертик из коробочки.

– Да, да!

– А герцог! Но мы справимся и с ним. Как эта американка?

– Очень приятная.

– И на том спасибо.

– Любит свиней, сразу видно. Я ей рассказывал, что ест Императрица…

– Как ее зовут?

– Не помню.

– Ничего, узнаем. А кого это Фредди прислал?

– Не помню.

– Кому-кому, Кларенс, а тебе не надо уходить в Иностранный легион. Туда уходят, чтобы забыть. Ну, какой он? Приятный?

– Нет. Хотел мне продать какие-то акции. Наверное, так надо, он же делец, но мне они зачем? Отказывать – нехорошо, и я сказал Биджу, что буду есть в библиотеке. Бидж говорит, вчера он уехал в Лондон.

– Может вернуться.

– Да, я тоже боюсь.

– Наверное, это он и есть. Нет, не там, левее.

– Ты прав, это мистер кх… ых…

– Назовем его Икс.

Говард Чесни был невысок, но весьма изящен. Все сверкало совершенством – костюм, трость, шляпа, только глаза находились слишком близко друг к другу.

Зная, как нелегко его брату знакомить людей, Галли взял все в свои руки.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я брат лорда Эмсворта, Трипвуд. А вы – друг моего племянника Фредди. Как он там?

– О, прекрасно!

– Продает этот корм?

– О, конечно!

– Очень хорошо. Хвалю. Мой брат говорит, вы тут с ним веселитесь.

Говард Чесни выбрал бы другое слово, но стерпел и заметил, что ему очень нравится замок. Нравился ему и шропширский ландшафт. Вчера он шел до станции пешком, сегодня пойдет обратно.

– Это хорошо, – одобрил Галли. – А то мы с Кларенсом, сестра, герцог… Вот тот солидный господин – герцог Данстаблский, а тут – сестра, леди Констанс. Так вот, в машину мы все не влезем. Герцог солиден, повторю, а Кларенс – вроде осьминога. Куда приятней брести, как цыган, распевая песни!

Говард Чесни удалился, а Галли продолжал:

– Ах, Кларенс, как ты прав, что не купил эти акции! Дело в том, что у него глаза рядом. Это бывает, но если есть на свете жулики – а уж я их навидался! – он из них. Где его только Фредди выкопал?

3

А в Бландингском замке, в своей комнате, Бидж пил предвечерний портвейн, являя картину покоя и безмятежности.

Она была обманчива. Мы не скажем, что грудь его терзали хищные птицы, но покой от него ушел. Чуткая душа не выносила атмосферы, воцарившейся вокруг. Бидж заметил, как расстроила его лорда весть о приезде сестры, и он предвидел тяжкую пору. Вот если бы, думал он, здесь был мистер Галахад, он бы все уладил; и тут вошел Галахад.

Мы опять же не скажем, что Бидж подпрыгнул, он был слишком весом; но он вылез из кресла, словно гиппопотам, выходящий на берег. Чувствовал он точно то же самое, что чувствует осажденный гарнизон, когда прибывает морская пехота.

– Бидж, – сказал Галахад, – перед вами олень, стремящийся на источники вод.[4]4
  олень… – см. Пс. 41: 2 (в церковно-славянском переводе «елень»; в русском – «лань»: «Как лань желает к потокам воды»).


[Закрыть]

– Я скоро понесу в гостиную чай, мистер Галахад.

– Что мне чай! Портвейн, и ничего другого. И в гостиную я не пойду. Я сюда и пришел, чтобы обсудить этих подонков.

Вынимая второй бокал, Бидж поджал губы: гостей обсуждать не положено. Однако глаза у него блестели. Он был не только дворецким, но и человеком.

– Начнем с Чесни, – предложил Галли.

– Я не привык к таким людям, сэр, – ответил суровый Бидж.

– А уж вы много чего видели!

– Несомненно, сэр.

– Помните, один ел рыбу с вареньем?

– Как сейчас, сэр.

– А другой подливал воды в вино…

– Пожалуйста, сэр, не надо! Я бы хотел о нем забыть.

– С Чесни я не обедал, но уверен, что он даст им сто очков вперед. Явный жулик.

– Вы так считаете, сэр?

– Еще бы! За милю видно.

– Странно, что они дружат с мистером Фредериком.

– Вряд ли. Так, знакомы. Фредди всякому даст письмо.

– Но…

– Почему я думаю, что он жулик? Всучивал Кларенсу акции. Вы скажете, так поступает и Рокфеллер, но все равно, с этим Чесни лучше дела не иметь.

– Хорошо, сэр.

– Теперь возьмем герцога. Ну, тут дальше некуда! Слова эти ласкали слух, но полагалось хоть как-то возразить.

– Не мне, сэр, судить о тех, кого приглашает его милость…

– Ладно, носите личину, но вы же знаете, что у него нет ни единой черты, отличающей человека от зверя. Полный гад.

– Сэр?

– Смотрите, что он делает с несчастным Траутом!

– Я не совсем понимаю вас, мистер Галахад.

– Потому что не слышали его рассказа. Невинный американец по имени Уилбур Траут часто женится. Это бывает. Возьмем царя Соломона. Так вот, этот Траут увидел в витрине портрет своей последней жены и решил его купить. Он сказал об этом Данстаблу, а тот побежал в галерею. Хочет перепродать картину! Траут отдаст за нее полцарства. Как вам это нравится, Бидж?

Бидж покачал головой.

– Качайте, качайте, – сказал Галли. – Я не удивлюсь, если вы чертыхнетесь. Вот вам ваш герцог, а мне с ним рядом жить! Просто не понимаю, как Кларенс его вынесет, тем более что Конни заставит одеваться к обеду.

– По всей вероятности, мистер Галахад.

– Что ж, будем надеяться, он не рухнет. Спасибо, я пойду. После поезда я – вроде пепельницы. Хочу принять ванну. До вечера.

Глава четвертая

1

Линда Гилпин приехала через два дня, поздно, в своей машине, и тут же легла; а наутро Галли увел ее в тисовую аллею, многократно воспетую справочниками «Британские сады» и «Старая Англия». С первого взгляда Линда ему понравилась. Как справедливо заметил Джон, она была каштановой, голубоглазой и до того непохожей на дядю, что приятно смотреть. Словом, любой крестный обрадуется, если его крестник поедет с такой женой на Ямайку.

Герцог и леди Констанс были в картинной галерее. Еще с вечера туда поместили прославленную ню, и теперь леди Констанс ее рассматривала. Она не очень разбиралась в картинах, но не любила голых и заметила герцогу, что дама, едва прикрытая прозрачным лоскутком, не слишком уместна среди ее предков; но герцог возразил, что эти предки – жуткие морды и поместить среди них такую тетю – доброе дело. Неожиданно проявив силу воображения, он сравнил галерею замка с кунсткамерой.

Замечания эти огорчили леди Констанс, хотя человек непредубежденный признал бы, что графы (особенно – третий, пятый и седьмой) поступили опрометчиво, заказав свои изображения; но она подавила желание срезать его острым ответом. Острые ответы выводили герцога из себя, а ей было нужно, чтобы он не сердился.

Дело в том, что она собиралась его посватать. Он давно овдовел, а счастливый брак с Джеймсом Скунмейкером склонил ее к мысли, что женатым быть лучше. Мало того – она верила, что жена влияет на мужа, и очень хотела, чтобы герцог поскорее изменился.

Она и раньше говорила с ним на эти темы, но философически, вообще. Теперь, когда в ее жизнь вошла Ванесса Полт, она ощутила, что пора действовать конкретней, как сказал бы кто-нибудь иной – взять быка за рога. Начала она осторожно:

– Как очаровательны американки! Красота, блеск, элегантность…

Герцог увидел, что она ошибается, но не удивился – чего и ждать от женщины!

– Какие американки? Этот тип – француз. Где он тебе возьмет американку? Брижит, Бабет или там Мими. А уж элегантность – ты меня прости! Она же голая.

Леди Констанс подождала, прежде чем ответить. Жестокая мысль посетила ее – Аларих, говоря строго, не лучше Кларенса.

– Я имела в виду не эту натурщицу… – начала она.

– А что, на кого-нибудь похожа? – перебил ее герцог. – Этот Траут тоже считает, что она похожа на его жену, а Эмсворт – на свинью.

– Я имела…

– Поза, он говорит, и что-то такое в глазах. Его свинья так лежит, если нажрется.

– Я хотела…

– А я бы сказал, вылитая жена викария. Лицо, конечно, ту я голой не видел. Викарий никогда не разрешит.

– Если бы ты меня послушал…

– Кстати, я этого Траута пригласил. Пусть смотрит. Приедет к вечеру.

Беседуй леди Констанс с лордом Эмсвортом, случилось бы что-нибудь вроде землетрясения в Сан-Франциско. Но герцога она хотела умаслить.

– Лучше бы ты не приглашал людей ко мне.

– А как они сюда попадут? – спросил он, пораженный женской тупостью.

Леди Констанс могла бы ответить, но только вздохнула.

– Кто этот Траут?

– Ты что, не слушала? Янки. Развелся с женой. Ничего, не вредный. Псих, конечно.

– Почему ты так считаешь?

– Все время женится. Помнишь песенку про эти розы? «Если ошибся, не огорчайся, ах, не рыдай, ту-ру-рум, улыбайся, новую розу сорви!» Траут, как вылитый.

– Очень мило…

– Да, парень неплохой. Пьет без просыпу. Плакал прямо в коктейль. Это третья жена или четвертая. Женится и женится.

Момент был исключительно удобный. Отогнав мысль о том, что ей предстоит принимать душевнобольного алкоголика, леди Констанс спросила:

– А ты не хотел бы жениться, Аларих? Герцог трубно фыркнул.

– Опять двадцать пять! Кого же ты мне подсовываешь?

– Ванессу Полт.

– Где ты ее подцепила?

– На корабле. Мне нездоровилось, она мне очень помогла. Сидела со мной, ухаживала…

– Деньги в долг просила?

– Конечно, нет! Она гораздо богаче меня.

– Откуда ты знаешь?

– Ее отец – Дж. Б. Полт. Ты, несомненно, о нем слышал.

– Что-то знакомое…

– Еще бы! Финансовый король. Банки, шахты, дороги, ну – все.

– Да?

– Да. Джеймс далеко не беден, но по сравнению с ним… У него высокое давление.

– У Джеймса?

– У Полта. Если он скончается от удара, Ванесса будет самой богатой женщиной в Америке.

– Да? – задумчиво спросил герцог.

– Да?

Леди Констанс редко соглашалась со своим братом Галахадом, но здесь они были едины. Она, как и он, считала, что Аларих склонен к любостяжанию. Заметила она это давно, когда будущий герцог сказал ей, что помолвка их недействительна, ибо ему не удалось столковаться с ее отцом насчет приданого; и с той поры неустанно благодарила покойного родителя. Конечно, она любила Алариха как сестра, но разум подсказывал ей, что брак с ним – для более мягких натур, скажем – для Ванессы.

– Она тебе очень подходит, – сказала леди Констанс. Герцог с этим согласился.

– А уж для нее такой брак!.. Он согласился и с этим.

– Почему бы тебе не пойти в библиотеку? Она читает.

– Пойду.

– Она очень обрадуется.

– Конечно. Ну, я пошел. А ты не ходи, чего ты там не видала?

2

Галли пришлось изменить планы. Он не показал Линде Гилпин тисовую аллею, они расстались после исключительно короткой беседы: она вернулась в замок, он пошел к обиталищу Императрицы, чтобы увидеть лорда Эмсворта. Беседа расстроила его, и он слабо надеялся, что брат ему что-нибудь подскажет, хотя за всю свою долгую жизнь тот еще ничего никому не подсказал. Но бывает ведь, что общение проясняет разум, даже если твой собеседник смотрит на тебя, как золотая рыбка.

По своему обычаю, лорд Эмсворт опирался на перила или, точнее, висел на них, словно мокрый носок, держа при этом огромную картофелину.

– Кларенс, – сказал Галли, – я очень расстроен.

– Какая жалость, – сказал учтивый граф, переводя взгляд с чемпионки, поедавшей белки и углеводы со вкусом, который вызвал бы одобрение у Вольфа-Лемана. – Опять Конни?

– Нет, не Конни. Мой крестник.

– Не знал, что у тебя есть крестник.

– У меня их много. Приятелям не откажешь… А вообще я их люблю, особенно этого. Я тебе не помешал?

– В чем?

– Вот, ты держишь картошку.

– А, это для нее! Хотел ей дать.

– Дай. А потом слушай меня.

– Спасибо. Так ты говорил, ты будешь кого-то крестить?

– Ничего подобного. Он уже взрослый, и у него беда. Лорд Эмсворт огорчился.

– Дать денег? С удовольствием, с удово…

– Спасибо, Кларенс, денег ему не надо. Это любовные дела. Помнишь, ты мне звонил? Он был у меня и рассказывал, что хочет жениться.

– Правда?

– Правда. На Линде.

– Кто это Линда?

– Ты ее видел. Она здесь гостит. Такая, с голубыми глазами.

– А, да, гостит! Она не связана как-то с Аларихом?

– Племянница.

– И выходит за твоего крестника?

– Так он говорил. Он ее очень любит, и получалось, что она любит его.

– Они любят друг друга? – вычислил лорд Эмсворт.

– Вот именно.

– А когда свадьба? – перепугался граф. – Цилиндр надеть надо?

– Не беспокойся.

– Ты думаешь, Конни уступит?

– У нее не будет случая.

– На эти школьные выпуски она непременно заставляет.

– Свадьбы не будет, ты пойми!

– А ты говорил, будет.

– А Линда говорит, нет.

– Ну, ей виднее. Спасибо и на том. Дело не в цилиндре, дело в воротничке…

– Разреши докончить, Кларенс.

– Пожалуйста, мой дорогой, пожалуйста!

– Спасибо. Сейчас я повел ее в тисовую аллею. Но не довел. Я говорю: «Хотел бы пожелать вам счастья». Она удивляется. Я объясняю. Тут она холодно на меня смотрит, словно я ее оскорбил неприятным словом, и говорит: «Вам кажется, что я собираюсь замуж за этого гада? Нив коем случае. Если его переедет автобус, я буду петь, как соловей». Может быть, слова не те, но дух – тот самый. Я расстроился. Возможно, я слишком чувствителен, но мне показалось, что она на него сердится. Девушки способны рассердиться из-за сущих пустяков. Был у нас в «Пеликане» такой Пондерби – Лапа Пондерби мы его называли, от «Полая лапа», у него куда-то уходил весь ром, – так вот, он хотел жениться на укротительнице змей, которая носила своих подопечных в плетеной корзинке. Однажды, когда он ужинал с ней в подвальчике после представления, длинная зеленая артистка полезла по его ноге, и он дал ей по носу хлебной палочкой. Он объяснил, что змеи всегда выводят его из себя, но невеста разорвала помолвку и вышла замуж за жонглера. А возьмем несчастного Палку Халлидея…

История несчастного Палки была одной из лучших, он много раз ее рассказывал, но сейчас ему это не удалось. Лорд Эмсворт странно закричал, указывая куда-то трясущимся пальцем. Галли ничего особенного не видел – прекрасную свинью не сразил удар и не унесла на небо огненная колесница. Мирная по природе, она была еще спокойней, чем всегда.

– В чем дело, Кларенс? – обиженно спросил он, ибо от внезапного испуга прикусил язык.

Лорд Эмсворт ответил не сразу, и то – дрожащим голосом:

– Картошка!

– Что с ней такое?

– Вон, лежит. Она ее не съела. Она их очень любит. Наверное, больна.

– Послать за врачом? – поинтересовался Галли. – Или за полицией? А может, вызвать войска?

– Да, позвони врачу, Галахад, – благодарно ответил лорд Эмсворт. – Я не могу оставить ее одну. Бидж знает номер. Пожалуйста, иди скорее.

3

Еще в старые пеликанские дни кто-то верно сказал о Галахаде, что удар, сокрушающий других, оставляет его равнодушным, как рыбу на прилавке. Однако к Биджу он шел невеселый, думая о том, что размолвка между Линдой и Джоном – не из тех, какие можно уладить поцелуем и флаконом духов. Джон сделал что-то особенное и, видимо, разбил все надежды на этот брак.

Легко ли видеть это любящему отцу? Нет, нелегко; и, подходя к замку, он был печален. Вообще он твердо верил, что самые темные тучи в конце концов рассеются, но сейчас подозревал, что у туч – другие планы.

Размышления его, уже в холле, прервал оклик. Сестра стояла в дверях янтарной комнаты, и он подумал о том, как похожа она на статую Свободы.

– Иди сюда, Галахад.

Галли никогда не искал бесед с ней, тем более – теперь; а потому ответил:

– Не могу, спешу.

– Меня это не интересует, – возразила леди Констанс. – Мне надо с тобой поговорить.

– Хорошо, только побыстрей. Императрица не ест картошку. Кларенс чуть не плачет. Иду звонить врачу.

Он проследовал за ней в янтарную комнату, сел в кресло и стал протирать монокль, что вызвало фразу: «О, Господи, перестань ты!»

– Что именно?

– Вертеть это мерзкое стекло.

Галли понял, что сестра – примерно в том настроении, в каком бывали Клеопатра и Боадицея,[5]5
  Боадицея (I в. до Р. X.) – царица одного из британских племен, возглавившая неудачное восстание против римлян.


[Закрыть] когда все шло наперекосяк, и решил не сдаваться. Одно из его правил гласило: «Если Конни бушует, садись ей на голову». Такую политику он постоянно рекомендовал и брату, но успеха не имел.

– Почему «мерзкое»? – достойно спросил он. – Им восхищаются лучшие люди, скажем – продавцы заливных угрей. Что с тобой, Конни? Для чего ты меня звала?

– Чтобы поговорить о Ванессе Полт.

– И на том спасибо. Очень мила. Просто прелесть.

– Несомненно. Ты полагаешь, что прелестных женщин. должен развлекать только ты?

– Все моя вежливость.

– Что ж, на сей раз можешь ею поступиться. Другим тоже хочется побыть с Ванессой,

– Ты имеешь в виду Данстабла?

Леди Констанс раздраженно вздрогнула, словно статую Свободы укусил москит, прилетевший с флоридских топей.

– Почему ты его так называешь? – спросила она с тем вызовом, который возникал рано или поздно в их семейных беседах. – Вы знакомы с детства. Почему не «Аларих»?

– Не в том дело. Если бы ты знала, как я хотел бы его называть, ты бы подивилась моей сдержанности. Ты хочешь сказать, что этот морж влюбился в Ванессу?

– Он не морж.

– Поискать что-нибудь похуже?

Леди Констанс дважды глотнула, подавив тем самым желание ударить брата вазой с гладиолусами. Зрелость трудна тем, что приходится подавлять простые реакции детства. В добрые старые годы она бы его исцарапала.

– Я не собираюсь препираться с тобой, Галахад, – сказала она. – Зачем мне говорить такие глупости? Аларих не влюбился, но очень интересуется Ванессой. Я не удивляюсь. Она весьма привлекательна.

– Да, – отвечал Галли, – но не он.

Леди Констанс метнула в него сокрушительный взгляд – и зря, ибо он лежал, закрыв глаза, в своем кресле.

– Аларих очень импозантен.

– Если кто любит моржей.

– И я бы тебя попросила не мешать…

– Его ухаживанию?

– Если хочешь, называй так.

– Хорошо. Только ты зря стараешься. Данстабл и не думает жениться. Ему и так неплохо. Лучше не срамись.

И он ушел к Биджу, чтобы выполнить свою миссию.

Бидж чистил серебро, но оставил это занятие и позвонил ветеринару. Только он положил трубку, снова раздался звонок.

– Это вас, мистер Галахад. Некий мистер Халлидей.

– А, я его ждал! Здравствуй, Джонни.

Разговора Бидж не понял, хотя к тому стремился. Получалось, что этот Халлидей звонит из «Герба» и просит о встрече, но больше ничего.

Наконец, Галли повесил трубку, бросил: «Я в Маркет Бландинг» – и выбежал.

Странно, подумал Бидж, мало того – нехорошо, вроде телефонных звонков в его любимых детективах. Дай Бог, чтобы мистера Галахада не настигла какая-нибудь шайка!

4

Голос у Джона был нехороший, и Галли снова подумал, что ссора эта – не пустяк. Увидев его, он убедился, что подозрения его обоснованы.

Прекрасное пиво и тенистый сад, сбегающий к реке, приводят к тому, что в «Гербе Эмсвортов» очень мало печальных лиц; тем заметнее было лицо Джона. Глядя на него, Галли припомнил, как у Рожи Биффена отклеилась ассирийская борода, которой он воспользовался, чтобы скрыться от букмекеров. Такой же самый вид.

Когда они уселись под деревьями, каждый – со своей кружкой, Галли, не умевший долго молчать, сразу заговорил:

– Скажи мне все, – начал он. – Примерно час назад я беседовал с твоей Линдой и кое-что представляю. Помолвка расторгнута. Быстровато, а? Что случилось?

– Обо мне она говорила?

– Ах, лучше не спрашивай! Скажем так, Джульетта отзывалась о Ромео иначе. Что же случилось?

С дерева упал жучок. Джон окинул его холодным взглядом.

– Я не виноват, – сказал он. – Я выполнял свой долг. Женщины таких вещей не понимают.

– Каких?

– Не мог же я предать Клаттербека!

– Кого?

– Дж. Дж. Клаттербека.

Как ни старался Галли быть помягче, он сердито фыркнул.

– Это еще кто такой?

– Мой подзащитный в деле «Клаттербек против Фризби». Машина Фризби, бывшего мясника, столкнулась с его машиной на Фулем-роуд. Возможно, сотрясение повредило какие-то внутренние органы. Адвокат Фризби, естественно, считает, что виноват Клаттербек. Все зависело от свидетельницы Гилпин. Я по долгу службы допросил ее и доказал присяжным, что показания – в дырках, как швейцарский сыр.

Галли ничего не воскликнул, потому что пил пиво. Зато он подавился, а когда проходивший мимо лакей постучал ему по спине, все равно не смог ничего сказать. И Джон продолжал:

– Можете себе представить, что я чувствовал. Зал просто плавал передо мной. Я думал, мне не выдержать.

– Но выдержал?

– Да. Через минуты полторы я ее совершенно загнал в угол.

– Пальцем в нее тыкал?

– Конечно, нет!

– Я думал, без этого нельзя. Но в угол загнал?

– Да.

– А она сердилась?

– Да.

– Дело выиграл?

– Да.

– Клаттербек был рад?

– Да.

– Потом ее видел?

– Нет. Получил записку, что помолвка расторгнута. Галли вдел в глаз монокль. Оба глаза ничего хорошего не предвещали.

– Ну, ты влип, Джонни!

– Да.

– Придется попотеть. Но как? Вы не видитесь.

– Что тут трудного? Она в замке.

– Именно. А ты – нет.

– Вы меня пригласите.

Галли покачал головой. Неприятно быть морозом, пришибающим цвет надежд, но правда есть правда.

– Это невозможно. Ты не понимаешь моего положения. Выгнать меня Конни не может, я – член семьи, не может и терпеть. Все время говорит о поездах в Лондон. Если бы я тебя привез, она бы взяла тебя за шкирку и за штаны. Да, знаю, это неприятно, но ничего не попишешь. Езжай в Лондон, а я займусь твоими делами. Лучшего адвоката, – скромно заметил он, – тебе не найти. Искренне надеюсь, что скоро прекрасная Линда будет в моих руках, как воск. Или, скажем так, как банджо.

Тут он припомнил занятнейший случай с одним пеликаном, который учился играть на этом инструменте, но что-то ему подсказало, что можно поведать о нем позже. Попрощавшись с Джоном, он направился к замку; а Джон – вылитый Рожа Биффен – заказал еще пива.