Текст книги "Том 7. Дядя Динамит и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава девятая

1

Одеваясь у себя в комнате (тоже второй этаж), Джон был исключительно бодр. Купание освежило его; в отличие от лорда Эмсворта, вечерний костюм он любил. Словом, физически он был в форме и убеждал себя, что то же самое можно сказать о душе. Если бы ему намекнули, что он весь трясется, он бы резко это отверг.

Размышляет – да. Готовится – предположим. Но трясется? Да, какое-то напряжение неизбежно, но своей спокойной простотой он его победит. Линда разумна и чувствительна. Естественно, эти судебные дела огорчили и ранили ее, но теперь, успокоившись, она все увидит, как надо. Он объяснит ей, что долг тянул его в одну сторону, любовь – в другую, и она поразится его цельности, догадавшись, что именно такой муж, с такими этическими стандартами, ей и нужен. Вероятно, они посмеются над этим происшествием.

А трястись? Ну, что это, честное слово!

Однако, когда дверь распахнулась, он подпрыгнул, явственно ощущая, что сердце стукнулось о нижние зубы. Приземлившись, он увидел гостя. Большой, широкий, усатый человек с выпученными глазами в упор глядел на него, особенно интересуясь только что надетой рубашкой. Любознательность герцога не ограничивалась письмами, рубашки его тоже занимали.

– Где купили? – спросил он.

– Простите?

– Вот это. – Герцог ткнул в рубашку пальцем, и Джон учтиво ответил, что купил ее в Хаймаркете, у Блейка и Олсопа, на что посетитель горько покачал головой и посоветовал ходить на Риджент-стрит, к Гучу и Гордону. У Блейка и Олсопа он бывал, там слишком дорого. Только Гуч и Гордон. – Сошлитесь на меня, – сказал он, однако не представился, полагая, по всей вероятности, что все его знают.

И впрямь, Джон сообразил, что при благоприятном течении дел он будет называть гостя дядей, а потому – испытал к нему всерастворяющую нежность. Конечно, дяди бывают помельче, помягче, без усов, но что тут сетовать! И он горячо поблагодарил за совет.

– Значит, лечите психов, – сказал гость. Джон вовремя вспомнил, как это надо понимать.

– А без бороды!

– Да.

– Вот Конни и сказала, что вы молодой. Да уж, не старый! Сколько вам?

– В сентябре будет двадцать семь.

– У меня такой племянник. Оболтус. Другой помладше, тоже идиот. Женились черт знает на ком. Ну, вы не идиот, если вас держит Глоссоп. Как он?

– Спасибо, хорошо.

– Голова!

– Да, он прекрасный врач.

– Жаль, не достали. Обойдемся вами. Джон заверил, что сделает все возможное.

– Трипвуд все объяснил? Насчет Эмсворта?

– Да. Я знаком с ситуацией.

– Видели его?

– Нет.

– Увидите за обедом. Трипвуд сказал, что он совсем тю-тю?

– Я вывел из его слов, что лорд Эмсворт эксцентричен. Герцог не любил эвфемизмов. Да, профессиональная сдержанность, но все равно противно.

– Еще чего! Совершенно спятил. Возьмем эту свинью. Дураку видно, что она вот-вот лопнет. Медали ей дают! А на что свинье медали? Трипвуд считает, у него когда-то отняли соску. Нет, он такой родился! Конечно, могли и уронить. Сами разберетесь. Что вы с ними делаете?

Вопрос был трудный, и Джон постарался, как мог.

– Так, знаете ли… делаю… в общем, то-се…

– Вопросы задаете?

– Конечно.

– На кушетку он не ляжет. Поймет, что дело нечисто.

– Ничего, можно стоя.

– Все равно?

– Да.

– Ну, разберетесь. Трипвуд заплатит?

– Да, мы договорились.

– А то я платить не буду. И так видно, что он псих. Знаете, вот что, посмотрите-ка на других. Сколько с головы? Это я так, платить не буду, просто интересно.

– Вам кажется, тут есть люди, нуждающиеся в лечении?

– Есть! Все как один. Возьмем мою племянницу… Что такое?

– Судорога.

– То-то вы прыгаете. Сам болел. Вылечили. Так вот, племянница. Приходит недавно, поет, чего-то хихикает. Ну, думаю, втрескалась. Спросил, уже здесь, – нет. И не врет, это видно. Кроме того, не поет. Я уж понадеялся, есть у нас один, с биржи. Ужас, сколько денег! Ходит с ноября, все без толку. Вроде у них только и делали, что влюблялись. Папаша ее извел мою бедную сестру – естественно, пока не женился. В общем, посмотрите, как она. Вроде бы не поет, а кто ее знает! И еще такая Ванесса Полт. Болтала с Трипвудом, сил нет. И что она в нем нашла? А теперь молчит. Сегодня смотрю – сидит на скамейке. Подхожу – нету, сбежала. Ну, Конни – туда-сюда. Вышла за янки, похож на луковицу, зато очень богатый. Траут… да, тут лечить и лечить. Все время женится. Трипвуд…

– Мне кажется, он вполне уравновешен.

– А монокль? В общем, ясно. Пошли вниз. Галстук не завязали! Сейчас, сейчас… – Он быстро превратил эту часть туалета в мятый носок и поспешил к лестнице, рассказывая на ходу о своем враче, который судороги вылечил, а пить перед обедом запрещает. – Давление, видите ли. Псих, не иначе, – заключил он.

В это мгновение и открыл дверь Говард Чесни. Он собрался юркнуть обратно, как кукушка в часах, но ангел-хранитель (это он так считал) шепнул ему на ухо, что лучше подкрасться сзади к Джону и его толкнуть. Лестница скользкая. Может сломать ногу. Увезут в больницу. Чего еще и желать?

И он стал красться, словно леопард за своей добычей.

2

Когда Линда спустилась вниз, она увидела Галли.

– Вернулись? – спросил он, сверкнув моноклем.

– Вернулась.

– Хорошо съездили?

– Нет.

– Нет?

– Нет.

Галли глубокомысленно кивнул.

– Так я и думал. В женской школе я не учился, но собрания представляю. Вспоминают хоккейные матчи, и ссору Анджелы с Изабел, и тот незабываемый вечер, когда Флосси намазала на хлеб ваксу вместо паштета. Благоразумные девицы этих сборищ избегают. Что ж, ободритесь, все позади, на будущий год не поедете. А у меня для вас приятная новость.

Мраморные черты вроде бы дрогнули, но обладательница их осталась сдержанной и холодной. Глядя на нее, Галли вспомнил Снежную королеву из балета.

– Знаю, – сказала она, – я была у озера.

– А, вы его видели?

– Издалека.

– Вблизи он еще лучше. Крикнули «Эгей!»?

Линда презрела этот вопрос, если не считать ответом подергивание верхней губы.

– Вам не стоит так утруждать себя, мистер Трипвуд.

– Просто Галли. Так? Как именно?

– Я думаю, трудно было втащить его в замок.

– Усилия любви!

– Бесплодные. Я с ним говорить не буду.

– Не будете?

– Нет.

– Даже здороваться?

– Поздоровается – отвечу.

– Он огорчится.

– Очень хорошо.

Никто не назвал бы ее поведение обнадеживающим, но Галди, переубеждавший букмекеров, не боялся обычной барышни, хотя бы и с неважным характером; а потому – продолжал:

– По-моему, моя дорогая, вы делаете большую ошибку. Нельзя губить жизнь из-за мелких огорчений. Вы прекрасно знаете, что он – сказочный принц. В гольф когда-нибудь играли?

– Да. При чем это тут?

– Его гандикап – шесть.

– Знаю.

– А ваш?

– Восемнадцать.

– Вот видите! Кому не нужен муж, перед которым ты склонишь голову, глядя на шар? Да вы и сами заметили, что души у вас – близнецы. Вы и Джон Палк Халлидей…

– Что после Джона?

– Палк. Это от «Палка». Такой инструмент. Прозвище его отца в клубе «Пеликан». Решил увековечить. Жена и пастор были против, но он переспорил. Сильный человек. Джонни в него.

– Меня это не касается.

– Это вы так думаете.

– Верно. Думаю.

Галли вздохнул и принялся протирать монокль, прекрасно понимая заклинателей, которые никак не могли справиться с глухим аспидом. Это навело его на мысль, и он прибег к Писанию.

– Я знаю, где вы ошиблись, – сказал он.

– Ну, где?

– Солнце зашло во гневе вашем? Зашло. А это плохо, всякий вам скажет.

Линда помолчала; видимо, она думала.

– Мне кажется, – сказала она, – это не гнев.

– Очень похоже.

– Да, сперва я разозлилась, но теперь я все ясно вижу. Вы понимаете?

– Нет.

– Объяснить трудно.

– Попробуйте.

– Вас не выкатывали в смоле и перьях?

– Не припомню.

– А меня – выкатали. Тогда, в суде. Он завел все эти «Я полагаю» или там «Убеждены ли вы?», и я поняла, что никогда этого не забуду. Ну какой тут брак?

– Чепуха!

– Нет, не чепуха. Вообще за юристов нельзя выходить замуж.

– Они же вымрут!

– Давно пора.

– Чем они так плохи?

– Всем. Садисты. Услаждаются, мучая свидетелей.

– Выполняют свой долг, только и всего.

– Услаждаются.

– И Джонни?

– Он первый.

– Вот вы и ошиблись. Он страшно мучился, просто весь извелся. Но долг есть долг. Он взял у Клаттербека деньги, должен отработать. Я лично им восхищаюсь. Пример для всех нас. Люций Юний Брут.[18]18
  Люций Юний Брут – речь идет не об убийце Цезаря (того звали Марком), а о консуле (509 г. до Р. X.), которого Тит Ливии назвал «родителем римской свободы».


[Закрыть]

– Кто?

– Вы не знаете Люция Юния?

– Не знаю.

– Ну и учат в этих ваших школах! Надо было пойти в Итон. А может, времени не было, все играли в хоккей?

– Ни в какой я хоккей не играла.

– Ну, в пинг-понг. Люций Юний Брут был юрист, судья, и однажды перед ним предстал его сын. Вину доказали, никакой Перри Мейсон[19]19
  Перри Мейсон – адвокат-сыщик из детективных романов Эрла Стэнли Гарднера (1889–1970).


[Закрыть] не вызволил бы подсудимого. А что же Брут? Пожурил и отпустил? Дал условный срок, отделался штрафом? Как бы не так! Засудил по всей форме. Все восхищались. Именно это я испытываю к Джону.

– Но не я.

– Ничего, подождите. Вы еще будете им гордиться.

– Когда? Я за него не выйду, даже если все остальные перемрут.

– Пример условный, нельзя так ставить вопрос.

– Я вообще не выйду замуж.

– Выйдете, выйдете! За Джона.

– Нет.

– Хотите пари?

Именно в эту минуту Джон и герцог, точнее – герцог и Джон, спускались по лестнице, и так быстро, словно скатывались по перилам. Вот их не было, вот – они здесь.

Вспомним, что за ними, как леопард, крался Говард Чесни. Дойдя до лестницы, Джон учтиво пропустил старшего вперед; а он, Говард, немедленно толкнул его в спину.

Получилось неплохо. Джон полетел, как небезызвестный человек на летающей трапеции. В самом начале полета он прихватил герцога, и они приземлились в холле, но отдельно. Герцог достиг лат, возле которых недавно было собрание, Джон – журнального столика, о который и стукнулся головой. Больше он ничего не помнил.

Не помнил он, в частности, того, что Линда вскочила, закричала и схватилась за горло, словно героиня мелодрамы, а потом кинулась через холл прямо к нему.

Гувернантка леди Констанс осталась бы недовольна, чем и отличалась бы от Галли. Он хотел несчастного случая – и вот, пожалуйста! Собственно, это лучше табакерки. Теперь, вероятно, девица его поцелует.

Галли не ошибся. Приходя в себя и ощущая, что какой-то шутник заменил ему голову тыквой, Джон с удивлением увидел, что над ним склонилась Линда.

– Ты меня целуешь? – осторожно спросил он.

– Да, да, – заверил Галли. – Целует. Видимо, небольшое недоразумение – позади, и нежный бог любви обвил ее своей прелестной сетью, как в старое доброе время, когда она и не слышала о Клаттербеке. Все правильно?

– Все.

– Эта жертва несчастного случая – сказочный принц?

– Да.

– Тогда, моя дорогая, отведите его в ванную и подставьте под холодную струю. Шишка будет, ничего не поделаешь. Ах, какие шишки бывали у нас в «Пеликане»! Скажем, у твоего отца. От бутылок. Политические диспуты… Однако что за шум?

3

Шум производил герцог, лежа под латами. Что-что, а легкие у него остались целы. Галли направился к нему и оглядел его сочувственным взором. Он его не любил, но, по своей доброте, жалел – во всяком случае, сейчас.

– Расшибся? – спросил он и понял, как глупо об этом спрашивать. Понял и герцог.

– Не пори чушь! Конечно, расшибся. Ногу вывихнул.

– Дай посмотрю. Болит?

– У-ой!

– Да, вывихнул. Вот, опухла. Давай я отведу тебя в комнату. О, Бидж! – обрадовался он. – Его светлость вывихнул лодыжку.

– Да, мистер Галахад?

– Помогите нам, ладно? А потом позвоните доктору. Когда герцога уложили, а Бидж ушел звонить, Галли собрался уйти, но страдалец его окликнул:

– Трипвуд!

– А, что?

– У-ой!

– Больно?

– А то нет! Но не в этом дело. Что с Линдой?

– В каком смысле?

– Сам знаешь. Видел. Почему она целовала этого… ну, врача?

– И верно! Помню, целовала. Он лежит, а она к нему наклонилась…

– Наклонилась? Кинулась, как цирковой тюлень на рыбу. И целует, и целует…

– Да, я заметил.

– Раз пятьдесят.

– Примерно. Не удивляйся, она его любит.

– Что ты порешь! Они не знакомы. Он сегодня приехал. Галли понял, что пришло время разомкнуть уста. Лучше бы

после обеда, но вряд ли возможно. Инвалид не успокоится, если ему не скажешь правду. И он начал свою повесть с той напевной мягкостью, которою завоевывал сердца пеликанов.

– Что ж, Данстабл, открою тебе все. Ты ошибся, они знакомы. Джонни довольно долго ухаживал за твоей племянницей. Сам знаешь, как это делается: цветы, кафе, нежный шепот, пламенные взгляды, а возможно – и флакончик духов. Часто видели, что он гадает на ромашках в Кенсингтонском саду. Так оно и шло, пока однажды в такси он не сделал ей предложения. Она согласилась. Именно поэтому она и пела, а ты подумал, что у нее неладно с головой. Нет, Данстабл, голова у нее в порядке. Всякий запоет, когда любит и любим. Ты представь, о чем она думала: Джонни в парадных штанах, хор, клир, епископ – спорые, шустрые, как однорукий обойщик, а там – и свадебный завтрак, и отъезд, и медовый месяц.

Герцог несколько раз хотел вмешаться, но не мог, в основном – от ярости, и только болботал.

– Надо ли говорить бывалому вояке, что путь любви не бывает пологим? Они поссорились. Джонни мог помириться только здесь, в замке. Но как же сюда попасть? Сказать Конни, что он мой крестник? Ни в коем случае. Конни не жалует моих подопечных. Не вдаваясь в частности, она их всех относит к касте неприкасаемых. Ты возмущен. Я тебя понимаю, но такова моя сестра.

И тут я придумал: пусть будет психиатром. Тогда, если ты разрешишь такой образ, я убью двух зайцев. Утром – Линда, вечером – Кларенс. Благодаря тебе он приехал, к счастью – упал, ударился, твоя племянница, по твоему же меткому выражению, кинулась к нему, как цирковой тюлень, и, возможно, до сих пор целует. Словом, они помирились, и ты можешь делать заметки для своего тоста на свадебном завтраке.

Даже такой блестящий рассказчик должен перевести дыхание; и герцог ловко обратил монолог в беседу.

– В жизни не слышал такой чепухи, – сказал он. Галли горестно удивился.

– Ты огорчаешь меня, Данстабл, – сказал он, укоризненно сверкнув моноклем. – Неужели тебя не трогает весенний расцвет любви? Да, сейчас не весна, но дела это не меняет. Я думал, только вывих удержит тебя от танца семи покрывал. Радовался бы – теряешь племянницу, обретаешь племянника.

– У-ой!

– Перестань говорить «у-ой». Тебе что, не нужен племянник?

– Нет. У меня их три штуки. Двое женились черт знает на ком, и, заметь, без спроса. Линду я до этого не допущу. Помощник психопата, еще чего! Скажи своему мерзкому сынку, что надежды нет. И не спорь, незачем.

Дальнейшую дискуссию прервал местный доктор из деревушки, разместившейся в тени замка. Галли вздохнул с облегчением и направился в холл, где нашел счастливую пару (Линда выглядела точь-в-точь как ангел-хранитель, сделавший доброе дело) и сообщил им новости.

– Ну, Джонни, говорил я с твоим будущим дядей. Правда, он с этим не согласен.

– С чем?

– Что он будет тебе дядей. Я ему все объяснил, и он сказал: «Не разрешу!» В чем дело?

Спросил он Линду, ибо она пронзительно закричала, а потом как-то странно уставилась на него.

– Так и сказал? – проверила она глухим, замогильным голосом.

– Да, но что с того? При чем тут всякие дяди? Какие у него права, хотел бы я знать?

– Большие! О, Джонни, Джонни! Я не успела тебе сказать, но я – под опекой совета.

Она хотела что-то прибавить, но Бидж ударил в гонг, а когда Бидж ударял в гонг, человеческий голос мог и не стараться.

4

Весь обед Галли думал о ее словах. Что значат они для закона, он не знал, а спросить крестника – не мог. Линда тоже сидела далеко, и он спросил Ванессу, свою соседку, но она в таких делах не разбиралась.

В правление леди Констанс обед был строгой процедурой. Мужчины оставались, как оставались они при ее отце. Лорд Эмсворт ушел вместе с дамами, чтобы снять воротничок и надеть шлепанцы, и только тогда Галли, перебив Уилбура Траута, спросил:

– Какие права у совета, никто не знает?

Уилбур с обычной своей приветливостью начал говорить что-то, почерпнутое из детективов, и Галли его поблагодарил.

– Это не совсем то, – мягко заметил он. – Речь идет о девушке, она под опекой совета. Что они могут запретить?

Джон просидел весь обед молча, но сейчас заговорил:

– Практически все, если это оформлено.

– О, Господи! – воскликнул Галли, а Джон монотонно, словно из могилы, продолжал:

– В этих случаях подопечная подпадает под действие закона об опеке над детьми. Она не может выйти замуж без разрешения. Если же она самовольно решится на этот шаг, суд вправе наложить запрет.

Переведя это на человеческий язык, Галли стал протирать монокль, а заговорил – из другой могилы.

– Запретит ей выйти замуж?

– Вот именно.

– А вдруг не запретит?

– Только в том случае, если совет об этом попросит. Галли яростно протирал монокль, как бы моля о силе.

– Значит, если какой-то кретин против, она ничего не может сделать?

– Да.

– Чудовищно!

– Таков закон.

– Кто его выдумал?

– Не знаю.

– Чушь какая-то!

Уилбур Траут, слушавший с большим интересом, задал резонный вопрос:

– А если она все-таки выйдет?

– Мужа посадят в тюрьму.

– Вы шутите!

– Нет, таков закон. Это серьезное преступление.

– Значит, на подопечных нельзя жениться?

– Если совет возражает, нельзя.

– Жаль, мои жены не были под опекой!.. – сказал Уилбур Траут.

5

Произнеся эти слова, он допил вино и ушел в бильярдную, а Галли обрел полную свободу.

– Однако положеньице! – сказал он.

– Да.

– Ты не перепутал?

– Нет.

– Тогда дела плохи.

– Хуже некуда.

– Как ты думаешь, почему он оформил все это в совете?

– Не знаю, не спрашивал, – резче, чем хотел бы, ответил Джон. – Я думаю, из-за ее братьев. Женились без спроса, вот он и решил…

– Вполне возможно. С него станется.

– Да.

– А тебя правда посадят, если что?

– Правда.

– Ты не мог бы их убедить?

– Нет.

Галли вздохнул. Все шло так хорошо, и вдруг – пожалуйста! Сам Джерри Джадсон поставил бы сто к одному, и то после долгих размышлений.

– Нехорошо, – сказал он, вздыхая еще раз. – Поражение у самого финиша. Нет, зря я так говорю. Держи хвост трубой, вот мой девиз. Что-то придумать можно.

– Прошу.

– Надо подумать.

– Вот это верно.

– Хорошо уже то, что здесь, в замке, ты можешь очаровать Данстабла. Он тебя полюбит. Он скажет: «Ах, как я в нем ошибался! Это же соль земли, цвет нации. Танцевать на его свадьбе – великая честь». Зайди к нему, вырази сочувствие, спроси о чем-нибудь.

– О чем именно?

– Ну, о лодыжке. Он лежит, страдает. Самое время!

– Да?

– Все переменится, вот увидишь. Пошел бы, а?

– Может, завтра? Или послезавтра?

– Нет, иди.

– Он очень страшный.

– Чепуха! Истинный агнец.

– Да-а?

– При чем тут «да-а-а»? Никто ничего не добился, сидя на заду. Хочешь жениться или нет? Что ж, подлижись к Данстаблу. Пляши перед ним. Прилипни к нему, как пластырь. Задавай загадки, рассказывай сказки, пой песенки. Можешь показать карточный фокус.

– Ну, если вы так считаете… – протянул Джон. Он недавно знал герцога, но совсем не хотел с ним сблизиться.

Глава десятая

1

Лорд Эмсворт лег в постель немного взволнованным. Чувствительному человеку всегда неприятно, если с лестницы низвергается водопад гостей, да и предшествующие события вполне могли повысить давление. Когда он пришел в себя, он нервничал, и мы не удивимся, что он долго не мог заснуть.

Но и заснув, он скоро проснулся, ибо в три часа ночи сон его прервало одно из неприятных происшествий, свойственных сельской местности. Летучая мышь ошиблась, влетела в открытое окно и принялась кружить по комнате в своей глупой манере. Покажите мне летучую мышь, гласит старая пословица, и я вам покажу стопроцентного идиота.

Девятый граф не сразу ее заметил, спал он крепко; но когда она раза три просвистела у его щеки, он ощутил то, что ощущают в рассказах о привидениях, а именно: он – не один. Тогда он присел, поморгал и решил проверить это ощущение.

Кроткий и мирный пэр становился иногда мужем силы. Швырнув в пришелицу подушкой, он понял, однако, что не заснет, пока не почитает книгу о свиньях. На столике как раз лежала новая, нечитанная, и он погрузился в нее.

Она оказалась такой новаторской, что взгляды автора (несомненно – только что окончившего сельскохозяйственный колледж) глубоко поразили его. Уиффл или Вольф-Леман никогда бы не согласились с трактовкой пойла или болтанки из отрубей. Но все это было интересно, граф не мог оторваться и дошел до пятой главы, где говорилось о новом витамине, стимулирующем аппетит.

«Чушь!» – сказал бы Уиффл, «Вздор!» – сказал бы Вольф-Леман, но доверчивый Эмсворт был потрясен, словно астроном, открывший новую планету, или Кортес,[20]20
  Кортес, Эрнандо (Эрнан; 1485–1547) – завоеватель Мексики. Здесь имеются в виду слова из стихов Джона Китса «По случаю чтения Гомера в переводе Чапмэна» (1816).


[Закрыть] взирающий на невиданный океан. Именно этого он ждал с той поры, как она отказалась от картошки. И местный ветеринар, и свинарь, Катберт Прайс, пытались убаюкать его подозрения, внушая ему, что это – прихоть благородного животного, но он не сдавался. Он знал, он чувствовал, что ее надо подбодрить, – и вот, пожалуйста, в главе пятой нашел то, что нужно. Автор советовал дважды в день в молоке давать спасительные витамины.

Вероятно, и в главе шестой поджидала приятная весть, но лорд Эмсворт не выдержал. Он спрыгнул с постели, чтобы немедленно позвонить врачу.

Отыскав вторую тапочку, он помедлил, припомнив, что путь к телефону лежит мимо комнаты леди Констанс. Представив себе, как сестра кидается на него, он ощутил то самое, что ощущают на Востоке, когда возвращается малярия.

Но то была минутная слабость. Подумав о предках-крестоносцах, особенно о сэре Фарамонде, отличившемся при Яффе, он спросил себя: «Неужели сэр Фарамонд испугался бы сестры?» Конечно, у него не было Конни; и все же…

Через две минуты он вышел навстречу судьбе.

2

Мы не побоимся сказать, что граф был смел и спокоен, но всякий, кто знает из Томаса Харди, что любой наш замысел легко и просто разрушает воля неведомого бога, предостерег бы его. «Осторожно, Эмсворт! – предупредил бы он. – Смотри под ноги!»

Именно этого граф сделать не мог, было слишком темно, да и никто не напомнил ему, что перед дверью сестры поджидает вполне солидный рок; так что, когда он с ним столкнулся, он резонно ощутил, что мир кончается отнюдь не всхлипом.[21]21
  … не всхлипом – Вудхауз имеет в виду заключительные строки из поэмы Томаса Элиота (1888–1965) «Полые люди».


[Закрыть]

Мы не уверены, что сэр Фарамонд сохранил бы спокойствие. Во всяком случае, его потомок просто оцепенел, чувствуя, как ни странно, что позвоночник вылезает из макушки. Суеверным он не был, но и ему показалось, что дело нечисто.

К тому же он удивился. Брат его, Галахад, советовал не опрокидывать ночью столы, но это был не стол, а скорее поднос, уставленный стеклом или фарфором. По-видимому, коридор устлали подносами.

Все объяснялось до нелепости просто. Леди Констанс иногда не спалось, и бостонский врач посоветовал ей выпивать в постели стакан подогретого молока, заедая его фруктами. Проделав это, она выставляла поднос с посудой за дверь, чтобы горничная убрала его. На него и наступил ее брат. Томас Харди, увидев в этом иронию рока, настрочил бы роман в двадцать тысяч слов.

Человек действия постарался бы скрыться, но лорд Эмсворт растерянно стоял, пока дверь не открылась и леди Констанс в розовом халате не появилась в ней, как на подмостках елизаветинской трагедии.

– Кларенс! – вскричала она.

То ли наследственность, то ли шок, превращающий кротких в буйных, побудили графа спросить:

– Почему тут какой-то поднос?

Леди Констанс трудно было напугать. Еще в школе она прославилась своими ответами.

– Неважно, – сказала она. – Почему ты здесь?

– Подносов понаставили!

– Ты знаешь, который час?

– Я мог поранить ногу!

– А мог и спать.

– Я спал.

– Зачем же ты вышел?

– Проснулся.

– Вот я почитал бы.

– Я читал. Ужасно интересная книга. Про свиней.

– Так читал бы, чем бродить в четыре часа!

Справедливый граф понял ее правоту. К тому же дух крестоносцев сменялся духом джентльменов. Он решил все объяснить.

– Мне надо позвонить. Банк…

– Что?!

– Ну, Банк…

Леди Констанс два раза глотнула, а заговорила – шепотом. При всей ее силе, она была потрясена.

– Тебе кажется, что банки открыты всю ночь?

– Это не банка. Это Банк, ветеринар. Надо ему сказать про новый витамин.

Леди Констанс снова глотнула. Заметив, что она слабеет, лорд Эмсворт встрепенулся.

– Наверное, сейчас очень поздно.

– Да…

– Он спит.

– Да…

– Может, подождать до утра?

– Да.

Лорд Эмсворт обдумал эту мысль.

– Ты права, – сказал он. – Он может расстроиться. Спасибо, Конни. Спокойной ночи. Ты ложись, поспи.

– Постараюсь.

– Прекрасно, – сказал граф. – Прекрасно, прекрасно, превосходно.

3

«О, мысли юности, – заметил Генри Водсворт Лонгфелло (1805–1882), – как вы мятежны!»; и точно то же самое мы скажем о мыслях среднего возраста. Леди Констанс легла, но не заснула. Мысли мятежно вертелись вокруг несчастного брата, явственно подошедшего к границе безумия.

Увидев его с налета после долгого общения со скучными, возможно – туповатыми, но совершенно разумными бизнесменами, она не только удивилась – она испугалась.

Да и какая сестра не испугалась бы? Муж ее, Джеймс Скунмейкер, употребил как-то выражение, очень подходящее к случаю: «У него шариков не хватает». Да, Кларенс приветлив, да, он послушен, добр, кроток – но где шарики?

Посудите сами. Бродит по ночам буквально каждую ночь. Говорит, что есть кошки, когда их нет. Говорит, что нет картины, когда она есть. Звонит под утро измученным ветеринарам, чтобы спросить про витамины для свиней. Вполне хватило бы для хорошей лечебницы, где он получил бы и умелый уход, и приятное общество.

Конечно, мистер Халлидей его лечит, но Аларих и Галахад зря на него так полагаются. Недавно, вот здесь, в коридоре, она его встретила, стала расспрашивать, и он очень туманно отвечал. Возможно, специалист и не ответил бы иначе профану; но она беспокоилась.

И потом, он так молод. Видимо, главное – в этом. Нет, леди Констанс не возражает, чтобы лакеи или полисмены были молодыми, но может ли не очень зрелый человек читать в глубинах сознания?

Именно с этой мыслью, мучительной, как зубная боль, леди Констанс и уснула.

Проснулась она тоже с ней, а завтрак растревожил еще больше. Судя по всему, новый врач не мог вернуть к нормальности ее брата Кларенса.

После завтрака она пошла к герцогу, чтобы выразить сочувствие, надеясь при этом, что болезнь не ухудшила и без того плохой характер. Гораздо меньшие причины приводили его в такое состояние, что так и казалось, будто перед тобой – что-то из Апокалипсиса.

К счастью, он был сравнительно тих – сидел в постели, читал газеты.

– А, это ты! – сказал он.

Возможно и более сердечное приветствие, но леди Констанс, истинный философ, решила, что спасибо на этом, и широко улыбнулась.

– Ну, как ты, Аларих?

– Плохо.

– Нога болит?

– Еще как!

– Могло быть и хуже.

– Ты так думаешь?

– Мог сломать шею.

– Да уж, мог. Этот чертов врач меня не спас бы.

– Я как раз хотела о нем поговорить.

– И я. Налетает, толкает!..

– Он очень молод.

– Ну и что? Я в его годы не толкал людей с лестниц.

– Нет, я хочу сказать, он молод для врача. Почему ты его пригласил?

– Кого-то надо позвать, Эмсворт совсем плох!

– Да, это верно. Знаешь, Аларих, он ночью бродил по дому. Хотел звонить насчет свиньи.

– Ночью?

– В четвертом часу. Меня разбудил.

– Вот почему ты так плохо выглядишь, – обрадовался герцог. – Прямо дохлая мышь. Да, звонит по ночам… Как тут обойтись без доктора? Сегодня звонит, завтра скажет, что он не граф, а вареное яйцо. Жаль, что ты уедешь. Вообще от тебя толку мало, но чем больше тут народа, тем лучше, а я у вас вечно жить не могу. Встану – уеду. Надо смотреть за ремонтом.

– Но, Аларих…

– Разве это работа, без хозяина! Я не за то им плачу, чтобы рассказывали друг другу анекдоты. Стоят, курят… Нет, не за то.

– Но, Аларих, я не уезжаю.

– Ты забыла. У тебя муж в Америке.

– Он приедет сюда. Мы тут пробудем до осени.

– Приедет, как же! Задержится. Работы много. Он так и пишет. Да, забыл тебе сказать. Ко мне попало его письмо.

Леди Констанс вскрикнула.

– И ты прочитал?

– Проглядел. Много чепухи.

– Ну, знаешь!

– Откуда известно, кому оно?

– Это пишут на конверте.

– Не заметил.

– И в начале письма.

– Так было «Душенька». Может, это я. Да и вообще, какая разница? Я тебе все сказал. Можешь не читать.

– Дай письмо!

– Лезь под кровать, оно упало, – посоветовал герцог. – Ветер, знаешь, сквозняк. Вываляешься в пыли. Оно у самой стенки.

Леди Констанс закусила губу. Больно, да, но не кусать же герцога!

– Я вызову Биджа.

– Зачем? Он не пролезет.

– Он пришлет мальчика, который точит ножи.

– Его дело. На чай не дам.

На этой суровой ноте беседа и кончилась. Леди Констанс ушла в большом волнении. Она очень ждала Джеймса, не только ради себя, но и ради брата. Ее любимый муж был разумен и спокоен, это вам не юный Халлидей. Кто знает, что упустил неопытный врач, до чего дойдет несчастный Кларенс? Будет есть в библиотеке, никого к себе не подпустит…

Достигнув будуара, она вызвала Биджа и велела ему послать к герцогу мальчика. Потом постояла у окна, подумала и поняла, что делать.

Сэр Родерик Глоссоп куда-то уезжал, видимо – к больному, но не навек же! Надо пригласить его. Такой специалист поможет и за несколько дней.

Она подошла к телефону, набрала номер, и голос ответил ей:

– Приемная доктора Глоссопа.

– Нельзя ли попросить сэра Родерика? – осведомилась она.

– Простите, он в Америке Всех больных ведет сэр Аберкромби Фитч. Дать вам его телефон?

– Нет, спасибо. У нас помощник сэра Родерика.

– Простите?

– Помощник. Ассистент.

– У сэра Родерика нет ассистента.

Леди Констанс не выдала своих чувств, истинные леди их не выдают.

– Произошла какая-то путаница. С вами говорит леди Констанс Скунмейкер из Бландинга. В замке находится некий Халлидей, называющий себя ассистентом сэра Родерика. Что вы знаете о нем? Может быть, он ассистент сэра Аберкромби?

– У сэра Аберкромби тоже нет ассистентов.

– Вы уверены?

Секретарь поджался. Нельзя задавать секретарям такие вопросы.

– Абсолютно, – ответил он.

– Спасибо, – сказала леди Констанс тоже без особого тепла, повесила трубку, перевела дух и кинулась к герцогу. Именно он, думала она, может все объяснить.

У него был местный врач, и она подождала, дрожа от нетерпения. Наконец, после слов «Ну, вижу, мы поправляемся», целитель ушел, а герцог снова закурил сигару.

– Знающий тип, – заметил он. – Как ты думаешь, сколько у него набежит? За год? Вряд ли много, все ж тут деревня. Правда, у нас в Уилтшире лекарь живет неплохо. Пьяниц лечит, на них и выезжает.

Леди Констанс не собиралась обсуждать доходы сельских врачей и перешла к сути дела.

– Аларих, я хочу знать все про этого Халлидея. Герцог попыхтел сигарой.

– Как это «все»? Я сам ничего не знаю. Помощник Глоссопа, хочет жениться на Линде. Ну, это не выйдет! Толкает, видите ли, людей и еще лезет в семью! Нет уж, пардон. Приходил сюда, подлизывался. Я его погнал, будь здоров!

Поразительные сведения отвлекли леди Констанс от основной темы.

– Что ты сказал? – проговорила она. – Хочет жениться на Линде?