Текст книги "Том 7. Дядя Динамит и другие"
Автор книги: Пэлем Вудхаус
Жанры:
Юмористическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Я думал, мы договорились. Если ты помнишь, мы это обсуждали в Лондоне. Сперва речь шла о пятистах, потом – о двухстах пятидесяти, зато к концу недели. Мне был бы удобен чек. Я переслал бы его сегодня этому человеку, он получил бы завтра, с утра.
– В жизни не слышал такого бреда!
– Ты не хочешь дать мне эти деньги?
– Конечно, не хочу, – отвечал герцог, ловя и жуя усы. – Еще чего! – прибавил он для ясности.
Этим и кончился пир любви.
– Нет, какая чушь! – прервал тяжкое молчание герцог Данстаблский. – Зачем тебе луковый суп?
Быть может, воспоминание о недавнем единстве душ побудило Рикки к откровенности. Он знал, что откровенность опасна, но, в конце концов, есть шанс, что старик растрогается (мистер Плум беговых времен определил бы этот шанс 8 к 100). Самые жестокие люди умилялись истинной любви.
– Я собираюсь жениться, – сказал он.
Если герцог умилился, он этого не выдал. Глаза его вылезли, как у креветки, усы – опять взметнулись.
– Жениться? – воскликнул он. – То есть как, жениться? Не дури.
Рикки начал день с любви ко всякой твари и не хотел сдаваться. Но ему показалось, что с дядей Творец немного перебрал.
– Нет, какая чушь! – повторил герцог. – Как ты можешь жениться? С наследства ты получаешь два пенса в год. Стишков не хватит на сигареты.
– Вот я и хочу купить кафе.
– Хорошенький вид у тебя будет! Нет, это надо же! Суп!
Совладав с собой, Рикки промолчал. Лучше промолчать, решил он, чем перегородить пути к примирению блестящим ответом. Правда, такой ответ никак не приходил в голову.
Усы взметались и падали, словно водоросли в час прибоя.
– А у меня? – продолжал герцог. – Мало этих стихов! «Что поделывает ваш племянник, – изобразил он любопытного друга, почему-то фальцетом. – Он дипломат? Ах нет, он в гвардии? В суде?» – «Прямо сейчас! – ответил он своим голосом. – Пишет стишки.». Молчат. Стыдно им. А теперь еще этот суп! Нет, такой…
Рикки густо покраснел. Характер его, не очень мирный, уже поигрывал мышцами, как акробат перед трюком.
– И вообще, зачем тебе жениться? – спрашивал дядя. – А? На какого черта?
– Да так, понимаешь, – ответил стихотворец. – Хочу подгадить этой барышне. Очень уж она противная.
– Что-о-о?!
– А нечего спрашивать! Почему люди женятся! Женюсь, потому что нашел лучшую девушку в мире.
– Ты сказал, она противная.
– Это я пошутил.
Герцог пожевал усы и выплюнул с видимым отвращением.
– Кто она такая?
– Ты все равно не знаешь.
– Кто ее отец?
– Да так, один.
Герцог стал зловеще-спокойным, как вулкан, который себя сдерживает
– Ясно. Понятно. Из самых низких слоев.
– Нет!
– Не спорь. В общем, ясно. Денег ты не получишь.
– Хорошо. А ты не получишь свиньи.
– Что?
– То самое. Ни малейшей свиньи. Моя цена – двести пятьдесят фунтов за штуку. Если ты уплатишь эту мелочь, я, так и быть, забуду, что ты оскорбил девушку, родством с которой мы должны гордиться.
– Не пори чушь. Ясное дело, она из подонков общества. Нет, как мои племянники умеют влипнуть, уму непостижимо! Я запрещаю тебе жениться на этой выскочке.
Рикки глубоко втянул воздух. Лицо его походило на грозовое небо.
– Дядя Аларих, – выговорил он, – я не трону старика, который вот-вот сойдет в могилу…
Герцог дернулся от удивления.
– Что ты говоришь? Какие могилы?
– Такие, – твердо ответил Рикки. – Щадя твою старость, я не дам тебе в зубы. Но я скажу, что ты – мерзкий и гнусный гад, жиреющий уже полвека, когда пролетарий голодает. Противно смотреть. Бр-р-р. До свидания, дядя Аларих. Лучше нам расстаться, а то я сорвусь.
Бросив на герцога взгляд, какой не надо бы бросать племяннику, Рикки ушел, а герцог остался, ибо встать не смог.
Поднял его холодный голос, раздавшийся сбоку:
– Простите, ваша светлость?
– А? Что?
Руперт Бакстер был сдержан. Он не любил, чтобы в него швыряли яйца, и не смягчался от того, что бросок был очень метким.
– Полисмен сообщил мне, что надо отвести машину от входа в это заведение.
– Вот как, сообщил? Пошлите его к черту.
– Если разрешите, я поставлю ее за угол.
Герцог не ответил, пораженный блистательной мыслью.
– Эй, вы! – сказал он. – Садитесь.
Руперт Бакстер сел. Герцог в него вгляделся. Да, убедился он, этот может тащить свинью, сил хватит. Только что казалось, что Рикки замены нет – и вот, пожалуйста!
– Свиней крали? – спросил он.
– Нет, – холодно ответил Бакстер.
– А вот сегодня украдете, – сказал герцог.
Глава 14
Рикки пошел в кабачок, чтобы утишить душевную боль; и правильно сделал. Крушение надежд, обвал воздушных замков – очень неприятны, но пиво Г. Оуэна, эта жидкая Полианна, как-то помогает увидеть хорошую сторону. Поставьте кружку королю Лиру – и он мягче отнесется к буре.
Во всяком случае, на Рикки оно произвело чудотворное. воздействие. Погоревав несколько часов после беседы с дядей Аларихом, он вошел в кабачок сломленным человеком; а к встрече с мистером Плумом был достаточно бодр.
«Деньги, – напомнило пиво, – еще не все. Смешно и подумать, что умный, молодой, предприимчивый поэт не изыщет тысячи способов раздобыть их. Но главное – не они, главное – она. Хорошо, ты беден. Ну и что? Полли – с тобой, она тебя любит. Значит, все образуется.».
Именно тут появился мистер Плум и Рикки прозрел. До сих пор ему не приходило в голову занять у него денег. А почему, собственно? Плум – ее отец. Рикки его спас от озверевшей черни. Должен он помочь дочери и спасти спасителя? Должен.
– А, мистер Плум! – вскричал Рикки.
Вскричал – но не удивился, предположив, что будущий тесть приехал посмотреть бега, о которых было столько толков. Зато удивился мистер Плум.
– Гилпин! Что вы здесь делаете?
– Дядя вызвал. Он в замке, недалеко отсюда. Теперь мистер Плум ужаснулся.
– Вы собираетесь в замок?
– Нет, нет. Он приходил сюда, поговорить по делу. Ничего не вышло. Еду в город.
Мистер Плум облегченно вздохнул. Только Рикки недоставало в тонких бландингских кознях!
– А вы на бега приехали?
– Да, – отвечал мистер Плум, радуясь подсказке.
– Где живете?
– Тут, недалеко.
– Выпейте пива, очень хорошее.
– Спасибо, – сказал мистер Плум. – Спасибо.
Пока пиво не подали, Рикки молчал. Всю свою жизнь он был независимым и не хотел просить; но справился с собой. Как-никак, вспомнил он, без него этот человек провел бы больше месяца в больнице.
– Мистер Плум, – начал он.
– Да?
– Я должен с вами поговорить.
– Вот как?
– Вы любите луковый суп?
– Нет.
– А многие любят. Сейчас я сделаю вам деловое предложение.
Рикки отхлебнул пива. Глаза у мистера Плума всегда покрывала защитная пленка. Теперь казалось, что к ней прибавился еще один слой.
– Полли вам не говорила? Мне предлагают купить кафе, где продают этот суп. Наверное, вы их видели. Вокруг Пиккадилли-сёркус.
– Вроде бы, говорила.
– Значит, хвалила. Это – золотое дно. Продает один мой приятель, американец, уступит за двести пятьдесят фунтов.
Мистер Плум поморгал, словно тронули обнаженный нерв. Он еще не решил, годится ли в партнеры Давенпорт. Может – годится, а может – и нет. Будущее было в тумане.
– Большие деньги, – сказал он.
– Большие? – удивился Рикки. – За первоклассное кафе в самом центре? Он его просто дарит! Тоскует по дому, хочет уехать поскорее. Дам двести пятьдесят фунтов к концу недели – получу золотое дно. Перспективы – огромные. Я там бывал и видел: всю ночь, один за другим, вывалив язык, как бизоны…
– Так дайте ему эти деньги.
– А где я их возьму? Вы одолжите?
– Нет.
– Под любые проценты.
– Нет и нет.
– Они у вас есть?
– Есть, как не быть. Вот, в кармане, сегодня выиграл в этом вашем клубе.
– Почему же?..
Мистер Плум допил пиво, но мягче не стал, словно баловался лимонадом.
– Вот почему: если я их дам, вы женитесь на моей дочке. Полли очень добрая, вся в мать. Только бы кому-нибудь помочь! Вы ей чего-нибудь наплетете, она себе испортит жизнь. А потом, – прибавил мистер Плум, – будет грызть локти.
– Какие локти? Она меня любит.
– Кто вам сказал?
– Полли.
– Не хотела обидеть. Любит! Да за что? Я на ее месте волоска бы вам не дал.
– Их у вас и нету.
– Не будем переходить на личности, – строго сказал мистер Плум. – Кстати, волосы – далеко не все. Многие бы мне позавидовали, возьмем Авессалома.[45]45
Авессалом – мятежный сын царя Давида. Погиб, запутавшись волосами в ветвях дерева (см. 2 Цар. 18: 9).
[Закрыть] И вообще, не в том дело. Кто вы такой, разрешите спросить? Поэт. Стихоплет. Полли метит выше.
– Очень жаль, что я вам не нравлюсь, но…
– При чем тут нравитесь, не нравитесь? Вообще-то вы ничего, удар неплохой, но моей дочери нужен ом сырьё.[46]46
Homme serieu – серьезный, солидный человек (франц.).
[Закрыть] Это по-французски. Такой человек, за которым не пропадешь. Ом сырьё стишков не пишет.
Рикки напомнил себе, что спокойствия терять нельзя.
– Хорес Давенпорт… – продолжал мистер Плум.
– Хорес!
– Чего кричать? Он племянник герцога.
– А я кто, по-вашему?
– Он – наследник. У его папаши были деньги. А ваша матушка, я слышал, совершила мезальянс. Ничего не попишешь.
Мистер Плум думал о том, что хорошо бы выпить вторую кружку, но, судя по всему, Рикки платить не станет.
– Я вас спас! – сказал тот.
– Я бы и сам управился.
– Надеюсь, у вас будет случай это доказать. Мистер Плум обиделся.
– Вы меня обижаете!
– Естественно, – ответил Рикки. – Если с кого-нибудь нужно сбить спесь, то с вас, мистер Плум. Следующий раз увижу, что вас бьют, – подержу пальто этим разумным людям.
Мистер Плум приподнялся.
– И злющий же вы! – заметил он. – Ясно, почему ей нравится Хорес.
– Откуда вы это взяли?
– Оттуда. Смотрела, как не знаю на кого. Рикки засмеялся.
– Могу сообщить, – сказал он, – что Полли с ним больше не видится.
– Не можете, – парировал мистер Плум. – Видится, как миленькая.
Неизвестно, имел ли Рикки право обвинить его во лжи, прибавив при этом, что о такую жалкую тварь приличный человек мараться не будет. Во всяком случае, мистер Плум, полагавший, что права он не имел, побыстрее встал с места.
– Ну, знаете! – сказал он. – Пойду-ка я отсюда. Это уж – дальше некуда. Выпью еще где-нибудь.
И пошел к «Веселым лодочникам», оставив Рикки над кружкой. Злость сменилась смехом. Нет, так беспардонно врать! Чему-чему, а одному он верил: Полли честна и чиста. Как она ухитрилась при таком отце – уму непостижимо.
Мысль о Полли совсем разогнала мрак, и Рикки Гилпин, встав из-за стола, направился к заднему выходу. Когда в кабаке посидит мистер Плум, становится душновато.
Сад прославленного «Герба» спускается к реке, летним вечером здесь очень неплохо. Рикки охотно побыл бы еще, но он спешил в город, чтобы уложить вещи. Он вернулся к дверям и услышал, что в кабачке кто-то говорит:
– Алло! Алло!
Он удивился. Только один человек на свете так пищал, произнося это слово.
– Алло! Это Полли?
Сердце у Рикки взлетело, перебирая ногами, как русский танцор. Иногда он думал, что чувствуют люди на электрическом стуле. Теперь он знал.
– Полли? Полли, это Хорес. Да, да. Ничего. Надо увидеться. Да, очень важно! Бросай все и приходи. Жду на дороге, у ворот. Никто не должен нас видеть. А? Что? Да. Хорошо. Я на машине, буду раньше тебя.
Рыжий снаряд ворвался в «Герб Эмсвортов». В углу стоял телефон, рядом никого не было. С другой стороны кабачка доносился рокот мотора.
Рикки кинулся туда. Машина отъехала, за рулем сидел длинный, хлипкий, очень знакомый человек.
Рикки заорал ему вслед, но безуспешно. Тогда он побежал за машиной, ловко прыгнул и зацепился за корму. Не зная, что у него в машине заяц, Хорес прибавил скорость.
Лорд Икенхем, освеженный купанием, искал по замку свою названную дочь. Вместо нее он нашел племянника, глядевшего в пустоту, не в силах справиться с тяготами жизни.
– Полли не видел? – спросил пятый граф.
– Видел… – начал Мартышка и осекся, выпучив глаза. – Ой, что это! Деньги?
– Да.
– Сколько?
– Двести пятьдесят фунтов.
– Вот это да! Откуда?
– Не поверишь, от Пудинга.
– Что!
– Да. Пригласил его Бошем, следить за нами. Наследника я недооценил. Шустрый юноша. Почему он выбрал эту ищейку, когда их сотни, – не знаю. Наверное, слышал от Хореса. В общем. Пудинг здесь и времени не теряет. За первые же полчаса он выиграл у Бошема именно эту сумму, а уж я в тяжелой борьбе выиграл у него.
Мартышка мелко дрожал.
– Слава тебе, Господи! – сказал он. – Все уладилось. Так я и думал. И молодец же вы, дядя Фред! Что ж, давайте.
Лорд Икенхем понял, что произошло недоразумение.
– Прости, дорогой, это не тебе, – объяснил он.
– А кому же?
– Полли. Тогда они купят этот суп и смогут пожениться. Да, да, мне тебя жаль, но, как сказал сэр Филип Сидни,[47]47
Филип Сидни (1554–1586) – поэт и воин. Смертельно раненный, уступил воду другому, сказав: «Ему нужнее».
[Закрыть] им нужнее.
Мартышка справился с собой. Он понял: великое чувство требует этой жертвы.
– Ясно, – сказал он. – Да, так будет лучше.
– А где она?
– Кажется, пошла в Маркет Бландинг.
– Что ей там делать?
– Сам не знаю. Сижу тут, курю, она выходит в шляпке и говорит: иду на станцию.
– Пойди за ней, отнеси добрую весть. Это Мартышке не понравилось.
– Четыре мили туда-сюда, – напомнил он.
– Ты молод и крепок.
– А почему бы тебе не пойти?
– У старости есть привилегии. Лучше я вздремну. Ничего нет приятней, чем вздремнуть у камина, в сельском доме. Что ж, дорогой мой, иди.
Мартышка пошел, хотя и без особого пыла. Лорд Икенхем направился к себе. Огонь был ярким, кресло – мягким, мысль о том, что племянник одолевает четыре мили, почему-то приятно убаюкивала; и вскоре тишину спальни нарушил легкий посвист.
Однако счастье быстротечно. Немного поспишь, немного подремлешь[48]48
Немного поспишь… – см. примечания к «Летней грозе».
[Закрыть] – и, пожалуйста, трясут за плечо.
Лорд Икенхем выпрямился и увидел, что трясет его Хорес Давенпорт.
Глава 15
По учтивости своей, граф немедленно встал. Нельзя сказать, что он был доволен – чувствовал он ровно то же самое, что чувствует героиня пантомимы, когда на нее, изрыгая пламя, кинется король бесов, – но чувств не выдал.
– Добрый вечер, добрый вечер! – поздоровался он. – Мистер Давенпорт, я не ошибся? Очень рад. Однако, что мы здесь делаем? Я прописал отдых у моря. Наши планы изменились?
Хорес поднял руку. Он так дрожал, словно проглотил небольшую машину.
– Почему «наши»? – воскликнул он. – Почему «мы»? Не могу!
– Простите, простите, – согласился граф. – Профессиональная привычка. Успокаивает, знаете ли. Многим пациентам нравится.
– К чертовой матери!
Явная горечь этих слов насторожила лорда Икенхема.
– Простите?
– Не прощу. Нет, так разыграть! Я все знаю.
– Да?
– Да. Вы не Глоссоп.
Лорд Икенхем поднял брови.
– Я вижу, мы взволнованы.
– Хватит. Вы – дядя моей невесты.
Лорд Икенхем принимал неизбежное. Быть может, он ему не радовался, но принимать – принимал.
– Вы правы, – согласился он. – Я – дядя Валерии.
– А это – Мартышка и Полли Плум. Я не сошел с ума!
– С чем вас и поздравляю. Да, мы не очень хорошо поступили, но выхода не было. Это не прихоть. Мы надеялись, что Полли очарует герцога. Вы же знаете, какой он сноб. Рикки не может представить ему девушку сомнительного происхождения, а уж сомнительней Пудинга и не придумаешь. Вам сказать мы не могли. Вы слишком чисты и открыты для таких козней.
– Я думал, – удивился Хорес, – она с ним поссорилась.
– Ничуть. После бала он немного сердился, но она его успокоила.
– Почему же он хочет меня убить?
– Он не хочет.
– Хочет.
– Вы спутали.
– Нет, не спутал. Он только что приехал на моей машине, прямо на хвосте, и обещал разорвать меня в клочья.
– На хвосте?
– Да. Я выхожу, а он слезает с багажника и кидается на меня.
– Видимо, я чего-то не знаю, – огорчился граф. – Расскажите пообстоятельней. Это очень интересно.
Хорес впервые улыбнулся.
– Да уж, интересней некуда! Одно слово, влипли. «Проклятье пало на меня», как говорила дева из Шалотта.[49]49
«Дева из Шалотта» – поэма Альберта Теннисона (1809–1892).
[Закрыть] То есть на вас.
Лорд Икенхем не все понял.
– Дорогой мой, ваша речь темна. «Да» – «да», «нет» – «нет»,[50]50
Да-да, нет-нет. – Мтф. 5: 37.
[Закрыть] вот как надо рассказывать. А то сивилла какая-то!
– Хорошо, скажу прямо. Завтра приедет Валерия. Этого лорд Икенхем не ждал и, хотя умел встречать удары судьбы, на минуту растерялся, даже усы повисли.
– Валерия?
– Я знал, что вы расстроитесь.
– Что вы! Всегда рад любимой племяннице. Значит, вы с ней виделись?
Хорес смягчился. Конечно, простить он не простил, но выдержкой восхитился. Железный человек!
– Я ее встретил в ресторане. Пошел напиться. Помните, вы советовали?
– Как же, как же.
– Вы рекомендовали напиток «Царица мая».
– Верно. Незаменимо, когда пьешь с горя. И как, понравилось?
– Трудно сказать. Штука специфическая. Взлетишь к небесам, паришь, синие птицы щебечут, как бешеные, и вдруг – хлоп! – сплошная гадость. Все темнеет, трудно дышать, исчезает надежда…
– Поразительно! Я не заходил так далеко. Мое правило – одна пинта.
– Когда началась вторая фаза, появилась Валерия с какой-то дамой, напоминающей мопса. Они присели к столу. Я оказался там же. Начал рассказывать о себе…
– Вероятно, даму это развлекло.
– В высшей степени. Хорошая тетка, между прочим, она все и уладила. Валерия была холодновата, просила убрать локоть с ее колен, но эта прекрасная тетка быстро с ней справилась. Она рассказала нам свою печальную повесть.
– А вы – свою?
– Естественно. Ваша «Царица» снимает все запреты. Что ж, откровенность за откровенность, решила тетка. Оказывается, давным-давно она любила одного типа. Они поссорились. Он уехал в Малайзию или что-то в этом роде и женился на вдове плантатора. Через много лет ей – тетке, не вдове – принесли букетик белых фиалок и записку: «Мы могли быть счастливы».
– Трогательно.
– Еще как! Я плакал и рыдал. Тут она сказала Валерии, что милости мы просим,[51]51
О милости мы просим… – см. «Венецианский купец», IV, I.
[Закрыть] и молитва нас учит милости. Эффект был поразительный. Валерия зарыдала. Мы кинулись друг к другу.
– Так, так. А потом?
– Я плакал, Валерия плакала, заплакала и тетка. Лакей попросил нас выйти. Мы поехали ко мне и съели яичницу с беконом. Когда я ее раскладывал, я вспомнил, что не имею права жениться, потому что я душевнобольной, и сказал Валерии. Тут все и выяснилось.
– Ага, ага…
– Тетка хорошо знала Глоссопа, он лечил ее двоюродного брата, и я понял из ее рассказов, что это – не вы. Значит, вы – это вы.
– Безупречно!
– Когда я гадал, в чем тут дело, Валерия фыркнула и сказала, что вы затеяли какую-то очередную пакость и хотите меня убрать. Очень умная девушка.
– Да, слишком.
– Сегодня утром она поехала в Икенхем, посмотреть, там ли вы. Потом она приедет сюда и разоблачит вас. А я решил приехать раньше. Понимаете, мы помирились, но она немножко беспокоится из-за Полли.
– Подозревает?
– Да. Она не верит, что я повел ее на бал из жалости. Понимаете, ей кажется, что Полли – красавица. Собственно говоря, так оно и есть.
– Значит, вы не очень хотите, чтобы она приехала и проверила?
– Совсем не хочу. В общем, я решил сказать Полли, чтобы скорей уезжала.
– Очень умно.
– Я позвонил ей из «Герба», договорился встретиться у ворот. Потом приехал – а тут Рикки.
– Вероятно, вы испугались.
– Да, очень. Я бежал, как кролик, но через три четверти мили остановился и подумал: раз уж упустил Полли, надо повидаться с вами. Где ваша комната, я знал, и стал вас ждать.
– Вы хотите, чтобы я нашел Полли и посоветовал ей уехать?
– Вот именно.
– Хорошо, исполним. Собственно говоря, бедняжка Валерия никого из нас не застанет. Недавно я говорил Мартышке, что Твистлтоны не уходят, но это – особый случай. Если моя племянница скажет моей жене, что я гощу тут под видом психиатра, будет светопреставление. А вот если я уеду, она ничего не докажет. Словом, мой дорогой, я собираю сообщников, вы везете нас в Лондон. В отличие от арабов, мы не станем складывать свои шатры.
– Как быть с машиной? При ней – Рикки.
– Ничего, я все улажу. Сейчас пойду, объясню. А вы посидите пока здесь. Хотите залезть в шкаф – пожалуйста. Не стесняйтесь, мой дорогой, будьте как дома!
Вечер дышал благоуханной прохладой, ветерок шелестел в деревьях, когда лорд Икенхем шел по дороге. Несмотря на опасность, он был спокоен. Конечно, ему не хотелось уезжать из замка, где столько занимательных людей, – но что поделаешь! В конце концов, все улажено. У Полли есть деньги, у Мартышки – будут. Императрица – спасена. Осталось потолковать со взрывчатым поэтом, и все, эпизод закончен.
Пройдя полпути, он услышал звук шагов. Кто-то бежал к нему сквозь сумрак.
– Полли? – окликнул он.
– Да.
Голос был не такой музыкальный, как обычно, да и вид невеселый.
– В чем дело? – спросил граф.
– Так, ничего.
– Не крути, моя дорогая. Даже в сумерках видно, что ты похожа на поникший цветок. Не лучше Мартышки. Ну, ну, что случилось?
– Дядя, дядя!
– Ой, Господи! Что ты, что ты!
Полли не сразу отняла лицо от его плеча.
– Простите. Такая глупость…
– Глупость? Нет. Всем нам бывает нужно выплакаться. Порекомендую Мартышке. Кажется, я понял, в чем дело. Ты встретила Рикки, а не Хореса. Боец победил в нем поэта.
– Просто ужас! Я его понимаю.
– Как не понять! Бедный крошка…
– Нет, я понимаю. Я обещала не видеться с Хоресом.
– Такая терпимость греховна, мой друг. Какое право у твоего бабуина решать, кого тебе видеть, кого не видеть?
– Он страшно кричал.
– После бала он тоже кричал, ты его умаслила.
– А сейчас – нет.
– Хоть пыталась?
– Нет, я тоже кричала.
– Это хорошо.
– Это очень плохо. Теперь он меня ненавидит.
– А ты?
– Я его люблю!
– Хотя он кричит?
– Конечно.
– Удивительные вы созданья! Ничего, я все улажу. Как раз собирался с ним потолковать.
– Какой смысл?
– Именно это говорили Колумбу. Не волнуйся, дорогая. Я знаю, на что способен, и порой удивляюсь. Неужели, думаю я, ему подвластно все? Зачем тебе нужен этот субъект, не совсем понятно, но если нужен – будет.
С этими словами лорд Икенхем направился дальше и, подойдя к воротам, увидел машину. Неподалеку, словно тигр перед обедом, ходил взад-вперед молодой человек.
– Если не ошибаюсь, – обратился к нему граф, – мистер Гилпин?