Текст книги "Человек-огонь"

Автор книги: Павел Кочегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

МЕЧ И СЛОВО

1

Еще никогда за свою многовековую историю древний Смоленск не видел такого ликования своих граждан, как в этот солнечный ноябрьский день. Незнакомые, чужие люди жали друг другу руки, обнимались, целовались. У всех на глазах слезы радости.

Победа! Красная Армия сбросила барона Врангеля в Черное море, полностью очистила Крымский полуостров от белогвардейщины. Конец кровопролитной гражданской войне. Победа!

Николай Дмитриевич то подхватывается людским потоком, то упорно пробирается против его течения. Он радуется вместе со всеми победоносному окончанию войны и озабочен новыми задачами, которые только что поставил перед дивизией командующий Западным фронтом Тухачевский.

– Война закончена, но враги наши никогда не смирятся со своим поражением, – говорил Михаил Николаевич. – Они будут делать все, чтобы мешать нашей мирной жизни: вредить, шпионить, засылать и всячески поддерживать бандитизм, который разъедает и подтачивает молодой организм страны Советов. В районе Пинска просочилась крупная банда Балаховича. Местность благоприятная: болота, леса, топи дают возможность бандитам безнаказанно скрываться; кулачество поддерживает их, а банда пополняется за счет уголовников и дезертиров. Если вовремя не прижать ее к ногтю, может натворить дел. Есть у Балаховича и свой идейный вдохновитель, это небезызвестный Борис Савинков, один из руководителей партии эсеров. Он опаснее Балаховича. Это надо учитывать в ликвидации банды. Демагогии Савинкова вы должны противопоставить нашу, большевистскую пропаганду. Мечом карать убежденных врагов, словом открывать глаза обманутым и заблуждающимся.

Выслушав сообщения Томина по плану операции, Тухачевский одобрил их и пожелал успеха.

До отхода поезда на Полоцк оставалось немного времени, и Томин спешил.

– Николай Дмитриевич! Товарищ Томин! – услышал он сзади знакомый голос и резко обернулся.

К нему, путаясь в длинных полах шинели, бежал Николай Власов.

– Коля! Как ты здесь оказался?

– Приехал из Москвы. Там был в распоряжении инспектора кавалерии, описывал положение наших частей, интернированных в Германию. Вообще, ваш наказ выполнил. А теперь иду в штаб за назначением.

– Никуда не пойдешь, – категорически отрезал Томин. – Поедем со мной, а направление пришлют.

Томин подхватил друга, и они быстро зашагали к вокзалу. По пути рассказывали друг другу о своих похождениях после того, как расстались в лагере Арис.

2

Пока Десятая Кубанская кавалерийская дивизия походным порядком перешла из Полоцка в Витебск, Балахович захватил Мозырь, угрожал Гомелю и всей южной части Белоруссии.

В Витебске дивизию погрузили в эшелон и через несколько дней она прибыла к месту боев.

…Томину известен театр военных действий еще по империалистической войне. Особенно трудно здесь воевать в октябре – ноябре, когда выпавший снег быстро тает, реки взбухают, дороги становятся трудно проходимыми.

Изложив план операции командирам частей, Томин проговорил:

– Преследовать противника будет тяжело, но и удирать ему от нас не легче. Главное – изолировать его от местного населения, сковать маневренность.

Военком Сидоров предупредил собравшихся:

– Никаких судов над пленными, ни фунта хлеба, ни стакана молока у местных жителей бесплатно. Расскажите обо всем этом бойцам. Мародеров будем сурово наказывать.

Не приняв боя в Мозыре, банда начала уходить вдоль реки Птичь. В районе местечка Копаткевичи ее встретили наши конники. Часть бандитов порублена, главарь, что скользкий линь, выскользнул из рук.

В штаб доставили группу пленных. Они затравленно озираются.

– Ну, что, отвоевались? – бросил Томин.

Бандиты стоят, опустив головы, молчат.

– Откуда будешь? – спросил Сидоров одного из них в польской фуражке, натянутой на уши.

– Из Познани, пан коммунист, – отвечает на ломаном русском языке бандит, исподлобья глядя на красных командиров.

– Ого! И за каким чертом тебя сюда занесло, в Белоруссию? Дома, наверное, семья, жена, дети ждут? – проговорил Томин.

– Сына два, дочки три. Воюю за свободу Польши, – и поляк отвел глаза в сторону.

– Твоей Польше никто не угрожает, с нами она заключила перемирие, – вступил в разговор Николай Власов.

– Мир! Россия – Польша мир! – изумился поляк. – Нам никто не говорил!

– Вот отрубили бы тебе кавалеристы твой затуманенный котелок, была бы тебе свободная Польша в болоте Белоруссии. А семья мучайся без отца, – насмешливо проговорил Томин.

…А вот белобрысый дядя с выпученными глазами и толстенными губами из-под Пинска. Он воюет «за свободу вообще», чтобы, значит, не было никакой власти.

Ему в штабе тоже растолковали, что к чему, и если в начале допроса он вел себя вызывающе, то потом понял, что был обманут бандитами.

– Поезжай в свою деревню и расскажи всем правду о Советской власти. Ну, а уж если еще попадешь – пеняй на себя, – закончил Сидоров.

Пленных снабдили документами, листовками к населению и отпустили.

Преследуя банду, один эскадрон вырвался вперед и вместе с командиром попал в плен.

– С этими делайте, что хотите, – проговорил Савинков, кивнув в сторону красноармейцев, – а командира… я с ним поговорю особо.

Красноармейцев изуверски казнили. С отрезанными ушами и носом, с выколотыми глазами вернулся в дивизию командир эскадрона. Отпустили его для устрашения других.

Увидев своего товарища изуродованным, прослушав его рассказ о недолгом, но страшном плене, бойцы поклялись мстить беспощадно.

Банда Балаховича таяла с каждым днем, как отзимок весной. На реке Горынь главари Балахович и Савинков попали в ловушку, но вновь выскользнули и убежали на территорию Польши.

В район боевых действий приехал командующий Западным фронтом Тухачевский. Многие бойцы и командиры Десятой кубанской кавдивизии за проявленное мужество получили ценные подарки.

3

В конце декабря 1920 года Томин и Сидоров с боевыми товарищами прибыли в станицу Уманскую на Кубань. Там находился штаб 2-й конной армии, которая свертывалась в корпус.

Нового командира и комиссара казацкая вольница встретила недоброжелательно.

Бригада Ершова взбунтовалась, отказалась выступить против банды.

Томин с Сидоровым поехали к бунтовщикам, оставив в штабе личное оружие.

Станица, где размещалась бригада, что встревоженный улей. Пьяные красноармейцы шатаются по улицам, горланят песни, собираются группами, митингуют, кому-то угрожают, кого-то хотят разнести в пух и прах, что-то требуют.

Комкор и военком прошли в штаб.

– Ты что, подлец, наделал?! – со злобой в голосе начал Томин, подходя вплотную к Ершову. – Бунт затеял! – Встряхнув комбрига за отвороты шинели, Томин продолжал: – Провокатор! А поселки и станицы бандитам на разгром отдал. Гад!

– Спокойнее, Николай Дмитриевич, – проговорил Сидоров, становясь между Томиным и Ершовым. – А вы пишите приказ по бригаде, что вы предатель революции и обманули казаков.

У Ершова куда хмель делся, он дрожащими руками взял ручку, присел к столу и начал писать под диктовку Сидорова.

Взяв приказ, комкор и комиссар вышли на улицу. У штаба, что морской прибой рокочет, волнуется многоликая толпа.

– Кто вам, станичники, приказал собраться? – просто спросил военком. – Митинг, что ли, у вас?

– Сами пришли! Куда нашего батьку Филю дели? – выкрикнули из толпы.

Аверьян Гибин незаметно «бельгиенка» из кобуры переложил в карман шинели. Крепко зажал в руке, готовый в любую минуту вступиться за командиров.

– Про какого батьку Филю речь идет? – еще более спокойно спросил военком.

– Командарма нашего, отвечай, куда дели? – прогромыхал бас конника, возвышающегося в середине толпы.

– На этот вопрос отвечу. Только прошу не перебивать.

– Гутарь, гутарь, будем слухать, – выразил согласие всех казак – руки в карманах, шинель нараспашку.

Комиссар будто не замечает вопиющего нарушения дисциплины.

– Так вот, донец, добром погутарим, – спустившись на одну ступеньку ниже, продолжал Сидоров. – Советское правительство решило демобилизовать старшие возраста. Вторая конная армия свертывается в корпус. Бывалого командира, вашего батьку Филю, вызвали в Москву. Его могут поставить на должность инспектора кавалерии Красной Армии всей нашей Советской России. Так что же по вашему больше, корпус или вся кавалерия Красной Армии?

– Ха-ха! Го-го! – раздался общий смех. – Сравнил!

Военком, обращаясь к красноармейцу-великану, спросил:

– А теперь сообрази своей головой, где твой батька? Теперь, если у тебя выйдет нужда обратиться с какой просьбой, ты будешь обращаться к самому инспектору кавалерии Красной Армии.

Лицо красноармейца расплылось в самодовольной улыбке.

– Какие еще вопросы есть? – спросил Томин.

– Батька нам сулил устроить Советскую власть без коммунистов. А теперь как? – задал вопрос седоусый казак. На его шинели большой ярко-красный бант.

– Правильный вопрос, – пробасил великан. – Отвечай!

Томин развел в сторону руки и, покачав головой, проговорил:

– Вот уж как устроить вам Советскую власть без коммунистов, я не знаю.

– Не знаешь?! Нет, ты знаешь, только боишься теплое местечко потерять. При Советах без коммунистов всех партийных с постов по шапке, к едрене матери, – пискливо выкрикнул низкорослый казак. – Власть народа будет, а не коммунистов. Сейчас ты стоишь там, а я тут. А тогда наоборот: я встану там, а ты будешь тута. Вот так!

Казака одобряют товарищи, и снова нарастает гул. Томин поднял руку. Все поспешно утихли.

– Вот теперь я понял, что такое Советская власть без коммунистов: ты будешь здесь стоять, а я там. А зачем нам ждать, когда ваш «батька» даст вам такую власть, давай сейчас поменяемся местами? – предложил Томин.

– Э, нет, сейчас не можно, ты коммунист, а я беспартейный, – возразил казак и попятился.

– Ваш комкор на партийном учете у нас не состоит, – заговорил Сидоров. – Он беспартийный.

– Беспартийный?! – раздались удивленные возгласы в разных местах.

– Чему вы удивляетесь? Мало ли в нашем государстве беспартийных занимают большие государственные и военные посты. Всех и не пересчитаешь, – продолжал военком. – Вы хотите Советскую власть без коммунистов, а кто вам ее дал? Партия коммунистов и ее вождь Владимир Ильич Ленин вам дали Советскую власть. Вот кто! Коммунисты за вас шли на каторгу, под пули, на виселицы, гнили в тюрьмах, а теперь вы их побоку! Подавай вам Советы без коммунистов! Захотели, чтобы снова на вашей шее сидели кровососы – кулаки, буржуи. Чтобы снова вас, как баранов, гнали на войну убивать немцев, австрийцев, чтобы буржуи наживали капиталы на вашей крови и слезах ваших жен, детей и отцов. Этого вы хотите?!

Толпа замерла. Только слышно кое-где посапывание да тяжелый вздох. А Сидоров продолжал:

– Нет, други дорогие, народ никому не позволит вернуть Русь к старому. Ваш комкор Томин – оренбургский казак, беспартийный, но за Советскую власть во главе с коммунистами дрался и будет драться до последнего дыхания.

Боец-великан сгорбился так, что уже не возвышается над толпой. Низкорослый казак укрылся за спинами своих товарищей:

– Прежде, чем бунт поднять, вы бы хоть о себе подумали, – снова заговорил Томин. – Я мог приказать корпусу, и никогда бы вы не увидели своих близких. А кому на руку наша драка? Кому?! Врагам нашим! Кто здесь из хутора Яблоневый?

Отозвался казак-великан.

– Наверное, у тебя и жена, и дети были?

– Не были, а есть, – ответил казак.

– Не есть, а были. Пока ты здесь батьку Филю и Советскую власть без коммунистов требовал, банда спалила хутор Яблоневый, а всех жителей от мала до велика изрубила.

– О-о-о! – прокатилось негодование и скорбь по толпе.

– Вот так! – отрубил Томин. – Банда уничтожена другими частями, но людей и хутора – не вернуть! Кто спровоцировал вас на бунт, отсиживается за стеной, боится в глаза вам смотреть. Тот батька, а этот, – Томин мотнул головой на двери, – кто? Дедка? Слушайте, какой он приказ написал.

– Комбрига! Комбрига сюда! – потребовали красноармейцы.

Великан пошел к дверям. В доме раздался выстрел.

– Какие будут еще вопросы? – спросил Томин.

– Судить нас будут? – раздалось из толпы.

– Да! Вас будут сурово судить. И судьей вам будет ваша совесть, смерть ни в чем не повинных женщин и детей, – ответил Сидоров.

– Разойдись по своим частям! – приказал Томин.

…К концу апреля корпус успешно выполнил задачу по уничтожению бандитизма на Кубани.

4

Кулацко-эсеровский мятеж в Тамбовской губернии, поддерживаемый и вдохновляемый мировой реакцией, угрожал молодой стране Советов. На его подавление были брошены регулярные части Красной Армии.

Шестого мая командующим войсками Тамбовской губернии был назначен Михаил Николаевич Тухачевский.

«13 мая 1921 г. Тамбов. Сегодня был у Тухачевского. Мне дали 15-ю Сибирскую кавалерийскую дивизию. Командующий одобрил мой план», —

записал в своем дневнике Николай Дмитриевич Томин.

А через день новая запись.

«15 мая 1921 года. Козлов. Сегодня принял дивизию. Части боеспособны, но плохо поставлена работа штаба, чувствуется разболтанность. По-видимому будут большие трудности с фуражом и продовольствием».

В ближайшие дни о выезде в части не могло быть и речи: надо навести порядок в штабе, в комендантском эскадроне и дивизионной школе, решить вопрос с фуражом. Томин связался по прямому проводу с Тухачевским, доложил ему о вступлении в должность, попросил помочь командным и политическим составом. Командующий пообещал исполнить просьбу в ближайшие дни.

День клонился к концу. Томин стал собираться на квартиру, в которой еще не был.

В кабинет вошел худой длинный красноармеец. Глаза глубоко провалились, щеки запали. Только один нос торчит.

– Павлик! Откуда ты, с того света, что ли? – спросил Николай Дмитриевич, узнав двоюродного брата.

– Почти что с того. В Тамбове в госпитале лежал, тифом болел. Узнал, что ты здесь, вот и приехал.

– В чем только душа держится. Куда же я тебя такого определю? – протянул Николай Дмитриевич и, подумав немного, предложил: – Пойдешь ко мне ординарцем? Одному Аверьяну тяжело, да и по штатному расписанию мне положено иметь двух ординарцев.

– Конечно, пойду, – ответил Павел.

– Все, решили. На сегодня хватит.

Томину с порученцем Власовым и ординарцами предоставили квартиру прежнего начальника дивизии. Весь второй этаж – шесть комнат купеческого дома.

Обошел Томин комнаты, поморщился.

– Завтра пришлю команду, товарищ начдив, наведут полный порядок, – поспешил заверить комендант.

– А что скажут красноармейцы, местные жители? Вы об этом подумали? Сами наведем порядок, идите отдыхайте, – перебил его Томин.

Комендант ушел, Томин еще раз осмотрел комнаты. В углах паутина, на портьерах пыль, кругом грязища.

– Ну и ну! – возмущался Николай Дмитриевич.

…Подъем сделали в четыре часа. В одних трусах начали уборку.

Через три часа квартира блестела. Ординарцы проговорились, с кем наводили порядок.

– Вот это да! Вот это начдив, никакой работы не гнушается, – заговорили в городе.

5

В первые же дни по прибытии в Козлов Николай Дмитриевич был введен в политическую комиссию, которая занималась вопросами борьбы с бандитизмом, организацией разъяснительной работы среди крестьянства.

В уездном комитете партии собралась большая группа крестьян из разных сел и деревень; из тех волостей, где хозяйничали бандиты, приехали тайно: Антонов под угрозой кары запрещал крестьянам выезжать. Руководитель мятежа жестоко расправлялся со всеми, у кого находил листовки, раскрывающие глаза на истинную суть восстания.

– Товарищи! Мы собрали вас, чтобы побеседовать по душам, как быстрее покончить со страшным бедствием, с антоновщиной, и заняться мирным трудом, – заговорил председатель Уездного комитета партии, обращаясь к участникам беседы. – Расскажите о вашем отношении к решениям десятого съезда партии!

Несколько минут была тишина: никто не решался заговорить первым. Председатель укома партии внимательно наблюдал, выжидал.

– Ты нам наперво расскажи о решении съезда-то, мы о нем от тебя только услышали, – заговорил пожилой крестьянин с черной длинной бородой и лысиной на голове. На его ногах новенькие лапти, а рубашка домотканая, видать, уже доживает свой век.

– Вот-вот, растолкуй, что там партия решила по хрустьянам, а то живем, как звери в берлоге, – поддержал рядом сидящий.

Председатель укома партии подробно рассказал о решениях съезда, о политике партии и Советского правительства по переходу от продналога к продразверстке, об отношении к крестьянам, которые обманом и угрозами были втянуты в мятеж.

И языки у присутствующих развязались, заговорили все сразу. Руководителю совещания пришлось успокаивать, наводить порядок.

– Мудро решили, – заговорил крестьянин с длинной черной бородой. – Так-ить крестьяне-то боятся и Антонова, и Советской власти. Куда податься, ума не приложат: пойти с покаянием к Советам – от Антонова не сдобровать, пойти с Антоновым – Советы голову снимут. Хоть так, хоть эдак – смерти не миновать. Положение наше, гражданин хороший, – хоть матушку репку пой, хоть загодя в гроб ложись.

– Хлеб у крестьян берут, скот берут, картоху берут, а нам шиш с маслом, – вступили в разговор мужики. – Ни тебе керосину, ни тебе спичек, ничевошеньки нет. Гвоздя ржавого не найдешь, хоть на деревянную соху переходи, как деды наши.

Крестьяне рассказали о зверствах бандитов, их уловках.

…Врываются в деревню антоновцы, одетые в красноармейскую форму, грабят, насилуют. А следом – бандиты, как защитники хлеборобов.

– Хлебопашцам Советской власти бояться нечего, – начал Томин. – Об этом хорошо рассказал председатель укома партии. Сегодня я получил приказ командующего войсками Тамбовской губернии товарища Тухачевского: «Всему личному составу надлежит избегать нанесения какого-либо ущерба или оскорблений честным трудящимся гражданам». А по отношению к бандитам вот что в приказе сказано: «В случае явки бандита с оружием в штаб Красной Армии в течение двух недель со дня ареста семьи, семья подлежит немедленному освобождению, имущество немедленно возвращается», – Томин сделал упор на слове «немедленно». Бандитов вам тоже не следует бояться, Красная Армия берет под свою защиту всех граждан. И не когда-нибудь, а завтра же. Трудитесь на своих полях спокойно, помогайте нам истреблять банды.

Председатель укома партии, отвечая на вопросы о промышленных товарах, сообщил, что их в большом количестве отправляют в село, но по пути они теряются, эшелоны грабятся бандитами. И чем скорее ликвидируем мятежников, тем быстрее крестьяне получат от рабочих все необходимое.

Участники совещания составили обращение ко всем крестьянам. В нем они одобрили решения десятого съезда партии, призвали всех трудящихся активно бороться с бандитами.

Томин вышел на улицу. С берегов Лесного Воронежа тянет свежестью. Солнце садится на чистый горизонт. Завтра будет ясный день.

6

Усталый и голодный Николай Дмитриевич пришел на квартиру, и… что это?! На столе молоко, мясо, масло, картошка и хлеб.

– Откуда? – указывая на продукты, удивленно спросил Томин Власова.

– Не знаю, – пожимая плечами, ответил Власов, – я ведь тоже только что приехал.

– Наверное, снабженцы подсунули эту свинью, – раздраженно проговорил начдив. – Сейчас же ко мне начпрода! – приказал он Гибину.

– Не надо вызывать начпрода, – перебил Власов. – Это, наверное, по распоряжению Уездного комитета партии: узнали, что мы голодаем и вот подбросили.

Томина это еще больше взбесило. Он быстро зашагал по комнате, не в силах себя сдержать.

– Начдиву подбросили, а красноармейцы сегодня по фунту хлеба наполовину с овсом получили, это как? Начдив наестся до отвала, а красноармейцы голодные лягут спать, а разве не вместе за бандой гоняемся, не под одной пулей ходим.

– Послушай, давай логически рассуждать, – старался Власов убедить начдива.

– Логически?! Какая к черту логика? Ешь сам, а я не буду. Аверьян! Павел! Садитесь ешьте, вы рядовые.

Но к еде никто не прикоснулся, хотя у всех от голодухи животы подвело.

– Почему не садитесь? – сурово спросил Томин.

– Без вас мы есть не будем, – твердо заявил Гибин. – Что получается: ординарцы сыты, а командир голодный, где логика?

– Приказываю есть, – вскипел Томин, повернулся и ушел в спальню, хлопнув дверью.

На другой день Томина вызвал к прямому проводу командующий Тухачевский. Попросил доложить обстановку. Томин рассказал о мероприятиях по повышению боеспособности дивизии, о боях с бандами, о том, что многих выловили, а некоторые пришли сами.

– Как с заложниками? – поинтересовался командующий.

– Действуем согласно вашему приказу: немедленно освобождаем, и пришедшие бандиты вместе с семьями отправляются домой.

– Расскажите о положении с продовольствием.

– Вчера выдали по одному фунту овсяного хлеба. Очень туго.

– Передайте бойцам, что губернский комитет партии и командование принимают меры к улучшению снабжения войск продовольствием. В ближайшие дни будут изменения к лучшему.

– Передам, обязательно передам, товарищ Тухачевский.

– На вас поступила жалоба.

– От кого? На что?

– От уездного комитета партии. Жалуются, что вы категорически отказываетесь принимать дополнительный паек от местных органов власти. Вы начальник дивизии, и я вам приказываю не делать этого. Вы свалитесь, кто будет командовать?

– А вы бы стали есть, видя рядом с собою голодного бойца? – спросил Томин.

– Что, что-то я вас не понял? – раздался голос Тухачевского.

Аппарат замолчал.

«Зато я понял», – подумал Томин, хитро улыбаясь.

7

15-я Сибирская кавалерийская дивизия занимала 4-й боевой участок. В него входили Козловский, Липецкий, часть Борисоглебского и Усманского уездов – огромная территория на Тамбовщине. Красноармейцам пришлось вести бои с бандами Лобана, Бодова, Васьки Карася, уничтожать мелкие бандитские шайки.

Томин вместе с ординарцами и порученцем Николаем Власовым целыми днями находился в седле.

Начдив только что вернулся из очередной поездки. Он был в хорошем настроении: конники помогают крестьянам в подъеме зяби, в подготовке к сенокосу. В деревнях и селах видны добротные постройки, поставленные вдовам и семьям красноармейцев бойцами дивизии. Эскадроны зорко охраняют мирный труд хлеборобов.

Ознакомившись в штабе с последними оперативными данными, отдав распоряжения, Томин собрался отдыхать. Ничего не предвещало тревоги.

Вдруг в кабинет влетел дежурный по штабу.

– Товарищ начдив! Срочное донесение. Банда Васьки Карася прорвалась со второго боеучастка, движется на Козлов! От боя с нашим эскадроном уклонилась.

Томин выслушал донесение спокойно.

– Авантюрист! Ясно, что идет в Козлов освобождать заложников, чтобы показать себя спасителем «безвинных жертв большевиков».

– Поднимите по тревоге комендантский эскадрон и дившколу, – распорядился Томин.

Пока строились конники, готовясь к походу, в штаб прискакал на взмыленном коне председатель сельского совета. Он сообщил, где намерены ночевать бандиты.

Кавалеристы пошли банде наперерез, но встречи ночью не произошло. Карась, предупрежденный сообщниками, начал запутывать следы. Бандиты спустились к реке, прошли по ее руслу несколько километров и переправились на противоположный берег.

Разведка обнаружила след банды, преследование продолжалось.

В одном селе конники спросили встречного мужика, не видел ли он антоновцев.

– Никого у нас не было, вот те крест, – ответил тот и поспешно перекрестился.

Не успели всадники проехать и несколько шагов, как из ограды одного дома выскочили бандиты и открыли огонь. Кавалеристы развернулись в атаку.

Бросая убитых и раненых, банда кинулась к лесу. Часть была порублена конниками, часть скрылась в чащобе. Командир кавэскадрона, преследуя врага, повел своих конников в глубь леса, а Томин с ординарцами и порученцем возвратились в село. Вдруг из-за угла дома выбежал бандит с винтовкой наперевес и прицелился в Томина. Но меткая пуля «бельгиенка», выпущенная Аверьяном Гибиным, уложила антоновца.

В магазине винтовки врага оказывается оставался только один патрон.

– Спасибо, Аверя, этот единственный патрон мог бы оставить тебя без командира, – проговорил Томин.

– «Бельгиенка» благодарите, Николай Дмитриевич, – ответил Аверьян.

Карась, как загнанный волк, метался из стороны в сторону и всюду натыкался на красных конников. Эскадроны двигались радиально, сужая круг.

Банда таяла с каждым днем: одни гибли от пуль и шашек кавалеристов, другие разбегались по домам, шли с повинной в ревкомы и сельские советы. Настал последний день ее существования. Она попала под одновременный удар двух эскадронов. Под главарем убили лошадь. Он, пеший, отстреливаясь, побежал к лесу.

– Васька Карась не сдается! – кричал бандит, нажимая на спусковой крючок револьвера, но выстрела не последовало. На голову главаря опустился клинок.

В Тамбове не поверили, что Васька Карась убит и потребовали его тело для опознания. В состав сопровождающей команды включили ординарца начдива Павла Томина.

Вечером Николай Дмитриевич записал в дневнике:

«Семнадцатого июля 1921 года. Козлов. Части дивизии сегодня окончательно уничтожили банду Карася, убили Карася и несколько его командиров».

Начдив умолчал о том, что этим боем руководил лично он.

8

С утра начался зной. Поникли листья на деревьях, попрятались под навесы и амбары с распущенными крыльями курицы. Город казался вымершим. Но палящий зной ничуть не повлиял на настроение начдива.

– Ну, шатия, живо собирайтесь купаться, – проговорил весело Томин. – Сегодня весь день в нашем распоряжении, сегодня мы сами себе хозяева! Живо, живо пошевеливайтесь, – шутил Николай Дмитриевич.

Группа всадников, промчавшись по улицам города, спустилась к Лесному Воронежу. Берег пологий песчаный, вода теплая прозрачная. Нетерпеливые кони рвутся к реке, всадники с большим трудом сдерживают их.

Раздетые конники вскочили на лошадей – и в воду. Те от удовольствия фыркают, ржут. Кавалеристы брызгают друг в друга, ныряют с лошадей, плавают наперегонки. И не разберешь, где командир, где подчиненный. Все одинаковы!

Вдоволь накупавшись, Томин объявил:

– А сейчас поедем в гости к садоводу Ивану Владимировичу Мичурину. Чур, там вести себя культурно.

– В грязь лицом не ударим, – ответил за всех Николай Власов.

Сад Ивана Владимировича Мичурина и его дом находились за Донской слободой, на берегу реки Лесной Воронеж. Ехать всадникам пришлось недолго.

Иван Владимирович встретил Томина и его друзей радостно. Мичурину шел шестьдесят первый год, но он был энергичным и подвижным. Темно-карие глаза весело улыбаются.

– Очень рад дорогим гостям, – проговорил Иван Владимирович и пригласил всех пройти в сад. – Много у меня гостей перебывало, но военные, да еще начальник дивизии – впервые. Вот не ожидал! До вас тут был начальник, так он все присылал ко мне ординарцев с записками. А вы сами пожаловали.

– Я заехал, Иван Владимирович, поблагодарить вас, – несколько смущаясь, проговорил Томин.

– Меня? За что? Если не секрет.

– За саженцы, которые вы мне присылали в тринадцатом году. Прочитал я вашу статью в журнале «Сад и огород» и решил попробовать у себя вырастить яблони.

– Позвольте узнать, откуда вы родом? – оживившись, спросил Иван Владимирович.

– Издалека. Из Челябинского уезда, с берегов реки Тобола, – ответил Томин. – А это мои друзья. Коля Власов – москвич, а Аверьян Гибин – земляк.

– Значит, сибиряки! Да что я вас все расспрашиваю, не приглашу к столу. Прошу садиться.

Гости сели за стол под развесистой яблоней. Тяжелые, сочные плоды благоухали.

Извинившись перед гостями, Иван Владимирович на минуту отлучился.

Вернулся садовод не один, с ним шли две женщины, несли вазы с яблоками, вишнями, крыжовником, малиной. Это были ближайшие и верные помощники ученого – его свояченица Анастасия Васильевна и племянница Александра Семеновна.

Поставив вазы на стол женщины, приветливо улыбаясь, поздоровались с гостями.

– Позвольте полюбопытствовать, как прижились мои саженцы у вас? – спросил Мичурин.

– Две прижились и уже давно плодоносят, а три погибли, одна в первую же зиму, а остальные позднее, без меня.

– И это чудесно. Значит, и в Сибири могут расти яблони, могут цвести сады. Замечательно. Моя мечта вывести такие сорта, чтобы в Якутии росли, чтобы за Полярным кругом плодоносили!

Иван Владимирович провел гостей по своему чудесному саду, рассказал, каких трудов стоило ему создать все это бесценное богатство.

– Всю жизнь, вплоть до Октября, мне мешали в работе тупые царские чиновники. В России о моих работах мало кто знал, – с сожалением рассказывал Иван Владимирович. – А вот в Америке знали. Несколько раз приезжал ко мне профессор Френк Мейер. Департамент земледелия приглашал переехать в Америку. Обещали перевезти все деревья, гарантировали стопроцентную приживаемость. Не могу судить о деревьях, но что я не прижился бы в Америке, в этом даю полную гарантию.

Расставались большими друзьями.

Иван Владимирович приглашал Томина заезжать к нему еще. Николай Дмитриевич обещал и исполнил обещание.

– Приехал попрощаться, Иван Владимирович, – проговорил Томин.

– И далеко путь держите?

– На Дальний Восток.

– Далеконько, далеконько. Одну минуточку, одну минуточку, – и с этими словами Иван Владимирович ушел в дом.

А еще через несколько минут два молодых парня принесли упакованные ящики.

– Это вам на дорогу, – заговорил Иван Владимирович, – путь дальний. А вот из этого ящика попробуете ближе к Новому году, вот тогда узнаете, что это за яблоки.

Николай Дмитриевич от всего сердца поблагодарил Ивана Владимировича, и они распрощались.

*

Банды на тамбовщине уничтожены. Жизнь входила в мирную колею.

Восемнадцатого июля 1921 года Козловский уездный комитет партии постановил от имени уездного Исполнительного комитета наградить 15-ю Сибирскую кавалерийскую дивизию Красным Знаменем.

Приказом командующего войсками Тамбовской губернии Михаила Николаевича Тухачевского многие бойцы, командиры и политработники были награждены ценными подарками.

О Томине в этом приказе сказано:

«Начальник пятнадцатой сибкавдивизии тов. Томин за время командования дивизией зарекомендовал себя выдающимся кавалерийским начальником. За энергичную работу, умелое руководство и личное участие в операциях по подавлению и уничтожению банд Лобана, Бодова и Карася награждаю начальника пятнадцатой сибкавдивизии тов. Томина золотыми часами».

По просьбе Главнокомандующего Народно-революционной Армии Дальневосточной республики Василия Константиновича Блюхера Реввоенсовет республики приказал Тухачевскому откомандировать Томина на Дальний Восток.