Текст книги "В небе полярных зорь"

Автор книги: Павел Кочегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

2

Комиссия признала работу строителей отличной. Стены обиты фанерой, покрашены. Сквозь низкие, но широкие окна падает много света. В землянках по три комнаты: гардеробная, где стоит и пирамида с винтовками, зал для отдыха и спальня.

Шумно и оживленно проходил праздничный ужин. Отмечался юбилей Красной Армии и новоселье мотористов и оружейников.

Ветров поднял стопку, сказал свое обычное:

– Пропустим по единой, чтобы дома не журились.

Послышался сиплый голос:

– Одному не налили!

Все разом обернулись. В дверях стоял улыбающийся Блажко.

– Семен пришел! Блажко! – кинулись к нему товарищи.

– Жив, Сеня?

– А как вы думаете?

Семен похудел, глаза глубоко ввалились, он еле стоял на ногах, но по-прежнему балагурил.

– Успел-таки, Семен! – весело крикнул кто-то.

– Вы же знаете, что я люблю повеселиться, а особенно – пожрать. Вот и спешил на всех парусах к праздничку.

Зазвенели стаканы. Заговорили все разом.

– С праздником! С возвращением блудного сына!

Выплеснув в рот стопку и закусывая, Блажко косил жадным взглядом на стаканы Бугрова и Мирзоева.

– Выпьем, товарищи, за новоселье наших работяг, – предложил Голубев.

– Молодец, дело говоришь, – одобрил Блажко и потянулся за стаканом Бугрова. Но в это время Егор подозвал своего механика и передал ему оба стакана.

Блажко облизнул губы, глухо и многозначительно откашлялся.

– Сорвалось, Сеня? – иронически посочувствовал Мирзоев.

– Сорвалось, – с сожалением ответил Блажко и сердито посмотрел на улыбающегося Бугрова. – А еще друг.

– Вот потому, что ты мне друг, я и отдал свою стопку не тебе, а механикам. Приедешь из дома отдыха, тогда получишь весь мой заработок.

– Покорно благодарю, ложка нужна к обеду.

– Это не последний обед.

– Споемте, – предложил , Ветров.

Споемте, друзья, ведь завтра в поход, – затянули сразу запевалы.

– Открывай, открывай, – послышался шепот на сцене.

Занавес из покрашенного парашютного шелка заколыхался, заскрежетали о стальной прут кольца, полотнище немного раздвинулось и остановилось.

– Застопорило! – выкрикнули в зале. – Руками тяните, чего там на технику надеяться.

– Не волнуйтесь, граждане, – успокоил Петр Зайцев.

– Уснуть можно, пока вас дождешься, – шумели зрители.

– Вот и поспите. На свежую голову лучше концерт слушать, – невозмутимо ответил Зайцев.

Занавес наконец открылся, и все ахнули. Почти всю стену занимала картина, еще пахнущая красками. На ней – летчики эскадрильи на строительстве землянок.

– Вот это да, вот это сачок. Ай да Зайцев! – восторженно загалдели в зале.

Появление на сцене Блажко было встречено бурными аплодисментами.

– Дорогие товарищи! – обратился он к зрителям. – Разрешите начать праздничный концерт нашей художественной самодеятельности, посвященный двадцать пятой годовщине Красной Армии. Первым номером нашей программы...

Блажко запнулся, зашарил по карманам. Затем, ударив себя по лбу ладонью, выкрикнул: – Вспомнил, вспомнил...

В зале раздался смех.

– Понимаете, я эту программку выбросил, чтобы легче было тикать от фрицев. А посему концерт отменяется.

– Как отменяется?!

По гудящему залу быстро пробирался к сцене человек.

– Ты что придумал? – наступая на Блажко, сурово спрашивал Афоня Кучеренко, одетый в форму немецкого солдата. – Выходит мне, отважному солдату фюрера, храбро бежавшему в плен к русским, надо возвращаться к фрицам за твоей бумажкой? Нет уж, покорно благодарю, сбегай сам.

Из-за кулис появился усатый немецкий генерал с маузером на ремне и шашкой через плечо.

– Так вот где мы встретились! Расскажи-ка мне, бравый солдат Швейк, как ты храбро сдавался русским, – сурово приказал он.

Началась инсценировка «Новые похождения бравого солдата Швейка». В зале стоял хохот.

Артисты ушли за кулисы под дружные рукоплескания. А когда занавес вновь открылся, зрители увидели на сцене «шотландских рыбаков».

 
Налей, выпьем в дорогу еще,
Бездельник, кто с нами не пьет, —
 

сильным басом пел Петр Зайцев. Ему вторили другие «рыбаки», а когда песню подхватил весь зал, в окнах задрожали стекла.

Хорошо, легко стало на душе, забылись тревоги и душевные волнения.

– Политичный! Ты смотри, какие таланты! Хоть в столичный театр посылай, – прошептал Ветров.

На сцене со скрипкой в руках вновь появился Петр Зайцев. Он коснулся смычком струн, и волна звуков то сладостно-мучительных, то бурно-ликующих захватила слушателей.

Скрипач уже перестал играть, а в зале все еще стояла торжественная тишина. И вдруг разразился гром аплодисментов, крики: «Бис!», «Браво!», «Ура!».

– Следующим номером нашей программы... – начал Блажко, когда шум смолк, но его перебили:

– Лейтенант Мирзоев, к выходу! Невеста приехала. В зале снова поднялся шум. Одни, вспомнив, что Бозор в последние дни частенько напевал таджикские песенки, решили, что это очередной номер художественной самодеятельности. Другие искали глазами Мирзоева, удивленно восклицали:

– У Бозора невеста?! Бозор Мирзоев! Слышишь, к тебе невеста приехала!

Мирзоев то краснел, то бледнел. Наконец, собравшись с мыслями, скороговоркой ответил:

– Не болтай чепуху!

– Какая чепуха? Настоящая, красивая девушка, а не чепуха! – не унимался дежурный. – Быстро к выходу, перемерзла она.

Бозору было и стыдно перед товарищами и радостно, что так неожиданно нагрянула любимая. Он встал и под завистливыми взглядами друзей вышел на улицу.

3

– Не ожидал? – спросила Таня, идя навстречу Бозору. – Я тебе помешала?

Бозор замялся, промолчал.

– Что же ты молчишь? Не рад, что приехала? – удивленно заглянула ему в глаза Таня.

Бозор посмотрел на возившегося у печки дежурного. Кроме него на КП никого не было. Облегченно вздохнув, собрался с духом, запинаясь, ответил:

– Нет, зачем же не рад. Очень даже рад. Но, понимаешь, как-то неожиданно.

– Нагрянула, как снег на голову, – продолжила Таня. – Не расстраивайся, я на минуточку к тебе, по пути из Мурманска заехала. Следующим поездом уеду.

– Только до следующего поезда? – встревожился Бозор. – Нет, сегодня я тебя не отпущу.

– А где же я жить-то буду?

– У меня в поселке есть знакомые, там и ночуешь.

– А что мне Леночка скажет? Нет, Боренька, не могу, она мне все косы выдерет.

Только тут Бозор вспомнил о дочери Тани, и в сердце опять что-то кольнуло. Спросил о ее здоровье.

– Да ничего, такая толстушка боевая растет, что теперь ты ее не узнаешь. Вот подарок от нее к празднику.

– Зачем расходу много? – скрывая радость; упрекнул Бозор. Развернул пакет и протянул:

– Так ведь я не пью и не курю...

– Товарищи за твое здоровье выпьют и закурят. Из того же пакета Бозор вынул кулек с конфетами.

– Вот это другое дело. Ты подожди, я мигом, – и не успела Таня ответить, как Бозор скрылся за дверью. А через минуту нес объемистый сверток.

– А вот это Леночке и ее маме...

Таня не удержалась от любопытства, развернула краешек и воскликнула:

– Шоколад! Так много!

– Потом я еще больше...

– Привезешь?

– Может быть. Нет, это точно, привезу.

Бозор неумело взял Таню под руку и они пошли к станции. Разбросанные по небу звезды словно ежились от холода. Бозор правой рукой держа руку Тани, левой то и дело потирал ухо.

– Какой мороз! Закрой уши, ознобишь.

Бозор молча повиновался, от заботы Тани у него на душе стало еще радостнее.

– Знаешь, Танюша... Ты меня спросила: – Не ждал? Я не думал, что ты приедешь, а сердце все время ждало тебя. Другой раз посмотрю на юг, и такое сильное желание появится, чтобы мы вдруг стали вместе, что и не расскажешь. И сердце не ошиблось.

Они шли медленно. Ночь была темной, но вдруг небосвод пронзили длинные разноцветные иглы-лучики и быстро-быстро заскользили по небу, образуя яркий круг. Разноцветные иглы то делались короче, то удлинялись, менялись местами, на миг соединялись и снова разлетались. Стало светлее и тише. Кажется, вся земля замерла в безмолвном любовании неповторимой красотой северного сияния. Бозор и Таня остановились. Они зачарованно смотрели на дивные сполохи, боясь спугнуть их. Бозор прошептал:

– Как красиво!

– Да. Уж сколько раз видела его, а всегда появляется какое-то чувство, которое словами не передать. И радостно и грустно. Так бы вечно стояла и смотрела на эту чудную полярную зарю. Но она исчезает быстро, как у иных людей счастье. Знаешь, бывает, большое счастье вспыхнет ярко, а потом исчезнет. И станет пусто и темно, как в небе после полярного сияния.

Игра разноцветных лучей стала спокойнее. Круг вытянулся и в ближайшей к земле точке прервался. Из него вырвались две ломаные линии, забегали по небосводу. Но вот и они побледнели. Одна упорхнула за темное покрывало неба, другая все таяла, таяла и вдруг, вспыхнув, раскололась на десятки лучиков, засновавших челноками. Затем все померкло.

– Вот и все! – вздохнула Таня. – Сегодня уж не повторится.

– Ты что так тяжело вздохнула?

– Да так, – тихо ответила Таня. – Скоро придет поезд и я уеду. Буду снова ждать встречи с тобой. А чем это кончится?

– Танюша, я же тебе говорил, чем все это кончится, – полушепотом сказал Бозор. – Ты будешь всегда со мной, вечно моя. Таня, я люблю тебя.

Он выпалил все это разом и покраснел.

– Так ли это, Боря?

Бозор был готов застонать от обиды. Но только крепко сжал ее руку.

Медленно спускались они по крутой лестнице к полустанку.

– Сто одна, – проговорил Бозор.

– Ты считал? А я думала, что ты мечтаешь о чем-то большом и важном, раз молчишь.

– Я не считал, это сосчитано до меня.

Все вокруг было погружено в глубокий сон. Дощатый узенький перрон тускло освещался закопченным керосиновым фонарем: казалось, и он устал от круглосуточного бессменного дежурства и тоже дремлет.

Слова не шли с языка, а стоять молча, держать ее руки в своих было так хорошо, что Бозор согласен был, чтобы эти минуты тянулись вечно.

Подошел поезд. Бозор обнял, крепко поцеловал Таню и уже на ходу помог ей сесть в. вагон.

– Милый! – успела она шепнуть на прощанье и скрылась в темноте.

Нежный шепот Тани долго слышался Бозору, а поцелуй жег губы. Возвращаясь в эскадрилью, он тихо напевал на родном языке. Это была песня о большой светлой любви, о красоте любимой, о ее нежном сердце. Высокие чистые звуки, поднимаясь над заснеженным аэродромом, таяли в хмуром северном небе.

ГЛАВА VII

1

Товарищи провожали лейтенанта Блажко в дом отдыха.

– Хорошего пути, Сеня, – душевно пожелал Мирзоев. – У меня к тебе маленькое дело есть: передай посылку. Адрес написан. Она живет рядом с домом отдыха.

Добродушный по натуре Мирзоев не держал долго злобы на обидчика, а в суровое время войны мелкие обиды вообще оставались в сердце до первого боя.

– Для лучшего друга сто километров пройти ничего не стоит, – ответил Семен и лукаво подмигнул Бозору.

У вокзала ждал крытый автомобиль. Прибывшие заняли места, и машина запетляла по горной дороге.

– Приехали, – крикнула медсестра.

Семен осмотрелся. Небольшой двухэтажный дом да несколько низеньких строений барачного типа – вот и все, что он увидел.

– А где же город? – спросил Блажко.

– О, города отсюда не видать, – ответила белокурая сестра.

– Мне сказали, что дом отдыха в городе.

– Был да сплыл, – улыбнулась девушка и добавила: – Все течет, все изменяется.

– Как же теперь быть?

– А что такое?

– Да понимаете, – ответил Блажко, – посылочку надо передать одной старушке, товарищ просил...

– Ваш товарищ здешний?

– Отдыхал он здесь... Бозор Мирзоев.

– Бозор Мирзоев! Помню... Такой чернявый цыганенок, а глазенки голубые-голубые. И застенчивый, как девушка красная. И «старушку» его знаю. А вы не отчаивайтесь, отдохнете немного и съездите в город.

После ночей, проведенных в снегу и землянках, дом отдыха показался Семену раем: койки с пружинными матрацами, теплые ватные одеяла, белоснежные простыни и голубые наволочки на пуховых подушках, мягкая мебель, ковры, много света и комнатных цветов.

– Отдыхайте и чувствуйте себя как дома, – показывая летчику его койку, сказала сестра.

2

Через неделю здоровье Семена окрепло, и он вместе с другими отдыхающими поехал в город, в кино. Однако в кинотеатр не попал.

«Пока идет сеанс, успею отнести посылку», – решил Семен.

Таня собиралась ужинать, когда в дверь постучали.

– Войдите, – ответила она.

В комнату вошел незнакомый, мужчина. Таня внимательно посмотрела на него и спросила:

– Вы по адресу?

– Мне нужно видеть Таню Лебедеву.

– Я Таня Лебедева, – ответила она и присела на стул: ноги ее вдруг ослабели. Она даже в лице изменилась, ожидая страшного известия.

– Не расстраивайтесь. Посылочку вам привез от Бозора Мирзоева. Слышали о таком?

– Вы от Бориса?! – радостно воскликнула она. – Ой, да что же это я не приглашаю вас. Раздевайтесь, ужинать будем.

– Спасибо, я только что заправился.

– Раздевайтесь, погрейтесь, – настаивала Таня. Семен снял куртку, обеими руками пригладил льняные волосы, сел на кушетку, закурил.

– Ну, право, я не знаю, чем вас и угощать. Мне просто как-то неудобно – я буду есть, а гость сидеть, – говорила Таня. – Хоть чашку чаю с мороза выпейте.

– Чай не водка, много не выпьешь, – пошутил Семен.

– А у меня и водочка есть, – склонив голову, с улыбкой протянула Таня. – Не удивляйтесь, мы ведь ее по карточкам получаем.

– Ну, тогда можно на верхосыточку и чаю стакан выпить, – согласился Блажко. – За ваше здоровье, – Семен выплеснул стопку в рот.

– Нет, за здоровье своего друга. Боря-то не пьет.

– И не курит. Зато насчет девушек у него губа не дура, – проговорил Блажко и нагловато посмотрел Тане в глаза. Таня зарделась, но выдержала его взгляд. «Какие у него нахальные глаза», – подумала она.

– Расскажите, как он там живет?

– А что рассказывать? Живет хорошо. Только вот у него маленькая неприятность на днях получилась.

– Какая же? Он ничего не писал.

– Так, пустяки. И говорить-то о ней не стоит.

– Тогда не стоило и начинать. А все же?

– Известно, какая может быть у мужчины неприятность, – не моргнув глазом, продолжал захмелевший Блажко. – Из-за женщин все: ваша сестра все воду мутит. Пришло на имя командира полка письмо, пишет одна дивчина. Знаю я ее, мы ведь вместе с Бозором учились, когда он с ней познакомился. Красавица, черная, как цыганка. И косы до пят.

Таня верила и не верила Семену. Болтают ли так откровенно о друге? Но не придумал же он. Для какой цели?

– Ну и что же в этом письме?

– Хвост остался там у Бозора, вот она и требует денег на воспитание сына. «Если, – пишет, – не будешь добровольно помогать, через суд возьму свое». Разве приятно такое письмо получить? Ясно, как божий день, что неприятно.

Семен украдкой смотрит на Таню, стараясь угадать перемену в ее настроении. Но она равнодушна.

– Что же он так нехорошо поступил с любимой девушкой? Вот уж не ожидала...

– Удивляться нечему. Не он первый, не он последний, – и Семен многозначительно повел глазами на детскую кроватку. (Таня в этот день оставила девочку у бабушки, кроватка была пуста, но Семен знал от Мирзоева о Таниной дочери.)

– Ничего, война все спишет, – развязно закончил он.

– Ой, спишет ли? – не замечая намека, ответила Таня.

Уже давно окончился сеанс и товарищи уехали в дом отдыха, а Блажко и не думал уходить.. За окном завыл ветер, поднялась буря.

– Вы не опоздаете к отбою?

– Ох, черт возьми! Заболтался я с вами. Машина-то уже ушла.

Он вскочил с кушетки и начал суетиться, делая вид, что спешит одеться и уйти. Натянул правый рукав куртки, прислушался: за окнами свистело.

– Как же я теперь пойду? Сколько отсюда до дома отдыха?

– Километров пять, не меньше.

– Занесет меня где-нибудь.

– Да, пожалуй, вам разумнее сегодня не ходить, – посочувствовала Таня. Она прислушалась к вою ветра, окинула взглядом комнату.

– Что ж, оставайтесь, места хватит.

Мелькнула мысль: «Что подумают соседи?», – но тут же решила: «Пусть думают, что хотят, не замерзать же человеку».

Семен этого и ждал. Быстро сбросил куртку. Уставшая за день Таня не чаяла, как добраться до постели. Она постелила простыню на кушетку, и, предложив Семену располагаться на ночлег, сама юркнула под одеяло.

Уснула Таня крепко. А к Семену сон не шел. Он долго мучился, но, потеряв власть над собой, решился. Тихонько встав с кушетки, бесшумно прошел по комнате и остановился у кровати. Слышалось ровное дыхание Тани. Семен положил дрожавшую руку на одеяло. Таня во сне что-то пробормотала и отвернулась к стене.

– Таня! Танюша! – шептал Семен. Его рука коснулась горячего плеча девушки.

Таня проснулась и, натянув до подбородка одеяло, села.

– Семен?!

– Я, Танечка, я, – еле шевеля губами, прошептал тот.

– Вот ты какой! А ну убирайся, – и она с силой оттолкнула Семена. – И не вздумай лезть, соседей крикну.

Блажко лег и притворился спящим.

Теперь сон покинул Таню. Как она ни пыталась, но заснуть не могла. Досадно было за Бозора, что послал ей такого дружка. И за Блажко – есть же на свете такие людишки...

Утром Семен не смотрел на Таню. Когда она готовила за перегородкой завтрак, Семен подошел к тумбочке, на которой стояло зеркало, чтобы расчесать волосы. Внимание его привлек конверт с адресом Бозора и фотография Тани. Он быстро взял фотокарточку, по-воровски сунул ее в карман и стал собираться.

– А завтракать? – спросила Таня.

– Спасибо, я еще не хочу, – неловко ответил Семен.

– Перед отъездом зайдите, я кое-что приготовлю Боре.

– Обязательно, – буркнул Блажко и, не прощаясь, вышел на улицу.

Буря прошла, в небе мерцали звезды. Семен надвинул на глаза шапку, уткнул в поднятый воротник лицо и так, ссутулившись, побежал по снежной дороге. А на душе кошки скребли.

– И черт же меня дернул за длинный язык, наговорил вчера три короба, сама ведьма не разберется. Мало того что наговорил, так еще... Ах, черт безрогий... И чего только не бывает на свете... И как же я теперь в глаза Бозору посмотрю? Ну, эту Танечку, положим, я не увижу больше никогда. Это уж как пить дать, что не увижу. А что, если она напишет Бозору? Эх, язык мой – враг мой.

После завтрака Блажко пригласили к главному врачу.

– Ну, держись, Семен, начинается, – подбодрил себя Блажко.

В кабинете собралась целая комиссия. Блажко долго и внимательно слушали, заставляли приседать, закрывать глаза и вытягивать вперед руки с растопыренными пальцами. Потом доктор сказал что-то по латыни, и главный врач подписал синюю бумажку.

– Можете быть свободны, молодой человек, – подавая бумажку Блажко, сказал он.

Семен прочитал и от удивления вытаращил глаза: в ней говорилось, что летчик Блажко за нарушение дисциплины досрочно выписывается из дома отдыха и направляется в часть.

В первое мгновение это ошеломило. Но он быстро собрался с мыслями и решил: «Что ни делается, все к лучшему. По крайней мере, теперь можно опередить письмо Тани и все повернуть наоборот. А эту писульку не показывать командованию. А если сообщат? Ну, и пусть сообщают. Дисциплину-то нарушил не при выполнении боевого задания».

3

Неожиданное появление Блажко в эскадрилье встретили с удивлением.

– Сеня, ты что так быстро вернулся?

– Да, понимаете, надоело в этом монастыре, да и по эскадрилье соскучился.

– Сеня, иди скорее сюда, – услышал он голос Мирзоева.

– Дежурим? – спросил Блажко.

– А что делать? Рассказывай, как отдохнул.

«Слава богу, ничего не знает», – с облегчением подумал Блажко и начал рассказ о доме отдыха. Однако это мало интересовало Бозора, и он перебил:

– Передал?

– А как же! Я ведь сказал, что для лучшего друга сто верст пройду. Сто не сто, а десять верных будет.

– Какие десять? – засмеялся Бозор. – Зачем так шутим?

– Не смейся. Дом отдыха перевели к черту на кулички, вот и топал по шпалам: «Ать-два, ать-два!», – маршируя на месте, беззаботно тараторил Блажко.

– Ну, как?

– Ничего бабенка...

Блажко залез на крыло.

– То есть, как ничего бабенка? – переспросил Бозор.

– Не знаешь? Сказывай! Целуется, аж дух захватывает. Понимаешь, пришел я, передал, конечно, посылочку, хотел идти домой. Куда там! Нет, говорит, я тебя так не отпущу. Пригласила на чашку чаю. Перед чаем поллитровочку раздавили, закусочка, конечно, хорошая была. Ну, после этого начались разговоры о том да о сем. Она, конечно, мне понять дает, да я ноль внимания: не могу же я другу подложить свинью. Собрался уходить домой, оделся уже. Не пустила. «Куда, говорит, это ты в такую погоду пойдешь?» А на дворе, действительно, начал голосить ветер. «Ночуй, – говорит, – места хватит, не укушу». Ну, а ночью-то она меня и попутала.

Бозор не помнил себя: его то в жар бросало, то знобило, как в лихорадке.

– Малчун! – крикнул Бозор и, изловчившись, столкнул Блажко с плоскости.

В это время над командным пунктом взвилась зеленая ракета.

– Бозор! Борис! Не верь, не слушай меня, наврал я все, все наврал! – кричал Блажко вслед взлетавшему Мирзоеву. Но за шумом мотора его крика никто не слышал.

Блажко постоял еще минуту и, зажав голову руками, пошел в свою землянку.

«Влип, вот влип, так влип. Вот дурак! И почему мне в голову не пало, что Бозор ее любит, что у них настоящая любовь! Что делать? Там наболтал чепуху, а здесь и того хуже. Как же быть? Как распутать этот чертов клубок, который сам же запутал?»,

Виктор Хмара смотрит вдаль, и его мысли то летят за Мирзоевым, то переносятся в родные края. Он не теряет надежды на то, что просьбу удовлетворят , и он своими руками будет бить врагов.

Из задумчивости механика вывел гул мотора за облаками. Самолета еще не было видно, но сердце Хмары встревожилось. Вскоре из облаков вынырнула одна машина.

– Бозор, и-эх! Бозор не вернулся! – простонал Хмара, опустив обессилевшие руки на колени.

Он не сошел с капонира, чтобы услышать объяснение ведомого, сидел, не шевелясь, словно окаменев. Но вот его мозг обожгли слова Афанасия Кучеренко:

– Бозор передал, что у него мотор забарахлил. И, действительно, вижу – за самолетом потянулся черный дым. А тут четверка «мессов» над целью перехватила нас. Вели бой. Выпрыгнул Бозор с парашютом.

В голове Хмары молнией заметались мысли:

«Долил? Не долил? Долил? Не долил?»

Он встал, развел в стороны большие руки и, тяжело переставляя ноги, пошел к товарищам. Вид его был страшен.

– Судите, судите меня! – хрипел Хмара, дико вращая белками глаз. – Масло... Масло не долил в мотор. Проверил, а долить забыл... Погубил Бозора, погубил... В трибунал меня, к расстрелу...

– Не наговаривай на себя напраслину, – вмешался моторист. – Ты забыл, что приказал мне дозаправить?

Вздох облегчения прокатился среди товарищей. Через два дня Виктор Хмара уехал на передовую.