Текст книги "В небе полярных зорь"

Автор книги: Павел Кочегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

2

Открылась дверь. Все мигом вскочили.

К столу, припечатывая шаг, прошел командир полка майор Локтев. С каждым взмахом руки под гимнастеркой движутся угловатые костлявые лопатки. Следом, пригнувшись, чтобы не задеть головой за притолоку, по– слоновьи протопал военком полка Дедов.

Локтев резким движением расправил складки на гимнастерке. Звякнули боевые ордена и медали. Маленькими, глубоко сидящими глазами внимательно посмотрел на летчиков. «Вот и Якова Антонова стул опустел», – с болью в сердце подумал командир. Он устал. За короткий день сам трижды поднимался в воздух, выиграл два сражения. Но разве эти вылеты его вымотали? Нет! Воздух – его стихия, бой – призвание. Там, в небесах, он чувствует себя как рыба в воде. Гораздо труднее руководить боем с земли. Переживания за товарищей, когда они в опасности, а помочь, кроме подсказа, ничем не можешь, высасывают и нервы, и силы.

Узкий череп Локтева, обтянутый голой кожей, словно бы еще больше сузился, щеки ввалились.

– Предлагаю память нашего дорогого друга Якова Антонова почтить минутным молчанием, – усталым, с хрипотцой, голосом проговорил Локтев.

Все замерли, склонив головы, как над могилой. – Садитесь, товарищи.

Вначале об итогах дня доложили командиры эскадрилий.

– Давайте разберемся, почему погиб Антонов, – снова заговорил Локтев. – Он запоздал с запуском мотора. Когда начал выруливать, эскадрилья уже была в воздухе. Я запретил взлет, но он не выполнил приказа. Возможно, что и не слышал. И вот взлетел и болтался один. А один, пусть у него будет хоть семь пядей во лбу, никогда погоды не сделает. Только группа может вести бой успешно, пусть даже самая маленькая группа – пара. Горький опыт учит: не отрывайся! Оторвешься – пиши пропало, живая мишень для противника. Вот такой мишенью и стал Яков. И все из-за того, что он думал в момент вылета не о противнике, а о том, что скажут о нем товарищи, командиры. А не посчитают ли его трусом? Сделайте выводы из его гибели. Хотите жить, хотите бить врага, держитесь зубами друг за друга!

– А вот и второй случай, – после короткой паузы продолжал Локтев. – Старший сержант Кучеренко «отличился». Расскажите, старший сержант, как получилось, что вы оторвались от ведущего и дрались один?

Афанасий Кучеренко подошел к столу, взял в руки макеты самолетов.

– Встаньте здесь, чтобы вас все видели, – сказал Дедов, указывая рукой.

Кучеренко недовольно хмыкнул, но покорно вышел из-за стола. За низкий рост в полку его называли Карапетом. Рассказывали, что при поступлении в авиационную школу он обвел вокруг пальца медицинскую комиссию, подослав к измерителю роста своего дружка. На голову Кучеренко словно бы кто накинул черную каракулевую мерлушку. Не одну расческу сломал он в чащобе своих волос.

– Значит, пара «мессершмиттов» пронеслась между вами и Бугровым? И вы шарахнулись в сторону? Так? – переспросил командир полка.

Пилот кивнул головой.

– Так это излюбленный их прием: отколоть от строя и уничтожить одиночный самолет.

– А что я мог сделать? – попытался возразить Кучеренко. – На фрицев, что ли, лезть?

– К ведущему. И не бойся, бандюги тоже глаза имеют, а на таран не пойдут. Бросай машину на бандюг – отвернут. А ты тут его в пузо и резани. Ну, а сколько патронов израсходовали?

– Все.

– Все?! – удивился Локтев. – За четыре очереди весь боекомплект? Молодец! Вот молодец! Увидел фрица за версту – палит в божий свет, как в копейку. А когда действительно надо стрелять – у него кругом пусто.

Локтев взял из рук Кучеренко макеты самолетов.

– Прицельная очередь дается короткая: пять-десять патронов, не больше. А когда взял бандюгу в прицел, – он приблизил макеты друг к другу, – тогда на дистанции сто-сто пятьдесят метров бей наверняка. А с пятидесяти метров удар будет без промаха. И эрэсы 66
  Реактивные снаряды.


[Закрыть] выпустили?

– Да.

– По истребителям?

– Да.

Локтев укоризненно посмотрел на, летчика и покачал головой.

– Какой... – командир, по-видимому, хотел сказать еще что-то, но сдержался. – Кто же эрэсами стреляет по истребителям? Ведь они предназначены для бомбардировщиков и наземных целей. Вопросы, предложения есть?

– Трудно на «харитошах» тягаться с «мессерами», – сказал кто-то.

– Трудно, знаю. Но какие есть машины, на тех и воевать придется. А вообще-то надо понять, что воюют не самолеты, а летчики. Надо знать тактику врага и смекалку проявлять.

– Снять надо эрэсы, – предложил Комлев. – Машина много теряет в маневренности и скорости. Для воздушного боя достаточно огня пулеметов, а получим задание на штурмовку – подвесить их недолго.

– На это нужен приказ высшего командования. Посмотрим – решим, – ответил Локтев.

Опираясь жилистыми волосатыми руками на стол, поднялся военком полка батальонный комиссар Дедов, волжанин. На его груди – ордена Ленина и Красного Знамени. Второй – за уничтожение банды басмачей в двадцатых годах. Дедов – богатырского телосложения, черты лица у него крупные, над верхней губой навис нос, про который в народе говорят: «эка носина – в соборное гасило!»

– Командир полка указал на ошибки, допущенные летчиками, – начал говорить он (с ударением на «о»). – Но вообще-то сегодня дрались вы здорово. Генерал объявляет всем летчикам благодарность. Генерал просил особо отметить действия Егора Бугрова и поздравить его с первой личной победой. Это первое, что я хотел вам сказать. Второе. Получен приказ Народного Комиссара Обороны «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии».

При этих словах в сердце Комлева кольнуло. Мелькнула мысль, вызванная не то чувством самолюбия, не то скорбинки: «Вот и откомиссарствовался!». Мелькнула и тут же заглохла. А Дедов, теперь уже заместитель командира полка по политической части, продолжал:

– Без военных комиссаров, говорил Владимир Ильич Ленин, мы не имели бы Красной Армии. Тогда, в годы гражданской войны, комиссары нам были нужны, как хлеб насущный. Много было командиров, которые не верили в прочность Советской власти, много было и враждебных ей. Да и те командиры, которые вышли из народа, тоже нуждались в поддержке комиссаров, в их совете. Вспомните Чапаева и Фурманова. Теперь положение резко изменилось. Преданность командиров своей Родине неоспорима. Они это доказали на деле. Политически они выросли и могут решать самостоятельно все вопросы, касающиеся боеспособности части. А наши комиссары повысили свои военные знания, приобрели богатый опыт современной войны. Как и командиры, они вполне могут командовать частями и подразделениями. Но отмена института военных комиссаров отнюдь не означает, что теперь замполиты могут меньше заниматься политической работой, вопросами быта бойцов. Я думаю, что все командиры и политработники правильно поймут Указ Президиума Верховного Совета СССР и приказ Наркома.

После замполита вновь взял слово командир полка.

– Командиры эскадрилий, запишите задание на завтра, – сказал он. Сегодня Локтев уже не добавил «и комиссары». Это с непривычки немного ущемило Комлева, однако он, как и прежде, начал записывать задание. А Локтев все тем же отрывистым, глухим голосом говорил:

– Первая эскадрилья с рассветом посылает пару на разведку аэродрома Луостари.

Командир полка подошел к карте, на которой была нанесена наземная обстановка, отмечены аэродромы противника, и подробно рассказал об условиях полета, указал высоту, маршрут, направление захода на цель, скорость. В заключение предупредил:

– Ни в коем случае не вступать в бой. Задание всем ясно?

– Ясно, – ответили хором летчики.

– Разрешите? – спросил Комлев и встал. – Может быть летчики сами решат, как им выполнять задание?

– Не отсебятничайте! Условия полета даются штабом дивизии, – ответил за командира Дедов. – Еще что у вас?

– Знаю, товарищ военком, – продолжал Комлев, – что задания на разведку даются штабом дивизии, но выполняют эти задания летчики. А их, летчиков, пеленают, как пеленали раньше детей грудных. Вначале вытянут вдоль боков руки, затем завернут в пеленку из холстины, а поверх еще широким кушаком перетянут и в ногах завяжут крепким узлом. Лежи и не каркай, теперь, мол, не развернешься.

Больше года воюем, а приказы на разведку, как близнецы, походят один на другой: высота, маршрут, время появления над целью. Я не знаю, откуда пошел такой порядок. Это сковывает инициативу летчиков и ведет к печальным последствиям. Немцы изучили наши полеты, как пять пальцев, и встречают нас в воздухе. А я так считаю. Дело штаба дать приказ, что разведать и какие сведения о противнике доставить командованию. В исключительных случаях, если крайне необходимо, ограничить летчика временем. Все остальное должны решать непосредственно исполнители приказа. И об этом мнении эскадрильи прошу вас, товарищ майор, доложить командованию дивизии.

– Замполит первой дело говорит. Идите отдыхать, – завершил разбор боевого дня Локтев.

– Ну, как самочувствие, политичный? – спросил Ветров Комлева по пути к штаб-квартире (так шутя называлась землянка командира и комиссара эскадрильи). Ветров любил подражать первенцевскому Кочубею и своего комиссара называл «политичный ты мой». И даже впервые испытал в бою своего «политичного» по-кочубеевски. В первом совместном вылете он специально закладывал головокружительные виражи, выполнял боевые развороты и другие фигуры высшего пилотажа, но комиссар словно бы привязался к ведущему. В полете Ветров только одобрительно поводил густой бровью да удовлетворенно покачивал головой.

– Настроение? А что? Как всегда.

– Ты только не думай, что с этого дня я твой командир, а ты у меня подчиненный. Мы с тобой как были равными, так и останемся равными по службе, друзьми по боевой работе. И никаких гвоздей.

– А я иначе и не думал.

– Вот и преотлично, все, что ты скажешь, для меня закон, всегда поддержу.

– И я тоже. Указ правильный. Хорошо сказано, что для комиссаров создалось ложное положение. Это и я чувствовал, и ты тоже. Да и каждую мелочь тебе надо было согласовывать со мной. Хотя ты и так знал, что я не буду против. Одна формальность. А Локтев? Смотри, как он изменился. Не узнать. Сравни-ка сегодняшний разбор с теми, что были когда-то.

3

Майор Локтев вступил в командование полком в марте 1942 года. Полк формировался из молодых летчиков и техников, только что окончивших училища. Предстояло в кратчайший срок подготовить часть к боям.

Отличный истребитель, но человек по натуре горячий и вспыльчивый, на первых порах Локтев допускал грубые ошибки в обращении с подчиненными, которые вызывали отчужденность между командиром и коллективом. Как трещина разделяет льдину, так командир отдалялся от своего полка. На счастье на пути Локтева оказался военком Дедов...

Как-то после ужина Локтев зашел в землянку. Дедов писал. Локтев молча порылся в своих бумагах, взял нужную и направился к выходу.

– Куда, Григорий Павлович? – остановил его военком.

– А что?

– Садись, мне поговорить надо с тобой.

– О чем? – пожал плечами Локтев.

– Садись, узнаешь. Григорий Павлович, так долго не протянешь. Самое трудное впереди, а ты уже сейчас, как тень. На себя не походишь, одни глаза да нос торчит.

– К чему это вы разговор завели? Короче, мне некогда, – нехотя садясь на табуретку, бросил Локтев.

– Ты командир полка и у тебя на все должно хватать времени, в том числе и на разговор со мной.

– Что это, исповедование?

– Душевная и дружеская беседа старшего товарища.

– Пока мы на одних правах, и я не считаю себя, младшим по отношению к вам, – переходя на официальный тон, повысил голос Локтев.

– Дело-то не в чинах, дорогой Григорий Павлович, – сказал военком, – а...

– А, понимаю. Как представитель партии и Советской власти, – с иронией продолжал Локтев.

– Да, как представитель партии, я с вами и хочу поговорить, – словно не замечая иронии, тоже официально ответил Дедов. – Это, во-первых. Вы мне в сыновья годитесь, и у меня больше житейского опыта и больше опыта руководства коллективом. Это тоже обязывает меня говорить о вашем стиле работы. Дальше. Мы, как члены партии, обязаны указывать друг другу на недостатки. Ну, и, наконец, как товарищ по работе я должен предостеречь вас от тех последствий, к которым могут привести ваши ошибки в руководстве полком. Есть замечательная пословица: «Друга осуждай в глаза, врага – за глаза». Так вот, я хочу сказать вам в глаза, что думаю. Куда вы сейчас собрались?

– Вторая начинает полеты.

– Ну и пусть летает, там есть командир эскадрильи, комиссар, пусть они и руководят полетами.

– Напортачат, а мне отвечать.

– И мне, – Дедов пристально посмотрел командиру в глаза. – Вот в этом и есть один из твоих недостатков.

Ты не доверяешь своим помощникам, лезешь во все сам. Отбиваешь у них инициативу, снижаешь ответственность за порученное дело. Носишься, мечешься, чрезмерно расходуешь свои силы, а когда нужно будет вести полк в бой, ты выдохнешься.

– Не выдохнусь, сухое дерево всегда крепче, а толстым никогда не был, – более спокойно ответил Локтев. Но, вспомнив слова комиссара о доверии, снова вспылил: – Довер-рие, доверие! Какое тут, к чертовой матери, довер-рие, когда сроки подготовки полка уходят, а у нас все еще ни у шубы рукав! Спросят с нас: когда будет готов полк? Что ответим?

– Эх, ты, голова садовая. Одного ты не можешь понять, что своим метанием из стороны в сторону ты не ускоряешь подготовку полка, а тормозишь ее. Командир должен быть требовательным, но без истерики. Там, где надо одобрить, ты разносишь, где дать твердые толковые указания – кричишь. Иногда оскорбляешь людей. Командир, это прежде всего воспитатель, старший товарищ. Знаю, что ты простой, душевный человек, любишь своих подчиненных, но зачем напускать на себя не в меру строгость? Думаешь, от этого дело пойдет лучше? Ошибаешься.

– Вы говорите об умении руководить, – перебил Локтев. – А откуда ему быть у меня? Началась война – я был командиром звена. Бои и бои без конца. Убили командира эскадрильи, меня на его место поставили, а ничего не изменилось: полеты, бои, полеты, бои. На земле, по сути дела, я не встречался со своими подчиненными. А теперь вот полк дали.

– Вот и надо приобретать это умение. Чем быстрее, тем лучше. Теперь время другое. Поставили – руководи, но с толком.

Дедов положил свои тяжелые руки на костлявые плечи командира и тихо, но твердо закончил:

– Ты часок отдохни, а я пойду, уже моторы запускают. Да, чуть не забыл. Если сразу не уснешь, почитай. Это выдержки из книги генерала Драгомирова. Умница был. Он писал для сержантов, но полезно почитать и большим начальникам.

Комиссар ушел, а Локтев лег и задумался. На душе было муторно. Никогда не думал, что так нехорошо может получиться.

ГЛАВА III

1

Бозора Мирзоева, как «безлошадного», послали в дом отдыха летчиков Карельского фронта.

Городок, где находился дом отдыха, стоит в ущелье. Здесь часто бушевали метели. Горожане расчищали дорожки и вдоль домов образовались коридоры с высокими снежными стенами.

Подняв воротник летной куртки и поглубже надвинув ушанку, Мирзоев поздним вечером возвращался с прогулки. Под ногами звонко хрустел снег.

– Ах! – раздался испуганный возглас, и с сугроба скатилась девичья фигурка.

– Ушиблись? – участливо спросил Бозор, помогая пострадавшей подняться.

– Благодарю... испугалась чуточку, – переводя дыхание, ответила девушка певучим мягким голосом.

– Разрешите, я немного за вами поухаживаю, – робко сказал Бозор и начал отряхивать снег с пухового платка и коротенькой шубки.

В темноте черты лица были плохо различимы, но голос показался знакомым.

– Нам, наверное, по пути? – поравнявшись с девушкой в том месте, где коридор был шире, спросил Бозор.

– Не знаю... Я не знаю, куда вы идете... Если в дом отдыха, то по пути...

– Вы угадали, – ответил он, несмело беря спутницу под руку, и добавил: – Разрешите, я вас буду немного поддерживать...

– Какая внимательность... Вы всегда такой внимательный? – с легкой иронией спросила она.

– У вас так много снега, – вместо ответа проговорил Бозор.

– А у вас меньше?

– Конечно, меньше.

– То-то вы и обращаетесь к нам, чтобы чистить поле.

Незаметно дошли до большого здания.

– Вот я и дома, – сообщила девушка.

– О, так мы рядом живем, – обрадовался Мирзоев, но, тут же погрустнел: уж очень скоро окончился приятный путь.

– Большое вам спасибо, – высвобождая свою руку из руки Бозора, поблагодарила девушка. – Теперь я сама дойду и думаю, что больше не упаду.

Бозор зашел в подъезд. Свет электролампочки осветил лица. Они глянули друг другу в глаза и почти одновременно воскликнули:

– Храбрый летчик!

– Агрессорша!

Оба задорно и весело засмеялись.

2

В биллиардной Бозора встретил Афоня Кучеренко.

– Ты где болтался? Из-за тебя партию проиграли.

Бозор, не обратив внимания на упрек друга, прошел в угол, уселся на мягкий, глубокий диван. Вынул из кармана удостоверение личности, извлек лежавшую в нем маленькую фотокарточку. И чуть не привскочил на диване. На фотографии с надписью «Захочешь – найдешь. Таня» была конечно же она, эта самая «агрессорша».

Мысль мгновенно возвратила его к недавнему прошлому.

...Через густую темно-коричневую дымку, словно через закопченное стекло, устало проглядывает полярное солнце. Порывистый ветер ласкает загорелые лица воинов. Полк выстроен на границе летного поля, фронтом к командному пункту.

Вот массивная дверь под нависшей глыбой открылась, и из проема вышла большая группа людей.

Впереди полнеющий, но еще стройный генерал и сухой, жилистый, коренастый горняк, забойщик Орехов, за ними – военком полка Дедов с рабочей делегацией. Позади – трое военных, у одного из них зачехленное знамя, за плечами двоих – русские трехлинейные винтовки.

– Полк, смир-ноо-о! Равнение на середину! – командует майор Локтев и, повернувшись кругом, четким шагом идет навстречу комдиву. За три шага, пристукнув каблуками, приложив руку к пилотке, рапортует:

– Товарищ генерал! Истребительный авиационный полк на торжественный акт вручения боевого знамени – построен!

Локтев делает шаг в сторону. Генерал приближается к строю.

– Здравствуйте, товарищи!

В ответ единым могучим выдохом: – Здравия желаем, товарищ генерал! Комдив берет знамя, шелковое полотнище колышется от легких порывов ветра.

– Товарищи летчики и техники! Товарищи командиры и политработники! Сегодня вам вручается полковое знамя. Берегите его как зеницу ока.

Командир соединения вручает знамя командиру полка.

Тот, передав стяг знаменосцу, командует:

– Полк, под знамя, смирно! Равнение на знамя!

Шеренги замирают.

Знаменосец, раскрасневшийся, взволнованный, высоко поднимает древко, в сопровождении ассистентов и вооруженного эскорта, чеканя шаг, идет вдоль шеренг. Сотни глаз сопровождают гордо развевающуюся на ветру святыню. И те, кто не раз уже стоял под знаменем, и те, кто впервые видел его перед собой, взволнованно переживают эти минуты. Пройдя перед строем, знаменосец замирает на правом фланге.

– Вольно!

Но полк по-прежнему стоит, не шелохнувшись. Генерал подходит ближе к строю.

– Дорогие товарищи! Командование надеется, что вы с честью пронесете это Красное знамя через все испытания. Перед вами поставлена задача: в кратчайший срок подготовиться к боевым действиям. Ваши товарищи обливаются кровью в неравных боях с врагом. И чем быстрее вы придете к ним на помощь, тем меньше будет пролито крови вашими друзьями, тем сильнее будет наш удар по врагу. Одновременно вы будете нести охрану своего аэродрома и города. У вас есть все, чтобы успешно справиться с заданием. Желаю успеха.

К авиаторам приближается Илья Фомич Орехов. Пепельные, аккуратно подстриженные волосы зачесаны назад. Держа старенькую кепчонку в заложенных за спину руках, он внимательно смотрит на строй.

– Сыны наши родные! Под Красным знаменем мы с вашим комиссаром Сергеем Филипповичем Дедовым в гражданскую вместе белогвардейскую контру громили. Потом я на рудник пошел, а он остался в Армии. Но связи мы не порываем, дружбу крепко бережем. Перед тем, как поехать к вам, мы посоветовались с рабочими завода и рудника и порешили всем миром считать ваш полк родным полком. Бейте, сынки, врага беспощадно, всегда помните, что мы с вами. А мы ни сил, ни здоровья не пожалеем, а дадим все, что нужно для разгрома лютого зверя. Мы добудем столько руды и выпустим из домен такую лаву металла, что в ней сгорит вся нечисть. Примите от нас, от рабочих, скромные подарки. Они от всего нашего рабочего сердца.

Илья Фомич дал знак своим товарищам, и они стали вручать воинам посылки.

Передавая небольшой, аккуратно зашитый в белую материю пакет Бозору Мирзоеву, Илья Фомич ласково проговорил:

– Какой ты юный! Ну, это не порок. Не смущайся своей юности. Возмужаешь. Сергей Филиппович в ту пору, кажись, был еще моложе тебя, а в боях отличался на славу. А ты из каких мест будешь?

– Самый юг. Таджик я. Вахш-река слыхал?

– Слыхал. Не только слыхал, а и воевал там. Выходит, земляки мы с тобой. Да еще дважды. По реке Вахш и по реке Туломе. Вот как оно в жизни случается.

Принимая посылку с надписью: «Самому смелому летчику», Мирзоев краснел и что-то невнятно бормотал. В те дни Мирзоеву здорово не везло в полетах, и он не без оснований считал, что посылка попала не по назначению. А когда строй был распущен, то выяснилось, что все посылки были адресованы самым смелым летчикам и самым передовым техникам. В пакете он и нашел эту маленькую фотокарточку.