Текст книги "В небе полярных зорь"

Автор книги: Павел Кочегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

2

Следующий привал должен был быть у скалы, названной на карте Пасть зверя. То ли в результате обвала, то ли в силу других каких причин в ее подножии образовалась вместительная пещера, действительно похожая на зияющую пасть чудовища. Когда до нее оставалось каких-то двести метров, в небе показалась темная, с каждой минутой увеличивающаяся в размерах точка. Первым заметил ее Иван.

– Летит! Воздух!

Это произвело впечатление разорвавшейся бомбы – все инстинктивно бросились в разные стороны.

– Назад! К скале! Или как зайцев перестреляют! – закричал Комлев. Люди сбились в кучу.

– Рассредоточиться и бегом к скале! – крикнул еще раз Никита Кузьмич. – Главное – спокойствие.

Немецкий разведчик – «рама» 1313
  «Рамой» называли немецкий самолет «Фокке-Вульф-189».


[Закрыть] тем временем приближался. Летчик, по всей вероятности заметив колонну, прибавил газу: за хвостом потянулась полоса густого дыма. Но отряд уже подходил к скале.

– Проходите, быстрее проходите, по одному, – приговаривал Комлев и почти вталкивал каждого в темноту пещеры. – Осторожнее, успеем, успеем, все успеем...

Последний человек скрылся под гранитным навесом. А самолет уже делал заход для атаки. Зацокали по камню пули.

«Рама» развернулась и на полном газу ушла обратно.

Штурман наверняка передал по радио координаты, и теперь надо ждать карателей.

– Так-то, брат Бозор, не удалось нам незамеченными ускользнуть, – с горечью сказал Комлев, глядя вслед скрывшемуся в облаках разведчику. – Надо бы уходить отсюда скорее, да вот люди... – Он взглядом указал на скалу, укрывшую беглецов. – Без отдыха они двигаться дальше не могут.

– Тогда надо занимать оборону, – сказал Мирзоев.

– Да, надо! Обязательно надо!

Местность для обороны была удобной. Между скалой, которая укрыла отряд, и другой, соседней, круто уходящей вверх, образовался своеобразный туннель, вход и выход из которого предстояло оборонять.

В пещере тем временем разожгли костер. Из-под каменной арки, как из курной избы, повалил дым. Машенька хлопотала среди больных и обессилевших. Тиша любовно уложен на сосновые ветки. Остальные сидели у костра, взволнованно обсуждали последнее событие, поджаривали кусочки мяса.

Комлев присел к костру, высказал свои соображения о сложившейся обстановке. Возражений против того, чтобы занять оборону, не было. Даже Сомов понимал, что это единственная возможность спастись.

На ходу глотая непрожаренные куски мяса, мужчины под руководством Мирзоева занялись сооружением снежных окопов. Используя в качестве лопат лыжи, вырезали снежные кирпичи и выкладывали из них брустверы.

– Поднажмем, старшина, чтобы веселее фрицев, встречать, – подбадривал Мирзоев насупившегося Сомова.

– Будут окопы или нет, а если фрицы придут, все равно всем нам тут крышка.

– Ну, раньше смерти не умрем. Подлиннее и пошире делай!

– Что же, танцевать в нем, что ли?

– Ты забыл, что в окопах делают? – не удержался от замечания Иван. – Быстро вспомнишь, когда припечет. Руками начнешь снег разгребать.

Комлев в это время обошел местность, проверил у всех оружие. Кое-кому подсказал, как действовать гранатой. Четырех автоматчиков во главе с Иваном Трофимовым послал на противоположный конец ущелья.

Не успели закончить с окопами, как послышался такой знакомый, такой родной гул.

– Наши, наши яки! – в восторге крикнул Мирзоев. И тут же закричали, захлопали в ладоши, замахали руками остальные.

Истребители сделали круг и начали пикировать на противоположный склон невысокой сопки, стоящей неподалеку от скалы Пасть Зверя. Перекрывая гул моторов, затрещали короткие пулеметные очереди. Бозор непонимающе посмотрел на Комлева.

– Все ясно. Разведчики заметили врага и решили его атаковать. А обстреляли они наших преследователей. Видать, «рама» успела сделать свое дело, ясное море. Пошли готовиться к встрече! – Комлев быстрым шагом направился к ущелью. Но тут же остановился, показывая рукой на появившуюся в небе шестерку «мессеров». Завязался воздушный бой.

Клубок самолетов то удалялся в сторону – тогда их не было видно из-за нависшей скалы, то опять появлялся над головами, и люди с замиранием сердца следили за этой головокружительной каруселью. Вот вышел из боя задымившийся «мессер». Следом за ним вспыхнул «яша». Из кабины вывалился черный комок.

– Открывай парашют, открывай! – кричали из отряда падающему пилоту, словно он мог услышать. Не сразу заметили, как из-за сопки, по которой вели огонь наши истребители, выскользнул лыжник, за ним второй, третий, лощина стала быстро заполняться людьми. Впереди – высокий, на очень длинных ногах немец с овчаркой на поводке.

Зная, как напряжены, как волнуются товарищи, Комлев тихо, но так, чтобы слышно было всем, отчеканил:

– Спокойствие! Без команды не стрелять! После команды – одиночными патронами и только наверняка.

Между отрядом и немцами каких-нибудь сто, семьдесят, наконец пятьдесят метров. Гулко стучат сердца. Бозор еле сдерживается от соблазна нажать на спусковой крючок.

– Что же он молчит? – досадует на командира. Но вот долгожданная команда:

– Пли!

Грянул залп. Взмахнув руками, упал навзничь длинноногий немец. Овчарка , почувствовав свободу , большими прыжками ринулась вперед.

– Пли! – повторил Комлев и , когда собака сделала последний прыжок, выстрелил в упор.

Еще несколько вражеских тел распростерлось на снегу. Получив отпор, немцы залегли.

– Пли! – снова раздалась хриплая команда Комлева.

Гитлеровцы, отстреливаясь, стали отползать назад.

– Для начала неплохо , – удовлетворенно отметил Комлев.

– Дали напиться, – скупо обронил лежащий рядом Сомов.

При первых же выстрелах этот человек, как строевой конь при звуке трубы, подтянулся, стряхнул с себя апатию, вел бой толково, с большой выдержкой. Теперь, обернувшись к Комлеву, он натужно, словно это стоило ему величайших усилий, сказал:

– Ты не серчай на меня, командир. От слабости, от помутнения разума я тогда говорил... В случае чего, когда будешь писать письмо в Псков, жене моей, не пиши о том...

– Я уже забыл, – искренне ответил Никита Кузьмич.

3

Пока отражали первую атаку, летчик, покачиваясь на стропах, опускался на парашюте в ущелье. Его мотало из стороны в сторону, ударяло о гранитные выступы, и приземлиться удалось только на соседней сопке. Воспользовавшись передышкой, Комлев распорядился:

– Бозор, на помощь!

Но не успел Мирзоев отползти и несколько шагов, как немцы открыли по нему стрельбу. Взметываются рядом снежные султаны. Противное жужжание пронизывает насквозь. Хочется вскочить и броситься назад, под укрытие скалы, к товарищам. Но он продолжает ползти... Вжить, вжить!.. Мирзоев делает отчаянные прыжки, и вот он у парашюта, накрывшего собой пилота. Оттаскивает купол в сторону и валится в снежную воронку. В ней, зарывшись в сугроб, лежит человек. Минута, и лицо его очищено от снега. Не верится глазам. С губ срывается:

– Сенька!..

Да, перед ним Блажко. На подбородке застыл ручеек крови. Тормошит товарища за плечи до тех пор, пока тот не открывает глаза.

– Пить...

Комок снега, который Бозор вкладывает Блажко в рот, окончательно приводит его в чувство. Сев, Блажко оттолкнулся к стенке воронки.

– Бозор?!. А говорят, того света нет...

– Успокойся, мы еще не на том свете. Ты ранен?

– Не знаю. Шум в голове страшный.

Ощупав летчика, Бозор не нашел ни ран, ни переломов.

– Борис, – Блажко пытается заговорить о чем-то, но Бозор отмахивается.

– Потом! Все узнаешь. Сейчас спустимся к нашим, еще не так удивишься.

– А кто это – ваши?

– Увидишь! Пошли.

Кубарем скатившись с горы, ползут по открытой местности. На этот раз по ним не стреляют. Оказывается, немцы частью сил обошли ущелье и начали штурм позиции Ивана Трофимова, оборонявшего с товарищами выход из него. Комлев, отобрав несколько человек, собирался ползти на помощь Трофимову, когда Мирзоев доложил:

– Товарищ капитан, ваше приказание выполнил!

– Молодец! Летчик-то жив? – не оборачиваясь, спросил он и вдруг услышал:

– Товарищ гвардии майор! Воздушный десант в составе гвардии лейтенанта Блажко прибыл в ваше распоряжение.

Комлев стремительно обернулся.

– Семен! Ну и дела! – Комлев дотянулся до руки летчика и крепко пожал ее.

– Ей богу, правда. На второй день пришел приказ о награждении вас боевым орденом и о присвоении звания майора. А вскоре после этого полку вручили гвардейское знамя, – торопился доложить все новости Блажко.

– Вести добрые. А сейчас ты, Семен, вместе с Бозором отправляйся к Трофимову. Там сейчас жарко будет. А мы станем держать оборону здесь.

4

После того памятного дня, когда Таня Лебедева получила письма от Блажко и Комлева, прошло около года. Она тяжело пережила известие о гибели друга. В один из вечеров, обращаясь к своей тете сказала:

– Придется Леночке временно пожить у тебя.

– Что так? – спросила та.

– Я ухожу в партизанский отряд.

Тетя заголосила, но Таня не думала менять своего решения. Не помогли и уговоры подруг, товарищей. Когда Таня сообщила о своем решении Илье Фомичу Орехову, он пощипал свой длинный ус, потер наморщенный лоб и сказал:

– Ну так что ж, доченька, гладенькой тебе дорожки. Таню, прошедшую курсы медицинской подготовки, взяли в отряд вместо заболевшего фельдшера.

За эти месяцы молодая женщина три раза побывала в тылу противника, исколесила сотни километров. Она все еще надеялась встретиться с Бозором, но со временем надежды таяли.

Глубокой осенью партизанский отряд расформировали, многие бойцы пошли служить в регулярные части Красной Армии. Среди них была и Таня. Ее просьбу – направить к разведчикам – удовлетворили.

И вот новый поход.

Разведрота поднялась уже достаточно высоко по склону горы, как замыкающий передал по цепи:

– Сзади человек!

Рота быстро заняла круговую оборону. Бойцы с суровыми лицами, с автоматами и гранатами наготове всматривались в снежную пелену.

Вначале красноармейцы увидели какой-то движущийся ком, затем перед ними возник человек, одетый в спортивный костюм. Он тяжело дышал и что-то говорил, ударяя себя в грудь.

– Кто такой? – спросил командир роты.

– Норге, норге! Шел русски, руссиск! Надо помощь руссиск плен!

Красноармейцы ничего не понимали, удивленно смотрели на человека, возникшего из снежного вихря.

При рассказе норвежца сердце Тани дрогнуло. Она раньше всех поняла, что хочет сказать этот человек и нетерпеливо начала расспрашивать:

– Говори толком, кому помощь нужна, каким пленным?

Норвежец развернул карту и повторил рассказ более спокойно. Когда красноармейцы уразумели, чего хочет норвежец, Таня, обращаясь к командиру роты, умоляюще попросила:

– Ну, товарищ старший лейтенант, быстрее, быстрее пойдемте за этим человеком...

Командир роты не спешил с принятием решения. Обстановка возникла необычная. Он приказал радисту связаться с командованием. Связь устанавливалась долго, слышимость была плохой.

– Вот тут поговори, черт побери! – нервничал командир.

После долгих переговоров командование поняло, что случилось, и бойцы услышали:

– Действуйте, исходя из обстановки! Разведгруппа двинулась за норвежцем.

5

На группу Трофимова обрушился шквал огня. От разрывов мин дрожат горы. Шипят в снегу раскаленные осколки.

Быстро пробежав по ущелью, Бозор и Семен падают между Иваном и Машенькой, плотно прижимаются к земле.

– Почему ушла от больных? Или без тебя здесь не обойтись? – спросил Мирзоев, с тревогой посмотрев на девушку.

– А ты не беспокойся за меня, Боря. Больные в укрытии, а здесь и мое оружие пригодится, – Маша скосила глаза на лежащую перед ней груду камней. В голосе такая решимость, что спорить бесполезно. Однако камни против автоматов – плохое оружие, и Мирзоев отдает ей свой трофейный маузер. Как стрелять из него, объяснял на привалах.

– Жарко, Ванюша? Иван озорно подмигнул.

– Это что, терпимо! Вот у нас в Брестской... Внезапно огонь прекратился. Нависла тревожная, страшнее любой канонады тишина. Слышно, как сердце отсчитывает секунды. Мирзоев еще раз окидывает взглядом позицию: впереди крутой каменистый спуск, посредине ущелья торчит глыба гранита. За глыбой держат оборону три автоматчика.

– Как-то они там выстоят? – думает он и приказывает Блажко перейти к ним. Сам остается с Трофимовым. Семен не может обойтись без шуток – лежа выбрасывает к голове руку: ваше приказание-де будет выполнено – и ползком направляется за гранитную глыбу. Теперь Бозор спокоен за тот участок.

Немцы, видимо, решили, что их сокрушительный огонь сделал свое дело и стали цепью приближаться. На ходу сбрасывая лыжи, цепляясь за камни, солдаты полезли вверх. Бозор видит, как один замешкался, – удобный момент снять его метким выстрелом, но нельзя выдавать себя раньше времени. К остановившемуся подползает второй и дает ему увесистого тумака. Мирзоев, решив, что это командир карателей, берет его на прицел. К этому времени фланги противника выдвинулись вперед: медлить больше нельзя. Мирзоев нажимает на спусковой крючок. Немец, ткнувшись головой в землю, покатился под откос. Защелкали выстрелы обороняющихся. Атакующие, оставляя убитых и раненых, отхлынули назад.

– Ну, сейчас начнется кадриль, – впервые за все время атаки заговорил Иван Трофимов.

Слова его утонули в грохоте. И все же Бозор услышал, как Иван тут же охнул. Бозор бросился на помощь, а возле раненого уже сидит Машенька, перевязывая руку, приговаривает:

– Я же тебя предупреждала, Ваня, что палец – твое единственное уязвимое место!

– Это что, Машенька, обойдусь! Вот нам политрук рассказывал, как в гражданскую...

Ванюшка не успел досказать, о чем рассказывал политрук. Раздался такой силы разрыв, что у Мирзоева потемнело в глазах, возникла острая боль в ушах. Протерев глаза, он с ужасом увидел поднявшуюся во весь рост Машеньку. В лице ни кровинки, только в глазах невыразимая тоска. Пряди волос прилипли ко лбу. Рядом, на снегу, длинноухая пуховая шапочка.

– Все, Боря... – с трудом выговорила она, сорвала с шеи цветастую косынку и опустилась на колени. Не успел Бозор подбежать, как девушка упала, неловко подвернув под себя руку. Крепко зажатую в другой руке косынку подхватил ветер, накрыл ею белокурую голову.

Мирзоев и Трофимов остались вдвоем. А немцы возобновили атаку.

– Получай! Еще получай! – приговаривает Иван после каждого выстрела.

В стороне, за глыбой, раздался недружный залп, вслед за ним взрыв, и все смолкло. Неужели у Блажко всех перебили?

– Оставайся здесь, Ваня, а я гляну, что там.

Мирзоев приподнялся и тут же упал. Пуля царапнула висок, сразу потянуло на сон. Приложил к ране комок снега. Откуда стреляют? Глянул в сторону огромного камня – там притаился фашист. Как он туда попал, гадать некогда. Снимает его выстрелом и бегом за глыбу. Здесь двое убитых, третьему Блажко перевязывает рану на голове клочком своей рубахи, не видит, что совсем близко к ним подполз вражеский солдат.

– Зачем зеваешь? – кричит Бозор и выстрелом в упор сбрасывает врага.

– Гранату бросил какой-то стервец. Видишь, что понаделал? Ну, и ему не поздоровилось.

– Это тебе бы не было здоровья, если бы фриц поближе подполз. Есть патроны?

В автоматах убитых товарищей патроны еще были. Один автомат взял Бозор, другой – Семен. Магазины менять некогда. В азарте выпускают по очереди. Бьют почти наугад, так как фашисты решили залечь.

– Неужели они думают, что нас еще много? Что ж, это нам на руку, – говорит Мирзоев. – Слушай, пока здесь затишье, сбегаю-ка я к Ивану. Что-то замолчал Трофимов.

Не успел Мирзоев сделать и двух шагов, как Блажко с легкостью кошки прыгнул вперед, схватил его за руку, отдернул за свою спину. Сверху прострекотала автоматная очередь. В глазах Семена сдвоилось рыжее лицо фашиста. Семен вскинул пистолет, нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Тогда он с силой бросил пистолет в фашиста, притаившегося на камне, выругался и, зажав живот руками, со стоном опустился на снег.

– Семен! Сенька! – тряся за плечо товарища, в ужасе закричал Мирзоев.

– Прости Бозор за... – Блажко не досказал. Голова его ударилась о холодный камень, шлемофон откинулся на затылок.

Бозор, смахнув слезу, побежал к Трофимову. Тот, распластав руки, лежал мертвый. Мирзоев схватил его автомат, увидев, что диск пуст, с досадой отшвырнул в сторону.

– Теперь все...

И вдруг Мирзоев увидел – по ущелью ползет Тиша. В руке полощется что-то яркое, знакомое. Да это же машёнькина косынка!

– Ты зачем здесь? Марш назад! – командует Мирзоев.

– Не уйду, дядя Борис! Что хотите делайте, не уйду!.. Я уже выздоровел, да и все тоже. Они сейчас подойдут.

– Эх, Тиша, что толку-то! Ни одного патрона у нас не осталось. Разве что у Комлева есть еще... – говорит Мирзоев, а сам глаза не может отвести от косынки. Проследив за его взглядом, Тиша поспешно объясняет:

– Она вместо знамени у нас будет, дядя Борис. Сейчас я палку найду. Дядя Ваня рассказывал, когда они Брестскую крепость защищали, то там один красноармеец своей кровью рубашку выкрасил и сделал из нее знамя.

Вслед за Тишей подползло еще несколько человек. У них нет оружия, боеприпасов, но у каждого в руке по камню. Воины полны решимости драться до последнего вздоха. Они не сдадутся. В пещере не осталось ни души.

Щелкнул выстрел. Руки Мирзоева опустились. В глазах все плотнее и плотнее сгущается туман. Мирзоев медленно склонил голову. Вокруг нее расплылось темное пятно.

6

Оставив за себя Сомова, Комлев с окровавленной щекой перебежал на позицию Трофимова. Он прибежал в тот момент, когда раненый боец, которого несколько минут назад перевязывал Блажко, отбивался от группы фашистов. Комлев выстрелами из пистолета помог бойцу отбить наседавших врагов.

– Русс, сдавайсс! – кричали снизу фашисты.

Но все решили драться до конца. Тиша вскарабкался на глыбу, воткнул в щель палку с косынкой и громко прокричал:

– Вот вам, получайте!

Зацокали по граниту пули. Тиша свалился Комлеву на руки, к счастью, невредимым. А Машенькина косынка продолжала развеваться по ветру.

Врагу не сдается наш гордый варяг, – запел Комлев. Песню подхватили, она вырвалась из ущелья, и слова:

Пощады никто не желает! – гордой птицей полетели над головами врагов.

– Чего на них любуетесь? Бейте сволочей! – крикнул Комлев и первым метнул вниз гранату, последний боевой резерв. Метнули свои гранаты и другие товарищи. Следом на врагов полетели булыжники. Скалы загудели от взрывов. В то же время вражескую цепь подкосила автоматная очередь.

– У-ра! Ура-а-а! Ура-а-а! – донеслось издалека раскатистое, родное, русское.

Немцы заметались из стороны в сторону, побежали. А люди в ущелье, еще не поняв, что случилось, с криком «Бей, гадов!» кидали и кидали камни.

В лощину стремительно ворвались лыжники в белых маскировочных халатах. Враги окружены, их расстреливают в упор, сбивают с ног прикладами, завязывается рукопашный бой. Комлевцы, кто только может, кубарем скатываются вниз, оказываются в самой гуще боя. Нет времени подумать о том, каким образом подошла помощь. Ясно одно: наши, наши пришли!

Стрельба, панические крики немцев, русские крепкие слова слышны и в противоположном конце ущелья. Там тоже идет бой.

Схватка продолжалась недолго. Когда каратели были истреблены и на секунду восстановилась тишина, которую не успели еще нарушить ликующие приветственные возгласы, раздался чей-то хрипловатый, когда-то уже слышанный Комлевым басок:

– Кто здесь старший?

Комлев устало направился к спросившему, высокому, военному в маскхалате, но, будто споткнувшись, остановился.

– Командир разведроты, старший лейтенант Хмара, – представился тот первым.

– Не узнаешь, Витя? – дрогнувшим голосом спросил Комлев. – Наверное, заершины у меня сегодня, ясное море, – проведя тыльной стороной руки по окровавленной щеке, оказал он.

– Товарищ комиссар! – крикнул Хмара и, бросившись к Комлеву, стиснул его в своих объятиях. По их загрубевшим щекам текли слезы.

– Как вы узнали про нас? – улучив минуту, спросил Комлев Хмару и, кинув взгляд в сторону, сразу все понял. Прислонившись к скале, наблюдая за происходившим, стоял, широко улыбаясь, Оскар Мунсен.

– Ты? Ну и спасибо же тебе дружище! – воскликнул Комлев, крепко пожимая руку норвежца. – Но какими судьбами оказался ты в отряде?

...Таня поднялась под навес скалы вместе с командиром роты. Она пристально вглядывалась в лица бойцов Комлевского отряда, но среди них не было самого дорогого, близкого человека. «Нет, видимо, не суждено мне больше его увидеть», – с болью в сердце подумала она, и тут взгляд упал на лежащего вниз лицом мужчину. Таня подошла и опустилась на колени. Осторожно подняла голову, и страшный крик пронесся под сводами скалы.

– Бозор, Боренька! – в отчаянии звала девушка. – Родной мой, открой глаза...

Стараясь привести любимого в сознание, девушка то осыпала его поцелуями, то прижимала голову к своей груди.

К Тане подошли Комлев и Хмара. Они опустились на колени рядом, сняли шапки.

– Прости меня, Таня, не уберег я для тебя Бозора, – заговорил Комлев. – А как он стремился к тебе.

Голос Комлева сорвался.

– Боря! Дорогой друг! Вот как нам пришлось встретиться! – прошептал Хмара, не пытаясь унять катившиеся слезы. Он прижался к груди Бозора, и ему послышалось, что тот вздохнул.

– Жив он! – крикнул Виктор.

– Что, что ты сказал? – переспросила Таня, не веря тому, что произнес командир роты. Она поднесла трясущимися руками к носу Бозора флакончик с нашатырным спиртом, смочила снегом лицо, стала растирать спиртом его грудь. Бозор приоткрыл глаза. Взгляд был туманным, блуждающим. Таня заплакала, но это были светлые слезы радости, надежды, счастья.