Текст книги "В небе полярных зорь"

Автор книги: Павел Кочегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

3

Утром Мирзоев проснулся раньше всех. Положив руку под голову, он не мигая смотрит на потолок, а в глазах Танюша стоит, как живая, слышится ее певучий голос и особенный, не такой как у других девчат смех. Он припоминает подробности вчерашней встречи, «баталию» на аэродроме и про себя улыбается.

Не дождавшись подъема, Бозор тихо вышел на улицу. В небе блестели холодные звезды. Делая вид, что беззаботно прогуливается, Бозор несколько раз прошел мимо дома, где жила девушка.

«Когда она ходит на работу?» – думал Бозор, возвращаясь в палату.

За завтраком он разговаривал мало, был рассеян и на вопросы товарищей отвечал невпопад. Только Афоне Кучеренко, своему закадычному другу, рассказал о встречах с Таней, о непонятном тревожном чувстве, которого еще никогда не испытывал.

День казался Бозору бесконечным. Надеясь встретиться с Таней, он после ужина направился по знакомой тропинке. Гулял долго. Продрог и уже решил уходить, когда из-за угла вывернулась знакомая фигурка.

– Добрый вечер, Танюша, – радостно проговорил Бозор, почти подбегая к девушке.

– Это вы?! Откуда вы мое имя узнали? Может, я не Танюша совсем, – вскинув на Бозора удивленные глаза, протянула, словно пропела, она.

– От вас. Вот! – он показал фотокарточку.

– Нашел-таки, – обрадовалась Таня и тут же, скрывая свою радость, с деланным безразличием спросила: – Что вы так поздно здесь ходите?

– Прогуляться на минутку вышел перед отбоем, – едва сдерживая дрожь, соврал Бозор.

– Понимаю, снова случайная встреча.

– Вы всегда так поздно приходите с работы?

– Бывает и позднее.

– Вы, наверное, во вторую смену работаете?

– Без смены, когда как придется.

– А сегодня вы когда вышли из дома?

– Вас так интересует мой распорядок дня? – удивилась Таня. – Я ухожу из дома, когда вы еще спите. Хорош тоже мне кавалер! Он знает, как меня зовут, а своего имени не говорит.

Бозор с готовностью представился.

– Вот так-то, Бозор. Ухожу рано, прихожу поздно, извини, мне некогда. Да и ты, чего доброго, к отбою опоздаешь.

И Таня скрылась за дверью.

Шли дни. Каждый вечер они встречались на несколько минут, болтали о всякой всячине; но Бозор не решался сказать главного. И наконец однажды Бозор возбужденно заговорил:

– Танюша! Ты бы так недоверчиво не относилась ко мне, если бы знала, что у меня в сердце.

– Что же? Заноза? Надо немедленно оперировать.

– Тут операция не поможет, – осмелев, шуткой на шутку ответил Бозор. – Таня! – прошептал он и крепко сжал руку девушки. – Понимаешь, Таня...

– Ой! – вскрикнула девушка. – Времени-то сколько уже! Пора домой.

– И все? – недоуменно спросил Бозор.

– А что еще?

– Когда мы сможем долго-долго поговорить? Таня немного подумала, а потом ответила:

– Завтра я, пожалуй, разрешу тебе зайти ко мне ненадолго, а теперь – спокойной ночи.

4

В условленный час Бозор постучал в дверь Таниной комнаты.

– Войдите, – услышал он знакомый голос.

Бозор вошел и остановился у двери, как вкопанный. На кушетке сидела Таня, а у нее на руках, жадно чмокая губенками, сосал из бутылочки молоко ребенок. Бозор стоял и смотрел непонимающими глазами.

– Ты что, ругаться пришел? – весело улыбаясь, спросила Таня.

– Нет, почему же ругаться, – преодолевая смущение, ответил Бозор.

– Тогда проходи, гостем будешь.

Пораженный новым открытием, Бозор не в силах был подойти к Тане. Перед ним сидела не девушка, которую он знал раньше, а женщина-мать. Цветастый тяжелый халат облегал ее полные груди, через плечо перекинута светлая толстая коса. А Танюша, не давая Бозору прийти в себя, все так же улыбаясь, продолжала:

– Ну, почему ты там стоишь? Уж не бежать ли собрался?

Бозор подошел и сел на стул возле Тани. Ребенок оторвался от соски, чмокнул, посмотрел на Бозора.

Таня спросила:

– Ну, как тебе нравится моя дочка?

Бозор не знал, нравится или нет ему эта девочка, да и вообще для него все дети были одинаковыми.

– Нравится, – с усилием выдавил он.

– О, моя Леночка лучше всех.

На коленях Тани девочка подпрыгивала, взмахивала ручонками.

– Что же я сижу? Гостя чаем надо угостить, – спохватилась Таня и передала ребенка Бозору. Он неумело держал девочку, а та, посмотрев на незнакомого дядю, громко заплакала.

– Что ты как в рот воды набрал, говори ей что-нибудь. Нянька!

– Что же я ей скажу?

– Вчера красноречия было хоть отбавляй, а сегодня язык отпал, – сказала Таня, присаживаясь рядом. – Что же ты сегодня такой неразговорчивый?

Бозор изменился в лице. Сердце сжало. «Неужели ревную? Но к кому? За что? Имею ли я право?» – думал он.

– Давай выпьем по стакану чая с вареньем. Сама варила.

– Где ты ее взяла? – вдруг спросил Бозор.

– Кого?

– Дочь.

Таня громко захохотала. Потом ответила:

– Шла я как-то по улице. Снег валил хлопьями. А она с неба и упала мне под ноги. Ну куда девать такую хорошенькую девочку? Дай, думаю, возьму. И взяла.

Бозор готов был провалиться сквозь землю. Ну надо же было задать такой глупый вопрос! Он хотел как-то выйти из неловкого положения и спросил:

– Сколько же тебе лет?

– Опять допрос. Скоро пойдет на третий десяток. Доволен? Но ты уклоняешься от темы. Вчера хотел поговорить о многом, так начинай. Нам здесь никто не мешает. Да и не холодно. Или раздумал?

– Таня, ведь у тебя есть муж.

– Муж?! – Таня невесело засмеялась. – Я же тебе сказала, что девочка свалилась с неба.

В это время в дверях появился мужчина.

– С вашей стороны хамство входить без разрешения, – возмутилась Таня, закрыв перед его носом двери.

Трудно передать чувства, вспыхнувшие в груди Бозора. Ему хотелось успокоить Таню, рассказать о своей любви к ней, но нужные слова не приходили, а язык словно одеревенел. Вечер был испорчен. Остаток времени обменивались вялыми, ничего не значащими фразами.

5

Не успел Бозор раздеться, как его вызвали к телефону. Ветров приказывал немедленно явиться в часть.

Поезд отходил в восемь, а в шесть Бозор постучал к Тане.

– Тебе что, не спится? – обрадованно встретила она Бозора.

Таня стояла в рабочем комбинезоне, туго обтягивавшем ее стройный стан. В этом наряде она казалась совсем-совсем девочкой.

– Я уезжаю, – тихо сообщил он. – Прости за беспокойство.

Это неожиданное расставание внезапно сблизило их и все объяснило.

– Когда? Так скоро?! – взволновалась Таня и присела на кушетку.

Бозор сел рядом. Несколько минут они молчали.

– Так как же дальше, Танюша? – прошептал Бозор, беря ее руку в свою.

– Дальше как знаешь. Адрес известен, нашел, а теперь...

– Теперь никогда, никогда не потеряю. А ты?

– И я, если ты не потеряешься.

Они смотрели друг на друга. Бозор привлек Таню и поцеловал. Неиспытанное до сих пор чувство охватило его... Таня открыла глаза и прошептала:

– Бозор, как все странно получилось...

В ее больших глазах блестели слезы. Слезы радости и печали.

– Милая, милая, – шептал Бозор.

ГЛАВА IV

1

Поднимаясь по крутой дощатой лестнице к аэродрому, Бозор старался угадать причину срочного вызова из дома отдыха.

Вот последняя, сто первая ступень. Мирзоев огляделся. Внизу журчит незамерзающая горная речушка, вдоль которой тянется линия железной дороги. А там, вдали, из-за сопки, по шоссейной дороге, ползет поезд гусеничных тракторов. Каждый трактор тащит массивный ящик.

– Самолеты, новые самолеты пришли! – радостно воскликнул Бозор и зашагал в расположение своей эскадрильи. Не заходя на командный пункт, он завернул к нише, которая недавно укрывала его «харитошу». В ней механик Хмара с мотористом и оружейником заканчивали подготовку нового самолета к облету.

Хмара вразвалку подошел к Мирзоеву. Отерев ладонь о полу куртки, нехотя приложил ее к козырьку, глухим голосом доложил:

– Товарищ лейтенант, машина готова к облету.

– Зачем так меня зовешь и почему ты мне докладываешь? Зачем так шутим?

– И не я вовсе, а командование. Есть приказ о присвоении тебе лейтенанта. Новый боевой расчет к нему, – он кивнул в сторону самолета, – составлен. Ты командир. Как нравится машина?

Гордо задрав серебристый нос, словно приготовившись к прыжку, перед Мирзоевым стоял новенький истребитель ЯК-3. «Да, этот не чета «харитоше», – подумал летчик, а Хмаре ответил:

– Полетаем – увидим.

Хмара залез в кабину, а Мирзоев, пораженный новостью, направился к командиру доложить о своем прибытии. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как услышал сзади глухой, похожий на выстрел, звук. Оглянулся и от неожиданности замер на месте. Из кабины вылетела горящая ракета и, описав траекторию, упала в ведро с отработанным маслом. Оно вспыхнуло. Из кабины вывалился Хмара, стремительно скатился по плоскости и растянулся на снегу. Мирзоев подскочил к нему, пнув на ходу горящее ведро. Огненный столб взвился вверх и рассыпался на несколько шипящих костров.

– Пожар, самолет горит! – раздались тревожные крики.

К месту происшествия прибежали механики, летчики. Огонь быстро затоптали, забросали снегом, но не расходились. Окружив обескураженного техника, засыпали его вопросами. Хмара сидел на снегу, опустив голову, насупив брови, ничего не отвечая.

...Засыпаны песком лужицы масла, ветер унес в горы запах гари, и только придымленный винт истребителя напоминал о ЧП.

2

Младший техник-лейтенант Виктор Хмара – высокий, худощавый, неразговорчивый человек. Отважный и решительный в минуты опасности, в будни он был вялым, разболтанным, ничего у него не клеилось: то мотор не заводится, то перед самым вылетом механик звена обнаружит какую-то неисправность, и машина отстраняется от полета. Вот и сегодня – выстрел из ракетницы в кабине самолета.

В штабе полка, куда Ветрова вызвали вместе с замполитом Комлевым по вопросу дисциплины в эскадрильи, состоялся крупный разговор.

По дороге домой и в землянке Комлев не переставал думать о Хмаре. Вспомнилось...

Комлев ставил задачу на учебно-тренировочные полеты. Хмара опоздал на построение.

– Разрешите стать в строй? – подойдя вразвалку, обратился он к Комлеву.

Военком пристально посмотрел механику в глаза и подумал: «Уж лучше бы ты в таком виде совсем не являлся сюда».

– Сегодня у вас снова «заершины», – Комлев тыльной стороной руки провел себе по щеке.

– Не успел, – тихо ответил тот.

– Пуговица не пришита.

– Только что оторвалась, – и механик разжал кулак, в котором была пуговица от рукава комбинезона.

– Фу ты, ясное море, все у вас причины. Побриться вы не успели, пуговица только что оторвалась, а подворотничок что вам помешало сменить?

Хмара смотрит вниз, двигает из стороны в сторону носком сапога, молчит.

– Товарищ Блажко! Придется вам подождать с началом полета, пока ваш механик не приведет себя в божеский вид. От «заершин» на щеке недалеко до заершин на тросах. А это, вы знаете, чем грозит.

Все улетели. Только Блажко, понурив голову, ходил вокруг своего «харитоши». Вот уж не ожидал он, что дело так обернется.

– Командир, почему у вас самолет не в воздухе? – строго спросил у Ветрова подошедший к радиостанции Локтев.

– Комиссар отстранил от полета из-за механика.

– Нашел время. Выпускайте летчика на задание.

Услышав приказ, Блажко быстро надел парашют, залез в кабину. Вышедший из землянки Хмара, увидев готовую к взлету машину, что есть духу побежал к ней. А моторист уже убрал колодки из-под колес и намеревался сесть на фюзеляж – так обычно сопровождали при рулении, иначе машина могла встать на нос. Хмара подбежал, оттолкнул моториста и в одно мгновение оседлал фюзеляж, обхватив руками киль.

Не останавливаясь на линии старта, самолет пошел на взлет.

– Хмара улетел! Блажко Хмару увез на хвосте! – кричали ребята.

Ветров и Локтев тревожно переглянулись.

– Задание? – тихо спросил Локтев.

– В зону, – так же тихо ответил Ветров. Он поднес к губам микрофон и заговорил: – Блажко! Выполняй полет по кругу. Развороты делай плавнее.

– Вас понял, вас понял, – услышал Ветров дрожащий голос летчика.

На земле все с тревогой наблюдали за этим необычным полетом.

Вот машина сделала четвертый разворот и начала планировать на посадку. Над лесом она быстро теряла высоту, и не успел Ветров сказать: «Подтяни» – машина плоскостью коснулась верхушки сосны. Казалось, еще мгновение – и катастрофа. Но взревел мотор, истребитель выровнялся и, пролетев несколько метров, приземлился.

– За такие фокусы отстраняю вас на два дня от полетов, – заявил перепуганным Блажко и Хмаре командир полка. – Ремонт плоскости за ваш счет.

– Есть не летать два дня, – в один голос отозвались они и повернулись кругом.

Комлев приземлился раньше Блажко. Узнав о случившемся, он ходил в сторонке, непрерывно курил. А когда Локтев отстранил виновников происшествия от полетов, не выдержал, и, подойдя вплотную к командиру, с волнением произнес:

– Это называется ускорили боевую подготовку экипажа? Старшему командиру не полагается отменять приказы младшего через его голову.

Локтев хотел ответить, но только метнул на Комлева виноватый взгляд.

Отделавшийся легким испугом Блажко ходил гоголем и острил по адресу Хмары. Механик же после этого еще больше замкнулся. Начнут с ним разговаривать командиры – устремит глаза в землю, буркнет что-то невнятное и, хоть, как говорят, кол на голове теши, – ни одного слова больше не добьешься. С товарищами тоже держался дичком.

И вот снова объяснение с командиром полка из-за Хмары.

3

В дверь постучали. Комлев очнулся от раздумья.

– Войдите!

В засаленной куртке вошел Виктор Хмара, Руки забинтованы, обгоревшие брови из белесых превратились в темно-рыжие.

– Расскажи, как ты до такой жизни дошел? – спросил Комлев.

Заложив руки за спину, Хмара переминался с ноги на ногу.

– Садись вот сюда, – Комлев, придвинув стул, посмотрел на механика из-под нахмуренных бровей.

Хмара, не выдержав взгляда замполита, опустил глаза, сел.

– Так и будем в молчанки играть?

– А что говорить-то? Если бы я нарочно, а то нечаянно...

– Фу ты, ясное море! – замполит даже сморщился от досады. – Как маленький! Что ты, не понимаешь? Намеренно или нечаянно выстрелил – результат мог быть один: сгорел бы самолет, а вместе с ним и ты.

Комлев встал, прошелся по землянке. Потом круто повернулся к Хмаре и спросил:

– Ну зачем ты к этой чертовой ракетнице лез? Какое тебе до нее дело?

– Я механик, и у меня есть дело ко всему на самолете, – не отрывая от пола глаз, пробурчал он.

– Ты толком расскажи, как все это произошло.

– Прочистил ракетницу, вставил ракету. Стал спускать собачку, а она выскользнула из-под окоченевшего пальца. Вот и выстрел, – глухо произнес он. – Не заступайтесь больше за меня, товарищ капитан, перед командованием. Пусть меня отдадут в трибунал и в штрафную роту отправят, только бы на передовую.

Он поднял глаза, и Комлев увидел в них мольбу.

– Я хочу в пехоту. Ведь вы видите, что у меня здесь все идет комом. Не могу я больше здесь, не могу. И душа, и думы мои там, на передовой.

Голос Хмары дрожал, говорить ему было трудно, но он спешил высказаться.

– У меня мать, сестренка за линией фронта, брат воюет танкистом, батя в партизанах. Когда кончится война, спросят, сколько я убил фашистов. Что отвечу?

– Скажешь, сколько обслужил боевых вылетов, – перебил его Комлев.

– Я вот этими руками хочу душить фашистов. – Хмара вынул из кармана фотокарточку и, подавая ее Комлеву, продолжал: – Вот за эту дивчину еще хочу рассчитаться. Невеста моя...

У Комлева защемило сердце от сознания, что он так мало знает людей.

– Ну что ж, ясное море, силой милому не быть! Пиши рапорт.

4

Переход на новый тип самолета одним летчикам давался легко, другим – с трудом. Многие перед первыми вылетами волнуются, в воздухе держатся напряженно и поэтому не замечают своих ошибок.

Как и раньше, первым в эскадрилье на новом самолете вылетел Егор Бугров. Доложив комэску о выполнении задания, получив замечания, он, уединившись, начал что-то записывать в свой самодельный блокнот.

Прилетел из зоны Семен Блажко.

– Мечта пилота! – вылезая из кабины, с восхищением заявил он, причмокивая губами и прищелкивая пальцами.

– Теперь будем хвоста драть фрицам, – сказал Бозор.

– Боря, не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Попилил бы ты лучше на «харитоше» еще. «Яша» растяп не любит, угробишь...

– И всегда ты, Сеня, плохо говоришь! Ну какой ты человек? – еле сдерживаясь, бросил в ответ Бозор.

– А думаешь, тебе и сказать ничего нельзя, если ты с начальством летаешь? Нет, скажу! Получше тебя летчики на «харитошах» продолжают топать, а тебе «яшу» дали. А почему? Ведомый замполита. Как же! Да и вообще, если бы не военком, пилял бы ты сейчас на «кукурузнике», молоко возил. Это уж как пить дать.

Бугров хотя и был увлечен своими записями, но услышал разговор пилотов, подошел к ним, спокойно проговорил:

– Сеня, брось блажить! Обуздай свое ботало... Ссора казалась неминуемой, но в это время Блажко вызвали к командиру эскадрильи.

– Не устал, лейтенант? – спросил Ветров.

– Никак нет! – отчеканил Блажко, браво вытянувшись перед комэском.

– Тогда еще один полет в зону сделаешь. – Обязательно и неоднократно, как сказал бы отец Пимен, усмотрев бутылку с коньяком, – забалагурил Блажко, но, видя, как нахмурился комэск, закончил: – Есть полет в зону!

Блажко улетел, а Мирзоев остался ждать своей очереди. Сердце жгла обида за военкома. Неужели все летчики думают так?

...Комлеву, и только ему, он обязан тем, что стал истребителем. Мирзоев прибыл в полк из летного училища. Молодых летчиков, как говорят, «вводили в строй». Мирзоеву часто попадало от командования за ошибки. А военком Комлев находил для него слова одобрения, умел вселить чувство уверенности.

Однажды по неосторожности Мирзоев выпустил на землю реактивные снаряды. Они, со страшным свистом пролетев над аэродромом, разорвались вблизи летного поля, вызвав переполох в гарнизоне. А дня через два он опять оказался предметом обсуждения.

– Внимание, внимание! Сенсация! Сегодня в номере лихой наездник Бозор Мирзоев скачет на строптивом козле, – закричал Блажко, указывая рукой на карикатуру в «Боевом листке».

Это за посадку накануне. В момент касания земли колесами, Мирзоев резко взял на себя ручку. Машина подскочила и, снова ударившись о землю, запрыгала, не подчиняясь управлению.

Около стартовки столпились хохочущие пилоты и техники. Бозор сделал вид, что это его не особенно расстраивает , даже вместе со всеми пытался смеяться, но ничего не получилось... Он махнул рукой, в которой держал шлемофон, и, отойдя в сторону, сел на камень. Глаза его были влажны. «Нет, не выйдет из меня летчика, – решил он. – Вот и командир полка об этом же сказал: «Не выйдет из тебя истребителя, в первом же бою проглотят, как пескаря, фашистские щуки!». Пилот все еще видел холодный взгляд командира полка, слышал тон, которым были произнесены эти слова.

Погруженный в свои мысли Мирзоев не заметил, как к нему подошел Комлев, и, положив руку на плечо, с обычной усмешкой проговорил:

– Что, детинушка, не весел, буйну голову повесил?

– Нечего мне веселиться, товарищ комиссар, – почти сквозь слезы ответил Мирзоев. – Все уже стреляют, а я все еще в зону хожу.

– Фу ты, ясное море! Да как почувствуешь машину, словно самого себя, догонишь. Мне тоже сначала туго давалось. Летное дело не простая штука.

– Командир полка сказал, что из меня не выйдет истребителя.

– И командир может ошибиться. А ты действуй настойчиво и добьешься своего, – посоветовал Комлев.

Военком повернулся и быстро пошел в сторону радиостанции, у которой виднелась широкоплечая фигура капитана Ветрова. Из-под голубого околыша выбилась прядь волос, обветренное лицо недовольно морщилось.

Мирзоев остался один со своими думами и переживаниями. Но после слов военкома на душе стало светлее, он уже не считал себя таким несчастным, как несколько минут назад.

Для Мирзоева комиссар эскадрильи Никита Кузьмич Комлев был устодом 77
  Непревзойденный мастер, строгий наставник, внимательный учитель (тадж.).


[Закрыть]. И уж если Комлеву не сразу далось летное мастерство, так что можно говорить о нем, молодом таджикском парне из далекого глухого кишлака?

Юноша решил твердо: он будет настоящим летчиком.

– Ошибку наша редколлегия допустила на этот раз, ясное море, – сообщил Комлев Ветрову.

– Какую?

– Карикатуру на Мирзоева поместили.

– Не вижу в этом ошибки.

– Видишь ли, Николай Гаврилович, в данном случае критика действует на объект отрицательно. Он допускает ошибки не из-за халатности или недисциплинированности. Он потерял уверенность, а мы... Надо одобрить его хоть раз, пусть не совсем заслуженно, но одобрить. Как он сегодня выполнил задание?

– Расчет исправлял подтягиванием, сел хорошо.

– Вот на разборе полетов ты и отметь его с положительной стороны, похвали. Ну, да ты лучше меня в этом разбираешься, знаешь, как надо сделать, что сказать.

– Хорошо. Действительно, долбим и долбим его без конца.

Дела с летной подготовкой у Мирзоева как будто пошли на лад. Он догнал товарищей и отрабатывал полет строем. Как вдруг новое происшествие.

Солнечные лучи заливали лощину между высоких сопок, вырывались из нее, как многоводная река из ущелья, озаряли аэродром, слепили глаза.

– Товарищ командир, самолет на вынужденную пошел, – доложил Ветрову подбежавший механик.

– Где? Какой самолет? – спросил тот.

– Вон между сопок в лощину сел, – указывая в сторону солнца, ответил механик.

К командиру подбежали Комлев, летчики, механики. Они все всматривались в освещенную даль, но ничего не видели. Вскоре вернулся Бугров.

– Где Мирзоев? – не дожидаясь доклада, спросил Ветров.

– Бреющим ходили... потом начали набирать высоту, – ответил тот. – Вижу – у Мирзоева винт остановился и он посадил машину в лес.

– А летчик?

– Я сделал два круга – сидит, не вылезает и ничего не показывает.

Командир посмотрел на комиссара, как бы спрашивая: «Что делать?»

– Ты оставайся на аэродроме, а я возьму людей и пойду к месту происшествия: здесь напрямик близко.

– Давай, Никита Кузьмич. Да постарайся побыстрее.

Захватив необходимый инструмент, поисковая группа отправилась к месту вынужденной посадки. Шли без дороги, прыгая с валуна на валун, обходя топи, перелезая через бурелом. Мошкара лезла в уши, глаза, рот, после каждого укуса на теле вскакивал зудящий волдырь.

Солнце уже поднялось высоко, когда комиссар увидел среди деревьев самолет, а на его крыле – Мирзоева.

– Жив! – облегченно вздохнул Комлев и побежал. Летчик сидел с забинтованной головой, по щекам неудержимо лились слезы.

– Ты что ревешь? – спросил Комлев.

– Что мне теперь будет? Отчислят теперь меня, выгонят из полка.

– Перестань! Ты ведь мужчина! – строго проговорил Комлев.

Мирзоев вытер слезы.

– А не отчислят меня?

– Кто тебя будет отчислять? Воевать еще будешь! Почему сел?

– Баки забыл переключить, – виновато ответил Мирзоев и снова зашмыгал носом.

– Фу ты, ясное море! Ну, хватит ныть, вон механики подходят, – шепотом произнес комиссар, еле сдерживая раздражение.

При посадке пилот рассек кожу на лбу, ушиб руку и ноги.

– Отделался легким испугом, – пошутил подошедший Голубев. – А эти царапины до свадьбы заживут.

Узнав о случившемся, Локтев вскипел:

– Отчислить, ничего из него не получится! Баки забыл переключить! Как он голову не забыл на аэродроме!

– Это сделать никогда не поздно, попытаемся еще с ним поработать, – попросил Комлев.

Такого же мнения был и командир эскадрильи. Однако Локтев настаивал на своем. Комиссар полка Дедов решительно поддержал командование эскадрильи, заявив при этом:

– Не горячись, Григорий Павлович. Они лучше знают пилота и им виднее, как поступить.

Комлев заверил командира полка, что он возьмет Мирзоева к себе ведомым и сделает все, чтобы тот стал настоящим истребителем...

Невеселые воспоминания Бозора прервала команда:

– Мирзоев, приготовиться к полету!