Текст книги "Приключения юнкора Игрека"

Автор книги: Павел Шуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Что делать-то с ним?– пробурчал Борька, ошеломленный натиском Макса.

Все повторяем!– скомандовал Макс.– Делай вид, что примеряешь мальчику костюмчик и ужасно радуешься обновке для братишки.

Самохвалов испуганно глянул Максу в глаза, но тот замахал руками:

–Потом, старичок! Потом, потом... Ты пойми, это же – творчество! Художественное обобщение! Ладно, позже, в редакции, объясню. Да скорее же ты!– взмолился Макс.– Я же во Дворец пионеров опаздываю.

Отщелкав уже знакомый нам всем сюжет, Макс быстро уложил фотоаппарат в сумку и, махнув рукой, стремительно выскочил из секции, оставив нас с Борькой наедине с нашими намерениями.

Ушла и мамаша с Мишаней. Завсекцией водворял на место «мухомор».

Суровцев засмеялся:

–Вот и отлично!– сказал он.– Теперь, думаю, эти костюмчики веселее пойдут.

Мухоморы?– спросил я.

Они самые.

А зачем их продавать, если они такие противные? И неправда это, что мамаша купила Мишане «мухомор». Неправда!

Не твое дело!– зло и холодно отрезал Суровцев.– Тебя бы в мою шкуру – вот бы поглядел я тогда, как бы ты запел, если бы тебе надо было свалить с собственной шеи эти костюмчики. Их мне восемь тыщ штук поставили. Ими на складе сто лет моль кормить можно, если не продать раньше. А кому продашь? Разве что слепому. Вот и приходится выкручиваться, идти на разные дипломатические штучки.

Это чтобы больше слепых становилось, да?– спросил я.– Чтобы эти ваши «мухоморы» люди посчитали за опята или лисички, или даже – за белый гриб?

Это у кого как получится!– усмехнулся Суровцев.– Покупатель – он же как малый ребенок. Не хочет ребенок кашки, противно ему. А ты ему – сказочки под кашку подпусти, ловкую побасенку. Он тогда и не заметит, как проглотил кашку. Сложная это наука, и не вам, мальцам, в нее встревать. Коммерция...

А с Леопардом Самсоновичем у вас тоже была коммерция?– не выдержал я.– Вы ведь и ему «мухомор» подсунули.

Что за чушь?– насторожился Суровцев.– Выражайся яснее.

Пожалуйста!– согласился я.– Могу яснее. Ваш Ромка вон что в кабинете зоологии сделал. И коньяк он в школу приносил. Он! Больше некому, мы это точно знаем... И что же? Чуть на меня все не свалили. А когда мой папа все объяснил директору, Ромке все равно ничего не было. Ромка ваш – как «мухомор». Ему все можно. За него краской заплачено. И еще – стенка какая-то. Мне папа говорил... И в редакцию вы на меня жаловались, будто это все я...

Суровцев криво усмехнулся:

–Ну, акселераты! Во все нос сунут. А стенка – что? Он за нее денежки заплатил. А что помог ему раз добыть дефицитишко – так как же не причинить добро хорошему человеку? Не в моих это правилах. Мне ваш Мантюш ничего дурного не сделал. И детей не обижал. Впрочем, чего я вам об этом толкую? Малы вы еще.

Суровцев глянул на часы и развел руками!

Мне пора. Сиропову, шефу вашему, привет! А газетку пусть пришлет.

Коммерция!– передразнил Борька Самохвалов Суровцева, когда мы спускались к выходу.– Вранье на постном масле. Ишь, как он ее одним костюмчиком актрисой сделал. Войдите в кадр... Войдите в кадр...

–А сам-то ты!– не выдержал я.– Сам-то...

Борька вздохнул:

–Ерунда какая-то... Понимаю, что ерунда, а ничего сделать не могу. И зачем Макс меня фотографировал – никак в толк не возьму. Как ты думаешь: что ему Сиропов по телефону сказал?

– Откуда я знаю. Я и сам ничего не понял. Ты же видел, как Макс спешил.

–Слушай!– подпрыгнул Борька и прямо-таки выхватил из моих рук сетку, которую дал мне подержать, когда «пошел в кадр» взамен мамаши,– Ты диктофон выключил?

А кто его включил?– удивился я.– Ты, что ли?

Ну!– и Борька нажал на черную клавишу.– Есть!

Когда же ты его включил?!– восхитился я.– И – так незаметно... Ну, молодец!

А как начался весь этот кинематограф – так сразу и включил. Просто так. Для смеха. Раз уж мы его взяли с собой, надо же было хоть что-то записать.

А если не записалось?– засомневался я.– Давай проверим.

Выбежав из магазина, мы присели на скамейку, включили диктофон и сразу же услышали строгий голос: «Мамаша! Одну минуточку!.. Вернитесь, пожалуйста. Нам без вас не обойтись...»

Суровцев!– расплылся в улыбке Самохвалов.– Попалась рыбка на крючок!

Крючок, кстати, ему и принадлежит,– напомнил я.– Не забудь, что Катька уже караулит нас у подъезда, чтобы отнять свой диктофон.

Вот и отдадим,– спокойно отозвался Борька.

С кассетой вместе?

Вот еще. Кассету оставим.

Это по какому такому праву?

–Скажем, что хорошую музыку случайно записали. Перепишем, мол, и сразу кассету отдадим. С этой музыкой вместе...

Я засмеялся. Борькина идея – дать Динэру Петровичу кассету с записью всего, что было в магазине – пришлась мне по душе. Для этого ее и переписывать не нужно. Сказать только, что переписали, и все. Пусть трясется. Пусть думает, что есть еще одна запись.

А как же заметка?– спросил Борька.– Подписушка, как сказал Сиропов.– Строк на двадцать... Будем писать или нет?

Надо позвонить Олегу,– сказал я.– О чем писать-то вообще. Про «мухомор», что ли?

Слушай, а давай дадим ему послушать запись!– предложил Самохвалов.

–Сейчас, что ли?.. Поздно уже. В школу опоздаем.

–Ладно,– согласился Борька.– Кассету все равно сегодня Катьке не отдадим. Пусть послушает Сиропов, кто его шикарным костюмом осчастливил.

–Взамен какого-нибудь «мухомора»!– прибавил я.

Как говорит Акрам – «Бумажный кораблик в одном лучше и сильнее океанского теплохода: умеет плавать в арыке».

ГРОЗА В ГОРАХ ПРОТИВ ЗЕФИРА В ШОКОЛАДЕ

У подъезда, вопреки нашим с Борькой предположениям, Кэт не оказалось. Не пришла она и на уроки.

Это ее Пирамидон загрыз,– сказал Борька,– Воротничок наш Катьку, видать, шибко напугал.

–Самохвалов, почему сегодня нет Суровцевой?– спросила Борьку Марта Борисова.

А почему я должен знать об этом?– обиделся Борька.– У нее брат в десятом, пойди и спроси.

–Вы живете в одном доме – вот я и спрашиваю.

–Дом большой, – неопределенно протянул Самохвалов.

Можно было подумать, что его интересуют размеры дома, а не отсутствие Суровцевой.

Сегодня же зайди к ней,– строго распорядилась Марта и узнай – не заболела ли...

А почему я?– с вызовом протянул Борька.– Может, я с ней в ссоре, зачем же мне тогда ходить?

Марта была невозмутима.

–Вот и отлично!– сказала она.– Прекрасный повод помириться перед Восьмым марта! Дружба – лучший подарок!

Слушая Марту, улыбнешься поневоле. Если следовать ее логике, так всем мальчишкам нашего класса следовало не валять дурака, а недельки две назад найти повод крупно поссориться со всеми девчонками сразу – да так, чтобы не оставить им никаких надежд на примирение. И только в самый канун праздника объявить, что все это было с нашей стороны всего лишь милой шуткой и что мы снова великодушно позволяем им дружить с нами... Вот было бы великолепно! И – никаких забот о сюрпризах и подарках! И где была Марта со своими советами раньше?

–Ладно,– угрюмо проговорил Борька. – Зайду.

Видимо, он вспомнил, что все равно нужно будет возвращать ей диктофон.

Но на перемене неугомонная Марта пошла искать Ромку Суровцева и вернулась в класс с ошеломляющей новостью: Катька вовсе не больна, а собирается в дорогу – летит на один день в Москву!

Интересно, зачем она вдруг Москве понадобилась?– спросил я.

Подарок это такой,– объяснила нам Марта.– Ромка говорит, что папа вручил сегодня утром Кате с мамой билеты до Москвы и обратно. Дома конфеты кончились, а они очень любят зефир в шоколаде. Вот папа и решил сделать им праздничный сюрприз – пусть и по Москве денек походят, и свежие конфеты купят.

Вот это класс!– не выдержал Борька.– Подарок века! Нарочно не придумаешь. Это ж почем конфеты получатся?

Смотря сколько коробок купят,– деловито рассудила Марта.

Ну, штук двадцать, не больше,– решил за Суровцевых Самохвалов.

– По двадцать рублей,– выдала ответ Марта.– Примерно, конечно. Вообще-то не знаю, я в Москве не покупала.

– Ничего себе!– присвистнул Борька.– Да за такую цену конфету и в рот-то страшно взять. Это все равно что золотой ложкой манную кашу рубать.

–Вот-вот!– усмехнулся я.– Скажи еще – лакать газировку из бриллиантового стакана.

Марта пожала плечами:

–Ничего не понимаю. Ведь завтра у нас уроки, их-то никто не отменял. Что же, ребята, получается? Мы с вами... будем... будем...

–...Двойки получать!– встрял Самохвалов.

–А Катя... а Катя...– продолжила Марта, не протестуя против Борькиного уточнения...– а она будет в это время зефир в шоколаде уминать и Москвой любоваться?

Борька криво усмехнулся:

Ты за Кэт не шибко убивайся. Вот увидишь – еще и справку принесет, что была целых два дня неизлечимо больна. Не волнуйся, мама ей и не такую добудет. Помнишь, как она тогда от физры отмазалась?

Еще бы...– вздохнула Марта.– Зато кроссовки не забыла надеть. Адидасовские...

Зефир в шоколаде? Да прямиком из Москвы? Да с авиабилетами в столицу!?.. Мой изрядно потрепанный Стивенсон, побывавший в десятках рук и под ногами Катьки Суровцевой, конечно же, не мог бы составить конкуренцию такому ханскому подарку. Но если учесть, что я и не собирался удивлять Суровцеву, мощная конкуренция со стороны Динэра Петровича не особо огорчала меня. Другое дело, что однодневные московские гастроли Катьки Суровцевой лишат меня возможности вручить ей истерзанную ею же книгу завтра, когда мы будем поздравлять девочек. Ну и положеньице! Хоть беги немедленно к Кэт, чтобы успеть со своим «Островом сокровищ» до того, как они с мамой уедут в аэропорт.

Из школы мы с Борькой шли молча, каждый думая о своем. Но оказалось, что каждое «свое» было общей думой. Оба мы размышляли о том, как отнять у Кэт двадцать коробок зефира в шоколаде.

–Двадцать коробок!– зло процедил Самохвалов.– Это сколько ребят в Москве из-за одной Катьки останутся без зефира в шоколаде?!

–Ровно двадцать и останутся,– уточнил я.– А может, и не останутся. В Москве этого зефира знаешь сколько в день делают? Двадцать миллионов коробок.

Скажешь тоже – двадцать миллионов!– передразнил меня Борька. – Там и жителей-то столько нет.

Ну и что!– не сдавался я.– А приезжие? Зефир любой купит.

Любой не купит,– с ехидцей заменил Борька.– Или, может, ты тоже в Москву летишь?

Мы решили отдать Катьке диктофон. Борька вынес диктофон из дому и приказал тотчас увязавшемуся за ним Пирамидону:

–Взять!.. Взять, Пирамидон!

Пирамидон схватил зубами ручку диктофона и, счастливо виляя хвостом, побежал за нами. Мы вошли в подъезд Суровцевых и поднялись к их двери. На наш звонок вышла Кэт. Увидев нас, поджала губы, глянула исподлобья:

–Чего надо? Я вас, кажется, не приглашала...

Самохвалов оглянулся, посвистел и шепнул:

Пирамидон, груз!..– и тотчас же из-за шахты лифта к нам выбежал добродушный пудель, бережно неся в зубах диктофон. Борька наклонился к Пирамидону, взял диктофон и протянул его Кэт.

Держи, а то еще скажешь, что мы у тебя стащили.

Про кассету скажи,– напомнил я.– Чуть не забыл... Кассету мы тебе послезавтра вернем, ладно?

– Что за новости?– насупилась Кэт.

Перепишем только. Там у нас кое-что записано... Ладно? Ты же все равно завтра уезжаешь, нам Ромка сказал...

Да вот, уезжаю!– с вызовом подтвердила Кэт.– А что, завидки берут? Тоже зефира в шоколаде захотели?

Сдался нам твой зефир!– угрюмо уронил Борька.– Я, может, его в телевизоре видал. В белых кроссовках...

Зави-и-дуете!– насмешливо протянула Суровцева.– А завидовать не надо. Восьмого все равно не учимся. Можете тоже купить в Москву билетики и в гастроном на Кутузовский проспект слетать. Давайте-давайте!– дразнилась она.– Купите билетики. На мой самолет, вместе и полетим.

Катя хотела было захлопнуть дверь, но Борька успел выкрикнуть:

–Купим! Купим билет! Ты только скажи – а какой у тебя самолет?

С крыльями, а что?– засмеялась Кэт.

Рейс, говорю, какой?

–Ах, тебе рейс? Не веришь, что у меня билет есть? Хорошо, сейчас принесу, погодите.

Она скрылась в комнате и вскоре вынесла авиабилет и торжественно показала нам:

–Вот, если не верите. Рейс завтра, в одиннадцать утра.– И она помахала билетом перед нашими носами, прибавив: – Учитесь делать подарки дамам! Это вам не псину какую-нибудь к пальту пришивать!– и Суровцева, изловчившись, поддела ногой Пирамидона.

–Не трожь!– пригрозил Борька.

–Это – во-первых!– поспешил добавить я.– А во-вторых, Пирамидон – не псина, а благородных кровей интеллигентный пудель! В-третьих, не к пальту, а...

Дослушивать Суровцева не стала – треснула дверью, оставив нас наедине с верным дательным падежом несклоняемого слова «пальто».

Нам ничего не оставалось, как спуститься вниз.

–Надо что-то делать!– разозлился вдруг Самохвалов.

Я засмеялся:

–Да ты, гляжу, фантаст! Что придумаешь, если у нее в кармане законный билет? И погода отличная. Впрочем...– я усмехнулся,– если можешь – пошли телеграмму товарищу богу и закажи на завтра густой туман.

Скажи еще – телефонограмму!– кивнул Борька.– Как твой Динэр Петрович.

Уж он-то, если надо, и туман бы достал. И град тоже. И сель с лавиной...

–В шоколаде!– захохотал Борька.

–Ладно трепаться,– вздохнул я.– Пошли уроки делать. Утро вечера мудренее, а нам с тобой еще заметку надо накатать для Сиропова. Не забыл, мистер Игрек?

–А может, не стоит?– покосился Борька.– Чего мы будем этому... этому зефиру в шоколаде рекламу делать? Нам потом со всего города покупатели снесут купленные ими «мухоморы». Засмеют ведь нас с тобой.

А что же делать?– спросил я.– Надо было тогда сразу отказаться.

Да кто же знал, что такое будет... Что продавать – одно, а фотографировать – другое...

А давай Сиропову утром кассету прокрутим!– предложил я.

–Но ведь мы отдали диктофон,– напомнил Борька.

– Ерунда!– успокоил я Самохвалова.– В редакции два магнитофона, я сам видел. Давай позвоним Сиропову и спросим.

Мы забежали ко мне, набрали номер Сиропова, и я рассказал ему обо всем, что было в магазине, а заключил предложением послушать кассету.

Ну и молодцы вы у меня, Игреки!– пророкотал в трубку Сиропов.– Значит, весь спектакль незаметно записали? Молодцы-ы!

Так уж получилось...– скромно подтвердил я.– Это не я, это Борька догадался включить.

Хвалю! Голова работает! Но ничего, братцы-кролики, не получится. Утром я на пару деньков улетаю в Карши. Два ящика саженцев с собой везу. Там дельце громадное разворачивается. Целая операция. Сад целинникам хотим подарить. Пионерский сад. Ящики уже в порту, их только погрузить в самолет – и, как говорится, айда-пошел!

И тут у меня мелькнула одна идея, и я спросил:

–А нас с собой возьмете?

В Карши?– удивился Сиропов.– Я бы с удовольствием.

Да не в Карши!– заторопился объяснять я.– В аэропорт. Вам же тяжело будет одному с ящиками управляться, вот мы с Борькой и поможем. Хотите?

А вот это – добро пожаловать!– обрадовался Сиропов.– Давайте, Игреки, приезжайте. К десяти... Встречаемся у справки.

Нет, никакого плана действия у меня не было. Да и откуда ему было взяться?.. Но когда Олег Сиропов заикнулся о том, что едет в аэропорт, я сразу же решил, что нам с Борькой следует напроситься в провожатые. Авось, что-нибудь придумается...

Как бы там ни было, ровно в половине десятого мы сидели в маршрутке, которая везла нас в аэропорт. К справочному бюро мы успели раньше Сиропова, до десяти оставалось минуты четыре.

Давай узнаем Катькин номер рейса,– предложил Борька.

Она ведь сказала, что улетает в одиннадцать,– напомнил я.

Дежурная сразу же ответила нам, а заодно сообщила, что регистрация билетов этого рейса – с шестой стойки.

Тут появился Сиропов.

Старики, привет!– воскликнул он.– Вы уже здесь? Молодцом! Хвалю за оперативность. Ну, пошли, – и он повел нас извилистыми лестницами и коридорами в какое-то сырое полутемное помещение, где стояли два довольно больших ящика.

Видали?– показал Сиропов.– Саженцы. Они здесь еще со вчерашнего дня. Подарок ташкентских юннатов. Ну, взялись, что ли? Пойдемте, я уже обо всем, заранее договорился, нас пропустят.

Мы подняли ящик. Нести его втроем было совсем не тяжело, да и самолет стоял в ста метрах. Первым по лесенке ЯК-40 поднимался Сиропов, а мы с Борькой придерживали ящик сзади. Погрузив первый ящик, мы заторопились за вторым. До посадки Сиропову оставался целый час и мы вернулись в здание аэровокзала.

–Надо перекусить в буфете,– сказал Сиропов.– Я дома не успел. Идемте вместе, угощаю.

В буфете Сиропов взял вареные яйца и три бутылки «Пепси-колы». Уже допивая свою бутылку, он сказал:

–Про кассету, глядите, не забудьте. Я в пятницу вернусь, буду ждать.

Самохвалов полез в карман:

–Вот она, с собой.

Сиропов выхватил кассету из борькиной руки:

–С собой? Молодец, старичок! Давай, я ее прямо сейчас и возьму.– И, не дожидаясь ответа, он сунул кассету в карман.

Борька помялся и сказал виновато:

–Только... Мы ее вернуть обещали. Завтра.

–Ничего,– подмигнул Сиропов.– Не вернули сегодня – можно не возвращать и завтра. Потерпят и до пятницы. С голода не умрут.

Катя в Москву сегодня уезжает, а то бы вернули,– сказал я.

В Москву?– спросил Сиропов.– Это за какие такие заслуги?

Отец ей билет к празднику подарил, она зефир в шоколаде едет покупать.

Одна едет?

С мамой. У. них в одиннадцать рейс.

– В одиннадцать?!– оживился Сиропов.– Значит, они где-то здесь. Интересно, откуда регистрация?

–С шестой стойки,– сказал я.– А вам это зачем?

–А просто интересно. За эти дни вы этой Суровцевой мне все уши прожужжали. Интересно даже – что за Софи Лорен... Кстати, подписушку из магазина вы мне так и не принесли.

–Не успели мы,– замялся Борька.

–Не успели!..– добродушно передразнил его Сиропов.– Газета любит оперативность, темп. А вы соберетесь писать, когда магазин в другое место перенесут. Ладно, на первый раз прощаю. Репортаж я вчера вечером сдал в секретариат. Сам и написал.

–Сами?– удивился я.– Но... ведь... вы...

–Что – ведь?!– рассмеялся Сиропов.– Оперативность нужна, оперативность! Тут вам не до «ведь!»

Сиропов пошел относить буфетчику бутылки, и тут Борька Самохвалов жарко зашептал мне:

–Володь, я одну вещь придумал! Только ты помалкивай, ладно?

Я не успел спросить у Борьки, что именно забрело в его гостеприимную голову – вернулся Сиропов. Борька сказал, помявшись:

–Олег Васильевич, я не знаю... Может, стоит их предупредить?.. Одноклассница все-таки... Или не стоит?– Он с самым невинным видом уставился на Сиропова и тот, отпрянув, недоуменно попросил:

–Если можно – еще раз. И – понятнее.

–Понимаете...– замялся Борька.– Тут у меня знакомый летчик есть. Он тоже в Москву самолеты водит...

Борька умолк. Молчал и я, помня странную просьбу Самохвалова – не вмешиваться в разговор. Сиропов выжидающе глянул на Борьку и спросил насмешливо:

– И это все? Не густо.

–И ничего не все!– обиделся Борька.– Он со мной разговаривал, когда я у справочной стоял. Вас еще не было.

Ну, разговаривал...– не выдержал Сиропов.– Ну, у справочной.– Дальше-то что?

Спросил он у меня...– уронил Борька.—Спросил– не лечу ли я этим рейсом. Ну, на который Суровцевы билет взяли.

А что такое? Почему такой интерес именно к этому рейсу?

Он сказал, что не советует летать. Опасно для жизни. Лучше, говорит, сдать билет пока не поздно. Вот я и не знаю...

Сиропов мигом посерьезнел и оставил свой обычный насмешливый тон. Участливо и даже как-то испуганно спросил:

–А что случилось? Самолет неисправен?

Я тоже об этом сначала подумал...– Самохвалов, и глазом не моргнув, продолжал свое беззастенчивое вранье.

И что же тебе ответил летчик?– заторопил его Сиропов.

Он сказал, что не завидует экипажу и пассажирам. Говорит, синоптики обнаружили час назад небывалую грозу в горах. Как раз по маршруту. Такую грозу аксакалы «Аэрофлота» сто лет не помнят.

–Ну!– присвистнул Сиропов.

Борька между тем, продолжал набирать обороты. Его вранье явно переходило на реактивную тягу.

Летчик говорит,– увлекался Борька,– что решиться лететь в таких условиях могут только очень смелые люди. Говорит, что больно трудно удержать ручку управления, когда молния в самолет попадает.

В самолет?!– округлил глаза Сиропов.– Молния?! Думаешь, это до того серьезно?

–Еще бы!– кивнул Самохвалов с видом знатока.– В такую грозу молния страшно меткой становится, сама самолет находит.

Но ведь можно отложить рейс?– Сиропов пожал плечами.– Зачем лететь, если гроза на маршруте? Кончится гроза – и лети себе на здоровье.

Ничего не выйдет,– вздохнул Борька.– Я тоже так сказал знакомому летчику.

И что же?– Сиропов с тревогой глянул Борьке в глаза – будто это он, а не Суровцевы, сами того не ведая, бросал неразумный вызов небывалой в истории авиации стихии.

Летчик сказал, что они все равно полетят. Гроза эта, оказывается, какая-то особенная – она три дня полыхает, не меньше. Такая очень редко бывает. Сейчас она только разгорается. А командир корабля на собственную свадьбу опаздывает. Поэтому и решил рискнуть. А чтобы уговорить начальство выпустить самолет, он вызвался взять на борт ученых, которые грозы изучают. Он их над горами с парашютами сбросит – пусть изучают, как бороться самолетам с разъяренной стихией. Вот ему и разрешили рискнуть. В порядке исключения...

Рискнуть?!– прошептал Сиропов.– И это называется – рискнуть? А он спросил, что думают об этом его пассажиры? Спросил, спрашиваю?

Нет, конечно,– спокойно ответил Борька.– Иначе на борту спокойствия не будет. Никак нельзя такое говорить.

Где Суровцевы?– спросил Сиропов,– Надо их срочно предупредить. Это ж надо – так рисковать!

Может, не стоит им настроение портить?– хитро спросил Борька.– Как-никак за зефиром в шоколаде летят. Настроились уже, небось, на сладенькое...

Да о чем ты говоришь, старичок?!– напустился Сиропов на Борьку.– Какой зефир! Тут, глядишь, вместо зефира молнией полакомишься! И без всякого шоколада. Где шестая стойка?

А во-он она,– с готовностью показал Борька.– Рядышком с буфетом.

Катю с мамой мы с Борькой заметили уже давно – сразу как только Сиропов принес «Пепси-колу». Они стояли в очереди и ждали начала регистрации.

–А вон и Катя!– показал Сиропову Самохвалов.– Видите – в шапочке «Адидас»? Ах, бедняжка! Стоит себе и ничегошеньки не знает о грозе...

Глянув на часы, Сиропов устремился вперед, расталкивая пассажиров. А мы, поотстав, стали наблюдать издалека. Сиропов, ясное дело, сразу же забыл про нас. Отведя в сторону Кэт с мамой, Сиропов, размахивая руками, стал что-то горячо и быстро говорить им. Мама Суровцевой схватилась за сердце. Сиропов проводил ее до скамейки. Дрожащей рукой Суровцева-мама достала из кошелька билеты и паспорт и протянула их Сиропову, который, глянув на часы, тотчас же бросился в кассу.

–Сдавать понес!– вполголоса завопил Самохвалов.– Гляди – сдава-ать!

Мы стиснули друг другу руки. Вот удача! Кажется, двадцать коробок зефира спасены!

Взмыленный, весь взъерошенный Сиропов вернулся минут через пять и протянул Суровцевой деньги, а потом достал из кармана кассету и стал что-то объяснять, оглядываясь и явно пытаясь выхватить взглядом из толпы нас с Борькой. Суровцева-мама долго трясла руку Сиропова, а напоследок вытерла платком глаза, вконец умиленная добротой своего спасителя, имеющего, к счастью, своих людей в кругах, близких к метеорологии. Наконец Суровцевы прихватили по чемодану и помчались на улицу – ловить такси.

Чемоданы были, видимо, пусты – обе Суровцевы несли их легко, как обувные коробки.

Заметался и Сиропов. До посадки ему оставалось минут десять. Но тут, в очередной раз ожившее радио, выдало нечто необычное. Радиоголос дважды повторил – на русском и узбекском языках:

–Отлетающего в Карши пассажира Сиропова просим срочно подойти к справочному бюро, где вас ожидает телефон.

Сиропов, удивленный неожиданным приглашением, вновь пустился в бега – на этот раз к справочному бюро. Он схватил с готовностью протянутую ему телефонную трубку, и тут... И тут случилось нечто и вовсе фантастическое. То ли дежурная забыла щелкнуть каким-то тумблером, то ли щелкнула, да не тем... Но только разговор Сиропова стал слышен всему аэровокзалу – горластые репродукторы разнесли его повсюду.

–Слушаю вас!– настороженно сказал Сиропов. – Кто это?

Ему ответил торопливый и восторженный щебет:

–Олеженька,– рассыпалась женщина,– Как я рада, что удалось дозвониться до вас! Как ваше самочувствие?

–Да... Но... я...– с трудом выдавил Сиропов, но продолжать ему не дали.

–Представляете, Олеженька,– продолжала женщина.– Час назад я звонила в редакцию и мне сказали, что вы летите в Карши с саженцами... Как это благородно! Как благородно!.. Вот и звоню вам в аэропорт. Спасибо, Леночка помогла, дежурненькая аэропорта по справке. Она у меня, умничка, тоже пайщица в кооперативе. Одна семья... Как не помочь друг другу... Вы меня слышите?

–Т-товарищ Крякина!.. Я... Да... – сказал Сиропов.

–Не будем терять времени, милочка!– решительно остановила Сиропова женщина.– У вас его нет. Быстренько возьмите бумажку и рученьку и приготовьтесь писать... Приготовились? Вот и умничка... Тут мой Рудинька, как узнал куда вы собрались, набросал только сейчас кое-что свеженькое. Записывайте, это вам в Карши пригодится. А то, с чем звонила в редакцию, передам в другой раз. Ладно уж... Вы готовы?

–Д-да!– клацнул зубами Сиропов.– Я п-пишу...

Передаю по буковкам, лапочка!– взвизгнул Крякина и продиктовала:

Насморк... Атеросклероз... Гангрена,.. Опухоль. Реанимация...

Уже потешался весь аэровокзал, но Сиропов, увы, слышать этого не мог. Он-то полагал, что телефонная капель предназначается ему одному. Передав по буквам свеженаписанные частушки юного акына Рудика, Крякина облегченно вздохнула:

–А теперь, Олеженька, проверяйте,– читаю первоисточник...

И прочла:

На горе стоят такси

И мотор заводят.

Пионерский сад в Карши

Все равно посодят!

Подружка моя,

Как платок твой ярок!

Обязательно пошли

Дерево в подарок!

–Д-да... Все верно...– потерянно промямлил Сиропов.– Привет Рудику. Скажете, что молодец. Оч-чень оригинально и оперативно.

Сиропов положил трубку и потер лоб. Но тут снова ожило радио;

–Пассажиров, следующих рейсом сто двадцать пять в Карши, просим пройти на посадку.

Борька положил руку мне на плечо:

–Пора и нам.

И добавил с улыбкой.

– Пока не разразилась гроза над Юнусабадом...

Смеясь, мы побежали к маршрутке. А погода была ужасно летной – лучше и не надо. Такую хорошую погоду аксакалы «Аэрофлота», уж точно, триста лет не помнили. Над головой плескалось голубое небо, а в нем, как в сетке дыня, трепыхалось и слепило глаза аппетитное солнце. И на душе было так хорошо... Так сладко... Как не бывает, даже если съешь в один присест двадцать коробок зефира в шоколаде.

Как говорит Акрам – «Моряку морская вода слаще шербета». И еще – «Если пескарь зарычит – и акула хвост подожмет».

...И ОТ АНДРЕЯ ЛИЧНО!

Мы уже собирались сесть в подошедшую маршрутку, как вдруг Борька сжал мою руку и прошептал:

–Смотри!

К нам подходил мужчина с внушительной связкой коробок зефира в шоколаде. На связке все еще болталась аэрофлотская бирка.

Пока мы пялили глаза на коробки, маршрутка наполнилась и стремительно умчалась. Мужчина с зефиром остался на остановке, и у нас появилась возможность потихоньку сосчитать число коробок. Их было десять. Коробки были красивые, толстенькие. Честно говоря, я и сам не отказался бы от одной из них. Борька, думаю, тоже.

И тут мне пришло в голову такое, что я не выдержал и расхохотался.

–Ты чего?– попятился Борька.– Не заболел?

Я схватил его за руку, увлек в конец остановки и там, шаря в собственных карманах, спросил Борьку:

–У тебя сколько денег?

Рубль есть. А что?

Давай сюда. Надо. У меня тоже один остался. Сжав в кулаке рублевки, я подошел к мужчине и спросил:

–Извините, пожалуйста! Вы не могли бы сказать, сколько стоит одна коробочка?

Мужчина прищурился и, не удивившись моему вопросу, ответил так:

Смотря кому... Если дарить хорошему человеку, то он решит, что и карандаш дорого стоит. Почем стоит, если дарить, не знаю. А почем покупать – могу сказать, извольте. Рубль восемьдесят. Устраивает?– и он добродушно улыбнулся.

Устраивает!– с готовностью подхватил я.– У нас два рубля есть.

Целых два рубля?!– восхитился мужчина.– Ого, да вы, мужики, просто буржуи. На коробку вам хватит, поздравляю. Остается купить билет и слетать в очередь. В Москву...

Понимаете...– Я замялся.– Нам зефир не нужен... Мы его вообще не едим... Нам коробка нужна. Только коробка.

Только коробка?– удивился мужчина.– Без зефира?

Ну да... Только коробка. А зефир из нее можно ведь переложить в другие коробки. Вот два рубля...– и я просительно посмотрел на мужчину и разжал кулак с рублями.

Увидев протянутые ему деньги, мужчина сконфузился.

Да вы что, мужики! Во даете! Я только пустые коробки не продавал!

Понимаете, нам очень нужно... Очень-очень!– взмолился я.

Борька молчал. Мое стремление купить за два рубля опустошенную коробку явно не желало находить сочувствия ни в голове его, ни в желудке.

– А зачем тебе пустая?– спросил мужчина.– Если не секрет.

– Это секрет,– сказал я.– Это вопрос чести.

Вопрос чести?!– протянул мужчина, уже не улыбаясь.– Ну, мужики, это серьезно... А зефир вам, значит, не нужен?

Нет, конечно!– воскликнул я.– Нам с Борькой сладкое нельзя, а то очень жирные будем, и зубы попортятся.

Чего-то ты, погляжу, не больно жирный,– покачал головой мужчина.– Тебе, по-моему, и тонна зефира не повредила бы для начала.

– А зубы?!– в отчаянии воскликнул я и, широко раскрыв рот, прожамкал:

–Ражве это жубы?

Можно было подумать, что я борюсь с его твердым намерением немедленно скормить мне весь привезенный им зефир.

–Зубы как зубы,– сказал мужчина, участливо оглядывая выставленную ограду зубов.

Он вздохнул:

–Не знаю прямо, что мне с вами, мужики, делать. Прямо за горло взяли. Так и быть, держите свою коробку. Мне все равно только шесть нужно – женщинам в отделе подарить.

Он быстро распаковал связку и протянул нам одну коробку.

–А зефир?– спросил я.– Зефир не возьмете?

– А куда мне его? В карманы, что ли, класть? Нет, вы уж сами как-нибудь им распорядитесь. У мамы зубы хорошие?

–Хорошие.

–Вот пускай мама и съест! Если, конечно, сами не соблазнитесь...– и мужчина, засмеявшись, взял у меня два рубля и, погремев в кармане мелочью, положил на коробку двадцать копеек.

Из его кармана выпал смятый авиабилет. Я поднял билет и протянул мужчине. Он махнул рукой.

– В корзину его! Я по нему сейчас прилетел. Из отпуска.

Я подумал и положил билет в карман.

Ужасно это трудное дело – поздравлять девчонок. За неделю до праздника стали мы ломать голову – как нам девчонок порадовать. За Суровцеву я не волновался – подарочек для нее у меня был готов уже давно. Но как поздравить остальных? И – Наталью Умаровну?.. Ее урок был в этот день первым.

Предложения посыпались самые разные – серьезные и смешные, фантастические и нелепые, скучные и неожиданные. Идею дарить книги мы сразу отвергли. Где найдешь одинаковые книги? А если дарить разные – еще и обидишь кого-нибудь.