Текст книги "Приключения юнкора Игрека"

Автор книги: Павел Шуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Знаешь?– обрадовался Мантюш-Бабайкин.– Так говори скорее, я тебя внимательно слушаю.

Собаку надо пригласить из милиции. Она сначала бутылку понюхает, а потом всех нас. Вот и все!

Лихо придумано!– кивнул директор.– Только где собаку взять? Да и жаль, честно говоря, собаку. Если овчарке дать понюхать эту отраву – она и сама, того и гляди, «Шумел камыш» запоет. Да и нужно ли столько честных людей обижать подозрением из-за одного... Из-за одного...– нужного слова Леопард Самсонович так и не нашел.

Тогда не выдержал и я.

Не нужна собака!– закричал я.– Мне Билял Гиреевич, и Алишер тоже, рассказывали – они оба шофера... У автоинспекторов есть такой приборчик – индикатор называется... Дунет в него шофер, и тогда сразу видно – трезвый он или пьяный. Трубочка сразу зеленеет. Или – синеет. Точно не знаю...

Садись, Балтабаев!– остановил меня директор.– Собака и индикатор – хорошо, а где совесть того, кто опозорил нас? Пусть встанет и честно признается. Со своей стороны обещаю: тому, кто сознается, наказания не будет никакого. Довольно одного признания.

Зал молчал.

Зря от собаки отказывается,– с сожалением шепнул Самохвалов.

Шутишь, что ли?– сказал я.– Гляди, сколько тут народу. Сюда целую отару овчарок приводить надо.

Точно!– хохотнул Борька.– Надышатся из этой бутылки – и будет хор овчарок. Слышал, что директор сказал?

Понимаю,– подвел директор итог долгому и гнетущему молчанию.– Совесть у смельчака спит. Ладно, договоримся так: если еще хоть раз обнаружится такая гадость – закроем туалет. Так и знайте!..

Мы расходились по домам, обсуждая случившееся.

А может, это кто-то дразнит учителей и просто так подбрасывает пустые бутылки?– предположил Самохвалов.– Мало ли шутников?

Надо бы Сиропову рассказать,– предложил я.– Он ведь нам поручил тащить свежие факты и идеи. А эти бутылки в самый раз для его рубрики – «Можно ли об этом молчать?»

Самохвалов остановился и, схватившись за живот, стал хохотать.

–Ты чего это?– обиделся я.

–Я представил.... Представил...– с трудом выдавливал из себя Борька,– К-как ты в следующий раз... на стенд... х-ха... свою футболку повесишь. Со статьей...

–С какой статьей?

– Сироповской! И знаешь, как она будет называться?.. Щас... Ой, не могу... Слушай: «Шумел камыш в голове овчарки!». На всю футболку! По диа... диагонали... Ой, не могу...

Борька хохотал до самого дома. Уж больно его поющие псы развеселили. Сам придумал про хор овчарок – сам и хохочет. Вот чудак...

Как говорит Акрам – «Капитан сам себе приказ отдает».

СХВАТКА С ОДНОРУКИМ БАНДИТОМ

Из Катта-Каравана я вернулся в пять вечера. День пролетел быстро. Мою футболку с заметкой о Замире Андрей Никитенко сразу же сфотографировал, и уже через два часа все желающие могли получить у Андрея копию. Замирка, и вправду, спасла Кису из огня. Оказывается, Ханифа-апа поставила в сарайчике электроплитку – ей показалось, что Киса простудилась – и ушла на базар. Ну, а Киса, конечно же, не смекнула, что плитка несъедобная, а всего лишь согревает ей жилплощадь – ткнулась было губами, дернулась и перевернула плитку. Хорошо – Замирка мимо проходила и дым увидела.

Но главное, Андрей дал мне «Остров сокровищ» – ту самую развалюху, обидевшую Кэт Суровцеву. Книгу я и прихватил с собой в Ташкент...

У подъезда маячил не на шутку чем-то встревоженный Самохвалов. Он сразу же побежал мне навстречу.

Наконец-то!– обрадованно сказал он.

Случилось что-нибудь?– догадался я. Борька потянул меня за рукав и пообещал:

Пошли со мной, сейчас ахнешь!

Дорогой я заподозрил неладное. Самохвалов явно вел меня к тиру дяди Сидора Щипахина. Я еще не забыл, как он пригрозил Борьке, что однажды заменит мишени мной.

Самохвалов привел меня в зал игровых автоматов – он расположился рядышком с тиром. Гудели автоматы. Стрелки и гонщики, летчики и подводники вели бой со скоростью и с врагом. Но Борис потащил меня в сторону от них к большущему ящику, на дне которого беспорядочно лежали всевозможные предметы – мыло, зубная паста, духи, мелкие игрушки, зажигалки, сигареты... Сверху, по рельсам, двигался кран с опущенным вниз крюком. Ловкий игрок, изловчившись, мог вовремя нажать кнопку, и тогда крюк стремглав падал вниз, сгребал то, что оказывалось под ним, и относил добычу в лоток, откуда она скатывалась к игроку.

Растопыренная слепая пятерня крюка редко приносила игроку удачу, чаще – промахивалась – мимо облюбованной добычи. Пятерня двигалась на сухощавой руке троса. «Наверное, это и есть знаменитый «однорукий бандит»,– подумал я, вспомнив случайно увиденный по телевизору сюжет про то, как в каком-то городе обманщиков Лас-Вегасе гангстеры ловко надувают охотников за призраками. Может, я и ошибался, но этот вот хитрый кран с алчной пятерней живо напоминал неизвестного мне однорукого бандита...

Гляди сюда!– показал Борька в самый угол ящика. Я не поверил глазам. В самом малозаметном и неудобном для охоты месте из-под вороха мелких призов выглядывало жерло сувенирной бутылочки. Точно такой же, как и те девять из дипломата директора школы.

Понятно теперь?– зашептал Борька.– Вот они откуда! – в нем ликовали сейчас сразу трое – Шерлок Холмс, Мегрэ и Штирлиц вместе взятые...

Глупости!– ответил я.– С чего ты выдумал? Мало ли где можно найти точно такие же?!

А вот и мало!– торжествовал Самохвалов.– Я уже обо всем расспросил Хурсанда-бобо. Не веришь – идем к нему!– и Борька поволок меня к окошечку, за которым чинно восседал, кутаясь в цветастый халат, Хурсанд-бобо – веселый старик с жидкой рыжей бороденкой и вечно смеющимися глазами. Хурсанд-бобо получал у посетителей зала бумажные деньги и, словно бревна, мигом разрубал их на пятнадцатикопеечные поленья,– ведь его автоматы работали только на таком топливе.

Борька сунул голову в окошечко и сказал:

–Хурсанд-бобо, Володька мне не верит... Вы скажите ему сами – сколько у вас таких бутылок?

Старик засмеялся, потуже запахнул полы халата.

–Еще один пришел? Тоже хочешь коньяк выиграть? Попробуй... Попробуй...

Хурсанд-бобо, мы не об этом!– взмолился Самохвалов.– Вы же сами говорили, будто эта бутылка, что сейчас лежит в автомате, у вас уже десятая.

Десятая,– подтвердил Хурсанд-бобо.– И последняя, к сожалению. Остальные вытащили.

–Кто вытащил?– спросил я.– Ночью?

Какой там ночью? Днем...– Хурсанд-бобо вздохнул:– Счастливчики вытащили... Железное терпение...

Наверное, вам это большой убыток?– посочувствовал я.– Она дорогая, да?

Пять рублей,– сказал Хурсанд-бобо.– Зато пока вытаскивали – все восемь мелочью туда побросали. Если не десять... Теория вероятности называется,– заключил старик.– Наука эта, оказывается, на меня работает, в убытке остаться не дает.

Какая, какая теория?– насторожился Самохвалов.– Откуда вы такую взяли? Что она тут у вас делает?

Хурсанд-бобо заметно расцвел. Приятно ведь – школьников поучать, бить соперника на его же стадионе.

–Учиться надо хорошо – тогда знать будешь!– назидательно произнес Хурсанд-бобо. И повторил с удовольствием:– Теория вероятности!

Мы такую не проходили,– вздохнул Борька.

А мне про нее эти... счастливчики рассказали.

Которые за восемь рублей пятирублевый приз выиграли?– вмешался я.

Они самые – подтвердил Хурсанд-бобо.– Двое их приходило. Очень сильно ученые ребята. Все на свете знают.

Большие?

Да побольше вас. Школу, наверное, уже кончают.

Я же говорил – это в десятом проходят, не раньше,– обрадовался Самохвалов. Ему было явно неловко перед Хурсанд-бобо за незнание какой-то там теории.

– Они мне все объяснили,– охотно рассказывал Хурсанд-бобо.– Есть, говорят, такая наука – теория относительности. Айнштейн придумал. Оказывается, если один раз повезет, то в другой – проиграешь. Или, к примеру, как в старину было? Четыре жены берешь – две попадаются добрые, а две не очень. Теория! Большая наука! – с уважением повторил старик.– Айнштейн придумал.

Ну и как им, ученым этим, у вас везло?– спросил я.– Не обманула теория?

Это смотря кого!– засмеялся Хурсанд-бобо.– Меня не обманула... Они ведь как думали? Один раз, говорят, на шестом рубле выиграем, а во второй – с первой же монеты. Вот в среднем и будет дешевле, чем в магазине. А вот, который с солдатом на куртке...

С каким солдатом?– воскликнул я, не дав старику договорить.– С каким солдатом? Который – в прыжке, с перекошенной рожей, в зеленом берете?.. И – с иностранными словами?

Точно!– подтвердил Хурсанд-бобо.– Он самый. С зеленой тюбетейкой. Очень страшная у него куртка. Если бы я такую в пустом магазине на вешалке увидал – и то бы испугался. Бандит там какой-то нарисован. И зачем в таком пугале ходить, на людей страх наводить? Не понимаю...

Понял?– зашептал я Борьке.– Это же солдат удачи! Суровцев. Ромка!

Борька зачарованно смотрел на меня остекленевшими глазами. Открыв источник, он и не думал, что мы так быстро узнаем, кто таскал отсюда в школу злополучные бутылки.

А у вас, правда, больше нет таких?– спросил я старика.

Последняя,– подтвердил он.– Мне в конторе их десять штук выдавали. Главная приманка! Из-за нее-то и вся выручка идет с этого крана. Что завтра будет, когда и эту последнюю они выиграют?..

Почему вы говорите – завтра?

Ясно почему. Потому что сегодня и выиграют.

Сегодня?– переспросил я.

Вот стемнеет – и придут как обычно. Скоро уже...

Хурсанд-бобо!– взмолился я.– Вы их, пожалуйста, больше к этому автомату не подпускайте. Вчера знаете что в школе было! Ужас!

Как не подпускать?!– усмехнулся Хурсанд-бобо.– Любой имеет право. Бросай монетку – и играй. А повезет тебе или нет – это один Айнштейн знает.

– Но ведь здесь много и других автоматов,– затараторил Борька.– Вон – охота есть... И гонки... И торпеды. Пусть там резвятся. Хоть на сто рублей.

Хурсанд-бобо развел руками, сухо сказал:

Не положено нам запрещать клиенту играть там, где ему нравится. Нет таких правил.

Ну хотя бы коньяк пусть больше не вытаскивают,– взмолился Самохвалов.– Тут же прорва всякой всячины. Можно зубную пасту выиграть… Или – конфету... Зачем обязательно бутылку?

– Азарт называется,– объяснил Хурсанд-бобо.– Тут, детки, главное – азарт. А у этого вашего... солдата с зеленой тюбетейкой... азарта – как навоза в кизяке. Больше чем надо. Весь из азарта состоит. Пока он все деньги в щель не побросает – ни за что не успокоится. Банкир! Так что плакала сегодня и эта бутылка – вот увидите...

Мы переглянулись. Что же делать? Ведь Ромка Суровцев обязательно придет выигрывать и эту бутылку, чтобы и завтра над школой покуражиться.

У тебя сколько денег есть?– спросил я Борьку. Самохвалов полез в карман, достал:

Вот...

У меня с поездки в Катта-Караван тоже оставалось кое-что.

–Будем драться,– сказал я.– С этим вот...– одноруким бандитом,– и показал на кран.

Хурсанд-бобо выдал нам шесть монет и мы приступили к схватке. Мы бросали в щель монету за монетой. Кран, нацеленный на бутылку, хватал пустоту и относил в лоток воздух. Мы не успели и оглянуться, как все наши монеты были проглочены прожорливым бандитом. Хурсанд-бобо посмеивался и что-то бубнил про себя, молитвенно закатывая глаза. Мне послышалось, что он шепнул: «Наша взяла!»

Не отвечая на его шуточки, мы вышли на улицу. Что же делать? Где взять деньги, чтобы расправиться с одноруким бандитом?А Хурсанд-бобо тоже хорош... Так поставил бутылочку, в самый угол ящика, что бедный крюк себе уже все пальцы отбил о стенки ящика, а схватить никак не может. Но ведь солдат целых девять раз сумел это сделать... Сумел ведь! И денег потратил, видать, уйму. Дешевле в магазине купить – а он – сюда, играть... Ясно – азарт... А сколько его в Ромке Суровцеве – Хурсанд-бобо нам уже объяснил.

Мы шли домой понурые. Самохвалов знал, что мать денег не даст. Еще и накричит. Я тоже ни на что не надеялся... В любом случае – поинтересовались бы, зачем срочно понадобились дньги на ночь глядя. Врать не хотелось, а как сказать правду?

У первого подъезда, на скамейке, толпа ребят сгрудилась вокруг Кати Суровцевой, демонстрировавшей двору очередной подарок – японский диктофон.

...И на уроки брать его теперь буду!– услышал я хвастливый голос Суровцевой.– Теперь мне ничего не нужно записывать – все за меня диктофон сделает.

С ним и экзамены сдавать можно,– продолжала она.– Великолепная шпаргалка! Можно заранее записать на пленку все ответы и пронести диктофон на экзамен. Он что хочешь подскажет.

Я протиснулся сквозь кольцо воздыхателей, любовавшихся пластмассовой штучкой, и с вызовом сказал:

Подскажет, да не все!.. Он тебе, например, не подскажет, где такую футболку достать!– и я вновь ткнул пальцем в собственную грудь, где была обнародована известная уже Суровцевой заметка Олега Сиропова о спасенной корове.

Если будет надо – подскажет!– отрезала Суровцева.– Захочу – папа и такую мне купит.

Шиша с два купит!– гневно выкрикнул Самохвалов.– Такая, если хочешь знать, одна в Ташкенте и даже на земле.

–Все равно достанет,– спокойно повторила Катя.

Слушай!– вспыхнул я.– Не надо доставать. Хочешь – я тебе свою отдам. Я не шучу...

Даром отдашь?– сощурилась Суровцева.– Это почему ты такой добренький стал?

–Вот еще – даром! Три рубля давай, если есть.

–Пять!– испуганно крикнул мне Самохвалов через головы ребят,– Или шесть... Или восемь...

–Шесть,– сказал я.– Я забыл: она шесть стоит.

Дворовые ребята умолкли, увлеченные нашим с Суровцевой торгом.

–А ты, правда, не шутишь?– спросила Катя.– Тебе не жалко?

Я ухмыльнулся:

–Не перевелись еще добрые люди.

–Тогда я сейчас,– бросила Суровцева и скрылась в подъезде завопив на весь двор: «Мам, откро-ой!». Через минуту она вынесла две хрустящие зеленые бумажки и протянула мне:

–Держи, если не шутишь.

Я передал трешки Борьке и живо стянул с себя футболку. Удача сама плыла нам в руки. Благодаря спасенной от огня корове Кисе, мы с Самохваловым получали солидный шанс спасти всех мальчиков от нависшей угрозы. Ведь, судя по всему, Леопард Самсонович не шутил... А десятиклассник Ромка Суровцев – катькин брат – вполне мог завтра же вынудить директора школы привести в исполнение обещанный приговор....

Похрустывая добытыми без всяких усилий трешками, мы спешно возвратились в зал игровых автоматов, где прожорливый кран тотчас же принялся уминать мою футболку. Только к концу третьего рубля нам удалось крюком царапнуть бутылку. Это вселило в нас надежду. В начале пятого рубля крюк наконец-то зацепил бутылку, но выронил ее на полпути. У нас оставалось монет ровно на три тура, когда наконец, изловчившись, Самохвалов хватанул крюком проклятую бутылку и швырнул ее в лоток. Бутылка тяжело скатилась вниз, и Борька взял ее за худющее горлышко. Наша! Наконец-то она наша!

Бутылку Самохвалов сунул в карман брюк, где ей было глубоко – с горлышком, и мы вышли на темнеющую улицу. Вдруг Борька дернулся и схватил меня за руку:

Идем сюда!.. Быстро!..– и потащил меня за толстый карагач.– Прячься, скорее!

Что случилось?– огорчился я, не готовый к новым приключениям. Пора было спешить домой, где уже не избежать упреков.

Гляди!– показал Борька.– Ромка топает. Он, гад!

И точно. К залу игровых автоматов, то и дело оглядываясь, посмеиваясь и давая друг другу «петушка», быстро шли Ромка и его дружок по кличке Шакал. Шакал, по рассказу Борьки, был знаменит тем, что, если дул ветер, он первым прибегал в общий сад за домом – собирать упавшие орехи и урюк... Кажется, мы успели!

Как говорит Акрам – «И на бревне можно приплыть раньше крейсера».

МЕСТЬ МИСС ЮНУСАБАД

Но мало было обвести вокруг пальца Ромку Суровцева и Шакала. Что-то теперь надо было делать с взятым нами с боем призом, бутылкой.

– Закопать ее надо,– предложил утром Самохвалов, когда мы с ним утречком встретились в моем подвале. Лаз мы давно прорыли, и теперь наши подвалы сообщались как сосуды на столе лабораторных работ физика Николая Алексеевича.– Давай на три года закопаем. Здесь, в подвале, и закопаем... Идет?! А школу окончим – откопаем. Я читал – так все в Грузии делают.

–Там бочку закапывают,– возразил я.– И не на три года, а на сто лет – не меньше.

И что же ты предлагаешь?– спросил Самохвалов.

Директору отдать.

Просто отдать?

Зачем – просто. Отдать и сказать, что больше такого у нас не будет.

А мы скажем ему, что это Суровцева работа, солдата удачи? И – Шакала?..

Сказать бы надо,– кивнул я.– Но тогда мы будем просто ябедами.

Что же делать?– вздохнул Борька.– Может, сказать директору, что он обо всем может узнать у Хурсанда-бобо.

Все равно получается, что ябеды,– сказал я.– Все равно... Из-за нас они из школы вылетят.

Положение было сложным. Как же нам поступить? Вроде, и Ромку с Шакалом, наказать надо. Заслужили, раз молчали тогда, в зале, и ржали со всеми вместе. А вчера опять на охоту бежали. И подстрелили бы и эту, десятую, птичку с тремя звездочками на фюзеляже, если бы не мы.

Но и ябедами быть не хотелось. Молчать? Но тогда Ромка с Шакалом повадятся доставать эти дразнилки еще где-нибудь. Да хотя бы и в магазине...

–А почему только мы должны обо всем думать?!– возмутился Борька.– Мы свое дело сделали – пусть теперь и другие голову поломают.

Давай обсудим,– вздохнул он. Все равно мы так и не смогли придумать ничего лучше этого.

В вентиляционное окошко подвала я увидел Суровцеву. Она с независимым видом прохаживалась мимо дома в черной шубе с огромным мохнатым воротником.

–Глянь сюда,– кивнул я Самохвалову.– Последний истошный визг моды – весенняя шуба.

Кто визжит?– равнодушно бросил Борька.

Как обычно.

–Суровцева, значит,– скривился Самохвалов.

Борька глянул в окошко и присвистнул:

Ого, а ты, оказывается, не заливаешь! Чего она так весной вырядилась? Да в этой шкуре сейчас жарче, чем в бане.

Ну и что? Зато она всему дому бесплатное кино показывает. В главной роли – звезда массива Кэт Суровцева! Спешите видеть и завидовать!

Ты бы еще присвоил ей звание «Мисс Юнусабад!»– засмеялся Борька.

Она его себе сама присвоит. Ты не удивляйся, что она сейчас в шубе шастает. Это ей, значит, батя только что подарил – вот и надо всем срочно показать, чтоб глаза чесались от зависти. Погоди, зимой еще и вторая серия кино будет. Он ей тогда откуда-нибудь супер-купальник привезет. Вот увидишь – напялит на себя и, как морж, в мороз здесь же фасонить станет. Гляди – а мою футболку с Сироповым почему-то не надевает. Надоела она ей уже за ночь, что ли? Быстро...

Сравнил! Шубу и футболку. А может, и футболка на ней. Под шубой. Вполне может статься.

Возможно, Борька был прав и Суровцева вместе с шубой обкатывала сейчас и футболку. Разглядеть ее сейчас под шубой мог разве что только радар с теплохода Акрама.

Бутылку я положил на дно портфеля. В школу мы пошли через зал игровых автоматов – захотелось заглянуть к Хурсанду-бобо и посмеяться, послушав его рассказ о том, как жестоко были разочарованы Ромка с Шакалом, у которых вчера прямо из-под носа ускользнула добыча. Увидев нас, Хурсанд-бобо погрозил пальцем:

Ваша работа... Тут из-за вас мне вчера та-акое было! Этот... ну, который с солдатом... прямо зеленый стал, когда увидел, что бутылки нет. Пристал – ну просто как следователь – куда дел последнюю бутылку? Ставь ему приз, или так, без игры, продай – и все тут. А где я ему возьму, если нету? Если вы последнюю унесли... Полчаса меня мучили. Я уж им тогда и сказал – идите со своей десяткой к пацану, у которого на животе написано про богатырей – он выиграл. Вот у него, говорю, и купите, если продаст.

Как!– насторожился я.– Вы сказали Ромке, что приз у меня?

Почему – у тебя? Ничего такого не говорил. Да и имени твоего не знаю – как скажу? Просто сказал – спроси у пацана с газетой... То есть – у которого...

Я махнул рукой.

–Все ясно! Это для него все равно, что сразу имя мое сказать. Подвел нас Хурсанд-бобо. Стоило ли тогда за дерево прятаться... И не на животе эта надпись, а на груди. А точнее – на футболке.

Мы поплелись в школу, искоса поглядывая по сторонам. Нам казалось, что Ромка с Шакалом теперь обязательно подстерегают нас где-нибудь в удобном месте и захотят отнять приз.

Зря волновались. Засады не было. Зато дежурившая у дверей Лена Авралова – она проверяла форму – строго сказала:

Балтабаев, немедленно к Наталье Умаровне. Она предупредила, что будет ждать тебя у себя в кабинете.

Опять покойничков пылесосить?– вздохнул я.– Да у нее там уже на три года вперед чисто. Разве в субботу комиссия не уехала?

Лена гневно смотрела на меня. Щеки ее пылали.

Я с тобой позже поговорю,– отрезала она.– Не думала я, Балтабаев, что ты на такое способен,

Да что случилось-то?!– воскликнул я, теряя терпение.

Некогда мне сейчас с тобой разбираться. Иди. Леопард Самсоныч тоже уже там...– Авралова, растопырив у дверей руки, продолжала просеивать всех входящих с улицы в вестибюль. Сейчас она была почему-то похожа на турникет в коридоре дяди Сидора Щипахина. Разве что не подмигивала красным глазом и не проглатывала за вход пятаки...

Я поспешил на третий этаж – в кабинет, с которым с первого же моего дня в этой школе меня связывали какие-нибудь недоразумения. У дверей кабинета зоологии почему-то стояла моя мама. Она была чем-то расстроена и даже не глянула на меня. «Что она здесь делает?– подумал я.– Зачем ей-то понадобился кабинет зоологии». Я знал, что по понедельникам у нее первый урок – в пятом, а это совсем в другом криле. С затаенной тревогой вошел я в класс. Авралова не шутила – Мантюш-Бабайкин был здесь. Его взгляд, устремленный на меня, не сулил ничего хорошего. Наталья Умаровна сидела за первой партой, глаза ее выражали крайнюю степень страдания, ко лбу она прижимала мокрый платок. По кабинету стлался сладковатый запах валерьянки. Тому, кто уже был знаком с чарующим запахом яичницы в кабинете физики, вполне можно было заподозрить, что Наталья Умаровна взяла на вооружение открытие Николая Алексеевича и где-нибудь в уголке, на электроплитке, варит себе экспериментальный компот из травы валерьяны. Новинку кулинарного сезона...

Впрочем, приглядевшись, я заметил, что открытый пузырек стоит на парте – прямо перед Натальей Умаровной.

Директор поманил меня пальцем и спросил:

–Твои художества?– и показал на скелет у доски.

Я обмер: на скелете, еще недавно элегантно пустотелом, сейчас почему-то красовалась футболка, проданная мною вчера Кате Суровцевой. Что за наваждение! Я подошел поближе. Она самая. Просто невероятно. Вот это уж точно новинка сезона!..

–Так твоя или нет?– ледяным голосом повторил вопрос Леопард Самсонович.– Или, может, тоже собаку приглашать будем – так вы, кажется, с Самохваловым предлагали поступить?– В голосе директора звенела нескрываемая насмешка.

Я молчал, силясь сообразить, что все это значит.

–Подойдите поближе, Алла Сергеевна,– пригласил директор маму.– Ваш сын явно нуждается в подсказке. Не соблаговолите ли глянуть на эту вот занятную композицию и пролить свет на, наше, так сказать, любопытство? Его это все-таки доспехи, или не его?

Мама закрыла лицо руками и мне стало ее ужасно жалко. Ну почему, почему ей должно быть стыдно за меня?! Разве я в чем-то виноват? Разве это справедливо? Все кричало во мне от обиды, но... Но футболка-то была моя, и вся школа прекрасно знала это. Не сам ли я лишь позавчера – не хуже этого чучела – торчал в вестибюле как какая-нибудь телеграфная тумба? Молчать дальше было просто глупо.

–Моя футболка,– глухо выронил я.

–Так-с!– обрадовался, директор.– Кажется, налицо прогресс!.. Похвальное признание! Итак, попробуем продвинуться дальше. Скажи-ка нам, Володя, ты не мечтаешь стать модельером?

–Модельером?– опешил я.– Зачем?

–Вот и мы спрашиваем – зачем?..– подхватил Леопард Самсонович.– Зачем нарядил ты в свою футболку этот, с позволения сказать, манекен? Гляди, что сделал ты и с милейшей учительницей. Ох, нельзя так глумиться над педагогом – источником знаний.

Бедная мама! Шагнув к парте с пузырьком, она судорожно схватила его и отхлебнула глоток.

–Водичкой... Водичкой запейте! – участливо подвинула стакан Наталья Умаровна.– Валерьянку нельзя без водички, это вам не дыня.

Леопард Самсонович подтолкнул меня к чучелу, образованному из скелета и футболки.

–Снимай давай.

–Вот еще!– дернулся я.– Пусть снимает, кто это и сделал. Я-то тут при чем?

Извини, брат!– воскликнул давно потерявший терпение Мантюш-Бабайкин.– Мне это все уже порядком надоело. Неужели ты думаешь, что в школе, где две тысячи таких вот как ты гавриков, мне и заниматься больше нечем, кроме как твоей футболкой. Снимай давай, а потом, расскажешь, зачем затеял весь этот маскарад.

Не буду снимать,– пробурчал я.– Говорю же – не знаю, кто это сделал.

Директор сел на парту и перевел взгляд на маму.

–Поздравляю вас, Алла Сергеевна!– усмехнулся он.– Отличный подарок приготовил ваш сын к Восьмому марта и вам, и Наталье Умаровне. Поздравляю!

Мама комкала в руках платок, готовясь заплакать.

–Володь!..– всхлипнула она.– Ты скажи... Правду скажи... Нельзя же так. Стыдно…

–Ничего ему не стыдно!– отрубил Леопард Самсонович.– Он достал из кармана складной нож и взвел его.

–В последний раз спрашиваю – будешь снимать или нет.

Я не двигался с места.

–Тогда сниму я сам,– сказал он, и, шагнув к манекену, взрезал футболку и передал ее ошметки маме:

–Извините, что пришлось так. Вы сами видели, что нормальным способом снять ее было невозможно – надета, что называется, на века.

Он пошел было из класса, но обернулся у самых дверей.

–Своей властью освобождаю Балтабаева-младшего от уроков. До тех пор, пока ко мне не придет Балтабаев-старший. Кстати, если не ошибаюсь, он у нас – член родительского комитета. Вот и хорошо. Есть повод для серьезного разговора. Уважаемый, Гафур Рахимовнч – большой человек, я это знаю. Видимо, за высокими делами и упустил, что в собственной, так сказать, отрасли происходит. Вот вместе и потолкуем.

– Вы ему в дневник запишите,– посоветовала Наталья Умаровна.– И пускай отец распишется.

–Мать скажет, если он забудет.

–Вот еще!– вспыхнула мама.– Его вина – пусть сам отцу и говорит. Буду я за него отдуваться! Давай-ка сюда дневник!..– и, схватив мой туго набитый портфель, она перевернула его вверх дном, чтобы не утруждать себя долгими поисками дневника, и резко встряхнула. На стол посыпались учебники, тетрадки, карандаши, готовальня.

Последней шмякнулся из портфеля... бутылка коньяка, которую мы с Борькой схоронили на самое дно, чтобы решить ее судьбу на совете класса. И в звенящей тишине кабинета она предательски покатилась к краю стола. Я метнулся и подхватил ее у самого края пропасти.

– Ты что, Володя?– спросила мама, каким-то чужим, странно подурневшим голосом.

–Как это что? Разобьется ведь,– объяснил я.

–Вот-вот!– воскликнул Леопард Самсонович.– Все к одному. Вот и десятая! И – полненькая... Не нахожу слов, Алла Сергеевна!

Оглядев бутылку, директор развел руками:

– Все верно. Точно такая же… Одна партия... Балтабаев, ты что хотел с ней делать в школе?

Закопать,– вздохнул я.– В смысле – дома, а не в школе. На три года... А в школе – обсудить... Сообща...

Ясно.... Ясно,– ухмыльнулся Леопард Самсонович.– Решили и десятую... поставить на обсуждение? А девять предыдущих вы уже обсудили? И это – несмотря на мое субботнее предупреждение? И сколько же вас входит в этот ваш совет? Трое небось?

– Да о чем вы, Леопард Самсонович!– опомнилась мама.– Да чтобы Володя... Да эту гадость... Да никогда в жизни!.. У него и папа только по праздникам... Символически. Скажи, Володя?

Он уже свое слово сказал,– сухо возразил директор.– Вот его слово,– и Леопард Самсонович ткнул пальцем в злосчастную бутылку.

Недоразумение это!– в отчаянии вскричала мама!– Да у нас дома отродясь таких не было. Володя, скажи нам, кто это положил тебе в портфель?

–Сам положил.

Мое положение было отчаянным.

Мама вытирала платком глаза. Я подошел к ней, уронил виновато:

–Мам... Ты это... Правда... Я не виноват...

Иди домой,– всхлипнула мама.– Дома поговорим... Вечером.

Давно пора,– кивнула Наталья Умаровна.– Это у него еще в январе началось, с сосульки. Сосулька та мне в пять рублей обошлась. Простила я его тогда, поверила ему, и, видать, напрасно. Вот к чему приводит доверие, если его слишком много. Урок... Какой мне урок!.. Да и вам.

Спускаясь по лестнице, я увидел Катю Суровцеву. Не обманула ведь! Пришла-таки в школу в новой шубе. Правда, застегивать не стала – иначе от нее самой в жаркой топке шубы одна зола бы и осталась... Катя хотела прошмыгнуть мимо, но я схватил ее за могучий рукав.

–Слышь, Шуба, зачем футболку Ромке отдала?

–Попросил – и отдала. Тебе-то что? Денежки ведь получил...

Знаю, если спрашиваю. Гад он!

А ты-то... Ты-то сам?!– запричитала Кэт.– Ромка как увидел ее – сразу сказал, что это не фирма, а халтура. А папа сказал, что это называется ширпотреб и что мы с мамой просто выбросили деньги.

–Сама ты ширпотреб!– обиделся я.– Такая футболка – одна на всем свете. С нее только фотокопии есть, в Катта-Караване...– Я вовремя придержал язык, едва не назвав и имя Андрея Никитенко. Андрюхин час должен был пробить только послезавтра, седьмого марта...,

–Скелет – Ромкина работа?– прямо спросил я. Катя потянула рукав, вызволяя его из моей руки.

–У него и спроси,– бросила она.– Мое дело маленькое. Попросил – отдала. Брат как никак.– И мисс-Юнусабад ускакала в класс.

Внизу меня поджидал встревоженный Борька Самохвалов.

Что так долго?– напустился он на меня.– Ты чего такой бледный?

Ромка футболку на скелет напялил,– вздохнув я.– И бутылку директор нашел. Обалдеть – как все получилось.

–Еще одну бутылку?– удивился Борька.

–Никакую не еще. Ту самую. Нашу. Я и сказать ничего не успел, а они уже нашли ее в портфеле. Случайно... Теперь в школу нельзя ходить – директор с отцом говорить хочет.

–Что же теперь будет?– испугался Борька.

Я пожал плечами, усмехнулся:

–Призовая игра, наверное... Вчера мы выиграли приз, а сегодня – он нас. В смысле – меня,– уточнил я.– Ты не бойся, я про тебя им тоже не сказал.

Призывно залился звонок, приглашая вторую смену на первый урок. Волны ребят хлынули в узкий пролив коридора, и только я один с трудом плыл сейчас против течения.

Но как говорит Акрам – «Хочешь в шторм спасти корабль – упирай нос в волну».

ИГРЕК № 2

До вечера была уйма времени, и я из дома позвонил в редакцию Сиропову. Просто так.

А, юнкор Игрек!.. Как успехи?– бодро спросил Сиропов и, не дожидаясь моего ответа, тут же предупредил:

Ты не клади трубку, тут по параллельному телефону Крякина новые стихи Рудика транслирует.

Мне стало скучно.

Давайте лучше через час позвоню,– предложил я.– Она же все равно частушки по буквам передает.

По буквам,– со вздохом подтвердил Олег.– Ну, ты давай тогда... Через час... Не пропадай... Чао-какао!

Повода звонить Сиропову у меня, честно говоря, не было. Никакой новой заметки я пока не написал. Судя по всему, не скоро появится и настроение писать. Какие там заметки,– из школы бы не вылететь. И я решил не звонить сегодня Сиропову. Зачем? Станет спрашивать, как идет в школе операция «Министр ждет подсказки», да сколько названий для маек, курток и футболок мне удалось собрать? До того ли мне сейчас было, если одна– единственная футболка – и та принесла столько невзгод. События последних двух дней могли подсказать мне разве что такие надписи: «Я не виноват!», «Спросите Хурсанда-бобо», «Ну, Суровцевы, погодите!» Но разве подобные надписи заинтересовали бы министра?.. Кто станет покупать товар с такими слоганами? Это же один убыток будет, фабрики остановятся. Кроме того, я боялся проговориться Сиропову, что Леопард Самсоныч только что освежевал перочинным ножом футболку с его заметкой о девочке-богатыре.