Текст книги ""Та самая Аннушка", третий том, часть первая: "Гонка за временем" (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Можно было захватить друзей, чтобы они тебя поддержали до и оплакали после, или нанять плакальщиков, если друзей нет и хочешь убиться от одиночества. Видеосъёмка оплачивается отдельно. Романтично, красиво, стильно и модно. Некоторые раз по пять приезжали.

– В смысле? – поразился я. – Пять раз самоубились?

– Тех, кто в последний момент передумал, доставляли домой бесплатно, по пути поздравляя со вторым рождением. Довольный клиент – постоянный клиент!

– Класс, – восхитилась Даша. – Шикарный бизнес. А подарочные карты есть? Я бы мамке послала…

– Когда торговля по Дороге начала дохнуть, тот маршрут отвалился одним из первых. По мосту перестали ходить караваны, аборигенам снова пришлось перейти на птиц и рыбу, но они уже разбаловались и не захотели. Многие ушли с караванщиками, надеясь пристроиться в других срезах, а последние оставшиеся взялись за руки и спрыгнули с моста. Воспользовались, так сказать, собственным сервисом.

– Какая-то невесёлая в итоге вышла история, – сказала Сашка расстроенно.

– Уж какая есть, – пожала плечами Аннушка. – Твоя очередь, солдат.

Глава 9

Обратная проекция

Я взял в руки свечку и задумался. Подвизаясь сталкером, повидал немало срезов, но интересного в них было немного. Сначала необычно тем, что это другой мир, даже если там только пыльные руины с выветренными костями бывших жителей, но к этому быстро привыкаешь. Вскоре переходы становятся рутиной, поиск – работой, и заброшки сливаются в одну бесконечную помойку. Любой мир без людей – просто ещё одна пустошь, а сталкеры таскаются именно по таким.

– Попал как-то в одно странное местечко, – начал рассказ я. – Случайно. Встретил на маршруте бандюков, не рейдеров (эти больше по Дороге шакалят), а посконных, наших. Консигнаторы, конечно, дают крышу, но на маршруте закон тайга, и сталкеру, чтобы пожаловаться на гоп-стоп, его надо сначала пережить. Их было восемь рыл с «калашами», а у меня только дробан, не обзавёлся тогда ещё автоматом. В стычке я не то убил, не то сильно ранил одного, чем сильно их разозлил. Бандиты думали, что загнали меня в угол, отрезав от кросс-локуса, а я так не думал, потому что почуял другой. Понятия не имел, куда он ведёт, в базе его не было, но шансы выглядели всяко лучше, чем один на пятерых. Зачем рисковать, если можно отсидеться и вернуться на маршрут, когда они меня потеряют? Мало кто умеет чувствовать недокументированные кросс-локусы, так что того, что они пойдут за мной, я не опасался.

Проход оказался в заброшенном бункере, к счастью, открытом, иначе биться в бронированные ворота было бы бесполезно. Искали меня с большим энтузиазмом, пыльные руины не давали шансов скрыть следы, так что я послушал крики «Выходи, падла, всё равно найдём!», подумал, а не устроить ли в таком удобном месте засаду, потом решил, что патронов мало, а у них могут быть гранаты, и тогда мне в узких коридорах придётся туго. Дверца нашлась в дальнем углу, стальная, с запирающими рычагами. За ней тупик, небольшое помещение с бетонными стенами и местами крепления чего-то массивного и железного на полу. Генераторная, или место установки ФВУ, или что-то ещё в этом роде. Судя по состоянию города, аборигены любили повоевать, так что убежище явно не декоративное. Закрыл за собой дверь, произвёл внутри себя привычное усилие по переключению реальностей, открыл и вышел.

Сначала показалось, что проход не сработал – коридор почти ничем не отличался, но потом заметил, что в нём заметно чище. Нет толстого слоя пыли на полу, на котором в предыдущем срезе отпечатались мои следы. Сидеть у двери было бы глупо, скучно и долго, энтузиазма бандитов, по моим прикидкам, хватило бы на день поисков, не меньше, так что имело смысл отойти подальше и поискать ещё какой-нибудь проход. Вдруг я их просто обойду?

Бетонный коридор с кабельными связками на стенах, закрытые железные двери. Одну я из любопытства открыл – ничего интересного, пустое помещение с затхлым воздухом. В этой части бункера оказалось на удивление холодно, температура была по ощущениям чуть выше нуля, пришлось достать из рюкзака куртку и свитер. При этом внизу, вдоль стены, шла ребристая труба отопления, я потрогал её и удивился – она была тёплая! Я посветил фонариком, нашёл выключатель, повернул его, и на стенах зажглись тусклые лампы. Бункер имеет энергию, а значит, тут кто-то живёт!

При свете стало очень заметно, что сооружение весьма старое и довольно запущенное. Краска со стен облезла, железные детали тронуты ржавчиной, на трубах следы давних протечек, пахнет коррозией, сыростью и плесенью и, несмотря на работающее отопление, чертовски холодно. Именно холод побудил меня идти дальше, при такой температуре долго не высидишь. Если здесь есть люди – а они наверняка есть, – то в месте их обитания будет теплее. Скорее всего, я вылез в неиспользуемых помещениях, где из экономии поддерживается минимальная температура.

Риск проникновения в жилую зону был очевиден – бункер чертовски похож на военный объект, а военные обычно сильно напрягаются, когда обнаруживают незнакомых вооружённых людей в собственном чулане. Тем не менее, я решил рискнуть – запущенный вид помещений давал надежду, что охраняется это место плохо или вообще никак. Может быть, удастся договориться. В конце концов, мне от них ничего не надо, просто посидеть в тепле или выйти к следующему проходу, если таковой тут найдётся. Я прислушался к миру, проверяя наличие выхода. Думал, что слишком близкий вход забьёт мне восприятие, обычно надо отойти подальше, но оказалось, что я и входного не чувствую! Несмотря на мороз, облился холодным потом, кинулся в помещение, через которое вошёл, захлопнул дверь, напрягся – ничего. Как и не было тут кросс-локуса. Визит к обитателям бункера стал неизбежен. Я дошёл до двери в конце коридора, повернул массивную железную ручку и, отряхивая ладони от ржавчины, вошёл.

Внутри действительно было теплее, хотя всё равно прохладно. Градусов десять-пятнадцать. Горели редкие тусклые лампы, на полу истёртая до дыр красная ковровая дорожка, но пыли мало, тут явно убирали, хотя и не очень тщательно и не слишком часто. Я укрепился в подозрениях, что этот объект переживает не лучшие времена, а значит, возможно, не особо тщательно охраняется. И действительно – я ходил по коридорам совершенно свободно, не встретив вообще никого. За закрытыми дверями были комнаты-казармы с пустыми койками, комнаты-кабинеты с пыльными казёнными столами, комнаты-склады с пустыми полками. Признаки жизни обнаружились только на кухне – чистая плита, тёплый чайник, упаковки незнакомых сублиматов в закрытом шкафу. Я проверил – в кране мойки была вода, горячая и холодная, инфраструктура бункера работает. Но где все люди?

По крайней мере часть ответа на этот вопрос я нашёл за покрытой инеем дверью в торце полутёмного коридора. Она примёрзла и открылась с трудом, за ней, в темноте старого склада, на длинных полках лежали замороженные тела. Те, что подальше от входа, зашиты в подобие саванов, сделанных, видимо, из простыней. Те, что поближе, просто так. Мужчины и женщины, молодые и старые, несколько детей. На тех, что лежат открыто, никаких видимых повреждений, от чего умерли – непонятно. Как давно – тоже, в помещении сильный мороз, тела могут храниться вечно.

Жители бункера были обнаружены, но явно не все. Кто-то же согрел себе чайник?

Живого обитателя я нашёл этажом ниже. Лестница вниз была скрыта за дверью, и я наткнулся на неё только в процессе детального осмотра, заглядывая во все помещения по очереди. Узкая, крутая, с истёртыми до блеска металлическими ступенями, они привела меня на нижний, технический ярус. Откуда-то доносился неприятный гул, от которого, казалось, слегка вибрирует пол, а ещё меня охватило странное ощущение, похожее не то, что я испытываю вблизи кросс-локусов, но другое. Тем не менее, я сразу воспрял – может быть, это означало, что я найду тут выход. Однако вместо этого нашёл седого очкастого деда, взирающего на стену подсвеченных тусклым жёлтым сиянием приборных консолей.

Он созерцал их пару минут, потом повернулся и направился к пульту, где защёлкал переключателями. При этом прошёл в шаге от меня, но не обратил ни малейшего внимания.

– Эй, уважаемый, – сказал я растерянно, – здравствуйте. Я Лёха.

Старик повернул голову, посмотрел на меня как на пустое место и вернулся к своим приборам.

– Я случайно к вам попал. Свернул не туда, а дверка захлопнулась.

Ноль внимания.

– Мне бы выбраться отсюда, хоть даже туда, откуда пришёл, и я вас больше не побеспокою.

Дед сопел и щёлкал тумблерами, периодически черкая что-то карандашом в потрёпанном блокноте. Я потрепал его по плечу:

– Эй!

Он раздражённо стряхнул мою руку и только.

– Да чёрт тебя дери, дедуля! – рассердился я, в конце концов. – Какого хрена ты меня игнорируешь!

Когда старик снова пошёл от пульта к приборной стене я встал на его пути. Он попытался меня обойти – я сделал шаг в сторону, перекрывая проход.

– Ну, что тебе надо? – проскрипел тот наконец. – Самая навязчивая галлюцинация на моей памяти.

– Я не галлюцинация, я Лёха.

– Я не запоминаю имена галлюцинаций. Они приходят и уходят, а память мне нужна для другого. Она и так слабеет от возраста, приходится записывать данные, ещё не хватало забивать её всяким бредом.

Толкнул его в плечо.

– Я материален!

– Это лишь моё тактильное восприятие. Мой мозг повреждён Установкой и периодически резонирует с Фракталом, будучи его частью. Чего тебе надо от меня на этот раз, феномен больного сознания?

– Сам ты феномен, – обиделся я. – А мне надо выбраться отсюда.

– Поскольку ты галлюцинация, то надо просто подождать. Даже самые навязчивые из вас исчезают, стоит мне уснуть. Наутро я снова один. До отбоя… – он посмотрел на массивный наручный хронометр, – пять с половиной часов. Не так уж сложно потерпеть, не отвлекая меня от работы, верно?

Он сделал шаг в сторону, обогнул меня и встал перед приборной доской. Я не стал ему препятствовать, только спросил вслед:

– А если я не галлюцинация?

– Тут всё галлюцинация, более или менее. Реален только Фрактал, но и он коренится в моей голове.

– А ты сам? Реален?

– Не могу ответить на этот вопрос, – сказал он, подумав. – Он неразрешим без внешнего наблюдателя, а поскольку ничто не может быть внешним по отношению к Фракталу, частью которого я являюсь, то моя реальность неопределима.

– А эти приборы, на которые ты пялишься? Они реальны?

– Это визуализация процессов функционирования Установки, так что они вторичны по отношению к ней. Их вид мог быть любым, а их реальность не безусловна. Но в практическом смысле это неважно, поскольку первична информация, а не материя, её индуцирующая.

– А что делает Установка?

– Не знаю.

– А разве не ты её, ну… обслуживаешь?

– Более того, я её создал. Не один, разумеется, но идея моя.

– И при этом не знаешь, зачем она?

– Она строилась, чтобы открыть одну дверь, но оказалось, что она закрыла все остальные.

– Так выключи её!

– Невозможно. Я лишь удерживаю её в режиме, это самоподдерживающийся процесс. Её включили много лет назад, но, когда актуатор набрал скорость, механическая связь с ним была утеряна.

– Э… укатился, что ли?

– Смотрите.

Старик дёрнул ржавый рычаг на стене, с хрустом раздвинулись железные ставни. Сначала за ними было только тёмное стекло, но потом в помещении зажглись лампы: большой аппаратный зал размером с хорошее футбольное поле, оборудование, кабели, непонятные железки, ничего не говорящие надписи. В центре станина, над которой вращается подвешенный в воздухе диск с отверстием в центре. Диаметр метра два, материал не разобрать, крутится так быстро, что детали сливаются. Я понял, что гул и мелкая, почти незаметная, но навязчивая вибрация, пронизывающая весь бункер, исходят как раз от него, хотя на вид он даже не касается физической опоры. Я видел однажды настольную игрушку, которая работала на магнитной левитации: там крутился, вися в воздухе, небольшой металлический шарик. Немного похоже.

– И что это за штука?

– Актуатор Установки. Предполагалось, что его вращение сдвинет метрику и откроет портал.

– Дайте угадаю. Что-то пошло не так?

– Для галлюцинации вы очень догадливы. Установка свернула пространство, закупорив нас в пузыре псевдореальности. Мы тут же выключили подачу энергии, но актуатор не остановился, а только набрал обороты. Затормозить его физически тоже не удалось, потому что он недоступен из этого плана.

– Но я же его вижу!

– Если бы вы были материальны, а не являлись феноменом резонанса Фрактала с моим больным разумом, то могли бы убедиться лично – его невозможно коснуться, все предметы просто проходят насквозь. Откуда берётся энергия для его вращения, неизвестно.

– А что случилось с людьми?

– Они умерли.

– Это я заметил. Но почему?

– Думаю, Установка высосала их жизнь. Они не болели, не были ранены, у нас хватало продуктов. Просто ложились и умирали. Кажется, без мучений. Предупреждая вопрос – не знаю, почему не умер я. Возможно, дело в том, что в момент пуска я единственный находился в аппаратном зале и каким-то образом слился с ней. С тех пор я вижу мир как переплетение линий фрактала, чувствую вращение актуатора сердцем и страдаю галлюцинациями, неотличимыми от реальности.

– А что снаружи? Вокруг бункера?

– Ничего. Мы в крошечном пузыре псевдореальности. Если открыть ворота, то снаружи снег, лёд и космический холод. Но совсем немного, до несуществующей границы моего недомира метров двести. Можно ходить кругами вокруг входа, пересекая этот глобус по экватору. Я так и делал, пока ворота не примёрзли. К счастью, внутри изотопный тепловой реактор, его хватит надолго.

– И давно вы тут один?

– Девяносто три года.

– Сколько? Не может быть.

– С момента включения Установки я не старею, а запасы еды в бункере были предназначены для полутора сотен сотрудников из расчёта десяти лет автономии. Ем совсем мало, на холоде продукты хранятся вечно. По моим подсчётам, даже если не экономить, хватит ещё лет на пятьдесят. Впрочем, возможно, отсутствие еды меня не убьёт. Однажды я ради эксперимента не ел два месяца и даже не похудел. Решил не продолжать, потому что процесс питания хорошо структурирует жизнь, и мне нравится есть. Вероятно, я слишком сильно сросся с Установкой, и она даёт мне энергию жизни так же, как забрала её у остальных. Может быть, это такая же самая энергия, тогда я должен прожить всё то, что не прожили сто сорок четыре человека, и некоторые из них были совсем юными. Но не исключаю, что она поступает откуда-то извне, как энергия для вращения актуатора. Если я переживу тепловой реактор, то проверю, как скажется на мне холод. Возможно, тело застынет, но я останусь жив, и буду вечно лежать в темноте, размышляя. Но до этого момента пока далеко.

– М-да, – поёжился я, – так себе перспективка. Всегда считал, что в бессмертии больше минусов, чем плюсов. И чем вы развлекаетесь уже почти век?

– Наукой, разумеется. Я же учёный. У меня много времени и широчайшие возможности для экспериментов с метрикой. Меняя параметры воздействия на актуатор и регистрируя ответные возмущения, я собираю статистику. К сожалению, компьютер давно вышел из строя, приходится обсчитывать результаты вручную, но спешить мне некуда. Пишу большую фундаментальную работу по фрактальной физике.

– И что вы будете с ней делать?

– Положу в стол. Может быть, однажды этот пузырь вскроется и сюда сможет попасть кто-то реальный. Но если и нет – неважно. Информация тоже форма первоматерии, и ничто созданное в этой форме не исчезает окончательно.

– А почему вы считаете, что я галлюцинация?

– Вы не вплетены в метрику. Я вижу вас глазами, могу потрогать, – старик осторожно коснулся меня рукой, – но не воспринимаю как фрактальный объект. Вы не принадлежите этому миру, а значит, являетесь сугубо ментальным феноменом. Хотя, должен признать, впервые вижу в этом качестве совершенно незнакомого человека. Обычно меня преследуют мертвецы и раздражают призраки из прошлого. Кроме того, сюда нельзя попасть и нельзя выйти.

– Никак? – удивился я.

– Разумеется. Это локальная метрика, она представляет собой маленькую, но совершенно отдельную Вселенную. С точки зрения физики, никакого «снаружи» у неё нет, а значит войти неоткуда и выйти некуда.

– Тогда как сюда попадает энергия? Вы же сами говорите, что диск её как-то получает?

– Актуатор, о котором вы говорите, является, видимо, мультиобъектом, принадлежащим более чем одной метрике. У меня есть гипотеза, что Установок много, и они, находясь в разных ветвях Фрактала, каким-то образом синхронизированы. Вполне вероятно, что в бесконечных вариациях Мультивселенной нашлись те, кто произвели аналогичный эксперимент, построив свои вариации Установки. Таким образом возник метафеномен, все они на некоем уровне слились в одну Установку, и актуатор у них общий. Это объясняет невозможность взаимодействия с ним на простом материальном уровне. Но это не единственная версия.

– А какие ещё есть?

Мне было не очень интересно, но учёный оставался моей единственной надеждой выбраться, даже если он считает меня галлюцинацией. Ведь как-то же я всё-таки попал в бункер!

– Пусть это прозвучит самонадеянно, но я считаю, что наша Установка попала в резонанс с механизмами, обеспечивающими стабильность базовых метрик Мироздания. Я давно подозревал, что они существуют и, если мне удалось создать их подобие, пусть даже примитивное, то это достижение, которое перекрывает все минусы последствий. Я, как разработчик, стал буквально равен демиургам Фрактала! Правда, – вздохнул он, – эффект не тот, на который мы рассчитывали.

– А чего вы ждали?

– Цель эксперимента – создание постоянного прохода в один из миров смежной метрики.

– Для чего?

– Территории. Ресурсы. Убежище. Мир катился к тотальной войне, а в соседнем, если он окажется пригодным для жизни, можно было бы укрыть население и ценности, чтобы после ядерной зимы вернуться и начать с начала, уже без противников. Я предлагал рассмотреть вероятность резонанса с устройствами аналогичного назначения в других метриках, но это сочли слишком фантастической гипотезой. Мы знали, что миров множество, надеялись это доказать, но почему-то не верили, что не одни в Мультивселенной. В результате эксперимент подтвердил мою версию, но я стал его заложником. Впрочем, он ещё не окончен.

Старик вернулся к своим переключателям и защёлкал ими, сверяясь с блокнотиком.

– А что вы сейчас делаете? – я не хотел, чтобы он замолчал, коммуникация давала хоть какой-то шанс.

– Это можно сравнить с подбором длинного сложного пароля. Я меняю частоты и отслеживаю реакцию. Вариантов огромное количество, но и времени у меня много.

– Вы же записываете все результаты?

– Разумеется, это же научный подход.

– А можете посмотреть, какая комбинация была перед тем, как появился я?

– Хм? Это какая-то подсказка подсознания? Я что-то упустил на той фазе? – заинтересовался учёный, быстро листая блокнот. – Хм, это было примерно в… Ага, вот. Ну-ка… Да, действительно был небольшой сдвиг. Крошечный. Но раз моё подсознание устами галлюцинации обращает на него внимание, возможно, есть смысл повторить ту комбинацию.

– Определённо есть, это я как голос вашего подсознания рекомендую!

– Это не займёт много времени… Вот тут, тут и тут. Включаю индуктор.

– Продержите его включённым хотя бы минут двадцать, умоляю!

– Да-да, мне как раз надо будет снять показания… – сказал старик мне в спину.

Я уже бежал сломя голову по коридорам к кросс-локусу, открытие которого сразу почувствовал, как глоток свежего воздуха в заколоченном гробу. И знаете, что самое интересное?

– Что? – спросила увлечённая моим рассказом Сашка.

– Я не сомневался, что бандиты будут меня поджидать, ведь времени прошло совсем немного, был готов дать бой. Но их там не оказалось. Более того, когда я дошёл до нужного мне по маршруту кросс-локуса, где они подстерегали неосторожных сталкеров, там не было никаких следов нашей стычки – ни крови, ни гильз, ни следов от картечи на стенах. И даже стекло, которое они выбили, чтобы придавить меня огнём с фланга, стояло целеньким. Пыльное, старое, со следами копоти от пожара и грязи от многолетних дождей. Целое. А когда я вернулся домой, то увидел, что календарь моего телефона забежал вперёд на сутки. Я вернулся на день раньше, чем рассчитывал, исходя из субъективного времени!

– Как это может быть? – удивилась Сашка.

– Случается, – подтвердила Аннушка. – Крайне редко, но случаи известны. Лёха попал в локаль с отрицательной проекцией вектора времени на нашу ветку Фрактала. Бывают и целые срезы, попав в которые, рискуешь вернуться раньше, чем ушёл, и помахать самому себе в спину.

– Это вроде как с Криссой? – уточнил я.

– Да, хотя тот мир, где она учится у Лейхерота, имеет небольшую, но всё же положительную проекцию. Тут недели, там годы. А вот так, чтобы назад работало, – я слышала всего пару раз, да и то не уверена, что правду.

– Правду, – кивнула Даша, – мне мамка про такое рассказывала. Говорила, что знает такое место. Это, мол, очень опасная игра с Мирозданием, но иногда позволяет спасти ситуацию, когда уже всё проиграно.

– А как же парадоксы? – спросил я. – Если бы я, к примеру, задержался там на сутки, встретил себя, сказал классическую фразу: «Я – это ты из будущего! Не ходи к тому кросс-локусу, там бандюки засели! Обойди, ну его нафиг!» Допустим, я послушался и вернулся искать обход. Но тогда, получается, что я не столкнулся с засадой, не сбежал, ранив бандита, не спрятался в случайном кросс-локусе, не встретил того деда, не вернулся на сутки назад, а значит, и не предупредил себя? Это как возможно?

– Не знаю, – отмахнулась Даша. – Наверное, мамка не случайно говорила, что это один из опаснейших финтов, на которые идут только от полной безнадёги. Ну что, Сашка, теперь твоя очередь байки травить?

Глава 10

Полет волантера

Сашка взяла свечу неуверенно, задумалась, молчит.

– Эй, – недовольно пихнула её коленом сидящая рядом Даша, – это твоя была идея. Не отлынивай!

– Я мало видела, – призналась девочка. – Недавно начала путешествовать, и никогда не делала этого одна, только с родителями. Можно я расскажу вам о мире, который мне снится?

– Тебе снится какой-то определённый мир? – удивилась Аннушка. – Всегда один и тот же?

– Да, мам. Очень детальные сны. Я даже стала больше спать, чтобы их видеть.

Вначале мне казалось, что Сашка почти не спит, но теперь на ночных привалах я вижу её сопящей в спальнике, как обычного ребёнка, да и в машине может подремать, пока едем. Всё сложнее становится не забывать, что она робот. Даже подозрительная Аннушка иногда машинально треплет её по волосам или поправляет одежду, а однажды рассеянно поцеловала в макушку, поймала себя на этом, сама себе удивилась, но отталкивать не стала. Кажется, коварный план Алины по приучению моей подруги к идее наличия детей срабатывает хотя бы частично. От первоначального холодного дистанцирования она постепенно перешла к принятию. Сашенция обаятельная, разумная и покладистая; думаю, с настоящей живой девочкой сложностей было бы куда больше.

– Мне снится, – продолжила Сашка, – красивый город в горах. Он не похож ни на что, мной виденное. Устремлён вверх, дома высокие, необычные, соединены воздушными переходами с зелёными растениями на каждом ярусе. Белые башни в горной долине, вершины упираются в облака, но при этом на крышах зелёными шапками рощи живых деревьев. В моих снах там всегда солнце, но это, наверное, потому, что мне постоянно снится один и тот же день.

– Всегда один день, и ты это знаешь? – уточнила Аннушка.

Рассказ Сашки, к моему удивлению, вызывает у неё живой интерес.

– Да, потому что это самый счастливый день. Для той меня, что во сне.

– А ты во сне не ты? – спросила Даша.

– Не знаю точно. Наверное, всё-таки я, но другая. И там у меня другие родители. Папа и мама. Они совсем молодые и очень-очень красивые, или я такими их вижу. Мы собираемся в большое путешествие, и во сне меня это очень радует. Я беспредельно счастлива, ведь папа вернулся из своих бесконечных командировок, и мы целый месяц будем вместе! Во сне это как бы набор ощущений. Вот папа, он чудесный, я его обожаю, его долго не было, я по нему ужасно соскучилась. Вот мама, она наконец-то с папой и очень счастлива. Они всё время рядом, часто касаются друг друга, обнимаются, улыбаются и просто светятся от радости. Мама, напевая, собирает вещи, я выбираю любимые книги, которые возьму с собой. В круглых окнах сияет солнце, плывут облака, мир прекрасен. Я вижу, как над горами разворачивается серебристый дирижабль, и кричу:

– Мама, папа! Волантер, смотрите, волантер!

Не знаю, почему я назвала его так, но во сне мне очевидно, что это именно волантер.

– Мы же на нём полетим, да?

– Нет, милая, – отвечает папа, смеясь, – это другой. Видишь, он небольшой, двухмоторный, с маленькой гондолой? Это авизо, или разведчик, или вип-яхта.

– Ты на таком работаешь?

– На другом, наш побольше, он возит грузы и энергию. А полетим мы на большом круизном, это вообще восьмимоторная громадина, там четыре пассажирских палубы и почти сто кают! Есть обзорная галерея, ресторан и даже бассейн. Тебе понравится, вот увидишь.

– Конечно, понравится! Настоящий круиз! Я об этом год мечтала!

Мама заканчивает собирать вещи, их не очень много, два прямоугольных контейнера побольше и один маленький, мой. Там в основном книги и немного одежды, я собирала его сама. Папа загружает их в окно доставки, оно в коридоре нашей квартиры.

– Всё, – улыбается он, – пути назад нет, теперь мы встретимся с ними уже в каюте.

До причальной башни мы идём пешком, пересекая жилую группу по подвесным коридорам между высотками. Это долгая прогулка, можно было бы долететь авиеткой, но папа говорит, что нам стоит нагулять аппетит для праздничного банкета, который ждёт нас на волантере.

– Это традиция, – рассказывает он. – Когда волантер отшвартуется, наберёт высоту и встанет на курс, всех пассажиров приглашают в нижний ресторан отмечать начало круиза. Там полностью прозрачные стены и даже пол местами. Оттуда самый лучший вид на полном ходу, когда нельзя выйти на обзорные палубы. К пассажирам выходит капитан в парадной форме, представляется, произносит торжественную речь, выпивает бокал игристого вина, и с этого момента круиз считается официально начавшимся. На этом банкете все знакомятся, стюарды выясняют предпочтения в еде и развлечениях, составляются компании на настольные игры и групповые чтения, записываются на концерты и спектакли.

– А ещё дети, кроме меня, там будут? – спрашиваю я.

– Конечно, милая, это семейный круиз, там будет много детей. Ты обязательно найдёшь, с кем поиграть и почитать вместе, – говорит мне мама. – Зря потащила столько книг, на круизных волантерах отличные библиотеки.

– Я взяла только самые любимые!

– Конечно-конечно, – смеётся папа. – Имеешь полное право. Кто мы без наших книг? Жду не дождусь, когда ты прочитаешь мне свою!

Я переполняюсь счастьем – я мечтала о том, как буду читать папе, ведь мы почти не виделись в этом году. Он постоянно был в дальних рейсах, иногда появляясь дома на ночь или две, и эти ночи принадлежали маме, а не мне. Я, как мы все, пишу свою книгу, куда выплёскиваю то, что меня беспокоит: как я скучаю по папе, как беспокоюсь за него, ведь дальние рейсы не всегда безопасны, как мне жалко ждущую его маму. Пишу о том, как начинаю понимать взросление и почему немного пугает переход в новый возраст. Все мы, каждый из нас, пишет, и, когда мы читаем друг другу, наши книги срастаются в единый фрактал – семейный, общинный, городской и так далее. Совместные круизы, такие как этот, дают возможность новых сюжетных пересечений, ведь там встречаются, общаются, и, конечно, читают люди из разных линий и триб. «Мы сплетаем наш мир из историй, как плетут свои сети пауки, – говорила мне мама, – поэтому это наш мир, и больше ничей. Каждый оставляет в нём своё плетение, которое навсегда останется частью реальности».

Мне нравится идти с родителями по воздушным переходам. Когда папа в рейсе, а мама занята, я люблю выбираться сюда. Сажусь в удобное кресло обзорной ячейки с книгой, чтобы любоваться на горы и облака, высматривать в небе волантеры, гадать, не летит ли на одном из них папа.

Вскоре мы доходим до причальной башни и видим наш волантер.

– Смотри, – говорит мне папа, – это «Ревант», один из самых больших мультикруизеров.

Мы специально задержались у прозрачной стены перехода, чтобы посмотреть на него снаружи. Заключённое в ажурную вязь несущих балок гигантское веретено фрактального поплавка белое, значит, главный привод не включён, волантер ещё полностью принадлежит нашей метрике. Папа объяснял, что, когда энергию подадут в резонаторы, поверхность начнёт отливать серебром, размываясь между ветвями Фрактала, а потом корабль замерцает и исчезнет, уходя на Дорогу.

Волантер пристыкован к мачте носом, где-то там переход, по которому мы попадём в многопалубную гондолу пассажирской части. Хвостовую часть опоясывают по кругу восемь консолей толкающих импеллеров, а за ними раскрыто перекрестие хвостовых рулей. Во сне я много знаю о волантерах, ведь мой папа штурман, но никогда не была на борту и вся дрожу от предвкушения. Мне кажется, что он прекрасен, и я никогда не видела зрелища лучше.

К верху причальной башни нас поднимает лифт, и красивая стюардесса в униформе улыбается, приглашая нас пройти. Отделка гондолы роскошна, золото и бархат, стекло и металл, а наша каюта одна из самых лучших, расположена внизу-спереди, её гостиная выступает из корпуса стеклянным фонарём, открывая великолепный вид на горы.

– Дорогой! – всплёскивает руками мама. – Это слишком роскошно! Можно было взять и поскромнее…

– Нет, – улыбается он, – вы заслужили самое лучшее! Я слишком много работал, вы меня слишком долго ждали, пусть наш совместный круиз будет идеальным!

Я их не слушаю, я прилипла к огромным, от пола до потолка, окнам, где пейзаж разворачивается и уходит вниз. Место города занимают горы и облака: волантер отчалил, и наше путешествие началось.

Вскоре по стенам пробегает слабая рябь и мерцание, вид за окнами скрывает туман – наш первый переход. Он короткий, туман исчезает, внизу снова горы, но уже другого мира.

– В круизных полётах переходы короткие, а зигзаги длинные, – поясняет папа, – чтобы пассажиры любовались пейзажами. Ритм движения подбирается так, чтобы смена времени суток в срезах совпадала с бортовой, так что вечером мы будем любоваться чередой закатов: над горами, морем, степью, лесом. А ночью сможем посмотреть сверху на огни больших городов. Днём будут остановки в самых красивых местах. Волантер зависнет, остановит импеллеры, можно будет выйти на наружные палубы. Обычно это делается в обеденное время, чтобы пассажиры могли посетить открытый ресторан и насладиться видами не через стекло. В круиз входит несколько долгих стоянок с причаливанием, там можно будет прогуляться по земле, посмотреть достопримечательности, искупаться в море или горном озере, посетить заведения местной кухни, купить сувениры и так далее. Но это всё потом, сейчас у нас торжественный обед! Наряжайтесь во всё самое красивое, так принято, это главный официальный момент круиза.