Текст книги ""Та самая Аннушка", третий том, часть первая: "Гонка за временем" (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Ну да, ему вроде при жизни нравилось. Похоже, это место испортилось, тут стало совсем скучно. Куда дальше едем?

– Едем? – удивился я. – Ты что, с нами намылилась?

– Разумеется, – с не меньшим удивлением ответила Даша, – вы же не думали, что я от вас просто отстану? Когда только-только стало весело? Мы с Сашкой ещё не доиграли.

– Да, пап, – подтвердила та, – там длинные кампании, с ума сойти. Мы только второе подземелье проходим.

– И нафига ты нам сдалась? – мрачно спросила Аннушка.

– Чтобы быть на глазах, конечно. Иначе вам придётся постоянно озираться, ожидая, что я до вас доберусь!

– Зачем? – спросил я.

– Зачем что?

– Зачем доберёшься?

– Ну-у-у… Не знаю. Грета хотела, чтобы я вас нашла и убила. Но это скучно. Я вообще не очень люблю убивать, на самом деле. Есть куча вещей интереснее. Кроме того, вы мне нравитесь. В основном, Сашка, но вы тоже ничего, терпимо. Если с мамкой сравнивать, так вообще зашибись, я Сашке даже завидую немного. Но, если вы меня прогоните, я могу обидеться и передумать. Прикиньте, вот зачем вам постоянно думать о том, где я таскаюсь и что замышляю?

– А ты будешь замышлять? – уточнила Аннушка.

– Обязательно. Я вообще такая… замышлятельная. А ещё злопамятная и мстительная. И на всю башку сумасшедшая. Таких, как я, лучше держать под присмотром! – подумав, добавила: – Ну, или убивать сразу. Но меня не так просто убить, предупреждаю сразу. Я дико живучая. Меня мамка как-то раз…

– Поняла, поняла, – отмахнулась Аннушка. – Саш, что думаешь?

– Я ей ещё не все страшилки рассказала.

– А ты, солдат?

– Да пусть прокатится. Соскучится – сама сбежит.

– Чур, я спереди еду! – тут же закричала Даша. – Кстати, куда?

– Всё тебе скажи, – фыркнула Аннушка.

– Не-не, ты обещала!

– Я? Что именно?

– Боты! – девушка ткнула пальцем в её обувь. – Ты мне обещала показать, где такие берут! Едем за ботами!

* * *

Мне пришлось ехать сзади, и я решил, что больше этого не будет, потому что задний диван тут узкий и неудобный. Сашка пристроилась к моему уху и зашептала:

– Правильно сделали, что Дашу взяли. Пусть будет при нас, так спокойнее. Она, конечно, шумная, но умная и много умеет. Представь, Грета годами делала из неё оружие, а мы его раз – и себе утащили!

– Это такое себе оружие, – зашептал я. – Вроде тухлой гранаты. Не то во врага полетит, не то в руке рванёт.

– Да, – шепчет в ответ Сашка, – она сумасшедшая. То как взрослая, злая и сильная, то как ребёнок, весёлая и беззащитная. Сейчас у неё просветление, ей нравится играть со мной, она как будто впадает в детство, которого у неё не было. В любой момент может измениться и стать опасной, но лучше пусть будет у нас на глазах, понимаешь?

– Она тебе не навредит?

– Нет, вряд ли. А если и да – пусть лучше мне. Отвезёте мою голову маме Алине, она что-нибудь придумает.

– Ездить с твоей головой в багаже не особо удобно. В целом виде ты мне больше нравишься.

– Конечно, пап. Но я думаю, Даша ничего мне не сделает. По крайней мере, пока мы не доиграем кампанию, а они очень длинные!

Сашка привалилась к моему плечу и заснула, вскоре усыпив своим ровным сопением и меня.

* * *

Здешний срез похож и не похож на постколлапсник. Вроде бы и пустовато, но дорога накатанная, на ней свежие следы. Вскоре навстречу нам проехал удивительный аппарат – шасси от какого-то старого трака, поверх которого водружена самодельная деревянная кабина, покрашенная в красный и расписанная золотыми цветами. Вместо кузова – фургон, в который вполне можно было бы запрягать лошадей. Вид у него жилой – из окон немедленно высунулись чумазые дети, завопили и замахали нам руками. Бородатый водитель поприветствовал «Чёрта» длинным пронзительным сигналом, Аннушка ответила тем же, и мы разъехались.

– На цыган похожи, – сказал я, разбуженный этими гудками.

– Это и есть цыгане. Рома́ дрома́, народ Дороги. Жаль с нами нет Донки, у неё тут наверняка нашлись бы знакомые. Правда, они вряд ли бы её узнали.

Навстречу проехало ещё несколько машин, представляющих собой вариации на тему старых грузовиков, пикапов и фургонов разной степени ушатанности, раскрашенных в яркие цвета и держащихся на проволоке и цветных верёвочках. Все они здоровались с нами и друг с другом протяжными гудками, их водители и пассажиры махали руками и орали, так что поспать больше не удалось. Шумное местечко.

– И чем они занимаются? – спросил я.

– Мелкой торговлей, кражами, мародёркой пустошей, народными ремёслами. У них неплохой рыночек, маленький, но с интересным ассортиментом. Со времён Малкицадака сильно захирели, конечно. Сейчас баро́ один из его внуков, в Чёрный город им уже не вернуться, но несколько мелких караванчиков есть. В меру сил нынешних глойти таскаются по Дороге, торгуют, меняются, смотрят, где что плохо лежит. За машиной тут нужен глаз да глаз. Мою, скорее всего, не тронут, но лучше без присмотра не бросать, могут попятить что-нибудь из кузова.

– Детей не воруют? – я взъерошил волосы зевающей Сашке.

– Путь только попробуют! – сердито заявила вдруг Даша. – Я за Сашку им такое устрою!

– Перестань, – ответила Аннушка, – это просто слухи. Они не воруют детей, а подбирают сирот, это разные вещи. В постколлапсниках хреновая выживаемость малолеток, рома дрома вывозят их, если могут. Оставляют в таборе, растят, как умеют. Может, и не лучшая судьба, но они хотя бы живы.

Рынок вполне обычный, сельский, только очень шумный и бестолковый. Мы оставили машину на импровизированной парковке под наблюдением Саши, вокруг которой сразу закрутился крикливый хоровод босоногих и чумазых цыганских детишек. Сашка смотрит на них с этнографическим любопытством, устроившись с книжкой. Она вообще постоянно читает, таская в рюкзачке пару мелефитских книг, подрезанных, видимо, в заброшенной локали со сломанным мораториумом.

– Думал, ты их сосканировала сразу, – удивился я.

– Да, для мамы. Но мелефитские книги нужно именно читать. Они бесконечно открывают новые и новые связи между описанными явлениями.

– Тебе это интересно?

– Да, очень. Только не проси рассказать, о чём там, это так не работает.

– Куда уж мне, – вздохнул я. – Приглядывай тут, чтобы чего не спёрли, а мы прогуляемся.

На прилавках горами овощи и фрукты, кучами какой-то технический мусор, тут же готовится остро пахнущая еда.

– Я не знаю, что это, – решительно сказала Даша, – но я это хочу!

Молодая темноволосая цыганка помешивает ароматное варево, радостно улыбается, говорит что-то, судя, по тону одобрительное, но языка я не понимаю и развожу руками.

– Тэкарэлэ́с хабэ́н? Ро́мни кэравэ́ла! Камэ́лпэ тэха́с мас? Без ловэ́нги!

– Спрашивает, хотите ли вы похлёбки с мясом, которую она готовит, – помогла светловолосая женщина из-за соседнего прилавка. Она тоже одета в пёструю накидку с платком, но совершенно не похожа на цыганку. – Бесплатно!

– Ещё как хочу! – заявила Даша. – Достало жрать каши, которые либо пересолены, либо недосолены. Я от одного запаха уже слюной захлебнулась!

Черноволосая засмеялась, плеснула черпаком в глиняную миску, протянула её девушке:

– Тэха́с, чаюри́! Ту камэ́с, га́джо? – это уже мне.

Я догадался без перевода и кивнул. Глядя, как Даша наворачивает ароматное хлёбово, тоже проголодался.

– Мишто́? – спрашивает цыганка у девушки.

– Очень вкусно! Ваще огонь!

Я получил горячую миску, ложку, кусок хлеба и присел рядом на лавочке. Аннушка, глядя на нас, тоже не устояла. Похлёбка наваристая, очень острая, но при том удивительно вкусная. Нам редко удаётся поесть нормально, всё больше походная сухомятка, а тут прямо праздник живота.

– Я бы хотел заплатить ей, – обратился я к белокурой соседке.

Та что-то быстро прощебетала, черноволосая пожала плечами и сказала:

– Сумнака́й, руп, ловэ́.

– Серебро, золото, другие деньги, – пояснила светлая.

– У меня есть здешние, – успокоила меня Аннушка, доставая из кармана пару блестящих монеток.

Цыганка радостно закивала, убирая их в карман фартука.

Пожилая женщина-сапожник в кожаном фартуке сидит в дальнем углу рынка и возится с поставленным на верстак ботинком.

– Бахталэ́с, – кивает она Аннушке. – Неужели уже сносила?

– Нет, Эйш, нужна ещё одна пара.

– Мужикам не делаю, ты же знаешь! – покосилась на меня сапожница. – Даже если он твой.

– Нет, вот этой девице.

– Дочка?

– Типа двоюродной племянницы, пожалуй.

– Давай ногу, двоюродная. Сними свои опорки и ставь копытце сюда, – она указала на низкий табурет. – Учти, тут не супермаркет, модель одна.

– Хочу как у неё! – заявила Даша, показывая на Аннушку.

– Тогда ты по адресу. Ногу!

Даша разулась, закатала штанину, поставила узкую ступню на табурет. Я заметил, что старых шрамов на ногах у неё не меньше, чем у моей подруги. Наверное, одна школа. Спортивная. Где играют в футбол моргенштернами.

Сапожница приложила к ноге деревянное устройство из планочек, сначала в одной плоскости, потом в другой, что-то пометила карандашиком в книжке. Спросила:

– Цвет такой же?

– Да! Точно такой!

– Убирай ногу. Срок обычный, цена обычная.

– Это как? – растерялась Даша.

– Я тебе потом объясню, – сказала Аннушка, беря её за плечо, – спасибо, Эйш, вот твоя плата.

Она быстро сунула что-то в руку женщине.

Мы отошли в сторонку.

– Через неделю будет готово, я расплатилась, забрать сможешь сама. Найдёшь сюда дорогу?

– Да, конечно, – оглянулась Даша. – Вообще не вопрос. А что ты ей дала? Я хотела сама заплатить.

– У тебя нет того, что ей нужно, а другую плату она не берёт. Забудь.

– Да, но…

– Хочешь поспорить? Отменить заказ ещё не поздно.

– Нет, – буркнула недовольно Даша. – Но я не ребёнок. Я могу сама о себе позаботиться!

– Конечно можешь. Но это особый случай. Пошли, нам надо поговорить с баро́.

– Зачем?

– Потому что это вежливо. Потому что иначе он обидится. Потому что ему скучно и хочется поболтать. Потому что я так сказала, чёрт побери!

– Ладно, ладно, как скажешь!

– Кстати, раз ты не ребёнок – готовься.

– К чему это?

– Придётся много пить.

* * *

Баро седобородый, весёлый и, обаятельный, с обязательным комплектом представительских аксессуаров: золотой цепью, золотыми браслетами, золотыми перстнями и алой рубахой. Ослепительная улыбка.

– Те аве́н бахтале́! Бахталэ́с, Аннушка! Сыр ту дживэ́са?

– Неплохо живу, Гудада, не жалуюсь. А как твои дела?

– Мэ шука́р, – махнул рукой он, – нормально. А кто эти люди с тобой?

– Это Лёха…

– Ту ансуриме́ сан? – перебил он с интересом.

– Нет, мы не женаты. Просто близкий друг.

– Сар бушёс, ча́юри? – обратился он к Даше.

– Даша её зовут, – ответила Аннушка. – Племянница. Двоюродная.

– Ката́р аве́с? Откуда и куда ты сегодня?

– Долго объяснять, Гудада. Заскакивала к Эйш, заказала девочке ботинки.

– Привезла ей лекарство?

– Да, конечно.

– Наи́с ту́кэ! Если бы не ты, она бы умерла уже. Рома́ нельзя появляться на Альтерионе, пхагэ́л тут дэвэ́л! Перекупщики заламывают такие цены, что мы всем табором и одной дозы не купим, а ты меняешь на ботинки. Мэ тут кама́м, Аннушка! Те ажюти́л туме о дел!

– Пустое, Гудада. Я курьер, мне несложно. И ботинки у неё отличные. Как торговля, как табор?

– На́шука, не очень. Новые люди пришли на дрома́, Дорогу. Плохие люди, не любят рома́. Ты слышала о них? Называют себя «сотор».

– Слышала, Гудада.

– Говорят, у них главным Гремарх Корнивол, это так?

– Да, это так.

– Беда, – вздохнул баро. – Старый джюке́л ненавидел Малки, ненавидел нас всех, он будет мстить, как мстят трусы, получившие власть. Он запретил своим торговать с нами, а тех, кто его поддерживает, всё больше. Рынки для нас закрыты, куда везти товар?

– Не все закрыты, – покачала головой Аннушка. – Многим не нравится «СОТор», люди организуются. Новый рынок в локали Библиотека, слышал?

– Слухи ходят, – неопределённо покрутил пальцами в воздухе баро. Звякнули перстни.

– Это хорошее место, Гудада. Рынок держат наши люди.

– Это далеко, надо много топлива, у нас слабые глойти…

– Терминал даёт скидки на бенз тем, кто не работает с гранжем. Керта помнишь?

– Тот, чья ру́мны держит Завод?

– Он самый.

– Да, годяви́р ча́воро, умный мальчик.

– Он сейчас строит новые маршруты, через кросс-локусы. Это дольше, но глойти не нужны, можно провести много машин, много груза, торговля становится выгодней. Я оставлю тебе контакты.

– Ты принесла мне хорошую весть, Аннушка, – разулыбался золотой улыбкой баро. – За это надо выпить!

– Можно подумать, ты бы не выпил, если бы принесла дурную.

– Тогда я бы пил с горя, а так с надеждой! Эй, чаюри, соде́нги сан? – обратился он к заскучавшей Даше.

– Он спрашивает, сколько тебе лет, – перевела Аннушка.

– Достаточно, – ответила та решительно.

– Тогда… – баро выудил из-под кресла початую бутылку водки и ловко, отработанным движением, разлил её по стоящим на столике рюмкам. – Брави́нта! Пье́са!

Пришлось пить.

Глава 8

Вечер при свечах

Пить пришлось много. Узнав, что с нами дочь, Гудада немедленно возжелал её увидеть и послал какого-то цыганёнка за Сашкой. Тот вернулся полбутылки спустя и сказал, что девочка ему не поверила. Высмеяла и сказала, что будет охранять машину, как папа велел.

– Всё-таки это дад, отец твоей чая́лэ? – смеялся баро. – А говорила, что не муж!

– Не муж, – хмурится Аннушка, – так вышло.

Водка ей не нравится, но она стоически пьёт наравне со всеми.

Гудада самокритично признает, что машина требует охраны, и даже его личные гости не вполне гарантированы от мелких заимствований имущества. И его осеняет гениальная мысль: раз Сашка не идёт к нам, то мы идём к Сашке!

В результате организуется целая процессия из молодых и совсем юных цыган обоего пола, которые, весело гомоня и приплясывая, тащат на парковку мебель, бутылки и закуски. Бутылку спустя там уже стоит шатёр, наяривает импровизированный оркестрик, а вокруг пляшет человек примерно сто. Или у меня двоится в глазах. Я держусь только за счёт остатков вторичного ихора, которым щедро наделила меня Донка, ну, и за счёт привычки к водке. Саша, скромно приняв от баро щедрую порцию восхвалений её красоты и сходства с матерью, выпила с нами стакан сока, что-то поела и ушла в машину читать книжку.

– Какая хорошая девочка! – умилился баро. – Эй, ты не хочешь стать цыганкой?

– Нет, спасибо, – отказалась Сашка. – Я не умею гадать и воровать лошадей, а ещё мне не идут серьги.

Гудада ржал так, что чуть не упал со стула, и предложил выпить за детей, которых лично у него… Цыгану пришлось созывать женщин, чтобы уточнить цифру, и он её назвал с точностью плюс-минус три, но я сразу же забыл результат подсчетов, потому что был уже слишком пьян.

Дашу мы в какой-то момент потеряли, она уснула лицом в стол, я отнёс её и положил в кузов на спальник. Закончилась вся эта эпопея пьяным вождением, потому что Аннушка категорически отказалась ночевать у цыган.

– Не ссы солдат, не впервой, – заявила она, с трудом взгромоздившись за руль.

«Чёрт» взревел мотором, рванул в поля и почти сразу нырнул в туман Дороги, от чего я испытал большое облегчение, потому что тут хотя бы задавить некого. Вынырнули на пустынном ночном побережье неизвестного моря неизвестного мира, бросили на песок спальники и уснули, как убитые. Сашка осталась читать при свете фонарика.

* * *

– Клянусь Ушедшими, какая же дрянь эта водка! – стонет с утра Даша. – В ту сторону не ходите, я заблевала там весь берег, а жрать мою блевотину вылезли какие-то крайне мерзкие твари. Судя по их виду, купаться тут тоже не стоит.

– Плевать! – полураздетая Аннушка сидит на траве и решительно смотрит в сторону моря. – Я сама сейчас достаточно мерзкая тварь, так что никто не встанет между мной и купанием.

– Я тоже хочу купаться, – заявила Сашка. – Но сначала посмотрю, не съедят ли вас.

– Водка как водка, – оценил своё состояние я, – просто её было слишком много.

– У цыган всегда так, – Аннушка решительно направилась к воде, на ходу сбрасывая бельё, – ни в чём меры не знают. Приходится соответствовать, иначе обида.

Никакие мерзкие твари её не съели, так что вслед за ней осторожно зашла Сашка.

– Вода тёплая, – сказала она Даше. – Иди купаться.

– Мне плохо! – ответила та. – Я думала, что вообще не могу так нажраться! Но нажралась! А теперь меня тошнит!

– Искупайся, станет легче.

– Обещаешь?

– Клянусь!

– Ладно, – Даша разделась и осторожно подошла к воде. – Там точно нет никого мерзкого?

– Хуже нас? – засмеялась Сашка.

– Резонное уточнение, – вздохнула девушка и неохотно вошла в воду.

Пока все купались, пока я варил кофе, день уже в разгаре. Пора ехать дальше, но нам лень.

– Давайте ещё тут побудем? – просит Сашка. – Погода хорошая, вода отличная, а я ник… то есть давно не купалась.

– Я тоже, – мрачно сказала Даша. – Давно. Мамка меня чуть не утопила в море, когда мне было примерно пять. Но плавать я научилась, что да, то да. С тех пор в первый раз. Оказывается, это даже приятно, если не надо догонять уплывающую от тебя лодку, и никто не отпихивает тебя от неё веслом.

– Можем и остаться, – пожала плечами Аннушка. – Большой спешки нет. Пообедаем, опять искупаемся, можем даже переночевать.

– Ночные купания! – обрадовалась Сашка. – Страшные истории на ночь!

– Да ну тебя, – отмахнулась Даша, – я в прошлый раз еле уснула.

– Там что-то вроде кемпинга, или мне кажется? – спросил я, вглядываясь в линию берега. – Может, доедем и там расположимся? Всё не на виду торчать.

– Да, – согласилась Аннушка, – что-то давно нас никто не убивал. Начинаю беспокоиться. Да и вообще, кто знает, что в этом срезе выжило…

– Спать пьяными на берегу вам это не помешало, – укоризненно отметила Сашка.

– То пьяными, – отмахнулся я. – Да и обошлось же.

– Ничего, я не спала, книжка интересная. Заодно и присматривала за вами. Тут, кстати, очень красивая луна, огромная такая! Никогда раньше такой большой не видела.

– Дай книжку заценить, – попросила Даша.

Взвесив в руке томик с пластиковыми страницами, она раскрыла его наугад, посмотрела, пролистала, закрыла, вернула.

– Это же мелефитский метароман. Неужели тебе нравится?

– Да, – уверенно кивнула Саша, – очень интересно. А тебе нет?

– Ну… Мамка меня заставила выучить язык и потом лупила книгой по башке, пока я не освоила их долбанутый метод чтения. Как по мне, их надо было всех убить из жалости, потому что жить с такими вывернутыми мозгами должно быть мучительно больно. Может быть, так и случилось, потому что живого мелефита никто никогда не видел. Не думала, что кто-то читает такое добровольно.

– А мне они нравятся гораздо больше, чем обычные книги, – Сашка аккуратно засунула томик в рюкзак. – Столько смыслов! Столько слоёв! Столько уровней! Меня просто завораживает эта фрактальность. Жаль, успела утащить всего три штуки. Хочется ещё и ещё.

– У меня дома приличная библиотека, – призналась Аннушка. – Но я не испытываю удовольствия от мелефитского чтива, потому что мозги набекрень съезжают. Читаю как справочники, если надо что-то уточнить, а спросить не у кого. Про всякую древнюю фигню это часто единственный источник. Чёрт их разберёт, почему они не могли написать то же самое нормально?

– Потому что это сразу стало бы неправдой. Это как карты, когда разрез шара на плоскость.

– Проекция Меркатора? – блеснул эрудицией я.

Мне неловко, что все со знанием дела обсуждают область, где я вообще полный нуль. Для меня Сашкина книга просто листы со странными закорючками и расплывчатыми картинками.

– Не знаю этого слова, – ответила Сашка, – но если глобус спроецировать на лист, то получится очень наглядная и понятная, но совершенно неправильная картинка с искажёнными пропорциями. А мелефитская фрактальная литература описывает Мультиверсум максимально точно, но её, как глобус, надо крутить перед глазами.

– Пока не затошнит, – добавила Даша. – У меня лично сразу начинается морская болезнь. И голова чешется там, где мамка набила шишки. Не знаю, как насчёт точности, но твёрдые они – весь трындец.

* * *

Домики на берегу не то рыбацкие, не то туристические, заброшены давно, но окна местами целы, а внутри относительно чисто. Есть деревянные кровати, столы, стулья, а больше нам ничего и не надо. До вечера купались, валялись на пляже, ели, просто отдыхали. Аннушка помыла машину, девчонки плескались в воде, а я думал, что это картинка из моих фантазий. Примерно таким я представлял себе семейное счастье, когда сдуру женился. «Приезжаем мы такие с женой и детьми на курорт…» Не сбылось, но до сих пор при виде играющих в прибое детей что-то тоскливо ёкает, хотя Даша уже не ребёнок, а Сашка не ребёнок вообще. Зато у меня есть Аннушка. Или почти есть. Мы пока вместе. Это уже много.

Вечером, когда ветер с моря начал свежеть, перебрались в помещение. Сашка нашла в кладовке коробку разнокалиберных свечей, расставила их по столу и зажгла, сказав, что так уютнее. И действительно, сидеть при свечах, когда за тонкими дощатыми стенами посвистывает ветер, а внутри пахнет морем и парафином, оказалось очень приятно. На топчаны накидали спальники, расселись, расслабились. Пить после вчерашнего не хотелось совсем.

– Давайте рассказывать истории! – потребовала Сашенция.

– Не, ну его нафиг, – отмахнулась Даша. – У тебя фантазия безумная. Я не потяну такое же выдумать.

– Я тоже выдумщик так себе, – признался я.

– Не обязательно выдумывать. Можно рассказать историю из жизни. Или сказку. Или страшилку. Но лучше всего что-то про себя.

– Про себя рассказывать – подставляться, – засомневалась Даша. – Узнают твои слабости, и…

– Тогда не о себе. Расскажите о самом странном месте, мире или срезе, который вы видели! Ну, давайте! Такой классный вечер! Будет здорово!

– Ладно, – сдалась Даша. – Давайте травить байки.

– Конечно, конечно! – обрадовалась Сашка. – Кто говорит, держит в руках свечу. Такие правила!

Даша взяла в руки свечу, села поудобнее и задумалась.

– Знаете, – сказала она неуверенно, – вот вроде столько всего жизни было, а так и не знаю, что рассказать. В общем, хотите верьте, хотите нет, но были мы как-то с мамкой в срезе, где местные безобиднее белых мышей. Такие зайчики-кролички, что даже матом друг друга не обложат, не то чтобы в морду дать. А ежели у кого прорвётся в сердцах, то его сразу пакуют и увозят башку лечить, потому что, мол, нормальный человек никогда другого не обидит, а раз обидел, то в голове что-то сломалось. И лечат, значит. По местному телевидению всё время показывают: вот очередной счастливый гражданин вернулся к нормальной жизни и теперь даже мух не бьёт, а уговаривает.

Надо сказать, мамка меня как раз перед этим выходом отлупила так, что пришлось регенератор альтерионский тратить, иначе я встать не могла, не говоря уже об сесть. За реген мне ещё отдельно влетело, потому что он дорогой, как чёрт знает что. Не то чтобы она меня отходила ремнём совсем без повода, нет, поводов у неё каждый раз находилось дофига, но тогда как-то очень обидно стало. Боли я не очень боюсь, с детства вся жопа шрам на шраме, но унизить она умеет при этом как никто. Короче, таскаемся мы по этому срезу, у мамки на него заказ, дел дофига, а я всё время думаю себе такая, как бы здорово мамку тут полечить! Чтобы она, значит, не так сильно меня била. Но так и не придумала. Взбесить её, конечно, всегда было куда проще, чем не взбесить, но она же хитрая. На людях даже подзатыльник никогда не отвесит: «Дашенька-Дашенька, что же ты, дорогая, ми-ми-ми, сю-сю-сю». А потом, когда никто не видит, всю шкуру с жопы ремнём сдерёт… Но я же не про неё, а про срез, да. В общем, у них ни армии, ни полиции, а только психическая медицина. Не знаю, как она справляется – может, в попу целует, а может, током бьёт, – но безопасность там была абсолютная. Что такое «оружие», вообще не знали, и слова такого не было. И всякого спорта мордобойного, ни бокса, ни чтобы ногами по морде, ни-ни. Даже футбола. Только бегалки-догонялки, прыгалки-скакалки и прочее кто выше-быстрее, да и то без большого энтузиазма. Мне сначала дико понравилось, вот бы, думаю, пожить в таком, а то вечно то по морде, то по шее, то по жопе. Но потом пригляделась – и раздумала. Скучно там неимоверно. Все только работают, учатся и детишек делают, а развлечений полный ноль. Кино такое унылое, что зубы чешутся, я даже книги пробовала со скуки читать – но там ровно та же фигня. А им ничего, довольные ходят, улыбаются, здороваются, вежливые до омерзения. Мы там всего-то месяц проторчали, а я уже выть с тоски была готова. Вот такое странное место.

– И где это? – спросила Аннушка. – Никогда о таком не слышала.

– Да нигде уже, – махнула рукой Даша. – Мамка там нашла, что искала, потом меня бросила и умотала к Мелехриму типа совещаться. Я прям недели две не знала куда себя деть. А потом она вернулась, и мы там всё расхреначили к чертям.

– Расхреначили? – спросил я. – Целый срез?

– Ой, тоже мне проблема. Местные порталами развлекались, куда-то не туда сунулись, ну и, чтобы ручки им шаловливые укоротить, мы взорвали маяк Ушедших, от которого всё хозяйство питалось.

– Взорвали? – удивилась Аннушка. – Это же невозможно. Они неуничтожимы.

– А вот поди ж ты. Правда, заслуга не моя, это всё мамка. Я охрану только стазиснула. А она кристаллы синие вытащила, вставила вместо них алые и врубила маяк на передачу. После чего двери все закрыла и заблокировала. Красиво было – жуть! Мы издали полюбовались: алый луч в небо, оно наливается багровым, как будто кровью плеснули, потом земля начинает дрожать, потом трястись, а потом ка-а-ак шарахнет! Дало так, что весь мир содрогнулся, пришлось свалить, пока ударная волна до нас не дошла. В общем, думаю, нет больше того среза, обычный постколлапсник пустой. Всё-таки мамка моя хоть и сволочь, но скучно с ней никогда не было. Умеет красиво зажечь. Да ты и сама знаешь, она же твой срез когда-то заколлапсила.

– Да, – ответила Аннушка очень сухим тоном, – знаю. И много коллапсов ты вызвала?

– Да, – равнодушно ответила Даша. – Не знаю точно, я начала раньше, чем научилась считать. Мамка меня натаскивала, сколько себя помню, и годам к десяти мне это стало как жопу почесать. Если я быстро справлялась, то получала конфетку.

– Конфетку?

– Или пироженку. Или возможность поспать на мягком в тепле. Или посмотреть мультфильм.

– И как быстро ты можешь создать коллапс?

– Что ты привязалась? – нахмурилась Даша. – От среза зависит. Чем больше сенсуса, тем легче. Неделю, месяц, день – как повезёт. Иногда ситуация настолько на грани, что мне достаточно выйти из Изнанки, сказать: «Ну, понеслась!» – и оно несётся.

– И тебе не было… ну, не знаю… не по себе? – спросила Сашка. – Ведь в коллапсе гибнут люди.

– Нет, – спокойно отмахнулась Даша, – ничуть. Мне мамка всё объяснила. Они просто планктон. Мелкая никчёмная хрень, которая собирает в себя питательные вещества из воды, чтобы однажды их всосал в себя синий кит.

– А кит – это ты? – поинтересовался я.

– Нет, я китобой. Иногда, нечасто, мамка разрешала мне убить фокус. Ради этих моментов я и жила, за них прощала мамке всё. Коллапс – это само по себе вкусно, но сожрать сенсус из полусозревшего фокуса… Даже не с чем сравнить.

– Ты сенсус-зависимая, как Калеб, – неожиданно сказала Аннушка. – Я права?

– Да, меня мамка им чуть ли не вместо сиськи вскармливала. То есть, на самом деле, я не знаю, кормила ли она меня грудью, но сенсус давала с детства. Если ей что-то не нравилось, сажала на голодный паёк, и это было хуже ремня. Если у меня начнётся ломка, вы сами увидите.

– Да вы не ссыте, у меня есть, – Даша порылась в сумочке и достала красновато-бурый шарик размером с теннисный мяч. – Я покупаю у Мафсалы.

– А почему он красный? – заинтересовалась Аннушка. – Никогда не видела такого. Цвет что-то значит?

– Ага, – кивнула девушка, – они очень разные. Реально помогает, хотя дико дорогой. Стараюсь не перебирать.

– Не знаешь, почему разные?

– Я спрашивала, Мафсала сказал, что для этого сенсус собирают в разные моменты. Грубо говоря, когда люди умирают на войне, выделяется один сенсус, когда от эпидемии – другой, от голода и холода – третий… Есть компания, которая специализируется на составлении изысканных букетов, сочетая разные цвета в композиции удивительной красоты и вкуса. Это как с вином, на каждый сорт есть свои ценители.

– Но это же дорого, разве нет?

– Один из самых дорогих товаров в Мультиверсуме, – вздохнула Даша. – Не спрашивайте, чем я плачу, ладно?

– Как скажешь, – пожала плечами Аннушка. – Но я догадываюсь.

– Вот и держи свои догадки при себе. И вообще, мы собирались истории рассказывать или меня допрашивать? Кто там следующий?

– Да хоть бы и я, – сказала Аннушка. – Я курьер, изрядно помоталась, видела много странных мест… Чёрт, нестранных я, наверное, видела меньше. Расскажу вам про одно местечко. Раньше его хорошо знали караванщики, но теперь вспомнят разве что такие ветераны, как Донка, а их почти не осталось. В общем, это мост. Огромное сооружение длиной в полтора десятка километров, которое никуда не ведёт.

– Это как? – удивился я.

– Когда-то он пересекал большой пролив между материками, соединяя две части огромного мегаполиса. Под ним проходили суда океанского класса, поэтому полотно подняли очень высоко, сотня метров над уровнем моря. Когда начался коллапс, обе части города решили, что на другой стороне безопаснее, прыгнули в машины и рванули навстречу друг другу. Мост встал в мёртвой пробке, и, когда внизу разлился ядовитый туман, он оказался единственным сооружением, которое над ним возвышалось. Город с обеих сторон затопило полностью, там все погибли, а застрявшие в пробке выжили, над проливом уровень был ниже. Спуститься с моста уцелевшие не могли, некуда, остались жить там. Первое время питались тем, что захватили с собой при бегстве, потом некоторые погибли в борьбе за остаток ресурсов. Говорят, были случаи людоедства… Но как-то приспособились. Из машин сделали жилища и инструменты, научились ловить рыбу в проливе, ставить ловушки на птиц в вантах моста, собирать дождевую воду и росу. А потом оказалось, что по мосту проходит удобная караванная дорога. Они сначала просили подаяние и предлагали немудрёные услуги, типа мытья машин и проституции за еду, а потом осмелели, поставили шлагбаум и стали брать оплату за проезд. Немного, любыми товарами, едой и водой. Топология была в их пользу – объезжать оказалось далеко и неудобно, оплата не напрягала, людей жалели, так что платили и даже делились излишками просто так. Караванщики тогда были не то, что сейчас, зарабатывали гораздо больше, могли себе позволить. Помогать на Дороге считалось за правило, а не исключение, а мост был как бы частью Дороги. Постепенно там образовалось даже что-то вроде рынка, потому что место бойкое.

Местные приспособились нырять в свой туман, который со временем перестал убивать мгновенно, добывая в погибшем городе всякие штуки на продажу. Ныряльщиков выбирали жребием, сажали в закрытую машину и скатывали на тросе с моста, там они выскакивали, хватали и ближайшем магазине что ближе к выходу, прыгали обратно, их тащили всем мостом наверх. Всё это время они старались не дышать, но через кожу яд тоже действовал, так что жили они недолго, и община их очень уважала. У них даже «Памятник ныряльщику» стоял, из кузовного железа сделанный. Не скажу, что красивый, но оригинальный как минимум. А уж какой вид был с моста лунной ночью! Иногда люди приезжали туда просто посидеть на обзорной площадке, встретить рассвет, но изюминкой стала популярность моста у суицидников. Прыгнуть вниз, где сквозь слой красивого, но ядовитого тумана просвечивала синяя вода пролива, стало модной темой для тех, кто хотел закончить жизнь досрочно, но красиво. Быстро нашлись те, кто сделал из этого комплексную услугу – суицид-вояж. На комфортабельном микроавтобусе с кондиционером и баром, под заказанную музыку доставляли клиента к указанному часу: кто-то хотел убиться на рассвете, кто-то на закате, кто-то в полночь при полной луне…