Текст книги ""Та самая Аннушка", третий том, часть первая: "Гонка за временем" (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Это очень обидно, между прочим! Когда называют роботом! – Сашка очень реалистично всхлипнула. – И семантически неверно! Я не алгоритмична! Я разумна! Я эмоциональна! Я ребёнок, в конце концов! Я…

Сашка прервала свою речь, встала на четвереньки и её бурно вырвало.

* * *

– Она правда спит? – спросила Аннушка, когда мы поехали дальше.

Я покосился на заднее сиденье.

– Выглядит спящей. И перегар убедительный.

– И что это был, блин, за концерт?

– Ну, либо подростковый протест, либо операция прикрытия. Смотря насколько она притворялась. Но называть её роботом теперь действительно как-то неловко.

– То есть своей цели она добилась.

– Брось, ты так не думаешь.

– Я уже не знаю, что думать, – мрачно ответила Аннушка.

– Как сказала Алина, у тебя проблемы с доверием.

– Лучше иметь проблемы с доверием, чем со здоровьем. Меня не так давно пытались грохнуть, ты не забыл? И были до обидного близки к успеху. Рыжая баба чертовски похожая на мою лучшую подругу. И вот другая моя лучшая подруга подбрасывает мне непонятно что…

– Непонятно кого, – поправил я её.

– Ладно, пусть так. Но блин, какого чёрта! У меня есть причина для паранойи!

– Угу, – кивнул я. – Есть. И я даже могу её назвать. Если пообещаешь не обижаться.

– Я никогда не обижаюсь!

Моё молчание было достаточно красноречивым, чтобы она признала:

– Ну, почти никогда. На большинство людей мне слишком насрать, чтобы обидеться. Ладно, говори, что ты там выдумал.

– В этом-то и вопрос, – ответил я. – Ты злишься, обижаешься, не доверяешь и отталкиваешь, если боишься, что человек может стать тебе дорог. Тебе было плевать на Сашку, пока она не кинулась под падающую девчонку и чуть не погибла. А теперь ты на неё гонишь, потому что поняла, что она тебе не безразлична. Где-то я это уже видел…

– Отвали, солдат, с тобой было совсем другое.

– А как по мне, то же самое. Ты готова ничего не иметь, лишь бы ничего не терять.

– Вот дохрена все умные! – возмутилась она. – Всё про меня понимают! Одна я дура-дурой…

– Не злись, – сказал я примирительно.

– Я не… Что за!.. Держись! – Аннушка врезала по тормозам, меня швырнуло вперёд, и, повиснув на ремне безопасности, я увидел, как в тумане Дороги наши фары выхватили стоящий прямо на пути силуэт человека.

Пикап занесло, туман пропал, вспыхнуло солнце. Водительница завращала руль, ловя на дороге машину, и мы остановились.

– Ох, – донёсся тихий голос сзади. – Это то, что называется «похмелье»?

– Нет, Саш, это ты с сиденья сверзилась, – успокоил её я. – Подожди, сейчас помогу вылезти.

Я открыл дверь, вылез, откинул своё кресло вперёд и подал ей руку. Девочка, кряхтя, выкарабкалась, потирая рёбра.

– Пить хочется ужасно!

– А это как раз похмелье. На, попей, – я протянул ей бутылку воды, и она присосалась к горлышку.

– Уф, спасибо, – вернула минералку и выдохнула. – И простите. Мне стыдно.

– Ды прям, – фыркнула Аннушка.

– Мне бывает стыдно. Так же как грустно, весело, обидно и приятно. И больно, – она снова потрогала рёбра.

– Дай гляну, – сказал я.

Сашка послушно задрала рубаху, и я ощупал её спереди и с боков.

– Ой!

– Ничего, просто ушиб. Рёбра целы.

– Я прочная.

– Очень надеюсь. У нас довольно рискованный образ жизни.

– Мама предупреждала. Мама Алина.

– О чём ещё она предупреждала? – нейтральным тоном спросила Аннушка.

– Что ты, мама, сначала не будешь мне доверять. Что на папу всегда можно положиться. Что на тебя, мам, охотятся и могут в любой момент напасть, и я тогда должна… – Сашка внезапно замолчала.

– Должна что?

– Да, продолжай, ребёнок, мне тоже интересно, – сказал молодой женский голос у нас за спиной.

Глава 6

Парк аттракционов

– Даша, – констатировала Аннушка, и я положил руку на кобуру.

Не знаю зачем, сама легла как-то.

– Привет, Аннушка. Давно хотела познакомиться поближе, но как-то всё недосуг. Вот, вспомнила. Только давай сразу договоримся – твой фокус с выкидыванием тех, кто тебе не нравится, на Изнанку на меня не подействует. Точнее, выкинуть ты выкинешь, но я сразу вернусь и буду злая.

– А сейчас ты, значит, добрая?

– Мама говорит, что я психопатка. Так что не угадаешь: сейчас добрая, а потом фигак – и нет.

– А папа что считает?

– Мама не говорит, кто был папой. Думаю, она откусила ему голову при спаривании, как самка богомола. – Даша весело и непринуждённо расхохоталась. – А что, очень в её духе! Ой, я не могу, видели бы вы свои лица! Перестаньте лапать оружие, оно вам не поможет, да я и не драться пришла. Захотела бы, выкинула вас с Дороги в кювет и добила. Но я не хочу. Пока.

– Тогда зачем пришла? – спросил я.

– Ты… – она посмотрела на меня, задумчиво хмурясь, и защёлкала пальцами, припоминая, – как там тебя…

– Лёха, – напомнил я.

– Во, точно, Лёха! Будем знакомы, Лёха, я Даша. А ты кто, малявка? – она повернулась к Александре.

– Я Саша.

– Даша и Саша. Боже, как банально! У твоих тоже никакой фантазии, да?

– Мне нравится, – сказала Сашка. – И они норм. Для взрослых.

– Имей в виду, Саша, такие, как мы, для таких, как они, – просто инструменты. Палки, которыми они тычут в задницу Мироздания.

– Мои родители не такие.

– Все такие. Ты просто маленькая ещё. Вот проявится способность – увидишь. Сразу начнётся «Даша, сделай это, Даша, сделай то, Даша, они знают слишком много, сделай как всегда, Даша, эти люди мне мешают, убей их…»

– Я не ты.

– Ну, будет вместо «Даши» «Саша», какая разница.

– Твой опыт не является универсальным.

– Мой опыт что?.. Ты смешная. Мне нравится. Может быть, мы подружимся. Нам, Разрушителям, стоит держаться вместе. Хочешь со мной?

– Нет, мне нравится с родителями.

– Малявка! Ладно, их я тоже приглашаю. Эй, вы, поехали ко мне в гости!

– А где Грета? – спросила Аннушка.

– Мамка? Да без понятия. Я от неё свалила, живу одна. Отличное местечко! Поехали, будете моими первыми гостями.

– Вообще-то у нас были другие планы, – сказал я.

– А теперь у вас эти, – уверенно сказала Даша. – Отказываться от моих приглашений невежливо.

– Настаивать на таких предложениях ещё более невежливо.

– Плевать. Вы едете сами, или мне просто покидать вас в кузов? – у девушки начало странно подёргиваться лицо, – Я, может быть, даже довезу вас живыми! Но это не точно! Ха-ха-ха!

Глаза бегают, губы кривятся, руки совершают мелкие нескоординированные движения. Адекватностью тут и не пахнет.

– Прости, – сказал я примирительно, – может, в следующий раз.

– Ты не понял, Лёха. Я вас не спрашиваю, – Даша щёлкнула пальцами, и я застыл.

Всё чувствую, всё понимаю, двинуться не могу. Точно, как в прошлый раз. Аннушка, которую вижу краем глаза, явно в том же положении.

– Я же говорила, – укоризненно сказала девушка, – кину в кузов и отвезу. Что вам стоило сразу согласиться? Сделали бы вид, что нормальные, а не как все! Я бы сделала вид, что поверила, всем было бы хорошо. Но нет, обязательно надо было меня обломать!

Она подошла к Аннушке и задумчиво пощёлкала её по носу. Спросила:

– У тебя какой размер ботинок? Ах, да, ты же не можешь ответить… Ладно, сниму, померяю. Надеюсь, носки не воняют.

Даша присела на корточки, рассматривая Аннушкины боты. В это время Сашка, спокойно подойдя сзади, внезапно отвесила ей смачного пенделя по плотно обтянутой штанами заднице.

– Эй! Ты как… – завопила Даша, но нас внезапно отпустил паралич, и я моментально сшиб её с ног, придавил коленом, завернул руки за спину и в таком положении зафиксировал.

– Дай ремень, – попросил Аннушку.

– Хочешь выпороть эту засранку? – мстительно спросила она. – Отличная идея!

– Пока просто связать.

Даша не выглядит испуганной и даже раздосадованной. Улыбается и смотрит на нас. Сашку только пожурила:

– Зря ты так, от родителей одни проблемы. Пора взрослеть, малявка!

– Мне и так неплохо, – ответила девочка. – Не смей обижать моих родителей!

– Да их обидишь! – смеётся Даша. – Эй, Аннушка, Лёха, вы меня убьёте, надеюсь?

– Прям надеешься? – усомнился я.

– А ты думал, испугаюсь? Хрен ты угадал! Ну вот ударь меня, ударь! Пни!

– Воздержусь, пожалуй.

– Слабак! Видел бы так меня мама лупила, обоссался бы и рыдал, как младенец! Давай, пристрели меня! Или ты для красоты револьвер таскаешь, ковбой?

– Это пистолет?

– А я что сказала?

– Револьвер.

– Это не одно и то же разве?

– Нет.

– Ну, пристрелить-то меня из него можно?

– Можно. Но не нужно.

– А если я вырвусь и вас убью? Я могу, я знаешь сколько народу для мамки убила!

– Сколько?

– Дофига. Считать устала.

– Врёшь.

– Ну и что? Вру, да. Каждого помню. А ты?

– А я нет. Недосуг было запоминать. Дело военное.

– И меня не вспомнишь?

– Да что с тобой не так? Не буду я в тебя стрелять, нафиг надо.

– А что будешь?

– Обещай, что не нападёшь и проваливай. Что нам делить-то?

– Боты хочу, как у неё!

– Не отдам, – быстро сказала Аннушка. – Самой нравятся. Но могу показать место, где их делают.

– Замётано! – согласилась Даша. – Отвязывай.

– И никаких больше колдунских штучек? – уточнил я.

– Не, ты что, не видишь, – меня отпустило. На какое-то время.

– И часто тебя так штырит?

– Постоянно. Мамка меня била чем-нибудь по башке, я вырубалась, и потом норм. Но я от неё свалила. Достала она меня. Ух, как она бесилась, когда я сказала, что не вернусь!

– А ты не вернёшься? – спросила Аннушка.

– Ни за что. Лучше сдохну. Развязывайте, не ссыте, я в адеквате сейчас.

– Как думаешь? – с сомнением спросил я Аннушку. – Развязать?

– Она не врёт, – ответила мне вместо неё Сашка. – И не нападёт.

Я подумал, что у неё, наверное, как у Алины, встроенный брехометр, и развязал девушку. Она растёрла запястья, встала, оперлась задом на кузов и сказала:

– Теперь-то поедем ко мне? Ну, давайте, ну что вам стоит? Мне одной адово скучно.

– А поехали, – внезапно согласилась Аннушка.

– Супер! – оживилась Даша. – А можно мне за руль? Я умею, честно!

– Нет, но покажешь дорогу.

– Ну и ладно, – ничуть не расстроилась та. – Я всё равно только на автомате могу. Но всё остальное умею, правда! Фары, там, включать…

– Ах, ну если фары…

Когда тронулись, Сашенция просунулась с заднего сиденья и прижалась к моему плечу, глядя вперед. Это… пожалуй, приятно. У меня не было детей, глупо было заводить их во время войны. В штурма́х если кто и доживает до гражданки, то это почти всегда означает некомплект конечностей. Нафиг такой отец нужен? Думал: «Вот война кончится…» – но она всё не кончалась и не кончалась. Наверное, дело в сенсусе, которого у нас дофига, профессор Лейхерот Теконис объяснил бы правильно. Потом я остался без ноги и без жены, вопрос детей сам собой снялся с повестки дня. Так что я даже не могу сказать, люблю ли я детей. Не знаю, не пробовал. У Фомича была теория, что у настоящего солдата отцовский инстинкт должен быть очень сильным, потому что он прирождённый территориальный защитник, а это производная от сбережения потомства. Как по мне, он идеалист и судит о людях по себе. Солдат – это случайная судьба, а не предназначение. Однажды ты влипаешь в войну, как муха в клей, и не можешь вырваться, не оторвав лапки. Я, вот, оторвал всего одну, и это за счастье. Однако, когда к моему плечу прижимается ребёнок, во мне возникает порыв его защитить. Ну, или хотя бы обнять. Я поддался порыву и обнял Сашку. Она прижалась ещё плотнее.

– Даша не плохая, – прошептала мне на ухо девочка. – Больная, но не злая.

Вот к чему эти нежности, Сашенции надо со мной пошептаться.

– Обожжена сенсусом, эмоции задевают ожоги, теряет контроль. Пытается вести себя так, чтобы было не больно. Её пытались выжечь дотла, изранили и искалечили. Теперь ей почти нравится боль. Бежит от неё и тянется к ней.

Я повернул голову, и Сашка с готовностью подставила мне своё ушко. Со стороны это выглядит, наверное, очень… по-семейному. Аннушка то и дело косится на нас, и лицо у неё очень сложное.

– Почему ты её защищаешь? – шепнул я, невольно вдыхая запах Сашкиных волос.

Она пахнет как ребёнок. Которому не мешало бы помыть голову – в волосах полно дорожной пыли. И физиономия чумазая, майка в чём-то изгваздана. И когда успела?

– Даша важна, – шепчет Сашка, – если мы с ней не подружимся, это сделают другие. Её растили как бойцовую собаку, но она стала ничья, ей одиноко, хочет снова стать чьей-то. Подругой, соратницей, да хоть врагом. Пусть лучше будет не врагом, пап.

* * *

– Приехали! – объявила довольная Даша. – Ну скажите же, круто?

Из тумана Дороги мы вынырнули на парковку огромного парка аттракционов. Заброшенного, грязноватого, облезлого и неухоженного, но впечатляющего.

– Ты живёшь в пещере ужасов? – спросила Аннушка. – Или в зеркальном лабиринте?

– Какая чушь! Я живу в отеле. Там теперь все номера свободны, и платить не надо. Правда, с обслуживанием не очень, но я не балованная. Мамка меня вообще год в пещере держала, там был только костёр, и вода по стене текла в большую лужу. В потолке была дырка, она мне туда кидала дрова и продукты, я сама готовила. Когда однажды не досмотрела, костёр погас, сидела неделю в темноте, питаясь сухомяткой, пока мамка не сжалилась и не кинула мне спички. Две. Одну оставшуюся я берегла как свою честь, но не пригодилась, костёр больше не гас. Вот это был сервис так сервис, у меня даже туалетной бумаги не было, трусы стирала в луже и сушила у костра.

– И зачем всё это? – спросила Сашка.

– Чтобы мне очень захотелось оттуда свалить, конечно.

– И тебе захотелось?

– Ага, с первой минуты. Но выйти на Изнанку я смогла только через год. Вон туда, к подъезду давай.

Окна грязные, на парковку нанесло листвы, отель выглядит заброшенным.

– А почему ты выбрала это место? – спрашивает её Сашка, когда мы вылезаем из машины. – Оно… странное.

– А что тебе не так? – вскинулась Даша. – Как по мне, всё зашибись!

– Я бы выбрала что-то у моря.

– Ну и дурочка! Тут есть офигенный бассейн! Пойдём, да пойдём же! Тебе понравится, клянусь!

Она ворвалась в холл отеля и заорала: «Эй, недоумки, у меня гости! Бегом сюда, членоголовые!» Внутри почище, чем снаружи, видны попытки уборки, как будто кто-то сметал мусор из центра в тёмные углы лобби.

– Погодите, сейчас, – это уже нам. – Они тугие страсть, но понемногу шевелятся. Вон, смотри, уже идёт.

Из подсобки выбрела женщина в грязной, мятой и драной униформе отеля. Юбка надета задом наперёд, на курточке не хватает пуговиц, блузка застёгнута наперекосяк и не такая белая, как задумано.

– Ну наконец-то! – накинулась на неё Даша. – Неужели нельзя быстрей шевелить копытами? Давай, оформляй быстрей моих гостей! В этот, как его… Ну, тот, крутой семейный номер, где три комнаты! Берегла для себя, но так и быть, будем гостеприимными! Ну что ты тупишь, шевелись, балда! Вот чёрт, ты что нормально застегнуться не можешь? Позоришь меня перед гостями, бестолочь! Да стой ты, поправлю!

Даша распахивает курточку стоящей с непонимающим лицом женщины, расстёгивает на ней блузку, большая грудь выпадает наружу.

– Куда ты лифчик дела, дура? – ругается девушка. – А, чёрт с тобой, так застегну. Да стой, не дёргайся, корова! Вот, совсем другое дело. Нет, стой, сейчас юбку поверну!

Она, не расстёгивая, проворачивает юбку на бёдрах женщины, теперь та одета нормально.

– Вот так-то лучше, – кивает удовлетворённо Даша. – А то чучело-чучелом. Что тупишь? Давай, сюда вот пиши: «Лёха, Аннушка и Сашка, гости Дарьи-Разрушительницы! Супер-VIP-обслуживание, бесплатный бар». Ох, тебя хрен дождёшься, дай сюда!

Девушка ложится животом стойку, свешиваясь головой вниз, чем-то гремит там, возвращается с ключом на кольце, к которому прицеплен массивный, отлитый из лёгкого сплава брелок в виде медали с головой енота. Такой же круг с енотьей головой на стене за стойкой, видимо, это символ отеля.

– Еноты сдохли, – сказала, заметив мой взгляд, Даша. – В клетках были, никто из тупоголовиков не сообразил выпустить. Жаль, они мне нравились. Я, можно сказать, из-за них на это место и залипла. Но парк и сам по себе ничего так. Я на колесе обозрения иногда по полдня катаюсь – наберу жратвы, выпивки и сижу, любуюсь видом, когда погода хорошая.

– А в туалет как же? – спросила Сашка.

– А через борт. Тупицам плевать, а нормальных тут нет. Дашка – жопа в небесах! – девушка внезапно заржала каким-то чрезмерным, истеричным смехом и долго не могла остановиться, складываясь от хохота пополам, заливаясь слезами и подвывая: – Жопа… В небесах…

Аннушка посмотрела на меня с тревогой, я пожал плечами. Без понятия, что в таких случаях делать. Пощёчину влепить? По спине постучать? Воды предложить? Впрочем, вскоре Дашу отпустило, и он только икает обессиленно, сев на не очень чистый пол.

– Вот… – ик, – ключ, – ик, – номер на третьем этаже, прям напротив, – ик, – лестницы. В лифт, – ик, – не лезьте, он не работает. Я, – ик, – попозже подойду.

Номер пыльноват, но в остальном чистый. На кровати никто не спал, в ванной нераспечатанные флакончики шампуней и гелей, чистые полотенца, в баре бутылочки с напитками, в шкафу халаты и тапочки. Я проверил – из крана идёт вода. Сначала холодная, но потом немного прогрелась.

– Нам всем стоит помыться, – сказал я. – Саш, иди первой.

– Да, пап, – она закрыла за собой дверь в ванную, зашумела вода.

– Вы так мило ворковали по дороге, – мрачно сказала мне Аннушка. – Прям папочка-папочка и доченька-доченька. Я чуть слезу от умиления не пустила.

– Она сказала, что Даша важна и с ней лучше дружить, чем воевать.

– Тоже мне новость. Я и сама сообразила, потому сюда и поехала. Теперь я хотя бы знаю, где она свила гнездо.

– Девчонка сумасшедшая.

– Да, больная на всю башку. Но если её растила Грета, я не удивляюсь. Честно говоря, её стоило бы убить. Это, наверное, было бы даже гуманно, как усыпить больное животное. Но у меня рука не поднимается.

– У меня тоже, – признался я. – Нет, если она нападёт, например, на тебя или Сашку – то да, а так – не хочется.

– Очень странный срез тут.

– В каком смысле?

– Постколлапсник, свежий, нефинализированный, но какой-то… Выжатый, что ли? Сама пока не разобралась.

Сашка вышла из ванной в чистой майке и трусиках, сказала:

– Вода почти остыла, но мыться можно, фен не работает и бьётся током.

И завалилась на кровать.

– Кто первый? – спросил я Аннушку.

– Да как хочешь, – ответила она.

– Можете идти вдвоём и заниматься этим вашим сексом, – сказала девочка, доставая из рюкзака мелефитскую книгу. – Если включить воду посильнее, то я ничего не услышу. Наверное.

– Вот же… – сказала с досадой Аннушка. – Да и плевать, пошли!

И мы пошли.

* * *

Бассейн в отеле действительно есть, и даже относительно чистый. Даша прыгнула туда первой, за ней степенно зашла Сашка.

– Лёха, Аннушка, идите к нам, – позвала девушка, – я сюда ещё не нассала, клянусь!

– Спасибо, – отказался я, – мы тут пока посидим, изучим меню.

Вокруг бассейна ресторанные столики, мы заняли один из них.

– Да без толку, эти тупорыльцы всё равно готовят какую-то хрень. И продуктов нормальных почти не осталось. Я же говорила, сервис говно. Номера толком не убирают, я когда один засру, просто переезжаю в следующий. Я, конечно, когда заселялась, рассчитывала на условия получше, но мне и так нравится. До коллапса тут было вообще роскошно, дорогой загончик для богатеньких детишек. Мне прям загорелось тут пожить. Сашка, ты мультики любишь?

– Да, – ответила Саша, вылезая из бассейна. – А ещё я бы поела.

– Сейчас распоряжусь, – кивнула Даша. – Эй, тупни, тащите жрать сюда! Бегом-бегом! – заорала она во весь голос. – Сейчас, мозги прогреются, и они что-то соорудят там на кухне. Обычно выходит съедобно, но на вкус… Впрочем, еда есть еда. Да, мультики! Я тут впервые их увидела! Тут был кинозал, где мульты крутили весь день, без перерыва. Он и сейчас есть, но я не смогла запустить проектор, а местные слишком отупели.

– Так ты тут бывала до коллапса? – спросил я.

– Ага. Но давно, мне как ей было, – Даша показала на вытирающуюся после бассейна Сашку. – Мамка меня закинула и уехала. Я думала, попала в рай. Мультики, сладости, аниматоры, офигенный номер, парк аттракционов, хоть обкатайся! А потом оказалось, что мамка не оплатила счёт. А тут с этим жёстко, меня хвать – и в тюрягу для малолеток. Там реально жесть была. Сколько всего потом насмотрелась, но кошмары мне снятся про неё.

– И зачем Грета так поступила? – спросила Аннушка.

– Да чёрт её знает. Мамка никогда не объясняла. Думаю, обычное для неё упражнение, типа как контрастный душ. Для закалки характера. Сначала мне было хорошо, как никогда в жизни, а потом так же плохо.

– А потом что? – спросил я.

– Сбежала оттуда, конечно. Изнанку я ещё не умела, но сбежала так. Задушила охранника майкой, пока он пялился на мою грудь и дрочил сквозь решётку, вытащила ключи и свалила. Меня неделю гоняли по лесам с полицией и собаками, но потом вернулась мамка, сказала, что я бездарь и бестолочь, потому что возилась так долго, но всё-таки забрала из среза. Я настолько запарилась прятаться, что была ей даже рада. Да где там наш обед, эй?

Пожилая женщина в грязном фартуке вкатила столик на колёсиках. На нём тарелки, кастрюли и нечто вроде чайника.

– Ну, хотя бы горячее, – вздохнула Даша. – Как-то она припёрла мне суп, который забыла сварить. Просто накрошила всякой фигни в холодную воду и подала.

– Не боишься желудочных инфекций? – спросил я, рассматривая не очень чистую посуду.

– Не, у меня брюхо крепкое. Да и готовит не так чтобы совсем плохо, это настоящая здешняя повариха, она спинным мозгом помнит, что куда класть. Продукты, правда, не свежак – крупы, макароны, концентраты, консервы. Хлеба нет совсем, но она печёт лепёшки, попробуйте. Если соль положить не забыла, то даже вкусно. А если забыла – солонка есть.

Повариха сгрузила еду нам на столик, и Даша, заглянув в кастрюли, сказала:

– Каша. Типа перловки, но крупа другая, не знаю, как называется. Хранится хорошо, её дофига, и на вкус не так чтобы сильно противная. Жрите смело.

Я попробовал, действительно съедобно, хотя слегка пересолена. А вот Сашке не понравилось:

– Фу, гадость.

– Да ты, я смотрю, балованная! – засмеялась Даша. – Пожила бы с моей мамкой, сырую крысу считала б за счастье. Серьёзно, она меня в восемь заперла в камере с тремя голодными крысами. Сказала: «Кто выживет, тот мне и дочь». Ну, я не посрамила наследственность. Так что жри кашу и не выпендривайся, подруга.

– А мы разве подруги?

– А разве нет? Я же тебя не убила, когда ты пнула меня в задницу. Это уже почти любовь, как по мне. Хочешь, возьму тебя в сёстры?

– Нет, спасибо, у меня родители есть. А каша невкусная. Мам, пап, я её не хочу!

– Не ешь, – сказал я. – Дело добровольное. Вон, в сумке печенье есть. Я-то в армии и похуже кашу ел, эта хоть не подгорелая.

Сашка достала из сумки печенье и довольно захрустела, торжествующе глядя на Дашку. Та покосилась завистливо, но продолжила упрямо есть кашу. Набитый рот не мешает ей рассказывать:

– Тут была церебральная чума. Куча народу сдохла сразу, в диких мучениях, башка болела, потом судороги, кома, и привет. Но многие выжили, потому что фокус я грохнула.

– Грохнула? – удивилась Аннушка.

– А что я должна была сделать? Отвезти Мелехриму, чтобы он вырастил из него дрессированную собачку, таскающую за шкирку щеночков в его пирожковую? Как по мне, синеглазок лучше топить, пока они мелкие. Ничего личного, но из них вырастают такие, как мамка. Да и мудак он был. Озабоченный мудак. При том страшненький. Вот вообще не жалко. Правда, когда коллапс прекратился, у выживших шарахнула побочка от той чумы, отупели они страшно. Вот вообще по пояс деревянные все.

– Разумеется, – сказала сердито Аннушка, – если грохнуть фокус, всегда хуже становится.

– Ой, да насрать. Там в парке есть старый дед, у него хватает ума запускать аттракционы, так что мне достаточно.

– Тебя тут посадили в тюрьму, а ты всё равно вернулась после коллапса? – спросила Сашка, запивая печенье несладким травяным чаем.

– Не, – отмахнулась Даша, – не после. Я вернулась и устроила им коллапс.

Глава 7

Обувная лавка

– Если честно, из аттракционов остались колесо обозрение и одна карусель, – рассказывает Даша Сашке. – Каруселька скучная, крутится еле-еле и скрипит, аж зубы вибрируют. Но колесо прям огонь! Пошли кататься!

Они идут впереди нас. Девушка оживлённо жестикулирует, с гордостью показывая свои выморочные владения. Если не приглядываться – и впрямь подружки, одна постарше, вторая помладше. Или даже сёстры. Хотя нет, не похожи. Сашка миленькая и производит ошибочное впечатление девочки-припевочки, а Даша вся как сломанный нож – что-то кривое, угловатое, бесполезное, но тем более опасное.

– Сколько Даше лет, как ты думаешь? – спросил я Аннушку.

– Да чёрт её знает, – ответила та задумчиво. – Выглядит на восемнадцать примерно. Но может быть и младше. Не похоже, что Грета стремилась продлить её детство. Кроме того, разные временные векторы…

– Ты думаешь, она правда уничтожила этот срез?

– Могла, – соглашается Аннушка. – Дарья природный дисруптор в силу происхождения, а Грета натаскивала, создавая оружие.

– И здорово снесла ей крышу.

– Да, девка совершенно безумная. Но знаешь, что? Я в её возрасте была сиротой, курьером-разведчиком рейдерского клана и фокусом коллапса. С головой у меня тогда было ничуть не лучше.

– Уже не хочешь её убить?

– Это было бы гуманно, правильно и предусмотрительно. Сплошные плюсы, ни одного минуса. Очень рациональное решение, которое избавило бы нас от множества проблем в будущем…

– В общем, тебе её жалко, – подытожил я.

– Ещё скажи, что тебе нет, солдат.

– «Жалко» неподходящее слово. Я не чувствую от неё опасности, вот в чём дело. Она может втравить нас в неприятности, факт, но я не сторонник профилактических ликвидаций. Этак патронов не напасёшься.

Парк, как ни странно, не вполне заброшен. Одна карусель даже работает. На ней задумчиво катается седой морщинистый старик с пустым лицом. Конструкция крутится с душераздирающим скрипом и скрежетом, но ему всё равно, сидит, глядит в пространство.

– Вот, он постоянно на ней, – объясняет Сашке Даша. – Прёт его от вращения, дебила. Эй! Эй ты, старый дурак! Оторви свою жопу и запусти моё колесо! Я кому сказала! Бегом!

Седой дед проехал ещё круг не реагируя, но потом встал, неторопливо подошёл к краю медленно вращающейся платформы и перешагнул на неподвижную площадку. Спустился по короткой лестнице и зашагал в сторону обзорного колеса.

– Пошли, – затормошила Даша Сашку, – вид оттуда отвал башки!

– Подожди, – ответила та, – мне надо сперва пописать.

– Ты что! Половина удовольствия в том, чтобы сделать это сверху!

– Уверена?

– Как ни в чём другом! Попробуй хоть раз! Где ещё можно обоссать за один раз целый парк?

– Тебе не кажется, что она нашу Сашку дурному научит? – забеспокоилась Аннушка.

– Сашка сама кого хочешь научит чему угодно, – пожал плечами я. – Но нам лучше отойти подальше и встать с наветренной стороны.

Дед дотопал до будки управления, кряхтя засунулся внутрь, чем-то пошурудил. Завыл натужно электромотор, заскрипел привод, заныли изношенные подшипники, запахло нагретой изоляцией и озоном. Колесо тяжело стронулось и медленно завращалось.

– У тебя ещё печенье есть? – спросила Даша.

– Есть, две пачки, – ответила Сашка. – В рюкзаке.

– А у меня бутылка вина и настолка.

– Я пробовала алкоголь, мне не понравилось.

– Глупости! Мне тоже вино не нравится, кислятина, но башка от него прикольно дуреет. Впрочем, не хочешь не пей, я взяла ещё бутылку лимонада. Он сладкий. Настолки любишь?

– Что это?

– Игра. Ну, такая, с кубиками, фигурками, картами…

– Я умею играть в шахматы.

– А я их терпеть не могу. Меня мамка заставляла, говорила, полезно, а я ненавижу всё полезное. Настолки совсем другое дело. Полезли, я тебе покажу. Наконец-то смогу сыграть не сама с собой! Только надо чем-то карты придавливать, а то ветер…

Они забежали на посадочную платформу и, дождавшись кабинку, запрыгнули внутрь. Колесо медленно повлекло их наверх.

– Одна робот с электронным мозгом, вторая безумная машина дисрупции, – констатировала Аннушка. – А так, посмотришь: детский, мать его, сад.

– Пошли, пока им не захотелось писать, – фыркнул я. – Пусть катаются.

* * *

Вечером Сашка спросила:

– Можно я пойду к Даше ночевать?

– Зачем? – удивился я.

– Будем сидеть в пижамах при свечах, пить сок, грызть печенье, играть в настолки. Как нормальные обычные девочки.

– Тебе этого хочется?

– Да, пап. Очень. Когда ещё попробую?

– Ну, иди. Много не пейте.

– Я только сок. А Даша почти не пьянеет. Её мама как-то раз…

– Не надо, – остановила её Аннушка, – не хочу снова слушать, как Грета измывалась над дочерью. Однажды эта старая сука подставится, и я не упущу шанс.

– Даша говорит то же самое, – сказала Сашка. – Где моя пижама?

* * *

Наутро Даша и Саша спустились к бассейну, зевая.

– Хорошо повеселились? – спросил я их.

– Да, сначала играли, потом рассказывали страшные истории, – сказала Сашка, – я победила.

– Ага, блин, – признала Даша, – я думала, меня хрен чем напугаешь, но чуть не обоссалась, потому что боялась пойти в туалет.

Девочки быстро искупались, позавтракали – снова кашей, но другой – и убежали в парк аттракционов.

– Надолго у нас каникулы? – спросил я Аннушку.

– Нет, всё это очень мило, но дел дофига, – ответила она. – Пора ехать. Пусть покатаются часок, потом заберём Сашку и рванём. Там небось уже Теконис вернулся с ключом, надо разбираться с мораториумом. И вообще что-то придумывать с этими балбесами, пока они со скуки опять чего-нибудь не наворотили.

– Есть идеи?

– Ни единой. У корректоров узкая специализация, ни к какому делу их не приспособишь, а занять чем-то надо. Не могу же их вечно содержать за свой счёт? Мои резервы почти исчерпаны. Костлявая давно вышла на самоокупаемость, а эти так и сидят на жопах ровно, да ещё и ноют, что им скучно.

– А что они – то есть вы – можете, кроме как выманивать синеглазых детишек из дохнущего среза?

– Да почти нихрена, блин. Кататься по Дороге – но глойти это могут лучше. Запрыгивать через Изнанку в коллапсные срезы – это, так сказать, наша главная фишка, но спрос на такую услугу невелик. Единственный, кто ухитрялся на этом зарабатывать, был Калеб, но он плохо кончил. Я пристроилась курьером, но это уникальная ниша, мои услуги требуются не так чтобы часто, хотя, надо сказать, оплачиваются щедро. Понятия не имею, чем этих капризных детишек нагрузить.

– Не переживай, – сказал я не очень уверенно, – не может быть, чтобы никакой ниши под такой уникальный коллектив не нашлось. Надо у Керта спросить, у него под любую фигню есть бизнес-план.

Даша и Саша вернулись почти сразу.

– Прикиньте, карусельный дед кони двинул, – сказала Даша с досадой. – Так и катается по кругу дохлый. Колесо запустить некому. Облом.

– Я предлагала его похоронить, – добавила Сашка, – но Даша решила, что пусть так и крутится. Типа символично.