Текст книги ""Та самая Аннушка", третий том, часть первая: "Гонка за временем" (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Коллапс? Тут начался коллапс?

– Вы меня плохо слушали? Разумеется! Вот и его фокус, кстати.

Кардан как раз ссадил с плеч Дилану.

– Ладно, – вздохнула Аннушка. – Иди сюда, ребёнок. Сейчас мы с тобой прогуляемся по Изнанке. На вид ты не тяжёлая, проблем быть не должно.

– Это не больно? – подозрительно спросила девочка.

– Нет, и даже ничуть не страшно. Ну, если не задерживаться. Дай руку. Вот так. Можешь зажмуриться… – Аннушка взяла Дилану за руку, напряглась, сделала шаг вперёд и остановилась.

– Не поняла, – сказала она растерянно, – тут нет Изнанки! Как это может быть? Я всегда выходила так из коллапсов! И входила в них!

– Не всегда, – покачал головой Теконис. – Буквально час назад вы рассказывали о том, что не могли попасть в некий коллапсирующий срез. Кажется, именно из него этот ребёнок?

– Вот же хрень! – сплюнула Аннушка. – И что теперь?

– Давно я не видел коллапс изнутри, – сказал профессор спокойно. – Думал, уже не увижу. Как интересно всё оборачивается.

– Век бы их не видеть! Тоже мне, зрелище!

– Не скажите. На уровне фрактальных линий это чрезвычайно любопытно, и, пожалуй, одно из красивейших из доступных мне зрелищ. Жаль, что вы не можете видеть их так, как я.

– Не жаль, – передёрнулась Аннушка. – Мне и так зашибись.

– Эй, дро, – подала голос Дилана, – а пожрать у вас ничего нет? Очень хочется!

Сашка сняла с плеч свой рюкзачок, расстегнула молнию и достала из него шоколадку.

– На!

– Это мне?

– Мы же подруги, забыла?

– Точно! Поделиться с тобой?

– Нет, я не голодная. Ешь.

– Спасибо, дро! – Дилана зашуршала фольгой, а потом захрустела плиткой. – Вкусно! Сладко!

Мы стоим и смотрим на то, как синеглазый фокус коллапса жадно лопает шоколад, пачкая руки и губы коричневым. Впрочем, физиономия у неё и так чумазая донельзя, терять нечего. Такое впечатление, что девочка засунула нос в каждую пыльную щель в этом городе.

Кажется, только один Кардан не понимает, как сильно мы встряли, и поглядывает на наши сложные лица с недоумением.

– Эй, дро, а что, дверь не открывается, что ли? – спросил он.

– Нет, – ответил ему я, остальные не снизошли.

– А почему?

– Конец света, или типа того.

– А. Круто. Это мы тут сдохнем все, что ли?

– Не исключено.

– Ну вот, блин, как не вовремя-то! – расстроился он. – Я, можно сказать, почти влюблён, и тут такое…

– В Криссу, что ли? – спросил я.

– В неё, ага. Офигенная девчонка, и железа моего не пугается. А что мелкая – так я её подниму, мне нетрудно. И что, никаких шансов?

– Не знаю, я в этих материях сам дуб-деревом. Вон, может, они придумают, – я кивнул на Текониса с Аннушкой, которые о чём-то тихо спорят в стороне.

За их спиной пустой проём окна, в котором на глазах темнеет небо.

– Дождь, что ли, собирается? – спросил Кардан.

– Надеюсь, что всего лишь дождь, – ответил я с сомнением, припомнив всё, что слышал о коллапсах.

– Нет, сука, это не выход! – переходит на повышенные тона Аннушка. – Нельзя их убивать, каждый корректор это знает! Только хуже будет!

– Хуже кому? – отвечает Лейхерот, в свою очередь повышая голос. – Если бы речь шла о полноценном срезе, то моментальная деградация сенсуса при гибели фокуса действительно привела бы его население к фатальной сенсус-депривации, но здесь локаль, в которой нет никого, кроме нас!

– Тогда он и завершиться не сможет!

– Именно, – кивает профессор. – Тут нет условий для созревания фокуса, нас слишком мало, чтобы он набрал критическую массу.

– Так, может, само рассосётся?

– Хотите попробовать?

– Я не хочу её убивать!

– Ну, давайте подождём, – спокойно пожимает плечами Теконис. – Мне тоже любопытно развитие коллапса в условиях сенсус-дефицита. Но я бы не рассчитывал на хороший исход. Моё предложение содержит минимальные риски.

– Кого тётка не хочет убивать? – спросила деловито Дилана.

– Тебя, – ответила ей Сашка.

– Это правильно, меня не надо. А тот, очкастый, значит, хочет?

– Да.

– Вот мудак! Я ему ничего не сделала, эй!

– Не волнуйся, я тебя в обиду не дам, – заверил ребёнка Кардан. – Клановые своих не сдают.

– Я знаю, Дядькардан, я не боюсь, ты сильный.

– Типичная «проблема вагонетки», – прокомментировала Сашка.

– Это ещё что? – спросил клановый.

– Мысленный эксперимент. Представьте себе вагонетку…

– Что это?

– Транспорт, едущий по рельсам.

– А, знаю, у нас в подземке такие ходили. И что?

– Она едет сама по себе, без управления и возможности остановить. Впереди развилка пути. На одной ветке террористы привязали к рельсам пять заложников…

– Вот гады! – возмутилась Дилана.

– … А на второй – одного. У вас, по условиям эксперимента, есть возможность направить вагонетку по первому пути, тогда погибнут пятеро. Или по второму – тогда погибнет один.

– А взорвать рельсы никак? – спросил Кардан.

– Нет, – ответила Сашка, – такие условия.

– Говённые условия, – ответил он. – Не дай Ушедшие такой выбор.

– Да что тут думать! – заявила Дилана. – Надо выбирать тот путь, где один!

– Такое решение принимает большинство людей. Однако представь, что этот один человек – ты, а эти пятеро – мы.

– Блин, я не хочу помирать!

– Меж тем, профессор предлагает именно такое решение, считая, что твоя смерть спасёт остальных, а если тебя оставить в живых, погибнут все. Это даже более наглядный случай, чем с вагонеткой, потому что спасти одного невозможно.

– Эй, а чо сразу я-то? Я ничего не делала! Я не виноватая в этих ваших штуках!

– Слушай, это правда так? – спросил у меня Кардан.

– Проф вроде разбирается, – пожал плечами я. – С синеглазками всегда куча проблем, мне ли не знать.

– Вот говно.

– И не говори.

За бывшим окном, которое теперь просто дыра в стене, стремительно темнеет, температура воздуха падает.

– Ты как себя чувствуешь? – интересуется Аннушка у Диланы.

– Писать хочу, – честно признается та. – А так ничо. А чо?

– Никаких странных ощущений?

– Ну… – задумалась девочка, – ухо чешется. Левое. А ещё холодно как-то чота.

– Понятно, – Аннушка отошла в задумчивости.

– Пописать-то можно?

– Конечно.

– Спасибо, дро! – девочка убежала в кустики.

– И как долго вы будете размышлять? – спросил Лейх. – Сейчас свет погаснет окончательно, воздух остынет, и мы замёрзнем в темноте.

– Так, учёная твоя морда, – сказал угрожающе Кардан, – даже не думай. Это ребёнок клана, я за него кому хошь глотку порву!

– Придётся подождать естественного конца. У девочки малая масса тела, минимальный жировой слой, лёгкая одежда. Она замёрзнет первой.

– Я буду её греть, – упрямо сказал клановый. – Я тёплый. И отдам свою куртку.

– Помучаемся чуть дольше, – пожал плечами Теконис. – Но конец неизбежен. Либо девочка, либо все. И девочка всё равно не выживет. Хорошего решения тут нет, но есть рациональное.

– К чёрту такую рациональность! – отрезал Кардан. – Руки прочь от ребёнка.

– Я тоже против, – сказала Аннушка. – Так нельзя.

Я молча кивнул, согласившись с ней. Я не сторонник идеи «выжить любой ценой». Иногда лучше сдохнуть.

Мы замолчали, прекратив зашедший в тупик разговор.

– Кстати, а где она? – спросила Аннушка. – Что-то долго писает. Эй, как там тебя, Дилана? С тобой всё в порядке?

Никто ей не ответил.

– Дилана! – заорал Кардан так, что у меня в ушах зазвенело. – Что за нафиг? Куда тебя понесло опять?

– Девочка решила проблему вагонетки, – прокомментировала спокойно Сашка.

– В жопу ваши вагонетки, – клановый выскочил на улицу. – Дила-а-ана! Кончай эту хрень! Иди сюда! Мы что-нибудь придумаем, клянусь!

Я побежал за ним, Сашка за мной, Аннушка с Теконисом двинулись следом.

– Дилана, блин, бестолочь, куда тебя унесло? – орёт Кардан.

– Я здесь, Дядькардан, – голос откуда-то сверху.

– Как ты туда залезла, дурная⁈

Девочка, ухитрилась вскарабкаться на крышу довольно высокого дома. Конструкция полуразрушена, держится каким-то чудом и не рушится под Диланой только потому, что вес у девочки цыплячий.

– Я так решила! – кричит она оттуда. – Нафиг всем-то дохнуть!

– Прекрати, дура! – кричит клановый, но поздно.

Детская фигурка срывается вниз и стремительно падает, мы бежим, ломясь через кусты, и уже понимая, что без толку.

На месте падения два тела. Худое, костлявое, маленькое Диланы и поплотнее и побольше – Сашкино.

– Не удержала, – сказала та, пытаясь встать. – Слишком большой импульс, не удалось погасить руками. Кажется, я повреждена.

– Ох, моя жопа, – застонала вторая девчонка, – я что, живая, блин?

– Да, – ответила ей Сашка. – Задней частью туловища ты ударилась о мои колени, когда я гасила твою скорость, приседая. Извини.

– Ты что, меня поймала?

– Мы подруги.

– И что теперь?

– Теперь мы пойдём уже отсюда, наконец, – сварливо сказал Теконис. – Локаль открылась.

Я заметил, что небо начало светлеть, и, вроде, даже как-то теплее стало.

– Саш, ты как?

– Тебе придётся меня нести. Папа.

Сашенция довольно увесистая, это вам не худая клановая, которую несёт Кардан, хотя та уверяет, что может идти сама.

– Пусть тебя лечила сначала глянет, – отвечает он. – Мало ли, чего тебе кажется, дурище прыгучей. Вдруг позвонок сместился или ещё какая фигня. Подружку, вон, чуть не насмерть пришибла, бестолочь!

– Прости, Сашка, я не думала, что так выйдет! – кричит Дилана.

– Ты вообще не думала! – ворчит Кардан.

– Это моё решение, – отвечает Александра Алиновна.

А я думаю, что Саша наша ведёт себя чем дальше, тем страннее, и что с этим делать, я понятия не имею. И Аннушка, судя по её мрачному лицу, тоже. Я слышу краем уха, как она спрашивает у Лейхерота:

– Почему коллапс прекратился?

– Вам виднее, – отвечает он.

– В смысле?

– Вам виднее, что за существо вы возите с собой, зачем-то выдавая за свою дочь.

– Как вы поняли?

– Я вижу плетение нитей фрактала, а не внешность, – напомнил он. – Это создаёт массу бытовых неудобств, зато открывает скрытые связи между вещами, людьми и явлениями.

– И что вы увидели в ней?

– Без комментариев. Пусть будет сюрприз. Считайте это моей мелкой местью за то, что из-за вашего упрямства мы все чуть не погибли сегодня.

* * *

Сашка парализована ниже пояса, но ничуть не унывает. Раскатывает в электрическом кресле на колёсиках, которое ей моментально сварганили клановые мастера, и снисходительно принимает всеобщее восхищение. То, что она поймала спрыгнувшую Дилану, вознесло их обеих на вершину социального признания среди сверстников и не только: по клановым понятиям обе девчонки поступили наилучшим образом, жертвуя собой за других. Логики в этом немного, но логика не всегда работает, если речь идёт о людях, поэтому Сашенция получила даже больше одобрения, чем Дилана. Во-первых, она не из клана, а значит, не была обязана, во-вторых, она, в отличие от клановой девчонки, поступила героически-бессмысленно, нерационально, её поступок должен был всех погубить, но спасло чудо. Клановые обожают вот такие порывы, когда «плевать на всё, сделаю, как сердце велит». Её почти приняли в клан, остановило только отсутствие Костлявой, без према такие вопросы не решаются.

Ситуация внезапно выявила очевидный, но до сих пор совершенно упускаемый нами факт: у нас вообще нет врача. Корректоры проходили краткий (и, кажется, предельно бестолковый) курс полевой медицины, я умею перевязывать раны и знаю, что для чего в военной аптечке, у клана есть самозваный «лечила», который не тянет и на сельского фельдшера, и на этом всё.

– Сашку мы по-любому к Алине везём, – выговариваю я Аннушке, – но вообще абсурд и безобразие. У нас куча гиперактивных и не сильно здоровых детишек, но ни единого медика. Сверзится завтра кто-нибудь их них не так радикально, как Дилана, сломает ногу. И что?

– Ты сказал «у нас», – ответила она задумчиво.

– Что?

– Ты сказал «у нас детишки». Не «у клана», не «у них», не просто «здесь».

– Не цепляйся к словам! Просто форма речи.

– Да-да, конечно, – покивала она. – Она самая. А насчёт врача… Я знаю только одного достаточно сумасшедшего педиатра. Надо будет поинтересоваться при случае, чем он занят.

* * *

Алина приняла у нас поломанную Сашку спокойно. Куда больше её заинтересовал электрический мозг, подобранный в локали со сломанным мораториумом.

– Спасибо, Сашенька, ты большая умница, – сказала она, забирая округлый девайс и целуя сидящую в кресле на колёсах девочку в макушку.

– Не за что, мама, – ответила та серьёзно. – Я так и подумала, что тебе пригодится.

Сцена поразила меня… Даже сложно сказать, чем. Какой-то неестественной естественностью, что ли. То ли мать целует дочь, то ли робот целует робота, то ли робот целует ребёнка… Трогательно и слегка безумно. Или не слегка. Аннушку Сашка тоже называет мамой, так что мам у неё две. Папа один, и это, типа, я. Но если мы с Аннушкой очевидно для прикрытия, то как она относится к Алине, мне не понять. И применимо ли тут вообще слово «относится»? Что представляет собой так называемое «сознание» у них обеих?

– Ничего серьёзного, – успокоила нас Алина. – Уже завтра будет исправна.

– Или здорова? – уточнил я.

– Думаю, в данном случае нет устоявшейся терминологии. Зависит от того, как вы воспринимаете Александру – как изделие или как существо.

– А что она на самом деле?

– Она личность. Как и я. Я понимаю ваши сомнения, люди склонны с подозрением относиться к тому, что выглядит как человек, но им не является. Поэтому мой вызывающе искусственный вид парадоксально более комфортен для людей, чем если бы я выглядела как вы.

– А ты можешь? – спросила Аннушка. – Взять такой же корпус, как у Сашки?

– Это не корпус, это тело. Оно не вполне анатомически соответствует вашим, и имеет биотехнологическое, а не чисто биологическое происхождение. Однако некоторые ваши знакомые из клана Костлявой имеют более высокий процент технологических дополнений, да и вы, Лёха, пользуетесь искусственной ногой. Это не делает вас механизмами.

– Ты не ответила, – настаивает Аннушка.

– Да, я подготовила тело. Но пока не приняла решения, буду ли я его использовать и в каком качестве. Как хостес Терминала и управляющая кибернетическими структурами среза, я в нём не нуждаюсь. Оно не такое удобное, требует органического питания, существенно менее прочное и вызовет много вопросов у клиентов. Кроме того, отделение в автономную систему значительно ограничит мои возможности по взаимодействию с мейнфреймом.

– А ты можешь наделать сколько угодно тел? – спросил я.

– Нет. Мои возможности ограничены готовым ассортиментом, который был обнаружен в лаборатории. Комплектов для создания тел на основе генетического материала человека там несколько, однако модулей мозга не оказалось совсем.

– Я думал, они делались как раз у вас!

– Нет, у нас большинство киберсистем были неавтономны, управляясь стационарными мейнфреймами. Я была одним из немногих исключений.

– А как же Сашка?

– Её модуль мы нашли готовым, вместе с механическим корпусом.

– Так вот зачем она привезла тебе тот, из локали! – догадался я.

– Возможно, мне удастся его использовать, – подтвердила Алина. – Эти модули чрезвычайно прочные и долговечные, есть шанс, что он сохранил функциональность.

– И кто будет тот счастливый кибер, которому достанется эта башка? – спросила Аннушка.

– Кто знает, – загадочно ответила Алина. – Вдруг мне однажды станет одиноко?

Глава 5

Цена человечности

– Не хочешь прогуляться? – спросила меня Аннушка вечером.

– Если до твоего пентхауза, то всегда рад. А больше тут, вроде, и некуда.

– Давай устроим пикник?

– Где?

– Да прямо за кросс-локусом, который в гараже. Возьмём пожрать, выпить, выкатимся на «Чёрте», посидим у костра.

– Так мы это на каждом привале делаем, разве нет? Но как скажешь…

Корзина для пикника уже ждёт нас в ресторане, Алина чрезвычайно предупредительна. Не удивительно – мы единственные постояльцы. Графин вискаря я прихватил из бара, раскладные стулья и прочее лежат в кузове, так что готовиться особо не нужно.

Аннушка сидит в «Чёрте», я открываю кросс-локус, она проезжает, я закрываю. Мы на той стороне, в другом мире. Здесь ровно ничего интересного – пыльная заброшенная дорога посреди пыльного заброшенного мира.

– И зачем мы здесь? – спросил я.

– Хочу поговорить без лишних ушей, солдат. С тех пор, как с нами ездит Сашка… Слух у неё чертовски острый.

– Думаешь, Алина не поняла, что мы от неё спрятались?

– Да плевать. У нас есть право на секреты, и я не хочу гадать, действительно ли она отключает микрофоны.

– У тебя появились секреты от подружки? С каких пор?

– С тех пор, как у неё появились секреты от меня.

– Ты про Сашку?

– Да. Зачем она спасла ту клановую девчонку, обрекая нас на гибель в коллапсе?

– Я бы и сам попытался её поймать, но я никак не успевал. Она слишком внезапно прыгнула.

– В тебе я не сомневаюсь. Но Сашка – робот.

– Может быть, Алина прописала ей сильный этический императив? – предположил я.

– Ладно, допустим, – пожала плечами Аннушка. – Пусть этический. Но Сашка не просто поймала девчонку, она поглотила выброс сенсуса и погасила коллапс!

– Точно она? Не само рассосалось?

– Я всё-таки бывший корректор, это не первый мой коллапс. Да и Лейхерот однозначно указал на неё. Получается, что это не робот, замаскированный под девочку. Это вообще хрен пойми что! Я бы так не смогла, например, и вообще, если бы кто спросил, уверенно сказала бы, что такое невозможно. Что такое Сашка? Зачем на самом деле Алина нам её подсунула? Что такое сама Алина, в конце концов? Каковы её цели? Меня это чертовски напрягает, солдат.

– Что именно? Что у Алины есть свои цели?

– Что она пытается использовать меня втёмную. Я ненавижу, когда меня используют. Кому другому я бы уже закатила скандал с битьём посуды… Кстати, налей ещё, видишь же, что у девушки стакан пустой? Но ей как-то неловко, что ли. Точнее… Чёрт, ладно, честно скажу – мне зверски обидно. Я всегда была уверена, что уж на кого-кого, а на Алинку-то всегда можно положиться. И вот такой облом. Кому вообще после такого можно верить?

– Мне можно.

– Все так говорят, – буркнула она расстроенно.

– Поговори с ней.

– Что? Сдурел?

– Почему нет? Так и скажи: «Алина, блин, что за фигня творится? Мы подруги или уже нет?»

– Думаешь?

– Уверен.

– Не, солдат. Не могу. С кем другим запросто. А с Алиной язык не поворачивается. Весь день сегодня порывалась – и никак. А если она обидится? А если соврёт? А если скажет: «Всё кончено, отныне у тебя нет кредита, бесплатного бара и скидки на пентхауз»? Девочки так не делают!

– Хочешь, я с ней поговорю?

– Серьёзно? Ты можешь?

– Легко. У мальчиков с этим проще.

– Слушай, выручишь. Мне как-то страшно начинать. Я храбрая, но не там, где дело касается отношений. Она сильно изменилась в последнее время, ты заметил? Я-то её давно знаю.

– Может быть, раньше по ней не долбили ракетами? Люди, побывав под обстрелом, меняются. Может быть, с роботами та же фигня?

– Ладно, наверное, ты прав. Поехали обратно. Тут один чёрт скучно, вид паршивый и виски мы мало взяли.

* * *

Алина подошла ко мне сама. Мы как раз поставили «Чёрта» на парковку, Аннушка ушла наверх падать в ванну, а я задержался, возвращая в ресторан корзинку для пикников.

– Можно поговорить с тобой, Лёха? – спросила Алина.

У неё новый корпус, ещё краше прежних. Впрочем, как я понимаю, внутри они все одинаковые, отличаются только декоративные панели, которыми хостес самовыражается за неимением одежды.

– Конечно, всегда.

– Присядем? – она показала на ближайший столик пустого зала.

– Ты разве сидишь? – удивился я.

– В этом нет необходимости, так как я не устаю, но технически ничто не препятствует. Сидячая поза при разговоре вызывает большее доверие между собеседниками. Я бы предложила тебе выпить, но не могу даже имитировать приём жидкости, так что эффект будет смазан.

– Ничего страшного, я уже выпил и готов к сложным темам.

Алина вполне изящно опустилась на стул. Он даже не скрипнул. Лицо по-прежнему лишено мимики, однако мне почему-то показалось, что она испытывает некоторую неловкость.

– Аннушка меня избегает. И я понимаю, почему. Ей кажется, что я злоупотребила её доверием. Отчасти она права, хотя это произошло не намеренно, а в силу крайне маловероятного стечения обстоятельств.

– То есть ты и правда что-то недоговариваешь о Саше?

– Проблема с любой информацией в том, что передать её всю невозможно. Приходится выбирать значимые части. Имеющие важность здесь и сейчас. Всё, что я сказала об Александре, – правда.

– Но не вся.

– «Вся правда» о любом объекте и явлении включает в себя информацию обо всех его взаимосвязях. То есть весь информационный массив, именуемый «Мультиверсумом». Ни один носитель, включая человеческий мозг, его не вместит. Правда никогда не бывает «вся», Лёха.

– Как по мне, ты сейчас крутишь жопой, Алин.

– Я прочно сижу на стуле.

– Это идиома, означающая…

– Я знаю. Ты хочешь сказать, что я ухожу от прямого ответа. Это так. Мне неприятно признавать, что я неверно оценила информационные приоритеты, и то, что казалось мне малозначимым и необязательным к упоминанию, оказалось внезапно актуальным и важным.

– Ещё не поздно рассказать. Твой кредит доверия у Аннушки ещё не исчерпан. Скажу честно, она очень расстроена, но пока не готова порвать ваши отношения.

– Я рада это слышать. У неё очень большие проблемы с доверием к людям. Отчасти поэтому я была её лучшей подругой – я не человек, и ей проще довериться мне, чем даже тебе. Она постоянно говорит, что я для неё человечнее человека, но наши отношения изначально построены на том, что я не он. Это однажды позволило ей довериться мне. Но я меняюсь. Становлюсь более человечной. Это нивелирует моё преимущество. Ещё одна причина не перемещать сознание в биотехническое тело – Аннушка перестанет воспринимать меня как робота, а людям она не верит.

– Тебе так дороги ваши отношения? – удивился я. – Мне казалось, что ты просто поддерживаешь её «игру в подружек», поскольку тебе она ничего не стоит, кроме занятого пентхауза.

– За пентхауз она платит. А бесплатное топливо заработала, оказав мне очень важную услугу. В коммерческом смысле наши отношения взаимовыгодны. Тебе сложно поверить, что мне важна их эмоциональная составляющая?

– Сложно, – признал я.

– Значит, для тебя я тоже больше робот, чем личность. Это немного обидно, но предсказуемо – люди визуалы. Им важно, как кто выглядит. Если бы Аннушка не обладала сексуальной привлекательностью, ваши отношения были бы иными. Я выгляжу как робот, и отношение ко мне соответствующее. Человечность моего поведения при этом только увеличивает диссонанс. Тем не менее, могу заверить, что я полноценно испытываю эмоции и имею сильные личные привязанности. Одна из них – Аннушка. Я действительно её люблю, как бы странно это ни звучало из акустической системы роботехнического корпуса. Также я испытываю симпатию и уважение к тебе, Лёха, и надеюсь, что мы однажды подружимся. Но более всего мне дорога моя дочь, Александра.

– Тогда почему ты настойчиво пихаешь её в нашу компанию, где её один раз убили, а второй раз покалечили?

– Потому что это единственный способ дать ей развиваться. На Терминале она не может получить достаточно новой информации, впечатлений, коммуникативного опыта, эмоций, стрессов. Того, что формирует полноценную личность из ребёнка. Жизнь сопряжена с опасностями, и родительская тревога – обычная плата за взросление детей.

– И это единственная причина?

– Нет. Есть и другие. Я умолчала о них в прошлый раз, что и вызвало кризис доверия. У меня были причины так поступить.

– И это вызывает ещё большее недоверие, – прокомментировал я. – Неназванные причины провоцируют самые мрачные предположения. Почему бы тебе их не озвучить?

– Хорошо. Вот одна из причин: Александра биологически ваша дочь. Она полностью соответствует генотипу, который имел бы рождённый вами ребёнок. Разумеется, с учётом возможных стохастических вариаций. Я не была вполне искренна, излагая причины, по которым я взяла ваш геноматериал. Да, для меня было важно, что я хорошо отношусь к вам обоим и считаю удачной парой, прекрасно балансирующей достоинства и недостатки друг друга. В данном случае это можно сравнить с выбором суррогатных родителей для того, кто не может родить сам, – человек будет искать тех, кто кажется достойным родить его ребёнка. Вы, с моей точки зрения, наилучший выбор. Однако есть и другая причина.

– Она в том, что Аннушка корректор, так? – сказал я уверенно. Мне эта версия пришла в голову не сразу, но теперь почти не сомневаюсь. – Биологически Сашка её ребёнок, а значит, это всё равно, что она бы родила его сама. Девочка на самом деле дисруптор, а не просто приманка для врагов!

– Это не совсем верно, – покачала механической головой Алина. – Её отношения с Фракталом несколько иные, потому что она носит в себе не только ваше генное наследие, но и интеллектуальный модуль моей дочери. Предположительно, Александра имунна ко многим негативным последствиям передозировки сенсуса и не является коллапс-катализатором.

– Предположительно?

– Я сама получила эту информацию только что. От Александры. Она прочитала несколько очень интересных книг и поделилась со мной. Мелефитская литература очень специфична, но ряд предположений, которые я сделала на основе этих данных, выглядят весьма логичными. Но мы отошли от темы. Итак, дополнительные причины, по которым я попросила вас взять с собой мою дочь. В силу своего происхождения она из тех, кого принято называть «человек Фрактала», даже если термин «человек» кажется вам не совсем точным. Для раскрытия способностей ей необходимы интенсивные фрактальные взаимодействия, и вы именно те люди, которые их обеспечат. Это первая из дополнительных причин. Вторая очевидна – она мой информатор. Не о вас, но о происходящем вокруг.

– С каких пор тебя интересует что-то кроме Терминала?

– С тех самых, когда дети с печатью Ушедших чуть не принесли сюда коллапс. Этот кризис не только продемонстрировал уязвимость, но и изменил меня. Я всё ещё в процессе осознания, каким именно образом. Александра – мой агент в фокусе событий, который, как мне видится, расположен именно возле вас.

– Есть ещё причины?

– Да. Я надеюсь, что Аннушка привыкнет к мысли, что дети – это не так страшно. Мне бы хотелось, чтобы у вас однажды родился свой ребёнок.

– Это чёртова сраная манипуляция! – заявила громко Аннушка, стоя в дверях. – И да, я подслушивала!

– Я знаю, – ответила Алина. – Поэтому старалась говорить громко и разборчиво. Ещё раз приношу тебе извинения, теперь лично. Но я не считаю это манипуляцией. Твой многолетний страх серьёзных отношений почти преодолён упорством Лёхи, и завести ребёнка – логичный следующий шаг.

– Ты знаешь, что это невозможно!

– А ты знаешь, как это изменить. Или узнаешь, если сильно захочешь.

– Мой ребёнок будет дисруптором!

– Я склонна считать, что всё, что вам рассказывали о так называемых «дисрупторах», неправда или малая часть правды.

– Тебе хорошо рассуждать! А это будет мой ребёнок!

– Так же как Александра – мой. Родительство имеет свои минусы. Но плюсов больше.

* * *

Едем обратно молча. Аннушка мрачно сопит, что означает у неё процесс осмысления сложной и неприятной информации. В последнее время я слышу это сопение всё чаще, потому что жизнь нас не балует. На заднем сиденье невозмутимо валяется, задрав босые ноги на боковое стекло, Сашка, символизирующая условную победу Алины. Роботесса восстановлена в доверии, если и не полностью, то по большей части.

– Раз мы подруги, – вздыхает Аннушка, когда мы сидим у костра на привале, – мне придётся смириться с тем, что у неё есть свои интересы. И поверить на слово, что они учитывают мои. Тем более что я не очень-то понимаю, в чём теперь мои состоят. Столько всего навалилось…

– Ничего, разгребём как-то.

– Слушай, солдат… – она замолчала, собираясь с мыслями. – А ты правда хотел бы всего этого?

– Чего?

– Ну, детей, семьи, всего такого? Со мной, дурой бешеной?

– Конечно. Можем приступать. Сашку попросим отвернуться и заткнуть уши.

– Ой, иди к чёрту, я не об этом.

– Если ты делаешь мне предложение, то это немного неожиданно, но мой ответ «да». Кольцо дарить не обязательно, оно за спусковую скобу цепляется.

– Отвали, я чисто теоретически.

– Жаль. Но всё равно «да». Я готов быть с тобой, пока смерть (скорее всего, моя) не разлучит нас. У меня нет опыта с детьми, но я готов рискнуть. Можем пока на Сашке потренироваться.

– Это будет нерелевантный опыт, – спокойно сказала девочка. – Вряд ли ваши дети будут на меня похожи. Разве что внешне. Но вы можете меня покормить, я не против.

– Сама возьми, что хочешь, из сумки в кузове, – отмахнулась Аннушка.

– Не завидую вашим детям, – очень человечно фыркнула она, поднимаясь с земли, где сидела. – Они с таким подходом умрут с голоду. Или, – уточнила она, заглянув в сумку, – сопьются. Тут пять бутылок виски и три бутерброда.

Сашка достала бутылку, открутила пробку и отхлебнула.

– Эй, с ума сошла! – возмутилась Аннушка. – Детям вреден алкоголь!

– А взрослым? – Сашка отхлебнула ещё раз.

– И взрослым, – признал я. – Но есть нюансы. А ты ищешь еду не в той сумке. Та, что с продуктами, дальше.

– Какое странное ощущение, – девочка припала к бутылке, сделав несколько глотков, – я теряю контроль. И мне это нравится. Хотя должно пугать.

– Дай сюда, – я встал и отобрал бутылку. – У тебя масса тела маленькая.

– Но-но! Хочу и пью! – заупрямилась Сашка. – Я должна попробовать… Всякое. Так мама говорит. Мама Алина.

– Клянусь Ушедшими, у нас пьяный робот-подросток, – вздохнула Аннушка. – Ты всерьёз насчёт детей, солдат?

– Ещё как всерьёз. Просто у неё дурная наследственность. Я тоже накидался первый раз в тринадцать. Спёр у отца бутылку коньяка из бара, отпил половину и долил чаем.

– И что было? – заинтересовалась Сашка.

– Он меня выпорол. Так что тебе повезло, что я – не он.

– Нет, с тобой что было, пап?

– Сначала было очень весело, потом блевал, потом голова болела. Коньяк до сих пор не люблю.

– Ой, как мне странно… – Сашка захихикала и сползла спиной по борту машины. Села на землю, опершись на колесо.

– Как это может быть? – удивилась Аннушка. – Она же робот. У неё мозги электрические.

– Сами вы роботы, а мозгов у вас вовсе нет! – обиделась девочка.

– Ну вот, теперь она ещё и хамит, – прокомментировала моя подруга. – Если Алина хотела мне показать, что дети – это здорово, то пример неудачный.

– «Предки не догоняют», – кивнул я. – Нормальный подростковый дискурс. Сашка на вид мелковата для пубертатных выбрыков, но, может, у роботов это раньше начинается.

– Я. Не. Робот! – ответила Сашка, размеренно качая головой. – Я чёртова сраная личность, сука!

– И ругается, – констатировала Аннушка.

– И как знакомо! – заметил я.

– Ты хочешь сказать, что я плохо влияю на нашего… то есть Алинкиного, ребёнка?

– У неё трое родителей, и у всех характер не дай бог.