355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Паулина Гейдж » Искушение фараона » Текст книги (страница 23)
Искушение фараона
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 20:53

Текст книги "Искушение фараона"


Автор книги: Паулина Гейдж



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)

ГЛАВА 13

Когда наступит твой час и явится к тебе посланник смерти,

Будь готов встретить его достойно.

Увы! Ты не сможешь сказать ему и слова,

Ибо душа твоя будет объята ужасом.

Как только Шеритра привыкла к необычным порядкам, заведенным в доме Сисенета, все ее прежние опасения рассеялись. Она была счастлива, возможно, никогда прежде в своей жизни она не испытывала еще такого счастья. Бакмут по-прежнему терзали дурные предчувствия, и она с особым рвением прислуживала своей госпоже. Шеритру трогала забота и внимание девушки, но сама она пребывала в чудесном расположении духа.

Постепенно царевна привыкла к тому, что, просыпаясь, не слышит шума и суеты большого поместья, к тому, что вокруг царят тишина и покой, столь любимые Сисенетом и Табубой. Едва проснувшись, она завтракала в постели, и мысли, неспешные и спокойные, текли своим чередом. Здесь, вдали от строгих нареканий матери, от ее недремлющего ока, девушка чувствовала себя более раскованно, и теперь, под руководством Табубы, ее мысли часто выбирали неизведанные прежде пути.

Хозяйка дома часто приходила навестить Шеритру в купальне, любезно желала ей доброго утра и провожала назад в ее комнату. Сначала Шеритра смущалась. Одно дело, когда на твое голое тело смотрят слуги, ведь они – не совсем люди, скорее некая особая часть домашнего хозяйства, нечто наравне с утварью. И совсем другое дело – стоять вот так, совершенно обнаженной, когда внутри все сжимается от страха и смущения, а опытный глаз Табубы беспрепятственно обследует ее крошечные груди, тонкие, как спички, ноги и тощие бедра. Шеритра знала, что вправе попросить хозяйку дома прекратить эти утренние посещения, однако они представлялись ей еще одним, решающим и последним испытанием прочности их дружбы. Она изо всех сил старалась уловить в глазах или же в поведении хозяйки дома хотя бы легчайший намек на презрение, неудовольствие или жалость, но, к счастью, ее опасения и подозрения оказались напрасны. И через пару дней Шеритра уже с нетерпением предвкушала ту минуту, когда в ее купальне, цветущая и свежая, с улыбкой на устах появится Табуба, чтобы приветствовать ее легким поцелуем и поболтать о том о сем, пока на девушку изливались щедрые потоки благоуханной воды.

– Натрите кожу царевны вот этим маслом, – говорила Табуба, указывая на одну из алебастровых баночек, выстроенных аккуратными рядами на узкой каменной полочке в купальне. – Это особый бальзам, Шеритра, он отлично смягчает кожу. Ведь солнце для нее так вредно.

Иногда она приносила маленький горшочек с притираниями для губ. Несколько раз хозяйка прогоняла служанку, помогавшую Шеритре умыться, и сама принималась тереть девушку, ее руки быстро и уверенно скользили по спине и ягодицам, становились более мягкими и нежными, когда женщина переходила к бедрам.

– Прошу меня простить, царевна, но мне известны несколько упражнений, с помощью которых можно развить ноги и укрепить мышцы спины. Позволь, я покажу их тебе, – предлагала она. – А также, с твоего позволения, я бы хотела кое в чем подправить твой стол. Тебе неплохо бы набрать вес.

Шеритру подобные замечания вовсе не обижали. Словно зачарованная, она подчинялась, и масло втирали ей в кожу. Оно оставляло на теле сияющий нежный след, мгновенно, впрочем, пропадавший, и кожа становилась словно мягкий бархат.

Мать тоже неоднократно предлагала Шеритре воспользоваться подобными средствами, но, охваченная духом противоречия, девушка и слушать о них не желала. С Табубой все было иначе, между ними завязались тесные, близкие отношения; Шеритре все было интересно, и не чувствовалось даже намека на превосходство, с одной стороны, или мыслей о собственной несостоятельности – с другой.

– Она не должна прикасаться к коже царевны, – обиженно ворчала Бакмут, но Шеритра не обращала на служанку никакого внимания. У Табубы находились средства на все случаи – ароматные тягучие бальзамы для густоты и блеска волос, клейкая жидкость для укрепления ногтей, маска, защищающая кожу от старения.

Если бы все время она проводила в праздности и услаждении собственного тела, Шеритре это скоро наскучило бы. Однако после купания Табуба, отвлекаясь от разговоров про одежду или краску для лица, расчесывая хорошеющие на глазах локоны Шеритры или же склонившись к девушке, чтобы нанести краску ей на веки, могла говорить о каких угодно предметах. Разговор тек свободно и покойно, переходя от одной темы к другой, но больше всего Шеритра любила, когда Табуба рассказывала ей об историческом прошлом Египта, о древних героях, об обычаях и укладе жизни людей в этих краях многие тысячи лет назад. Летели дни. Иногда, очень редко, случалось так, что Табуба не навещала девушку в купальне, не было рядом ее ловких и умелых рук, и тогда Шеритра, сама того не желая, вдруг чувствовала себя покинутой.

Днем Табуба обычно удалялась к себе, а Шеритра, надушенная, сияющая чистотой, заколов волосы золотыми, изукрашенными эмалью цветами или же распустив их по плечам непослушной волной и удерживая только одним-единственным серебряным обручем, изысканно подведя краской лицо, которое она и сама с трудом узнавала, затянув свое наливающееся зрелостью тело л узки? наряд белого, алого или желтого цвета, спешила навстречу Хармину, который ждал ее в саду или в прохладной тени большого зала. Они проводили время в беседе, подтрунивая друг над другом, играли в настольные игры, бросали друг на друга многозначительные взгляды, а кувшины с вином тем временем пустели один за другим; душные, жаркие часы постепенно переходили в медные закаты, и тени удлинялись в теплых сумерках.

По вечерам устраивали тихие семейные обеды. Арфист наигрывал спокойную мелодию, а маленькие столики были завалены благоуханными цветами из сада, и их лепестки нежным ковром устилали плитки пола. Зажигали лампы, и общество сидело, наслаждаясь легким вечерним ветерком из открытых дверей, а Сисенет тем временем читал вслух какой-нибудь свиток из своей богатой библиотеки. Его низкий голос звучал ровно и спокойно, а истории, которые он читал, каким-то образом и бодрили, и усыпляли Шеритру. В чем-то они были похожи на те рассказы, что она слышала от Табубы по утрам, но теперь, в ночной тьме, они приобретали новое, гипнотизирующее звучание, и воображение девушки будили незнакомые, но яркие и манящие картины. После чтения они еще сидели некоторое время, потягивая великолепное вино и болтая о пустяках. Шеритра рассказывала им о семье, о фараоне, о своих мыслях и о снах, а они слушали, задавали вопросы, улыбались и кивали. И лишь позднее она осознала, что за все те долгие вечера, проведенные в этой семье, она почти ничего не узнала о них самих. Наконец Бакмут и один из стражников провожали Шеритру в ее покои, где, совершив вечернее омовение, она укладывалась в постель, и, глядя, как на потолке пляшут причудливые тени, отбрасываемые ночной лампой, девушка быстро засыпала. Ей казалось, что никогда теперь ей не захочется возвращаться домой.

В течение трех недель отец дважды приезжал навестить ее, но Шеритра смотрела и слушала его словно бы из далекого далека. Он, конечно, остался доволен произошедшей в ней переменой – она стала уверенней, и тело ее расцвело, – но когда он нежно обнимал дочь, внутри у нее почему-то все замирало и съеживалось.

Во время его второго посещения, когда он уже собирался уезжать, Шеритра заметила, что Табуба протянула отцу какой-то свиток. Девушка решила, что это, должно быть, из библиотеки Сисенета. Пальцы Хаэмуаса нежно сомкнулись на руке Табубы, и девушку вновь охватили прежние страхи. Однако события, лежащие вне пределов этого дома, теперь казались ей незначительными, и, пожав плечами, Шеритра предпочла отдаться на волю судьбы. Увлечение отца, конечно же, со временем пройдет, и уж, во всяком случае, к ней самой оно не имеет никакого отношения. Ей показалось, что Хаэмуэас выглядит бледным и осунувшимся.

– Есть какие-нибудь новости? – спросила его Табуба, и он покачал головой.

– Пока нет, – ответил он, и через секунду они оба уже смотрели на Шеритру с улыбкой, словно чувствуя себя в чем-то виноватыми.

Нубнофрет несколько раз присылала ей записки, но сама так и не приехала. Шеритра была этому только рада. Присутствие матери неминуемо нарушило бы мирную гармонию, царившую в доме Сисенета. Шеритра по ней не скучала И все же гармония оказалась нарушенной изнутри. Вечером того дня, когда приезжал отец, девушка решила перед сном выйти немного прогуляться. Воздух все еще был жарким, и ее одолевало какое-то странное беспокойство. В сопровождении безропотной Бакмут и одного из воинов она побродила под темнеющими в небе пальмами, потом направилась к реке. Вода, стоявшая очень низко, была почти неразличима, лишь блестела тусклым серебром под лучами молодого месяца. Шеритра посидела у причала, надеясь, что мягкая темнота вокруг успокоит ее тревогу, потом направилась обратно к дому.

Обогнув дом, она подошла к боковой двери. В темноте она и ее маленькая свита оставались почти невидимыми. Не успели они приблизиться, как Шеритра различила в коридоре две темные фигуры. До ее слуха слабо доносились голоса людей, и во всей этой сцене было что-то настолько личное, сугубо интимное, что девушка остановилась в нерешительности. Теперь она могла разобрать слова. Это были Табуба и ее брат.

– …и ты знаешь, что уже пора, – резко говорила Табуба. – Чего ты ждешь?

– Да, я знаю, что пора, – послышался голос Сисенета. – Но мне что-то не хочется. Такой поступок ниже нашего достоинства. В былые времена мы никогда не опустились бы до подобных вещей.

– С тех пор прошло очень много лет, и мы давно позабыли о временах невинности, – горько возразила Табуба. – Теперь мы не можем поступить иначе. Да и к тому же речь идет не более чем о простом слуге. Что он для нас? Что такое его… – Она осеклась, потому что Шеритра, не желая подслушивать, сделала шаг к ним. Девушка заметила, какое злобное, искаженное гневом было у Табубы лицо. Но это продолжалось не более секунды.

– Царевна, – сказала Табуба.

Сисенет поклонился и быстро ушел.

– Мне захотелось немного прогуляться перед сном, – сказала Шеритра. – Ночь так прекрасна, и к тому же, мне кажется, я слишком много съела за обедом!

Табуба улыбнулась ей и чуть отступила в сторону.

– Доброй ночи, царевна, – мягко произнесла она.

Шеритра кивнула и прошла в дом.

У себя в спальне она почувствовала мрачное облегчение, когда караульный занял свой пост у порога ее комнаты, а Бакмут крепко закрыла за ним дверь. С трудом дождавшись, пока служанка совершит все обычные приготовления, Шеритра скользнула под тонкое покрывало. Она лежала, охваченная странными мыслями. Не столько сами слова смутили ее воображение, но эмоции, чувства, не ускользнувшие от ее чуткого восприятия: Табуба резко и властно на чем-то настаивала, Сисенет отвечал ей холодной нерешительностью. Вокруг них тогда витало нечто мрачное и зловещее, нечто совершенно чуждое привычному тихому течению жизни, присущему этому дому. О чем они вообще говорили? Шеритра лежала и размышляла. Кто такой этот «простой слуга»? Она сама быстро переняла всеобщую привычку отдавать слугам краткие и ясные распоряжения, даже не глядя в их сторону, так сильно они напоминали своим видом предметы мебели и домашнего обихода. И вдвойне приятней после молчаливых людей Сисенета звучали для ее слуха голоса собственных, привезенных из дома слуг.

Охваченная волнением, она села на постели.

– Бакмут, принеси мне гороскоп на месяц фаменот, – приказала она.

Девушка встала со своей подстилки и подошла к стоявшему у стены ящику.

«Я ведь так и не взглянула в гороскоп, – думала Шеритра. – Отец предупредил, что предсказания не сулят ничего хорошего, но месяц уже на исходе, скоро наступит фармути, так что теперь это уже не важно». И все же, взяв у Бакмут свиток, она развернула его с трепетом. Как и говорил Хаэмуас, гороскоп предсказывал одно только дурное. «Не вставай сегодня с постели… Не ешь вечером мяса… Посвяти день молитвам и не ложись спать, дабы избежать гнева богов… Помни, твое спасение – Нил… Беги от любви, словно от страшной болезни…»

Папирус свернулся в ее руке, и Шеритра отдала его Бакмут.

– Убери подальше, – сказала она и опять легла. «Как это понимать: Нил – мое спасение? – вновь и вновь вопрошала она себя. – И почему это я должна бежать от любви? И от чьей любви? От любви отца? Табубы? Хармина?» Она уснула, так и не разрешив этих загадок, и даже во сне ее не покидало легкое беспокойство, запавшее в душу после подслушанного разговора. Впервые за все время ее радость была чем-то омрачена. Несколько раз она просыпалась, и ей чудилось, что она слышит какие-то звуки, но всякий раз оказывалось, что дом погружен в глубокий покой и тишину.

На следующее утро к ней в спальню зашла Табуба, чтобы узнать, не заболела ли царевна, – солнце уже стояло высоко, и час завтрака давно миновал. Она была по-прежнему грациозна и изящна, заботлива и мила, и Шеритра, взяв себя в руки и стараясь не обращать внимания на сдавившую виски головную боль, заставила себя встать и отправиться в купальню.

– Почему ты поднялась сегодня так поздно, царевна? – спросила ее Табуба. Она стояла перед девушкой на коленях, втирая масло в кожу ног. – У тебя утомленный вид, словно ты совсем не отдыхала, и мышцы напряжены.

Шеритра ничего не ответила. Она стояла закрыв глаза и с удивительной остротой и ясностью ощущала все, что происходит с ее телом, – и тупое постукивание в голове, и густой, приторный запах ароматического масла, и мокрые волосы, тяжелой гривой лежащие на плечах, и журчание воды, утекавшей в специальные отверстия в полу купальни, но больше всего она чувствовала, как ее тела касаются сильные, уверенные, волнующие пальцы Табубы. «Чуть выше, Табуба, – думала разморенная Шеритра. – Пусть твои длинные, жадные пальцы погладят мне бедра». И, словно Табуба подслушала ее мысли, руки женщины поднялись выше и стали нежно гладить мягкую кожу. Шеритра забыла обо всем, полностью отдавшись одному только этому ощущению.

Остаток утра прошел без особых событий. Шеритра с Табубой сидели в ее спальне, беседуя о разных пустяках, но в своей собеседнице девушка не могла не заметить некоторой необычной отстраненности. Мысли Табубы явно были заняты чем-то посторонним, хотя она тщательно это скрывала. Едва окончилась полуденная трапеза, хозяйка дома попросила извинения и скрылась в своих покоях.

После дневного сна Хармин и Шеритра в сопровождении Бакмут и стражника прогуливались в пальмовой роще, направляясь к тому месту, которое не видно из окон дома. Воин встал на страже у дорожки, но его тоже было не видно за деревьями. Бакмут расстелила циновку, разложила разные игры и удалилась на такое расстояние, чтобы не слышать, о чем говорят господа.

Шеритра удобно устроилась на коврике. Все ее ощущения по-прежнему оставались на удивление обостренными и яркими – она чувствовала каждую каплю собственного пота, выступившего на теле в полуденную жару, слышала сухой шелест запыленных пальмовых листьев над головой, треск сухих веток, придавленных циновкой. К ягодице прилип тонкий прутик. Хармин наклонился прямо перед ней, чтобы придвинуть к себе игральную доску, и от аромата исходивших от него благовоний у девушки закружилась голова.

Волосы он перевязал белой лентой, спадавшей ему на спину, и, глядя на яркую полоску белого полотна, так четко выделявшуюся на фоне его черных как ночь волос, Шеритра почувствовала, что ей становится нехорошо. Он бросил на нее веселый взгляд, улыбнулся.

– Во что бы ты хотела сыграть сегодня, царевна? – спросил он. – Или просто посидим и побездельничаем?

Она словно зачарованная смотрела, как двигаются его изящные губы, как поднимается и опускается кадык.

– Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, – сказала она.

Он усмехнулся и молча показал пальцем туда, где стояла Бакмут.

– Может, сыграем в собак и шакалов? Или в кости? Шеритра, ты не заболела?

– Нет. Да. Я чувствую себя как-то странно, Хармин. Давай сыграем в сеннет.

Он, на секунду задумавшись, достал доску и вытряхнул из коробочки фишки для игры.

– Прекрасно. Желает ли царевна играть круглыми фишками?

– Нет, длинными.

Они вместе расставили фишки и принялись бросать кости, чтобы узнать, кому делать первый ход.

– Твоя матушка была нынче утром чем-то озабочена, – проговорила Шеритра. – Я надеюсь, ничего страшного не произошло? Может быть, Хармин, настало время мне возвращаться домой?

Вопрос прозвучал не слишком серьезно, и молодой человек рассмеялся.

– Смотри, у тебя выпала единица, – сказал он. – Бросай снова и ходи. Уверяю тебя, ничего не случилось, у нас все в порядке. Возможно, на маму плохо действует жара.

Но она любит жару, – возразила Шеритра. – О, Хармин, смотри, пять, пять и четыре! У тебя отлично получается. Нет, наверное, я все это сама придумала. Жара плохо действует на меня. Надо искупаться. Жаль, что у вас нет большого бассейна, потому что в это время года я не очень люблю плавать в реке. Извини, – потянувшись вперед, она передвинула одну из его фигур, – ты неверно сосчитал.

– Мне не хотелось ставить фишку в Дом Нейт, – глухо произнес он, и Шеритра, удивленная его волнением, подняла глаза. Он судорожно перевел дыхание и не отрываясь смотрел на доску, туда, где свои сети расставила богиня воды. – Этот Дом приносит несчастье.

– Несчастье приносит жульничество! – поддразнивала она его, но он не отвечал. Настала ее очередь. Шеритре выпало четыре единицы и двойка, и девушка чувствовала, как он возносит богам страстную мольбу, чтобы они послали ему удачу и фишка оказалась бы на выбранном им поле. Заметив его волнение, Шеритра решила придержать язык.

Он бросил кости, выпало единица и двойка.

– Ты можешь и этой фишкой сходить, – заметила она, – а вот эта должна встать на поле Дома рыбачьих снастей.

Хармин провел пальцем по губе. Шеритра видела, что на лбу у него выступили капельки пота.

– Нет, – тихо проговорил он. – Я могу уступить тебе эту фишку, но не стану переходить с одного несчастливого поля на другое.

– Как хочешь, – ответила она, – но тогда получается, что я двигаюсь прямиком к Дому красоты, и все, что мне остается, – это перепрыгнуть через воду.

Он не отвечал. Быстрым движением он поменял местами фишки, и игра продолжалась, только теперь на ее подшучивания и лукавые замечания он отвечал недовольным фырканьем, а то и просто отмалчивался. Он весь напрягся, и когда случилось так, что, по закону чистого везения, ей выпали цифры, с помощью которых она легко могла бы загнать его в Дом воды, Хармин сдавленно вскрикнул. Ее рука, державшая фишку, замерла на полпути, и Хармин быстро схватил ее в свою ладонь. Его пальцы были холодными и липкими от пота.

– Только не в воду, – хрипло пробормотал он. – Там темно и холодно, и нет ни капли надежды. Умоляю, Шеритра.

– Хармин, это просто игра, – мягко пыталась урезонить его девушка. – Мы сегодня играем просто для удовольствия, мы не читаем заклинания. И если мне не удастся слегка окунуть тебя в воду, я могу проиграть.

Он с трудом улыбнулся.

– А проигрывать ты не любишь. Что же, царевна, я предпочитаю добровольно сдаться, чтобы только ты не столкнула меня в воду.

Шеритра, в полном недоумении, раздраженно пожала плечами.

– Отлично. Убирай доску, и будем играть в кости. Какие будут ставки?

Вскоре они ушли из рощи. Шеритра выиграла в кости, и Хармин обещал, что после обеда повезет ее покататься на реку. Они расстались, чтобы самое жаркое время суток провести в своих покоях, и Шеритра, лежа в кровати, никак не могла взять в толк, почему Хармин обычную игру принял сегодня так близко к сердцу. За игрой в сеннет они, бывало, проводили многие часы, но сегодня впервые эта игра привела его в такое сильное смятение.

В этот час дом лишился своей привычной тишины. Повсюду слышались легкие шорохи, перешептывания, словно сюда внезапно пробралось целое полчище мышей. И несмотря на то что девушка испытывала физическую усталость, оттого что плохо провела ночь, и глубокое эмоциональное истощение – ее страсть к Хармину разгоралась, не получая удовлетворения, – все же заснуть она не могла.

Шеритра разбудила Бакмут и попросила, чтобы служанка втирала ей в кожу прохладную воду. Однако после прикосновений Табубы руки Бакмут, уже в течение многих лет массировавшие и купавшие Шеритру, казались теперь царевне грубыми и неумелыми. В конце концов она отослала Бакмут обратно на ее тюфячок под дверью. «За обедом напьюсь сегодня пьяной, – в запальчивости говорила себе Шеритра, – прикажу арфисту явиться ко мне в спальню и буду танцевать под музыку в полном одиночестве. Интересно, как дела у Гори? И почему это он ни разу ко мне не приехал? Надо будет завтра написать ему письмо».

Когда на реку уже опускался красный закат, они с Хармином отправились кататься на лодке и проплыли несколько миль к северу. Любуясь великолепным зрелищем, они стояли у леера и смотрели, как северные городские предместья быстро сменяются картинами плодоносных полей и розовыми зеркалами оросительных каналов, окаймленных по берегам пальмовыми деревьями. Когда на причалах поместий, мимо которых они проплывали, стали зажигаться яркие факелы, а прибрежные заросли сделались неразличимы в темноте, Хармин отдал приказ разворачивать лодку, и вместе с Шеритрой они удалились в небольшую каюту. Бакмут ждала снаружи, она сидела, прислонившись спиной к тяжелым занавесям, которые оставались незадернутыми. Молча, не говоря ни слова, повинуясь мягким сумеркам, предвещающим скорую ночь, Шеритра и Хармин опустились на подушки и лежали, тесно обнявшись и тяжело дыша. Их губы с жадностью искали друг друга, руки сплетались в агонии неутоленной страсти.

– О, Хармин, – шептала Шеритра, – я и не знала, что способна испытывать такое счастье! Как я раньше презирала любовь! Как пренебрегала теми, кто повстречал ее в своей жизни, и все только из-за собственного упрямства, нежелания признаться, что и мне тоже нужна любовь!

Он закрыл ее пальцами свои губы.

– Ш-ш, – прошептал он. – Не оглядывайся назад, милая сестра. Той, прежней Шеритры больше нет. Я люблю тебя, и наше будущее принесет нам еще множество ночей, подобных этой.

– Нет, еще лучше, чем эта, – сказала она, приподнимаясь и отбрасывая назад волосы. – Такие ночи – настоящая мука. Ты со мной, и все же… – Ее голос оборвался на полуслове, и девушка была бесконечно рада оттого, что в сумерках ее внезапное смущение было не так заметно.

– Уже совсем скоро ты станешь по-настоящему моей, – ответил он. – Мы поженимся, Шеритра. Неужели ты можешь в этом сомневаться?

– Нет, – ответила она по-прежнему совсем тихо, чтобы не услышала Бакмут. – Но когда, Хармин? Я – царевна, и для меня замужество – важный и серьезный шаг.

Он молчал. Она видела, что молодой человек о чем-то серьезно задумался, а ее вдруг охватило глубочайшее отчаяние, ее била дрожь. «Он подбирает слова, он думает, как бы получше ответить, – лихорадочно думала Шеритра, охваченная тревогой. – Размышляет, как бы помягче выразиться». Но когда Хармин наконец заговорил, девушка несказанно удивилась.

– Я знаю, что свадьба – дело важное и серьезное, – сказал он, – но если бы дело касалось лишь дворцового протокола, я послал бы все подальше и убежал бы с тобой куда глаза глядят. – Она счастливо улыбнулась, хотя в темноте он не мог видеть ее улыбки. – Но существует еще одно обстоятельство, – продолжал Хармин. – Известно ли тебе, Шеритра, что твой отец собирается жениться на моей матери?

От охватившего ее изумления девушка не могла и слова вымолвить, и все же где-то в глубине ее души зрела смутная уверенность в неизбежности именно такого развития событий. Отец совсем потерял голову от Табубы, в этом сомневаться не приходилось. Шеритра это ясно видела, долго размышляла о новой влюбленности отца, но в последний момент предпочла закрыть глаза, отказавшись сделать самый естественный и сам собой напрашивающийся вывод. «Я ведь давно предупреждала его, – думала девушка. – Табуба опасна для мужчин. Я чувствовала это. Но ведь царевич вправе иметь столько жен, сколько пожелает. Женившись на этой женщине, он станет счастливым. А как же Гори? О, бедный Гори! Как ты это перенесешь? Что-то с тобой будет? А с мамой?» И все же сама мысль о женитьбе отца казалась Шеритре в чем-то заманчивой и не лишенной привлекательности, она и сама не понимала почему. Ее неутоленная страсть к Хармину теперь словно разгорелась с новой силой, и желание вновь накрыло ее темной удушающей волной.

– Нет, – проговорила она, едва переведя дух. – Я впервые об этом слышу. А тебе это известно наверняка? Откуда?

– Я просматривал свитки на столе у дяди, хотел найти тот, что он читал нам вчера вечером, – объяснил Хармин. – Там среди прочих папирусов оказался и брачный договор, я развернул его по ошибке. Твой отец уже поставил под ним свою печать, и моя матушка тоже.

– Ты уже говорил с ней об этом? «А говорил ли отец о своих намерениях с мамой и с Гори? И если да, то почему ничего не сказал мне?»

– Нет, – ответил Хармин. – Думаю, она сама скажет мне обо всем, когда сочтет нужным. Прости меня, Шеритра. Я думал, раз уж дело зашло так далеко, что они уже заключили брачный договор, значит, отец непременно должен был все тебе рассказать. Я все ждал, когда ты заговоришь об этом первая, но ты молчала.

На короткое мгновение Шеритру охватила лютая слепая ярость. До тех пор пока Табуба не поселится в новых покоях, какие отец, несомненно, устроит для нее у себя в доме, пока не будут закончены все официальные церемонии, связанные с этим браком, они с Хармином должны оставаться не более чем друзьями. Он подверг опасности ее счастье – счастье, о котором, казалось, так печется. Шеритре хотелось кричать. «Будь ты проклят, отец, и ты сам, и это твое наваждение! Почему ты не мог просто спать с ней, пока страсть не уляжется сама собой, перегорев и затухнув?»

Накал охвативших ее переживаний испугал Шеритру, и она, возможно, даже застонала вслух, потому что Хармин вдруг зажег лампу, и каюта озарилась мягким желтым сиянием.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он взволнованно. – Ты сильно побледнела, царевна.

Шеритра перевела дыхание.

– Значит, с воплощением в жизнь наших планов придется повременить, – собравшись с силами, произнесла она. – Просто я во власти гнева, Хармин, не более того. Отец всего лишь поступает так, как положено ему по праву.

Раздался предупредительный возглас матроса, и Хармин быстро вскочил на ноги, увлекая за собой Шеритру.

– Вот мы и дома, – сказал он. – Извини, что так разволновал тебя. Прости меня. Прошу: не надо ничего говорить родителям. Я совершил ужасную ошибку.

«Нет, это не ты совершил ошибку, – мрачно размышляла Шеритра, выходя впереди него из каюты. – Мой дом теперь здесь, рядом с тобой. Я выйду за тебя замуж и стану жить здесь, а в дворцовые покои моего отца я больше никогда не вернусь. Надо только поговорить с Гори. Ну почему же он не приезжает?»

Той ночью она опять плохо спала. Ей снился Дом воды – бескрайнее темное озеро, плещущееся у ее ног. Стояли сумерки, и унылое небо низко нависло над мрачной водой. Клубился туман. В воде, у самой поверхности, шевелились какие-то невидимые создания. Шеритре не хотелось на них смотреть, но и отвернуться не было сил. Мрачные тени подплывали все ближе, словно некая сила притягивала их к девушке.

Шеритра проснулась на рассвете. Сердце гулко стучало, ноги словно сводила судорога. Несколько минут она лежала, от слабости не в силах пошевелиться, и все же наслаждаясь птичьим щебетанием в пальмовых зарослях, таким знакомым и умиротворяющим. Потом она снова заснула, чтобы проснуться лишь в ту минуту, когда Бакмут поставила перед ней поднос с завтраком.

Она была несказанно счастлива, когда пришла Табуба, как всегда полная энергии и свежих сил. Она вошла в купальню и встала босыми ногами совсем рядом с Шеритрой, на огромный камень для омовений. Вода, каскадом стекавшая по голому телу девушки, скручивалась воронкой и уходила вниз, в специальные стоки.

– Мне приснился сегодня ужасный сон, – выпалила Шеритра, а Табуба только улыбнулась.

– Возможно, царевна ела на ночь тяжелую пищу, – ласково заметила она. – Боюсь, ты нездорова. – Оценивающим взглядом она обвела Шеритру с головы до ног. – Все твое тело в напряжении, от шеи до самых колен, – неодобрительно заметила Табуба. – Пойдем ко мне в комнату, я сделаю тебе хороший массаж. – И, прихватив высокий алебастровый кувшин, она вышла из купальни. Шеритра, выжимая из волос влагу, последовала за ней. Следом потрусила Бакмут.

Перед входом в покои Табубы не было ни единого стражника, и у Шеритры мелькнула мысль, что, может быть, стоит позвать воина, несущего караул у дверей ее комнаты. Но она быстро отбросила эту мысль. Никакая опасность ей здесь не угрожает в любом случае: дом небольшой, и стоит только ей один раз вскрикнуть, как кто-нибудь из воинов непременно ее услышит.

Бакмут проскользнула внутрь вслед за госпожой, прикрыла за собой дверь и устроилась на полу перед дверью. Табуба указала на свое ложе.

– Это масло очень хорошо помогает, когда мышцы напряжены, – сказала она. – Я сама люблю такой массаж. – Табуба откупорила алебастровый сосуд, и Шеритра со вздохом легла на живот. – Не пройдет и пяти минут, как царевна будет чувствовать себя великолепно.

Шеритра не смотрела на свою служанку, но тем не менее чувствовала, что Бакмут очень не по душе все происходящее.

– Спасибо, Табуба, – сказала она. – Массаж – нелегкая работа. Может быть, лучше этим займется моя служанка?

– Не стоит, царевна, – быстро ответила Табуба. – Тогда мне пришлось бы стоять рядом и показывать ей, что и как надо делать, а это еще тяжелее. Так что закрой-ка глазки и, прошу тебя, опусти немного локти, чтобы плечи расслабились.

Шеритра сделала все, о чем говорила Табуба. Казалось, что в комнате все еще царствует сонная ночь, и Шеритра, почувствовав, как на спину ей капнуло пахучее масло, в ту же секунду уловила легкий присвист только что потушенного ночника.

Сначала Табуба выписывала томные круги на спине у девушки, после чего принялась крепкими пальцами ритмично массировать ей позвоночник и плечи.

– Ты добавила в масло свои духи, – заметила Шеритра, расслабленно лежа на постели. – Какой приятный запах! – Запах и в самом деле был приятный. Тяжелый, одуряющий аромат мирры не мог скрыть другого, едва уловимого легкого оттенка, разгадать который не могли ни Шеритра, ни Хаэмуас. Теперь девушка чувствовала, как постепенно рассеиваются ее ночные страхи, а в опытных руках Табубы ее тело становилось мягким и податливым.

Некоторое время Табуба занималась ее спиной, плечами и руками, после чего принялась медленными, размеренными, усыпляющими движениями гладить ей бедра и ягодицы, эти маленькие твердые бугорки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю