Текст книги "Искушение фараона"

Автор книги: Паулина Гейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 41 страниц)

ГЛАВА 18

Смотри! Пред тобой – жилище мертвеца!

Обрушились его стены,

Осталась лишь голая пустыня.

Словно никогда эти люди не жили на свете.

Дорога до Коптоса обернулась для Гори настоящим кошмаром. День за днем он часами просиживал под навесом на палубе, согнувшись в три погибели, думая только о том, когда же достигнет цели. Страх холодными пальцами сжимал ему горло. Его не оставляло чувство одиночества и собственной ненужности. Не покидала твердая уверенность в том, что, возможно, спасение и сама судьба всей их семьи зависят теперь от него одного. Отец сейчас совсем не тот, каким был – спокойным, трезвым и рассудительным правителем. Он выпустил из рук бразды правления, и надвигающийся хаос способен всех их ввергнуть в пучину гибели. Матушка заледенела в плену собственного несчастья. Шеритра, узнав всю правду о Табубе, думает прежде всего о своих интересах, стараясь отгородить Хармина от возможных нападок и обвинений. Но все еще можно поправить, изменить, если и не обратить события вспять, то вернуть на истинный, правильный путь, и совершить эти благие перемены выпало на долю ему, Гори. Правды не знает больше ни один человек. И ни один человек не способен действовать. Груз тяжелой, ужасающей ответственности, который он сам взвалил на свои плечи, теперь казался ему почти неподъемным.

Гори не замечал залитых солнечным сиянием, красивейших видов, проплывавших за бортом, тогда как Антеф подолгу стоял на палубе, во все глаза рассматривая веяльщиков зерна, работавших на берегу в густых клубах пыли, или высокие стопки глиняных кирпичей, охраняемые мальчишками, которые с любопытством глазели на лодку, или ярко-зеленые пятна усадеб знатных горожан, в которых день и ночь на шадуфах трудились рабы, чтобы эти оазисы всегда оставались зелеными и цветущими. По мере их продвижения к югу небо над головой становилось более ярким, более синим, а вода в Ниле заметно поднималась. Далеко вверх по течению, у истоков реки, началось половодье. Вскоре река потечет быстрее, она станет катить свои отяжелевшие воды вперед и вперед, разливаясь на берега, поглощая и заливая поля, окружая храмы, превращая их в островки, смывая ил, грязь, обломанные засохшие ветви и погибших животных, чтобы отнести все это назад, в египетскую землю.

Гори смутно ощущал, что наводнение, сметающее все на своем пути, назревает и в его в жизни, подкатывается волна страха и опасности, которая, вполне возможно, захлестнет его с головой. Его слова, обращенные к Табубе, были пустой бравадой. Он никогда не вникал в чародейское искусство отца и представления не имел, как можно защитить себя, свою жизнь, если где-то далеко, в темной и мрачной комнате некто, снедаемый злобой, произнесет колдовские заклинания и воткнет блестящие медные иглы в восковую куклу. Во дворце осталось множество его личных вещей, украсть которые не составит большого труда, – это и кольца, и одежда, даже склянка с сурьмой, которую он неоднократно держал в руках. В каждой вещи, какую он надевал на себя или часто брал в руки, осталась частичка его самого, и с помощью этой частички можно привести в действие страшное, смертельное заклинание.

Его терзали приступы невыносимой тревоги, и то и дело Гори хотелось встать во весь рост и крикнуть капитану: «Вперед, быстрее!» Но матросы и так трудились изо всех сил, сражаясь с первыми признаками наступающего наводнения, и не могли вести лодку еще быстрее. В том, чтобы останавливаться по пути для молитв в храмах, не было никакого смысла: такие остановки отняли бы слишком много драгоценного времени, к тому же Гори не покидала мрачная уверенность в том, что боги оставили его семейство. В чем скрывалась причина их гнева, он понятия не имел. Знал он лишь одно: страстные слова молитв, что он нашептывал, сидя на палубе и вглядываясь, прищурив глаза, в бесконечный яркий свет южных берегов, рикошетом возвращались назад, терзали его душу, словно упругие мячики, отскакивая от не желающих слушать ушей бессмертных.

Наконец настал тот день, когда лодка, неуклюже развернувшись, ткнулась носом в восточный берег, вытащили сходни, и вскоре Гори, чувствуя под ногами твердую землю, окидывал взором Коптос. А смотреть было особенно не на что.

Здесь начинался и оканчивался путь многих пустынных караванов, вот почему на базарах и в лавчонках бурно кипела жизнь, тогда как дальше, за пустынной дорогой, ведущей к Восточному морю, сам небольшой городок лежал, погруженный в тихую дрему. Кое-где виднелись пальмовые рощи, вода к которым поступала по узким неглубоким каналам. От года к году здесь мало что менялось. «Так вот где у нее дом, – сказал себе Гори. – Возможно, я смотрю на него прямо сейчас, только не знаю об этом».

– Антеф, – позвал он, – сходи на базар и узнай, где живет градоправитель. Потом пойди к нему и скажи, пусть пришлет за мной носилки.

После чего он удалился в каюту и долго сидел, вслушиваясь в привычные и знакомые звуки – те, из которых складывается жизнь прибрежного города. Вскоре, однако, его слух уловил нечто новое – точнее, полное отсутствие всяких звуков. Казалось, Коптос заключил некий союз с пустыней и погрузился во всеобъемлющую, раскаленную солнцем тишину песков. Туда не долетает шум голосов и людской работы. Он не более чем тонкий писк, мгновенно затухающий, поглощенный бескрайним простором и вечным молчанием пустоты.

Прошло некоторое время, и вернулся Антеф в сопровождении четверых носильщиков.

– Градоправитель, узнав о твоем прибытии, впал в неописуемую панику! – воскликнул молодой человек. – Из-за тебя он весь дом перевернул вверх дном!

Гори рассмеялся, и страх на короткое мгновение отступил. Он уселся в носилки, Антеф и двое стражников сопровождали его пешком, и вскоре вся небольшая процессия вошла в ворота, миновала маленькую сторожку и направилась через крошечный садик к дому градоправителя. Хозяин уже поджидал их, стоя в тени парадного входа. Это был высокий человек, от всей фигуры которого веяло спокойствием и уверенностью. Однако когда Гори сошел на землю и приветствовал его, то не мог не заметить, что на лбу у градоправителя залегла тревожная складка, а его почтительный поклон был чуть поспешен.

– Царевич, какая неожиданность! – воскликнул он. – Если бы ты упредил меня накануне, я встретил бы тебя как полагается. Сколько всего человек в твоей свите? Разместиться можно…

– У меня нет свиты, – сказал Гори, – со мной лишь мой слуга Антеф и двое воинов. Я приехал сюда, чтобы провести некоторые исследования по заданию своего отца.

– Но я что-то упустил, – сказал градоправитель. – Насколько я понял со слов нового писца твоего батюшки, царевич передумал и отказался от своих прежних планов заниматься исследованиями. Ему больше не нужны никакие сведения и подтверждения. Мне так жаль, что с отцом того молодого человека произошло несчастье.

– Да, мне тоже жаль, – сказал Гори. – А царевич опять изменил решение, благородный господин. Не стоит по этому поводу беспокоиться. Я пробуду здесь недолго.

Гори никак не удавалось остаться одному. Сначала ему показали покои, где ему предстояло жить. Это была небольшая комнатка с отдельным выходом в сад, рядом с которым он поставил на страже одного из воинов. Затем было необходимо подкрепиться с дороги в обществе градоправителя и его семейства. После всех неизбежных светских любезностей Гори спросил хозяина дома, хорошо ли тот знаком с местной знатью.

Градоправитель кивнул.

– Этот же вопрос задавал мне и Пенбу, мудростью равный Осирису, – ответил он. – Коптос – город маленький, и выходцы из благородных семейств, хотя им и далеко до высшей аристократии, предпочитают заключать браки между собой, люди редко уезжают из родных мест. У одних родословные можно проследить на четыре поколения, у других они буквально теряются в бесконечной глубине прошлых веков, но все ныне живущие мне отлично известны. – Он искоса взглянул на Гори. – Однако я ничего не слыхал о тех троих, что интересуют тебя, царевич. И в окрестностях Коптоса нет имения, оставленного под опеку управляющего хозяевами, что сами перебрались на жительство в Мемфис. Могу лишь предложить тебе обратиться за советом к хранителю библиотеки при городском храме.

– Ты уверен, что все-все имения без исключения имеют хозяев и эти хозяева живут у себя дома?

Безусловно. Дело в том, царевич, что пустыня наступает на наши земли очень быстро, и все пригодные для жизни места теснятся вдоль берега реки. Есть лишь одно имение, в котором никто не живет, но оно пустует уже многие века. От дома остались полуразвалившиеся стены, сад превратился в пустыню, среди песка разве что угадываются обломки каменного фонтана. Полагаю, этот род вымер, а имение отошло в собственность фараона. Сам он, я думаю, не испытывает к этим развалинам ни малейшего интереса, а отдать эти руины кому-нибудь в качестве награды полагает, наверное, ниже своего достоинства. – Он улыбнулся, и Гори почувствовал расположение к этому человеку. – Коптос никак не назовешь райским уголком!

– И все же в здешних местах можно обрести душевный покой, – медленно проговорил Гори. – Я хотел бы осмотреть это заброшенное имение. Где оно расположено?

– К северу от города. Чтобы попасть туда, следует перейти на другой берег самого последнего оросительного канала, – объяснял градоправитель. – Однако я беру на себя смелость предложить царевичу отложить свой визит до вечера, когда воздух станет немного прохладнее.

Гори поднялся, и быстро встали и поклонились все присутствующие.

– Так я и сделаю, – серьезно заявил он. – А теперь мне необходимо отдохнуть.

И они с Антефом ушли. Царевич улегся на ложе, а Антеф на циновке на полу. Антеф вскоре уснул, а Гори долго лежал без сна, вслушиваясь в таинственную тишину. Это отсутствие звуков словно напоминало Гори о чем-то знакомом. В саду послышались шаги, потом голоса, среди которых Гори различил и голосок дочери хозяина дома.

– …Он такой красивый и вовсе не заносчивый, – говорила она какой-то неизвестной подружке. – Конечно, прикасаться к нему нельзя, ведь он – внук фараона, но мне так хочется до него дотронуться…

Гори улыбнулся, повернулся на другой бок и погрузился в сон.

Прошло несколько часов. Ра уже превратился в багряный полукруг, светящийся над горизонтом, когда Гори и Антеф стояли на развалинах каменного причала и вглядывались в открывавшуюся на востоке пустыню. Здесь, совсем рядом, прямо перед их взором, лежали руины старинной господской усадьбы, а дальше за ними, до самого окрашенного пурпуром неба, простирались бескрайние просторы светлых песков.

От дома, выстроенного из глиняного кирпича, остались лишь слабые, едва заметные очертания на песке – прежде здесь возвышались стены. К воде спускались неровные обломки пожелтевшего камня – когда-то они были ступенями. Они стерлись в пологий спуск, из которого местами опасно торчали тонкие и острые каменные пики. Молодые люди обходили их с особой осторожностью.

Стоя на вершине этой лестницы, они скорее угадали, чем воочию увидели недлинную дорожку, которая раньше вела к главному входу в господский дом. Медленно и аккуратно пробираясь по ней, они ощутили под ногами твердость камня. Антеф быстро наклонился, чтобы смахнуть верхний слой песка, под которым оказались гладкие плиты песчаника. Гори замешкался, и Антеф вернулся к нему.

– Здесь главный вход, там – боковой, имеются еще по крайней мере две комнаты, – рассуждал Гори. – А все хозяйственные пристройки, кухни, помещения для слуг, амбары – все поглотила пустыня. Так, а где фонтан, о котором говорил градоправитель?

Они аккуратно пробирались между едва различимых холмиков и канавок, раньше бывших высокими крепкими стенами, выкрашенными, возможно, в ослепительно яркий белый цвет. В свете заходящего солнца эти обломки отбрасывали вокруг изменчивые, прихотливые тени.

В северной части усадьбы они нашли наконец то, что искали. От фонтана остались четыре массивных каменных валуна. Растрескавшаяся чаша была занесена песком, здесь же валялись обломки крышки, когда-то искусно сработанной в образе Хапи, многогрудой богини Нила. Несколько чахлых сикомор из последних сил боролись за существование там, где прежде, наверное, проходила граница сада, а за ними вздымали в небо свои жалкие ветви полузасохшие пальмы. Антеф передернул плечами.

– Какое пустыннное, мрачное место! – воскликнул он. – Здесь явно обитают духи прежних владельцев. Я не стал бы, царевич, строить на этом месте новое жилище!

Гори нетерпеливо махнул рукой, приказывая ему замолчать, а сам стоял, напрягая все чувства, словно к чему-то прислушиваясь. Ему вдруг показалось, что он уже бывал здесь прежде, хотя он отчетливо понимал, что это невозможно. Само расположение древних комнат, ныне не более чем едва обозначенных, планировка сада, где когда-то шелестели ветвями сикоморы, а пальмы поднимались сплошной стеной…

«Нет, – говорил себе Гори, поддавшись меланхолическому настроению предзакатного часа, – это чувство не имеет никакого отношения к действительной жизни, к реальным предметам. Меня смущает сам дух, царящий среди этих развалин, тихий, но в то же время мятежный, дух опустошительный, но требовательный, жаждущий чего-то неизведанного…»

И вдруг он понял. Это ощущение бездонной тишины и словно бы затаившегося, напряженного ожидания охватывало его, когда он бывал в мемфисском имении Табубы, в ее небольшом, чуть запущенном, одиноко стоящем доме. «О, Тот, сжалься надо мной, – молил Гори. – Неужели это правда? Здесь стоит, стоял прежде ее дом?» У себя под ногами, на затоптанном песке, он увидел обезображенное лицо Хапи, улыбавшееся ему пустой и бессмысленной улыбкой. Диск Ра дрожал и пульсировал, медленно скатываясь за горизонт на западе, – бог покидал этот мир, а корявые деревья отбрасывали на песок изогнутые зловещие тени; они, словно змеи, все ближе подползали к Гори.

– Антеф! – окликнул он друга, и в его голосе слышалось явное волнение. – С меня довольно. Пошли отсюда.

С осторожностью они пробрались назад, туда, где у разрушенного причала их поджидала лодка градоправителя, и Гори схватился за весла, не успел Антеф еще как следует устроиться. Он греб изо всей силы, стараясь как можно быстрее оставить позади это мрачное и таинственное, погруженное в зловещую тишину место.

– Но, царевич, это просто невозможно, – увещевал его Антеф. – Мы должны продолжать исследования.

– Вот ты этим и займешься, – ответил Гори. – Я хочу, чтобы ты посетил все благородные дома здесь, в Коптосе, и порасспрашивал их обитателей о прошлом, об их родословных. А я буду работать в библиотеке. – Но в глубине души у него уже созрела прочная уверенность, что он нашел то, что искал.

За обедом Гори и Антеф приятно провели время в обществе градоправителя. Хозяин дома гордился своим положением и с радостью делился с гостями познаниями относительно истории края, начиная с древних времен, когда знаменитая царица Хатшепсут восстановила старинные торговые пути, соединявшие эти места с Пунтом, тем самым способствовав возрождению города, и до нынешнего времени, когда отлично разработанные и удобные караванные пути стали пользоваться здесь большим успехом.

– А кто обладает правом сбора податей с караванов? – спросил Гори. – Или они поступают в общую городскую казну?

Градоправитель улыбнулся, довольный тем, что ему попался искренне заинтересованный слушатель.

– Во дни великой царицы Хатшепсут, когда люди вновь начали пользоваться здешними караванными путями, – принялся объяснять он, – они были полностью переданы в руки человека по имени Ненефер-ка-Птах в благодарность за некие прошлые заслуги, ныне за давностью лет позабытые. И могущественная царица, восхищенная его стараниями, даровала этому человеку благородный титул царевича. Под его разумным управлением караванные пути процветали, и царица была чрезвычайно довольна. Известно также, что этот человек нажил себе немалое состояние и сделался со временем знаменитым магом и чародеем, оставаясь при этом хитрым и предприимчивым дельцом. Однако не мне об этом судить. Но род его прервался. Право на торговлю с Пунтом перешло к Престолу Гора, которому принадлежит и по сей день. – Он с удовольствием хлебнул вина. Жена и дочь смотрели на него с улыбкой. Они, очевидно, привыкли к подобным проявлениям его страстного интереса к истории. – Фараон, твой дед, всегда был к нам милостив и щедрой рукой сокращал налоги, причитающиеся казне от нашего города, – продолжал тем временем хозяин. – А мы все живем надеждой, что право торговли не будет передано какой-то одной семье. При нынешнем положении дел жизнь в наших краях тихая и спокойная, и у нас есть все, что нам нужно.

– Почему прервался род Ненефер-ка-Птаха? – спросил Гори. – Возможно, кто-либо из его отпрысков впал в немилость?

– Нет, дело не в этом, – заверил его градоправитель. – Род вымер в буквальном смысле слова. Ненефер-ка-Птах и его супруга, насколько мне известно, утонули в реке, та же участь постигла их единственного сына Мерху. – Он пожал плечами. – Такова воля богов.

«И ее муж тоже утонул», – подумал Гори, но тотчас отогнал от себя эту мысль.

– Такое несчастье можно счесть наказанием богов за нарушение законов Маат, – заметил он.

Градоправитель пожал плечами.

– Как знать, – сказал он. – С тех пор прошло столько лет, к тому же эта история не имеет никакого отношения к причине, что привела сюда тебя, царевич. Жаль, что я не могу более ничем тебе помочь.

– Я благодарен тебе за твое гостеприимство, – заверил его Гори. – Завтра я намерен приступить к работе в коптосской Обители Жизни. Я недолго буду утруждать тебя своим присутствием, благородный господин.

И после взаимных заверений в безграничном уважении Гори наконец ушел к себе. Они с Антефом еще немного побеседовали. Ночь сгущалась, а у Гори никак не шел из головы недавний разговор за обедом. Вскоре молодые люди замолчали. Антеф растянулся на своей циновке на полу, через некоторое время послышалось его ровное дыхание. Он крепко спал.

Гори снял с пояса кожаный мешочек, который в последнее время повсюду носил с собой, и достал из него старинную сережку, найденную в гробнице. «Как она понравилась Табубе, – с горечью думал он. – Она надела сережку, она смеялась, и сережка так изящно раскачивались у нее в ухе. Чем-то она занята в эту минуту? Может, сидит в темноте, сжимая в пальцах острые булавки, и слова смертельного проклятия, обращенные против меня, уже готовы сорваться с ее губ? Какую из моих вещей ей удалось заполучить? О, Табуба, Табуба, я стал бы тебя холить и лелеять, исполнять всякую твою прихоть, кем бы ты ни была на самом деле». Ему не хотелось плакать, но слезы сами тихо струились по его щекам. Он чувствовал себя совсем юным и таким беспомощным.

На следующий день рано поутру Антеф, вооружившись рекомендательным письмом, скрепленным личной печатью царевича, отправился знакомиться с местной знатью, а Гори пошел в библиотеку при храме бога Амона. Собрание свитков и пергаментов занимало четыре комнаты, следовавшие друг за другом анфиладой, с обеих сторон завершавшейся открытой колоннадой, так что любой ветерок приносил внутрь приятную прохладу. Каждая из комнат была, словно улей на медовые соты, разделена на небольшие клетушки – именно здесь хранились свитки всевозможных размеров и самого разнообразного содержания. Жрец-библиотекарь прежде всего провел Гори по всему хранилищу и все ему показал.

– Я как раз работал в тот день, когда умер писец, приехавший по поручению твоего батюшки, царевич, – заметил библиотекарь, когда они с Гори сидели в небольшой нише для отдыха. – За те четыре дня, что он пробыл в Коптосе, пока его не хватил этот ужасный удар, он все время проводил здесь. А в то утро, когда произошла трагедия, он как раз сообщил мне, что заканчивает работу и собирается продиктовать результаты своих исследований помощнику.

– И какой у него был вид? – спросил Гори, и библиотекарь нахмурился.

– Вид у него был испуганный. Понимаю, это звучит странно, но у меня сложилось именно такое впечатление. Несомненно, его мучила болезнь, но помимо физических страданий что-то лишало его душевного покоя. Он был настоящий ученый, исследователь.

– Да, – подтвердил Гори, и в эту минуту его тоже накрыла внезапная волна страха, словно тем самым он проявлял свою солидарность с покойным. – Я попрошу тебя принести мне все свитки, какие изучал здесь Пенбу, но сперва расскажи мне все, что знаешь о человеке, которому было даровано право заниматься караванной торговлей во времена царицы Хатшепсут.

Лицо жреца просияло.

– О, царевич, какая радость говорить с человеком, кому известно хотя бы имя этой богоподобной царицы! Здесь, в нашем хранилище, имеется даже ее личная печать, поставленная на папирусе, которым она дарует этому человеку исключительное право на содержание караванных путей. О нем спрашивал и благородный Пенбу.

– Вот как? – задумчиво переспросил Гори. – А семья у этого человека была? Где живут его потомки?

Библиотекарь покачал головой:

– Он не оставил потомков. Жители Коптоса считают, что над ним тяготело проклятие. Не знаю, что явилось тому причиной. Не забудь, царевич, все эти события произошли многие столетия назад. Но он сам, его жена и сын утонули. Родители – в реке в Мемфисе, а их сын – несколько дней спустя здесь, в Коптосе. Этому имеются документальные подтверждения. Мерху, их сын, похоронен здесь.

– А его родители? – Гори чувствовал, как само собой напряглось все его тело. «Я не хочу этого слышать, – думал он, охваченный смертельным ужасом. – Градоправителю известно лишь кое-что, но этот человек знает всю историю до конца. О, Амон, я не хочу ничего знать!»

Они похоронены в гробнице, что находится в Саккаре, вблизи Мемфиса, – беспечно ответил библиотекарь. – Их имение, что находилось чуть севернее Коптоса, сейчас лежит в руинах. Никто из местных жителей не хочет туда заглядывать. Люди говорят, что место это нечистое.

Гори казалось, что крепкие ремни стянули ему грудь.

– Я был там вчера, – еле выдавил он из себя. – А как их звали?

– Хозяином имения был царевич Ненефер-ка-Птах, его жена – царевна Агура, а их сын – Мерху. – Увидев, как побледнел при этих словах Гори, библиотекарь быстро налил ему воды. Царевич с трудом поднял чашу к губам. – Царевич, что случилось? – встревоженно спросил библиотекарь.

– Я был в этой гробнице в Саккаре, – еле слышно прошептал Гори. – Царевна Агура – вот единственное имя, какое нам удалось там обнаружить. Мой отец проводил там раскопки.

– Могущественный Хаэмуас свершает великие дела, возрождая старинные памятники, – заметил библиотекарь. – Однако же как это занимательно! Подумать только, как раз та самая гробница! Вы обнаружили ее случайно?

«Случайно ли? – вдруг подумалось Гори, и он не смог сдержать дрожь. – Как знать? О боги, кто может об этом судить?»

– Да, – ответил он. – Но, предвосхищая твой вопрос, могу сказать, что вещи, обнаруженные в этой гробнице, не обогатили наши исторические познания. А где похоронен их сын?

– В некрополе Коптоса, – быстро ответил библиотекарь. – Много лет назад гробница подверглась разграблению, но тело молодого царевича по-прежнему там. Во всяком случае, оно было там, когда я в последний раз совершал обход захоронений благородных господ – обязанность, возложенная на меня Могучим Быком. Крышка почему-то была снята с гроба и стояла прислоненная к стене, но тело оставалось в полной сохранности, набальзамированное и спеленутое.

– Он погиб молодым? – Чтобы выговорить эти слова, Гори понадобилось сделать несколько попыток.

– Да. Мерху прожил на этом свете всего восемнадцать лет, – ответил библиотекарь, и тут же поспешно добавил: – Царевич, ты точно хорошо себя чувствуешь?

А Гори едва слышал, что ему говорят.

– Я хотел бы осмотреть эту гробницу, – сказал он. – И мне необходимо увидеть также и тело.

Библиотекарь бросил на него удивленный взгляд.

– При твоем высоком положении, царевич, тебе не потребуется никаких особых разрешений, – сказал он. – Гробница опечатана, вход завален камнями, но один день работы, и ее можно будет открыть.

– А Пенбу просил разрешения осмотреть эту гробницу?

– Да, просил, – неохотно признался библиотекарь. – Как раз в то утро, когда он умер. Царевич, прошу простить мне мой вопрос, но я хотел бы знать, какова цель твоих поисков?

«Цель моих поисков – выяснить правду, а то, что мне уже удалось обнаружить, вселяет в меня смертельный ужас – такой ужас, какого я прежде не мог себе и вообразить», – думал Гори. Вслух же сказал:

– Я не в обиде на тебя за этот вопрос, но ответить на него пока не могу. Подумай хорошенько еще. Точно не осталось потомков? И никаких родственников?

– Никого, – твердо заявил библиотекарь.

– Хорошо. – Гори поднялся и устроился за столом для работы. – Принеси мне свитки и, пока я читаю, пошли собрать людей по окрестным деревням. Я хочу, чтобы сегодня к вечеру вход в гробницу был расчищен. Ты пойдешь со мной, чтобы опечатать ее вновь, когда я все осмотрю? Видишь ли… – Он запнулся, внезапно ощутив, как кольнула его сережка, хранящаяся в мешочке на поясе. – Одна госпожа, дама благородного происхождения, утверждает, что она – наследница Ненефера.

Но библиотекарь уже яростно мотал головой.

– Это невозможно, царевич, совершенно невозможно. Эта госпожа – самозванка. У нас хранятся все древние записи. Род Ненефер-ка-Птаха пресекся со смертью его сына Мерху.

Гори отпустил библиотекаря и стал ждать. Вскоре тот вернулся с огромной охапкой свитков, которые и выложил на столе перед царевичем.

– Судя по моим записям, это именно те документы, какие изучал Пенбу, – сказал он. – Они охватывают период за десять лет до и пятьдесят лет после того времени, когда жили интересующие тебя люди. Не желает ли царевич выпить чего-нибудь освежающего?

Гори кивнул с отсутствующим видом и принялся разворачивать первый свиток. Он не заметил, как вернулся библиотекарь и принес на подносе воду, вино и закуски, хотя через некоторое время он, по-прежнему не замечая, что делает, съел и выпил все принесенное.

Гори читал быстро, но внимательно, и, по мере того как он продвигался вперед, его страхи и опасения лишь усиливались. Дед царевича Ненефер-ка-Птаха прибыл в Коптос во времена правления Осириса Тутмоса Первого, отца царицы Хатшепсут. Этот человек был надсмотрщиком за памятниками. На той же службе состоял и отец Ненефер-ка-Птаха, и он сам, занявший эту должность после безвременной кончины отца. Перед непонимающим, озадаченным взглядом Гори медленно кружились даты, цифры, краткие описания событий. Каким-то образом Ненефер-ка-Птах оказался задействован в великом и доблестном походе, предпринятом могущественной царицей, целью которого явился Пунт – прежде неизведанная и незнакомая земля, и за свои выдающиеся заслуги во время этого предприятия он был награжден титулом, передающимся по наследству, а также единоличным правом на обслуживание караванных путей, по которым возили мирру, благовония и разные прочие экзотические товары. Через пять лет погибли все члены его семьи. Даты смерти и точное время, когда их имущество отошло в казну, были зафиксированы в рукописях. Там, где сообщалось о смерти этих людей, в конце записи стоял значок, свидетельствующий о том, что род пресекся.

Прочие свитки Гори просмотрел быстрее. Никаких потомков, никого из наследников, даже сколько-нибудь близких родственников, кто мог бы претендовать на оставшееся после них имущество. Они словно бы возникли из ниоткуда, а потом вновь были ввергнуты в полное забвение. Пенбу, как оказалось, ознакомился с некоторыми свитками, имеющими отношение к местным преданиям и сказаниям, и Гори со вздохом придвинул к себе и эту стопку. День уже клонился к вечеру, но жара лишь усилилась. Горячий воздух всколыхнулся – подул легкий ветерок, приятно шевеливший волосы Гори, складки одежды, и это ощущение было приятным. Гори начал читать.

Едва он принялся за второй свиток, как ему стало ясно, почему в этих краях было принято считать, что того давно покойного царевича поразило проклятие, а на развалинах его имения по сей день властвуют некие недобрые силы. «Ходили слухи, – читал Гори, – что царевич владел магическим Свитком Тота. Как ему удалось заполучить такое сокровище, никто не знает, однако достоверно известно, что он и прежде был искусным чародеем, завладев же Свитком, царевич сделался поистине неуязвимым. Однако Тот, разгневанный самонадеянностью этого человека, рассудил наказать его, наложив проклятие и приговорив к смерти в воде, чтобы его ка не могла обрести покоя».

– Я вижу, ты уже добрался до мифов и сказаний, – раздался голос над самым плечом Гори. Царевич подскочил от неожиданности, но это был всего лишь библиотекарь. – Вокруг трагических и малопонятных событий всегда возникает масса преданий и слухов, а в наших краях в душные летние вечера больше и заняться нечем, кроме как пересказывать древние легенды. Во всяком случае, это было любимым занятием простолюдинов.

Гори, озадаченный, пристально смотрел на него. «Этого не может быть, – мысленно уговаривал он себя, – не может быть, не может… – Но внутренним взором он ясно видел, как отец уверенным движением заносит нож и, не колеблясь ни секунды, отрезает свиток, пришитый к мертвой руке… Видел, как Хаэмуас торопливо втыкает иглу в древнюю иссохшую ткань и руки его дрожат от ужаса, как его кровь капает на руку, как одна капля попадает и на Свиток. – Этого не должно быть, – думает Гори, потому что если это правда, значит, мы вступили в царство истинного кошмара, где мы не просто беззащитны и бессильны. Смерть отказывается подчиняться законам природы, вырывается из отведенных ей границ и, приняв личину жизни, свободно расхаживает среди нас. А мы – прокляты и отвержены, и ни один из богов не имеет власти спасти нас».

– Работы в гробнице уже начались, – рассказывал тем временем библиотекарь. – Следить за ними я назначил двух стражников из храма и пообещал, что за их труды они получат вдоволь пива и еды. Надеюсь, царевич об этом позаботится.

Гори поднялся на ноги. Ему показалось, что на это простое движение у него ушло слишком много времени и сил.

– Разумеется, – ответил он, сам удивившись тому, как ровно и спокойно звучит его голос. – Я прочел все, что меня интересовало. Эти свитки я бы хотел забрать с собой в Мемфис.

Однако библиотекарь, почтительно поклонившись Гори, вынужден был ему отказать.

– Мне бесконечно жаль, царевич, но забирать свитки из хранилища строжайше запрещено. Пришли сюда своего писца, и он перепишет все, что тебе необходимо.

«Нет, так не пойдет, – думал Гори. – Если показать отцу записи, сделанные рукой Антефа, он ни за что не поверит. Мне и самому трудно в это поверить. – Однако одного взгляда на умное и непреклонное лицо библиотекаря оказалось достаточно, чтобы понять: этого человека невозможно ни подкупить, ни заставить силой. – И он прав, – сказан себе Гори. Мой отец тоже не позволил бы нарушать установленные законы и правила».